Текст книги "Стальной рассвет. Пески забвения (СИ)"

Автор книги: Сергей Лобанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

А их выхватывали и выхватывали из редеющей толпы, округу разрывал непрерывный вой, наполненный жуткими муками.

Эрл чувствовал, что теряет самообладание, его колотила крупная дрожь, он никак не мог совладать с собой, беспрерывно шепча молитвы.

Вдруг кто-то рядом закричал:

– Отрекаюсь!

За ним последовало ещё несколько голосов:

– Отрекаюсь!

– Отрекаюсь!

– Отрекаюсь!

Преподобнейший сделал знак, их всех оттащили в сторону. Увидев юношу, монах приблизился, молча постоял и проскрипел:

– Что, колмадориец, страшно тебе?

– Страшно, – признался Эрл.

– Отречёшься от своих богов? – спросил преподобнейший вкрадчиво.

Юноша поднялся с колен и сумел разглядеть под капюшоном жутко изуродованное проказой лицо монаха.

– Слушай же, гниющий кусок мяса, смердящий червь, – произнёс Эрл насколько смог твёрдо, – вот мой ответ: не отрекаюсь!

– А ты? – обратился преподобнейший к стоящему на коленях трясущемуся Руалу Эстергу.

– Мне не от чего отрекаться, – произнёс Эстерг, стуча зубами, глядя снизу вверх на монаха.

– Как это? – удивился тот.

– Я не верю ни в твоих богов, ни в своих, ни в других, какие там ещё есть. Поэтому мне не от чего отрекаться.

– Никогда не встречал подобного, – озадаченно произнёс почитатель канонов.

Другие монахи, стоящие поблизости, тоже удивлённо переговаривались.

– Ты можешь сейчас принять каноны Учения, – несколько растерянно предложил преподобнейший.

– Я бы и рад, – ответил Руал, – но ведь не верю я.

– Что ж, умри так, – согласился монах после некоторого молчания.

Он сделал знак. Подбежавшие энгорты схватили Эрла, Руала и ещё одного невольника, потащив их к кольям.

Эрл почувствовал, как у него темнеет в глазах. Стиснув зубы, он уже ничего не понимал от ужаса, как вдруг ощутил, что захваты ослабли, он скрючившись лежит на земле, его уже никуда не тащат. Пришло понимание, что темнело у него не в глазах, это небо вдруг померкло, как вечером, солнечный диск закрывает нечто чёрное, отчего тьма сгущается всё более.

В этих сумерках в муках кричали казнённые, но на них и на оставшихся невольников никто не обращал внимания. Вначале все в непонимании замерли, а потом рухнули на колени во главе с преподобнейшим, воззрясь в темнеющее небо, вознося истовые молитвы.

Вскоре стало совсем темно.

Послышались возгласы монахов:

– Гнев богов… Гнев богов…

– Отпустить оставшихся…

Преподобнейший поднялся с колен и громко произнёс:

– Боги говорят, что им достаточно жертв. Оставьте остальных.

Через недолгое время небо начало светлеть, солнце вновь залило светом пустошь, над которой неслись непрерывные вопли уже казнённых…

Монахи опять зашептались:

– Боги смилостивились…

– Этих уведите, – распорядился преподобнейший.

Стражники погнали семерых оставшихся с возвышенности.

– А этих убейте, – проскрипел монах, кивнув в сторону отрёкшихся.

Выхватив из ножен мечи, воины молча и быстро закололи их.

– Куда нас ведут? – спросил Эстерг у юноши.

Со связанными за спиной руками удерживая равновесие на осыпях, он старался не упасть. Не удержавшись, всё же свалился на бок, поехал на камнях вниз, обдирая кожу.

«Если бы я знал…», – подумал смятённо Эрл, ещё не веря в спасение, потрясённый вмешательством богов в казнь.

Он тоже упал, полетел по склону, чувствуя, как острые камни рвут обнажённое по пояс тело.

Когда им удалось кое-как подняться, Руал повторил вопрос:

– Куда ведут нас?

– Не знаю. Может быть, хотят в рабство продать, – ответил юноша.

Спустившись вниз, сопровождаемые окриками и ударами, невольники пошли куда-то, слыша нескончаемые вопли казнённых.

– Теперь ты веришь в богов? – спросил Эрл своего знакомого.

Эстерг шёл понурый и задумчивый.

– Не знаю, – наконец произнёс он. – И если верить, то в каких?

– В Предтечей, конечно же, – убеждённо ответил юноша. – Других богов нет.

Руал не ответил.

Расценив его молчание как согласие, Эрл сказал:

– Я научу тебя молитвам.

– Зачем? – удивился Эстерг.

– Как же ты будешь верить без молитвы? – в свою очередь удивился Эрл.

– Я не молился, а боги всё равно спасли меня.

– Это потому что я молился за тебя, за других и за себя, – ответил юноша.

– Хорошо, что они услышали тебя, жаль только поздно, – невесело усмехнулся Руал. – Могли бы и раньше помочь другим посаженным на колья.

Они миновали место битвы, продолжая под присмотром стражи путь в неизвестность. Их гнали без отдыха весь день, пока вдали не показались высокие стены Тафакора, над которыми чёрным саваном стояли дымы пожаров.

Оттуда прискакал отряд всадников облачённых в доспехи, со щитами и копьями.

Старший, удерживая на месте горячего скакуна, спросил:

– Зачем вы их привели?

– Было знамение, – ответил один из стражников. – Преподобнейший сохранил им жизнь.

– Мы тоже видели знамение. Что ж, пусть живут, раз это воля самого преподобнейшего, – недовольно ответил всадник. – А то посадили бы их на колья вместе с защитниками Тафакора. Мы всё же ворвались в город, но жители упорно обороняются, – добавил он.

– А мы одолели их войско, – довольно ответил стражник.

– Гонцы уже принесли эту радостную весть, – сказал всадник. – Нас послали за помощью, чтобы все поспешили сюда и помогли нам закончить штурм.

– Конница не сможет прийти быстро. Её отправили в погоню за уцелевшими беглецами и для захвата обоза, – отозвался стражник.

Отряд ускакал прочь.

– Милость богов, говоришь?! – зло прошептал Эстерг. – Ты знаешь, что будет с уцелевшими защитниками и жителями?! Там все мои родственники! Им знамение вряд ли поможет!

Эрл промолчал, понимая: что бы он ни ответил сейчас, его нового знакомого это не успокоит. Его самого встревожил ответ стражника. Сможет ли Ойси избежать страшной участи? Спасётся ли она?

Весть о поражении каппадокийского войска до Динýнта докатилась очень быстро. Первым в окрестностях городка, где остался обоз, появился наместник в окружении остатков гвардии и двора. Следом пронеслась конница аджеронов. Встревоженные жители и те, кто пришёл с войском, в молчании проследили за промчавшимися всадниками, скрывшимися в поднявшейся пыли. Прошло совсем немного времени, ещё не успела осесть пыль в мареве жаркого дня, как со стороны Тафакора вновь послышался гул от топота копыт. Люди всматривались, пытаясь понять, кто же это скачет на этот раз, сердцем уже осознав, что сражение проиграно. Страх охватывал их, тревожно глядящих в запылённую даль. Разглядев скачущих верхом энгортов, все в панике бросились под защиту весьма ненадёжных стен Динунта. Но горожане спешно закрыли ворота, лишив бегущих надежды на спасение. Люди кричали, умоляя открыть ворота, впустить в город, но мольбы оставались без ответа. А энгорты, охватив крылом лагерь, начали рубить мечами, колоть дротиками, топтать конями всех на своём пути. Несчастные в панике метались, ища спасения, но смерть настигала повсюду…

Ойси Кауди металась вместе со всеми, забыв о своей лошади. Кто-то в толчее и неразберихе сбил девушку с ног. Она заползла под телегу, стянув с неё кусок какой-то ткани, соорудив нечто вроде завеса, расширенными от страха глазами наблюдая из-за него за мечущимися в ужасе, видя сверкающие на солнце, разящие клинки, слыша крики и истошный визг женщин, злорадные выкрики всадников, ржание лошадей, топот копыт…

Какой-то энгорт прямо с коня спрыгнул на телегу, принялся ворошить лежащие на ней вещи, выискивая, что поценнее. Рванул вверх завес, открыв девушку. Её тут же заметил другой всадник. Спешившись, он нагнулся и силком вытащил Ойси из-под телеги, отчаянно упирающуюся, визжащую в страхе, тщетно цепляющуюся за колесо. Энгорт влепил девушке оплеуху, толкнул на телегу, задирая её одежды. Ойси визжала, кусалась и брыкалась, как могла. Тот, что копался в вещах, увидев соблазнительную добычу, оставил своё занятие и попытался отнять девушку.

Между воинами завязалась потасовка, они свалились с телеги, вновь вскочили, но их с ходу сбил ещё один всадник, облачённый в дорогие и практичные доспехи. Правой рукой он сжимал изящную уздечку, уверенно управляя норовистым конём. На левой руке висел круглый выпуклый щит с изображённым родовым гербом – кроваво-красный цвет поля с золотой короной вверху, под ней две чёрные скрещённые секиры, внизу по кругу щита надпись на неизвестном Ойси языке.

Голову всадника защищал закруглённый без забрала шлем с бармицей[1]1
  Бармица – элемент шлема в виде кольчужной сетки, обрамляющей шлем по нижнему краю. Закрывала шею, плечи, затылок и боковые стороны головы.


[Закрыть]. Из-под шлема выбивались тёмные прямые волосы, рассыпанные по могучим плечам. На загорелом с грубыми чертами лице лежала печать властности, голубые глаза смотрели с прищуром, чуть припухлые губы волевого рта плотно сжаты. На левом боку у пояса висел короткий прямой меч в дорогих ножнах. Рукоятка меча из слоновой кости инкрустирована серебром. В стременах покоились обнажённые до бедра сильные ноги, защищённые наколенниками.

С первого взгляда становилось ясно, что это не простой воин, он – благородного происхождения и привык повелевать.

Чёрный как смоль поджарый жеребец беспокойно гарцевал, всхрапывая. Всадник легко справлялся с его норовом, рассматривая драчунов.

– Что не поделили? – спросил он с угрозой.

– Это моя добыча! – воскликнул один.

– Нет, моя! – горячо возразил другой.

Ойси не понимала их языка, но догадывалась о чём разговор.

Меж тем всадник внимательно посмотрел на замершую на телеге девушку с растрёпанными светлыми волосами, с почти заголившейся грудью и ногами.

Девушка поспешила прикрыться.

Воин усмехнулся, вновь посмотрел на спорщиков и надменно произнёс:

– Эта добыча моя. Для вас она слишком хороша. Свяжите ей руки и ноги и волоките сюда.

Быстро одолев сопротивление Ойси, с силой сунув ей в рот кусок пыльной вонючей тряпки – чтобы не визжала – спорщики послушно притащили её к всаднику, положив перед ним на жеребца. Волосы девушки повисли до самой земли, купаясь в пыли.

Воин тронул коня и куда-то поехал не спеша, не обращая более внимания на царящую вокруг сумятицу и крики. А драчуны, угрюмо посмотрев ему вслед, вскочили на своих коней и помчались дальше в поисках другой поживы.

Глава IV

Римар Жункей

После того, как Эрл Сур уехал вслед за девушкой, Римар Жункей в сопровождении двух молчаливых мрачных телохранителей продолжил свой путь. До Пиерóна оставалось несколько переходов. На пути к нему Римар, как и говорил телохранителям при найме, собирался приобрести товар для своих лавок в столице, где цены намного выше, чем за её пределами, поэтому выгода намечалась очевидная. Ожидаемая прибыль покроет все расходы. К тому же он избавился от ненужной ему девушки, получив назад сто монет серебром. И здесь он не прогадал. Да ещё и лошади разбойников.

От этих мыслей купец пребывал в прекрасном расположении духа, время от времени пришпоривая лошадь и вырываясь вперёд. Впрочем, телохранители не дремали и вовремя догоняли его, зорко поглядывая по сторонам, опасаясь лучников. Они вполне могут оказаться где-нибудь на пустынном участке дороги, поджидая одиноких или немногочисленных путников.

Однако наряду с приятными мыслями о предстоящей выгоде, размышления о юноше вызывали у Жункея беспокойство, он увидел свой шанс, о котором не стал говорить напрямую там, в Фессаре. При благоприятном стечении обстоятельств этот юноша вполне может стать королём Колмадора, у него на это есть все права. Но наместник очень опасный враг наделённый властью ограниченной лишь аджеронами, поставившими безродного рыбака во главе королевства. В воле наместника уничтожить любого претендента на трон, в особенности, если тот имеет все права.

Юноша наивен и не знает жизни. Помощь такого человека как Римар Жункей ему очень не помешала бы, а у самого купца появлялась неплохая возможность стать главным советником молодого короля. Однако есть ещё аджероны. Уж они-то точно не допустят возрождение династии Саорлингов, им сильный Колмадор не нужен, они видят его лишь своей вассальной вотчиной, откуда течёт большая дань. О, как это унизительно для свободолюбивых колмадорийцев! Все мечтают о возрождении прежнего величия и возвращении былой мощи!

Именно об этом и думал Жункей тем вечером в своём доме. Но сын погибшего в сражении короля Атуала Третьего оказался непрост. Недаром в его жилах течёт кровь славного рода. Своевольство юного наследника бросившегося за этой девчонкой весьма расстроило купца, давно понявшего, что любовь вещь преходящая. Но разве можно это объяснить молодому горячему юноше, потерявшему голову при виде Ойси. Признаться, и сам Римар был удивлён её красотой, свойственной лишь чистокровным колмадорийкам из древних родов. Но он уже умудрён жизнью и убелён сединами, едва укрывающими почти облысевшую голову. Его опыт говорит лишь об одном: красота и юность недолговечны, а любовь штука непостоянная.

Пустынная дорога петляла между невысокими холмами, поросшими чахлой растительностью, солнце давно перевалило зенит, жаркий и безветренный день клонился к закату, но духота не спала. Тени удлинились. Пора было задуматься о ночлеге.

Эту часть пути Римар, как и все путники, не любил: мало того, что дорожные посты располагались на большом отдалении, так ещё и постоялых дворов при них не имелось. И это на тракте, ведущем в столицу!

Отдавая дань справедливости, купец признавал, что такое плохое место на всём пути всего лишь одно. В нескольких перестрелах[2]2
  Перестрел – расстояние полёта стрелы, выпущенной из лука.


[Закрыть] от дороги лежали руины старинного мёртвого города Азайн. Когда-то путь пролегал через него. Уже потом дорога отдалилась от разрушенных жилищ и крепостных стен и запетляла среди холмов. Путники предпочитали удлинившийся, петляющий путь прямому, лишь бы не видеть разрушенного, заброшенного Азайна.

История его захвата и разрушения уходила в глубокую древность, когда колмадорийцы вели захватнические войны, расширяя границы своей тогда ещё небольшой территории. Их войско осадило вольный и независимый город-государство Азайн, не захотевший подчиниться завоевателям и закрывший ворота. Колмадорийцы – жестокие и беспощадные воители – всё же пообещали пощадить всех, если горожане откроют ворота и преклонят колени перед их предводителем, признав его власть. На это защитники ответили со стен презрительным смехом и разящими стрелами.

Луна дважды исхудала и выросла пока продолжался почти непрекращающийся штурм. Измотанные защитники дрались отчаянно, погибших на стенах мужчин заменяли женщины и подростки… Сдаваться они не собирались. Под стенами всё было утыкано пущенными стрелами, усыпано телами убитых, завалено сброшенными на головы атакующих камнями, сломанными лестницами… И всё же колмадорийцы ворвались на стены, а потом и в город. За его непокорность захватчики устроили повальную резню, убив всех, даже младенцев, не пожалев скот, лошадей и собак с кошками… Кровавые реки текли по улицам захваченного города, жалобные крики жителей тонули в ненасытных рыках победителей, алкающих крови…

Затем предводитель приказал разрушить город до основания, чтобы о нём стёрлась сама память.

Потомки об этом не забыли, как не забыли и самого предводителя – одного из первых в роду Саорлингов. Его имя – Вирг стало нарицательным. Когда кого-то хотели упрекнуть в излишней кровожадности, его называли «вирг». Древним предводителем пугали непослушных детей, говоря: «Вот, придёт Вирг Кровавый и утащит тебя в Эрид».

А в заброшенном городе, ходят слухи, до сих пор по ночам слышны тяжкие жалобные стоны, детский плач. Кто-то говаривал, что видел и тени замученных жителей, так и не нашедших упокоения, бродящих по ночам среди заросших мхом мрачных обломков…

Люди, привыкшие к жестокости с рождения, не знавшие другой жизни, принимавшие жестокость за норму, всё же содрогались от подобных случаев, храня и передавая из поколения в поколение сказания и легенды. Вот почему Азайн забросили, вот почему дорога ушла от него в сторону, удлинившись, запетляв среди холмов.

Когда солнце коснулось верхушек холмов, телохранители поступили настолько неожиданно, что Жункей откровенно струсил и решил что его хотят ограбить, а может даже убить. Мóлодцы, не говоря ни слова, взяли под уздцы его лошадь и свернули с дороги, направившись в сторону Азайна. Торговец вырвался и припустил было гнедую прочь, проклиная своего управляющего домом в Фессаре, посоветовавшего нанять этих головорезов. Однако парни нагнали Жункея, и когда он решил, что его вот-вот зарежут, успокоили купца, предложив неслыханное – переночевать в руинах мёртвого города. Объяснили они это просто – тени умерших вреда не причинят, а вот оставаться у дороги или где-нибудь на холме небезопасно, разбойники вполне могут захотеть поживиться добром путников, что уже случилось минувшим вечером. В мёртвый город вряд ли кто рискнёт сунуться. Так что там они смогут спокойно отдохнуть и выспаться.

Как раз в последнем Жункей, наслышанный о леденящих кровь легендах руин, очень сильно сомневался. Ещё не отойдя от испуга, купец согласился, мысленно вознеся молитву богам, не пожелавшим его смерти, и также мысленно ругая телохранителей за их угрюмость и молчаливость. За то, что они ничего не объяснили, свернули в сторону города, напугали до смерти. Будто не он нанял их, а они едут сами по себе и разрешили ему присоединиться. С этими несносными колмадорийцами никакого сладу: один бросает всё и устремляется за девчонкой, эти двое сами себе на уме, захотели свернуть – свернули…

То ли дело эсмáнты – народ Римара Жункея. Они всегда были торговцами, умными и расчётливыми. Редкий эсмант бывал беден, потому как почти каждый умел заработать звонкую монету и самое главное правильно распорядиться ею, чтобы принесла ещё бóльший доход. Эсмантам голова дана, чтобы думать. Когда нужно, они говорят, а когда не нужно говорить, они молчат. Зачем боги дали головы колмадорийцам, не понятно. Наверное, для того чтобы рты выкрикивали победные кличи, ругательства и угрозы.

Накрытый хаосом мыслей, купец положился на удачу, никогда не оставлявшую его, и уже загоревшийся азартом нового, непознанного, да ещё и будоражащего кровь жутковатыми легендами о неупокоившихся тенях мертвецов разрушенного города.

Глубокий и широкий крепостной ров когда-то наполняла вода. Теперь же он пересох, берега стали не столь круты и заросли травой и кустарником. За рвом виднелся давно осевший и уплотнившийся тоже заросший земляной вал, а за ним просматривалась груда покрытых лишайником и мхом камней от крепостной стены. Кое-где на камнях сумел укрепиться всё тот же кустарник, раскинувший колючие веточки с мелкими листьями. Повсюду запустение, наполненная тревогой тишина, довлели минувшие столетия и особое ощущение сотворённого когда-то зла, не рассеявшееся даже спустя века.

Напрасно Жункей надеялся, что телохранители не станут преодолевать ров и заезжать за разрушенную стену. Они именно так и поступили, выбрав наименее глубокое место для проезда, и совершенно равнодушно, в отличие от купца, направляя лошадей в городские развалины.

«Этих парней ничем не проймёшь! – в смятении размышлял Жункей, исподтишка поглядывая на спутников, сохраняющих мрачное спокойствие под стать древним руинам. – Неужели они вообще ничего не боятся? Ведь должно же быть что-то, способное их напугать? Или они так часто встречались со смертью, что уже свыклись с её холодным дыханием? И всё же стоит признать, с ними мне гораздо спокойнее и в то же время страшно. Кто разберёт, что у них на уме? А ведь я даже не знаю имён этих парней…»

Меж тем темнота совсем сгустилась. Спешившись, путники достали из седельных сумок немудрёный дорожный провиант из сушёного мяса, ржаных лепёшек и воды в небольших бурдюках из шкуры ягнёнка. Затем стреножили лошадей и отпустили, предоставив возможность самим искать пропитание в виде невысокой травы, пробивающейся из-под каменных фундаментов и стыков мощёных булыжником кривых улочек, с лежащими по сторонам унылыми развалинами.

Все трое устроились у обвалившейся стены, заросшей мхом. Тем самым путники прикрыли спины от возможного нападения. Костра не разжигали – вечер был душным, да и готовить на нём никто не собирался, все обходились простой пищей, запивая её водой.

Кругом было почти тихо, только далёкое рычание хищников и жалобные крики их жертв нет-нет, да и разносились в темноте.

Силуэты разрушенного города на фоне звёздного неба выглядели особо пугающе. Но это ощущение напряжённости испытывал лишь Жункей, невольно вздрагивая от внезапно разрывающих тишину криков шакалов и воя волков. Вместе с купцом заметно нервничали и лошади, чуя хищников. Они фыркали, стук подков по булыжникам при неловком перемещении из-за стреноживания дробился, пропадая в городских развалинах.

Спутники купца никак не реагировали на доносящиеся жутковатые звуки, сосредоточенно разрывая крепкими зубами куски сушёного мяса, запивая водой, морщась, словно пили отраву. Жункей ещё перед отправкой поставил жёсткое условие – в дороге никакого эля. Только вода.

Сразу после скудного ужина наёмники начали укладываться, расстелив войлочные скатки. На удивлённо-вопросительный взгляд купца, один ответил, что здесь бояться некого. Кроме того, они спят очень чутко, так что господин может спокойно отдыхать. Убить его, а тем более себя телохранители никому не позволят.

Ответ наёмника Жункею очень не понравился, но возразить этим хмурым парням он не решался, в который уже раз мысленно прокляв своего управляющего, подсунувшего таких самовольных и независимых телохранителей. Не спать всю ночь купец посчитал неразумным. Положившись на судьбу, он разложил скатку и устроился насколько это возможно поудобнее, давая уставшему телу отдых.

Он ещё долго лежал без сна, никак не шедшего, несмотря на усталость. Глядя на звёзды, Римар ловил чутким слухом все подозрительные звуки, сжимая рукоять кинжала. Успокаивало, что парни часто открывали глаза, также чутко вслушиваясь в темноту, потом снова смыкали веки. И было непонятно, то ли спят они, то ли просто лежат с закрытыми глазами.

Постепенно, как это бывает, незаметно для себя Жункей уснул. В беспокойном сне виделась дорога, лошадиная холка, медленно проплывающие по сторонам однообразные пейзажи.

Проснулся Римар, как от толчка. Ещё толком не осознав себя, выхватил кинжал, дико озираясь. Но никто не нападал, телохранители – провалиться им в Эрид! – безмятежно дрыхли, похрапывая. Кругом стояла абсолютная тишина, не слышалось даже фырканья лошадей, стука подков, рыков диких зверей.

Вдруг купец почувствовал, что его будто зовёт кто-то. Холодок прокатился по телу. Он скосил глаза на спящих наёмников и вновь не столько услышал, сколько почувствовал, как кто-то зовёт тихим проникновенным шёпотом, от которого кровь стынет в жилах:

– Римар Жункей…

Торговец почувствовал, как остатки седых волос на почти лысой голове зашевелились от ужаса. Он припомнил все легенды и сказания о тенях мёртвых, не нашедших упокоения. Ему хотелось позвать спящих телохранителей, но язык будто онемел, а тело против воли встаёт и идёт на зов.

– Я призываю тебя, Римар Жункей…

Купец, забыв по кинжал, пошёл на зов, ещё не понимая, откуда он исходит. Он брёл как во сне по кривой улочке и его шаги не разбудили наёмников, но Римару это уже не казалось таким возмутительным, вся его сущность подчинилась таинственной силе, ведомый ею он двигался, углубляясь в развалины города.

Как далеко он прошёл, купец не смог бы сказать, чужая воля руководила им, не позволяя что-то анализировать, самостоятельно принимать решения. Когда неведомая сила заставила остановиться, Жункей словно ещё раз проснулся, осматриваясь с расширенными от ужаса глазами. Кругом лежали развалины храма, стоявшего когда-то на большой площади, сейчас заросшей бурьяном. За площадью кое-где на фоне звёздного неба чернели обломки стен.

Внимание Римара привлёк некий свет, струящийся из груды камней в звёздное небо. Задрожав всем телом, он затаил дыхание, заворожено глядя на свечение непонятной природы.

– Римар Жункей… – вновь раздался проникновенный шёпот.

От неожиданности и страха купец рухнул на колени.

– Откажись от всего, что ты делал ранее, забудь свою прежнюю жизнь, иди к людям, неси им Откровения.

– Почему я? – прохрипел Жункей, не узнав свой голос.

– Ты избран волей Предтечей, – торжественно вещал неведомый шёпот.

– Я плохо знаю священную книгу «Преданий», как я могу нести Откровения?

– Тебе не нужны пурáны[3]3
  Пурáны – древние сказания, содержащие мифологические, космологические и этические учения о богах, человеке и мире. Пуранические повествования вращаются вокруг пяти тем: первотворение, вторичное творение, генеалогия богов, царей и героев, циклы времени и история.


[Закрыть] «Предания», говори своими словами, понятными простым людям, никогда не читавшим священной книги. Отныне, Римар Жункей, ты – Посвящённый.

Купец вдруг почувствовал, как свечение неожиданно увеличившись, коснулось его чела и обожгло несильно, затем вновь приняло прежние размеры.

Потом неведомый, звучащий из ниоткуда голос прошептал:

– Неси Откровения Предтечей людям. Ступай.

Римар не помнил, как дошёл обратно. Он увидел взволнованных его отсутствием телохранителей. Они уже успели обшарить ближайшие развалины и совсем отчаялись, потеряв человека, которого взялись охранять. Позор жёг им сердца.

Наёмники заметили возвращающегося нетвёрдой походкой купца и бросились навстречу.

– Господин, – вымолвил один из парней. – Вы пропали так неожиданно… Что случилось? Зачем вы уходили в Мёртвый город?

Жункей молча приблизился. Оба телохранителя даже в темноте увидели на лбу купца Печать Посвящённых – отметину в форме небольшого кольца, образованного лопнувшими капиллярами. Все знали, Печать Посвящённых, появившись на челе однажды, никогда не исчезает, её ни с чем нельзя спутать. С этого момента человек менялся до неузнаваемости. Его переставали интересовать земные блага, он становился почти одержим в служении Предтечам. К таким относились с почтением, благоговением, боясь их одержимости.

К Посвящённым прибивались всевозможные фанатики, бесноватые, нищие, зеваки, психически неуравновешенные последователи, мечтающие стать Посвящёнными. Некоторые были уверены, что таковыми уже стали, не хватает только Печати на челе. Кто-то пытался подобную отметину выжигать, изображать другими изощрёнными способами. Но их всегда выводили на чистую воду. Все знали, настоящая Печать Посвящённого может появиться только по воле самих Предтечей. Обманщиков жестоко избивали сами последователи, порой забивая насмерть.

А ставший Посвящённым, ходил по дорогам, не зная устали, питаясь тем, что подадут, одежды его изнашивались, обувь разваливалась, волосы и борода отрастали, спутываясь в колтуны. Никакие неудобства не беспокоили Посвящённого, он жил словно в другом мире.

– Господин стал Посвящённым… – ошеломлённо произнёс один из охранников.

Его товарищ подтвердил:

– Да, вон Печать на челе!

Телохранители замерли в растерянности не зная, что делать теперь, когда нанявший их стал другим по воле самих Предтечей.

Римар Жункей остановился перед парнями, посмотрел на них пристальным долгим взглядом. В его глазах, почти невидимых в ночи, ничего нельзя было прочесть, но голос, каким заговорил бывший купец, заставил телохранителей, не боявшихся никого и ничего, испытать невольную дрожь почтения.

Он сказал словами из священной книги:

Мы поклоняемся Предтечам,

Совершенным и Просветлённым,

Указавшим нам Путь к Истине.

Мы чтим священную книгу «Предание»,

Ведущую нас из тьмы к свету.

Мы принимаем Откровения,

Вдохновляющие и дающие нам силу.

Наёмники многозначительно переглянулись.

– Ну и что теперь? – спросил напарник товарища.

Тот в ответ пожал плечами.

Остаток ночи уже никто не спал. Телохранители молча наблюдали за Жункеем, сидящим в сторонке – отрешённым, хранящим торжественное молчание.

Когда начало светать, очертания развалин хоть и не перестали быть пугающими и продолжали хранить в предутренней тишине скорбное молчание, но уже не заставляли чутко реагировать на каждый шорох. Наёмники, сами пожелавшие провести ночь там, где по их словам никто не помешал бы им, теперь не выглядели столь же уверенными, как вечером.

Боязнь богов сильнó оказалось в них – бесхитростных, простых, грубых воинах, не обременённых интеллектом, привыкших рисковать жизнями, но спасовавших перед проявлением высшей воли, в реальное существование которой они не особо-то и верили.

Да, почитали богов, да, сражались за них и с иноверцами, и с еретиками. Да, отправили в мрачный Эрид многих и многих. Но так поступали все, это считалось нормой не только в Колмадоре, но и в других странах.

А теперь воля богов проявилась с человеком, ничем не походившим на того, кому предстояло стать Посвящённым. Теперь телохранители всерьёз задумались что, возможно, все эти обряды не такая уж и ерунда. Наверное, их нужно соблюдать неукоснительно, а не делать вид, что являешься истинным приверженцем Откровений.

Сидевший почти неподвижно Жункей поднялся с земли, посмотрел на телохранителей и произнёс:

– Идите за мной.

И пошёл, не оглядываясь.

А парни, переглянувшись, безропотно последовали за Посвящённым, готовые ко всему, по привычке внимательно вглядываясь в развалины.

Но ничто в мёртвом городе не угрожало им. Все трое прошли по узкой извивающейся улочке, по сторонам которой когда-то давно возвышались стены зданий.

Так они дошли до разрушенного храма.

Жункей остановился, развернулся к спутникам и торжественно произнёс:

– Сегодня ночью здесь на меня сошло Посвящение. Я не знаю, почему это произошло именно со мной почти на исходе жизни, когда старость уже начала подкрадываться, тревожа частыми недомоганиями. Но такова непостижимая для людей воля богов. Им угодно было сделать меня Посвящённым.

Жункей начал подниматься по камням, откуда ночью струилось странное свечение. Из него же, судя по всему, исходил таинственный шёпот. Любопытство и страсть к познанию оказались сильнее страха перед богами, почитать их до сегодняшней ночи Римар не очень-то и стремился. Но так поступали почти все. Он ничем не отличался от многих, пока не стал свидетелем чуда, проявившегося в воле богов.

В какой-то момент Римар почувствовал, что идти вдруг стало трудно, сам воздух будто уплотнился, затрудняя движение. У него закружилась голова и возникло чувство необъяснимого страха. Жункею стало не по себе и он решил спуститься. Сорвавшийся из-под ноги небольшой камень вначале прокатился по склону, а потом – о, чудо! – покатился вверх, уткнулся в более крупный камень и замер[4]4
  Чтобы не быть огульно обвинённым в неудержимой фантазии, замечу, что подобная аномальная зона до сих пор есть в США в Калифорнии неподалёку от города Санта Крус (прим. автора).


[Закрыть].

Видевший это Жункей и телохранители застыли с приоткрытыми ртами. Такого не могло быть! Но они сами только что видели чудо, явленное богами!

Римар рискнул толкнуть ногой другой небольшой камень.

Всё повторилось.

– Чудо!!! – возопил он, подняв руки к небу. – Чудо!!!

– Чудо!!! – завопили следом и телохранители.

Все трое ещё долго были там, тревожа камни, пока не насытились зрелищем. Однако парни чувствовали, что вовсе не хотят более сопровождать купца, ставшего Посвящённым. Так они не договаривались. Его жизнь и помыслы теперь направлены на другое, а у них своя жизнь и иные интересы.