Текст книги "Ёксель-моксель"

Автор книги: Сергей Прокопьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

ШВЕЙЦАРИЯ НА ПОЛКРОВАТИ

– Не буду шмутье твое драное стирать! Хватит! – кричала Клавдия. – Жадишься денег давать!

– Нету, – бубнил Витя Фокин, мужчина средних лет.

– И на кормежку не ходи! Нашел дурочку с переулочка!

– Твоей фигуре вредно много есть, плывет.

– Как лапать, так пойдет! А тут сразу не топмоделистая! Че тогда квартирантом на полкровати пристроился?..

– Нету денег.

– Не надо было клад сдавать?! – плюнула солью в старую рану Клавдия. – И вообще – побаловались и буде, сделай тете ручкой!

– Не возьму тебя в Швейцарию! – обиженно бросил с порога Витя.

– Ой-ей-ей! Напугал козу морковкой! На носу боком ты в нее поедешь!

Витя подхватил узелок с бельем и поднялся к себе, двумя этажами выше. Последние семь месяцев он частенько квартировал у Клавдии «на полкровати». И вот получил от ворот поворот. Или облом, по-современному.

Жил Витя берложно. Однокомнатная квартира была обставлена односпальной кроватью. Выпущенная ширпотребовским конвейером лет тридцать назад, она давно обезножела, горизонт спальной поверхности держали куски шпал.

– Паровозы не снятся? – вышучивала кровать Клавдия.

– Проводницы и стрелочницы, – отвечал Витя. – Вот с такими стрелками.

Проблему постельного белья Витя решал с завидной изобретательностью. Чистая простыня складывалась вдвое. Сначала эксплуатировалась одна половина конструкции, через пару недель – вторая. Затем простыня перегибалась на другую сторону, что обеспечивало еще две смены. С наволочкой такой номер экономии не проходил, посему Витя спал на плюшевой подушке.

Из мебели имелись также гвозди по стенам, исполняющие функции платяного шкафа.

Окна украшали музейных времен занавески с ретро-выбивкой 60-х годов.

Вместо ковра над транссибирской кроватью был прибит флаг. Но не персидский, то бишь – иранский, а швейцарский. Красное полотно с белым крестом.

Вернувшись от Клавдии, Витя лег на железнодорожное ложе. «Зря ей про клад болтанул», – подумал с закрытыми глазами.

Клад был печальной промашкой давних лет. Витя нашел его на кладбище мамонтов. Как эти вагоны с хоботом в доисторически древнем году оказались на кладбище, Витя не знает. Может, стадо ловило дремотный кайф после водопоя. Стояло на высоком, с которого сдувало комаров, берегу, а тут ледник снегом на голову. Не успели толстокожие сообразить, что в природе катаклизм, как перешли в свежемороженую фазу. И мех не спас.

А может, кладбище возникло по другой причине – первобытная скотобойня на данном участке располагалась? Местные, не менее чем мамонты ископаемые, люди с дрекольем, камнями и шестоперами заманивали пропитание с бивнями в ловушки – оврагов кругом немерено, – ломая ноги, срывались простодырные травоеды с кручи вниз, а там уже плотоядно раскочегаривали костер двуногие мясоеды. И вскоре обглоданные кости весело разлетались от первобытной трапезы в разные стороны, создавая это без памятников кладбище. На коем Витя наткнулся на клад, хотя искал вместе с классом доисторический скелетный материал.

Весной, когда бивни и другие останки вешние воды вымывают на обозрение, школьники пошли пополнять свой музей. Поисковый день у Вити складывался из рук вон. Всего одну кость обнаружил, и та из более позднего периода захоронения – собачья. Уже под вечер спустился в овраг и глядь – торчит экспонат. Не собачьего происхождения, без экспертизы видно, от мамонта. Витя хвать-похвать, а кость не вытаскивается из доисторического кладбища в музей. Заметался юный археолог, чем бы подковырнуть находку? Туда-сюда дергается, а под ногами поисков пенек березовый путается. Пнул с досады, чтоб не мешался. На что пенек зазвенел от обиды.

– Ах, ты, пень-забубень! – рассердился Витя и еще раз пыром приголубил помеху на тропе археолога.

Пень вылетел из земли, сея на лету ложки, вилки, деньги, кольца, кулоны и цепочки.

– Ничего себе пенек! – раскрыл рот Витя, разглядывая березовый туес и его содержимое.

А потом заорал на все кладбище, наверно, так мамонты ревели, когда летели вниз бивнями в ловушку:

– Клад! Клад!!

Класс, конечно, сбежался на чужое добро…

– Я клад нашел! – примчался домой Витька.

– Где он? – мелко завибрировал отец.

– Отдал! – сиял Витька.

– Кому? – крупно завибрировал отец.

– Учительнице, она сдаст куда надо!

Отец заходил ходуном.

– Пенек! – закричал он. – Зачем орал на всю округу?! Зачем?! Сунь клад в рюкзак, и концы в воду!

– Это достояние государства! – возмущался дремучести родителя комсомолец Витя.

– Государство его закапывало? Ты кошелек на улице обронил – тоже достояние государства?

– Мне по закону полагается 25 процентов.

– Всыпать тебе полагается 225 процентов по заднице! – хватался за ремень отец.

Ременных процентов Витя не получил, мать отстояла. Как, впрочем, и законных. Клад, согласно полученным из Москвы бумагам, в разряде лома пошел на переплавку.

– Золотые цепи, кресты, «десятки», «пятерки», броши, кулоны в переплавку! – снова крупно вибрировал отец. – Пенек! Ой, пенек! Наделают из них разъемов и проволоки!

Отец и через десять лет не успокоился.

– Пенек стоеросовый! – обзывался время от времени. – На миллион человек одному-разъединственному в 100 лет такая жар-птица!.. А ты? Пять килограммов золота и серебра своими руками в прорву! Ой! пенек!

– Куда бы я их дел?

– Я бы реализовал! А деньги на книжку! Они бы уже страшными процентами обросли!

– Ты и так засолил их навалом!

– Не твоего, пенек, ума дело!

Отца всю жизнь разрывали две огненные страсти. Деньги и водка. Страсть как любил пополнять вклады на сберкнижке и был чересчур склонен к питию. Взаимно-уничтожающие чувства. Первое трупом ложилось на пути второго в водочный магазин. Если на свои покупал. И в то же время на дармовой выпивон никаких шлагбаумов. Тут и возникала заковыка – стоило отцу помазать губы, как душа щедро начинала выворачивать карманы, деньги радостными голубями летели в водочный отдел… На следующий день не так с похмелья страдал, как жаба давила – столько угрохал. До сберкассы не донес.

Трезвый тащил туда все что можно. К 1991 году имел вклады в объеме трехкомнатной квартиры. Когда ее коровьим языком слизала либерализация цен, чуть инфаркт не шандарахнул старика.

– Ой, пенек! – истязал себя. – Ой, пенек!

Отвлекла от инфаркта вторая страсть. Попил водки, снял стресс, а вскорости начал играть в «Русский дом Селенга». Закладывал туда всю пенсию и что с сада-огорода выручал. Гараж продал. Жил по-вегетариански: без мяса, с черно-белым телевизором.

– Нет, не пеньки мы, – во множественном числе навеличивал себя, ведя подсчеты бешено накручивающихся процентов, – все вернем! Эх, Витек, зачем ты клад в рюкзак не сунул. Сейчас бы на нем такие деньги наварили. Золотые цепочки метровых размеров, платиновый перстень в форме кошачьей головы, кольцо с изумрудом…

Отец знал наизусть весь перечень клада

От удара с крахом «Селенги» и водка не помогла.

«Я пойду другим путем», – хороня отца, решил Витя.

…А сейчас, лежа на транссибирской кровати, с удовлетворением думал: «Верным путем иду».

Зазвонил телефон.

– Выезжаю, – коротко бросил в трубку Витя. Надел джинсовый костюм, взял самый приличный во всей квартире предмет – кожаный дипломат…

Не подумайте, что «другой путь» у Вити – это антисанитарная дорожка деклассированного элемента. Витя располагал актуальным рукомеслом. Вскрывал сейфы. Как консервы. И не воровским, среди ночи с пистолетом за пазухой, способом, а официально – по вызову в бессилии плачущих перед ящиком с деньгами хозяев. Когда близок рублик, а не достанешь.

При всеобщей банкотизации страны сейфов на душу народонаселения стало больше, чем денег у большей части народа, которой сколько кредит в очной ставке с дебитом не своди – сальдо карман не тянет. А у кого «тянет», те норовят его в сейфы упрятать от посторонних глаз и карманов. Но раз в год и палка – гранатомет. То есть ляжка размечталась, чтобы ее деньги жгли, а в закрома их хранения доступа нет. И хоть ты мозоль на языке набей: «Сим-сим, открой!» – Сима бессильна. Надо за Витей бежать. А он такой мастер, что дунет, плюнет, перекрестит заартачившийся замок и… берите ваши сбережения, отслюните специалисту…

Не всегда в деньгах запертое под заевшим замком счастье заключалось.

Был случай. Новый год на носу. Совсем на кончике, а Витю от телевизора срывают. Господин с толстой мошной из Европы шампанское привез. И не простое, что на рупь ведро, а из королевских погребов. Легче иной автомобиль купить, чем бутылку такого алкоголя. В гараже его держать не будешь. В сейф поставил. В Новый год захотелось выдрючиться. Назвал гостей, закуски накупил. Побежал к сейфу, дескать, не бормотье в честь праздничка под елкой употреблять будем! Готовьте бокалы под эксклюзив.

Гости всегда давай. А близок сосуд, да не нальешь. Хоть автогеном сейф режь. Взбрыкнул тот по причине, что вместо буфета используют, и обрезал хозяину кайф. Гости подначивают: «Нагнал про супершампань!»

И стрелки на часах блохами скачут на встречу друг с другом в высшей точке. Срам, позор и стыдоба.

Хозяин за Витей послал.

Шепчет мастеру по прибытию: «Откроешь до двенадцати – хорошие бабки получишь и напою». За две минуты до курантов Витя обеспечил доступ к королевским пузырькам. Чести отведать напиток земных богов удостоен не был, зато 200 долларов отхватил.

Ему больше ничего и не надо. Пить-то Витя давно ни-ни.

В тот раз, когда вызвали после размолвки с Клавдией, тоже не из-за денег сыр-бор вокруг замка с секретом разгорелся. Босс водочной фирмы в Нью-Йорк собрался, билет на берега Гудзона в сейф засунул. Из расчета: подальше от ревнивой жены положишь – ближе возьмешь. Эта истеричка может и порвать, если узнает, что с переводчицей летит.

Целее целого лежит билет в сейфе, и хоть вместе с ящиком тащи его в аэропорт, чтобы на рентгеновский просвет зарегистрировали. Иначе никак. Бьется путешественник с замком, матершинными выражениями на нет исходит, а проездной документ с каждой минутой все ближе к ценности фантика от съеденных конфет приближается. Можно выкинуть, а можно в семейный архив сдать.

Витя на то и мастер, чтобы остановить процесс девальвации. Поковырялся с зауросившим замком, не дал улететь самолету за океан без билета из сейфа.

100 долларов за оперативность отхватил.

Сунул их в тайник под транссибирской кроватью. Но не все. Один понес к Клавдии с узелком белья.

– Клав, постирай, а! Хотя бы рубашки.

– А в Швейцарию возьмешь? – сунула доллар в карман фартука Клавдия.

– Конечно! – с готовностью сказал Витя. – Цюрих, Берн, Женевское озеро.

Кстати, о девочках, Швейцария была не для запудривания женских мозгов. И не пустопорожними грезами с флагом над кроватью. Без инвестиций в виде манны небесной видел себя Витя на улочках Цюриха. Без розовых слюней изучал карту Берна. Открывая заклинившие сейфы, он прорубал лаз в Европу. Расширяя его с каждым покоренным замком. Чалдон Витя с круглой, как блин, нос кривой картошкой, физиономией, имел счет в Швейцарском банке. И жесткий план – увеличивать сумму вклада на семь тысяч долларов в год. План героически выполнялся.

– Почему Швейцария? – спросила, разводя порошок в тазу, Клавдия.

– Чем я хуже Ленина?

– Тогда я не хужее Крупской! – хохотнув, провела историческую аналогию Клавдия.

– А то! – поддакнул Витя. – Конечно, не хужее!

Сам подумал: «Нужна ты мне там, как ежик за пазухой! Неужто в Швейцарии не устроюсь к какой-нибудь бабенке квартирантом на полкровати?..»

ВЗРЫВ В ПЯТКАХ

«Завязывать надо с куревом, – думал Петя Кобылкин. – И не бантиком, а бабским узлом».

Смолить Петя начал тридцать лет назад. С бычков. Не так курить в ту пору хотелось, как себя показать. Лучшие в селе бычки – бычары – были у директора школы Николая Ивановича, или – Коли-Вани. Жил Коля-Ваня в километре от школы, на этом пути выкуривал три беломорины. И как выкуривал – до половины. Для него главным в процессе было не наглотаться дыма до одури, а остановиться, не спеша достать пачку, щелчком выбить папиросу, чиркнуть спичкой и сделать первую, самую сладкую затяжку, дальше курил на ходу, в безвкусном автоматическом режиме.

Бычки после этого получались знатные, на дороге такие не залеживались. За ними шла напряженная охота. Курцы в пионерских галстуках, крадучись от палисадника к палисаднику, сопровождали директора. Вот «бычара» брошен, Коля-Ваня неторопливо идет дальше. Охотники замирают перед броском. Нельзя допустить фальстарта и выдать себя, тем более – нельзя задержаться с рывком. Наконец, стая срывается с места, счастливчик хватает добычу, а несчастливчики снова крадутся за Колей-Ваней – он опять достал из кармана пачку.

В шестом классе на охоту вышел Петя. И не было дня, чтобы не докурил раз несколько за Колей-Ваней. У Пети в стартовый момент что-то взрывалось в пятках, ураганная сила швыряла к финишному бычку, и бесполезно было угнаться.

– Петьке легче ноги выдернуть, чем обогнать, – ворчали нерасторопные конкуренты.

– Ноги выдернуть, а спички вставить!

– Курить – здоровью вредить, – выпускал победный дым Петя.

Однако через два года взрывы вдруг бесследно исчезли. Напрочь. Петя вынужден был от Коли-Ваниных деликатесов перейти на обычный бычково-подножный корм.

«С такими ногами, кабы не курил, – сокрушался позже, – до олимпийского чемпиона мог добежать».

С тех пор осталась в Пете дурная привычка насмерть выкуривать сигарету, чтоб ни одна табачинка не пропала. Уже фильтр огнем занимается, он все дымососит. И еще была неистребимая особенность – курить в ожидании автобуса. Не успеет подойти к остановке – рука прыг в карман за сигаретой. Пока голова спохватится – дым уже из ноздрей валит. Сколько сигарет перепортил! Только затянется – автобус. А забычковать на потом, так низко Петя не мог опуститься.

В тот памятный день произошел аналогичный случай – не успел раскурить сигарету, автобус припыхтел. Ё-мое и ваше! Петя начал затягиваться с частотой пулемета. Последний раз курнул, уже запрыгнув на нижнюю ступеньку отходящего транспорта. Затянулся, бросил за борт бычок, лязг закрывающейся двери совпал с матерным криком.

Было от чего матюгнуться. К уходящему с Петей автобусу подбежал парень в меховой кепке. Пытаясь ухватиться за поручень, он нетерпеливо раззявил рот, поторопить Петю: «Ну, ты! давай быстрее!» Не успело понукание вылететь из широко разинутого рта, в него, как в урну, упал бычок. Горящий.

– Ё-е-е! – зарычал парень вослед уходящему автобусу.

«Вот елки!» – не очень расстроился Петя и плюхнулся на заднее сиденье.

А парень, отплевываясь, побежал за автобусом.

Петя дремал, когда на следующей остановке влетел обожженный окурком.

– Ты! – схватил он Петю за грудки. – Козел старый!

И вышвырнул Петю из автобуса.

Петя упал на пышную даму.

– Наквасился с утра! На сладкое потянуло! – сбросила с себя инородное тело женщина.

– Сам он козел! – обиженно крикнул Петя.

Вдруг в его пятках произошел давно забытый взрыв, и Петя вихрем полетел за автобусом с мстительной мыслью: «Ну, держись, гад!»

Секунды не хватило до «держись». Двери захлопнулись перед Петиным носом.

«Надо бросать курить!» – подумал в хвост автобусу.

В пятках опять взорвалось. На этом перегоне дорога делала здоровенную петлю, метров в четыреста. Направленным взрывом Петю бросило напрямки. Промчавшись по линии птичьего полета, он ураганом ворвался в автобус на остановке. Обидчик в меховой кепке сидел на его месте. Петя схватил наглеца в охапку и выкинул за борт.

– Это тебе за козла! – крикнул вослед летящему.

– Господи, что творится на белом свете?! – запричитала бабуля в клетчатом платке. – Людей из-за местов выбрасывают под колеса!

«Нечего было ему хлеборезку разевать и козлом обзываться», – подумал в ответ Петя.

Задняя площадка начала пустеть, все запротискивались от Пети вперед. Вдруг ему еще места понадобятся?

– Эт че, скоро пассажиров из-за местов резать начнут? – громко поинтересовалась бабуля.

– Билет-то будете брать? – спросила кондукторша.

– Сколько раз брать?! – гневно ответил Петя.

– Ты че, милая, – обратилась к кондукторше бабуля, – захотела под колесом побывать?

Петя отвернулся к окну и возмутился увиденным:

– Че это на Карла Маркса повернули?

– Во! – обрадовано сказала бабулька. – Человека выбросил! Теперь автобус погонит в свою малину!

– Всю жизнь «семерка» на вокзал ходит! – с вызовом ответила кондукторша.

– Как «семерка»?! – подскочил Петя. – Я ведь на шестьдесят третьем… А кого тогда?..

– Сейчас остальных будет в окна разбрасывать! – объявила бабуля. – Надевай парашюты!

«Завязывать надо с куревом! – выскочил Петя на следующей остановке. – Бабским узлом завязывать, а то ведь оторвут голову ни за понюх табаку…

…А и за понюх оторвать могут…»

ПЕРЕПОЛЮСОВКА

ТОЧКА СБОРКИ

Из Елены Ефимовны Шендерей энергия с сосункового детства хлестала – близко не подходи. В молодости, порядком затянувшейся, всю дорогу атаманила в комсомоле на разных должностях. С упразднением руководящей роли КПСС и ее подрастающей смены – прибилась к демократам, да не прорвалась в верхушку пламенного проекта. На подступах тормознули. Желающих рулить набежало до фига и больше. Не вписавшись в поворот истории, на обочину носом в кювет не вылетела. Далеко не нищую должностишку в службе занятости устроила. Но неугомонная душа требовала духовного накала.

Мучаясь в безыдеологическом пространстве, Елена Ефимовна повстречала Тоньку Початкову, коллегу по комсомольской юности, та уже полгода окормлялась от духовных сокровищ Учителя.

– У него третий глаз не передать какой! – гордилась своим эзотерическим наставником Тонька, – на фотографию моего брата шесть секунд посмотрел и сразу определил: «У него что-то в голове!» Кроме дурости, говорю, ничего там сроду не наблюдается. «Нет, – стоит на своем, – что-то есть постороннее. Аура из двух частей сшита». Какая, объясняю, аура? Лет пять пьет, как собака, недавно закодировался. «Все правильно, – говорит, – от кодировки шов и образовался». Представляешь, с фотографии неисправность зафиксировал!

Елена Ефимовна смерть как захотела также насквозь прошивать внутренности окружающих третьим глазом: какие органы подгнивают, а какие без лечения сойдут.

– Что там людей! Он язык животных понимает, – восторженно тараторила Початкова. – «Твоя кошка, – говорит, – на тебя жалуется, к котам на улицу не пускаешь». Ага, пусти ее – котят замучаешься топить.

Елене Ефимовне тоже загорелась на уровне мыслей понимать своего пуделя Бонда. И вообще, надоело до чертиков сбоку припеку небо коптить, когда всю дорогу ждешь: будет – не будет милость от природы. Прилетит манна небесная или опять мимо кассы. По всем учебникам ты – царь природы, вершина творения. А какие-то безмозглые микробы запросто у этой вершины понос могут вызвать или другую головную боль. А ты, кроме как ноги попарить или аспирин зажевать, ничего не в силах в ответ. И врачи не больше соображают.

Тогда как с третьим глазом любую заразу внутри себя можно вовремя засечь. И не надо, выворачиваясь наизнанку, «кишку» глотать для поиска язвы в желудке или под рентген каждый год грудь совать для высвечивания туберкулеза. Его там на 100 процентов нет, а очередную дозу облучения приплюсуй. Тем паче, при сегодняшней бестолковщине – денег не напасешься на анализы и лечение. Дешевле сразу Богу душу отдать. Тогда как имея третий глаз, включаешь его в нужный момент – и все внутренности как на ладони. Где засучивай рукава на борьбу с недугом, а где – не стоит вибрировать от страха. И на лекарства не надо деньги выбрасывать, когда сам себе доктор. Наоборот, можно хорошие доллары зарабатывать, в другие организмы глядючи.

Но дабы подняться царем над окружающей действительностью и остальным населением, надо сначала опуститься на уровень травоядного. Сместить точку сборки в другую реальность. А потом, на втором этапе развития дополнительного глаза, включаешь интеллект и воздействуешь на природу сколько влезет.

А поначалу растворись в ней, и каким бы минусом происходящее не падало тебе на голову – воспринимай удары без отрицательных эмоций. Не кочевряжься по любому поводу «хочу – не хочу», «буду – не буду», «можно – нельзя»… Каленым железом исключай «нет» из внутреннего содержания.

Если, к примеру, в белоснежном плаще ляпнулась в лужу, не блажи на всю улицу: «За что такое наказание?» Тебя, может, лужей испытывают. Поэтому не ной: «Первый раз плащ надела!» – а крутнись с боку на бок, зачерпни грязи полные пригоршни и похлопай, где еще чисто.

– Каждый человек может развить в себе способности духовного зрения, – говорил Учитель, – постичь тонкоматериальные законы природы.

– А если незнакомый мужчина начнет приставать с целью прелюбодеяния? – спрашивала Елена Ефимовна.

– Кастанеда в период смещения точки сборки, – рассказывал Учитель, – бегал на четвереньках, как собака, причем, нагишом и, извините, задрав заднюю ногу, справлял нужду. Зато потом обрел способность видеть мысли окружающих и начал общаться с койотом. Расширил сознание до полного понимания природы. Да и зачем далеко ходить к Кастанеде, наш Федор Колотуша, смещая точку сборки, два года бомжевал, а сейчас даже левитировать может, не говоря о телепатии и духовном зрении.

Федор Колотуша имел мужиковатый вид. Голова как дыня, глазенки как семечки от нее. Когда впервые Елена Ефимовна столкнулась с ним в духовном центре, не успела парой слов перекинуться, у него из рукава как гаркнет загробным голосом:

– Семнадцать часов!

Елена Ефимовна присела от неожиданности.

– Мое биополе, – объяснил Федор густым голосом, – часы механические не выдерживают – ломаются на раз. Хоть швейцарские, хоть чистопольские. Только эти, с придурочным диктором, терпят.

Каждые четверть часа «придурочный» карканьем выплевывал время.

– У тебя камни в почках, и твой мужик квасит, – определил на первой минуте знакомства Федор.

– Откуда ты взял? – удивилась Елена Ефимовна точности диагноза.

– От верблюда, – обиделся тупости собеседницы Федор. – Вижу.

– Полечи, – попросила Елена Ефимовна.

– Не-е-е, – отказался Федор, – с этим временно завязал, боюсь – «крыша» поплывет. После сеанса хоть в автобус не садись! Мысли попутчиков со всего салона в мою голову, как бичи на халявную выпивку, слетаются. Не черепушка, а сумасшедший дом с ушами! Один едет и мечтает начальника взорвать вместе с офисом. Другой, дедок, мухомор мухомором на первый взгляд, а тоже еще тот живодер: бывшего президента Ельцина за ноги к верхушкам двух берез привязывает, чтобы потом отпустить деревья и полюбоваться, как из одного Бориса два выйдет. Третий с виду интеллигентный в галстуке мужчина, на самом деле мысленно руку под юбку соседке запускает. Четвертый тоже готов запустить, но в чужой карман. А у пятого в мозгах слюни текут – раскатал губешки колбасы потрескать, которая из сумки соседа торчит. И вся эта окрошка в моей голове… Дома тоже никакого продыху. Темные сущности начинают одолевать! Как телевизор ни включу – порнография! Да такая, что впору «ящик» в окно запускать! В программе написано: «В мире животных», у меня «В мире подживотных органов» показывает. Новости не дают посмотреть, вместо них – случки во весь экран. Такая петрушка. Так что сама давай смещай точку сборки… Помучаешься годик-другой, зато потом будешь кум королю и сват королеве…

И Елена Ефимовна приступила к эксперименту.

Как говорилось выше, она в молодые и постарше годы была огонь на идеологической работе. Мужчины насчет женитьбы сторонились за два квартала. Самоубийц иметь в доме ядерный реактор в юбке не находилось. Елена Ефимовна не горевала на сей счет, в нужный момент женила на себе Анатолия.

– Ты меня изнасиловала, – говорил, подвыпив, муж. – Заманила под одеяло и… ага. На тебя надо в суд подавать.

– Что-то я не заметила, изнасилованный ты наш, – смеялась Елена Ефимовна, – чтобы кто-то сопротивлялся под одеялом.

Колотуша был прав – Анатолий часто «квасил».

И вот приходит домой с бутылкой в кармане и шутки ради предлагает Елене Ефимовне:

– Врежем по чуть-чуть?

Откуда мог знать, что супруга за пять минут до этого точку сборки перенесла в на все согласное место?

– Наливай! – огорошила Елена Ефимовна.

Выпили на пару одну, другую бутылки… Нарезались до виртуальной реальности.

– Если в умат стану, – спрашивал Антолий, – ментам не сдашь?

– Никогда, – падая кулем с табуретки, отвечала Елена Ефимовна, – доведу до дома с дружеской попойки! А ты?

– Не бойся, друган, я рядом! – пытался подобрать «другана» с пола Анатолий. – Мы ведь люди, а не дешевки.

На следующее утро Елену Ефимовну от одного взгляда на рюмку выворачивало наизнанку, а супруг, обрадованный семейной гармонией вокруг горлышка, в постель ей опохмелиться несет.

Как откажешься, если задумала третий глаз открыть на всю диафрагму…

Повезло, у Анатолия, который летал на седьмом небе от вдруг нахлынувшего счастья, на пятый день беспробудного пьянства с любимой женой печень зверски забастовала…

Сдвигая точку сборки в другую реальность, Елена Ефимовна классно придумала на случай, если в ту же лужу в новом плаще угораздит, успокаивать себя формулой: я – молекула! я вся подчиняюсь законам природы… я растворяюсь в ней…

С этой формулой не материлась, оставив на гвозде клок юбки или порвав очередные колготки. Не скандалила с соседями, когда с только что побеленного потолка на только что наклеенные обои вдруг обрушивались потоки ржавой воды.

Заповторяет: «Я – молекула…» – и никакой потоп не страшен.

Наоборот, схватит кружку и добавит сырости со своей стороны.

Платье новое цыганке отдала.

Та, позвонив в дверь, попросила десять копеек. Елена Ефимовна позолотила ей ручку гривенником. А цыганка, будто кто подсказал про смещение сборочных координат, после копеек не к рублю, сразу к платью перешла.

– Отдай! – пристала.

Платье было гордостью скромного гардероба. Но очень уж хотелось Елене Ефимовне третий глаз заполучить, с которым можно в соболях ходить.

В соседнем доме жил Виктор Антонович Сурмач. Когда-то в райкоме партии заведовал орготделом, кроме этого страшно любил женщин с обширным бюстгальтерным наполнением. В настоящий момент сидел на пенсии, но при встрече приставуче зазывал Елену Ефимовну в гости.

– Пойдем, кое-что покажу.

«Знаю твое „кое-что“, – думала зазываемая. Пространство она раздвигала весомым бюстом.

Но с наступлением периода смещения точки отнекаться от приглашения было нельзя.

«Я – молекула», – говорила про себя Елена Ефимовна, поднимаясь к обрадованному Сурмачу, у него даже лысина светилась от счастья.

«На этом диване придется смещаться, – подумала Елена Ефимовна, когда Сурмач зазвал из кухни, где угощал наливкой, в комнату, и заповторяла. – Я – молекула, молекула, молекула…»

Диван был раздвижной. Сурмач засуетился вокруг него.

– Придержи, – поднял край.

И нырнул внутрь диванных закромов. Только задница обтянутая отполированными брюками осталась снаружи.

«За простыней, – обречено решила Елена Ефимовна. – Я – молекула…»

– Вот, – выскочил из дивана Сурмач с лысиной в пыли и паутине.

В руках он держал красную папку.

– Тут все речи и статьи нашего губернатора, когда он еще в горкоме работал. Сучара ренегатская, в два горла жрал от партии, а теперь поносит ее по всем телепрограммам! Ты газетчиков нынешних знаешь – передай, кто против этого проходимца. Пусть вольют ему перед выборами по самые гланды.

«Похоже, абзац наступает – даже пни старые не реагируют? – шла от Сурмача с красной папкой Елена Ефимовна. – Я – молекула…»

Но позже подумала: оно и к лучшему – опускаться по женской части не придется…

Однако не говори гоп… Повела Бонда на вязку. Хозяином пуделихи оказался мужичок не промах. Сам страшненький: головенка, как мячик с ушами, животень арбузом из штанов.

– Может и нам последовать примеру, – шкодно хихикнув, кивнув на собак.

И, вроде как шутя, попер с объятиями на Елену Ефимовну. Буром теснит ее в другую от самозабвенно вяжущихся собак комнату.

«Я – молекула», – дала себе установку Елена Ефимовна, укладываемая на кровать. И закрыла глаза для смещения точки в сторону незапланированной «вязки».

Вдруг мужичок, вовсю распалившийся на «молекулярную» даму, расстегивая ее кофточку, заорал не интимным голосом.

– Что? – испуганно схватилась за обнажаемый бюст Елена Ефимовна.

Причина трагедии находилась в другом месте. На оголенную по случаю «вязки» спину мужичка истребителем легких танков спикировал со шкафа кот. И вонзил, достигнув нижней точки траектории, острые когти в увлеченного хозяина.

Кот спрятался на верхотуре, когда в доме появился Бонд. И затаил злобу на хозяина за впущенного чужака.

Мужичку стало не до «вязки», он вскочил на ноги, сорвал кота со спины.

– Убью! – безжалостно швырнул в стену.

Кот возмущенно заорал от соприкосновения с бетоном.

На кошачьи-хозяйские крики с лаем – никаких условий для половой жизни – вбежали недовязавшиеся пуделя…

После чего Бонд напрочь охладел к интимному процессу.

Мужичок тоже не мог настроиться на повторные объятия.

Вдобавок во входной двери заскрипел ключ хозяйки.

– Твой паразит, – заругался мужичок на жену, – всю вязку испоганил! Спрыгнул на собак с холодильника!.. Смотри, что скотоморда делает!

Кот, выражая негативное отношение к вязке собак, делал лужу посреди кухни.

«Погоди, он тебе еще на кровать нагадит», – со злорадством подумала Елена Ефимовна.

– Приводите завтра Бонда, – сказал мужичок официальным голосом и, подмигнув тайком от супруги, добавил шепотком, – жену с котом отправлю на часок подальше…

– Хорошо, – сказала Елена Ефимовна.

Мужичок сдержал слово в отношении кота и жены. Однако Елена Ефимовна посчитала, что «приводите» понятие растяжимое. И отправила на вязку мужа.

Тем не менее, избежать смещения точки сборки в сторону секса не удалось. Несколько раз пришлось становиться всетерпимой молекулой в кабинетах службы занятости. Мужики нутром чувствовали смещенность Елены Ефимовны. Она боялась на улице в глаза сильному полу глядеть – казалось, все горят готовностью посмещать точку.

Как-то к Елене Ефимовне зашел Федор Колотуша.

– Дай денег, – попросил. – У тебя, вижу, есть в чулке.

– Сколько?

– Все. На днях за лечение получу – отдам.

Елена Ефимовна полезла в книжный шкаф. Там в «Острове сокровищ» был клад для покупки газовой плиты.

«Сколько дать-то?» – мучалась, зная необязательность Федора.

– Все! – перебил нерешительность Колотуша.

Пришлось стать молекулой, выгрести клад до копейки.

После чего Федор пропал. Говорили, опять забомжевал с целью более глубокого постижения тонкоматериальных процессов.

А Елена Ефимовна подходила к старой, со всех сторон облупленной, с неработающей духовкой и сифонящей всеми конфорками плите только в сильно молекулярном состоянии…

Зато однажды проснулась и…

Еще лежа носом в подушку, почувствовала результат смещения в другую реальность. Мысли Бонда были как на ладони. Пес ворчал у кровати: «Мочевой пузырь сейчас лопнет, она вылеживается! И одеколоном воняет! Опять с чужим мужиком смещалась!»