Текст книги "Мифы о 1945 годе"
Автор книги: Сергей Кремлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
О том, как русские «насиловали» немок
Этот раздел станет, пожалуй, одним из наиболее обширных, что вполне объяснимо. Вопрос: «Каким был типичный рисунок поведения советских солдат и офицеров на территории Германии в 1945 году?» сегодня становится важнейшим по причинам, о которых я уже говорил в самом начале книги.
Освободитель или насильник?
Герой или мародёр?
Немцам внушают: насильник и мародёр.
«Россиянцам» сегодня проталкивают в умы примерно то же. Скажем, в фильме, снятом одним из отечественных (?) телеканалов, крупным планом подают воспоминания ветерана о том, как он-де подыскивал «девочку» для своего лейтенанта по его приказанию.
И ничего – проходит.
И крыть нечем! Сергей Кремлёв Берлин не брал, его тогда и в проекте не было, а ветеран, увешанный многочисленными значками и даже боевыми наградами, – вот он. И подтверждает: «Насиловали».
Что тут сказать?
Угу, было дело.
Вот только хотелось бы знать – зачем этого, не очень-то соображающего, что ляпает,ветерана не только посадили перед телекамерой, но и запустили запись на спутниковые эфирные орбиты?
Существенно и то, как часто насиловали немок и кто их насиловал. Всплески насилия случаются и в обычной жизни, а уж война – это ежедневное массовое насилие, организованное в межгосударственном масштабе. Поэтому случаи того или иного индивидуального насилия во время войны не могут не учащаться. Весь вопрос – в масштабах, причинах и отношении власти и общества к подобным эксцессам.
Попробуем с этим разобраться, но вначале – ряд предварительных соображений и немного информации…
Даже в самые гнусные и грязные годы «холодной войны» на Западе тему изнасилований немок русскими особенно не муссировали. Думаю, в том числе и потому, что если бы её кто-то затронул широко тогда– в пятидесятые, да и шестидесятые, годы, – то посольства Англии, Франции, США, ФРГ в Москве могли бы оказаться в осаде возмущённых бывших фронтовиков – без каких-либо усилий Агитпропа ЦК КПСС. На войне бывало всякое – кому как не прошедшему войну знать это. Но два миллиона изнасилованных? Такого поклёпа на себя, на своих павших и живых товарищей наши отцы и деды не потерпели бы.
Зато дети и внуки спокойно сносят всё. Но за это нам (точнее вам, ванькй, не помнящие родства) ещё отплатится.
Ну в самом-то деле! Если нынешние поколения не были в 1945 году в Германии, то своих-то отцов и дедов, вернувшихся оттуда и честно проживших свою жизнь до кончины в Советском Союзе, эти поколения должны же знать! Так что? Те, кто воевал, победил, вернулся домой и отстроил Державу, были поголовно или в значительной массе своей насильниками и негодяями?
Это ведь и есть мужская часть нашего народа, наши деды или отцы! Мы жили с ними и благодаря им. Благодаря, в том числе, в самом прямом смысле этого слова – зачатые ими. Но разве мы – потомки тотальных насильников?
Эх, «Россияния»!
Да, нынешние гнусности стали возможны лишь сегодня. И, начиная с 1992 года – с Берлинского фестиваля, появляются «документальные» и «художественные» фильмы, где утверждается, что в Германии и Польше русскими было изнасиловано 2 миллиона (кто больше?) женщин; что только в Берлине было изнасиловано то ли 100, то ли – 130 тысяч немок, из которых 10 тысяч покончили самоубийством…
Немецкая журналистка Марта Хиллере, скончавшаяся в 2001 году девяноста лет от роду, публикует «дневник от апреля 1945 года» с «записями» о том, как русские насиловали и насиловали её – неоднократно. Некоторых девочек-подростков якобы насиловали по сто раз. Непонятно при этом – как они смогли благополучно дожить до съёмок 90-х годов?
С этих самых годов берут начало и другие провокации. Английский историк Энтони Бивор пишет и о двух миллионах всего, и о ста тридцати тысячах в Берлине, и т. д. Ранее Бивора этим вопросом занялись немецкие авторы Хельке Зандер и Барбара Йор в книге «Освободители и освобождённые», вышедшей в Берлине в 1992 году.
«Логика» оценок при этом бесподобна. Так, имеется некий документ из детской клиники в Берлине, где в 1945 году отцами 12 из 237 рождённых записаны русские (5 %), а в 1946 году – 20 из 567 (3,5 %).
И начинаются «подсчёты»… Вначале вычисляется 5 % от общего числа родившихся в Берлине в 1945–1946 годах – 1156 из 23 124 младенцев. Число 1156 умножается на 10 (мол, 9 немок из 10, забеременев от варвара, делали аборты, а десятая рожала), а потом – ещё на 5 (предполагая, что беременела только каждая пятая изнасилованная). Итоговая «цифра» – 60 тысяч изнасилованных берлинских жительниц из 600 тысяч женщин детородного возраста, проживавших тогда в Берлине.
Полученный процент якобы изнасилованных – 10 % по Берлину, распространяется на всю Германию, в результате чего и получаются пресловутые два миллиона.
Всё это напоминает сказку о жадном трактирщике, который требовал через десяток лет с бедняка, забывшего заплатить за пару варёных яиц, тысячу талеров. Мол, если бы из этих двух яиц, да вывелись петушок и курочка, да если бы они дали потомство, а оно в свою очередь тоже размножилось бы, а то – в свою очередь – тоже, то как раз через десять лет вся эта птичья орава стоила бы бешеные деньги. Нахал «забывал» при этом, что из сваренных им яиц уже ничего вылупиться не могло.
Итак, фальшивка?
Безусловно, но с одним уточнением – крайне наглая фальшивка, что следует даже из берлинского документа 1945–1946 годов. В нём из 32 новорождённых, матери которых записали отцами русских, лишь у 9 (девяти) указано «русский (изнасилование)».
При этом надо бы ещё учесть, что в 1945 и в 1946 годах согрешившей и не уберёгшейся от беременности немецкой женщине (и уж, тем более, – девушке) было намного удобнее всё списать на насилие русских, чем на ловкого соблазнителя, «уговорившего» падшую на родном для обоих немецком языке.
Но даже если принять записи всех девяти немок за достоверные, то всё равно суммарная цифра изнасилованных уменьшается до 560 тысяч (9/32(2 млн. = 0,56 млн.). Приняв интернациональный коэффициент «демократической» лжи за 10, получим цифру в 56 тысяч изнасилованных, что, судя по объективным данным, тоже завышено в разы, но уже ближе к реальности.
Об «идейном обосновании» миллионных же цифр позаботился доктор Геббельс. Ещё не сгоревший в бензиновом пламени, он говорил так: «В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все немецкие женщины от 10 до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему».
Система в поведении наших войск на территории Германии действительно была, и определялась она, например, Директивой Ставки ВГК командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению от 20 апреля 1945 года. Это был, пожалуй, последний, но далеко не первый документ такого рода.
Сталин и Антонов требовали «обращаться с немцами лучше». Директива поясняла: «Жёсткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам не выгодно…»
Директива предписывала в районах Германии западнее линии Одер – Нейсе (то есть в тех районах, которые Сталин не предполагал передать Польше) «создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров немцев», и не преследовать рядовых нацистов.
Третьим и последним пунктом в директиве стояло: «3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами».
22 апреля 1945 года Военный совет 1-го Белорусского фронта на основании Директивы Ставки ВГК издал свою обширную директиву ВС/00384, где, к слову, о пресечении жестокого насилия, в том числе по отношению к женщинам, даже не говорилось. И не потому, что такое насилие допускалось, а потому, что оно не было значимым, массовым.
Наиболее массовым и подлежащим пресечению явлением было «изъятие у оставшихся немцев их личного имущества, скота, продовольствия, незаконные самозаготовки продовольствия и мяса, самовольный сбор брошенного немцами бытового имущества» и т. п.
А соблазны, надо сказать, были велики: в занимаемых войсками населённых пунктах оставалось много всякого, брошенного уехавшими немцами, – от личных вещей до скота и птицы. И многое так или иначе растаскивалось. Например, в Верхней Силезии – поляками, жившими здесь издавна (в селе Руделак на 22 немецких двора приходилось 48 польских), а также освобождёнными иностранными рабочими и угнанными в рейх советскими гражданами.
Тем не менее, высшее советское командование, начиная с Верховного Главнокомандующего, не только не ориентировало наши войска на вседозволенность, а напротив – запрещало её, не говоря уже о насилии. Уже 4 апреля 1945 года член Военного Совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант Крайнюков сообщал начальнику Главпура РККА Щербакову:
«Во второй половине марта войсками фронта занято на территории Германии 10 городов…
Большинство немецкого населения… самостоятельно эвакуировалось или насильно угнано немецкими властями в глубь Германии…
Во все занятые города назначены военные коменданты, которые вводят жёсткий оккупационный режим для немецкого населения, наводят строгий военный порядок для военнослужащих Красной Армии…
Военные советы армий ведут решительную борьбу против мародёрства и изнасилования немецких женщин».
Тогда же, 4 апреля, Крайнкжов докладывал в Москву и о том, что:
«Остаётся до сих пор не разрешённым вопросом снабжения продовольствием рабочих, больниц, детских домов и домов престарелых (обращаю внимание на характер перечня! – С.К.),а также городского немецкого населения.
Немецкое население ряда городов, таких как Беутен, Глейвиц, Грюнберг и других, голодает, часть пухнет и умирает от голода.
Разумеется, это не может не повлиять на настроение немецкого населения и отношение его к Красной Армии…»
Однако после только что закончившейся зимы, в условиях динамичного наступления и напряжения сил непросто было и самой Красной Армии. Так, весной 1945 года 3600 бойцов полмесяца не могли отправиться на фронт из львовских госпиталей из-за отсутствия обмундирования. Молодых бойцов из пополнения 1-го Украинского фронта можно было встретить в действующих частях «в плохой обуви, без гимнастёрок и нательного белья, в различных куртках вместо шинелей».
За месяц до победоносного окончания войны!
И данные эти – из источника достоверного, из донесения начальника политуправления 1-го Украинского фронта от 7 апреля 1945 года.
Чтобы читатель лучше понял обстановку тех дней – порой пёструю, как в калейдоскопе, – приведу для иллюстрации иные примеры, курьёзные, но тоже полностью достоверные. Несмотря на абсолютную документальность – они взяты из донесения начальника политотдела 8-й гвардейской армии гвардии генерал-майора Скосырева начальнику Политического управления 1-го Белорусского фронта от 25 апреля 1945 года, – выглядят они неправдоподобно. Впрочем, вот прямая цитата:
«В населённых пунктах Вильгельмсхафен и Рансдорф ( пригороды Берлина. – С.К.)работают рестораны, где имеются в продаже спиртные напитки, пиво и закуски. Причём владельцы ресторанов охотно производят продажу всего этого нашим бойцам и офицерам за оккупационные марки. 22 апреля некоторые бойцы и офицеры побывали в ресторанах и покупали спиртные напитки и закуски. Часть из них поступала осторожно – в одном из ресторанов в Рансдорфе танкисты перед тем, как пить вино, попросили хозяина выпить его первым. Но некоторые военнослужащие поступают явно неправильно, разбрасываясь оккупационными марками. Например, литр пива стоит 1 марку, а отдельные военнослужащие платят по 10–20 марок, а один офицер отдал за литр пива дензнак достоинством 100 марок. Начальник политотдела 28 гв. ск (гвардейского стрелкового корпуса. – С.К.)полковник Бородин приказал владельцам ресторанов Рансдорфа закрыть рестораны на время, пока не закончится бой…»
И смех, и грех!
Сегодня это кажется настолько фантастичным, что некоторые прощелыги от истории подают в своих «трудах» как реально бывшие мифические застольные беседы за одним столом немецких танкистов с «тигров» и советских с «тридцатьчетвёрок» и «ИСов». Мол, заскакивали в один и тот же ресторан, перехватывали по кружечке пива и чуть ли не чокались друг с другом при этом.
Реально что-то похожее если и могло быть, то, конечно же, лишь разнесённым по времени– если квартал с рестораном переходил из рук в руки. То есть – вначале пьют пиво наши, потом – немцы. Или наоборот.
Но, естественно, не одновременно.
Однако недаром Верховный в своей директиве от 20 апреля 1945 года подчёркивал, что «улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами». И здесь оказался прозорлив товарищ Сталин! Это куда же годится – за литр пива переплачивать бесстыжему фрицу в сто раз!
Непорядок!
Вернёмся, впрочем, к «изнасилованным», а точнее – пока к тем факторам, не учитывать которые объективный исследователь не может.
7 апреля 1945 года начальник политического управления 1-го Украинского фронта гвардии генерал-майор Ящечкин подписал свой доклад начальнику Главного политического управления Красной Армии A.C. Щербакову о политико-воспитательной работе с новым пополнением из числа советских граждан, освобождённых из неволи и плена. Внимательное чтение одного этого документа позволяет посмотреть на проблему изнасилований немок нашими военнослужащими вполне трезвым взглядом и многое увидеть в нужном ракурсе.
Генерал Ящечкин сообщал:
«За время боёв на территории Германии соединения и части фронта несколько раз восполнили свои боевые потери в людях за счет советских граждан призывного возраста, освобождённых из немецкой неволи. На 20 марта было направлено в части более 40 000 человек…
Из 100 человек нового пополнения, поступившего в 36-й пластунский полк соединения, где начальником политотдела был подполковник Петрашин, находились в Германии: до 1 года – 5, от 1 года до 2 лет-55, от 2 до 3 лег – 34 и свыше 3 лет – 6 человек.
Новое пополнение из числа советских граждан, освобождённых из немецкой неволи, значительно засорено враждебными элементами. Среди него немало выявлено немецких шпионов, диверсантов, власовцев, лиц, служивших в немецкой армии и учреждениях. Большая часть этих людей специально оставлена или заслана немецким командованием для шпионской и диверсионной деятельности. В соединении, где начальником политотдела генерал-майор Воронов, выявлено в среде нового пополнения 11 предателей Родины, среди которых – три бывших советских военнослужащих, добровольно перешедших на сторону врага, два агента гестапо и один фольксштурмовец – Беккер Борис Григорьевич, уроженец и житель города Сталинграда, 1912 г. рождения, принял в 1942 году немецкое подданство, вступил в карательный отряд немцев, активно участвовал в расстрелах и избиениях… В 1943 году Беккер добровольно эвакуировался в Германию, где работал на военном заводе. Он вступил в фольксипурм, прошёл специальную подготовку и был оставлен немцами в нашем тылу для борьбы с Красной Армией…
На распропагандирование молодых бойцов в запасных полках времени не было, так как боевая обстановка настоятельно требовала быстрого введения в бой пополнения…»
Ящечкин приводил и любопытные конкретные примеры:
«Красноармеец Гришко распространял среди бойцов провокационный слух о том, что якобы «на берлинском направлении немцы пустили 3000 танков, смяли войска маршала Жукова и заняли более 3000 населенных пунктов. Поэтому мы ( 1-й Украинский фронт маршала Конева. – С.К.)здесь и остановились»…
Красноармеец Воронкин в разговоре с бойцами на строительстве обороны сказал: «В 1941 году нас предали и сейчас предадут, так что напрасно мы копаем эти ямы. У немцев мне было лучше. Я совершил роковую ошибку, что не ушёл в глубь Германии. Как начнутся бои, можно будет удрать».
Красноармеец Берсонев, придя в подразделение, спросил: «Есть ли в роте автомашина? А то когда немцы перейдут в наступление, то пешком от них не убежишь»…»
Это говорилось в 1945-м, а не в 1941 году! Такие настроения не были массовыми, но они были. Реально были! Ведь в Действующей армии служили не только Матросов и Талалихин, но и обыкновенные шкурники.
Нормой был обычный человек – не рвущийся вперёд, но идущий в атаку, не бросающий оружие в бою и воюющий по принципу: «Ни на что не напрашивайся, ни от чего не отказывайся».
Однако имелись же и отклонения от нормы! В соединении, где начальником политотдела был полковник Королёв, командир отдельного истребительного противотанкового дивизиона 1-го Украинского фронта лейтенант Латругин расстрелял в боевой обстановке трёх бойцов нового пополнения за бегство с поля боя.
В 1945 году!
Бросали винтовки, уничтожали документы и дезертировали не только в 1941 году, но и в 1945-м! Заместитель начальника политуправления 3-го Украинского фронта полковник Катугин в апреле 1945 года сообщал начальнику ГлавПУ РККА (а также секретарю ЦК и Московского горкома) A.C. Щербакову о чрезвычайных происшествиях по фронту за март 1945 года.
По сравнению с февралём количество ЧП по соединениям и частям фронта уменьшилось с 216 до 197, а именно:
Дезертирство – 115 случаев Членовредительство – 52 случая Контрреволюционная агитация – 7 случаев Террористические акты против офицерского состава – 2 случая Мародёрства и насилия – 21 случай.
Спрашивается – если каким-нибудь Берсоневу или Воронкину, упомянутым в донесении генерала Ящечкина, подвернулся бы удобный случай «пощупать бабёнку», они использовали бы его или нет? Да ещё если бы они, к тому же, дезертировали?
Даже среди сорока тысяч не очень политически и морально устойчивого нового пополнения 1-го Украинского фронта берсоневы и воронкины составляли ничтожное меньшинство. Но если такими были хотя бы пять из ста, то только это новое пополнение только одного фронта давало две тысячипотенциальных или реальных насильников!
Только по одному фронту и только из неустойчивого пополнения.
А в составе одного 1-го Украинского фронта находились сотни тысяч человек. Всего же три фронта, участвующие в Берлинской операции, имели в своём составе (вместе с тылами) два с половиной миллиона человек.
Это – только на Берлинском направлении!
Прикинем… Если несдержанным негодяем оказался бы хотя бы один из ста «человеков с ружьём», это даёт двадцать пять тысячпотенциальных или реальных насильников в дополнение к тем двум, о которых было уже сказано.
А если одного и того же насильника разберёт охота, и он пойдёт на насилие ещё раз?
А если ещё раз?
Рано или поздно его, конечно, завернут и сдадут в трибунал. Но статистику-то он, дрянь этакая, уже повысил.
Это ведь, господа хорошие «демократы», законы больших чисел! Даже в самой рыцарственной армии всегда найдётся горстка (один на сто и даже один на пять – разве это много?) подлецов.
Плюс – увезённые в Германию и теперь репатриирующиеся на Родину (в реальности нередко бесконтрольно и неорганизованно бредущие по дорогам рушащегося Рейха) сотни тысяч гражданских мужчин. И многие из них ох как натерпелись от немцев лиха! А нервы расшатаны, а дремучие инстинкты разбужены…
Плюс – не забудем, переодетые в советскую военную форму немецкие террористы из «Вервольфа». Этим напропалую насиловать всех находящихся в пределах досягаемости немок было вменено в прямую, так сказать, служебную обязанность самим характером и смыслом их деятельности. Причем они ещё и изуродовать их были обязаны – для убедительности и требуемого психологического эффекта.
Кое-что на сей счёт я позднее сообщу.
А если какую-то молодую немку из городка, через который прошла советская воинская часть, прижал в углу немецкий дезертир, она что – так и кричала об этом на всех углах или сваливала всё на «русских варваров»?
Однако основная часть изнасилований совершалась, как я понимаю, всё же обычными солдатами и офицерами, не сумевшими сдержаться.
Но так ли много было этих случаев? По официальным данным политуправления 3-го Украинского фронта, на территории Австрии их было допущено нашими военнослужащими не более двадцати одного за март месяц 1945 года. Наделе их было, конечно, намного больше, но даже если считать, что стал известен лишь один случай из десяти, реальная цифра – примерно двести случаев.
Сделаем скидку на то, что в Австрии ожесточённость боёв была невысокой по сравнению с непосредственно Германией, и вероятность насилия русских там была объективно ниже. Приняв вполне корректный коэффициент 5, получим до одной тысячи изнасилований в самой Германии за месяц.
Конечно, даже несколько тысяч случаев – это уже массовое явление. Тем более – несколько десятков тысяч случаев. Однако с учётом всего приходится удивляться не тому, что в Германии в 1945 году имели место достаточно массовые (на уровне нескольких тысяч) изнасилования немок русскими, а тому, что их было так немного.
Вот две ситуации, с темой связанные не прямо, но – прочно.
Во время Висло-Одерской операции у польского села Ветковице был подбит Ил-2 лётчика-штурмовика В.В. Шишкина. Сев на вынужденную рядом с немецкими окопами, Шишкин и его воздушный стрелок A.B. Хренов сразу же приняли бой. Огнём бортовых пулемётов они уничтожили более пятидесяти солдат, а когда патроны кончились, отстреливались из пистолетов. Хренов был убит, тяжело раненный Шишкин взят в плен. Злость немцев была понятна – этот русский со своим товарищем только что уложил половину полноценной роты! Не было бы удивительным, если бы Шишкина тут же расстреляли. Однако вышло омерзительно: Шишкину выкололи глаза, отрезали язык, сожгли до костей ступни ног, а на спине вырезали пятиконечную звезду.
Такая, увы, цивилизация…
Месть солдата – что бы ни творил враг – должна быть обращена на вооружённого врага. Он лишил тебя всего? Сражайся, воюй без страха! Но не палачествуй над ним. И что должны были чувствовать наши бойцы, отбив у немцев труп Шишкина?
Кто-то мог и срываться – в ответ.
Но женщины и дети – это свято. И Красная Армия – взятая в целом как историческое, социальное и нравственное явление – так и воевала! Я обращусь ещё раз к воспоминаниям уже известного читателю дважды Героя Советского Союза лётчика Савицкого:
«В конце апреля КП танковой армии генерала Богданова, которую мы прикрывали, перебазировался в район города Нейруппин. Двигались небольшой колонной. Впереди Т-34, за ним бронетранспортёр, где разместились мы с начальником штаба армии генерал-лейтенантом Радзиевским (в период Берлинской операции Алексей Иванович Радзиевский был ещё генерал-майором. – С.К.),следом штабные машины и в конце колонны ещё четыре танка. Мы с Радзиевским ехали, высунувшись из люка и глядя по сторонам.
Вошли в какое-то селение и двинулись по узкой улочке… Вдруг из одного домика… выбежала немолодая уже женщина. Правую руку она держала за спиной. Поравнявшись с нашим бронетранспортёром, женщина размахнулась и бросила гранату. Граната упала по ту сторону дороги в кювет и взорвалась, не причинив нам никакого вреда. Командир машины, коротко выругавшись, вскинул автомат. В ту же секунду к женщине подбежал мальчик лет семи-восьми и прижался к ней, обхватив обеими руками.
Выстрела не прозвучало. Не замедляя хода, мы проехали мимо. Весь эпизод занял не более десяти секунд».
Рассказав об этом эпизоде, Савицкий приводит интересные мысли, сравнивая боевую мораль русских и немцев:
«Вот ведь, подумалось мне тогда, нервы на взводе, а хватило же танкисту тех нескольких мгновений, которые потратил мальчонка на расстояние, отделявшее его от матери, чтобы оценить обстановку и справиться с собой. Как у всякого хорошего солдата – а плохие до апреля 45-го не дотянули, – у командира нашей машины сработал инстинкт самозащиты. Секундой позже включилось сознание, которое подсказало: опасности больше нет. Есть только фанатичка-немка и рядом с ней ни в чём не повинный ребёнок. И верх взяла простая жалость. Простая, но доступная далеко не всем. Нетрудно догадаться, как поступил бы в подобном случае немецкий солдат…»
Догадаться было действительно нетрудно, о чём сам же Савицкий далее и написал:
«За редчайшим исключением, реакция гитлеровцев была однозначна: кара. Беспощадная и неминуемая. Смерть всем без разбора – старикам, женщинам, детям.
А ведь у немецкого солдата вслед за инстинктом тоже включалось сознание. Как же иначе? Но включалось только для того, чтобы изыскать способ отомстить за страх, который он только что испытал…»
Выводы Савицкого относительно немцев трагически подтверждаются множеством ситуаций той войны. В том числе – и изуверством по отношению к лётчику-штурмовику Шишкину. Тому самому, который после вынужденной посадки вместе со своим воздушным стрелком Хреновым уложил полсотни немцев и был за это ими зверски замучен.
Савицкий верно написал о том, что простая человеческая жалость доступна далеко не всем. В немецкой армии она была, как правило, исключением, но даже в Красной Армии она не была непреложной нормой для всех.Тем более это верно, когда мы говорим о человеческой порядочности – качестве более редком, чем жалость. Ведь война призывает не только героев, но и негодяев. Обратимся к документам.
Скажем, можно привести такой удивительный на первый взгляд, но, увы, не такой уж удивительный во времена потрясений пример.
30 мая 1944 года заместитель наркома обороны СССР Маршал Советского Союза Василевский подписал приказ № 0150, начинающийся так:
«От местных советских организаций и органов НКВД поступают заявления о творимых отдельными военнослужащими в прифронтовой полосе бесчинствах, вооружённых грабежах, кражах у гражданского населения и убийствах…»
В приказе были приведены четыре конкретных групповых преступления за февраль 1944 года: три ограбления местных жителей и одна кража. Немного, но – реально. И это – на собственной территории. Всего – 11 негодяев, чьи преступные проявления были вскрыты.
Ещё пример… 29 апреля 1945 года начальник политотдела 8-й гвардейской армии гвардии генерал-майор Скосырев докладывал начальнику Политического управления 1-го Белорусского фронта:
«В Берлине в расположении соединений и частей, ведущих боевые действия, до сих пор наблюдаются случаи исключительно плохого поведения военнослужащих. Как и прежде, такие факты отмечаются прежде всего среди артиллеристов, самоходчиков и других военнослужащих специальных частей. Некоторые военнослужащие дошли до того, что превратились в бандитов…»
Заметим, это – оценка не Геббельса, а боевого советского генерала, данная в реальном масштабе времени. Но это – оценка поведения отщепенцев, а не среднего советского воина. Тот же Скосырев в том же донесении сообщал 29 апреля 1945 года:
«Сегодня член Военного совета гвардии генерал-майор Пронин провёл совещание военных комендантов…
Общее мнение всех комендантов – немецкое население в связи с назначением комендантов и бургомистров стало чувствовать себя лучше, увереннее. Коменданты имеют большой авторитет среди населения…
Военные коменданты отмечают, что в последние дни резко уменьшилось количество случаев барахольства, изнасилования женщин и других аморальных явлений со стороны военнослужащих. Регистрируется по 2–3 случая в каждом населённом пункте, в то время как раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше».
Обращаю внимание на слово «аморальных», что означает – противоречащих морали! Но мораль бывает разной, например, такой: «Похоть, виски и грабёж – награда для солдата».
Это говорил «краснощёкий майор»-янки писателю Джону Дос Пассосу, а тот привёл его слова в статье в журнале «Лайф» от 7 января 1946 года.
Другой янки в журнале «Тайм» от 12 ноября 1945 года признавался:
«Многие нормальные американские семьи пришли бы в ужас, если бы они узнали, с какой полнейшей бесчувственностью ко всему человеческому наши ребята вели себя здесь».
А с чего бы, спрашивается? Это что – на их Родину пришли незваные гости, насилуя и разрушая всё и вся? В сообщениях Ассошиэйтед Пресс от 12 сентября 1945 года можно было прочесть:
«И наша армия, и британская армия… внесли свою долю в грабежи и изнасилования… Хотя эти преступления не являются характерными для наших войск, однако их процент достаточно велик, чтобы дать нашей армии зловещую репутацию, так что мы тоже (выделение моё. – С.К.)можем считаться армией насильников».
Не знаю, что здесь имелось в виду под «тоже» – «тоже как немецкая армия» или «тоже как русская армия»?
Думаю, вернее предположить, что янки имел в виду второе. Тогда это штатовское «тоже» – бесподобно! В нём – всё! И тот факт, что соринку в русском глазу приравнивали к бревну в собственном, и то, что уже тогда западные средства массовой информации начинали низводить образ Воина-победителя до облика анархиствующего дикаря.
2 мая 1945 года военный прокурор 1-го Белорусского фронта генерал-майор юстиции JI. Яченин докладывал Военному совету фронта о ситуации в полосе фронта. Он писал честно:
«В отношении к немецкому населению… безусловно, достигнут значительный перелом. Факты бесцельных и необоснованных расстрелов немцев, мародёрства и изнасилований немецких женщин значительно сократились, тем не менее… ряд таких случаев еще зафиксирован.
Если расстрелы немцев… почти совсем не наблюдаются, а случаи грабежа носят единичный характер, то насилия над женщинами всё еще имеют место: не прекратилось и барахольство, заключающееся в хождении…по бросовым (выделения везде мои. – С.К.)квартирам, собирании всяких вещей и предметов и т. д.»
Яченин приводил ряд примеров – безобразных, а далее писал:
«Считаю необходимым подчеркнуть ряд моментов:
1…. отдельные командиры самоуспокаиваются тем, что некоторый перелом достигнут, совершенно забывая о том, что до их сведения доходят донесения только о части насилий, грабежей и прочих безобразий, допускаемых их подчинёнными…
2. Насилиями, а особенно грабежами и барахольством, широко занимаются репатриированные, следующие на пункты репатриации, а особенно итальянцы, голландцы и даже немцы. При этом все эти безобразия сваливают на наших военнослужащих.
Есть случаи, когда немцы занимаются провокацией, заявляя об изнасиловании, когда это не имело места. Я сам установил два таких случая.
Не менее интересно то, что наши люди иногда без проверки сообщают по инстанции об имевших место насилиях и убийствах, тогда как при проверке это оказывается вымыслом».
Нельзя забывать, что задачей военного прокурора Яченина было вскрытие и анализ недостатков и преступлений, а не написание яркого очерка в «Красную Звезду». Поэтому в его докладе говорится не о хорошем, а о плохом. Однако в жизни, а не в прокурорских документах преобладало-то хорошее.
