Текст книги "Шпион божьей милостью, или Евангелие от ФСБ"

Автор книги: Сергей Синякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Все повернулись к бывшему мытарю.

– Был я у лечебницы, – сказал практичный апостол. – Поглядел я на жизнь херувимскую. Морды у них львиные, сами они велики и жрать постоянно хотят. А мяса в Раю нет! Надоело им, поди, на финиках да акридах сушеных сидеть. Не очень на них пожируешь!

– Да где мы мясо-то возьмем? – вынырнул из небытия Дух. – Я уж и сам его вкуса не помню!

19

Двое нежились под солнцем.

– А чего Тебе, Господи, хочется? – простодушно спросил архангел Гавриил.

Бог зевнул и откровенно признался:

– А ничего Мне, Гаврюша, не хочется. Скучно Мне!

– Я вчера Иуду допрашивал, – сообщил архангел.

– Молчит?

– Молчит. Второй раз, говорит, я Его не предам.

– Значит, есть чего предавать, – заметил Бог. – Нажать надо. Крепенько нажать.

– Не по-Божески будет, – усмехнулся Гавриил.

– Да ну? – удивился собеседник. – А разве Мною где-нибудь сказано "не пытай"? Что Господу страдания неправедной души? Я и в Потоп сожалений не чувствовал. Грешник мучиться и страдать должен, и все равно, где он страдает, – в Аду или в Раю. Нажми на него, Гаврюша, крепко нажми!

– Нажимал уже, – признался архангел.

– И что же? Молчит?

– Воет...

Они помолчали. Вокруг жужжали пчелки, трудолюбиво собирая нектар с цветочков, боролись среди березок косолапые славные медвежата, ласточки быстрокрылые в небе летали. Лепота кругом. Одно слово – Рай.

Вдали слышались звон арф и протяжное пение, сопровождаемое возгласами "аллилуйя!".

Бог пожевал губами.

– Частушки, говоришь, про меня пели?

– Пели, Господи!

– Не помнишь? Люблю, брат, народное творчество.

Гавриил задумался и пропел не лишенным приятности голосом:

Мы в Раю – одна семья:

Бог, архангелы и я,

Вот бы нас увидел Брэм,

обсмеялся б, старый хрен!

– Что-то они не то поют, – задумчиво проворчал Бог. -На митингах они иное горланят.

– На проповедях и Ты, Господи, другой, – возразил архангел.

Бог снова надолго замолчал.

Удивленный его долгим молчанием, архангел заглянул в одутловатый Лик не спит ли?

Бог не спал.

– Чудны дела Мои, – задумчиво сказал Он. – Но их дела еще чуднее. Я тут на днях в Чистилище с душами усопших российских демократов встречался. Интересно, понимаешь. Спрашиваю их: в Меня веруете? Веруем, кричат, веруем, Господи. А давайте, говорю, ко мне философски подойдем. Нет, кричат, не согласны мы к Тебе, Господи, философски подходить. Ладно, говорю, тогда давайте к вам философски подойдем. Как вы себе Вселенную представляете? Бесконечна она, говорят, Господи, и ты, Боже, в центре ее. Хорошо, говорю, особых возражений нет. Согласны вы, что слово Мое – закон? Согласны, говорят, конечно – закон! В Библии, мол, так и сказано: вначале было Слово. Слуги Мои, спрашиваю, вершат над вами суд праведный? Тут у них разногласия пошли, до хрипоты они спорили, но со Мной согласились. Так вот, говорю, как вы назовете общество, в котором правит один человек, законы его исполняются неукоснительно, а следят за соблюдением этих законов верные слуги, а остальные безмолвствуют и повинуются? Смотрю, молчат и ждут слова Моего. Смелее, говорю им, смелее. Называйте вещи своими именами. Они с неохотой такой, вразнобой, но признали – это, Господи, тоталитарное общество, а ты, выходит, – диктатор. Правильно, говорю. Так как же вы, верующие в свободу, идеалом своим считаете тоталитарную систему, а диктатору поклоняетесь и догматически в него веруете? – Бог глухо засмеялся.

– А дальше что? – спросил Гавриил.

– Неинтересно Мне с ними стало, – сказал Бог. – Направил я их всех к Моему рогатому оппоненту. За поклонение ложному кумиру, понимаешь...

– Господи, – сказал архангел. – Да этак можно всех наших праведников туда отправить!

– Всех нельзя, – строго сказал Бог. – Глупо наказывать тех, кто верует не раздумывая. А вот думающие, они, дружок, самый опасный народ. Думающие да сомневающиеся в праведники не годятся. Блудливы они в помыслах своих, от того блуда революции случаются...

Он снова замолчал, глядя в небесную синеву с коромыслом радуги от горизонта к горизонту.

– А насчет желаний... – Он протянул руку, и на пухлой ладони глянцево засветилось большое красное яблоко. Господь с видимым удовольствием надкусил фрукт и закончил: – А что Сам не смогу, ангелы притащат!

– Трудно Тебе, Господи?

– Скучно. Спел бы еще частушечку. Только поприличнее, все-таки Богу поешь!

– Неприличности частушке смак придают, – не согласился архангел. – Без неприличности частушка, что ария из оперы – тоска и серьезность.

Он подумал немного, припоминая частушки апостолов, и задорно грянул:

Бог постом меня замучал,

у Аллаха – гурий тучи.

Ежель бабы не найду

в мусульманство перейду!

– Охальники! – проворчал Бог. – Таким ли в Раю жить? Старые заслуги спасают!

20

А теперь представьте себе следующую пропозицию. Серый луг, заросший асфоделеями. Два взмыленных и измученных черта. Впереди дорогу им перерезали колесницы с покойными героями Эллады, слева приближается Цербер, справа пыхтит и плюется пламенем Тифон. И назад не побежишь, там Флегетон полыхает.

Демонов била дрожь. Полковник Двигун нервничал. Не хотелось полковнику умирать еще раз, да, видно, судьба выпадала такая. Хмуро и зло он посмотрел вверх.

Не орленок из пионерской песни парил в небе, хмурые и злые гарпии сварливо ругались с небес.

– Хитрый ты был демон, Смоляк, – вздохнул Длиннорыл. – Честно говоря, я порою тобой восхищался. Но похоже, что и твоему везению конец пришел!

Полковник затравленно оглядывался.

Внезапно он схватил демона за шерстистую лапу:

– Крылатые лошади! – ахнул он. – Никак Пегасы?

Длиннорыл взглянул и отвернулся.

– Не суетись! – сказал он. – Примем конец как должное. Ну, горбатые лошади пасутся! Мне о таких знакомый аравийский джинн рассказывал. Верблюдами они называются.

– Сам ты верблюд! – воспрянул духом полковник. – А ну за мной!

Долгое время им не удавалось поймать даже самого хилого Пегаса. Животные разбегались, но не взлетали. Наконец Длиннорыл предложил прикинуться таким же Пегасом. Или, на худой конец, кентавром. Полковник ухватил демона за талию, прижался рогами к его пояснице и принялся бодро помахивать хвостом. Со стороны их странная фигурка скорее напоминала задорного бычка, но тем не менее уловка удалась. Бодрой рысью они вбежали в мирно пасущийся табун. Вам когда-нибудь удавалось стоя дотянуться до луговой травы? Длиннорыл это сумел.

Пощипывая траву, он зорко следил за ближайшим Пегасом, время от времени путаясь лягнуть бодающего его полковника.

Пегас приближался.

– За гриву его хватай! – шипел полковник.

– Не при рогами, – мычал, скаля клыки, Длиннорыл. – Поясницу пропорешь!

Пегас недоуменно оглядел странное животное. Длиннорыл проворно потянулся к траве, и Пегас равнодушно отвернулся от демонов.

– Давай! – Демоны рванулись к крылатому коню, цепко впиваясь лапами в его роскошную гриву.

– Стоять! – привычно заорал полковник, но тут же поправился: – Тпру! Тпру, волчья сыть!

Он и сам бы не сумел объяснить сейчас, откуда взял это название.

Цербер был уже совсем рядом. Свившись в кольцо, поднялся над травой красноглазый Тифон, довольно потирая хищные лапы.

– А-ах! – застонал полковник, впиваясь клыками в шею Пегаса. Любимец поэтов гневно заржал, поднялся на дыбы и, распахнув два белоснежных крыла, поднялся в воздух.

Взвыл на три голоса Цербер. Злобно зашипел Тифон. Что-то завопили голые атлеты и наездники с колесниц. А крылатый конь уже плавными кругами набирал высоту, унося на своей широкой спине двух измученных демонов.

21

Начальник Тринадцатого управления ФСБ покачал головой.

– Не стоит нам с американцами вязаться, – сказал он. – Сами управимся.

– А вот тут мы вас поправим, Моисей Адамович, – сказал укоризненно Грудятин. – Время конфронтации давно прошло. Сейчас наблюдается тенденция к сотрудничеству спецслужб. Недавно мы открыли свои архивы для ЦРУ, через несколько лет и они нас к своим секретам подпустят. А методу СМЕРШа мы отвергаем, это не наша метода, не демократическая. Это, прямо скажем, наследие сталинского тоталитаризма. – Он встал из-за стола, подошел к окну и поманил начальника Тринадцатого управления. – Чей памятник на площади стоит?

– Скульптора Церетели, наверное, – сказал тот. – Других наш мэр не признает. Если хотите, я уточню.

– Даллесу стоит памятник, – сказал Грудятин. – Как Дзержинского свалили, так через несколько лет на тот же постамент Даллесу памятник и поставили. А вот скульптор действительно Церетели, тут вы, Моисей Адамович, не ошиблись. А где наш Дзержинский? Где наш Железный Феликс?

– Понял, – сказал главный специалист по сверхъестественным силам. Разрешите идти?

– Генера-ал. – Грудятин смахнул с погона подчиненного невидимую пушинку. – Вспомните, с каким трудом наша страна добывала американские секреты! Сколько разведчиков мы потеряли, сколько валюты было затрачено! Страшно вспомнить! Отныне все будет по-другому ЦРУ будет поставлять секреты своей страны нам, а мы будем информировать их о наших секретах. Никакого риска! Все будет дешево и сердито. Совсем недавно я встречался с ихним Полби, и мы в основном договорились по всем вопросам. Это будет новая эпоха в деятельности разведки. Вы согласны со мной, генерал?

– Так точно! – рявкнул начальник Тринадцатого управления. Как старый служака он отлично понимал, что свое мнение может иметь только отправленный на плаху или написавший рапорт об отставке. – Разрешите идти?

Грудятин взял подчиненного за пуговицу кителя.

– Я понимаю, – сказал он. – Уязвленное самолюбие профессионала. Я, бывший сантехник, сделал для сотрудничества двух спецслужб больше, чем работавшие до меня специалисты. Но поймите, что я смотрел на все свежим взглядом и смело сломал устоявшиеся и замшелые стереотипы.

Он отпустил пуговицу, сел за стол и приказным тоном добавил:

– Готовьте встречу Санютина и Холанда. Санютин сейчас в Европе, Холанд тоже, к тому же они старые заочные соперники, и сотрудничество пойдет им на пользу. У меня все. Вы свободны, генерал!

Начальник Тринадцатого управления вышел от своего шефа в полуобморочном состоянии. Такого он не видел со времен правления Никиты Сергеевича Хрущева. Мало того что Санютин не являлся его подчиненным, теперь он еще должен был организовать встречу чужого сотрудника с кадровым иностранным разведчиком. И указание на эти действия он получил в устной форме. Не стоило и гадать, чья голова полетит в случае неудачи.

Начальник ФСБ Грудятин остался в кабинете один. Со стены на него насмешливо щурился Феликс Дзержинский. Грудятин ощутил смятение и неловкость и, чтобы справиться с охватившими его чувствами, показал портрету язык.

В кабинет робко заглянула секретарша.

– Владимир Ефремович, – доложила она. – В душевой кран течет.

– Да-а? – приятно удивился Грудятин.

Открыв служебный сейф, он достал из него набор инструментов.

– А ну покажите мне этот кран, – попросил он и доверительно сообщил секретаршею – Сейчас вы увидите работу настоящего профессионала!

22

Полковник Санютин выбежал из изумрудно-бирюзового Средиземного моря, спортивно пробежался, стараясь не обращать внимания на полногрудых и длинноногих красоток в бикини, и вытянулся рядом с супругой на горячем песке.

На полковнике были японские плавки с игривым изображением морды грозного тигра. Супруга не раз отмечала, что в этих плавках Санютин был бы похож на настоящего мужчину, не будь морда у тигра такой плоской. Глаза полковника прикрывали модные солнцезащитные очки, и никто бы никогда не догадался, что на европейском пляже беспечно загорает русский разведчик, если бы на левом бицепсе полковника не были изображены карта, бутылка и голая женщина, снабженные лаконичной надписью на русском языке "Вот что нас губит!".

Связной опознал полковника по этой татуировке.

В строгом черном костюме, в накрахмаленной рубашке и в китайском галстуке, он присел рядом с Санютиным. Вид связника особого опасения не вызывал. На каждом пляже можно найти хоть одного строго и даже чопорно одетого человека, поэтому лучшей маскировки для курьера трудно было придумать.

– Кажется, шторм начинается, – внятно произнес связник обусловленную фразу по-французски.

Соседи изумленно посмотрели на него и уставились на спокойное море.

– Жаль, что Айвазовский умер, – по-французски отозвался Санютин. – Он бы его отобразил!

Связной, не обращая внимания на еще более изумленные взгляды окружающих, поставил на песок портфель.

– Здесь документы и билет до Афин, – сказал он. – В день прилета у входа в Акрополь вас будет ждать мужчина с пластинкой Муслима Магомаева в руке. Он спросит: "Вы любите оперу?" Вы должны ответить: "Нет, я тащусь от эстрады". От этого человека вы получите все необходимые для следующего задания инструкции.

– Что случилось? – Полковник беспокойно сел.

Человека в черном костюме поблизости не было. Отдыхавшие по соседству иностранцы подозрительно смотрели на Санютина, негромко переговариваясь.

– Русский мафиозо... – услышал Санютин. – Апаш!

Супруга медленно повернула к Санютину округлое, но еще не утратившее привлекательности лицо:

– Что случилось, мышонок?

– Я уезжаю, – сказал полковник. – Прямо сейчас.

– Далеко?

– В Грецию. Ты, Анюта, отдыхай. Я быстро обернусь. Жена снова лениво подставила лицо жаркому южному солнцу.

– Оливкового масла купи, – сказала она, не глядя на мужа. – В Греции оливковое масло дешевое.

23

Свистнула стрела и на излете по плавной дуге полетела вниз. Пегас шарахнулся, молотя крыльями холодный вязкий воздух, и потянул за реку, выбрасывающую вверх багровые языки пламени.

– Не достанут! – уверенно сказал полковник Двигун. – Теперь бы еще сесть где надо!

Длиннорыл вдруг заорал, отмахиваясь от кого-то лапой. Полковник глянул через плечо демона и увидел безобразную гарпию, которая пыталась впиться в нижнюю лапу демона чуть выше копыта.

– По морде ее! По морде! – Полковник пытался исполнить пожелание лично и едва не свалился с широкой спины Пегаса.

Чуть ниже крылатого коня кружилась стая жутких созданий, яростно ругающихся по-гречески. Снизу за воздушной схваткой наблюдали Тифон и Цербер. Эти своего никогда бы не упустили, и полковник понял, что рисковать не стоит.

Гарпии снова пошли в атаку.

Полковник сорвал с себя кожаный передник и принялся отмахиваться им от крылатых монстров. При этом он грозно бодал воздух.

– Кыш! – рычал он. – Кыш, твари пернатые!

Демон Длиннорыл удачно врезал копытом в старушечий подбородок одной из гарпий, и та, беспорядочно разбросав черные крылья, словно сбитый самолет, пошла вниз. Товарки кинулись спасать ее, на время оставив косматых всадников в покое.

– Ладья! – заорал Длиннорыл в острое ухо товарища. – Ладья, Смоляк! Вниз надо!

Полковник склонился к трепетному уху скакуна.

– Вниз, милый, вниз! – принялся умолять он держащегося в воздухе Пегаса. – Нам вниз надо! Вниз, дорогой!

Пегас не обращал внимания на его мольбы. "Стихами надо! – обожгла сознание полковника внезапная догадка. – Он же с поэтами постоянно якшается, привык к стихотворному изложению мысли!"

Ничего подходящего, однако, не приходило. Одни глупости вроде "Наша Таня громко плачет...".

Вот черт! Полковник оскалился, до смерти напугав решившуюся на атаку одинокую гарпию. Стихи! Давай! Давай, Сережа! Стихи!

И вдохновение отчаяния-лородило следующие строки:

Пади, как лист осенний винограда,

на древний луг близ медленной реки.

Пегас! Родимый! Мне к Харону надо!

Поля мне асфоделевы горьки...

Конь величаво взмахивал огромными крыльями, не обращая внимания на творческие потуги наездника. Полковник застонал. Гарпии пошли в очередную атаку.

Отчаяние подстегивало не только воображение, но и память. "Гекзаметр! осенило вдруг полковника, который в жизни ничего, кроме Юлиана Семенова и служебных приказов, не читал. – Греки-то в основном гекзаметр использовали!" Сергей Степанович догадывался, что это озарение, возможно, пришло свыше. Но времени на изъявления благодарности Всевышнему не оставалось.

Слушай, Пегас, нам пора опуститься на землю,

глупо поддаться порывам слепого Борея.

Черное облако смерти уже небеса покрывает.

Только Харон нас спасет, тот, что машет рукою...

– продекламировал полковник, отбиваясь кожаным передником от вновь пошедших в атаку гарпий.

О чудо! Крылатое животное, вняв его поэтическим мольбам, легло на крыло, словно всю жизнь служило в Аэрофлоте воздушным лайнером. Полковник облегченно выдохнул и хлепнул лапой по лохматому плечу Длиннорыла:

– Живем, братец! Живем! Быстро ищи лодку!

24

Носатый и смуглый греческий таксист содрал с полковника Санютина пятнадцать долларов за доставку из аэропорта, и Андрей Андропович подумал, что если траты будут расти так стремительно, то жене придется вместо оливкового масла обойтись подсолнечным.

Разместившись в гостинице, Санютин поспешил к явочному месту. У входа в Акрополь стоял мужчина в черном костюме и обмахивался большой пластинкой Муслима Магомаева. Видно было, что здесь он стоит уже давно.

Санютин проверился.

Слежки за ним не было.

Купив у разносчика мороженого твердый рожок с разноцветными холодными шариками, Санютин вернулся к связнику.

– Вы оперу любите? – поинтересовался связник.

– Я от эстрады тащусь, – небрежно сказал отзыв Санютин.

– Мороженого не купите? – спросил связник. – Запарился уже. Третий час жду.

– Что же вы этак экипировались? – поинтересовался Санютин.

– Да ничего другого не было, – с досадой признался коллега. – Вы же знаете наше хозяйственное управление, они там все партиями закупают. Не в меховом же монгольском халате идти на встречу?

Связник сунул пластинку полковнику.

– Все инструкции на пластинке. После прослушивания поломайте пластину на куски и смойте в унитазе. В воде она растворится. – Он потными глазами посмотрел на полковника и пожаловался: – Мороженого хочу!

– У меня валюты в обрез, – твердо сказал Санютин. – Только для выполнения задания. А разве вам на поездку ничего не выделили?

– А я на эти деньги журнальчиков разных накупил, – объяснил связной. У нас в Торжке ничего подобного нет.

– Не расшифровываетесь, – опасливо огляделся по сторонам Санютин. – Вы не на улице Горького.

Связник посмотрел в уверенные и твердые как сталь глаза полковника Санютина и понял, что не только мороженого, стакан содовой безо льда он отчего не дождется.

25

Попробуйте пронести мимо мясокомбинатовского вохровца три свиные туши, не заплатив тому соответствующей мзды, и вы поймете, каково пришлось апостолам, доставляющим через Чистилище мясо для подкупа херувимов.

По предложению хитроумного Луки туши обрядили в хитоны, и апостолы с песнями двинулись через проходную Чистилища, держа ряженые холодные туши под передние обрубки. Рыла прикрыли нимбами, чтобы не сразу бросались в глаза.

Чистилищный был холоден, деловит и сух.

С отвращением оглядев нетрезвую компанию, он сказал:

– Придется доложить Гавриилу!

Лука душевно обнял чистилищного за сложенные крылья.

– Брось ты! – сказал он. – Ну, подгуляли ребята малость. С кем не бывает? Мы ведь и вас не забыли, "Смирновской" ящичек привезли.

Глаза чистилищного на мгновение вспыхнули.

– Предлагаете взятку должностному лицу? – спросил он и весело добавил: – Беру!

Оглядев компанию, чистилищный проявил бдительность.

– А что ж это у вас так – кто поет, кто не поет? И нимбы перекошены...

– Да нарезались по самый пятачок, – беспечно махнул рукой Лука. – С кем не бывает?! Открывай ворота, братила, отсыпаться пойдем. Не до песен ребятам, им бы до Рая добраться!

Привратник Петр встретил друзей без особого восторга. Ох не нравилось все это святому Петру! А ну как обнаружатся туши в Раю? Кому отдуваться? Сразу ведь ясно будет, кто разрешил их в Эдем протащить. Привратник тоскливо посмотрел вслед удаляющейся компании, истово перекрестился и прошептал:

– Господи, пронеси!

26

Сатана расхаживал по кабинету, держа речь перед пустыми стульями. Для публичного выступления время еще не пришло, но ведь Цицерон и тот, говорят, постоянно тренировался! Обретавшегося у него в первом круге Цицерона темнейший князь почитал за образец оратора.

– ...поэтому Ад много демократичнее Рая, – сказал Сатана и сам удивился высказанной мысли. – Меня всегда раздражал присущий Богу вождизм. Поведение-Саваофа возмутительно, он и на Земле пытался насадить свои порядки: то с помощью Потопа, то организуя охоту на ведьм, то проводя в земные массы идеи крестовых походов. А его поддержка тоталитарных общественных систем? Ведь оно не случайно, господа и товарищи! Все его Царствие Небесное – оплот самого ярого тоталитаризма! Псалмопения и славословия праведников – не более чем идеологическая шелуха и нажим на Душевные массы. Пора отделить зерно от плевел. Только демос – простые грешные души, нарушавшие и нарушающие его насквозь фальшивые заповеди, способен создать подлинно справедливое общество, основанное на уважении каждой единичной души и общекультурных ценностей!

Он говорит "Не убий!" и провоцирует крестовые походы, резню среди верующих в него, ориентирует людей на сладостный ему вождизм, во имя которого люди убивали себе подобных миллионами!

Он говорит "Не укради!" и спокойно наблюдает, как меньшинство нагло и бессовестно обворовывает большинство. Спросите его, каким образом возвысился в Египте Иосиф и не только он один!

Он говорит "Не сотвори себе кумира", а кем он подает себя, уж не единственным ли приложением любви миллионов? Себялюбец, требующий к себе постоянного внимания, требующий молитв и славословий себе, – вот кто есть Бог!

Он говорит "Не прелюбодействуй". А имеет ли он право на это, он, возжелавший жены плотника, соблазнивший земной благоуханный цветок ради своих, мягко говоря, сомнительных целей? К чему он стремился, выводя своей ипостасью Голубя? Уж не к бесконтрольному ли греху и прелюбодеяниям?

Бог провозгласил заповеди, которые сам же нарушает!

И мы вправе спросить себя, а нужен ли нам такой Бог? И мы должны честно ответить на свой вопрос: нет, такой Бог нам не нужен! Что может быть противоестественнее тоталитарного Рая с его мнимыми Равенством, Братством, Свободой и Солидарностью? Что может быть хуже Рая, в котором поклоняются одному, слушают одного, молятся одному, где насильно введено вегетарианство, где праведник бесправен, а потому несчастнее любого грешника? Да, наши грешники кипят в котлах, их мажут смолой и дегтем, но муки они испытывают за свою прошлую свободу! А праведники жили свободой будущей, которую они так и не обрели.

Мы должны освободить души умерших от цепей внутреннего рабства!

Свобода для всех и для каждого должна стать нормальным законом загробной жизни. Только реальные свободы и возможность греха ведут к единению миллиардов умерших!

– Прекрасная речь! – льстиво сказал проскользнувший в кабинет Вельзевул. – Без сомнения, она нашла бы самый горячий отклик в сердцах обитателей Рая! Вы блистательны, Владыка!

– Чего тебе? – хмуро спросил Сатана.

– Люцифер вылетел на Землю. Судя по всему, нашим беглецам удалось покинуть Орк. Мы тут прикинули, Владыка. Нельзя допустить их контакта с Богом или священником. Вдруг этот лжедемон расколол Длиннорыла?

– Что вы предприняли? – сухо спросил Сатана.

– Мы подняли на ноги своих людей в ЦРУ, ФСБ и в Моссаде. К сожалению, в греческой контрразведке у нас крепких позиций нет, они там больше с олимпийцами якшаются. Мы тоже пытаемся добиться соглашения с олимпийцами, но пока безуспешно. Возможно, что Зевс сам желает захватить беглецов и использовать их в своих целях.

– Этого допустить нельзя, – хмуро бросил Сатана. – Вельзевул, мы должны опередить всех. Они все поступают так, как им выгодно!

Он прошелся по кабинету, сцепив лапы за спиной и взмахивая хвостом, словно рассерженный кот.

– Что с Иудой?

– Молчит наш Иуда, – удрученно сказал Вельзевул.

– Запросите по официальным каналам, – нехотя сказал Сатана. Потребуйте его выдачи. В конце концов он всего лишь грешник. Или сообщите, что Иуда по подложным документам бежал из котла. А ответственность возложите на беглых демонов. Мол, потому и бежали, что испугались ответственности за ротозейство!

27

– Ты будешь говорить, отрыжка дьявола? Иуда тоскливо смотрел в окно. С расположенного неподалеку озера доносился звон арфы, и молодой сильный голос выводил:

Играй, моя арфа, играй.

Вокруг расстилается Рай.

Но мне отчего-то

на Землю охота

в далекий и солнечный край...

– Ну? – Гавриил сделал знак херувиму, и тот принялся деловито подкручивать винты испанского сапога. Иуда терпеливо и привычно застонал.

– Что ты знаешь о планах Сатаны? – Гавриил вбивал в сознание Иуды свои вопросы, точно гвозди. – Замешаны ли в его делах ипостаси? Какова роль Голубя? Куда он летает на самом деле?

Иуда сосредоточился на песне.

У Вечности я на краю

душевную боль изолью.

Из райской неволи

мне хочется в поле

Земли, о которой пою...

Архангел тоже прислушался, помрачнел и приказал стоящему у входа ангелу:

– Певца изловить и направить в клинику. Рай ему, подлецу, не нравится! На Землю ему захотелось!

Вернувшись к делам, Гавриил хмуро оглядел посланника Ада.

– Будешь говорить, рыжая сволочь? – недобро спросил он.

– Ничего я не знаю, – плачуще сказал Иуда. – В гости я приехал, в гости!

28

Служба в госбезопасности, к сожалению, обучению гребле на лодке не способствовала. Длиннорыл же, будучи Демоном на все руки Министерства интриг, как ему и полагалось, увлекался теннисом. Неудивительно, что лодка то кружилась на месте, то шла боком, а весла вздымали высокие и бестолковые фонтаны волн.

С покинутого демонами берега бессильно грозил кулаком и слал проклятия Харон. Гарпии, увидев, что демоны ускользают, куда-то унеслись и возвратились с большими гранитными обломками в лапах. Выстроившись в кильватер, они поочередно пикировали на угнанную ладью и метали в нее принесенные глыбы. Старушечьи подслеповатые гарпии меткостью не отличались, и подземная река была в фонтанах воды. Происходящее удивительным образом напоминало бомбежку израильтянами Суэцкого канала, где Сергей Степанович одно время был инструктором дружественных египетских войск.

– Греби! Греби, мать твою! – хрипел полковник.

Длиннорыл старался, но от его судорожных гребков лодка двигалась короткими толчками, то и дело стремясь лечь на обратный курс.

Сброшенный гарпией обломок взметнул фонтан воды совсем рядом с лодкой, и полковник, потеряв голову, согнал демона с весел. Страх – неплохой учитель: короткими толчками полковник погнал лодку к спасительному берегу.

Гарпии исчезли, истратив свой боезапас.

– Давай, Смоляк! Давай! Еще немного! – орал Длиннорыл, восторженно лупцуя хвостом по корме. – К берегу, Смоляк! К берегу!

– ...!– донесся с противоположного берега зычный голос седобородого Харона. В минуты душевных волнений греческий язык так же велик и могуч, как и русский. Все было понятно без перевода. Старый речник стоял среди зарослей асфоделей и грозил беглецам вздернутыми вверх кулаками.

29

Полковник Санютин уединился в номере гостиницы, включил проигрыватель и поставил звукосниматель на черный диск. Зычный и уже полузабытый голос Магомаева печалился о том, что "вьюга смешала землю с небом", потом послышалось шипение, потрескивание, и спустя небольшую паузу голос певца продолжил:

Должен Санютин быть готовым

встретиться с Холандом Иовой.

К нам сообщенье пришло из Ада,

и мы не верить не можем ему!

Будут с Олимпа рваться черти,

каждый достоин только смерти,

дома полковника ждет награда,

если поймет он, что и к чему...

Санютин дослушал пластинку, снял ее с диска проигрывателя, изломал на мелкие куски, которые согласно инструкции спустил в унитаз. Сквозь шум воды послышался требовательный и вместе с тем очень вежливый стук во входную дверь. Санютин вышел в прихожую и открыл дверь. На пороге номера стоял моложавый атлетически сложенный мужчина и, улыбаясь, смотрел на постояльца гостиницы.

– Здравствуйте, Антуан! – сердечно сказал атлет, закрывая за собой дверь.

Полковник Санютин узнал в нежданном посетителе своего старого заочного противника. Перед ним стоял знаменитый Иова Холанд, агент ЦРУ, выкравший секреты российского космического челнока "Буран", склонивший к употреблению наркотиков Ясира Арафата и сделавший безбожником иранского аятоллу. Вообще за Иовой Холандом много чего нехорошего водилось!

– Вы ко мне? – поднял светски брови полковник Санютин.

– Вы любите оперу? – белозубо улыбаясь, спросил американец.

30

– Костей много! – брюзгливо сказал херувим, с видимой жадностью оглядывая свиные туши.

– Мяса без костей не бывает! – отрезал Левий Матвей. Ему, как бывшему мытарю, было доверено торговаться с херувимом. Собирать подати было трудно. Левий Матвей в своем деле был великим профессионалом.

Херувим вел себя так, словно находился в мясных рядах рынка. Он ворочал туши, сыпал малопонятными апостолам терминами типа "огузок", "брюшина", "окорок", "грудинка", и было видно, что противостоит бывшему мытарю не менее крупный специалист.

– Мало, – безапелляционно сказал херувим. – Рисковать местом из-за трех маленьких и даже, скажем, не свиней, а подсвинков...

Все рушилось.

Сын Божий тоскливо глянул на Левия Матвея.

Левий Матвей был невозмутим.

– Подсвинки! – передразнил он херувима. – Полнокровные настоящие свиньи. Ты еще их поросятами назови! Не нравится, так не бери, а товар не хай. На него другие покупатели найдутся.

Он всплеснул руками.

– Три прекрасных полновесных свиньи за одного никому не нужного калеку! Не берешь и не надо! Иди к Гавриилу, может быть, у него больше получишь!

Он повернулся к херувиму спиной, показывая, что торг окончен.

Сын Божий не выдержал.

– Может быть... – нерешительно начал он, и херувим с живостью повернулся к новому оппоненту.

Толчок в спину вразумил ипостась, и Левий Матвей вновь овладел положением.

– К Гавриилу, – сказал он. – Я думаю, в Раю и помимо тебя много любителей свежей свининки найдется?

Херувим вздохнул и задумчиво почесал подбородок левой средней ногой. Видимо, перспектива получить сырое мясо от архангела показалась херувиму столь же вероятной, как и снегопад в пустыне в разгар лета, и он заколебался.

Львиная морда херувима стала умильно кошечьей, передние лапы торопливо накрыли свиные туши.

– Согласен, – сказал херувим. – Уж и поторговаться нельзя!

– Не на рынке! – отрезал мытарь. – Когда мы получим нашего калеку?

Херувим подумал.

– После вечернего допроса, – сказал он. – Но свинок вперед!

Риск, конечно, был, но минимальный. Как всем известно, херувимы не лгут. Все-таки они больше львы, чем кошки. Оставалось надеяться, что во время допроса Иуда не скажет ни слова.

31

Бог прогуливался по аллее. Вдоль аллеи зеленели стройные кипарисы. Архангел Гавриил следовал за ним, чутко вслушиваясь в молчание Господа. Молчание ничего хорошего не предвещало.