Текст книги "Месть Акулы"

Автор книги: Сергей Майоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Какой был, таким и воспользовался.

– Из чего следует, что человек оружием владеет уверенно. Не боялся, что шести патронов на троих не хватит.

– У него мог быть запасной магазин. И ТТ на случай, если эта пушка откажет.

– Скорее всего, он раздобыл её случайно. Я бы не стал покупать эту вещь, будь у меня какой-то выбор. Кстати… Убийцей не может быть женщина?

– Пока неизвестно. Но почему бы и нет? Намекаешь…

– Вот именно. Размеры, устройство предохранителя, маленькая отдача…

– Ну не знаю; если бы у нас было разрешено ношение оружия и в магазинах продавалась сотня образцов, тогда… Скорее всего ты прав, пистолет попал к убийце случайно. Посмотришь по картотеке?

– Начну с того случая, о котором уже говорил. Как сейчас помню: второе апреля девяносто пятого года, воскресенье. Моё первое дежурство по городу.

Ждать пришлось значительно дольше, чем Волгин рассчитывал, но результат того стоил. Сияющий эксперт вернулся из помещений пулегильзотеки и пригласил Сергея в свой кабинет.

– Совпало! – Он начал говорить, не дожидаясь, пока Волгин сядет. – Кому рассказать – никто не поверит. Убийство двух неустановленных мужчин. Их нашли, как я и говорил, второго-четвёртого-девяносто пятого на пустыре в конце Суздальского проспекта. Насколько мне известно, преступление до сих пор не раскрыто.

– Суздальский? Это у нас какой район получается?

– В местное РУВД можешь не торопиться. Этим делом не так давно интересовались рубоповцы. Не знаю уж, в какой связи, но явно не из праздного любопытства. Фадеев Игорь из пятого отдела. Ты с ним, случайно, не знаком?

* * * 

Игорек выглядел мрачно.

Смотрел на Волгина и, казалось, пропускал большую часть сказанного мимо ушей. Много курил и кивал невпопад, а когда зазвонил телефон, вздрогнул и уставился на дребезжащий аппарат с таким испугом, что и самому ленивому наблюдателю стало бы ясно: у Фадеева серьёзные неприятности.

Спрашивать о них Волгин не стал.

Разговаривали в кабинете РУБОПа. Здание, занимавшее половину квартала в историческом центре города, смотрелось величественно только снаружи. Если смотреть на фасад и не ходить дальше отделанного мрамором вестибюля – цитадель борьбы с оргпреступностью. Стоит увидеть изнанку – обычная ментовка, только что людей в форме поменьше, а гонора и претензий на ФБР – много больше.

– С Андрюхиным-то как получилось, – вздохнул Фадеев после того, как Волгин рассказал все. – Я позавчера и не знал, что это она перед нами плясала. Неловко теперь как-то… Я Гордеича, конечно, запытаю. Он мужик умный и наблюдательный, должен кое-что прояснить. Но мне лично кажется, что с делами клуба убийство не связано.

– Почему?

– А чёрт его знает! Кажется, и все тут. Опыт, наверное. Но я, конечно, проверю. Что касается пистолета, то и здесь тебя порадовать нечем. Проскочила у меня одна информация, вот я и полез старые дела ворошить. Не подтвердилось ничего, наверное, совпадение просто. А может, ещё подтвердится. Надо дождаться ответов из Питера. Направил туда три запроса, а в ответ тишина. Командировку не разрешают, а то бы я прокатился на Невский проспект посмотреть. Люблю путешествовать за государственный счёт, только последнее время от нас никуда, кроме Чечни, не отправляют. Я, наверное, после Нового года поеду. Надо зарабатывать положительные характеристики – глядишь, и на суде пригодятся.

Несколько месяцев назад Фадеев оказался под следствием. Нашли во время обыска множество боеприпасов, но оказалось, что в квартире проживает судья, и ситуация перевернулась с ног на голову. Подозреваемые превратились в потерпевших, менты – в обвиняемых. Чем дело закончится, было неясно, но Игорь все чаше смотрел на будущее без оптимизма. В оправдательный приговор он не верил. Возможности отмести обвинение кончились и результата не принесли. Если не посадят, то непременно уволят. Игорь не сомневался, что легко подыщет новую работу, но оптимизма это прибавляло немного.

– Пять лет назад на пустыре расстреляли двух человек. Их личности до сих пор не установлены, хотя мне и нашептали, что эти ребята, скорее всего, приехали из Петербурга. У одного в руке был «Макаров» с пустым магазином, у второго в кармане – какая-то иностранная пушка. Нашли их в воскресенье, второго апреля, но смерть наступила сутками раньше. На двоих – четыре ранения, и все смертельные. Завалили их, как ты уже догадался, из этого самого «ортгиса». Пятого апреля, в среду, нашли ещё один интересный трупешник. Некто Гмыря Ростислав Ростиславович, шестьдесят второго года рождения, уроженец города Сясьстрой Ленинградской области. В восемьдесят восьмом он был осуждён за разбой, получил шесть лет, срок отбыл целиком. Сидел в нашей колонии, после освобождения нигде не прописался и домой, судя по всему, не поехал. Остался в нашем славном городе. Есть данные, что у себя на родине он входил в одну серьёзную ОПГ и сохранил с нею связь до самого последнего времени. Почему он освободившись, не поехал домой, можно только гадать. Якобы был связан с торговлей каким-то металлом, причём очень крупными партиями. Труп Гмыри пытались сжечь вместе с машиной, «мицубиси-паджеро», которой он пользовался по фальшивой доверенности. Причина смерти – три огнестрельных ранения в живот. Из того самого «макарки», который был в руке первого убитого парня. Машина стояла в лесополосе неподалёку от речного порта, труп лежал в багажном отсеке за задним сиденьем. Что странно – разутый. Один ботинок всё-таки валялся в машине, а второго так и не нашли. По моей информации, у покойного была «стрелка» с питерцами, которые специально приехали, чтобы предъявить ему серьёзные претензии. Скорее всего, по поводу металла, которым он якобы торговал. Очевидно, мирного разговора не получилось. Похоже, там был кто-то четвёртый, который расшлёпал двух чужаков, а потом попытался сжечь труп и машину. Кто он такой и где может находиться сейчас, я не знаю. Может, самого давно закопали. А может, прибрал железную тему к рукам и банкует. Вот, собственно, и все.

– Не так уж плохо.

– А когда я тебя подводил? Надо искать четвёртого, причём искать не около клуба, а в окружении одной из трёх барышень. Скорее всего – в окружении кого-то из убитых, а не Андрюхиной сестры.

Волгин подумал, стоит говорить Игорю о блокноте, который обнаружил Акулов в квартире Виктории, или лучше пока промолчать? Решил не торопиться.

– Что ещё? Связи Гмыри я толком не устанавливал. В девяносто пятом меня эта история не волновала, а сейчас, когда информация проскочила, ничего путевого у меня не получилось. ОПД находятся в районах, где нашли трупы. Можешь их не листать, там ничего нет. В основном трясли владельца «паджеро», но какой с него спрос? Он продал тачку в девяносто втором, и за три года она сменила десяток хозяев. Сам же помнишь, в те времена реальные пацаны на этом свете не слишком задерживались. Был я в колонии, где Гмыря сидел. Тоже ничего интересного. Разработкой его никто не занимался, поэтому и сведений практически никаких. Хвастался своими знакомствами в Петербурге, имена авторитетные называл. Говорил, что сладился на одном эпизоде, хотя таких случаев за ним – целая куча. Постоянно нарушал режим содержания, неоднократно помещался в ШИЗО[13]13
  Штрафной изолятор.


[Закрыть]. Дали мне список лиц, с которыми он контактировал за колючкой, но я ими даже не занимался. Какой смысл? Столько воды утекло!

В кабинет заглянула симпатичная девушка в форме с лейтенантскими погонами:

– Ты ещё долго? Шеф вызывает. Ты разве забыл?

Схватившись за голову, Фадеев выругался. Потом извинился за ругань и отпустил сотруднице комплимент:

– Тебе очень идёт эта юбка. Только лучше её немного укоротить.

Девушка хихикнула и закрыла дверь. Игорь повернулся к Сергею:

– Скорее всего, это надолго. Подождёшь?

– А есть смысл?

– Да вроде и нет.

– Тогда я поеду. С Гордеичем поговори, хорошо? И что у тебя, в конце концов, такое случилось?

– А-а! Сам догадайся, на чём я мог погореть?

– На бабах?

– Точно. Меня жена с Инессой застукала. Помнишь администраторшу из клуба? Первый раз хотел с ней согрешить – и на тебе! Ну что за день вчера был? У всех одни неприятности…

* * * 

– Откуда ты об этом узнала? – Акулов слово в слово повторил вопрос, который Волгин уже задавал Лаки.

Девушка повторила ответ:

– В клубе услышала.

– В «Позолоченном ливне»?

– Да. Я там часто бываю. Была и вчера.

– И что говорят?

– А что они могут сказать? Всякие глупости. Думают, что хотели убить Каролину.

– За что?

– Наверное, причина была. Может, из ревности?

– Сейчас не то время, чтоб так ревновать.

– Ну да. – Девушка потупила глаза, несомненно вспомнив о Софроне. – Разные люди бывают. Некоторые хватаются за оружие. Или пускают в ход кулаки. У меня до сих пор грудь болит. – Лаки потёрла не солнечное сплетение, в которое угодил бывший хахаль, а несколько выше. – И жалко Никиту. Я Софрону передачку принесла. В вашей тюрьме прилично кормят?

– У меня такой обед не каждый день бывает.

Андрей смотрел на девушку и размышлял, как бы от неё половчее избавиться. Как сделать так, чтобы она быстрее ушла, не отвлекая его от работы, и не обиделась при этом. Дело было не в этических мотивах, в деловом расчёте. Хотелось, чтобы она внимательно слушала, какие ещё слухи по поводу стрельбы появятся в клубе. И о папеньке необходимо будет поговорить. Не сейчас, конечно, позже.

– Можно кофе?

– Кофе? – От неожиданности Акулов не смог отказать. – Конечно. Сейчас приготовлю.

Пока он кипятил воду, Лаки достала из своего рюкзачка шоколадный торт.

– Вот, по дороге купила. Андрей Виталич, вам такой нравится?

– Н-да… Ничего.

– Я так и подумала. Сама-то я не очень их ем, папа в детстве перекормил. Говорят, в те годы это был дефицит, не то что сейчас. Но за компанию кусочек проглочу.

Папа перекормил! Акулов вспомнил информацию Софрона. Волгин был склонен ей верить, Андрей сомневался. Может быть, потому, что не присутствовал при разговоре, не видел глаз Дмитрия. Судил только по пересказу напарника. Волгин был готов поверить, что Арнольд Гладкостенный изнасиловал дочь, потому что у него давно предвзятое отношение к Шершавчику. Акулов старался анализировать беспристрастно. Глупо было бы недооценивать Софрона. У парня достаточно мозгов для того, чтобы сочинить историю, которая может заинтересовать оперов. Сочинить и начать торговаться. Половина задержанных делает так.

Пока пили кофе, Лаки беспрерывно говорила. Акулов слушал её не очень внимательно, но старался не подавать виду, что считает её болтовню скучной и раздражающей. Продолжал раздумывать над рассказом Софрона. Кивал и поддакивал, когда девушка замолкала, и вовремя повернул диалог в нужное русло.

Лаки все поняла с полуслова:

– Я буду звонить каждый день. А если услышу что-нибудь очень важное, то сброшу сообщение на пейджер.

– Каждый день необязательно.

– А вдруг вы подумаете, что я забыла о просьбе? Мне очень жалко вашу сестру. Я видела её выступления: она талантливая актриса.

Акулов поморщился.

Девушка восприняла его реакцию по-своему:

– Нет, в этом я разбираюсь. Её ждёт большое будущее. На большой сцене. Честное слово!

Когда они почти допили кофе, заглянул Катышев:

– Плюшками балуетесь?

– Присоединяйся, Василич.

– Подойду позже.

Поставив опустевшую чашку, Лаки засобиралась.

– Мне ещё по магазинам надо пробежаться. Мама написала во-от такенный список продуктов!

Акулов не возражал. Встал, чтобы проводить до двери. Кажется, девушка ожидала, что он поможет ей надеть пуховик. Вместо этого Андрей задал вопрос:

– Как, кстати, Людмила Борисовна?

– Жалуется на давление.

– Вымогатели больше не звонили?

Пауза.

Показалось или нет? Руки девушки дрогнули, зацепить «молнию» не получилось. Со второго раза она совладала с застёжкой. Посмотрела на Андрея снизу вверх:

– Вымогатели? Нет, не звонили. Я думаю, что больше они не позвонят.

– Почему?

– Что они, совсем деревянные? Видели же, как вы маминых дружков ухайдокали.

– А ты это что, тоже видела?

– Откуда? Мамочка рассказала. После того, как меня отпустили из отделения. Она, кстати, может вам позвонить по мою душу. Хочет узнать подробности про Софрона с Никитой. Вы ей про меня плохого не говорите, хорошо?

Андрей неопределённо пожал плечами.

– Все, я побежала. Обязательно позвоню!

Лаки постояла перед Андреем, как будто рассчитывала, что он станет её целовать, а выходя из кабинета, помахала рукой. Этот жест тоже, казалось, имел дополнительный смысл. Вполне логичным его продолжением явился бы воздушный поцелуй.

Акулов почесал затылок. Катышев вошёл, как и подобает руководителю, без стука и неожиданно.

– Гоняешь чаи с малолетками?

– Да, мечтаю её соблазнить.

– Чего там соблазнять? Бери да делай! Ты что, Акулов, ослеп? Она в тебя втюрилась по самое не хочу!

– С чего ты решил?

– Ну, брат, ты меня удивляешь! – Катышев включил чайник и тут же, не дожидаясь, пока вода закипит, налил полную чашку и бросил в неё две ложки растворимого кофе. – Видел её глаза? Женщину всегда выдаёт взгляд. А уж такую соплячку – тем более.

– Да она постоянно так смотрит!

– Может, и постоянно. Но не на всех. Секешь разницу? Меня, например, она от стенки не отличает. Эх, Акулов, берегись! Обиженная женщина – это страшно. А обиженная женщина в таком возрасте – это страшно и глупо. Что угодно может сотворить. Не с собой – так с другими.

– Мы говорили о деле.

– Это ты так считаешь. А у неё, зуб даю, на этот счёт другое мнение.

* * * 

Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда Ирина Константиновна закончила мыть посуду. Не вытирая рук, она схватила трубку с «кухонного» аппарата. Успела подумать: Андрей. Хочет предупредить о том, что задерживается. Или появились новости о Виктории. Хотя она сама говорила с врачом час назад, и доктор сообщил, что общее состояние опасений не вызывает, но общаться с дочерью преждевременно. Днём она на несколько минут приходила в сознание, однако быстро уснула и спит до сих пор. Никто из милиционеров поговорить с Викторией не успел.

– Алло!

Тишина.

– Я вас слушаю, говорите!

Тишина не была абсолютной. Женщина напрягла слух и различила мерное негромкое гудение. Как будто звонивший передумал общаться и положил трубку около работающего компьютера.

– Алло, – повторила она, зная, что никто не отзовётся.

Свободной рукой машинально сжала воротник халата.

– Дурацкие шутки!

Прежде чем Ирина Константиновна успела нажать кнопку отбоя, донеслись короткие гудки. Несколько секунд она прислушивалась к их тревожному ритму. Казалось, что они звучат не как обычно. Громче и заметно быстрее.

Покачав головой, женщина отошла от телефона. Подумала, что надо сдвинуть занавески на окне. Только подняла руку, как что-то привлекло её внимание. Из освещённой кухни наблюдать за улицей было непросто. Ирина Константиновна выключила люстру и снова встала перед стеклом.

Ничего подозрительного.

Но что-то ведь заставило остановиться!

Машина.

Она посмотрела направо.

Расстояние составляло не меньше ста метров, но Ирина Константиновна вдаль видела хорошо. Стоило чуть прищуриться, как стали различимы детали.

На углу, горящими фарами к её дому, стояла машина. Женщина неплохо разбиралась в моделях, как в русских, так и в привозных. Но сейчас не могла определить марку – мешали жёлтые огоньки фар. Чуть позже заметила светящийся «гребешок» таксомотора.

Такси ожидало мужчину, находящегося в телефонной будке. Проносящиеся мимо автомобили выхватывали из темноты его силуэт. Он стоял чуть сгорбившись, видимо, придерживая трубку плечом. Казалось, что он очень высокого роста. Ветер трепал длинные полы пальто.

Ирина Константиновна сама не понимала, что заставляет её наблюдать за неизвестным мужчиной, но взгляд отвести не могла. Почти минуту, затаив дыхание, она следила за местом, где находилась телефонная будка. Периодически картинка погружалась во тьму, но раз за разом машины, летящие по проспекту, высвечивали длинный плоский силуэт незнакомца. Он по-прежнему немного горбился. И не делал ни одного заметного движения.

За тонкой кухонной стенкой загрохотал мусоропровод. Звук был привычный, практически ежедневный. Но казалось, что его тональность сегодня отличается от той, что звучала на прошлой неделе. Или вчера. Как и короткие гудки телефона.

Стоило об этом подумать, как аппарат подал сигнал.

Один, второй, третий… Ирина Константиновна не торопилась подходить. Мыслей о том, что это может быть Андрей или врач из больницы, больше не возникало. Женщина знала – звонит кто-то другой. Тот, кто уже молчал в трубку. Возможно, высокий мужчина, сгорбившийся в таксофонной кабине.

Десятый звонок.

Ирина Константиновна постаралась ответить спокойно:

– Да.

Голос, который услышала женщина, не ассоциировался с человеком. Так мог разговаривать киборг. Или компьютер. Скорее всего – компьютер. Она слышала, что существуют специальные программы, изменяющие человеческую речь настолько, что её становится невозможно привязать к конкретному человеку. Подарок вымогателям и хулиганам третьего тысячелетия.

– Вы написали плохую статью. Не стоило так глубоко вдаваться в дела Первого кабельного телевидения. Вы слишком маленький человек для того, чтобы рассуждать о таких огромных деньгах. Ваша дочь расплатилась за ваше легкомыслие. Не надо ничего больше писать. Вам понятно? Не сделаете правильных выводов – урок будет продолжен. Всего хорошего!

Ирина Константиновна посмотрела в окно. Такси не было видно.

Автомобиль, промчавшийся по проспекту в сторону центра, высветил пустую таксофонную будку.

Глава девятая

Волгин и девушка. – Задержание адвоката. – Разговоры о деле. – Акулов спешит к сестре. – Снайпер. – Акулов говорит с сестрой. – На линии огня.

Ночевали дома у Волгина. После того памятного утра, когда довелось столкнуться с отцом Маргариты, Сергей к ней больше не заходил.

Это было понятно. Удивлял другой факт, на который Волгин обратил внимание только сегодня. Минуло четыре с лишним года после разрыва с женой, а он впервые привёл к себе домой девушку. Все прочие встречи, которых было немало, происходили на «женской» либо на «нейтральной» территории. К себе он никого не приглашал, хотя и были варианты, казавшиеся Сергею серьёзными.

Маргарита была первой, кто оказалась с Волгиным в спальне, которую он обставлял для себя и Татьяны.

Татьяна, кстати, в ней ни разу не ночевала. Они расстались ровно за день до того, как привезли новую мебель. Уже потом, спустя год или больше, она приходила, чтобы забрать какие-то нужные вещи. Посмотрела и сморщила носик: безвкусно.

Сергей видел, что это неправда. Спальня понравилась, но Таня не могла в этом признаться, как не могла признаться и в том, что их развод был ошибкой. Инициатива принадлежала ей, а Волгин не предпринял достаточных усилий, чтобы сохранить брак. Со временем оба поняли, что сделали глупость, но исправить её не могли. Жили порознь, никто не нашёл себе пару. Перебивались скоротечными, связями и делали карьеру. Она – в бизнесе, он – в уголовке, куда вернулся вскоре после развода, перед этим просидев три года на должности юрисконсульта большого частного концерна.

При встречах – первые два года их почти не было, но позже они участились – оба делали вид, что достаточно счастливы. Сидели в ресторане, говорили ни о чём. Смотрели друг на друга только тогда, когда собеседник не мог заметить этого взгляда. Прощались преувеличенно бодро и разъезжались по своим пустым квартирам. Один раз сходили в кино. После каждой встречи, после каждого фальшивого «Будь счастлив, до свидания!» Волгин останавливал «ауди» у магазинчика перед домом и покупал водку, не интересуясь качеством напитка. Утром на работу обычно опаздывал.

Глядя на Маргариту, лежащую рядом с ним, Волгин не мог определиться в собственных чувствах. Все вроде бы хорошо. Но мысль о том, что они поторопились, не покидала.

Почему «они»? Поторопился он, а Рита знала, что делает, и шла к своей цели давно.

Если честно, то Волгин поругивал себя за ту первую ночь, когда остался дома у девушки. При своём опыте он бы нашёл достойный предлог, чтобы уехать, не оскорбляя сё.

Зря не уехал. Разница в возрасте (семнадцать лет!), значительное, как теперь выяснилось, несходство в отношении к жизни и мировоззрениях. Все это, помноженное на его стойкое нежелание связывать себя брачными узами, к заключению которых, как теперь начинало казаться, стремилась Тростинкина, к хорошему финалу привести не могло. Оставалось рассчитывать, что агония отношений не окажется продолжительной. «Ты найдёшь себе кого-нибудь лучше». Во время напряжённых разговоров, когда требовалось объяснить очередной подружке причины, по которым они больше не смогут встречаться, эта банальная фраза регулярно приходила Сергею на ум, но произнести её он так никогда и не смог.

Трёх дней не прошло с момента начала романа, а в голове уже такие мысли.

Есть над чем задуматься, чем испортить своё настроение. Своё и чужое. Своё и того человека, который сейчас лежит рядом.

Уснуть не могли долго. Смотрели ночные телепрограммы. Интересного не было: третьеразрядные фильмы ужасов, блоки новостей, одинаковые по разным каналам, не несущие ни одной положительной вести, да унылые шоу, предназначенные для людей, мечтающих о яркой жизни, но не имеющих возможности раскрасить собственное существование.

Неожиданно, без всякой связи с увиденным, Маргарита спросила:

– Ты ещё помнишь Мамаева?

– Как его можно забыть? Он опять приезжал? Что-то украл?

– Его «закрыли». Не у нас, в соседнем районе.

– Есть правда на свете! Ты знаешь подробности? Я хочу позлорадствовать.

– Он приехал в отделение к какому-то клиенту. Поговорил с ним наедине, дождался окончания следственных действий, Собрался ехать домой. Почему-то был не на машине. Когда шёл к остановке маршрутки, его тормознули патрульные. Буквально за пять минут до этого по рации передали сообщение о грабеже, и Мамаев подходил под приметы преступника. Он, естественно, стал возмущаться и ксивой адвокатской махать, но сержантов это не остановило. То ли патруль был старый и опытный, то ли, наоборот, молодой и непуганый. Ошмонали карманы и нашли пачку сигарет, набитых «травкой». Мамаев заявил, что сигареты принадлежали его подзащитному, и он их машинально прихватил со стола, пока они раз говаривали. Подзащитный, естественно, этого не подтвердил. Сказал, что сроду сигареты такого сорта не курил и знать ничего не знает. Насколько я понимаю, его, притащив в отделение, толком не обыскали. Задержали, кажется, за мошенничество и не подозревали, что он может таскать с собой такой компромат. Парень, наверное, только и ждал удобного момента, чтобы избавиться от анаши, а тут появился Мамаев. Естественно, когда адвокат спёр со стола «заряженную» пачку, мошенник не стал ничего говорить.

– А может, и сам шепнул операм, чтобы Мамаевым на улице поинтересовались.

– Зачем ему это надо?

– Тут можно только гадать. Например, из чувства мести. У этого адвоката непростые отношения с клиентами. От Миши-то он отказался, как только выяснил, что тому нечем платить.

– Откуда ты это знаешь?

– Оперативная информация. – Волгин не говорил Рите о незаконном подслушивании.

– Прокурор не хочет арестовывать Михаила.

Волгин вздохнул. Иного ждать было трудно.

Советник юстиции Воробьёв отличался редкостной боязливостью и десять раз думал, прежде чем поставить свою подпись на самой безобидной бумаге. Качество само по себе неплохое. Когда дело касается судеб людей, надо быть втройне осторожным, но воробьевская осторожность давно приняла патологические формы. Он так боялся обидеть подозреваемых, что начисто забывал о правах потерпевших. Будь его воля – и он бы принял новую статью Уголовно-процессуального кодекса: «Уголовное дело не может быть возбуждено, а возбуждённое уголовное дело подлежит немедленному прекращению, если лицо, подлежащее привлечению в качестве обвиняемого, с этим не согласно».

Ещё одним перлом правозащитной мысли советника Воробьёва было доморощенное правило, с которым он подходил к рассмотрению материалов об аресте подозреваемых. По большому счёту ненаписанная поправка к УПК являлась прямым логическим продолжением юридического канона, изобретённого лично им и вполне успешно применяемого на практике: «Если подозреваемый не сознаётся, то он не виноват. Если он признал свою вину – значит, его избили оперативники».

– Не хочет – не надо.

– Ты считаешь, Михаил не виноват?

– В убийстве – нет. Обрез и часть патронов его, но нам этого не доказать. Ты, кстати, в курсе, что обрез признали огнестрельным оружием? Приклад выполнен кустарным способом, хотя и на очень высоком уровне. Ствол и ударно-спусковой механизм – от трёхлинейки. Видимо, не украденной из музея или какого-нибудь склада, а «копаной». Мне книжку подарили, справочник «Стрелковое оружие», там подробно описана технология реставрации проржавевших частей. Но Миша, я думаю, и без книжки всё это знал… Так что пусть Воробьёв его освобождает, когда захочет. Единственное – нам лучше знать об этом заранее.

– Несколько часов у вас будет в запасе. Хотите за ним последить?

Волгин не ответил определённо. Смысл мимики, жеста свободной левой рукой и многозначительного «Ну…» сводился примерно к следующему: «Мы-то, может, и хотели бы, но ты ведь знаешь наши возможности! Сложно спланировать наперёд такое деликатное дело».

Рита поняла и не стала ничего уточнять. Продолжила разговор на оружейную тему, но при этом умудрилась снова огорошить Сергея:

– Помнишь эпопею с пистолетом, из которого убили Гладкостенного? Это под моего папу копали. Нет, эксперт и в самом деле перепутал бирочки на пакетах, но весь скандал раздули специально. Хотели папу немножко пошантажировать, на нервах его поиграть.

– Для большого шантажа предлог слишком нелепый.

– Так никто и не говорит про большой. Средненький. В меру подлый. – Тростинкина помолчала, глядя, как на экране кривляется телеведущий в пиджаке серебристого цвета, и в третий раз заставила Сергея удивиться.

Сказала равнодушным голосом, продолжая смотреть телевизор, как говорят о том, что надо не забыть купить свежего молока:

– Мне кажется, убийство Гладкостенного скоро раскроется.

* * *

Утром Волгин довёз Маргариту до её дома. Она собиралась переодеться и выйти на работу к двенадцати, тогда как он спешил появиться у Катышева до половины десятого.

– Забыл спросить: Сазонов у тебя вчера появлялся?

– Да, я отпечатала ему запрос в компанию сотовой связи. Проверяешь коллегу?

– Вечером он у нас так и не появился.

– Думаешь, от телефона может быть толк?

– Сомневаюсь. Есть, конечно, шанс, что чеченец трепался по трубке Мартыновой, и тогда удастся вычислить, где он обитает.

– А что, дома он не проживает?

– Прописка, скорее всего, фиктивная.

– Не верю я в эту версию.

– Мы тоже. Только Шурику об этом не говори. Он постоянно обижается, что ему поручают всякую лажу, а к настоящим делам на пушечный выстрел не подпускают.

– Хорошо. – Тростинкина открыла дверь, поставила ногу в остроносом сапожке на заснеженный тротуар. – Я тебя люблю.

Вот те раз!

Не дожидаясь ответа, она вышла из «ауди». Пошла к подъезду, не оборачиваясь. Болтающаяся на плече сумка придавала девушке независимый вид.

Догнать? Попросить не говорить больше глупостей? Признаться в ответных чувствах, успокаивая себя тем, что маленькая ложь иногда может послужить благому делу?

Волгин остался в машине.

По радио транслировали «Мадам Брошкину» Пугачёвой. Он никогда не любил эту песню, а сейчас она показалась просто издевательской.

На «сходняк» он всё-таки опоздал. Всего на полторы минуты, но опоздал, несмотря на то, что доехал быстро и должен был по всем прогнозам успеть. Не удивился. Приходилось замечать: когда неделя начиналась с задержки, то и на все последующие совещания, вплоть до пятничного, явиться вовремя не удавалось.

Катышев так и сказал:

– Волгин! Это у тебя становится системой.

– Сегодня останусь ночевать в кабинете.

– Лучше попросись в камеру. Там, конечно, сквозняки и жёсткие нары, но цирик не позволит проспать. Ладно, не отвлекаемся!

Катышев продолжил чтение сводки о происшествиях за минувшие сутки. Можно сказать, они выдались спокойными. В районе было совершено пять краж из квартир, угон автомашины, два уличных грабежа и хулиганство, отличающееся особым цинизмом: неизвестный преступник поколотил пьяного помощника депутата Госдумы. Поколотил не сильно, но обидно и сумел убежать, несмотря на то, что его преследовал по пятам участковый инспектор.

– На этот случай надо обратить особое внимание. – Катышев оранжевым маркером выделил последнюю информацию и отложил, телетайпную ленту. – Если не раскроем – три шкуры спустят. Ночью уже начался шум. Такие генералы приезжали! Требовали, чтобы я бросил все лучшие силы.

– Бросил или кинул?

– Если я не брошу, то нас так кинут, что останемся без штанов и без премий на весь будущий год. Вопросов нет? Все свободны. Ты, Волгин, останься.

Дождавшись, когда другие сотрудники покинули кабинет, Сергей пересел поближе к столу начальника.

– Подвижки в деле есть?

– Нет. Может быть, сегодня удастся переговорить с Викторией.

– Не стоит рассчитывать на её показания. Если бы всё случилось из-за акуловской сестры, её бы не оставили в живых. Кстати, её квартиру обыскали?

– Да, Андрей вчера оформил.

– Пусто?

– Ничего для нас интересного.

– Передай Андрею, чтобы он поменьше свою фамилию в протоколах писал. Сам знаешь, как адвокаты к этому отнесутся.

– Мы с ним уже говорили. В официальных документах он не фигурирует. Протокол обыска составлен от имени участкового.

– Хорошо… Что думаете делать дальше?

– Не сегодня-завтра могут отпустить Михаила.

– Быстро! Когда у него «сотка» кончается?

– Завтра вечером. Но Воробьёв необязательно станет этого дожидаться. Василич! С «ногами» как-нибудь можно определиться? Нам бы дня два-три за ним посмотреть, чтобы окончательно разобраться.

– Раньше об этом подумать нельзя было? Ладно, я позвоню своим знакомым в главк, попробую договориться. Не вам же слежкой заниматься… Разве что Сазонова отрядить?

– Мишаню хватит кондратий, когда он заметит, что Шурик таскается за ним с утра до ночи. Подумает, мы новую провокацию замышляем.

– Слышь, Волгин, ты такими обвинениями не бросайся. А за укроп я с тобой позже поговорю, когда вся эта катавасия кончится. Ещё есть проблемы?

– С остальным сами справимся..

– Работайте…

Волгин подошёл к своему кабинету и протянул руку к двери, но открыть её не успел. Она распахнулась от сильного удара изнутри, больно шлёпнув Сергея по распрямлённым пальцам. В коридор выскочил Сазонов. Лица его Волгин не видел, но шея Шурика была пунцовой. Не оглядываясь, он почти бегом добрался до лестницы и начал спускаться, скользя по ступеням и бормоча себе что-то под нос.