Текст книги "Морские дьяволы"

Автор книги: Сергей Москвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

КОМАНДИР РАЗВЕДГРУППЫ
КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТ ВОРОХОВ

23.15

Данила клонило в сон. Очень нехороший признак. Я всерьез опасался, что при попытке установить АЗУ на корпусе «Атланта» он получил сотрясение мозга. Илья Константинович тоже заметил это, поэтому очень торопился, когда открывал входную дверь. И все же я заметил, что, прежде чем отворить дверь, он проверил оставленные утром контрольные метки. Судя по всему, все было в порядке, в наше отсутствие в мансарду никто не входил. Иначе Рощин непременно сообщил бы мне об этом. Первым делом Илья Константинович велел Данилу лечь на диван, а сам присел рядом и с помощью уже знакомого мне карманного фонарика внимательно осмотрел его зрачки.

– Судя по реакции зрачков, сотрясения нет, – сообщил он, закончив осмотр. И у меня отлегло от сердца.

– Да какое сотрясение?! – недовольно произнес с дивана Данил. – Я просто вымотался за день, вот спать и хочу! Вы взгляните на… Кевина, у него тоже глаза закрываются.

Услышав эту тираду, я невольно улыбнулся. Уверен, Данил собирался назвать Андрея Мамонтенком и поправился, лишь сообразив, что английское название животного не является производным от его фамилии. Но Илье Константиновичу, в отличие от меня, было не до смеха.

– Быстро раздевайся и под душ! – приказал он Данилу. – Хорошо бы тебе отлежаться в горячей ванне, но раз ее нет, сделай горячую воду, такую, какую сможешь терпеть, и стой под душем десять минут! Затем в постель! Роберт, проконтролируй его, – обратился ко мне Рощин. – Я в аптеку.

Илья Константинович вернулся спустя четверть часа, когда Данил, укрытый тремя пледами, уже лежал в постели, а в душ отправился Андрей.

– Мне нужно было позаботиться о медикаментах заранее, – заметил Рощин, входя в спальню, где лежал Данил. – Подобные покупки, да еще за полчаса до полуночи, поневоле привлекают внимание. Аптекарь уже наверняка обсуждает со своим помощником, с чего это ученому-океанологу в такое время вдруг понадобился набор для оказания первой помощи.

Рощин поставил на прикроватную тумбочку объемный пакет, который принес в руках, и, обращаясь к Данилу, сказал:

– А теперь показывай свои синяки.

Данил послушно откинул простыню вместе с тремя уложенными сверху пледами, открыв свою грудь. Вид у него действительно был неважный. Крупные гематомы сплошь покрывали его тело и руки, а на шее, чуть выше ключицы, надулся волдырь размером с грецкий орех. Рощин быстро осмотрел его и вынес свое заключение:

– В общем, ничего страшного. Могло быть и хуже. Синяки обработаем мазью, а на ночь положим спиртовой компресс, чтобы не было отека.

Из принесенного пакета Рощин достал тюбик с какой-то мазью и, выдавив ее себе на ладонь, принялся последовательно обрабатывать ушибы Данила. В комнате сразу распространился аромат пчелиного яда и еще какой-то другой резкий запах. Данил брезгливо поморщился, хотя скорее сделал это для того, чтобы скрыть гримасу боли.

– Терпи. К утру будешь как новенький, – приговаривал Илья Константинович, ловко втираю гелеобразную мазь ему в кожу. – Ты же хотел понравиться здешним девушкам, вот и терпи…

Наконец обработка подкожных гематом была закончена. Рощин вытер со лба выступившие капли пота и, прощупав пальцами волдырь на шее Данила, сокрушенно заметил:

– Вот с внутренним кровоизлиянием придется повозиться. Мазь тут не поможет, придется вскрывать. Ну-ка, Роберт, принеси сюда какую-нибудь чистую майку или футболку, – обратился он ко мне. – Негоже пачкать миссис Роджерс ее простыни.

С этими словами Рощин поднялся с кровати Данила и вышел из спальни. Когда он вернулся обратно, в руках у него был перочинный нож с откинутым лезвием.

– Эй, вы только меня не зарежьте, – с опаской покосившись на Старика, произнес Данил.

– А это уж как получится, – улыбнулся я в ответ, хотя мне в этот момент было совсем не весело.

Пока Илья Константинович протирал спиртом лезвие, я свернул в несколько слоев найденную в одежном шкафу еще совершенно новую белую футболку и подсунул ее под голову Данилу. Он перевернулся на бок, подставив нам свою травмированную шею. И Илья Константинович точным движением проколол лезвием перочинного ножа волдырь на его шее. Из разреза наружу хлынула темная кровь, которую Рощин ловко промокал приготовленным ватным тампоном. Потом Илья Константинович наложил на рану квадрат свежего бинта и приклеил его тремя полосками лейкопластыря.

– Ну вот и все, а ты боялся, – Рощин ободряюще потрепал Данила по плечу.

– Еще бы, довериться вам, коновалам, – Данил завозился на кровати, пытаясь изменить позу, и сейчас же скорчился от резкой боли.

– Что, больно? – дружески усмехнулся Илья Константинович. – Тогда лежи смирно. А заодно расскажи, как это тебя так припечатало?

– Угодил в кильватерную струю. Хорошо хоть не под лопасти гребного винта, – ответил Данил и, не скрывая своей досады, добавил: – Это я сам виноват. Закрепившись на корпусе, ухватился за рукоятку АЗУ, вот меня вместе с устройством и снесло встречным потоком.

– Не вини себя, – попытался я его успокоить. – «Атлант» шел с такой скоростью, что у тебя практически не было шансов удержаться на обшивке.

– Да нет, – Данил отрицательно мотнул головой и снова скривился от боли. – Скорость лодки была не так уж велика. В момент разворота она сбросила ход. По всем прикидкам «Атлант» шел на десяти-двенадцати узлах. Будь его скорость выше, я бы даже не смог зацепиться за обшивку и, уж конечно, не разглядел вращающиеся лопасти.

– А ты их разглядел?! – практически одновременно спросили мы с Рощиным и недоверчиво переглянулись.

– Еще бы! – воскликнул он. – На всю жизнь запомнил. Не лопасти, а настоящие турецкие сабли, и каждая длиной с эту комнату.

– Тогда каких же размеров должен быть винт? – поинтересовался я, решив про себя, что от волнения и страха Данил явно преувеличивает.

– Метров девять в диаметре или даже больше, – уверенно ответил он.

– Искривленные саблевидные лопасти и малооборотный гребной винт гигантских размеров, – задумчиво сказал Илья Константинович. – Возможно, это и есть один из секретов бесшумного хода «Атланта». Теоретически гребной винт с такими параметрами при том же тяговом усилии должен обладать меньшим акустическим шумом. Мне даже приходилось слышать про опытно-конструкторские работы по созданию таких винтов, ведущиеся у нас и в Штатах. Очевидно, теперь эти проекты наконец воплотились в жизнь.

Из ванной комнаты вышел Андрей, завернутый в махровое полотенце. Увидев наши сосредоточенные лица, он сразу догадался, что мы ведем серьезный разговор, поэтому оставил открытой дверь в ванную комнату, а воду из душа пустил на полную мощность, чтобы ее шум заглушал наши слова. Глушить, правда, пока было нечего, так как мы молчали, обдумывая последние слова Ильи Константиновича. Первым нарушил молчание Данил.

– Кстати, я вот сейчас понял, почему не выдержала присоска блока АЗУ, хотя скорость «Атланта» была не так уж велика, – подал он голос с кровати. – Все дело в обшивке. Да-да, в обшивке. Резиновое покрытие легкого корпуса слишком мягкое. Я это почувствовал, когда пытался там закрепиться. Вот присоска, сконструированная для закрепления на более твердом основании, к нему и не прилепилась. Это даже не резина, а… какой-то более упругий и эластичный полимер.

Выслушав Данила, Рощин одобрительно покачал головой:

– Да, в наблюдательности тебе не откажешь. Если все действительно так, как ты говоришь, становится понятно, почему гидролокатор нашей АПЛ не обнаружил американский ракетоносец. Чем мягче и эластичнее материал обшивки, тем выше у него коэффициент поглощения акустических волн. Видимо, отразившийся от американской подлодки сигнал оказался настолько слабым, что акустики с «Барса» не смогли его обнаружить.

– Значит, мы просто обязаны получить образец этого материала! – воскликнул Андрей, включаясь в наш разговор.

– Ты думаешь, я не пытался это сделать?! – обиделся Данил. – Но, для того чтобы высверлить часть обшивки и установить АЗУ, надо прежде закрепиться на корпусе «Атланта»! А как это сделать, если даже на малых скоростях атомохода встречный поток отрывает присоску?!

– А это в зависимости от того, где ее поставить, – задумчиво произнес Илья Константинович. – Смотри. – Он взял в руки тюбик с мазью, которую использовал для лечения Данила. – При движении подводной лодки набегающий водяной поток огибает ее неравномерно. – Рощин провел по воздуху рукой, изобразив тюбиком ход подводной лодки. – За рубкой и перед обтекателями кормового оперения возникают области завихрений. Из-за встречного движения воды в этих местах скорость потока, обтекающего подлодку, в несколько раз ниже. И если правильно выбрать точку, а не лепить АЗУ куда попало, задача не представляется мне невыполнимой.

– Черт! – Данил хлопнул себя ладонью по лбу. – Как же я мог об этом забыть?! Области завихрений! Конечно! Завтра же попробую все сделать как надо!

По-моему, в этот момент он забыл не только про особенности огибания корпуса подводной лодки встречным водяным потоком, но и про полученные ушибы и свою раненую шею. Пришлось об этом напомнить:

– Тебе с твоими травмами еще как минимум два дня нельзя спускаться под воду. Завтра на поиск «Атланта» отправимся я и Кевин.

Данил обиженно вытаращил на меня глаза, но спорить с командиром не решился. Зато возражения нашлись у Ильи Константиновича:

– Уходить на транспортировщике сразу двум операторам неразумно. Ведь из нас четверых только вы с Кевином умеете управлять «Тритоном». Чтобы в любых обстоятельствах группа сохраняла свою боеспособность, в экипаже «Тритона» должен быть один оператор и один боевой пловец.

Уже по первой реплике я понял, куда клонит Илья Константинович. Все верно, полученная мною инструкция запрещает назначать в экипаж подводного транспортировщика сразу двух операторов. Но та же инструкция оговаривает использование капитана третьего ранга Рощина только для агентурной разведки на берегу.

– Я знаю, какие указания ты получил в штабе, – словно прочитав мои мысли, сказал Илья Константинович. – Но прежде всего ты должен думать о выполнении порученного группе задания. Мы все должны об этом думать. Поэтому завтра к «Атланту» должен пойти я, а не Кевин.

Я знал, что этот момент когда-нибудь наступит. И вот он наступил. Мне впервые предстояло принять тяжелое решение. Дай бог, чтобы это случилось в последний раз.

– Хорошо, Илья Константинович, – язык не повернулся назвать Рощина легендированным именем. – Завтра к «Атланту» мы пойдем вместе.

ПОДВОДНЫЙ ПОИСК

13 мая. 09.00

Когда четверка боевых пловцов на арендованном «Додже» подъехала к пристани, владелец яхты «Конкистадор» уже ждал их на борту. Вопреки своим вечерним обещаниям мертвецки напиться, Родригес был абсолютно трезв. Вместо приветствия он махнул рукой выбравшимся из джипа «карцинологам» и пригласил их на палубу.

– Надеюсь, Стив, сегодня вы успели снять с кредитки наличные? – первым делом капитан обратился к Рощину.

– Не беспокойтесь, Рик, деньги при мне, – ответил Старик. – Когда мы вернемся в гавань, я с вами рассчитаюсь.

– Не доверяете? – Родригес хищно оскалился. – Зря. А впрочем, воля ваша.

Чтобы показать свое безразличие, он прошел на бак и принялся снимать с кнехта швартовый канат. Тем временем офицеры занесли на яхту акваланги, пластиковый ящик с гидрокостюмами и прочим водолазным снаряжением и установили на корме свою надувную лодку.

– Можем отчаливать! – крикнул Рощин по окончании погрузки.

– О'кей! – донеслось из рубки.

Под палубой завелся двигатель, пара гребных винтов взбила за кормой белую морскую пену, и «Конкистадор» величественно отошел от пирса.

– Куда пойдем сегодня? – обратился к Рощину Родригес, когда яхта вышла из дулитской гавани. – Туда, где мы поставили донные ловушки. Это на пару миль севернее того места, где мы вчера бросали якорь.

– Гм, значит, опять к запретной зоне. Не боитесь, что у вас могут возникнуть проблемы с военными?

– Проблемы? – наивно переспросил Ворохов, услышав последний вопрос хозяина яхты. – Разве мы что-то нарушаем?

– Вам виднее, – ушел от прямого ответа Родригес и весь дальнейший путь не проронил ни слова.

Когда яхта пришла в указанный район, Бизяев и Ворохов, вооружившись биноклями, принялись осматривать океан в поисках поплавков. И вскоре Бизяев разглядел гирлянду качающихся на волнах красных шаров.

– Два кабельтова слева по курсу! – объявил он громким голосом.

– Правьте туда, – распорядился Рощин, указав Родригесу направление.

Когда яхта подошла к гирлянде поплавков и встала на якорь, Рощин приказал Ворохову и Мамонтову вытащить из воды садки-ловушки. Выбежав на палубу вслед за ними, он принялся торопить своих товарищей, мастерски изображая нетерпение ученого-исследователя. Родригес, выйдя из рубки на палубу, молча наблюдал за ними. В ловушки, как назло, не попалось ни одного лангуста. Лишь в одном садке оказался случайно забредший туда рак-отшельник. Но профессор Ларсен мужественно воспринял неудачу, постигшую его группу.

– Это еще раз подтверждает, насколько трудно отыскать миграционные тропы лобстеров, – заметил он, вкладывая одну в другую пустые проволочные корзины. – Мы перенесем ловушки еще на пару миль к северу. Фрэд, Роберт, спускайте «Зодиак»! А ты, Кевин, все же осмотри дно. Чутье подсказывает мне, что в этом районе должна быть популяция лобстеров.

Посмеиваясь про себя над разыгранным Рощиным спектаклем, офицеры приняли к исполнению распоряжения профессора Ларсена. Ворохов и Бизяев столкнули с палубы «Зодиак» и привязали его к фальшборту яхты. Затем Ворохов присоединился к натягивающим акваланги Мамонтову и Рощину, а Бизяев принялся нагружать лодку. Пока трое его товарищей облачались в водолазное снаряжение, Данил перенес в «Зодиак» два акваланга, четыре запасных баллона со сжатым воздухом и собранные Рощиным садки-ловушки вместе с привязанными к ним сигнальными поплавками.

Увидев, что один из «ученых» так и не переоделся в водолазный гидрокостюм, Родригес его окликнул:

– А ты что же сегодня не ныряешь?

– Распоряжение Стива, – Данил недовольно мотнул головой в сторону Рощина. – Упертый профессор решил-таки меня наказать за нарушение правил безопасности подводного плавания… Вообще-то кому-то одному все равно приходится вести записи каждодневных исследований, да и для управления «Зодиаком» тоже нужен человек, – добавил он, почесав затылок.

– Да, видно, старик с характером, – произнес Родригес, взглянув на Рощина, поэтому не заметил, как в этот момент изменилось лицо Данила.

Спустя пару минут он тоже перебрался в «Зодиак» и занял место у руля, напротив Рощина и Ворохова, расположившихся на носовой скамье. Станислав поймал отвязанный Андреем швартовый конец и, свернув его в бухту, уложил на дно лодки. После этого Бизяев запустил мотор, и «Зодиак», постепенно набирая скорость, устремился прочь от вставшей на якорь яхты. Сидя на носу «Зодиака», Рощин внимательно следил за оставшимися на палубе «Конкистадора» Родригесом и Мамонтовым, и, как только капитан Рок, отвлеченный вопросом Андрея, отвернулся, Старик подал знак Ворохову. Станислав сейчас же вставил в рот загубник акваланга и быстро нырнул в воду. А Мамонтов с помощью Родригеса надел снаряжение, застегнул на груди соединительные ремни, протер стекло водолазной маски и лишь после этого не спеша направился к металлической лестнице, установленной на борту яхты. Спустившись по лестнице, выполняющей роль штормтрапа, Андрей проплыл несколько метров, натянул на глаза маску, вставил в рот загубник, после чего нырнул и, лениво загребая ластами, ушел под воду. Ему некуда было торопиться. Задача Андрея заключалась лишь в том, чтобы изображать перед владельцем зафрахтованной яхты бурную научную деятельность, пока его товарищи не вернутся с американского полигона.

В отличие от Андрея, Ворохов стремился как можно быстрее уйти в глубину, чтобы с борта «Конкистадора» невозможно было заметить поднимающиеся к поверхности пузырьки воздуха. Составляющая главный принцип работы акваланга открытая система дыхания исключает отравление водолаза углекислым газом и получение им баротравмы легких, но она же демаскирует его всплывающими на поверхность воздушными пузырьками. Поэтому военное применение аквалангов весьма ограничено. Мысль о том, что ему приходится использовать несвойственный для боевых пловцов дыхательный аппарат, во время погружения сильно тревожила капитан-лейтенанта Ворохова. Но едва луч подводного фонаря осветил лежащий на дне транспортировщик, он сразу успокоился.

Визуально обследовав «Тритон» и убедившись в отсутствии повреждений на его корпусе, Ворохов заплыл в кабину транспортировщика и опустился на сиденье оператора. Действуя в режиме запрограммированного автомата, он проверил исправность системы жизнеобеспечения, снял с себя акваланг и подключился к бортовой дыхательной системе. Затем откачал воду из уравнительной цистерны для придания транспортировщику положительной плавучести и, когда «Тритон» оторвался от дна, запустил двигатель.

Выйдя на границу испытательного полигона, Ворохов продул балластную цистерну и, после того как «Тритон» всплыл в надводное положение, включил установленный на транспортировщике гидроакустический маяк.

Сигнал маяка был немедленно запеленгован портативной гидроакустической станцией, спущенной с борта «Зодиака». Еще полчаса назад Бизяев привел надувную лодку на границу полигона и, заглушив двигатель, лег в дрейф, а Рощин опустил в воду ручную гидроакустическую станцию. Следуя по пеленгу на сигналы акустического маяка, боевые пловцы спустя несколько минут разглядели среди волн отсвечивающий на солнце стеклянный купол всплывшего на поверхность транспортировщика. Ворохов тоже заметил приближающуюся надувную лодку и, опознав своих товарищей, сдвинул стеклянный колпак-обтекатель. Оставив гидро-акустическую станцию Данилу Бизяеву, Рощин перебрался из «Зодиака» в кабину «Тритона». Несколько секунд двое «морских дьяволов» в подводном транспортировщике молча смотрели в глаза своему товарищу, оставшемуся в надувной лодке. Затем Ворохов задвинул входной люк стеклянным колпаком, и «Тритон» ушел под воду, растаяв в пучине. «Удачи вам, парни», – мысленно прошептал Данил Бизяев, глядя на волны, сомкнувшиеся над головами его товарищей.

* * *

Специальным карандашом-маркером, предназначенным для письма в соленой морской воде, Ворохов отметил на карте испытательного полигона местоположение военного корабля, после чего показал карту Рощину, сидящему рядом с ним в кабине транспортировщика. Это был уже второй корабль боевого охранения, обнаруженный боевыми пловцами. Он шел со скоростью пять узлов курсом сближения с плывущим на глубине пятидесяти метров подводным транспортировщиком. Однако корабль уже двадцать минут, в течение которых Ворохов следил за его перемещением по гидро-акустической станции, не менял галса и не включал собственный гидролокатор. Исходя из этого, Ворохов сделал вывод, что транспортировщик пока не обнаружен. По своему опыту капитан-лейтенант знал, что средства технической разведки, стоящие на вооружении противолодочных кораблей США, предназначены прежде всего для борьбы с подводными лодками и не способны обнаружить столь малоразмерную и малошумную цель, как «Тритон». И все же он испытал заметное облегчение, получив подтверждение этого факта.

Когда Ворохов оторвал взгляд от экрана гидроакустической станции, то увидел, что Рощин пытается обратить его внимание на карту военно-морского полигона, запаянную в пластиковый планшет. Рощин указал на обозначения американских кораблей и двумя стрелками обозначил на карте направление их движения. Уже сейчас расстояние между ними составляло четыре морские мили и продолжало постепенно сокращаться. Наблюдаемое перестроение кораблей боевого охранения никак не соответствовало задачам охраны акватории полигона.

Станислав понимающе кивнул и вопросительно взглянул на своего более опытного напарника. Рощин в ответ быстро обвел на карте обозначения американских кораблей замкнутой линией и добавил в центр получившегося овала схематичный рисунок подводной лодки. Офицеры обменялись понимающими взглядами, после чего Ворохов повернул штурвал и направил подводное плавсредство в обозначенный Рощиным район.

Когда американский корабль, сбросивший ход до трех узлов, остался за кормой «Тритона», стрелка радиометра на приборной панели транспортировщика качнулась вправо. Рощин и Ворохов вновь переглянулись. Лишь вмонтированные в водолазные маски акваскопы мешали им увидеть на лицах друг друга довольные улыбки.

Отклоняясь по одному делению, стрелка радиометра дошла почти до середины шкалы, после чего начала двигаться в обратную сторону. Когда она вернулась к нулевой отметке, Ворохов развернул «Тритон» на девяносто градусов и вновь направил транспортировщик в кильватерную струю американского атомохода. В этот раз ширина полосы радиоактивного следа составила всего семьдесят метров, а стрелка радиометра даже зашла за центральную отметку шкалы. Проведенные замеры однозначно указывали, что до американского атомохода остается менее мили. Ворохов до максимума увеличил скорость «Тритона», всецело положившись на показания радиометра. Пять… семь… девять кабельтовых! Неожиданно стрелка, дошедшая до середины второй половины шкалы, резко отклонилась влево и застыла на нуле. Вытаращив глаза, Ворохов недоуменно уставился на радиометр. Такого просто не могло быть! Прибор, словно стараясь перевернуть все представления о материалистическом устройстве мира, бесстрастно свидетельствовал: американский подводный крейсер, до которого оставалось идти всего сто или двести метров, исчез, бесследно растворился в океанской пучине!

Но Станислав, охваченный охотничьим азартом, отказывался верить, что след «Атланта» потерян. Он даже постучал по приборному стеклу радиометра, надеясь таким образом заставить его стрелку вернуться в прежнее положение. Но стрелка не двигалась. Ворохов в отчаянии замотал головой и только тогда увидел, что Рощин с соседнего сиденья подает ему какие-то знаки.

Прочитав жесты своего напарника, Ворохов все понял. Преследуемый атомоход никуда не исчез, а лишь поднялся к поверхности, а плывший на прежней глубине «Тритон» вышел из его кильватерного следа. С малой глубины подводная лодка может всплыть либо под перископ, либо в надводное положение. Но капитан третьего ранга Рощин верил своей интуиции. А интуиция опытного «морского дьявола» подсказывала, что капитан американского атомохода ясным днем не будет выводить секретный корабль в надводное положение. Доверившись мнению своего более опытного напарника, Ворохов развернул «Тритон» и вернул его в точку, где оборвался кильватерный след атомохода. После этого он отключил привод гребного винта и начал понемногу откачивать воду из уравнительной цистерны. По мере вытеснения балласта транспортировщик медленно пошел вверх.

Сорок девять… сорок семь… сорок пять метров до поверхности. Вращались цифровые диски на шкале глубиномера. Двое боевых пловцов прильнули к обзорной полусфере, стараясь разглядеть что-либо за ее стеклом. Но за ним по-прежнему была одна непроглядная тьма… Сорок метров. Тьма начала неохотно отступать. В подсвечиваемых зеленоватым светом окулярах акваскопа заметно посветлело… Тридцать пять. Вода стала почти прозрачной. Собственное чутье подсказывало Ворохову, что следует замедлить подъем. Он остановил насос, откачивающий воду из уравнительной цистерны, но «Тритон» по инерции поднялся еще на несколько метров. И вдруг откуда-то сверху на обзорный колпак надвинулась черная тень необозримых размеров – днище стосемидесятиметровой подводной лодки. Но Станислав в последний момент успел запустить двигатель «Тритона» и вывести транспортировщик из-под американского атомохода, избежав почти неизбежного столкновения.

Убедившись, что подводный крейсер застопорил ход, Станислав решил рискнуть и подвести «Тритон» к корме неподвижной субмарины. В случае, если бы гребной винт «Атланта» продолжал вращаться, сделать это было бы невозможно, так как центростремительный водяной поток неизбежно затянул бы транспортировщик под саблевидные лопасти. Удерживая «Тритон» в десяти метрах от днища исполинского подводного гиганта, Ворохов развернул транспортировщик и направил его к корме американского атомохода. Тем временем Рощин проверил, насколько прочно закреплены на грузовом ремне блок АЗУ и дрель-отвертка для его установки, отсоединился от бортовой дыхательной системы и вставил в рот загубник собственного дыхательного аппарата.

По мере приближения к корме днище «Атланта», мимо которого проплывал транспортировщик, постепенно начало сужаться, а затем под углом ушло вверх. Зато прямо по курсу «Тритона» показался обтекатель кормового вертикального руля, а над колпаком обзорной полусферы выплыли крылья рулей глубины.

Увидев над головой горизонтальные рули подводной лодки, Ворохов понял, что транспортировщик достиг кормового оперения «Атланта». Он сейчас же отключил двигатели «Тритона» и сдвинул с кабины стеклянный колпак-обтекатель, что являлось сигналом для второго боевого пловца. Как только выходной люк открылся, Рощин вытолкнул свое тело из кабины «Тритона» и, умело загребая ластами, поплыл к корме субмарины. Ворохов сейчас же задвинул обратно колпак-обтекатель, следуя требованиям инструкции по безопасности, предписывающей оператору подводных средств движения постоянно находиться в защищенной кабине. Когда он вновь перевел взгляд на корму атомохода, стараясь разглядеть плывущего к подводной лодке Рощина, то уже не увидел своего товарища, так как «Тритон» даже с выключенными двигателями продолжал по инерции двигаться вперед.

Навстречу транспортировщику выплыли вертикальные и горизонтальные рули кормового оперения подводного крейсера. Горизонтальный кормовой руль проплыл всего в каком-то метре от кабины «Тритона». Выше, в нескольких метрах над головой боевого пловца, прошли напоминающие крылья самолета горизонтальные рули, и взору Станислава открылся гигантский гребной винт американского атомохода. Нацелив в разные стороны свои четырехметровые лопасти-сабли, винт неподвижно застыл на вращающем валу. Даже командира разведгруппы «морских дьяволов», немало повидавшего в своей жизни, винт поразил своими размерами и необычной формой. Лопасти действительно напоминали изогнутые восточные сабли, а их размах был едва ли меньше диаметра всего корпуса подводной лодки. Глядя на них, Ворохов пожалел, что среди снаряжения его группы нет фотоаппарата для подводной съемки. Командованию ВМФ наверняка бы пригодились изображения уникального малошумного гребного винта.

Ворохов вновь запустил двигатель «Тритона» и, развернув транспортировщик, на предельно малой скорости повел его обратно к корме атомохода. Проплыв под обтекателем вертикального руля, Станислав увидел сквозь стекло обзорного колпака Рощина, подплывающего к американскому атомоходу. Капитан третьего ранга мягко коснулся корпуса подводной лодки, покрытого толстым слоем специального полимера. А затем, умело подгребая под себя ластами, Рощин завис в водной толще у выбранного им участка обшивки.

Подводный ракетоносец по-прежнему не двигался, и это создавало почти идеальные условия для выполнения операции. Рощин снял с пояса блок АЗУ и, надавив на него, прилепил к полимерной поверхности.

Процедура установки блока АЗУ на обшивке подводной лодки отрабатывалась во время многочисленных тренировок до малейшего движения. Размотав страховочный шнур, Рощин снял с грузового ремня электродрель, в концевой зажим которой была вставлена отвертка. Головки винтов находились прямо перед ним. Обхватив ладонью пистолетную рукоятку электродрели, боевой пловец погрузил шлиц отвертки в крестообразный вырез на головке первого винта и вдавил указательным пальцем кнопочный выключатель. С тихим жужжанием заработал электромотор, и вращающаяся отвертка легко вогнала винт в полимерную обшивку. Рощин перешел к следующему винту. Щелчок выключателя, жужжание электромотора – вот уже и второй винт плотно сидит на месте. Третий щелчок… четвертый. Наконец все саморезы были вкручены в корпус субмарины. Выпустив из руки электродрель, Рощин вставил указательный палец в петлю предохранительной чеки записывающего устройства и, потянув ее на себя, выдернул чеку. Тут же внутри герметичного контейнера включились сверхчувствительные микрофоны, улавливающие малейшие шумы, доносящиеся из трехслойного «туловища» стального гиганта, и начали вращаться катушки тончайшей магнитной проволоки узла акустической регистрации, рисуя тем самым уникальный портрет подводного корабля.

Тем временем Рощин вынул из зажимов электродрели отвертку и убрал ее в специальный карман на своем грузовом ремне, а на ее место вставил сверло-бур. Увидев, что его напарник заменил отвертку на бур, Ворохов, наблюдающий за Рощиным из кабины «Тритона», облегченно вздохнул. Полминуты назад в наушниках гидроакустической станции раздался шумный всплеск. Станислав его не услышал, так как, прежде чем выпустить Рощина из кабины транспортировщика, снял с головы наушники и положил их на приборную панель. Однако с того момента, как ГАС зафиксировала забортный всплеск, в душе капитан-лейтенанта поселилась смутная тревога, и он мысленно торопил Старика…

Рощин нацелился буром на полимерное покрытие корпуса подлодки. На то, чтобы просверлить отверстие в обшивке, ему требовалось всего несколько секунд. Но именно этих секунд «морскому дьяволу» и не хватило…