Текст книги "Бывший (СИ)"

Автор книги: Сергей Ольков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

   " Космос безграничен. В космосе

   множество миров, населенных разумной

   жизнью, непохожей на нашу жизнь"

  К. Э. Циолковский

  Он проснулся и открыл глаза. Проснулся не от звонка будильника. Его разбудила многолетняя привычка просыпаться в эту минуту. Никакого звонка и не могло быть по двум причинам. Во-первых, с сегодняшнего дня ему, вообще, не надо больше просыпаться так рано, а во-вторых, будильник Он подарил вчера вечером, на банкете в Тронном зале, своему преемнику, заменившему Его на посту Главы планеты. Теперь Он пожалел об этом – нет, не о своем кресле, которое занимал не один десяток лет, управляя делами планеты. Он вдруг пожалел о будильнике. Потерю своего кресла в эти первые минуты пробуждения Он еще не осознал. Это был не просто будильник. Это была семейная реликвия от прадеда, награжденного этим будильником за ударный труд в те далекие времена, когда такие вот будильники, говорят, заменяли людям и радио, и телевизор. Многие годы Он просыпался от его звука и не мыслил иного, гордясь тем, что прадед трудился на благо родного завода, а Он служил всей планете, избравшей его своим Главой, или президентом, как принято в последние годы называть его должность.

  Звук будильника был настолько громким, что охрана за дверями спальни вздрагивала при каждом его дребезжании. Он ведь не звенел даже, а яростно дребезжал своими блестящими никелированными чашечками, украшавшими его сверху. Это был не просто будильник. Днем он неизменно сопровождал хозяина на работу и занимал почетное место на рабочем столе президента, хотя выглядел будильник там подобно арифмометру Феникс в операционном зале банка – уж больно нелепо. Главным его предназначением было вызывать удивленные взгляды у высокопоставленных посетителей кабинета, на удивленные вопросы которых всегда следовал один ответ: В этом кабинете ни на минуту не прерывается связь с народом планеты, избравшим его, президента, своим Главой. Глядя на этот будильник, Он в такие минуты, действительно, чувствовал связь с народом, идущую своими корнями через несколько поколений, от прадеда. Ему было очень дорого это доказательство его единства с планетой, с народом. Каждый раз, подписывая очередной указ по планете, Он бросал взгляд на будильник, словно спрашивая одобрения у прадеда. Будильник бесстрастно взирал на него своим круглым циферблатом из-за выпуклого стекла, и под его бодренькое ТАК-ТАК... ТАК-ТАК... ТАК-ТАК рука с легкостью подписывала любые законы. Ведь для того Он и занимал этот пост – чтобы подписывать приносимые на подпись бумаги, которые после этого становились законами.

  Как можно было не жалеть о таком будильнике? Но теперь он нужней тому, кто сменил его в президентском кабинете, это бесспорно. Связь с народом не должна прерываться ни на минуту. По многолетней привычке Он сунул руку под кровать, но рука провалилась в пустоту. Конечно, – запоздало вспомнил Он, усмехнувшись: С этого времени так будет всегда, до тех пор, пока там не появится ночная ваза. Ядерный чемоданчик, щит планеты, теперь под другой кроватью, а Он за оборону планеты больше не отвечает. Он теперь – БЫВШИЙ – вдруг впервые возникло в голове это слово. Да, бывший, и спросу с меня никакого нет. Теперь все – в прошлом, а в настоящем – все вот это. Он обвел взглядом обстановку роскошной спальни. Вспомнились строки из закона о защите президента. В древней истории, во времена фараонов, им при жизни начинали строить пирамиды, обиталища после смерти. Для него десятки лет строили эту астероидную виллу на околопланетной орбите. И вот теперь Он здесь, куда был доставлен поздно ночью в нескончаемом кортеже звездокаров, со всеми почестями и фейерверками, огни которых были видны на многих планетах. Он вспомнил, что вместе с ним на виллу прибыл целый караван с подарками и от министров, и с других планет. Министр Обороны подарил ему ружье для охоты, министр спорта подарил велосипед, от министра финансов прислали набор удочек. Ему понадобится много еще времени, чтобы перебрать все контейнеры с подарками.

  Он теперь на заслуженном отдыхе и в его пользование предоставлена астероидная вилла, представляющая собой, ни много, ни мало, копию его родной планеты в миниатюре, со всеми ее природными зонами. Здесь есть все – и полярные льды, и экваториальные пустыни, и джунгли, и саванна, и тайга. Есть реки и моря, напоминающие пейзажи его родной планеты, словно Он и не покидал ее, но теперь все это принадлежит только ему, и только он один может всем этим любоваться. Конечно, и там, на родной планете все, фактически, принадлежало ему, но эта, лезущая на глаза и тикающая в уши, связь с народом постоянно напоминала ему о существовании вокруг несметного количества людей, которым вечно от него было что-то нужно, которые вечно в чем-то нуждались, отвлекая его от важных забот о планете. Все это теперь в прошлом.

  Взгляд его остановился на потолке. Высокий потолок был украшен великолепной лепниной на темы пейзажей родной планеты. По всей этой красоте неспешно ползла муха, не подозревая о великолепии красоты, разбегавшейся во все стороны из-под ее брюха. Он усмехнулся: Вот так и мы, разумные существа – можем видеть великое и прекрасное только издалека, на расстоянии, не осознавая величия окружающей действительности. Он откинулся на подушках и широко раскинул руки, наслаждаясь покоем. Кровать была огромной и в ней свободно могли бы уместиться с десяток таких президентов. За долгие годы Он привык засыпать и просыпаться один. Обладание планетой заменило ему обладание женщиной. Служение планете заменило ему жену, семью, детей. Чувство долга перед планетой заменило ему все человеческие чувства, отношения, привязанности, из которых осталась только привязанность к собаке – маленькой дворняжке по кличке Дора, да и ту Он видел не каждый месяц.

  Он хотел вызвать охрану, но вовремя вспомнил свое новое положение бывшего, которому не положено ближней охраны, незримо присутствовавшей всюду долгие годы и подчас заменявшей прислугу. Теперь у него была только охрана воздушного пространства его астероидной виллы где-то там, в атмосфере, над его маленькой планеткой. Да и от кого ему нужна охрана? Охрана теперь нужна его преемнику, к лицу которого планета еще не привыкла.

  Он мало что знал о новом президенте планеты, объявленном избранником народа, подобно тому, как мало знал в свое время о причинах своего назначения на этот пост. В те молодые годы Он мог предположить все что угодно, только не это. Как могло прийти в голову такое ему, молоденькому агенту шпионского ведомства? Он исправно исполнял свои обязанности, ведя слежку за кем надо, собирая информацию о ком и о чем надо, постигая азы шпионской науки и живя мечтами о новых звездочках на своих, невидимых посторонним, погонах. И все у него было как у людей: любовь, свадьба, двое детишек – мальчик и девочка. Когда? В какой момент, привитая службой, привычка подчиняться, привычка на любой приказ отвечать: Есть! Слушаюсь! – когда эта привычка сыграла с ним такую злую шутку, лишившую его на долгие годы всех атрибутов человеческой жизни взамен на жизнь в президентском окружении? Теперь Он и сам не хотел отвечать себе на этот вопрос после другой многолетней привычки – жить по расписанию, составленному для него на каждый день. Жизнь его курьерским поездом мчалась изо дня в день по этому расписанию, и он чувствовал себя пассажиром, главная задача которого – высовывать голову из окна и махать рукой встречающим – провожающим, жаждущим увидеть его сдержанную улыбку. Теперь Он здесь, где ему еще только предстояло жить, но жизнь эта ему уже нравилась, потому что Он был заранее проинструктирован о ней, еще будучи президентом.

   Несмотря на отсутствие ближней охраны, здесь легко исполнялось любое желание, поскольку вилла была оборудована нейрослугами. Даже не надо было произносить команду вслух. Достаточно было мысленно пожелать чего-то, как эта команда тут же исполнялась. Раньше, в сказках, для этого были джинн из бутылки или щука, на худой конец, но по нынешним временам чудеса те кажутся отдающими душком нафталина и рыбьего жира. Технический прогресс обеспечивает удобства жизни без всяких изъянов, превращая жизнь любителей такой жизни в райское наслаждение, в сказку. Как президента его всегда мало интересовали подробности, тонкости и цена решения любых проблем – социальных, политических, технических – неважно. Важен был конечный результат, как сейчас, когда Он воочию захотел проверить работу диковинных нейрослуг, воспринимая это, скорей, как сказку, нежели имея понятия о последних достижениях науки, постигшей квантовую структуру воздуха, что послужило толчком для технического прогресса со сказочным эффектом.

  Не спеша подниматься с кровати, Он с любопытством подумал: Неплохо бы сейчас чашечку кофе с пенкой.

   Ему пришлось вздрогнуть от неожиданности. Высокая дверь спальни бесшумно распахнулась обеими створками и в спальню вплыла, нет, не влетела, не въехала, не вползла, а плавно вплыла на небольшой высоте крошечная чашка на белом блюдечке, распространяя вокруг ароматный запах кофе. Такого на своей родной планете ему не доводилось видеть. Оставалось только протянуть руку. Вкус содержимого чашки был изумительный. Он понимал, что впереди его на каждом шагу будут ждать приятные сюрпризы, и трудности его дальнейшей жизни будут связаны не с осуществлением желаний, а с выдумыванием очередной мечты, которую хотелось бы осуществить.

  Аромат и вкус кофе пробудили в нем новые мысли:

  – Несказанно приятно сидеть вот так и знать, что тебя не ждут на столе кипы бумаг на подпись. Сколько же я их подписал за все годы?! Жуть! – причмокнул Он с удовольствием и гордостью от мысли, что все его подписи служили только одному – для блага и процветания планеты, для ее авторитета во всей галактике. Кофе в чашке был изумительный.

  – Не удивлюсь, если окажется, что зерна для кофе выращены здесь, на моей вилле, – мелькнула у него мысль, но ее прервал какой-то странный звук. Звук был приглушенный и напоминал давно забытый сигнал мобильного телефона первых моделей. Он повертел головой в поисках источника звука, теряясь в догадках:

  – Где это? Может, у меня, в карманах? – Не успел Он подумать, как дверь спальни вновь открылась, и в спальню вплыл висящий на плечиках его вчерашний президентский костюм, изнутри которого шли слабые, но настойчивые трели звонка. Он тут же вспомнил тот первый мобильник своей молодости, которым Он прежде связывался со своей женой, с мамой, с отцом, пока тот был жив. Этот мобильник – единственное, что связывало его с прошлой жизнью. Много лет Он не пользовался им, но постоянно носил с собой, во внутреннем кармане пиджака. В начале своей службы во главе планеты Он пытался звонить по нему, но в дальнейшем на все звонки в трубке раздавался один ответ : Абонент недоступен – Дальнейшее расписание президентских будней вовсе вычеркнуло из его повседневности такие попытки. Телефон превратился в талисман из прошлой жизни.

  Сейчас телефон ожил. Он всем телом резко потянулся к остановившемуся возле кровати костюму на плечиках. От его движений блюдце с чашкой полетели с кровати на пол и должны были неизбежно разбиться, сброшенные с такой высоты, но они плавно спланировали вниз и без стука опустились на пол, словно в ожидании команды. Он не обращал на них никакого внимания. Руки его потянулись к пиджаку, и Он извлек из внутреннего кармана пиликающий мобильник, утонувший в ладони. Не успев взглянуть на номер абонента, Он поднес телефон к уху:

  – Алло! Слушаю! – От голоса в трубке глаза его округлились, Он опустил ноги вниз, сел на краешке кровати, весь подавшись вперед:

  – Мама!? Это ты?! Здравствуй! Слушаю тебя! – В голове все смешалось, словно Он выпил не чашку кофе, а бутылку коньяка. Мама. Сколько же ей сейчас лет? И не вспомнишь так сразу. Как он мог забыть? Давно забытое чувство волнения охватило его. Многие годы по должности ему не положено было проявлять перед миллионами глаз человеческие чувства и эмоции. Он был официальным лицом планеты, за состоянием которого отвечали целые службы из его окружения и следили за тем, чтобы лицо это не дрогнуло и ни одной жилочкой своей, ни голосом своим не проявило признаков человеческих чувств. Лицо планеты должно было излучать железную решимость, а в голосе его должна была звучать стальная твердость – Он прочно и навсегда запомнил то, что от него требовалось.

  Он, наконец, сообразил, что маме сейчас за девяносто лет. Ее голос в трубке звучал спокойно, без старческого дребезжания:

  – Сынок, я тоже рада тебя слышать! Уже не думала, что доживу до этого. После вчерашних новостей о твоем уходе с поста вспомнила про этот номер. Вчера еще он был недоступен, а сегодня с утра вот получилось. Ты теперь свободен. Я рада за тебя.

  Ему было приятно и радостно слышать ее голос, но Он не удержался:

  – Подожди, мама, о чем ты говоришь? Я и раньше был свободен. Этот телефон, он всегда был при мне, но каждый мой день был расписан на много лет вперед. . . .

  – Я знаю, – перебила его мама: Мне всегда было удивительно, все эти годы, как ты успеваешь столько дел и можешь бывать в разных местах планеты одновременно. Да и как не удивляться было? Когда смотришь телевизор, то по одному каналу ты зачем-то самолетом управляешь, а на другом канале ты встречаешься со студентами. Да. Смотрела каждый раз и видела не сына своего, а какого-то президента планеты. Всегда дух захватывало и не верилось, что это чужое лицо – лицо моего сына.

  Он слушал ее и не понимал, да ему и не положено было понимать многое из того, что было связано с его должностью. Если бы Он знал, сколько у него двойников, то не воспринимал бы ее слова за бред утомленного жизнью старого человека. Тем более, что за все эти годы Он забыл о существовании телевизора. Всю информацию о новостях на планете, в галактике Он получал в готовом виде через свой пресс – центр.

  – Да, мама, моя должность обязывала меня быть другим, таким, как это требовалось для интересов планеты, ее народа – В ответ Он услышал совсем неожиданное:

  – Ты знаешь, сынок, мне немного осталось времени и нет возможности оставлять на потом то, что хочется сказать. Поэтому я скажу сейчас. Ты был таким, каким я тебя родила на свет, вырастила. Президентом тебя сделало твое окружение, издающее указы, законы, по которым живет планета. Ты подписываешь все эти бумаги. Для этого ты им нужен. Вот и выходит, сынок, что ты – это не то, что нужно планете, ее народу. Ты – это то, что нужно твоему окружению за твоей спиной. Если ты этого не понимаешь и не видишь – это плохо. Если понимаешь, то это еще хуже.

  – О чем ты говоришь, мама?! – не выдержал Он: Я столько сил потратил на укрепление обороны планеты, на укрепление ее позиций во всей галактике! А защита Иллирии?! Там свергли власть наших друзей. Пришлось несколько лет вести там боевые действия! Теперь вся Иллирия разрушена, ее надо восстанавливать, поставлять туда материалы, продукты, даже воду. Как это, мама?! Мне постоянно идет информация об угрозах для нашей планеты со всех уголков галактики, и я призываю свой народ к сплочению и единству, к преодолению трудностей, вызванных нашими врагами, к сбору средств для помощи Иллирии. Она очень далеко от нашей планеты, через две межзвездные пустыни, но мои советники не перестают говорить о важном значении для нас той далекой планеты.

  Телефон молчал в ответ на его горячую речь.

  – Мама! Ты меня слышишь?! – спохватился Он и услышал в ответ:

  –Да, сынок. Ты теперь – бывший, – произнесла она это новое для него слово:

  – Уже невозможно что-то исправить для твоего имени. Твое окружение, возглавляющее планету, напишет свою историю правления твоими руками, но здесь, на планете, жители сохранят свою историю жизни и выживания среди законов, подписанных твоей рукой. Тебе твой пресс – центр не доложил о том, как тебя называют жители на твоей планете? – спокойно спросила она.

  – Нет, мама, не поступало такой информации, но знаю, что Иллирия наградила меня Орденом Освободителя Первой Степени, – охотно ответил Он и добавил:

  – А как все-таки меня называют на планете за то, что я столько лет трудился ради ее блага? Все эти годы я как древний раб на галерах, не разгибая спины, подписывал каждый день десятки указов и законов. Моя связь с народом, мой будильник , помогал мне верить, что рука моя подписывает бумаги во благо планеты. Разве это не так, мама? – уже кричал Он в трубку, задетый за живое ее словами:

  – А то, что я не знаю того, как меня называет народ – это ничего не значит, – закончил Он, успокаиваясь и снова откидываясь на подушках:

  – Я все положил на алтарь служения своей планете – и семью, и жену, и детей, и родителей, и друзей. Что еще я должен отдать, чтобы народ по заслугам оценил мои усилия? Свою жизнь? Лежа на подушках, Он чувствовал, как уверенность с каждым словом возвращается к нему, и Он снова становился в своих воспоминаниях первым лицом планеты, а не блудным сыном, испорченным плохими дядьками с большой дороги.

  Он начал сожалеть, что разговор с мамой, первый за много лет, принял такой характер. Совсем не об этом Он хотел поговорить с ней. Но мама продолжала. Видимо, ей не давала покоя мысль о том, что разговор этот может быть последним для нее:

  – Нет, сынок, твоя жизнь им не нужна, тем, кто поставил тебя президентом. Им нужна твоя подпись, твое имя, твое лицо. Для их планов даже мало одного твоего лица. Я думаю, что ты и не догадываешься о том, сколько у тебя было двойников, – со вздохом закончила она и замолчала. Он тоже молчал, обескураженный ее словами, каждое из которых, подобно ловким движениям мясника на скотобойне, словно сдирало с него президентскую шкуру, напяленную много лет назад. Ему вдруг стало неуютно в этой огромной кровати, на его маленькой планетке с нейрослугами. Он невольно натянул на себя одеяло в попытке спрятать под ним свое смятение, пришедшее на смену недавнему спокойствию. Его одолевали чувства, до сих пор неведомые ему и неположенные в его былой должности. Он даже не знал, как назвать эти чувства, что это было? Сожаление обо всем утраченном, когда-то дорогом для него? Сожаление обо всем, сделанном за эти годы? Так нет же. Он все делал так, как от него требовали. Тогда что же не давало ему сейчас покоя? Несколько раз его выбирали Главой планеты, и несколько раз Он давал клятву на верность народу, избравшему его, в чем Он был твердо уверен. Это была клятва служить планете, не жалея своих сил, здоровья и даже жизни. Он так и служил, не изменив ни одной букве этой клятвы и не обращая внимания на то, что на на страницах ее ни разу не упоминалось слово СОВЕСТЬ, неведомое для экономических понятий, на которых основывались все законы его окружения. Теперь Он лежал, укрывшись под одеялом от маминых слов. Он не понимал их. Мама его не осуждала, не упрекала, Он это чувствовал, но ее недосказанность вызывала в нем смутное беспокойство, неведомое в напряженных президентских буднях.

  Телефон в руке молчал. Он не спешил нарушить молчание, опасаясь, что и под одеялом не найдет спасения от новых слов. Ему вдруг захотелось спросить ее о здоровье, о своих детях, о своей жене, для которой Он давно стал бывшим. Увы. На все его попытки в ответ раздавалось одно: Абонент недоступен. Словно связь с внешним миром оборвалась, оставляя его один на один со своими мыслями, но их вдруг пересилило чувство голода. День давно сменил утро, а Он еще не завтракал, если не считать опыта с чашкой кофе.

  Он отбросил одеяло и пошел искать душ в надежде, что это поможет ему прийти в себя от неожиданных мыслей и волнений. Сначала Он подошел к окну. От его прикосновения портьеры, свисавшие до самого пола, бесшумно разошлись в стороны. За ними оказалось окно почти во всю стену, в виде арки, до самого потолка, со стеклянной дверью посередине. Он не удержался и вышел через дверь на балкон, ступив на постеленную по всей длине балкона мягкую дорожку зеленого цвета. Оказалось, что Он стоял на балконе третьего, верхнего этажа своего дома, которому больше подходило слово ДВОРЕЦ, чем ДОМ, и который ему еще предстояло изучить. Неожиданно Он почувствовал, что дорожка начала часто – часто вибрировать под ним, массируя его ступни. Вскоре Он ощутил легкую, бодрящую дрожь во всем теле, волнами пробегавшую от пяток до кончиков пальцев на руках и ему казалось, что Он попал в расслабляющий бассейн, только вода находится не снаружи, а внутри него самого. Он закрыл глаза, держась за перила балкона, и ощущал внутри себя волны нежного бассейна. Но голод не давал покоя, и ему пришлось покинуть балкон.

   Радуясь новому сюрпризу, Он вышел из спальни в коридор с мыслью:

  – Где же тут у меня душ находится?

   В то же время тихий женский голос произнес:

  – Ближайший от вас душ находится налево от спальни, по коридору в трех шагах.

   Сюрпризы преследовали его на каждом шагу, и Он еще только начинал с ними знакомиться. Он тут же нашел душевую, но, войдя в нее, подумал было, что ошибся. Кроме вешалок в маленьком коридорчике в виде свисавших со стены золотых змеек, в комнате ничего не было. Одни голые стены. Он прошел из коридорчика в комнату, как раздался голос:

  – Извините! Сбой системы! Вешалка пуста! Вешалка пуста!

   – Ну и что? – удивился Он, но вернулся и повесил халат на одну из змеек. Стоило лишь ему вернуться в комнату, как ее стены начали меняться на глазах и затягиваться белесой пеленой, которая на глазах заполняла комнату, наполняя ее при этом теплом и нежным ароматом. Вместе с ароматом по комнате разливались негромкие, приятные звуки музыки. Он стоял, голый, окутанный теплыми парами с музыкальными ароматами и ждал новых сюрпризов. Наконец, Он дождался того, ради чего искал душевую. Сверху на него начала опускаться вода. Она не бежала, не падала, не лилась – она опускалась словно вопреки законам гравитации. Она не била противной струей по плечам, по голове, не барабанила по спине, а нежно касалась его тела и стекала вниз, мягкостью своей напоминая ароматное масло, и теплотой своей – мамины ладошки, которые купали его в маленьком тазу тогда, давно, и с которыми до сих пор ничто не могло сравниться. Он даже забыл про свой голод. Музыка продолжала звучать.

  – Интересно, – подумал Он : А гимн планеты здесь можно услышать? – Он тут же раскаялся и ругнул себя за этот вопрос, потому что среди водяных паров, под водяной пеленой зазвучали торжественные звуки, которые Он не привык слушать, стоя в голом виде.

  – Молчать! – не выдержал Он, и музыка стихла, прекратив нечаянный казус по его вине.

  – Все, хватит! – произнес Он, почувствовав себя освеженным. Вода прекратилась. Напрасно Он искал глазами ее источник. Над ним был сплошной потолок. Она опускалась прямо из воздуха над головой. Стены впитывали в себя ароматные пары комнаты, одновременно просушивая воздух и его тело. Он оделся в коридорчике и вышел из душевой с вопросом:

  – А где у нас тут столовая? Уже знакомый женский голос объяснил ему дорогу до лифта, который опустил его на первый этаж.

  Столовая, как и все во дворце, была огромной, рассчитанной на большое количество гостей. Он не стал садиться за длинный стол, тянувшийся через весь зал, а выбрал уютный столик возле окна.

  – Ну-с, – энергично потер Он руки: Сейчас не мешало бы закусить! – Из ниоткуда, из воздуха возникло меню и повисло над столиком в виде толстой яркой книжечки. Он взял ее в руки и не мешкая ткнул пальцем по нескольким строчкам первого листа, словно выбирал каналы на пульте телевизора. Брошенное на стол, меню послужило сигналом для нейрослуг, откликавшихся не только на его мысли, но и на жесты. Меню исчезло, а вместо него стол оказался заставленным блюдами. Обычно Он был сдержан в еде, но усилившийся голод на этот раз заставил его палец излишне побегать по строчкам меню. Оглядев накрытый стол, Он понял, что глазами съест больше, чем осилит его желудок. Так в действительности и получилось. Голод Он утолил быстро и, вставая из-за стола, больше радовался наступившему комфорту в желудке, чем изысканности блюд.

   В голове его, в отличие от желудка, дискомфорт не проходил. Слова мамы не давали ему покоя. Он хотел выйти наружу, покинуть эти стены, ставшие свидетелями их разговора. Он с облегчением вышел на высокое крыльцо, решив начать знакомство со своей виллой не с дворца, а с его окрестностей, богатых приятными сюрпризами.

  Вокруг дворца простирался обширный парк с аллеями, беседками, музыкальными фонтанами, бассейнами. На каждой аллее был красочный план всего парка, чтобы можно было без труда найти поле для гольфа, теннисный корт, боулинг или автодром для скоростной езды. Там же были обозначены ангар для звездокаров, их стартовая площадка, гараж с машинами для прогулок по планете. На плане можно было легко найти и пристань с яхтами, расположенную на берегу канала, тянувшегося от центральной аллеи до озера, очертания которого из космоса должны были напоминать хозяину виллы море на родной планете, где Он любил отдыхать. Обо всем этом Он знал, но еще ни разу не видел. Когда Он спустился с крыльца, пересек площадь перед парадным крыльцом и достиг одну из аллей парка, дорожка под ним плавно тронулась вперед и понесла его вглубь парка. Через несколько минут ему это надоело.

  – Стоять! – негромко скомандовал Он, и движение прекратилось. Дальше Он пошел сам, испытывая удовольствие от ходьбы и от мысли, что может сделать хоть что-то сам, без чужой помощи.

  Мысли его немного успокоились:

  – Интересно, насколько тут все подвластно моим приказам? – Шагая по дорожке, Он поднял голову вверх. Ему было известно, что вилла освещается искусственным солнцем.

  – Сейчас проверим, – с любопытством подумал Он и мысленно произнес, глядя из– под руки на солнце:

  – Слишком ярко! Убавить свет! – Тут же вокруг все стало меняться. Яркие краски парка потускнели, потоки света ослабели, и Он смог смотреть на свое солнце не сквозь пальцы, а широко раскрытыми от удивления глазами.

  – Ух ты! – по-детски вырвалось у него. Он даже остановился от возникшей мысли:

  – А если я хочу ночь? – Все вокруг стало темнеть, свет померк. Солнце потускнело и уже не чувствовались потоки тепла от него. Но диск его не погас окончательно. В черном небе вместо солнца – Он не верил своим глазам – висела бледноликая Аруна, точная копия спутника его родной планеты! Он не мог, не мог ни с чем спутать этот диск после тех дивных ночей, когда любовался ею, очарованный ее молчаливой холодной красотой. Это была она. В ее слабом свечении ему виделись знакомые очертания теней, словно это был не диск планеты, а черты лица, взирающего на него оттуда, сверху. Дивными ночами Он любовался этим лицом и завидовал в такие минуты поэтам, которым волшебная красота шептала дивные строки. Ему не дано было это. Аруна нужна была ему не для вдохновения, а для отдыха. Для отдыха от его дел, непосильных одному человеку. Многие годы, любуясь ею, Он гордился тем, что она служит ему, придавая ему силу и уверенность, возвращая душевный покой и осознание своей полезности для планеты, которой служит и она, Аруна.

  Сейчас Он не успел восхититься мастерством тех, кто создал для него эти чудеса, потому что сердце его вдруг сжалось, наполняя тело холодом. В темных, размытых очертаниях небесного диска начали вырисовываться забытые черты маминого лица. Он даже не мог вспомнить того, сколько лет не видел ее, но не смог не узнать, постаревшую. Черты лица становились все отчетливей, и Он уже различал множество морщинок, оставленных жизнью на родном лице, напоминавшем скорбную гримасу, более уместную для похорон, чем для приветствия отставного президента планеты. Вроде бы это была его Аруна – умиротворение его души и отдохновение его тела, но сейчас она смотрела на него по-другому. Ему опять стало неуютно на его маленькой планетке под этим взглядом, как под мамиными словами. Затаив дыхание, смотрел Он на тусклый диск в ночном небе.

  Холодок в сердце был лишь началом того ужаса, который охватил его от другой, увиденной в ночном небе, картины. Днем, при свете солнца, Он никогда бы не увидел этого до тех пор, пока не поднялся бы в звездокаре над своей планеткой в космическое пространство. Сейчас, в ночном небе, Он увидел за диском Аруны огромную планету. Ему было известно, что его околопланетная вилла движется по искусственной орбите вокруг его родной планеты на высоте в несколько тысяч километров, то есть, совсем рядом от нее. Он понял, что видит сейчас свою планету. Видит впервые вот так, со стороны. Ту планету, ради которой Он много лет чувствовал себя галерным рабом, трудясь, не разгибая спины, не покладая рук над указами и законами для блага ее народа. Теперь Он забыл об этом, потому что ужас объял его при виде открывшейся его взору картины в ночном небе, и внутренний голос кричал, что такого не может быть! Такого не должно быть! Но это было. Он видел собственными глазами на фоне черного неба рваное тело его родной планеты. Зрелище это было ужасное. Он поежился от холода. Холодно ему было не снаружи. Холод шел изнутри, все дальше разливаясь по телу, сковывая мозг, сводя в судороге пальцы рук, вызывая дрожь в коленях. Огромная планета, висевшая над головой, была во много раз больше его искусственного солнца. Очертания этой планеты напоминали огрызок яблока, из которого зубы гигантского злодея отгрызли большие куски, не пожелав доедать все яблоко.

  Он стоял, леденея от холода:

  – Что случилось с его планетой?! Ведь еще суток не прошло, как Он покинул ее. Что случилось?! Война?! Месть за Иллирию?! Неужели ему не сообщили бы?! Ах, да, зачем? Он ведь теперь – бывший! Осталась ли там жизнь, на планете?! Да и как можно на ней жить?!

  Казалось, что от таких ран, изуродовавших правильные формы планеты, она должна истекать своей планетной кровью и заливать ею все окружающее пространство. Огромным усилием воли ему удалось оторвать взгляд от страшной картины.

  – Б-р-р-р! – энергично замотал Он головой:

  – Хочу свет! Хочу много света! Хочу день! – закричал Он в отчаянии – Тут же небо осветилось ярким солнцем, и картина исчезла ночным кошмаром.

  – Хочу скамейку! – потребовал Он и в изнеможении опустился в мягкое кресло тут же, в тени аллеи.

  – Телефон! Срочно телефон! Где мой телефон? – мелькнуло в голове. Он схватил с подлокотника кресла свой старенький мобильник, лихорадочно нашел номер мамы, моля только об одном – чтобы ему ответили. Стук сердца отдавался в ушах чаще гудков, пока Он не услышал родной спокойный голос: