Текст книги "На полях сражений гражданской войны в США"

Автор книги: Сергей Бурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Макдоуэлл же вел себя крайне нерешительно. После того как его авангард наткнулся 18 июля на дозоры Борегара (последние немедленно отступили), генерал еще три дня протоптался на северном берегу Булл-Рана. За это время разведка Борегара довольно точно установила численность войск северян и – по расположению частей – примерный план их действий. С 20-го числа к Борегару стали прибывать части Джонстона, и теперь ничего не подозревавшего Макдоуэлла готовились встретить уже не 20 тыс. человек, как он предполагал, а более 32 тыс. По приказу Борегара южане блокировали все броды через Булл-Ран, а основные силы расположились южнее Сентервилла, с тем чтобы в ходе боя ударить по этому городку и отрезать северянам пути отхода к Вашингтону.

Итак, вечером 20 июля около 65 тыс. американцев, разделенных на две враждебные армии, стояли у речушки Булл-Ран, готовые начать первое в этой войне (и в американской истории!) братоубийственное сражение в столь неслыханных масштабах. Оно получило имя от маленькой речки, на берегах которой развернулось, хотя отечественные историки с давних пор упорно именуют его сражением у Манассаса. Так когда-то назвала его пресса мятежников, но со временем в США утвердился «северный» вариант, и конечно же логичнее и нам именовать его так. Булл-Ранское сражение в значительной степени определило дальнейший ход войны примерно до осени 1862 г.

Воскресный день 21 июля выдался солнечным. С утра весь вашингтонский «цвет» устремился к Сентервиллу, чтобы посмотреть, как отважный Макдоуэлл задаст трепку трусливому Борегару. Дамы надели нарядные платья, мужчины захватили с собой съестное и виски – намечался забавный пикник с бесплатным представлением. Их уверенность в ослепительной победе не могли поколебать ни жара, ни дорожная пыль, ни даже бредущая им навстречу толпа солдат, лишь условно напоминавшая колонну.

Это торопились домой те «патриоты-добровольцы», трехмесячный срок службы которых только что истек, и зловещая канонада, доносившаяся издали, торопила их. Еще недавно вместе с тысячами других северян они радостно ломились в двери призывных участков, мысленно ощупывая в карманах будущую добычу, видя на груди награды и… ну, что ж, может быть, небольшую царапину, случайно нанесенную удиравшим в страхе джонни. Три месяца службы казались им тогда слишком большим сроком, для того чтобы разбить этих трусливых мятежников. Но победа что-то не приходила, а дома ждали дела, к тому же, как вдруг выяснилось, на войне могли и убить… И вот уже «патриоты» судорожно отсчитывали дни, оставшиеся до истечения службы, чтобы стремглав разбежаться по домам. А иные и трех месяцев не стали дожидаться.

Тем же, кто этим утром еще оставался в армии Макдоуэлла, предстояло суровое испытание. Саперы Макдоуэлла накануне отыскали не обозначенный на карте брод через Булл-Ран, и генерал решил нанести удар именно там. В 2 часа ночи солдат ударной группы разбудили и отправили в обходный 12-мильный марш, который вывел бы их в тыл Борегара. Одновременно Макдоуэлл планировал прямой удар двумя другими группами по каменному мосту через Булл-Ран, а также к югу от Сентервилла, где по мнению генерала, противник ожидал главного удара.

С рассветом обходная группа из двух дивизий во главе с Макдоуэллом, миновав не защищенный противником брод Садли-Спрингс, перешла речку и вскоре оказалась в тылу левого фланга южан. Но «марш-бросок» занял больше времени, чем предполагалось: новобранцы быстро устали и шли все медленнее, к тому же в дороге многие съели свои пайки и время от времени разбредались по окрестным полям и лесам в поисках ягод и грибов. В результате атаку удалось начать только около 10 часов утра. Тем не менее она оказалась успешной: не ожидавшие от северян такой прыти, мятежники дрогнули и стали отступать почти сразу же. Не столь удачно развивалась атака через каменный мост, но и там северяне теснили противника. Счастливый Макдоуэлл, несколько опережая события, приказал отправить в Вашингтон телеграмму о «победе»,

А Борегар из-за отдаленности левого фланга не сразу узнал об атаке на него. Лишь когда оборона Эванса и Бэртоу уже трещала по всем швам, он распорядился атаковать левый фланг северян и ворваться в Сентервилл. Но из-за нерасторопности штаба (это как бич преследовало в ходе войны обе стороны – штабы работали из рук вон плохо) приказ Борегара был передан командиру соответствующей дивизии с опозданием, когда ситуация осложнилась для южан еще больше. Их подвергшийся удару левый фланг был смят и едва ли не полностью перемешался с центром! Прискакавший к месту надвигавшейся катастрофы Борегар бросил наперерез наступлению северян резервную бригаду Томаса Джэксона из Виргинии, которой удалось остановить мощный натиск. Это помогло обрести уверенность и другим частям мятежников, впавшим было в панику. Генерал Б. Би скакал, преграждая дорогу беглецам, и кричал: «Стойте! Стойте! Посмотрите на бригаду Джэксона! Она стоит здесь, как каменная стена!»[26]26
  BL. Vol. 1. P. 210.


[Закрыть]. (Джэксону суждено было погибнуть около двух лет спустя, и все это время он носил прозвище Каменная Стена, не раз оправдывая его стойкой обороной или сокрушительным натиском.)

Бегущие стали останавливаться, возвращаться назад, а северяне бросали в бой все новые силы. Вот пошла в атаку бригада полковника Уильяма Шермана, будущего героя войны; за это сражение ему вскоре присвоили звание бригадного генерала. Но в целом к тому времени, примерно к 2 часам дня, наступление уже выдыхалось. Многие солдаты находились на ногах по 12 часов, они устали во время обходного марша, от отчаянного боя, да и патроны были на исходе. То здесь, то там солдаты стояли группами, «отдыхая» от боя, а некоторые даже ложились на траву. Другие занялись откровенным мародерством: снимали с убитых южан в качестве «сувениров» ремни, кокарды, вытаскивали из их карманов деньги и разные безделушки. Любопытно, что никто из современников булл-ранского сражения толком не мог вспомнить, что же происходило на этой стадии боя. Из их противоречивых свидетельств встает картина некоего хаоса: в одном месте северяне продолжали натиск, в другом уже успешно атаковали мятежники, в ряде мест из-за отсутствия патронов завязалась рукопашная. Несколько раз из рук в руки переходило небольшое плато, где стояли два домика, в одном из которых жил свободный негр (редкость для Виргинии тех лет) Дж. Робинсон, а в другом – пожилая белая вдова Дж. Генри. Постепенно сила натиска северян иссякла окончательно, а мятежники сопротивлялись все ожесточеннее и, переходя в контратаки, отвоевывали одну позицию за другой. Обозначился явный перелом.

И наступила развязка! Бригада Кэрби-Смита, получив еще накануне приказ Джонстона немедленно прибыть к Манассасу («спектакль» для доверчивого Паттерсона был уже ни к чему), примерно в 3 часа дня выгрузилась на этой железнодорожной станции и сразу же ринулась в бой. С особым ожесточением шел в атаку полк луизианских «тигров» (жители почти всех американских штатов и в наши дни любят именовать себя не «виргинец», «калифорниец» и т. д., а традиционными именами-тотемами; в частности, в Луизиане такой тотем – тигр), смявший левый фланг северян, который бросился удирать к Сентервиллу. Затем бригада Джубала Эрли нанесла выбивавшимся из последних, сил северянам еще один удар. Этого новобранцы Ирвина Макдоуэлла уже не смогли выдержать.

Началось повальное бегство, особенно на центральном участке сражения. Вот эта, завершающая, часть битвы описана современниками с редким единодушием. Майор-северянин Э. Смолл писал: «Макдоуэлл делал отчаянные попытки создать новую линию обороны… но эти попытки были бесплодными… Мы так устали, что не могли покинуть поле сражения с той же скоростью, с какой пришли на него. Солдаты вокруг меня едва тащились и тяжело дышали»[27]27
  Small A. R. The Road to Richmond: the Civil War Memoirs / Ed. by H. A. Small. Berkeley, 1939. P. 23.


[Закрыть]. Лейтенант из 57-го нью-йоркского пехотного полка Дж. Фэвилл даже по прошествии нескольких дней в смятении писал в дневнике: «Все было в спешке и смятении, дороги были забиты фургонами и орудийными батареями, а по обе стороны от них растекались солдаты, постепенно теряя всякое подобие войска и на глазах впадая в безрассудство. Не было ни арьергарда, ни иных образований для сдерживания противника, и если бы он действительно появился, то всех нас без труда захватили бы в плен»[28]28
  Favill L M. The Diary of a Young Officer. Chicago, 1909. P. 36.


[Закрыть]. И подобных свидетельств можно привести десятки.

Разгром армии Макдоуэлла мог бы быть полным (ей угрожало и массовое пленение), если бы не стойкость и мужество двух единственных регулярных частей у северян в этом сражении – пехотного батальона Сайкса и кавалерии Палмера. Именно они ненадолго задержали натиск южан и дали возможность отступавшим относительно безболезненно покинуть поле боя. Впрочем, и мятежники были слишком измотаны труднейшим боем, чтобы так уж рьяно преследовать беглецов. Лишь кавалерия Стюарта сделала такую попытку, но удовольствовалась лишь тем, что отогнала следом за умчавшейся вдаль дрожавшей от страха толпой новобранцев части Сайкса и Палмера.

А расфранченные «зрители», еще пару часов назад радостно приветствовавшие атаковавших северян и уже предвкушавшие немедленный марш на Ричмонд, бежали к Вашингтону, обгоняя солдат. Дорога от Сентервилла до столицы была забита колясками аристократов, орудийными повозками, бегущими солдатами, кое-как ковылявшими ранеными, обезумевшими лошадьми… Вдруг в толпе раздались крики ужаса: неподалеку лошади втаскивали несколько орудий на невысокий холм. Толпа как по команде с трусцы перешла на рысь, и в это время рядом с ней разорвался первый (и единственный) снаряд, попавший в фургон, обломки которого загородили узкую дорогу. Началась давка, все кричали о приближавшейся кавалерии (ее там и в помине не было), затем фургон оттащили, и бегство продолжилось. А на холме от души хохотали артиллеристы Р. Рэдфорда: они не собирались стрелять по толпе, просто решили попугать ее. Батарею же они установили, чтобы держать под прицелом дорогу на случай, если северяне вдруг попытаются контратаковать.

Так уже первое крупное сражение на глазах меняло психологию людей. Да, у них и в помине не было мыслей о том, что можно стрелять в беззащитных женщин, в раненых, в своих цивильных соотечественников. Но им уже было смешно глядеть на дрожавших от выстрелов женщин и раненых, и это было первым шагом к тому, чтобы завтра начать стрелять в них. Братоубийственная война ломала привычные нормы этики, морали, понятия о чести (разве думали еще утром эти беглецы, что они будут так постыдно удирать от по-прежнему презираемых ими южан?), оставляя в сердцах людей пустоту, вскоре заполнившуюся низменными чувствами жестокости, трусости, цинизма. Разумеется, такие чувства существовали и раньше, но возможность совершенно «законно» (от имени Союза! от имени Конфедерации!) и безнаказанно убить соотечественника, быть может, даже родного брата (бывало и такое) неизбежно приводила к мысли, что и прочие моральные запреты не столь уж незыблемы.

Немало сражений было впереди, и число павших в них заставляет американцев содрогаться и сейчас. На этом фоне потери сторон в битве у Булл-Рана почти не воспринимаются, и сама она кажется чуть ли не бескровной. Но тогда, в июле 1861 г., сообщения об этих потерях потрясли всю страну. Северяне потеряли 2645 человек, в том числе 418 убитыми, 1011 ранеными и 1216 пропавшими без вести (в подавляющем большинстве они оказались в плену, хотя кое-кто попросту удрал куда глаза глядят). Войско Борегара и Джонстона потеряло 1981 человека, в том числе 387 убитыми и 1582 ранеными[29]29
  Boatner M. M.Op. cit. P. 101.


[Закрыть]. Северяне даже ухитрились в суматохе отступления довести с собой до Вашингтона 12 пленных, которых в начальной, успешной для войск Союза, фазе сражения было гораздо больше, но почти всех их бросили при отступлении вместе с орудиями, обозами и даже ранеными – все спасали собственные жизни. По заверению Джонстона, южане захватили при Булл-Ране (точнее было бы сказать: северяне бросили) около 5 тыс. винтовок, 500 тыс. патронов, 28 орудий и проч.[30]30
  Hansen H. Op. cit. P. 82.


[Закрыть]

На следующий день, 22 июля, южане разместили пикеты на высотах близ реки Потомак, откуда в бинокли можно было разглядывать улицы Вашингтона. А там уже началась паника, принесенная обезумевшей толпой, вломившейся в город накануне вечером. Линкольн немедленно созвал министров на экстренное заседание, длившееся до утра 22 июля. В ходе его было решено вызвать из штата Нью-Йорк полки новобранцев, и спустя несколько дней они во главе с полковником Д. Сиклсом вступили в Вашингтон. Рано утром с согласия членов кабинета Линкольн отправил телеграмму Макклеллану, приказывая ему выдвинуть «победоносную армию Западной Виргинии» для защиты северных выходов из Долины, а самому генералу после этого срочно прибыть в Вашингтон.

Глава 2. Борьба за инициативу

На сцене появляются «генералы-политиканы»

Вскоре «маленький Наполеон» прибыл в столицу, и незадачливый Макдоуэлл был смещен с командного поста. 27 июля администрация Линкольна официально назначила Макклеллана ответственным за оборону Вашингтона и его окрестностей. Генерал рьяно взялся за дело. Ему предстояло создать из бестолкового, напуганного Булл-Раном сброда, который разрастался на глазах (в столицу прибывали все новые добровольцы), боеспособную армию. В частях новобранцев не было и намека на дисциплину, будущие «герои»-офицеры не обучали их азам военного дела, предпочитая проводить время в питейных заведениях и публичных домах, куда, впрочем, и самим новобранцам путь был не заказан. С такими «Мак» был беспощаден: их вылавливали с помощью военной полиции. Одних нарушителей Макклеллан подвергал дисциплинарным взысканиям, от других, не умевших и не желавших сражаться, тут же избавлялся. Генерал сколотил свой штаб из опытных профессионалов, начал немедленное и срочное строительство кольца мощных фортов вокруг столицы, интенсивно муштровал солдат.

Макклеллан следил, чтобы из новобранцев формировались отдельные подразделения, затем обучаемые в военных лагерях; он полагал, что механическое слияние молодежи со старослужащими привело бы к падению боеспособности опытных частей (на Юге, кстати, господствовал более практичный подход: новичков включали в уже обстрелянные части, чтобы «старики» на ходу учили молодежь ). Будем объективны: Макклеллан действительно довольно быстро создал добротную, квалифицированную армию – Потомакскую, о которой, даже после снятия его с поста командующего, говорили: «Сделано Макклелланом». Все были уверены, что, когда эта армада пойдет в бой (численность Потомакской армии быстро дошла до 100 тыс. и продолжала увеличиваться), перед ней не устоит никто и ничто.

Но Макклеллан вовсе не спешил идти в бой. Он постоянно сообщал президенту и правительству, что армия еще не готова, что она плохо вооружена, что у южан якобы сохраняется перевес в силах. Здесь надо заметить, что известный частный детектив из Иллинойса Аллан Пинкертон, которого Макклеллан сделал начальником разведки, как правило, завышал данные о численности противника примерно в 2 раза, а порой и больше. Трудно сейчас разобраться, делал ли он это по поручению шефа или же действовал по принципу «у страха глаза велики», но до поры до времени Макклеллан, ссылаясь на эти «данные», ухитрялся убеждать Линкольна в том, что наступление преждевременно. При этом «Наполеон» успокаивал президента заявлениями такого рода: «Когда удар будет нанесен, он окажется решительным, сокрушительным и быстрым»[1]1
  Williams H. McClellan, Sherman and Grant, New Brunswick, 1962. P. 27.


[Закрыть] 10 октября Линкольн и государственный секретарь Уильям Сьюард посетили штаб-квартиру командующего. Ознакомив президента с состоянием дел в Потомакской армии и вновь пожаловавшись на то, что ему постоянно «мешают», Макклеллан сказал: «Не позволяйте торопить меня – вот все, о чем я прошу». «Заверяю вас, что в этом вопросе вы будете действовать по своему усмотрению», – ответил Линкольн[2]2
  Hay J. Lincoln and the Civil War in the Diaries and Letters of J. Hay. N. Y., 1939. P. 27.


[Закрыть].

Среди тех, кто «мешал» Макклеллану, был и главнокомандующий Скотт, который в отличие от президента с самого начала не верил хвастливому генералу и требовал, чтобы тот немедленно шел в наступление. Поздним вечером 8 августа Макклеллан писал жене: «Ген. Скотт является серьезным препятствием. Он не способен понять опасность. Я должен в одиночку сражаться против него… У меня нет выбора. Народ призывает меня спасти страну. Я должен спасти ее и не волен щадить ничего, что окажется на моем пути»[3]3
  McClellan G. B. McClellan's Own Story. N. Y., 1887. P. 87—88.


[Закрыть]. Искренне веря в свою «исключительность», Макклеллан болезненно воспринимал любое – откуда бы оно ни исходило – противодействие. Окончательная его размолвка со Скоттом произошла 27 сентября. В этот день на совещании у Скотта Макклеллан был подвергнут особенно резкой критике. Вернувшись от главнокомандующего, Макклеллан написал жене: «И так как он бросил перчатку, а я поднял ее, считаю, что война объявлена. Так тому и быть»[4]4
  Ibid. P. 91.


[Закрыть].

«Подняв перчатку», Макклеллан стал повсюду публично оскорблять Скотта, открыто говорил о его некомпетентности, забывчивости и вообще дряхлости. В результате Линкольн все чаще намекал Скотту, что тому следовало бы подать в отставку. И 75-летний генерал, устав от интриг «Наполеона» и становившихся все более сложными обязанностей военного времени, подал прошение об отставке. 1 ноября оно было удовлетворено президентом, и главнокомандующим был назначен Макклеллан. Лицемерный генерал лично проводил отбывавшего в свое поместье Скотта на вокзал, где «Мак» в последнюю минуту даже разрыдался.

Между тем мятежники наносили все новые удары. Смещенный с поста губернатора Миссури Джэксон не оставил надежд вырвать «свой» штат из Союза и примкнуть к Конфедерации. Соединившись с частями Маккалоча из Арканзаса, Джэксон передал командование этому генералу, а после прибытия отрядов мятежников из Луизианы войско Маккалоча—Джэксона выросло до 10,8 тыс. человек. Сконцентрировавшись близ горного хребта Оук, спускавшегося к ручью Уилсон, мятежники планировали вторжение на территорию Миссури. Решив опередить их, Лайон во главе 5,4 тыс. человек (добровольческий полк эмигрантов из Германии возглавлял Франц Зигель) в ночь на 10 августа обрушился на лагерь противника. Южане были захвачены врасплох, тем более что по ним нанесли двойной удар: Лайон атаковал через центр, а добровольцы Зигеля, совершив ночной обходный маневр, ударили с тыла. Но затем, оправившись от шока, мятежники уже к 11 часам утра обратили в бегство части Зигеля, после чего обрушили все свои силы на Лайона.

Вокруг северян стало смыкаться кольцо окружения. Лайон несколько раз поднимал своих людей на прорыв, его дважды ранили, а вскоре он был убит. Командование принял майор С. Стэрджис, который писал позднее в официальном донесении: «Большинство наших солдат израсходовали все свои патроны и все, что можно было раздобыть в подсумках убитых и раненых. Таким образом, ничего не оставалось делать, как вернуться к Спрингфилду»[5]5
  The Rebellion Record: a Diary of American Events / Ed. by F. Moore. N. Y., 1862. Vol. 2. P. 498. (Далее: RR),


[Закрыть]. В сражении у ручья Уилсон северяне потеряли 1235 человек, в том числе 223 убитыми и 291 пленными. Общие потери южан составили 1184 человека, среди которых 257 были убиты и 27 попали в плен[6]6
  Boatner M. M. Cassell's Biographical Dictionary of the American Civil War, 1861—1865. L., 1973. P. 935. (1st print.: 1959).


[Закрыть].

После этого поражения большая часть штата Миссури, расположенная к югу от одноименной реки, оказалась в руках мятежников. Значительная доля вины за это лежит на командующем Западным округом генерале Джоне Фремонте. Его имя не раз упоминалось в работах советских историков, но всегда в положительном контексте, которого этот «генерал-политикан» не заслужил. Фремонт, ловкий политический делец, еще задолго до войны добился огромного веса благодаря поддержке (проще говоря, деньгам) своего тестя – богатейшего человека Запада США Томаса Бентона. С его помощью будущий генерал участвовал в различных экспедициях, компаниях, акционерных обществах, а затем проник и в политические сферы, везде стремясь к положению лидера.

Фремонт был амбициозен и весьма энергичен, а в политическом плане – беспринципен. Защищал он лишь те идеи и интересы, которые в каждый конкретный момент казались ему выгодными. В определенный период своей карьеры Фремонт сделал ставку на новую, республиканскую партию, за что и был наречен некоторыми исследователями «решительным противником рабства»[7]7
  Захарова М. Н. Народное движение в США против рабства, 1831—1860. М., 1965. С. 197.


[Закрыть], хотя на деле судьбы негров были ему глубоко безразличны. Потерпев на выборах 1856 г. поражение от кандидата демократов Бьюкенена, Фремонт не оставил мысли стать «самым главным» человеком в стране.

Когда началась гражданская война, Фремонт, используя свой политический вес и доброе отношение Линкольна, получил пост командующего огромным Западным округом, звание генерала и возомнил себя диктатором всего Запада. Для штаб-квартиры он выбрал роскошный особняк в аристократическом районе Сент-Луиса, где на деньги Бентонов устраивал пышные приемы, на которых с удовольствием внимал потоку славословий в свой адрес. Когда осенью 1861 г. У. Шерман, набиравший войска для охраны штата Кентукки от мятежников, решил попросить у Фремонта помощи, то долго не мог пробиться к нему. Офицер Р. Реник рассказал Шерману, что «Фремонт был могущественным властелином, окруженным часовыми и стражей, что у него более эффектный двор, чем у любого короля, что он держит в ожидании сенаторов, губернаторов и знатных граждан днями и неделями, прежде чем дать им аудиенцию»[8]8
  Цит. по: Sherman W. Т. Memoirs. N. Y., 1890. Vol. 1. P. 195. (1st print.: 1875).


[Закрыть].

Министр юстиции в кабинете Линкольна – Э. Бейтс писал в дневнике, что, когда 22 октября на заседании кабинета обсуждался вопрос о самовольных действиях Фремонта, едва не приведших к печальным последствиям (подробнее об этом будет сказано ниже), министр финансов С. Чейэ выступил в защиту генерала, заявив, что «армия предана Фремонту и полностью доверяет ему!»[9]9
  Bates E.The Diary / Ed. by H. K. Beale. Wash., 1933. P. 198.


[Закрыть]. Сам же Бейтс так прокомментировал слова Чеиза: «Свидетельств обратного более чем достаточно… Насколько мне известно, активно его (Фремонта. — С. Б.) не поддерживает никто, кроме приближенных к его персоне офицеров-подпевал»[10]10
  Ibid.


[Закрыть]. А вот что писал о Фремонте Маркс: «Он явно человек, склонный к пафосу, несколько высокопарный и надменный, не чуждый мелодраматизма»[11]11
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 15. С. 392.


[Закрыть].

Снова опережая ход нашего повествования, скажем, что за все свои художества и постоянные поражения Фремонт не раз наказывался Линкольном и в конце концов был уволен из армии (связи Бентонов помогли обставить это как «отставку»). В 1864 г. Фремонт вновь попытался было стать президентом, но, предвидя неминуемое поражение, снял свою кандидатуру. В данном же случае мы вспомнили об этом «противнике рабства» потому, что Лайон перед трагическим боем у ручья Уилсон неоднократно обращался к Фремонту с просьбой помочь его армии, которой хронически не хватало оружия, обмундирования и даже продовольствия. Но Фремонт отвечал неизменным отказом.

Еще одно поражение северяне потерпели у утеса Боллс, близ виргинского городка Лисберг. Там 21 сентября отряд полковника-северянина Э. Бейкера пытался провести разведку боем, но более мощная часть мятежников во главе с Н. Эваисом прижала северян к южному берегу Потомака и стала безжалостно уничтожать их. Лишь трем десяткам северян удалось спастись, а из остальных 49 были убиты (среди них был и Бейкер), 158 ранены и еще 714 попали в плен или, пытаясь спастись, утонули в Потомаке и числились пропавшими без вести[12]12
  Boatner M. M. Op. cit. P. 41.


[Закрыть]. Потери мятежников (всего 149 человек) были в 6 раз (!) меньше. Но Макклеллан, узнав об этом поражении, равнодушно сказал Линкольну: «Потеря не слишком велика, чтобы ее нельзя было восполнить»[13]13
  Hay J. Op. cit. P. 30.


[Закрыть].

Однако поражение при Булл-Ране и более мелкие неудачи Севера у ручья Уилсон и у утеса Боллс не привели к унынию и растерянности, как надеялись мятежники. Напротив, осознав, что война будет долгой и трудной, военно-политическое руководство Союза (правда, медленнее, чем следовало бы) изменяло свое отношение к событиям. Одновременно менялся и психологический настрой нации: после жестокого отрезвления при Булл-Ране все больше северян понимали необходимость сплоченных и решительных действий в тылу и на фронте. Более серьезным стало отношение к подготовке войск и военному планированию в целом (определенную роль сыграла и педантичность Макклеллана, придававшего этому – увы! только этому —важное значение). На Юге эту перемену уловили не сразу, тем более что там после Булл-Рана шел обратный процесс. Как метко заметили американские военные историки Р. и Т. Дюпай, мятежники «были почти так же дезорганизованы победой, как их противник – поражением»[14]14
  Dupuy R. E. and T. N. The Compact History of the Civil War. N. Y., 1962. P. 52.


[Закрыть].

Впрочем, генералы-южане Борегар и Джонстон понимали, что северяне спешно готовят новые силы, поэтому необходим новый мощный удар, чтобы не позволить Союзу развернуть свои необъятные ресурсы. 30 сентября на заседании у президента Дэвиса Джонстон предложил усилить войска у Манассаса новобранцами до 60 тыс. человек (тогда их было около 40 тыс.) и бросить на Вашингтон. Его поддержали другие генералы, но Дэвис заявил, что не может бросить все силы на одно направление и пренебречь другими. В принципе он был прав, но, по мнению многих историков, после разгрома у Булл-Рана и утеса Боллс столицу Союза можно было захватить чуть ли не голыми руками.