Текст книги "Дар случайный"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Да хорош вам! – возмутилась библиотекарша Ниночка. – Давайте выпьем за настоящую поэзию и ее истоки! Сегодня альманах "Золотой век" пришел, в нем такие стихи, мальчики!

Выпили за родники поэзии. По хорошему поводу чего же не выпить? Постепенно монолитный коллектив разбивался на маленькие группки. Налив себе двойные дозы и захватив бутерброды с вареной колбасой, Завгороднев с Поповым отошли к окну, где стоял маленький диванчик, обитый рыжим дерматином.

– Ты чего такой смурной? – поинтересовался Жора.

– Надоело все, – признался Завгороднев. – И черт меня дернул в эту журналистику пойти! Знаешь, как оно мечталось? Рим, ассамблеи ООН, острые полемики с акулами пера империалистической прессы... Вот она где, эта полемика! С областного совещания по животноводству на слет передовиков производства банно-прачечного дела! Сижу в мэрии, статью готовлю о благородных управленцах, которые недосыпают и недоедают, все о благе горожанина думают. А сам мечтаю, вот бы ахнуть про них в газете всю правду! А потом думаю: а кому она, эта правда, нужна?

– Это ты переишачил, – сказал Жора. – Популярно говоря, отдых требуется.

– Не, Жора, – мотнул головой Борис. – Ерундой мы занимаемся!

Разговор их продолжился и тогда, когда библиотечный междусобойчик благополучно завершился. Они стояли у стойки в "гадюшнике" центрального гастронома, который теперь носил гордое название иностранной столицы "Минск". Накурено в "гадюшнике" было так, что топор можно было вешать, веревку из дыма плести. Водка была теплой, и выпито ее было столько, что сивушный запах очередной дозы вообще уже не ощущался.

– Нет, ты мне скажи, – хватал Борис Попова за лацканы пиджака, – о чем мы пишем? Ты честно скажи, о чем мы пишем? На кой хрен простому российскому читателю нужны эти самые свиноматки с ихним свиноматочным приплодом? Ты честно скажи, мы что, для крупнорогатого скота пишем или для людей? Если мы пишем для людей, то на хрена мы им рассказываем о том, как готовится к зиме спецавтохозяйство товарища Селиванова? Кому это интересно кроме этого самого товарища Селиванова? Мы все – законные наследники сталинской прессы! Знаешь, о чем писать надо? Знаешь?

– Ну, скажи, – миролюбиво интересовался Жора Попов, отдирая цепкие руки товарища от своего пиджака. – Скажи, если ты такой умный!

Завгороднев подумал.

– О "летающих тарелках" надо писать! – заявил он. – Вот если бы я этот гребаный факультет журналистики не кончал, я бы обязательно в Сибирь поехал, М-скую аномалию изучать. Слышал про М-скую аномалию? Слышал? А слабо тебе туда поехать? Никогда ты туда не поедешь, так и будешь про посевные, уборочные и про окот овец писать. А народу этого не надо. Народ про М-скую аномалию знать хочет! А мы про нее молчим, утаиваем от народа таинственную правду!

– Так поезжай и напиши! – с некоторым раздражением сказал Жора. – А у меня семья, у меня дети, Боря! Мне надо на кусок хлеба зарабатывать, и, желательно, с маслом... На кой мне твои аномалии? Что там – деньги на деревьях растут? Достал ты меня! – он разлил по стаканам остатки водки. Ну, давай по последней и погнали по домам. Меня Ирка ждет!

Дорогу домой Завгороднев запомнил плохо. Кажется, был милиционер, который настойчиво интересовался, где Завгороднев живет и куда направляется. Потом милиционер куда-то делся, а Борис, вроде бы, выпил еще с каким-то мужиком, который жаловался ему на свою жену; она, по рассказам этого мужика, была кем-то средним между Медузой Горгоной и Пандорой. Причем, если выглядела она, как Медуза Гогона, то характер у нее был таким же гнилым, как у Пандоры. Потом пропал и мужик, а Борис оказался около подъезда своего дома. Собравшись с силами, он на автопилоте проплыл к дому под осуждающими взглядами соседок, не с первого раза, но все-таки попал ключом в замок и ввалился в квартиру.

Стелить не хотелось и Завгороднев бросил на диван теплое одеяло. Освободившись от пиджака и брюк, он с наслаждением нырнул под одеяло и принялся стаскивать через голову тугой галстук. Вытянувшись, он закинул руки за голову и посмотрел вверх. По белому потолку бродили дрожащие тени. Как в горах. "Господи! – с неожиданно трезвой тоской подумал Завгороднев. – Да разве о том я мечтал? Разве в этом смысл человеческого существования? Ну, отправят меня завтра в пионерлагерь "Орленок" описывать счастливое и безоблачное детство советских детей! Толку-то?! Ведь не для того я родился, чтобы всю жизнь за пишущей машинкой провести! А для чего? Господи! взмолился он к невидимому небесному слушателю. – Вразуми ты меня, идиота!" И сразу на душе стало спокойнее. Потянуло в сон и тени на потолке перестали раздражать и тревожить. "На хрен мне все эти аномалии? – уже засыпая, неожиданно для самого себя подумал Борис. – А вот все брошу и отправлюсь на Тянь-Шань искать снежного гоминида!"

4. Мир приключений.

Отсюда, из долины, была хорошо видна угловатая белая полоса заснеженного горного хребта. Небо было пронзительно синим и при желании в нем даже днем можно было разглядеть звезды.

Борис вздохнул и полез в палатку за спальным мешком. То, что когда-то казалось романтичным, на поверку оказалось будничным и серым делом. Вот и сейчас народ отправился на поиски, а ему досталось дежурство по кухне: следить, чтобы костер не погас, дров достаточное количество запасти, держать наготове кипяток, чтобы в нужный момент чай заварить и суп из пакетиков приготовить. Лодка романтического воображения разбилась о суровый быт походных будней. Но Завгороднев о том не грустил. Были у него для того веские причины.

Он подкинул в костер несколько полешек и залез в спальный мешок, не застегивая его на молнию. Сорок семь ему сегодня исполнилось. Праздник, который хотелось как-то отметить. Впрочем, праздник ли? Сорок семь лет ему исполнилось, а что оставалось за спиной? Туманы беспросветные да экспедиции в далекие края. "Мы едем, едем, едем, – пробормотал он, – в далекие края. В начальниках – дебилы, в разнорабочих – я". Да, блин, вот так и жизнь человеческая проходит. В поездках за туманом.

Зуд бродяжничества, одолевший его сразу после окончания школы, погнал Завгороднева на Вилюй мыть золото в старательской артели. Разумеется, намытый золотой песок не окупил даже затрат на поездку, но молодого Завгороднева тогда это не сильно огорчило. Перекантовавшись зиму в Царицыне, он устроился в геологическую партию "Спецгеофизики" и вместе с ее участниками весь весенне-летний период провел, колеся по области. Знаний не хватало, но сил, чтобы долбить шурфы и перетаскивать экспедиционное имущество, было более чем достаточно.

Потом были экспедиции на Ямал, в тюменскую тайгу, в сурхан-дарьинские пески, много чего было потом. Дух бродяжничества впитался в поры его кожи, он уже и помыслить не мог, что можно жить жизнью обыкновенного обывателя жениться, воспитывать детей, каждый день ходить на службу, выпивать с друзьями по субботам и забивать с ними "козла" в дворовой беседке. Такой жизнью Завгороднев жить не привык и не смог бы.

Несколько лет назад судьба занесла его в деревню Молебку Пермской области. Энтузиасты-уфологи открыли там какую-то аномальную зону, появились статьи в газетах, от ученых принялись требовать ответа на поставленные уфологами-самоучками вопросы, а их не было. Вот и решила Академия наук устроить небольшую экспедицию в эту самую М-скую аномалию, как ее тогда окрестили журналисты. А любой экспедиции нужны прежде всего разнорабочие. Завгороднев же был проверенным экспедиционным кадром, ему сам физик Муравьев-Муратовский предложил принять участие в исследовании этой самой аномалии. Разумеется, журналисты про экспедицию Академии наук пронюхали, и когда ее палаточный городок вырос близ деревни Молебки, рядом тут же встали палатки газетчиков. Кого там только не было – Пашка из "Литовского комсомольца", Ярына Млук из украинского "Всесвiта", братья Кунявины из "Молодости Магадана", сам Харченко из "Комсомолки", еще с полсотни менее известных, и даже однажды Александр Яковлев из АПН на вертолете прилетал с инспекцией. Никакой аномалии физики не нашли, да и не могли, конечно, найти. Бред это был, правда, не сивой кобылы, а небезызвестного Пашки из "Литовского комсомольца". Он самую первую статью о М-ской аномалии со скуки написал, а теперь прилетел посмотреть, как советские физики землю рыть будут, добывая факты, подтверждающие существование несуществующего. Но время было славное! Были посиделки у костра, рассказы самые фантастические. Без преувеличения можно сказать, что в той экспедиции Завгороднев не только ликбез по неопознанным летающим объектам прошел, но и так его натаскали по разным аномальным явлениям, что он запросто кандидатскую защитить мог, если бы такое направление в науке существовало! А сколько выпито было! Речка Молебка шире Волги стала бы, вылей в нее жители палаточного городка все выпитое!

И вот экспедиция энтузиастов, жаждущих наконец отловить снежного гоминида. Завгороднев к ним пристал потому, что на Тянь-Шане еще никогда не был. И в самом деле оказались красивые места. Душа отдыхала на местных колоритных пейзажах. Будь Завгороднев художником, он бы отсюда не вылазил! А что касается снежного гоминида... Завгороднев извлек из спального мешка левую руку и посмотрел на часы. Все правильно, пора было вставать, вот-вот должен был подойти Арий.

Он вылез из мешка и едва успел подкинуть еще несколько поленьев в отгорающий костер, как неподалеку с шорохом посыпались камни, потом кто-то коротко и гортанно вскричал и из-за коричневой потрескавшейся скалы показался Арий.

Был он волосат, могуч и вонюч. Широкие ноздри приплюснутого носа жадно и подозрительно втягивали воздух. Маленькие карие глаза быстро обшаривали поляну с палатками. Челюсть у Ария, как это и полагалось у гоминидов, была массивной и далеко выдавалась вперед. Гоминид был выше Завгороднева, метра два с половиной в нем было. На заднице шерсть вылезла, открывая задубевшую красную кожу.

Увидев, что Завгороднев один, гоминид успокоился и даже отбросил в сторону камень, который держал в руке. Подойдя к костру, гоминид сел, завороженно глядя на пламя, и серые лапы к нему протянул. Видно было, что гоминиду у огня тепло и хорошо.

Завгороднев пошел в палатку, достал две банки "Завтрака туриста", ловко открыл их и поставил перед йети. Арий одобрительно заворчал, взял одну в лапы, понюхал и вопросительно глянул на Завгороднева.

– Вмазать хочешь? – сообразил Завгороднев и снова отправился в палатку. В рюкзаке лежало несколько бутылок "Хирсы", Борис сам за ними спускался в поселок Джетбуллах. Специально для гоминида брал. Взяв пару бутылок, Завгороднев вернулся к костру. Увидев бутылки, гоминид радостно гаркнул, а потом принялся тихо ворчать.

Завгороднев кинул гоминиду бутылку и Арий ловко поймал ее на лету. Учить гоминида открывать бутылку было не нужно, Арию и одного урока вполне хватило. Сорвав пробку, гоминид поднес бутылку ко рту, раздвигая горлышком бороду. Сделав несколько больших глотков, гоминид зажал бутылку коленями, взял банку "Завтрака туриста" и принялся есть, выбирая куски из банки мохнатыми пальцами. Завгороднев глотнул из своей бутылки, лег на спальный мешок, задумчиво глядя на гоминида. Арий прибился к лагерю на прошлой неделе. Вышел на Завгороднева, когда все остальные находились в поисковых группах. Вначале Борис испугался, потом пригляделся к снежному человеку и понял, что тот голоден, несчастен и одинок. Почти как сам Завгороднев. Человек угостил йети супчиком, налил сладкого чая, а потом, движимый душевной щедростью и состраданием, налил гоминиду портвейна. Портвейн йети понравился. Теперь он приходил каждый день, а Завгороднев, чтобы встретить и угостить его, сказался больным и дежурил по лагерю. Это было все-таки лучше, чем бесцельно лазить по горам в поисках фекалий гоминида. Тем более, что сам гоминид во время этих поисков находился у него в лагере. С ним можно было даже поговорить. Йети улавливал интонации человеческого голоса и ответно ворчал – то одобрительно, то зло, а порой и насмешливо. Такого внимательного собеседника среди людей Завгородневу еще поискать бы надо было, а этому только портвейн в кружку подливай.

Гоминид доел консервы и бросил банку. Некоторое время он завороженно смотрел, как банка, громыхая и дребезжа, катится по каменистой осыпи, потом сделал несколько глотков и повернулся к костру красной задницей – греть.

– Вот так, Ара, – назидательно сказал Борис, тоже глотнув из своей бутылки. – Понял теперь, каково быть тупиковой ветвью развития?

Гоминид грустно взвыл.

– Ни хрена ты не понял, – продолжал философствовать Завгороднев. – Для этого надо обо всех человеческих достижениях знать. А что ты в своих горах видел, кроме пустых бутылок и опорожненных консервных банок?

Арий грустно и согласно вздохнул, посмотрел на свою бутылку на свет и вздохнул еще печальнее.

– Вот мог бы я тебя этим искателям снежного человека сдать, – сказал Завгороднев, делая очередной глоток. – А потом подумал: чего ради? Они ж тебя сразу в клетку засунут и в Москву. А ты, Арий, к воле привык. Пусть жрешь одни корешки мерзлые, да на воле. А там ты быстро с ихних бананов загнешься!

Гоминид испуганно глянул на Завгороднева и приложился к бутылке.

– Но иногда, брат, знаешь, – подумал вслух Борис, – чего в ней хорошего, в этой воле? Вот возьми меня. Под пятьдесят, а все меня по миру носит. А чего ищу? Другой бы давно женился и дома сидел. А мне скучно, понимаешь?

Арий закивал, вытряхнул в широкую пасть последние капли вина, опять посмотрел бутылку на свет и с надеждой взглянул на собеседника.

– Ну, ты даешь! – Завгороднев поднялся, прошел в палатку и принес гоминиду еще одну. – Жри, Ара, может быть, веселее станешь.

Вновь усевшись на спальный мешок, Борис некоторое время смотрел на ослепительную полоску далекого ледяного перевала, потом повернулся к снежному гоминиду. Йети был доволен жизнью. А что ему еще надо было? Зад в тепле, в руках – выпивка. Гоминид что-то урчал, словно напевал от хорошего настроения.

– А жизнь-то проходит, – загрустил Завгороднев. – Тик-так, час прошел, тик-так, года нету... И чего я бродил, чего набродил? Во, блин, понял, Арий, как оно бывает? Кто-то мне однажды сказал: езжай, Борька, Тадж-Махал посмотри. Ощущением вечности проникнешься, смысл жизни поймешь. Ну, поехал я на эту гробницу смотреть. А чего на нее смотреть, я давно понял, что все в землю ляжем, все прахом будем... А смысл жизни... Хрен его знает, Арий, в чем он!

Арий зажал бутылку между мохнатых коленей и тяжело похлопал лапой о лапу.

– Вот-вот, помрешь однажды, – грустил Завгороднев, – закопают тебя, и кто скажет, в чем он был, смысл моей жизни...

Арий печально вздохнул.

– Нет, я сам понимаю, что всю жизнь ерундой занимался, – продолжал заниматься самоуничижением Борис. – Да уж больно интересно было. Ты слушаешь, Арий?

Снежный гоминид утвердительно замычал, согнулся в лохматой спине, подпер своими грабками массивную челюсть и внимательно уставился на Завгороднева маленькими глазками – демонстрировал внимание.

– Знаешь, – доверительно сказал Завгороднев, – я тебе так скажу: скучно на Земле. Вот если бы туда слетать... – он лег на спину, глядя в небесную синеву. – Слетать, посмотреть, есть ли там кто, выяснить насчет иных цивилизаций.

Он перевел взгляд на пригорюнившегося гоминида, вдруг спохватился и испуганно посмотрел на часы.

– Досиделись мы! – ахнул он. – Да сейчас ведь наши подойдут! Представляешь, что будет? Давай, Арий, давай, чеши отсюда. В клетку хочешь? Не хочешь? Ну, тогда смывайся. Завтра приходи! Завтра, понял? У меня там еще есть, но – на завтра.

Снежный человек встал, прижимая к себе бутылку "Хирсы", вопросительно глянул на Завгороднева.

– Забирай, – великодушно разрешил Борис.

Гоминид обрадованно охнул и широкими шагами направился в заросли. Завгороднев проводил его взглядом, огляделся по сторонам и, убедившись, что никто из участников экспедиции еще не появился, успокоенно прилег около костра.

Где-то в вышине, почти в зените, серебристо поблескивая боками, пронеслась "летающая тарелка". За ней, выбрасывая пучки разноцветных лучей, гнался огромный черный цилиндр.

Завгороднев представил себя за штурвалом космического корабля и восторженно зажмурился. Да, это был бы кайф! Отправиться в далекий путь, чтобы открывать новые звездные системы, столкнуться со Звездной ордой и вступить с ней в жестокую схватку за освобождение человечества и иных разумных миров, водрузить флаг объединенного человечества на полюсах открытых миров... Вот это была бы жизнь, единственно достойная человека!

Послышались голоса. Участники экспедиции маленькими группками начали возвращаться из свободного поиска.

Первыми вернулись ленинградцы, братья-близнецы Любин и Нелюбин. Устало они присели у костра. Завгороднев торопливо засыпал в котел содержимое пакетиков.

– Нашли чего-нибудь? – спросил он исследователей.

– Кое-что есть, – ответил Любин и показал полиэтиленовый пакет с чем-то черным. – Опять свежий стул. И всего в километре от базы, представляешь?

Завгороднев это себе хорошо представлял, потому что хорошо знал, чем Арий питался последнюю неделю. Поэтому, разглядывая образцы, доставленные поисковыми группами, он машинально отмечал: это – после гречневой каши с говядиной, это – после "Завтрака туриста", а это – после овсяного супчика с грибами. Ребята в экспедицию подобрались дотошные, ничего подозрительного в окрестностях не пропустили.

Борис покормил товарищей, напоил их горячим ароматным чаем с травами и вновь остался один. Участники экспедиции разбрелись по палаткам отдыхать после напряженного трудового дня. Завгороднев не торопясь перемыл посуду, отнес маленькое ведерко с супом для снежного гоминида в скалы и снова прилег у костра. От выпитой хирсы его клонило в сон. Он прикрыл глаза, увидел в полусне огромный черный цилиндр, грозно настигающий маленькую и беззащитную "летающую тарелку" и, уже сонно чмокая губами, неожиданно подумал: "Хорошо бы было на самом деле туда... С бластерами... На межзвездном, блин, крейсере..."

5. Боевая фантастика.

Галактический крейсер третьего класса "Пан Станислав Лем" срезал край звездного скопления Гиады и вышел из подпространства на окраине системы красного карлика, который в звездных каталогах значился под невыразительным названием М21547ДК. Именно отсюда подавала сигналы бедствия цивилизация чернобрюхих тарантулов, по межзвездной классификации Lycosa Tarentula sapiens, а на галактическом жаргоне просто чернобрюшей или, как их еще презрительно называли гоминидные расы, черножопок. Звездную систему, где обитали чернобрюши, краем зацепила Звездная орда – таинственная цивилизация, перемещающаяся в пространстве на огромных ракетных кораблях. Никто не знал, есть ли у Звездной орды родное звездное скопление, оставалось загадкой, как выглядят отдельные представители Звездной орды и какова цель их бесконечного путешествия. Возможно, кто-то встречался с ордынцами и даже задавал им все эти вопросы, однако никого из тех, кто стоял с ордынцем лицом к лицу или к тому, что там было у ордынца вместо лица, в живых не осталось.

Удивительно было то, что о помощи воззвали именно чернобрюши – о них самих в открытом космосе ходила дурная слава, а такие расы, как большекрылые махаоны и серпентратисы прямо обвиняли чернобрюшей в налетах на заселенные ими планеты с целью захвата пленных и использовании этих пленных в извращенных гастрономических целях.

Но как бы то ни было, цилиндры Звездной орды уже очистили от чернобрюшей и их паутины две планеты и теперь двигались в самые населенные системы. Для порабощения чернобрюшей от орды откололись четыре гигантских цилиндра, каждый в несколько сот миль длиной и с полсотни миль шириной. Видимо, ордынцы посчитали, что этих сил будет вполне достаточно для зачистки населенных планет, находящихся в данном секторе Галактики. Узнав о силах ордынцев, представители Галактического Федерального Содружества звездных систем выслали для защиты чернобрюшей крейсер "Пан Станислав Лем". Остальные корабли готовились встретить основные силы орды на подступах к Центру Галактики.

Галактическим крейсером "Пан Станислав Лем" командовал опытный и умудренный в звездных сражениях сорокавосьмилетний землянин Борис Александрович Завгороднев. Он прошел путь от отчаянного и бесшабашного лейтенанта до степенного и осторожного космического волка. Если в лейтенантские годы Борис Завгороднев, бросаясь в схватку, чаще всего надеялся на пресловутое земное "авось", то, чудом оставшись в живых и став старше, он все чаще повторял другую земную поговорку: "Тише едешь, дальше будешь".

Высаживаться на любую из обжитых чернобрюшами планет Завгороднев категорически отказался. Экипаж его крейсера на две трети состоял из большекрылых махаонов и серпентратисов, а рисковать напрасно своими подчиненными Борис Александрович не привык и не хотел. Да и что им было делать на планете, изрытой миллиардами темных нор, затянутых паутиной?

Однако делегацию чернобрюшей, желавших обсудить с командиром космического крейсера стратегию и тактику предстоящей битвы, ему все-таки пришлось принять. Делегация чернобрюшей прибыла на крейсер в космическом челноке малой навигации. Во избежание неприятных случайностей чернобрюшей встречали земляне, которые надели парадные скафандры высшей защиты, и денебианин, который в скафандре не нуждался. Есл кто-нибудь однажды пробовал откусить от гранитной скалы маленький кусочек, он вряд ли повторит свою попытку.

Чернобрюши были черными не только из-за жестких волос, покрывающих их лапы, головогрудь и брюшки. На них были черные комбинезоны, богато украшенные серебром. Кобур или чехлов, скрывающих оружие, у них не было, но успокаивать себя этим не стоило. Наверняка в трахеях у них скрывались дротики.

Руководитель делегации чернобрюшей был, судя по его внешнему виду, опытным тарантулом, участвовавшим не в одной боевой схватке. Из восьми лап его только три были целыми, остальные заменяли протезы. Цепочка оранжевых глаз то и дело прерывалась бельмом, панциреобразный щит чуть ниже головогруди был покрыт грубо сросшимися шрамами.

Оказавшись напротив капитана Завгороднева, чернобрюш встал в боевую стойку и отдал ему честь правой малой лапой. Остальные лапы, включая протезы, он, как и полагалось по этикету, держал на уровне черного брюшка, которое украшали великолепные малиновые пятна.

После официальных приветствий Завгороднев пригласил делегатов в кают-компанию. Там уже было все накрыто для приема гостей.

Пока гости лакомились тушеными бедрышками тарразианских богомолов и запивали лакомство коктейлем из молочая, смешанного с вином из одуванчиков, в боевой рубке бравые махаоны готовили галактический глобус, на котором был отслежен как путь орды, так и четырех отколовшихся от нее цилиндров. Капитан Завгороднев правильно решил, что сытый чернобрюш уже не враг. Хотя, к сожалению, и не друг.

Совещание по стратегии и тактике началось в непринужденной и, можно сказать, игривой обстановке. Видно было, что кое-кто из чернобрюшей излишне накоктейлился, некоторые уже лезли с объятиями к землянам и даже высокое напряжение скафандров высшей защиты их остановить не могло.

– Четыре цилиндра! – презрительно скрежетнул жвалами один из тарантулов, которого звали Кржхрсрвхр. – Всего четыре ордынских звездолета на семнадцать миллиардов тарантулов! Вы что, унизить нас хотите? Не верю!

Руководитель чернобрюшей гневно глянул на него шестью оранжевыми глазами и Кржхрсрвхр пристыженно умолк.

Некоторое время глава чернобрюшской делегации по имени Ржвхср внимательно разглядывал глобус сразу всеми имеющимися у него в наличии глазами. Больше того, он даже очки с цепочкой блестящих окуляров достал, чтобы ему лучше видно было.

– Ясно, – сказал он, пряча очки в карман черного комбинезона. – Я предлагаю следующее: федералы встанут на главном направлении у солнца Крхжр, а доблестные тарантулы нападут четырьмя компактными группами на каждый из кораблей орды.

Заместитель Завгороднева по боевой части Эоаои недоуменно взмахнул крылышками:

– Зачем? Наш крейсер достаточно мощный, чтобы раз и навсегда уничтожить агрессоров!

Ржвхср снисходительно сказал:

– Одно слово – мотылек. Во-первых, мы, как и земляне, заинтересованы в том, чтобы выяснить, кого представляет орда и из какой она части Вселенной. Во-вторых, могут быть богатые трофеи. Да и сами пленники представляют значительный интерес. Брать пленных – давняя традиция чернобрюшей и не мотылькам ее ломать. И наконец, неужели Федерация заинтересована в том, чтобы лишить доблестных тарантулов наших героев? У нас найдется достаточно тех, кто готов отдать жизнь во славу своего народа! Вы согласны со мной, капитан?

Завгороднев пожал плечами.

– Вообще-то мы здесь затем, чтобы вам помочь, – уклончиво сказал он. Если вы хотите рисковать...

– Мы мечтаем о риске, – торжественно сказал Кржхрсрвкр. – Каждый чернобрюш с рождения мечтает о схватке!

И схватка эта состоялась близ красной звезды Крхжр.

Завгороднев, находясь в боевой рубке крейсера, наблюдал, как по направлению к цилиндрам движется волна истребителей чернобрюшей. Их было так много, что пространство из-за обилия бортовых огней стало разноцветным. Навстречу им с черных цилиндров орды ударили яркие голубые лучи. В пространстве закружилось раскаленное вещество, только что бывшее космическими кораблями тарантулов. Вслед за лучами появилась волна истребителей орды. Сосчитать их было невозможно, кто будет считать муравьев в разворошенном муравейнике? Две волны истребителей соприкоснулись, смешались в яростной смертельной схватке. Во тьме пространства то и дело вспыхивали новые звездочки и неясно было, на чью сторону склоняется космический бог успеха.

Между тем цилиндры орды, оставив свои истребители драться с кораблями чернобрюшей, медленно направляли траекторию полета к обжитым чернобрюшами планетам.

Махаон, ведающий боевой подготовкой, первым заметил это и тактично указал на маневры цилиндров капитану Завгородневу.

– Подождем, – сказал капитан. – Фортуна, мой крылатый друг Эоаои, изменчива...

Между тем круговерть истребителей медленно смещалась к системе красного карлика.

– Они не успеют вернуться, – взволнованно доложил махаон, глядя на экраны корабельного интеллектуального центра. – Их планеты опустошат раньше, чем закончится бой!

Некоторое время Завгороднев размышлял, потом встал и подошел к обзорному экрану крейсера, на котором разворачивалась панорама звездной битвы. Пришло время принять решение, достойное старого и мудрого звездного капитана.

– Героев своих хотите? – задумчиво сказал Завгороднев, потирая бритый подбородок. – Будут вам герои!

Он сел за пульт, включил внутрикорабельный селектор и объявил:

– Здесь командир крейсера "Пан Станислав Лем". Приготовиться к атаке!

Махаон взволнованно всплеснул крылышками:

– Из-за истребителей мы цилиндры орды не достанем!

Завгороднев хмуро взглянул на него.

– Истребителей? – переспросил он. – Каких истребителей?

И его заместитель неожиданно понял, кто и, главное, как становится командиром боевых космических кораблей.

Удар, нанесенный крейсером, был ужасен. Три цилиндра орды вспыхнули и исчезли тотчас. Четвертый, который, судя по всему, получил непоправимые повреждения, медленно заваливался по направлению к небольшой черной дыре, терпеливо затаившейся в складке пространства.

– Вот и все, – буднично сказал Завгороднев, глядя на очистившийся экран.

– А где же... истребители? – спросил несколько оторопевший заместитель. – Там же столько чернобрюшей было...

Завгороднев встал. Лицо его медально забронзовело.

– Зато героев у них теперь сразу столько стало, что бюсты им не из чего отливать будет, – печально сказал он.

Вечером, когда "Пан Станислав Лем" выходил в необходимую для прыжка точку галактических координат, командир крейсера Борис Александрович Завгороднев мрачно пил в кают-компании. Можно сказать, что он пил в одиночестве, потому что его заместитель уже усики распустил и левое крыло помял – много ли надо почти непьющему мотыльку?

– Надоело мне все, – объяснял Завгороднев своему боевому заму. – Одни сражения, сражения, сражения... Уже забываешь, где сражаешься, с кем сражаешься, за что сражаешься... Не вижу смысла в том, что мы делаем! Месяц назад мы с тобой этих кровососов с Альдебарана защищали, еще раньше глотарей из Кассиопеи, теперь вот этих черножоп... – он осекся и испуганно взглянул на махаона – не заметил ли тот его откровенно расистского высказывания. Махаон неровно сложил крылья, опустил на кольчатое брюшко лапки и нервно шевелил усиками во сне. Небось, снилось гаду, как он на своей Махаонии нектар из гигантских магнолий добывает.

Успокоенный Завгороднев налил себе в стакан виски, выпил и снова пустился в печальные рассуждения:

– Кого мы и от кого защищаем? Вся Вселенная воюет! Здесь Богом быть надо, чтобы порядок навести. Понимаешь? Богом!

Эоаои пошевелил усиками и беспомощно распустил крылья.

– Слабак! – с усмешкой сказал старый звездный волк и задумчиво повторил: – Богом надо быть, чтобы в этой Вселенной порядок навести!

В кают-компании ожил динамик.

"Внимание! – объявил вахтенный. – Через двадцать минут крейсер уйдет в подпространство. Всем занять места в амортизационных камерах!"

Завгороднев вздохнул. Крейсер шел на воссоединение с основными силами, а это значило, что впереди опять маячили бои, победы и поражения, схватки не на жизнь, а на смерть, предстояло зажигать и гасить звезды, сворачивать в ничто планеты и умножать пустоту, потому что именно в ней крылся идеальный порядок.

Он легко приподнял за крылышки своего пьяного заместителя, отнес его в амортизационную камеру, специально оборудованную для махаона, потом, кряхтя, разделся и занял свое место согласно походному расчету. Вокруг, медленно шурша, разворачивалось силовое поле. Борис Александрович зевнул, раскинувшись на мягком ложе, и на мгновение пожалел, что не захватил с собой недопитую бутылку.

"Да, – подумал он. – Чтобы в этой Вселенной не озвереть, в ней надо быть Богом!"

6. Что-то тоскливо-философское.

Вот тогда-то он и узнал, что значат настоящая тоска и настоящие сомнения в правильности дороги. Одурев от тьмы, он возжелал света, потом, чтобы как-то развеять скуку и скрасить одиночество, создал ангелов, твердь и развлечения ради населил эту твердь разнообразными животными. Но с животными нельзя было поговорить, и тогда он создал свое подобие – маленького Бориса Завгороднева. Он не знал, правильно ли поступает, не повторяет ли роковым образом чью-то ошибку. Посоветоваться с кем-то было просто невозможно. Не с кем было советоваться всемогущему Богу! И самое противное – даже выпить, чтобы хоть малость забыться, чтобы как-то отвлечься от тревожащих душу мыслей, было нельзя, да и пока не с кем. Надо было еще сотворить Завгородневу пару, а потом терпеливо ждать, когда кто-то из ангелов согрешит...