Текст книги "Когда на планете коронавирусня"

Автор книги: Сергей Прокопьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Когда на планете коронавирусня

Первое лирическое отступление

Мои читатели знают повесть «От Камбоджи до Камчатки оставляем отпечатки». Герой её – Саша Ройтер. В этой повести речь пойдёт об институтских годах его родного старшего брата Анатолия. Я бы мог изменить фамилию, так как нижеследующее повествование никак не касается младшего брата. Но, подумав, решил не делать этого, а идти за правдой жизни, вдруг на каком-нибудь писательском витке вернусь к этим двум замечательным Ройтерам.

Институтская группа Толи Ройтера отличалась интеллектом и сплочённостью. Выпустились они из Новосибирского электротехнический института связи (НЭИС) в 1973 году, и каждые пять лет собирались на встречи. Как и положено, съехались, слетелись в Новосибирске в 2018 году, отметили сорокапятилетие выпуска, расставаясь, договорились встретиться на полувековом юбилее – 2023-м. Но в январе 2020 года москвич Витя Айвазовский выступил с идеей собраться не в круглую дату, а раньше – в 2020-м. У него, Вити, как раз семидесятилетие. И он никого, кроме институтских друзей, не хочет видеть на нём. Ушли в прошлое все производственные обязанности и связанные с ними обязательства, Витя вольная птица, как хочет, так и празднует свой юбилей. Посему как бы хорошо в середине мая собраться, и по случаю выпуска, и случаю его, Витиного, юбилея. Отметить встречу. И по-семейному отпраздновать 70-летие.

«Други, – писал Витя, – помните, как праздновали моё двадцатилетие в общаге. Вермутом и портвейном! Жаль, семидесятилетие не можем отметить в 512-й комнате, зато в родном Новосибирске можем!»

Мгновенно откликнулся на предложение Серёга Фурманов. Ему тоже семьдесят в мае. Разница в один день с Айвазовским. Почти у всех 2020-й был юбилейным. Вся группа «классиков» (почему «классиков», скажем ниже) одного призыва, семнадцатилетними пришли в институт. Тот же Толя Ройтер. Ему 15 июня 2020-го исполнялось семьдесят.

Это кажется, что семьдесят лет – ого-го-го-го сколько. В двадцать лет, думается, столько не живут, в тридцать – это ведь немыслимо много, в пятьдесят – много. А если тебе семьдесят наступает на пятки, понимаешь – наконец-то наступила пора настоящей жизни. Не надо вскакивать утром по будильнику с квадратными глазами, не надо бежать сломя голову на службу, суетится, что-то кому-то доказывать, под кого-то подстраиваться, слушать с умным видом всякую чушь. Можно выйти босым на крылечко, сесть на ступеньку, подставить лицо солнечным лучам и сказать: как хорошо на белом свете!

Толя Ройтер в шестьдесят пять лет окончательно ушёл на пенсию и начал активно кататься на горных лыжах. Президент Путин после шестидесяти завязал вставать на горные лыжи, Толя наоборот – вошёл во вкус. Так вошёл, что лыжи не успевают пылью в кладовке покрыться – с ноября по апрель в деле. Он в Сочи съездит, по олимпийским трассам поносится, и в Красноярск, с саянских круч полетает, и в Альпах отметится Итальянских и Швейцарских (что мы – плохо живём или мало кому должны!), в Горной Шории в Шерегеше – это обязательно. В Шерегеш в иную зиму успевает три раза съездить. В Новый год, потом с братом Шурой и компанией омичей (именующей себя «шерегешнутые») в бархатный сезон – в марте, а в апреле – на закрытие сезона. Толя ещё и фотограф, а в апреле благодать для его объектива – неистовое солнце, ослепительно белый снег и флэш-моб – катание в купальниках. Представляете, какое раздолье для фотографа – сотни девушек на лыжах в бикини. Толя и летом не грустит в ожидании снега и мороза, с друзьями такими же возрастными туристами сплавляется по горным рекам на плотах. Пусть не сверхсложные маршруты покоряют, это осталось в амбициозной юности, но тоже поработать надо – рюкзак килограммов в тридцать до речки дотащить, да и на речке прислуги нет, всё самому приходится делать.

Вот и думай: семьдесят лет много или нет?

Не сидит Толя на завалинке.

Не все из их группы дожили до этого возраста. Не все. Поэтому Витин призыв, мгновенно поддержанный Серёгой, был воспринят с энтузиазмом. Толя следом за Серёгой написал в ватсапе:

– Надо собраться!

– У меня тоже юбилей в мае, – написал Аркаша Чайковский. – Мой тоже отметим.

– Мой пусть в июне, но кто празднику рад – накануне пьян!

Серёга создал в ватсапе группу под названием «Май-2020-НЭИС», включил туда всех. Началась переписка. Полетели в группу студенческие фотографии из личных архивов.

– Слушай, Толя, – написал Серёга Фурманов, – интересно, а тётка Оля жива?

– Ты ещё спроси про кота Тишку?

– Кот явно окочурился.

– Нам в 1967-м было по семнадцать, а ей под шестьдесят. Ей сто с длинным хвостиком сейчас, если жива…

– Обидели тётку Олю тогда.

– Не без того…

Котишка Тишка

В селе Родная Долина у Толи Ройтера было четыре закадычных друга. Учились в одном классе, вместе занимались спортом, мечтали о будущем. Двое бредили небом, нацелились после десятого класса в военные лётчики, третий мечтал строить новые города – надумал идти в архитекторы. Толе было всё равно. Хотя нет – тоже был продуктом своей эпохи. Месяц какой-то отучился в первом классе – в космос запустили первый спутник. Все вокруг заговорили о межконтинентальных ракетах и спутниках. Дальше больше, во втором классе – первый полет космического аппарата к луне, в четвёртом в апреле бегали по школе с криками: «Гагарин в космосе!» А потом в космос полетели Герман Титов, Андриан Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Валентина Терешкова, Владимир Комаров, Павел Беляев, Алексей Леонов. Всех космонавтов мальчишки знали в лицо по портретам, которые печатали газеты и журналы, знали даты их полётов на космических кораблях в околоземном пространстве. Поэтому, когда друг Валера собрался в Новосибирск учиться на архитектора, Толя решил составить ему компанию. В справочнике для поступающих в вузы выбрал Новосибирский электротехнический институт, факультет летательных аппаратов. Вот она дорога в небесные дали, космические выси!

Вступительные экзамены проходили в августе. В конце июля друзья собрались в дорогу. Было и радостно, и чуток тревожно, что там впереди. Доехали на автобусе до Омска, дальше ночь на поезде и вот он Новосибирск. Ни разу деревенские парни в столице Сибири не были, местоположение институтов – Сибирского строительного и Новосибирского электротехнического – не знали. В те далёкие советские времена работала в каждом городе «Горсправка». Друзья нашли на вокзальной площади будочку данной организации. Первым обратился за нужным адресом Валера. Приветливая служащая объяснила, что автобусом номер два следует доехать до остановки «Гурьевская», а там рукой подать до искомого адреса. Толя спросил про свой электротехнический институт.

– Да это недалеко от Сибстрина, – сказала из будочки женщина, – можно до той же «Гурьевской».

Друзья обрадовались, рядом учиться. Вместе пошли сдавать документы Валеры, а потом двинулись определяться с будущим Ройтера. Настроение у обоих было приподнятое. Вокруг колготились ровесники, вчерашние выпускники школ. Нашли указанный в «Горсправке» адрес. Толя, пройдя вдоль столов приёмной комиссии, впал в растерянность, – факультета летательных аппаратов не обнаружил. Дабы прояснить ситуацию, обратился к симпатичной девушке, сидящей за одним из столов. Девушка была кудрявая, улыбчивая, весёлая – само обаяние. Принялась разъяснять Толе, что в Новосибирске имеется электротехнический институт, а ещё – электротехнический институт связи, в коем он находится в настоящее время. И это есть очень даже хорошо! Ему более чем повезло. Судьба привела в один из лучших институтов связи Советского Союза, которых всего ничего по стране, а значит что?

– Что? – глядя на девушку спросил Толя.

– А то, – ответила, светясь улыбкой, – специалисты нашего профиля нарасхват. Не раздумывайте, сдавайте документы и поступайте к нам. Будете всю жизнь вспоминать мои слова и благодарить!

Обаятельную девушку не зря посадили в приёмную комиссию. Говорила напористо, уверенно. Умела красиво убеждать.

И Валера внёс веское слово:

– Поступай сюда, рядом будем учиться.

Толя колебался какую-то минуту.

Отец его, Иван Христианович Ройтер, был связистом в Родной Долине. Даже построил в своём саду новое здание узла связи. В пятидесятые годы деревня стала активно строиться. Каждое лето прирастала новыми домами. Хорошела деревня, а узел связи находился в допотопной мазанке довоенной постройки. Иван Ройтер решил: негоже учреждению, которое соединяет деревню со всем миром (приносит в дома новости и песни, музыку и театральные постановки) ютиться в неподобающем здании. После войны он заложил у своего дома и взлелеял большущий яблоневый сад. Росла в нём и другие культуры: малина, смородина, крыжовник, но главное – яблони. Весной сад накрывало кипящее белизной облако, на его крыльях сад вплывал в лето. Летний он был красив и под лучами утреннего солнца, играющего светом у подножия дерев, и в жаркий полдень тенистыми уголками, и на закате, когда вбирал в себя вечернюю тишину. Под деревьями стоял большой стол, вместительный как для сидящих за ним, так и для тарелок с яствами. Нередко собирал он вокруг себя весёлые компании гостей.

В один год хозяин сада решительно пожертвовал его частью под новый узел связи. Кинул клич односельчанам – строим. В деревне было принято возводить дома совместными усилиями. Целые улицы так поднимались. Летом в выходной день соберётся деревня на месте будущего дома, закипит работа. Кто-то стены из саманного кирпича кладет, другие брёвна на доски распускают. Пилорамы в деревне не было. Ставились высоченные козлы, на них зажималось бревно. Один мужик сверху на козлы становился, другой под ними, и давай двуручной пилой водить вверх-вниз… По этой схеме узел связи возводили всем миром. Иван Ройтер не только в хитростях радиосвязи разбирался, много что умел делать, а уж топор играл в его руках. Районное начальство идею нового узла связи поддержало, тем более Ройтер денег не просил, он сам вложился в строительство. Колхоз не отказывался помогать, но на ту пору хозяйство испытывало экономические трудности, Ройтер не стал ждать лучших финансовых времён, отдал свои накопления, жена учителем хорошо зарабатывала. Чем помогло районное начальство связи, разрешило использовать старые столбы на половую доску, стропила. Узел связи возвели в два этажа, с балконом, который поддерживали мощные листвяжные колонны.

«Ладно, буду связистом, как папа», – решил Толя и сдал документы очаровательной девушке.

– Спасибо ей! – говорит Толя. – Никогда не жалел, что окончил НЭИС.

Он поступил, а Валера завалил экзамен, рядом друзьям учиться не довелось.

Мест в общежитие на всех студентов не хватало. На первом курсе Толя Ройтер познавал радости жизни по квартирным углам. Сдавая вступительные экзамены, познакомился с Серёгой Фурмановым, приехавшим в Новосибирск с восточных окраин нашей Родины – Петропавловска-Камчатского. Ему подвернулся отличный вариант жилья в доме, расположенном в смешных шагах от института, будильник можно ставить за пять минут до начала лекции. Улицу перебежал и ты в аудитории, просыпайся и впитывай знания, внимая лектору. Никакой транспортной усталости от давки в автобусах и трамваях. Метро ещё не было в Новосибирске.

Апартаменты представляли двухкомнатную квартиру, комната площадью восемнадцать квадратных метров была отведена в распоряжение студентов. Хозяйка жилплощади – тётка Оля – пенсионерка, лет этак пятидесяти семи, полная деятельных сил. На лавочке перед подъездом с бабульками не сидела, работала сторожем в детском саду, а доброту своего сердца отдавала коту Тишке. Мужа пять лет назад похоронила, детей Бог не дал, зато имелся – Тишка. Был он красавцем. Шерсть пушистая, чёрно-бурого медвежьего цвета с отливом. На кончиках ушей кисточки, как у рыси, глаза умные и наглые. Характер имел вредный. Не сказать, что враждовал с Толей и Серёгой, но недолюбливал, они ограничивали его жизненное пространство, не пуская в свою комнату. Страшно не любил закрытые двери. По утрам рвался к студентам, не давая квартирантам спать.

Тётка Оля обожала любимца до невозможности. Сам за себя говорит факт: было дело, тётка Оля мышку коту поймала. Об этом интимном факте широко не распространялась, по большому секрету посвятила в него соседка по лестничной площадке тётя Лиза. Щедрая душа, она принимала участие в судьбе наших студентов, подкармливая их пирожками собственного приготовления. Пирожки пекла с картошкой, мясом или капустой, и обязательно приносила тарелку, из расчёта по три штуке на каждого, Серёге с Толей. Тёти Лизину стряпню ели они с большой охотой – не отказывались. Тётя Лиза поведала про то, как тётка Оля прочитала в книжке, что самое полезное для кошки питание – это мышка. В ней содержатся все необходимые микроэлементы для гармоничного развития Мурок, Васей и Кисок. То бишь, в природе всё рационально: если ты кошка, лови мышку.

Тётка Оля очень хотела, чтобы Тишка развивался в полной гармонии, и отправилась на мышиную охоту. В детском садике, который охраняла тётка Оля от посторонних посягательств, водились эти полезные для кошек грызуны. Мышеловку с пружиной и ударным механизмом охотник отмел в качестве орудия охоты, как дающую неживой трофей. Тётке Оле нужна была мышь в полном здравии, посему приспособила литровую банку в качестве ловушки. И поймала зверя. Принесла Тишке, с замиранием сердца выпустила перед носом любимца, мышь попыталась улизнуть под диван, но кот, который в жизни не видел подобного зверя, одним прыжком настиг его, мастерски придушил и бросил под ноги хозяйке. Не стал употреблять в пищу комплекс витаминов, микроэлементов и других ингредиентов, полезных для гармоничного развития кошачьего организма. Зря тётка Оля ночь сидела в засаде с настороженной на зверя банкой-ловушкой. Любил Тишка курицу, говяжий, домашнего приготовления фарш, из колбас ел одну докторскую. Была у Тишки губа не дура.

Время от времени тётка Оля поила Тишку валерьянкой. Эта картина заслуживала внимания. В каком бы углу квартиры Тишка не находился, летел на кухню в предвкушении кайфа, стоило тётке Оле открыть аптечку с заветной бутылочкой. Мог снести любого, кто оказывался на пути. На кухне ходил в нетерпении кругами вокруг хозяйки и орал. В переводе с кошачьего это значило: не томи душу – наливай! Тётка Оля отталкивая кота, боясь, как бы он не запрыгнул ей на грудь, наполняла запашистой жидкостью ложку. Затем склонялась к Тишке, тот, шуруя со страшной скоростью языком, в мгновение ока опустошал ложку. После чего с блаженной мордой уходил в комнату и разваливался на диване.

– Тётя Оля, у него нет алкогольной зависимости? – с серьёзным видом спрашивал Серёга! – Валерьянка на семьдесят процентов из спирта состоит!

– Тиша норму знает! – с гордостью за своего воспитанного кота отвечала тётка Оля.

С вселением к тётке Оле Серёги с Толей, открылась ещё одна страсть у кота – красная икра. Серёге раз в месяц с островной Камчатки приходила посылка с рыбными деликатесами. Мало того, Камчатка была рыбным Клондайком Советского Союза, Серёгины родители работали не последними людьми в рыбной отрасли края. Кета или горбуша, кижуч или чавыча, копчёная рыба, солёная. Деликатесы укладывались в фанерный ящик, предварительно упакованные на десять рядов, чтобы никаких рыбных запахов не проникало наружу. Но кот чуял желанное через фанеру, бумагу, кальку, ткань. Завидев посылку, начинал ходить винтом: требовательно мяукал, тёрся о Серёгу. Не так прельщали его чавыча или кета, хотя тоже употреблял, в посылке обязательно находилась укутанная в бумагу и толстый слой марли пол-литровая банка красной икры. Вот на что западал Тиша. Обожал пусть и не больше аптечной валерьянки, но и не намного меньше. Казалось бы, икра солёная, нет – трескал за милую душу.

Тётка Оля была счастлива, глядя, с каким аппетитом любимец пожирает икру.

– Вы сами-то ешьте, – угощал Серёга.

– Да мне чё, пусть Тиша кушает.

Свою долю отдавала коту, тот без зазрения совести обжирал хозяйку.

В тот вечер Серёга принёс посылку, а тётка Оля ушла на дежурство. Устраивая рыбный пир, друзья единогласно постановили: к рыбе нужно сто граммов. Тётки Оли нет, можно позволить себе под царскую закуску выпить пролетарской водки. Купили поллитровку, накрыли стол. Тишка тоже участвовал в трапезе, получал свою порцию икры, урча от удовольствия, съедал, с довольной мордой отходил переварить. Затем снова тёрся о ногу Серёги.

– Слушай Тишка, ты ешь икру, как пирожное! – сказал Серёга. – Не противно? Нужно сначала треснуть водочки.

– Может, валерьянки ему? – предложил Толя.

– Зачем эту гадость! Слушай, Тишка, тресни с нами водочки!

И Серёга налил в столовую ложку водку. Попытался поднести к носу Тишке, тот отпрянул. Серёгу реакция кота не смутила, он безжалостно сгрёб кота в охапку, начал силком вливать водку в зубастую морду. Тишка «трескать» отвратно пахнущий напиток не хотел, до крови поцарапал Серёге руку. Однако не остановил кровавой раной Серёгу, тот довёл задуманное до конца, влил в глотку кота ложку сорокоградусной. Тишка мотнул головой и залез под диван. Даже закусывать икрой не стал.

– Ну, ты и изверг, – осудил Толя друга.

– Он ещё счастья своего не знает, – сказал Серёга.

Самое забавное, Серёга оказался прав. Вскоре Тишка выполз из-под дивана и начал ластиться к Серёге, тереться о его ногу. Вовсе не икру просил, к ней интерес потерял. Следующую ложку водки Тишка принял без сопротивления и когтей, сам вылакал до капли. И ещё пару раз подходил за добавкой. Только что песни не начал петь

– Совесть надо иметь! – хохотал Серёга. – Закусывай, а то наклюкаешься!

Тишка не послушался опытного Серёги и наклюкался.

Утром друзья проснулись от громких причитаний тётки Оли. Она стенала над котом:

– Тиша, что с тобой?

Кот лежал пластом. Умирал. Его всегда холёная пышная шерсть, которую едва не каждый день вычёсывала хозяйка, выглядела свалявшейся куделей… Ни лоска, ни блеска, ни красоты.

Не оклемался кот к вечеру, когда Серёга с Толей вернулись из института.

– Даже валерьянку не хочет, – жаловалась на недуг любимца тётка Оля. – Не знаю, что и делать?

Друзья помалкивали о причинах недомогания кота. Тишка отошёл к вечеру следующего дня.

И всё бы ничего, кабы Серёга не проболтался тёте Лизе под строжайшим секретом. Та принесла пирожки, тётка Оля опять ушла на дежурство, Серёга уминая пирожок, расслабился и проболтался.

– Тиша, ты зачем так напугал хозяйку? – спросила кота тётя Лиза.

Серёга возьми и скажи про Тишкину страсть к алкоголю.

На следующий вечер, тётка Оля встретила вечером студентов суровым:

– Так, друзья хорошие, мне такие квартиранты, которые изгаляются над слабыми животными, не с руки. Я к вам, как к сыновьям, а вы удумали кота спаивать! Да где это видано, чтобы бессловесную тварь силком приучать к выпивке…

Серёга пытался просить прощения, дескать, бес попутал. Ничего не помогло – тётка Оля была непреклонна.

– Вы не дети малые, – гвоздила квартирантов, – понимать должны, кот животное нежное, хрупкое, а вы его алкашом подзаборным делаете.

– Мы думали, раз валерьянку употребляет, ему и пятнадцать капель не повредит.

– Ты не равняй лекарство с алкоголем! Всё – съезжайте!

– Подождите хоть недельку, – слёзно просил Толя, – жильё найти!

– Дня лишнего видеть не желаю. Чтобы утром духу вашего не было.

Пришлось собирать чемоданы. Дней десять жили друзья нелегальщиками в общежитие, потом нашли полдома в частном секторе. С печкой, углем, водой с колонки…

Первое коронавирусное отступление

Первый звонок прозвенел в марте, когда Толя Ройтер с братом Шурой и компанией омичей, именующей себя «шерегешнутые», катался в Шерегеше. Днём носились с «Доллара», «Мустага», «Булочки», «Лба», а вечером шли в баню всей компанией. Пиво, гитара, горячий берёзовый веник. Пели песни, вспоминали забавные случаи из не короткой жизни…

А утром снова на гору, гдесогласно песни Юрия Визбора:

Там где лыжники

летят по снегу,

где неистовое солнце

о щеку красотки трётся щекой…

Было солнце, величественные ели Горной Шории, которым безразлично из какого крутого склона произрастать, всё одно тянутся сугубо вертикально в небо. Мимо них носились на лыжах и досках в ярких костюмах красотки, щёки коих тонировало загаром неистовое солнце. Шерегешнутые друзья-омичи не отставали от красоток. Не в плане – гонялись за ними, как и те наслаждались скоростным скольжением по снежным склонам. Со свистом в ушах, тугим ветром в лицо.

В то утро, прокатившись раза по три, размявшись, собрались на горе с кондитерским названием Булочка глинтвейн попить. Пьют глинтвейн, вспоминают вчерашние посиделки в бане и тут Шура Ройтер получет от своего шефа эсэсмэску: «Александр Иванович, ты смотри, не попади в карантин».

Это прозвучало в середине марта весело и несерьёзно. Какой такой карантин в мирное время. Но, оказывается, время уже было не мирным. Толя вечером получил эсэмэску от своей жены: в Омске а в магазинах смели гречку и туалетную бумагу. В два дня. Когда-то люди запасались на чёрный день мукой, солью и спичками. Огонь в очаге поддерживать, хлеб испечь, похлёбку посолить. Но чтобы гречкой и туалетной бумагой обеспечивать себя в первую очередь. Новое время – новые песни.

По ватсапу полетел анекдот:

– Почему скупаю туалетную бумагу?

– Потому, что на каждого чихнувшего, тут же сто обделавшихся.

На тему исчезновения туалетной бумаги народ, её скупивший, повеселился от душу. К примеру:

– Сегодня видел, как фуру с туалетной бумагой сопровождали инкассаторы. Интересно, в магазин повезли или кто-то на депозит в банк положил?

Или:

– Никто не подскажет: сколько рулонов туалетной бумаги брать из расчёта на десять килограммов гречки?

На первом этапе кашель выдавался знатоками за явный симптом коронавируса:

– Жена ночью кашлянула, у меня вся жизнь перед глазами пролетела.

В автобусе на кашель соседа женщина в испуге округлила глаза:

– У вас что – коронавирус?

– Да нет, открытая форма туберкулёза.

– Слава Богу.

Народ нервно резвился, предложил новую статью в Уголовный кодекс: «Фраза: “Да, чхал я на тебя”, – приравнивается к покушению на убийство».

Из мило простеньких анекдотов на данную тему: «Парашютист, который не надел парашюта, умер от коронавируса».

На первом этапе особо популярными оставались два направления коронавирусного юмора и сатиры – маски и профилактика «короны» при помощи водки и самогона. Маски предлагались из трусов, носок, футболок, и даже пэтбутылок с завинчивающимися крышками в районе рта. Открутил, выпил сто граммов из узкой длинной колбочки, маленьким огурчиком закусил – и никакая корона не страшна.

Серёга Фурманов взял на себя обязанность веселить группу «Май-2020-НЭИС», каких только роликов с «коронавируснёй» (так окрестил явление) не размещал. Попутно серьёзным делом занимался: агитировал на встречу в Новосибирске. Самым сложным случаем оказался Петя Волков.

– Пропал, как сквозь землю, – докладывал Серёга Толе Ройтеру.

– Петя ещё тот кадр, – соглашался Толя. – После диплома исчез, ни разу на встречи не приезжал.

– Петю надо разыскать живого или не очень! – говорил Серёга. – Прикинь, не будь этого пазла в нашей институтской жизни, она бы процентов на пятьдесят поблекла.

– Петя не отнять, не прибавить пазл! Помнишь «Кашу из топора»?