Текст книги "Медный кувшин старика Хоттабыча"

Автор книги: Сергей Обломов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Может, все-таки выпьем? – сказал Гришан. – Кстати, Джинн, я тебе блин рулезный захватил, как главному хацкеру. Потом оставлю. – И он обратился к писателю: – Извини, что прервал, ты рассказывай, рассказывай.

Но писатель больше не стал рассказывать. Он ушел на кухню, как он выразился, «мутить» кофе, и больше Джинн его не помнил. Хотя, нет. Когда они что-то пели под гитару, кажется, «Не стоит прогибаться под изменчивый мир» или Чижа, писатель всплыл снова, с удивлениями по поводу того, что то, что он, писатель, слышит по радио, поют еще и по квартирам, потому что, дескать, в его время все было не так, и на этом исчез окончательно.

Вместе с писателем исчезло время, а пространство распалось на бесконечности, и внутрь Джинна хлынул черный космос.

Краткое содержание третьей главы

В кафе с Интернет-уклоном Джинн встречает писателя Сережу, который по заказу издателя пишет книжку «Медный Кувшин Старика Хоттабыча», которая является римейком известной повести Лагина, которая является римейком английского романа Энстея, который является римейком бессмертной сказки из «1001 ночи» – очевидно рассчитывая, что использование такого популярного сюжета запросто приведет к популярности и его, и его издателя.Писателю нужен прототип главного героя, и Джинн становится основным кандидатом. При этом облом, что кувшин оказался пустым, очевидно, никого из них не беспокоит. Джинн становится пьян и засыпает.

Глава четвертая,

вкоторой чужая жадность создает угрозу фраеру

Начинался обычный московский будний день. Начинался, как и любой другой, сначала для рыночных торговцев и дворников, постепенно сменивших на улицах проституток и сотрудников ДПС ГИБДД, которые, отстояв возле своих автомобилей ночную (между вчера и сегодня) трудовую вахту, сдавали неупотребленное оружие и деньги – за вычетом своих комиссионных. У них эстафету приняли почтальоны, водители общественного транспорта, вахтеры и диспетчеры, вместе с рабочими убыточных заводов наполнявшие этот общественный транспорт и создававшие давку на свободных от пробок улицах и под землей, в вагонах автобусов и метро. Потом первые утренние, в основном советские, автомобили стали заполнять магистрали города спешащими к девяти часам мелкими управленцами, бухгалтерами, продавцами и прочими, коим несть числа, профессионалами. После девяти на средних иномарках, окончательно застолбивших движение, потянулись профессионалы и чиновники подороже и средней руки купцы и предприниматели. К десяти класс автомобилей поднялся еще на один разряд – проснулись банкиры, хозяева и дольщики крупных компаний и министры; и, наконец, к одиннадцати в автомобилях стали появляться первые бандиты, позже которых – к часу, трем и пяти – встает богема.

Небольшое кафе заправочной станции «Лукойл» на въезде в город явно было рассчитано на двух-трех посетителей, скучавших за разбавленным пакетиком чая, и в основном так всегда и бывало. И только полчаса в день – между одиннадцатью и двенадцатью утра – оно было заполнено так, что гостям приходилось стоять. Стоя, гости делились историями убийства животных и рыб, амурными приключениями и пересказами кинобоевиков, пока наконец их масса – историй и людей – не становилась критической, и тогда быстро определялось, кто где будет стоять, кто когда подъедет, на какой машине, кто будет прикрывать, и так далее. В основном все было всегда похоже, все роли известны, все схемы отработаны и обкатаны не раз, и потому эта часть разговора была самой короткой и даже скучной. Об остальных, не связанных напрямую с предстоящими действиями, делах здесь говорить было не принято. Затем гости, одетые и украшенные так однообразно, что возникала мысль об униформе, по двое-трое-четверо выходили к своим разноклассовым автомобилям и отъезжали к близлежащим рынкам, магазинам и другим промысловым объектам и субъектам коммерции.

Олег подъехал именно в это время именно сюда, потому что ему так назначили, а назначили так для того, чтобы в разговоре могли участвовать сразу несколько человек, которых в другое время и место нужно было бы собирать специально. Он поставил свой черный Чирик – «Гранд Лимитед» – на парковку напротив кафе и зашел здороваться. Попросил было кофе, но разговаривать решили лучше в машине, и кофе пропал. После недолгих колебаний выбрали стосорокет «Мерседес-300», все-таки самый удобный для общения салон, – остальные участники кватролога были на джипах. Знакомый Олега представил ему двоих незнакомых: Дмитрий и Руслан, никаких кличек, с именами было удобнее – они ничего не означали. Самого знакомого звали Александр.

Александр был внутри себя очень горд, что именно в его толстоколесной шести цилиндровой приемной проходила встреча. Никакого недвижимого офиса он не имел, а все его привязки к земле ограничивались креслом-кроватью в комнате, которую он делил со старшим братом в родительской двухкомнатной хрущевке на Дубнинской.

– Ну и чего, – перешел сразу к делу Александр, – зацепил парня?

– Что за парень-то? – уточнил Дмитрий.

– Я же тебе говорил, помнишь, – повернулся в своем водительском кресле к заднему сиденью Александр, – парнишка-программист, говорят, очень толковый. Живет один, своя хата на Кутузовском, а с нами не работает.

– Он под кем ходит? – спросил Руслан конкретно Олега.

– Да ни под кем, – переглянувшись с Александром, подбирал слова Олег. – Тут вот какая ситуация…

– Я расскажу, – перебил Александр. – Короче, пацан хакер, ну, компьютерщик, блин, медвежатник типа – банки там, магазины, только не впрямую, а через компьютерную сеть, ну вроде как фальшивые авизо, помнишь? Ну вот. То есть может, но, блядь, не хочет. Мы к нему подъезжали пару раз – ни в какую. По понятиям, он не вор, не коммерсант, просто фраер, на общак ни разу не присылал, по всем рамсам – отмазка. Но у него и лаве нет – живет от бакса к баксу. В лоб наехать – сдаст ментам. Попадалово на бабки, сам понимаешь. Мы чего хотели: либо его на хату выставить, либо пусть на нас ворует. Но его просто на базаре не подтянешь – совсем не с чего.

– Погоди. – Дмитрий положил локоть на передний кожаный подголовник. – Если пацан медвежатник, то есть по понятиям – вор, какой же он фраер?

– Да не вор он – только зародыш. Я же конкретно тебе кричу. У него башка нормально работает, но сам он – ненормальный. Типа ничего ему не надо. Мы его уже давно пасем, и тут он таможился через Олега с какой-то железякой и остался должен денег.

– Чего денег? – спросил Руслан конкретно Олега.

– Двести баксов, – быстро ответил Олег.

Руслан и Дмитрий разразились гомерическим хохотом. Александр бросил на Олега полный ярости взгляд, и тот сразу сник.

– Хорош прокачивать пацана, – сказал Александр, имея в виду Олега. – Я же сказал – мой пацан. Двести баксов – это зацепка. К сожалению – единственная. Хата его минимум тридцатку весит, если сразу. Да не в хате дело – это уж так, отступные. Я же кричу, парень – башка. Через него можно сотни тысяч из банков скачать, по всему миру. Это же чистый бизнес, в галстуках!

– А ты нас за лохов не держи, мы газеты тоже читаем, – сказал, внезапно перестав смеяться, Руслан. – Только я тебе вот что скажу. Можно привести верблюда к воде, но нельзя заставить его пить. И еще, если ты забыл, крыса сильно слабее человека и не станет нападать, но если загнать ее в угол – прыгнет и горло перегрызет. Любому. Двести баксов твои – это ничто. И как зацепка, и как лаве. Хотя для него, может, безумные деньги. Давить на него глупо. Сломается и работать не будет. Тема интересная, но подход нужен осторожный.

– Слушай, – Александр начал злиться, – не он первый, не он последний. Я и не таких подпрягал.

– Как получилось, что он тебе должен? – спросил Олега Дмитрий.

Олег испуганно посмотрел на Александра, и тот недовольно отозвался:

– Ну, говори, говори…

– На его адрес груз пришел через мой терминал. Они все интернетовские покупки через мой терминал проводят. Мне мой таможенник позвонил, спросил, буду ли я растаможивать. Ну, я сразу подъехал и оформил груз. Потом ему привез.

– Кому – ему? – уточнил Дмитрий

– Ну, Джинну, – отозвался Олег. – Парня Джинн зовут, в смысле – кликуха.

– А что за груз?

– Кувшин старинный.

– Старинный? Антиквариат?

– Да не то чтобы – так…

– Дорогого стоит?

– Да ничего он не стоит – труха помойная.

– Точно труха? Ты что, в этом разбираешься?

– Да я-то нет. Но таможенники разбираются. Они по каким-то каталогам сверялись, эксперта вызывали – грош ему цена в базарный день. Просто памятник истории, но ценности особой не представляет. Я его декларировал в пятьдесят рублей.

– Зачем ему этот кувшин?

– Я откуда знаю!

– И что, он согласился заплатить двести долларов за растаможку кувшина, который ничего не стоит? Он что, правда псих?

– Ну, типа того, – промямлил Олег как-то не очень убедительно.

– Что значит «типа того»? – Дмитрий очень внимательно смотрел на Олега. – Правду говори.

Олег бросил взгляд на Александра, но тот отвернулся со скучающим видом в окно.

– Ну, я же растаможил ему груз – он мне должен за работу, – ответил Олег.

– А он тебя об этом просил? Да или нет?

– Пацаны, – вмешался Александр, – какая разница – просил, не просил, скажи, еще контракт подписал. – Он натянуто хохотнул. – Человек в натуре должен денег. Надо его разрулить.

– Значит – не просил, – продолжал Дмитрий. – Скажи, да или нет.

– Ну, – промямлил Олег, – нет.

– Я же объясняю… – снова вмешался Александр.

– Не надо, я все понял, – сказал Дмитрий. – Значит, так. Пацан – фраер. Не вор. Не коммерсант. Интеллигент. По всем рамсам. Поддернули вы его коряво. По понятиям, он чистый. Вы либо его конкретно напрягайте, по теме, либо оставьте в покое. По понятиям.

– Да плевал я на понятия! – завелся Александр. – Я вам дело предлагаю, а вы разбор устраиваете!

– Не психуй, – сказал Руслан. – Насчет понятий ты, надеюсь, погорячился. Дело интересное, но требует правильного подхода. У вас с ним когда стрела?

Александр с Олегом быстро переглянулись.

– Стрелу мы на завтра забьем. У вас как со временем? – небрежно спросил Александр.

Руслан от показной Александровой небрежности негромко хмыкнул и, обращаясь к Дмитрию, проговорил натянуто-ласково:

– Вот видишь, дорогой, с какими людьми приходится общаться? Человек, может, завтра деньги отдаст, а мы уже впряглись, уже выслушали, уже время потратили. А завтра он мне позвонит, – Руслан кивнул на Олега, – и скажет: извини, Руслан, ничего не получилось. А я тебе позвоню и скажу: Дима, знаешь, нас здесь за пацанов не ставят, любой коммерсант с нами может блатного играть, прийти, хуйней всякой нагрузить и съехать без наказания. И пойдем мы с тобой к Москве-реке говном умываться… Дмитрий засопел.

– Ты думаешь, ты к кому пришел? – внезапно бросив фальшивую ласковость, заорал Руслан на Олега и со всей дури треснул кулаком в деревянную панель двери, отчего она хрустнула, заставив вздрогнуть Александра. – Ты с авторитетными людьми разговариваешь, понял?! С деловыми людьми! Ты с нами не играй, – снова переходя на ласку, нежным голосом сказал он. – А не то я тебя съем. По кусочку. Нарежу мелко и ням-ням. Как корову – с кровью, не прожаривая…

Олег нервно поежился, кидая колючие взгляды на Александра, но тот невозмутимо молчал.

– Короче, мы в деле, – сказал Дмитрий. – Долг этот я у тебя, Олег, покупаю, ну, скажем, за тысячу, согласен? – И он полез в задний карман черных джинсов, украшенный золотым шитьем в виде единички и надписью «Trussardi».

Олег осторожно посмотрел на Александра.

– Я с этим сам разберусь, – сказал Александр одновременно всем. – Я же сказал: оставьте парня.

– Хорошо, – сказал Руслан нормальным деловым тоном. – Забивайте стрелу. Только чтобы без сюрпризов. И аккуратно с ним. Не торопясь. Все. Набери мне вечером на мобильный. До скорого.

Руслан и Дмитрий пожали Олегу влажную ладонь, приняли сухое рукопожатие Александра и вернулись, ненадолго, в кафе.

– Позвони парню, – сказал Александр Олегу, прежде чем отпустить его из машины, – забей стрелу на завтра. У него на хате. Часиков на семь. Ты уверен, что он денег не найдет?

Олег робко пожал плечом к уху.

– Если найдет – пеняй на себя, – сказал Александр, – я за тебя говорить не смогу, сам видишь, какие расклады. Только если что – съезжать не пытайся. Приди лучше, скажи, так и так, подумаем, как отмазаться. Ты же гусь жирный – с тебя и спрос.

– А что, нельзя было самим все решить? – капризно спросил Олег. – Чего, правда, людей-то напрягать?

– Ты что, дурак? – спокойно возразил Александр. – У нас демократия – все решает коллектив, как при папе Иосифе. Коллектив – великая сила. От ментов кто закрывать будет? Или ты сам в РУОП лаве понесешь: мужики, вам тут предоплата за налогоплательщика, мы его послезавтра на бабки ставим! – И Александр беззаботно рассмеялся, довольный своей неожиданной шуткой. – Нет уж, – строго сказал он и похлопал Олега по плечу, – мы все на один котел лямку тянем. Мы не хапуги – по понятиям существуем. Учись нормально жить, коммерсант. Благородно. Чтобы черное с белым не попутать!

Как только они попрощались, Александр сразу упылил в качалку – развиваться, оставив на асфальте визжащий след лысеющих ворованных покрышек. А Олег, когда добрался до своего Чирика, скромно тронулся на автомате в Шереметьево-Карго – работать деньги.

Краткое содержание четвертой главы

В Москве начинается новый день. Олег, доставивший кувшин Джинну, через своего знакомого Александра встречается с бандитами Русланом и Дмитрием. Ссылаясь на долг Джинна и понимая, что покрыть он его не может, Олег, поддерживаемый Александром, предлагает отнять у Джинна унаследованную квартиру или втянуть его в преступную деятельность. Однако Олег сам оказывается мишенью своих хищных знакомых, которые, понимая, что дело Джинна высосано из пальца, возлагают всю ответственность за возможный неуспех на Олега – с Олега можно взять больше и разрулить тему через него. На том и расстаются. После появления все новых и новых говорящих героев становится ясно, что автор откровенно обламывает читателя с описаниями их внешности и характеров, надеясь, вероятно, на то, что их речевых различий вполне достаточно.

Глава пятая,

в которой пустота медного кувшина проявляется во всей полноте

Просыпаться было неприятно. В голове носились какие-то разноцветные зигзаги. Голова при этом очень страдала и болела. Среди этих зигзагов проступали иероглифические текстовые знаки, сообщавшие, что вчера Джинн напился пьян до беспамятства, вел себя непотребно, как-то коряво выпроводил гостей и, кажется, его даже рвало.

Он с трудом разлепил глаза и увидел серый потолок с трещиной. Повернув голову, он обнаружил, что у него кроме собственно головы болит еще и шея, а поворачиваясь на бок, понял, что болит все, болит он сам – весь целиком, включая ногти, локти и зубы. При этом в голове ощущения были самые неприятные: мозг плавал в черепе, как чайный гриб в банке, и при каждом движении задевал о края сосуда и вспыхивал острой болью. Полежав на боку, Джинн понял, что тело его затекло, проведя ночь в том неудобном положении, в котором его застал сон, и, когда Морфей отпустил его из своих наркозных наркотических объятий, стало требовать к себе внимания и заботы. Как только кровь пробежала по нему пару кругов, покалывая его всего и пощипывая, телесная боль стала проходить, вернулись в полном объеме зрение, осязание и, к сожалению, обоняние – его точно вчера рвало. Но когда и, главное, куда, пока оставалось тайной. Судя по сильному запаху, рвало куда-то недалеко – хорошо, если просто на пол; у Джинна был всего один комплект постельного белья. Напрягая себя, сквозь головную боль он повернулся на запах и увидел рядом с тахтой медный кувшин с открытой крышкой. Сомнений быть не могло: запах шел из кувшина.

«А может, там просто многовековые какие-нибудь процессы закипели, – подумал Джинн. – И сейчас как раз старичок и вылупливается».

Он еще немного поразмышлял о том, насколько слово «вылупливается» правильное или даже вообще приличное, чем окончательно разрушил в себе всякую способность соображать. Тогда он привстал на локтях и заглянул в кувшин: ну так и есть! Процессы были вовсе не многовековые, а очень даже вчерашние процессы. Вернее – результаты этих вчерашних процессов.

«Вот она – изнанка жизни, – продолжал теребить свой чайный гриб утомленный удовольствиями Джинн, – надо бережнее относиться к организму и не мешать что попало. С другой стороны – хорошо, что кувшин под руку подвернулся, сгодилась посудка, начинает отрабатывать свою тысячу фунтов…»

Он медленно сполз с тахты и пошел с кувшином в ванную. Пока шел, подумал: а не выбросить ли его сразу на фиг, вместе с содержимым, – но почему-то кувшина стало жалко.

«И потом – его можно подарить кому-нибудь на день рождения, типа антиквариат. Вот кувшин пустой, он предмет простой, он никуда не денется. Ослику какому-нибудь подарю, если что».

В ванной он наполнил кувшин до краев и вылил содержимое в унитаз. Потом несколько раз его прополоскал и решил, что если насыпать в него земли и кактус посадить – будет круто. С этими мыслями он попшикал в пустой кувшин одеколоном (за отсутствием специального освежителя воздуха) и отнес его обратно в комнату – под стол. Потом поплелся на кухню – посмотреть, остался ли чай. На кухне он с удивлением обнаружил маленькую баночку растворимого кофе и вспомнил, что вчера в гостях, кроме Гришана и Лешего, у него был еще и писатель – кофе остался от него. Вскипятив в чайнике воды, он за полчаса выпил полбанки порошка и потихонечку начал оживать. Пока оживал, подумал, что Этна, доведись ей поучаствовать в тусовке, наверняка была бы очень разочарована, и со стыдом решил, что больше никогда-никогда. Чего никогда-никогда? Никогда не будет мешать портвейн с пивом и водкой без закуски.

В таком раскаянием состоянии его застукала по телефону мама. Мама звонила, чтобы узнать, как у сына дела. В подробности он вдаваться не стал, стараясь только, чтобы его заверения, что с ним все хорошо и он не болеет, выглядели не только убедительно, но и искренне. Мама в свою очередь сообщила, что отцу дали двухнедельный отпуск и они снова уезжают на дачу на две недели и готовы забрать с собой бедных котят и Джинна, чтобы те не томились в утомительной испачканной атмосфере большого города. И что с этой целью они заедут сегодня вечером около шести. Котят Джинн сдал без боя, а сам ехать отказался, сославшись на неотложные дела. Но клятвенно обещал в ближайшие выходные приехать их навестить, пусть даже и на электричке.

Ожил Джинн почти окончательно после душа и прямо с мокрой головой, все же не вполне еще ясной, уселся за стол, чтобы посмотреть новости и фронтовые сводки из Сербии. И именно в этот момент загудели в голове соседские сигналы точного времени, и почему-то именно в начале шестого, длинного, сигнала он нажал на выключатель удлинителя, от которого питалась вся его компьютерная составляющая, чтобы разом включить и сам компьютер, и монитор, и модем, и все остальное. Раздался оглушительный взрыв, посыпались искры, и комнату заволокло едким дымом. От взрыва Джинн опрокинулся через стул, и, хотя упал не затылком об пол, а просто плечом, еще недавно больная его голова снова затуманилась, и он отключился от действительности.

Краткое содержание пятой главы

Начало нового дня отрицательно сказывается на Джинне. Выясняется, что ночью его рвало в медный кувшин, и, проснувшись, он моет его водой, окончательно убеждая читателя в мысли о его, кувшине, полной пустоте. (Теперь, после публичного заявления писателя Сережи о том, что он, писатель Сережа, делает римейк хорошо известной книги, где из кувшина должен появиться джинн, который не появился, и явного выбора вялого Гены в главные герои, становится окончательно непонятно, о чем эта сказка, при чем тут быль и как из всего этого собирается выкручиваться автор.) Вымыв кувшин. Джинн помещает его под письменный стол, где, соприкоснувшись с оголенным электропроводом компьютера, кувшин вызывает сильный электрический разряд и взрыв, лишающий героя сознания. Однако взрыв взрывом, но извлечь хоть что-нибудь из пустого кувшина не позволит никакой взрыв.

Глава шестая,

в которой дует ветер

Так уж заведено, что когда на одной стороне земной поверхности ночь, то с другой стороны – обязательно день. И с другой стороны, когда этот день подходит к концу, наступает утро.

Дайва почувствовала себя плохо еще минувшим днем, на работе. Пришлось извиняться перед начальником, объяснять ему, что дело вовсе не в только что сделанном ей предложении – она действительно чувствует себя неважно, а к разговору можно будет вернуться завтра, когда ей станет лучше. До конца рабочего дня оставалось меньше сорока минут, и он сам предложил ей поехать домой и даже хотел вызвать такси. Но она заверила его, что справится за рулем.

Вся показная забота слетела с лица начальника, как только за ней захлопнулась дверь. Он заскрипел зубами, мысленно выкрикивая слова, которые не решился не то что сказать – шепотом прошипеть в своем кабинете, даже оставшись там в полном безопасном одиночестве.

«Проклятые бабы! – искрил его мозг, загоняя колючие ругательства в тупики извилин. – То у них настроение, то менструация, то луна! И надо же – в такой момент!»

Собственно, злился он вовсе не на Дайву – злился он на себя. И вот почему. Черт его дернул ей сказать, что никаких особых этнических чисток в этой Югославии нет, что сообщения о жертвах – необходимая подготовка для проведения операции в стратегически важном регионе. Осведомленность свою, дурак, показывал. Доверие демонстрировал. Да она все равно бы скоро сама узнала: в управлении это ни для кого не секрет. И потом еще пришлось на нее давить, показывая, что они знают про ее дела в Испании. И ведь как ловко отвертелась! Ни да, ни нет – плохо себя чувствую, и спрос невелик. И какого черта из Агентства запросили для этого дела именно ее? Вроде так хорошо разговор затевался!

«Дайва, – начал он, застенчиво помаргивая, – я буду с тобой откровенен. Как ты, наверное, могла слышать, наше правительство проводит военную операцию на Балканах, в Южной Европе. Пока мы стараемся, чтобы это не выглядело как полномасштабная война. Советник президента Клинтона по вопросам национальной безопасности Сэнди Бергер представил закрытый план специального воздействия на лидера противника – Слободана Милошевича. Я потом дам тебе копию. Согласно этому плану. Центральному разведывательному агентству предписано начать кибервойну против семьи Милошевича, блокировав или опустошив их банковские счета при помощи правительственных хакеров. Разведывательные источники определили несколько частных банков в различных странах, в частности в Греции, на Кипре и в России – во всех основных православных странах. Там у них спрятаны миллионы долларов. К настоящему моменту сотрудники Агентства открыли счета во всех обнаруженных банках, чтобы проследить механизмы денежных потоков и найти слабые места в системах обеспечения безопасности доступа. Они сейчас собирают кадры по всем правительственным структурам. Видишь ли, в русских банковских системах есть программы, сделанные самими русскими, это приводит к сложностям в работе. Ты великолепный программист, владеешь русским и к тому же, – тут он позволил себе тонко улыбнуться, – подающий надежды хакер».

Вот! Вот тут он допустил первую ошибку. Не надо было так сразу. Но почему? Он же наоборот сказал, в смысле – хорошо, здорово. Но что-то сломалось. Тогда он и ляпнул про этнические чистки. Правда, потом все вроде сгладилось, когда он разглагольствовал, что с русскими на этот раз проблемы, и просто дать взятку не получится, и что ей, вероятно, придется съездить в Москву. Она даже оживилась, а потом спросила, дескать, что это значит «подающий надежды хакер»? Он начал было объяснять, и тут – пожалуйста. Извините, мне плохо. Давайте завтра. Завтра. Сейчас она может настучать этому своему таинственному дяде, и вполне возможно, завтра придется искать новое место службы. Вот в Москву и попрошусь, решил он. Климат там, конечно, не ахти – зато зарплата, ночная жизнь и свобода. И никакого феминизма. А когда Россия окончательно задохнется, задушенная вихревым винтом пустоты межцу тоталитарным анархизмом и беспредельным диктаторством, захлебнется в загадочности своей соборной души и сгниет в вакууме дисгармонии между прошлым и будущим, пришлым и собственным – вот тогда он вернется в сытую безмятежность Монтерея, в котором температура воздуха редко поднимается выше двадцати пяти, а опускается ниже восемнадцати по Цельсию, где мягкий калифорнийский дождь идет по единогласной заявке всех местных жителей, а стеклянные двери домов никогда не запираются, потому что когда-то давно главы различных мафий договорились, что те из них, кто останется в живых, будут иметь право на спокойную старость в этом приятном во всех отношениях месте. Он вернется в Монтерей, где благодаря пенсионерам мафии отсутствует преступность, даже уличное хулиганство, где до ближайшего наркодилера двести миль, а единственным за последнее время криминальным опытом, да и то виртуальным, можно считать только события фильма «Основной инстинкт», съемки которого проходили именно здесь в конце таких уже далеких восьмидесятых годов. Он вернется в Монтерей – и все будет хорошо.

Однако волновался он зря: весь разговор Дайва пропустила мимо ушей. Недомогание, с которым она покинула его кабинет, уже в машине переросло в нечто странное. Ей действительно было плохо. Так плохо, что все события и неприятности последних недель отступили на второй план и там создавали размытый фон для настоящей боли. И даже то, что близкий русский мальчик не отвечал на ее письма и не выходил на связь в ICQ то ли из-за проблем со связью, то ли из-за дурацкой югославской войны, сейчас пропало в какое-то далеко, уступив место внимания непонятным ощущениям: ее тело изменялось внутри, кости становились мягкими и расплывались, мышцы узлами стягивались вокруг нежных костей, а мозг раздавался в стороны, распирая изнутри череп и растягивая его так, что пучило глаза, и они, казалось, вылезали на лоб.

Дайва с трудом вела машину, думая, что, наверное, лучше остановиться и набрать 911, но решила дотянуть. Когда она уже свернула на свой драйв, руки перестали слушаться ее окончательно, и, с трудом переключив передачу на «паркинг», она не смогла повернуть ключ зажигания, чтобы заглушить мотор. Он так и остался работать, когда на непослушных ногах, к которым будто были привязаны ласты, она добралась до входной двери, толкнула ее плечом и, зацепившись за ковер, упала и поползла к телефону. Ползти оказалось гораздо удобнее, чем ходить, но уже возле дивана, где обычно валялась трубка, ею овладел новый припадок – из пор на кожу пошли какие-то склизкие выделения, от чего кожа моментально стала чесаться, позеленела и вся покрылась мелкими пупырчатыми волдырями. Неожиданно боль прошла, ушла совсем, так же внезапно, как и возникла, но появилась невероятная сладкая усталость. Дайва поднялась на ноги и пошла в спальню с мыслью о том, что сейчас она доберется до кровати, поспит, а потом обязательно вызовет врача.

Когда она проснулась, за окнами было темно, никаких болей или недомоганий она не чувствовала совершенно, на коже не было никаких волдырей и даже следов, и она решила, что это просто переутомление, что никакого врача она вызывать не будет, а вместо этого возьмет на несколько дней отпуск, посетит психоаналитика, навестит отца и сходит на могилу к матери.

Она вышла на улицу, заглушила машину, оставив ключ в замке зажигания, чтобы не потерять, немного постояла, наслаждаясь свежим ночным воздухом – от океана дул светлый ветер, – вернулась в дом, переоделась в легкую шелковую пижаму, разогрела в микроволновке французский сэндвич с лягушачьими лапками, налила в стакан из большой бутылки свежий апельсиновый сок, собрала все это на серебряный кофейный поднос и вышла босиком на террасу, где на плетеном столике со вчерашнего вечера оставался принесенный с работы «Think Pad». Судя по времени, в Москве уже вовсю свирепствовало утро, и она загрузила ICQ с надеждой, что Джинн все-таки появится. Он не появился, и она отправила ему в никуда очередное письмо о своем прошедшем дне.

Краткое содержание шестой главы

Очевидно, чтобы отвлечь читателя от пустоты кувшина, автор вводит в действие еще пару персонажей, об одном из которых мы уже кое-что знаем. Дайва Стиллман, известная Джинну под псевдонимом Этна, получает задание, связанное с участием в виртуальной войне против Югославии. Принять она его не успевает, потому что заболевает странной болезнью: ей кажется, что она превращается в лягушку. Сопоставив это с упоминанием подаренной ей матерью куколки, можно прийти к выводу, что она навязывается нам в качестве сказочного персонажа – Василисы Премудрой и/или Прекрасной, она же Царевна и Жаба. Со сказкой становится все понятно – это классическая русская народная история; но непонятно, о чем тогда быль и почему вместо римейка «Старика Хоттабыча» мы имеем дело с пересказом сказок дореволюционной России, где роль Василисы отведена американской девушке, исповедующей ислам. В довершение Этна сразу же выздоравливает и отправляет Джинну очередное безответное письмо. Кто с кем перестал общаться и при чем тут югославская война, теперь уже разобраться совершенно невозможно. Облом следует за обломом, и вместе с героями начинает обламываться и читатель.