Текст книги "Синдром Далекого Острова"

Автор книги: Сергей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

–Спасибо – сказал я. Маша и Петя все так же смотрели на меня, видимо ожидая уточнений, но я благоразумно решил заткнуться и, повернувшись к ним боком и глядя в окно, принялся пить кофе.

Его вкус показался мне немного необычным. В хорошем смысле. Я никогда не был большим ценителем кофе, но этот стопроцентно был чем-то из ряда вон выходящим.

Мне даже показалось, будто, в голове все начало медленно проясняться. Как если бы я из снежной зимней ночи попал в ясное весеннее утро.

…

Парочка все еще смотрела на меня, но я упорно продолжал пить кофе, делая вид, что рассматриваю нечто важное через оконное стекло и еще через минуту они потеряли ко мне интерес, продолжив работу. Или чем там они занимались.

Разглядывая пейзаж в окне, я пытался понять, где именно расположено это окно, если смотреть с внешней стороны. Главный корпус университета представлял собой огромное строение причудливой формы, ориентироваться как внутри, так и снаружи которого оказывалось подчас не так просто. Прежде чем я успел составить первые догадки о месторасположении окна, ко мне вновь подошла Варя. В этот раз с блокнотом.

–Запиши свои имя и фамилию, группу и электронный адрес, – Маша вышлет тебе кое-какие материалы, чтобы ввести в курс наших занятий. Всю важную информацию тоже будешь получать по электронке, а личные данные мы внесем в список наших членов, – Варя протянула мне блокнот с ручкой.

Я, поставив кружку с кофе на стол, записал все, что было сказано, и протянул блокнот хозяйке. В этот момент у меня снова завибрировал телефон.

Второе сообщение за день. Я сегодня необычайно популярен. Пока Варя разбирала мои каракули, а Петя и Маша прокладывали дорогу к Нобелевской премии, я открыл сообщение. Оно было от Василия.

Библиотека, четвертый этаж, скорей.

Это серьезно.

Напиши, как придешь.

Это начинает напоминать эксплуатацию. Я поднял глаза и столкнулся взглядом с Варей, только что закончившей разбирать мои каракули.

–Отлично. В принципе, на сегодня это все. Материалы мы тебе вышлем, в списки тебя внесем, – Варя загибала пальцы, – Приходи завтра, посмотрим, что получится.

Что ж, мне даже не пришлось придумывать повода для бегства. Прекрасно.

Я кивнул. И залпом допил кофе.

Обжигающее тепло разлилось внутри тела.

–Было очень приятно познакомиться, – я улыбнулся Варе (так естественно как мог). Она все-таки очень даже ничего. И в ней есть что-то подозрительно знакомое.

Хм…

Anyways.

Попрощавшись с Варей (весьма мило) и с супругами Кюри (Маша сказала «пока», подняв глаза на секунду, а Петя просто поднял руку, не отрываясь от стола) я покинул кабинет номер 88. Начало было положено.

***

Снег. Опять.

Надо было спросить ее о подсказке, кстати. Не факт, что это она, но все может быть.

Черт. Ну ладно.

Библиотека, представлявшая собой большое шестиэтажное строение, которое было достроено только этим летом и эксплуатировалось относительно недавно. Оно располагалось на некотором отдалении от основной группы учебных корпусов, и добраться до него можно было двумя основными способами.

Первый – дорога, соединявшая все островные строения. Она проходила между главным корпусом и стадионом (находившимся чуть ниже – ближе к морю), далее шла мимо второго корпуса, с его лабораториями, затем поворачивала и, проходя мимо третьей группы общежитий, двигалась вглубь острова. Через какое-то время следовал, ответвляющийся от уходящей куда-то дальше дороги, поворот налево с указателем гласившим «Научная Фундаментальная Университетская Библиотека». Что находится дальше – в глубине острова – я совсем не знал. Согласно слухам, когда-то давно, еще в СССР, где-то здесь, на острове, была база ВМФ. А в ясную погоду почти отовсюду был виден большой старый маяк, возвышавшийся вдали, за университетом. Теоретически эта дорога вполне могла вести и к нему.

Второй же способ был несколько более «народным» и состоял в банальном движении прямиком к цели. Выйдя из главного корпуса, полагалось пройти между ним и вторым корпусом, а после чего пилить вперед, прямо через естественные препятствия в виде нескольких холмов и, конечно же, снега, пока не дойдешь до библиотеки (находящейся сразу же за холмами).

Я, как и множество людей до меня (о чем свидетельствовала основательно утоптанная дорога), выбрал второй путь. И выскочив из главного корпуса и повернув налево между строениями, устремился вперед.

Ветер хлестал меня по лицу. Снег засыпал за шарф.

Было холодно.

Взбираясь на холм, я увидел вдалеке силуэт маяка, но ветер и снег не позволяли хорошо его рассмотреть.

На его вершине, казалось, горел какой-то огонек.

Не задерживаясь, я побрел дальше.

Если сосредоточиться на мыслях, то холод не так чувствуется.

Ну же мысли! Где вы?

Поежившись, я вздохнул и постарался переставлять ноги быстрее.

А что мне еще оставалось делать?

Когда я, наконец, добрался до дверей библиотеки, то основательно замерз и был припорошен снегом. Пальцы на ногах казались ледяными. У меня всегда сильно мерзли ноги. Руки хоть можно спрятать в карманы, а вот ноги…

Библиотечные двери были зеркальными (такими, что изнутри можно было видеть происходящее снаружи, а снаружи ты видел лишь отражение своей мерзкой рожи, таращащейся на двери) и двойными. Точнее сказать, были просто «внешние» и «внутренние» двери, разделенные совсем небольшим пространством (такое часто бывает в торговых центрах).

Пройдя через двери (ага, насквозь), я оказался на первом этаже. Прямо напротив меня располагалась линия турникетов, сразу за которыми был гардероб, с вечно отсутствующей гардеробщицей. Слева и справа от гардероба были лестницы наверх, возле левой лестницы были кофейный автомат и столовая, а возле правой – библиотечная картотека и отдел выдачи книг.

Миновав турникет, используя кампусную карту, я повернул к правой лестнице, дверь отдела выдачи была открыта, и краем глаза я увидел несколько человек, стоявших возле стойки выдачи.

Лестница или лифт? Хм. Какой там этаж, он говорил?

Я сверился с телефоном. Четвертый.

К черту. Пойду пешком. Библиотечный лифт был весьма просторным, но довольно медленным, а я терпеть не мог медленные лифты.

Итак, четвертый этаж. Какого дьявола он мог там забыть и зачем ему я?

…

Мне вспомнилась наша сентябрьская экскурсия в библиотеку.

С первым этажом все понятно – выдача книг, картотека, столовая. Второй этаж это журналы, художественная и научная литература, отдел редкой книги и какой-то фонд имени чего-то там. Третий этаж – литература, связанная со странами АТР, что-то вроде площадки для выступлений перед прессой и несколько непонятных кабинетов с компьютерами. Четвертый – конференц-зал и архив с личными делами учащихся (сюда их перевезли из главного корпуса из-за нехватки места и из-за наличия в главном корпусе электронной версии всех этих личных дел). Также на четвертом был узкий коридор, уходящий неизвестно куда. Пятый этаж назывался «бизнес-инкубатором». Здесь было множество столов, стульев, кресел и диванов, которые можно было свободно перемещать. Этаж был местом непрекращающихся тренингов, мастер-классов и мини-семинаров. Еще здесь был какой-то кабинет с детскими игрушками и рисунками, хотя детей в здании мною замечено не было, а также кабинет с программистами. Вася рассказывал, что какой-то знакомый его знакомого со своими друзьями пишет там что-то под iOS. И, по его рассказам, они там даже что-то патентуют.

Единственное что я мог запатентовать это свои фирменные вздохи.

На шестом этаже я не был ни разу, но во время экскурсии, на которой я и подчерпнул основное количество знаний об устройстве библиотеки, нам сказали, что ничего интересного там нет. Скорее всего, так оно и было, однако, во время первого визита в библиотеку у меня сложилось о ней довольно странное впечатление, не покинувшее меня до сих пор. Никаких претензий к ее удобству у меня не было, наоборот она показалось мне более чем удобной. Недоумение вызывало другое. Во-первых, – гигантское количество непонятного назначения дверей. На них не было табличек и они всегда (на моей памяти) были закрыты, но замочные скважины или поворачивающиеся ручки были далеко не на всех. Во-вторых, – ведущие неизвестно куда узкие коридоры. Впрочем, если вопрос с дверьми был для меня неразрешимым (в силу их закрытости), то коридорами, как раз, можно было бы заняться (один был, как я уже говорил, на четвертом этаже, а где я видел второй точно не помню). И я обязательно этим займусь. Когда придет время. С этими мыслями я и оказался возле двери на четвертый этаж.

За ней было что-то вроде…

…

Надо было красноречие прокачивать, а не длинные клинки.

И все-таки. За ней было что-то вроде площадки, по форме близкой к букве Т. На месте верхней линии было окно, выходившее на улицу, где бушевала метель, а слева и справа от окна были левый и правый лифты, а также двери с левой и правой лестниц. Прямо напротив окна располагались стеклянно-деревянные двери (такие же, как и лестничные), которые в свою очередь, слева и справа от себя имели мужской и женский туалеты, находившиеся на небольшом расстоянии от дверей на лестницу. За этими, находившимися напротив окна дверьми, как раз и находились конференц-зал, архив и уходящий, видимо, в логово Смауга, коридор.

Встав возле лифта, я достал телефон, где неожиданно обнаружил несколько пропущенных сообщений. Видимо, беззвучный режим виноват. Хотя вибрация на нем тоже оставляла желать лучшего, а по моим субъективным наблюдениям вообще работала не всегда.

Пропущенные сообщения: 3.

Все 3 были от Васи.

Ну же!! Где ты там?

Это серьезно! Поторопись!!!

Оби-Ван Кеноби, ёр май онли хоуп!

Я, на всякий случай, включил звук назад, не рискуя полагаться на тактильные ощущения. Набирая Васе сообщение, я остановился у окна. Картина, которую можно было наблюдать через окно, была весьма меланхоличной. Впереди за заснеженными холмами виднелись главный и второй корпуса, казавшиеся отсюда почему-то очень далеким. От них к библиотеке тащились, борясь со стихией, несколько студентов. Они неуклюже двигались по сугробам.

За главным корпусом был виден кусок стадиона, почти сразу за которым начиналось бескрайнее море. Слева и справа от библиотеки было что-то вроде поросших лесом гор, тянущихся откуда-то из глубины острова.

Одинокий принц в высокой башне.

На месте.

Отправить.

В ожидании ответа я отвернулся от окна. В этот момент на встречу мне из дверей вышла довольно большая группа студентов, по большей части это были одиночки, хотя некоторые переговаривались между собой. Царившая еще секунду назад тишина, наполнилась звуками шагов и обрывками фраз. Однако, ребята довольно быстро распределились по туалетам, лифтам и лестницам и меньше чем через минуту все опять стихло. Как будто ничего и не было.

Ведомый любопытством, я направился к конференц-залу – через дверь и налево. Напротив зала (справа от двери) – были два закрытых кабинета, возле дальнего из которых находился тот самый узкий коридор.

Через раскрытые двери зала были видны ряды пустых кресел. Из глубины зала доносились голоса.

–…Вы имеете в виду то, что для абсолютного большинства людей современные технологии неотличимы от магии? – спросил женский голос.

–Дело не только в этом и даже не столько, хотя это, несомненно, вносит свою лепту, – отвечал мужской голос. – Исторически, процесс развития общества определялся взаимодействием двух факторов, первый из которых – «базис» – представляет собой средства производства, грубо говоря, материально-техническую часть, а второй, так называемая «надстройка», это совокупность господствующей в обществе идеологии и системы отношений между членами этого общества. Уровень развития базиса и надстройки не всегда одинаков. Подчас, идеология является более прогрессивной, нежели средства производства – отсюда возникают разного рода буржуазные революции. Также идеология бывает и менее прогрессивной… Что, впрочем, тоже ведет к революциям…

–А потом все винят Ленина, – вставил второй мужской голос. На порядок моложе первого.

Оба мужских голоса негромко рассмеялись.

Я вплотную прислонился к стене возле двери в зал, прислушиваясь.

–Неужели вам не жалко империи? – спросила девушка.

–Мне очень ее жаль, – ответил первый мужской голос. – Но здесь не в жалости дело. Она исчезла не потому, что её развалили злые коммунисты, а потому, что руководство, довело её до нежизнеспособного состояния. А большевики просто оказались первыми, кто подобрал валявшуюся без присмотра, после февральской революции, власть.

В принципе он был прав, вот только крах Июньского наступления я большевикам никогда не прощу.

–И все-таки, – вновь возник второй мужской голос.

–Да-да, и все-таки, – продолжал первый мужской голос. – Так вот, на определенном этапе, описанная мной схема развития общества, развития в смысле движения вперед, перестает работать. Сложно однозначно сказать, когда это происходит. Универсальным маркером, в принципе, можно назвать наступление эпохи постмодернизма в искусстве. Это примерно 90-е годы 20-го века. Массы населения развитых стран оказываются порабощены массовой культурой, производство, за исключением наиболее высокотехнологичного, выносится за рубеж…

–И появляется Интернет, – вставила девушка.

–Да, но не сразу, гиперреальность начинает существовать еще до его распространения. Ей, бесспорно, помогли масс-медиа и, в первую очередь, телевидение. Интернет же просто многократно усилил успевшую уже сложиться тенденцию. Он, в моем понимании, окончательно оформил смещение вектора развития. До определенного момента, человечество двигалось… Наружу, что ли. Вовне. Оно постигало мир вокруг себя; а потом, стало все больше и больше заниматься копанием в дебрях собственного сознания. То есть устремило взгляд вовнутрь себя. Так вот, возвращаясь к теме, – гиперреальность, сама по себе, в моем, естественно, понимании, является несколько искаженной копией реальности, сотканной из разного рода симулякров, которая существует в головах у населения развитых стран.

Последнюю фразу он произносил медленно, тщательно подбирая слова.

–Опять же, я не могу точно определить момента зарождения этой гиперреальности, однако, поскольку она состоит из симулякров, мы можем обратиться к ним. Нас, само собой, интересуют по-настоящему серьезные экземпляры, затронувшие большое количество людей и, что еще более важно, сформировавшие на своей основе некое искаженное представление о реальных событиях. Наиболее каноничным, если угодно, примером, предложенным самим Жаном Бодрийяром, является Война в заливе. Миллионы людей формировали свое представление о ней, на основе репортажей CNN, мало что общего имевших с реальностью.

–Хвост виляет собакой, да? – второй мужской голос.

–Именно. Отличный фильм, несколько, правда, упрощающий все, но все равно отличный. Впрочем, возвращаясь к примерам, лично мне кажется, что еще одним неплохим экземпляром симулякра второго рода могло бы стать…

–Простите. Что такое симулякр второго рода, еще раз? – снова спросила девушка.

Как своевременно. Я бы тоже был совсем не против узнать.

–Это некий, скажем, квазиинформационный посыл, содержащий отсылку к объекту, который либо не существует в принципе, либо, как с Войной в заливе, представляет собой этакий «черный ящик», содержимое которого реципиенты узнать не в силах. Симулякр первого рода это верная оригиналу копия, а симулякр третьего рода это самое интересное. Это копия, не имеющая оригинала. По сути дела, настоящие симулякры это симулякры второго и третьего рода.

–Настоящие симулякры – как трогательно звучит, – с деланным умилением произнесла девушка.

Настоящая подделка.

Или истинная копия?

После того, как я осознал, что я – гуманитарий, рассуждения о подобного рода вещах стали единственной отдушиной, благодаря которой у меня сохранялось хоть какое-то самоуважение.

Первый голос, тем временем продолжал.

–Сегодня мы существуем в окружении симулякров. Наши деньги – это напечатанная на принтере бумага с водяными знаками, не подкрепленная ничем. Наша одежда отвечает некой абсолютно абстрактной моде, которая неизвестно кем задается и неизвестно откуда берется. Бренды порождают огромные добавочные стоимости, искусно симулируя сложный технологический процесс. То же самое с общественным мнением.

–И с политикой, – вставил второй мужской голос.

–Именно, представительные органы власти представляют неизвестно кого. Во всех развитых обществах происходит примерно одно и то же. Меняются детали, но суть остается. Если у нас псевдодемократия пытается сделать вид, что она настоящая, то в Израиле, например, уже этнократия пытается выдавать себя за демократию.

Я проверил телефон. Ответа пока не было.

Голос продолжал.

–Прибавьте ко всему перечисленному ваш пассаж, про неотличимость технологии от магии – если то, как работает фотоаппарат, мы еще можем понять, то теория струн, особая теория относительности и многое другое, что стоит в основе современного представления о структуре мироздания – для нас находится совершенно за гранью осмысления. И не стоит считать, что это всего лишь недостаток образованности, нет. Мы все, вне зависимости от уровня образования и социального статуса, существуем в гиперреальности.

Единственный способ вырваться это…

Мой телефон издал короткий, но чрезвычайно яростный писк, от которого я, затаивши дыхание прислушивавшийся к диалогу за стеной, чуть не подпрыгнул.

–Мне жаль, но боюсь, я должен идти – у меня еще есть занятия, – сказал первый мужской голос. Звук шагов двинулся по направлению ко мне – Я ответил на ваш вопрос?

Голос прозвучал совсем рядом с дверью. Я сделал шаг в сторону.

–Эммм… Не совсем, – осторожно сказала девушка (она, видимо, тоже подошла к двери – голос звучал ближе). – Я все-таки спрашивала о синдроме одиночки.

–Ах, ну да. Меня немного унесло в сторону симулякров… Впрочем понятия-то смежные.

Щелкнул выключатель. Свет в зале погас.

–Синдром одиночки это… псевдофилософское понятие, обозначающее явление, когда… похожие, но не связанные между собой действия группы индивидуумов образуют некое…некое подобие сконцентрированных усилий, то есть кажутся составными элементами чего-то целого.

…

Шаги.

–Например, такое иногда происходит после сообщений о терактах или серийных убийствах, когда у террористов и маньяков появляются подражатели. Или, например, если в сообщениях в масс-медиа небольшой пожар будет выставлен поджогом, имевшим какую-то цель, и если этой теме будет уделено большое количество внимания, то в финале мы получим многократно увеличивающийся риск настоящих поджогов. Проще говоря, это похоже на эффект подражания или эффект присоединения к большинству. Однако главной разницей является то, что в случае с эффектом подражания всегда есть тот, кто начал цепочку, сделал первый шаг. В то время как синдром одиночки как раз подразумевает отсутствие этого элемента.

Из зала, не замечая меня, стоящего чуть в стороне, вышел мужчина средних лет, поправляющий очки и сжимающий под мышкой туго набитый бумагами портфель. Достав из кармана связку ключей, он повернулся спиной ко мне, по-прежнему не замечая. Видимо, он ждал, пока его собеседники выйдут, давая ему возможность закрыть зал.

И они вышли. Ими были двое молодых людей, на вид несколько старше меня. Брюнетка и блондин.

Они, не обращая внимания на меня (вряд ли они могли меня не заметить), встали с другой стороны двери, напротив мужчины.

–Так вот, – продолжил он, копаясь в ключах. – В синдроме одиночки отсутствует тот, кто задает тенденцию. Я делаю, потому, что делаете вы (он указал рукой на блондина), вы делаете, потому, что делаете вы (теперь на брюнетку), а вы делаете, потому что… – он указал рукой куда-то за спину.

Точно на меня.

Блондин и брюнетка с интересом меня разглядывали.

Мужчина, закрывая дверь, продолжал.

–Вы можете иметь какие-то догадки, могут быть какие-то слухи, может быть даже кто-то с навешенным ярлыком авторства, но все это не более чем видимость, существующая лишь в головах людей. Потенциальный подражатель должен верить, что он кому-то подражает, хотя в действительности это не так.

Он убрал ключи в карман.

–У меня вопрос, – подал голос я. – Так как все-таки вырваться из гиперреальности?

Мужчина посмотрел на меня, поправил очки и, повернувшись к блондину и брюнетке, вопросительно приподнял голову.

–Идеи?

–Третья мировая, – сказала брюнетка.

–Дауншифтинг, – сказал блондин.

–Спорно, хотя возможно. Я бы вот назвал возврат к ценностям индустриального общества, – поворачиваясь ко мне, произнес мужчина. – Хотя без костров из книг в любом случае не обойдется.

Он улыбнулся.

–А теперь позвольте откланяться, – он отвесил символический (как к месту) поклон сначала в мою, потом в их сторону и направился к двери.

Мы втроем проводили его взглядом. Уже открыв дверь, он вдруг замер и повернувшись к нам спросил:

–Чью книгу бы вы сожгли?

–Солженицына, – не задумываясь, ответила брюнетка.

–Виктора Ерофеева, – тоже не потратив ни секунды на размышление, сказал блондин.

Происходящее напоминало мне сцену в машине из финчеровской интерпретации Бойцовского клуба.

Все трое вопросительно смотрели на меня.

…

–Франц Кафка, – выпалил я.

Мужчина на секунду задумался.

–Интересный выбор… о многом говорит, – он, немного задумавшись, покивал головой, а потом исчез за дверью.

Мы остались втроем.

Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга. Им обоим на вид было около 25, оба были в верхней одежде (короткая белая куртка у девчонки и красная, облепленная замысловатыми и не очень знаками и логотипами, не очень теплая на вид, у парня). На спине у брюнетки, когда она выходила из кабинета, я успел заметить небольшой рюкзак в форме кота.

Они оба были довольно симпатичными.

–Ты читал Кафку? – как бы между прочим спросила брюнетка, обращаясь к блондину.

–Не читал, но осуждаю, – он подмигнул мне и направился к выходу. – Пойдем, она будет здесь торчать еще пару часов.

–Откуда она вообще взялась? – спросила девчонка, следуя за ним.

–Не знаю, да и какая разница?

–Лучше обойтись без задержек.

–Угу.

Они исчезли за дверью. Какое-то время я еще их слышал, а потом звуки стихли, и я снова остался один.

Было очень тихо. Впрочем, это все-таки библиотека.

…

Ах да, сообщение.

Я достал телефон.

Сообщение было от Васи и содержало следующий текст.

Кабинет возле коридора.

Отвлеки ее.

Её. Опять какая-то «она».

Вася-Вася.

Подойдя к соседней с коридором дверью, я уже хотел было постучать, но, не удержавшись, сделал еще несколько шагов и остановился у коридора. Он уходил вперед метров на 25, упираясь в стену с небольшим, залепленным снегом, окном и поворачивал налево.

Похоже, раскрытие этой тайны придется отложить.

Я вернулся к двери. Из уже упомянутой сентябрьской экскурсии, я знал, что на четвертом этаже, помимо конференц-зала, находится еще и архив, но за какой он именно из двух дверей – я не знал.

Тут мне в голову, неожиданно, пришла мысль, что гораздо логичнее было бы расположить архив (который видимо был совсем не маленьким, раз ему не хватило места в главном корпусе) в помещении более солидных размеров, нежели обычный кабинет.

Возможно, тайна коридора не такая уж и серьезная.

Мда. А впрочем – черт с ним.

Постучав, я повернул ручку двери. По другую ее сторону оказалось примерно то, что я почему-то и ожидал увидеть, – средних размеров кабинет, с несколькими письменными столами, парой несгораемых шкафов и одним (зато довольно массивным) обычным шкафом. На стенах висело большое количество каких-то грамот и благодарственных писем в стеклянных рамках и одна картина – «Смерть Марата». Еще там было окно (удивительная особенность), неизвестные мне цветы в горшках (фикусы, наверное) и женщина в очках, сидевшая за одним из столов и, перебирая многочисленные бумаги на его поверхности, сосредоточенно что-то искавшая. Наверное, именно из-за этого она и не сразу обратила на меня внимание, позволив мне получше рассмотреть обстановку.

Хотя в последнее время меня что-то часто не замечают. Возможно, дело в…

–Я вас слушаю, молодой человек, – обратилась ко мне женщина, прервав мои размышления.

Мне нужно ее отвлечь.

И как именно я должен это сделать!?

–… – я промямлил что-то нечленораздельное.

Соберись. Нужно как-то начать разговор.

Нужен вопрос!

Вы верите в Иисуса? Кошелек или жизнь? Вы читали Франца Кафку?

Чудовищно.

Я окинул помещение взглядом в поисках подсказки.

Картина. Точно!

Решение пришло само собой.

Я закатил глаза и стал медленно сползать по косяку двери вниз.

–Отличный план, – сказал голос в моей голове.

–Заткнись и подыграй мне, – сквозь зубы прорычал я, поудобнее устраиваясь на полу.

…

Лежа в крайне неестественной позе и поддерживая глаза в закатившемся состоянии, я начинал переосмыслять, казавшийся мне еще недавно безупречным план.

Из школьного курса, я помнил, что один из постулатов теории относительности Эйнштейна, состоит в том, что восприятие времени зависит от наблюдателя. Теоретически, мы с этой женщиной должны принадлежать к одной системе отсчета, и все-таки, я готов был поклясться, что прежде чем она, подбежав, склонилась надо мной, прошла целая вечность.

–Что с вами? Вы в порядке? – она потрясла меня за плечо.

Итак, я отвлек ее. Что дальше? Я попытался вспомнить дальнейшие инструкции. Инструкции, которых не было.

–Эй! Эй! – она трясла меня все сильнее. – Скажите что-нибудь!

–Улу-мулу, – сказал я от безысходности, пустив немного пены изо рта.

В этот момент, краем одного из своих закатившихся глаз, я увидел, как из кабинета, аккуратно пролезая за спиной, склонившейся над моим холодеющим телом, женщины, выскальзывает Вася. Показав мне большой палец, он, прижимаясь к стене, подкрался к узкому коридору и юркнул внутрь.

Прежде чем я успел хоть как-то осмыслить произошедшее, продолжающая призывать меня к возвращению к жизни женщина, отвесила мне увесистую пощечину.

БАЦ.

Наверное, в продолжении пантомимы не было смысла.

Она, тем временем, занесла руку для второго удара.

В продолжении пантомимы определенно не было смысла.

Вернув глаза на место и убрав пену назад в рот, я принял вторую пощечину уже похожим на человеческое лицом. После чего поднялся и, сославшись на срочные дела, направился к двери, ведущей к лестницам.

–Вы точно в порядке? – окликнула меня она.

–В полном, – ответил я, оборачиваясь.

Она пристально посмотрела мне в глаза, после чего, пожав плечами, закрыла дверь. В ту же секунду из коридора выскочил Вася. Он, беззвучно аплодируя, приблизился ко мне и хлопнул по плечу. В руке он сжимал что-то вроде нескольких скрепленных вместе папок.

–Это было супер! – он картинно закатил глаза и, скривив рот, скрестил руки на груди. Я хотел было ответить, но он, улыбаясь, подтолкнул меня к выходу. – Пошли, пошли. Потом расскажу.

…

Вызвав лифт, он повернулся ко мне.

–Что ты так долго-то? Я уже замучался тебя ждать – знаешь, как спина болит! – с легким укором, но по-прежнему улыбаясь, спросил он. И, не дожидаясь ответа, хмыкнув, стал насвистывать Марсельезу, выбивая пальцами ритм на панели лифта и глядя куда-то в окно.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но не нашел подходящих слов.

Спина у него значит болит?

С Васей, тем временем, происходили интересные метаморфозы. Улыбка становилась все шире, а насвистывание переросло в негромкое, но довольно четкое напевание.

Делая непонятные пассы рукой, которые по всей видимости, должны были придать ему облик оперного тенора. Вася, грассируя и коверкая слова, пел:

Озар-р-р-рмё ситуаен, ситуаен!

Формэ-э-э-э во батайон, батайон!

Маршо-о-он, ма-а-аршо-о-он…

Дальше он очевидно слов не знал, потому что снова принялся насвистывать.

–Qu’un sang impur abreuve nos sillons, – ледяным голосом подсказал ему я.

–Во-во, – сказал он, первым заходя в прибывший лифт.

…

Уже в лифте меня, наконец, прорвало

–Какого черта ты там делал!? Где ты там прятался!? Как ты там оказался!? И что все это вообще значит!?

Лифт негромко гудел. Большая красная цифра четыре сменилась цифрой три.

Вася приподнял нечто, напоминающее скрепленные вместе несколько папок.

–Это, мой друг, – торжественно сказал он, – Мой билет в Блумсбери Групп.

И тут же добавил.

–Моя просьба о стихах, тем не менее, остается в силе. Без них тоже никуда.

Я все еще плохо понимал происходящее.

–Что это?

–Понятия не имею, – пожимая плечами, ответил он. – Да и какая разница?

Красная цифра три сменилась не менее красной цифрой два.

Остро нуждаясь в ответах, я выхватил «это» у него из руки.

–Эй! Что за…

Я повернулся спиной к ему, блокируя его попытки вернуть потерянное, принялся развязывать бантик из тесемок, скреплявший конструкцию. Собственно, развязывать там особо было нечего. Достаточно оказалось потянуть за одну веревочек и конструкция открылась.

Вася, только что пытавшийся вырвать ее назад, замер, глядя через мое плечо.

Внутри было что-то вроде… Личных дел?

Несколько меньшего размера папок, скрепленных в одну и разграниченных закладками.