Текст книги "Паруса для галактики (СИ)"

Автор книги: Сергей Кержак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   – Неужели вам не ясно, – продолжал давить Инспектор, – что, если ваш эксперимент теперь выставить как подтверждение вашей сумасшедшей теории, в научном мире произойдет концептуальный коллапс?

   – Нет! Это не так! – негромко возразил Хозяин Каравеллы.

***

   – Не так?! – вскрикнул Инспектор.

   Гость резко поднялся из невидимого кресла и шагнул к столу.

   – Когда-то люди полагали, – напряженно заговорил он, – что Земля стоит на китах...

   Главный конструктор скосил на него взгляд...

   – И должен был появиться человек, – пробубнил он, – который бы сказал, что она круглая.

   – Должен был появиться! – жестко глядя на собеседника, отреагировал Инспектор. – И он появился, но только тогда, когда этому пришло время...

   Инспектор вновь взбудораженно зашагал по комнате.

   – ...А время пришло, – продолжил он, – но только после того как, благодаря этому заблуждению, люди воздвигли дома и храмы, когда написали механику, разработали сложные механизмы, развили мореплавание. Все их расчеты строились на представлениях, что в природе есть верх и низ, что все, что существует в мире, должно падать, что плохо возведенные дома будут рушиться – падать! Куда? – Туда, где Низ! Что океан плоский и только поэтому по нему можно плыть. В этом была суть их миропонимания – незыблемый Верх и незыблемый Низ! Скажи древним строителям и мудрецам о круглой Земле – они подняли бы вас на смех...

   Инспектор злобно сверкнул взглядом.

   ...С выводами Главного конструктора случилось нечто похожее: не о коллапсе все стали думать, а точно так же подняли Главного конструктора на смех. Исчезновение из его формул фактора всемирного тяготения, говорили ему, поставило крест на всех его расчетах. Под сомнением оказалась адекватность инопланетян с Туманности Андромеды, а, значит, и проект Каравеллы вообще – его «мифические», как их стали называть, дифракционные решетки.

   – Ибо только смех, – буквально проскрежетал Инспектор, – стал бы их спасением. Иначе сумятица поселилась бы в их умах! Нарушился бы принцип поступательности развития человеческой мысли.

   Инспектор перешел на пафос. Главный конструктор поднял на него удивленный взгляд.

   Но даже пафос звучал у гостя на тяжелой ноте.

   – Не родились бы, – раздраженно декламировал Инспектор, – многие открытия, не случились бы изобретения... Общечеловеческий разум не терпит перескоки. Автомобиль мог появиться только после того, как были намотаны тысячелетия на колеса телег. Прорывы должны совершаться тогда, когда общечеловеческое сознание до них созревает!...

   ...Хозяин Каравеллы оказался в эпицентре едких насмешек. Несколько дней он ходил чернее ночи, никого вокруг не замечал, не здоровался, не отвечал на письма. И однажды, закрывшись на несколько суток в своем кабинете он, казалось, вообще сбежал ото всего мира. Но мало кто знал, что все эти дни и ночи он там практически без сна работал. Он многократно перепроверял все расчеты, по-новому изучал многочисленные астрономические данные, перерывал всю имеющуюся в сети космологическую библиотеку... И, когда, наконец, он вышел из кабинета, многие его не узнали.

   Это был другой человек – жесткий, настроенный на решительную битву...

   – Ранние выскочки в миропонимании опасны, – продолжал декламировать Инспектор. – Потому в свое время церковь и расправлялась с теми, кто опережал его созревание.

   – Например, с Джордано Бруно, – вставил Главный конструктор.

   ...Из самозаточения вышел жесткий, решительный человек. Он вышел с объяснением целого ряда неразрешимых проблем физики и космологии: от парадокса абсолютного совпадения гравитационной и инерционных масс, парадоксов черных дыр, вспышек сверхновых, до конфигурации войдов... и, главное, с точным математическим выводом формулы всемирного тяготения Ньютона, которую средневековый ученый, собственно, никогда и не выводил, которая появилась у других авторов из общих эмпирических соображений. И все это было сделано исходя из (да-да!) отрицания ньютоновского притяжения, точнее говоря, замены его на вселенское сжимающее давление черным излучением... а фактически (тогда сам Главный конструктор этого еще не осознавал) исходя из новой концепции вселенной...

   – Да! – Инспектор навис над Главным конструктором, вперив в него уничтожающий взгляд, – Джордано Бруно надо было сжечь на костре! И именно потому, что он был прав!!!

   Главный конструктор оторопело посмотрел на Инспектора, а тот еще больше разбушевался. Он отошел, нервно зашагал по комнате, затем опять вернулся к столу, грузно навис над Главным конструктором, затем резко откинулся назад, вновь отошел. Он будто яростно пытался, но не мог пробить невидимую стену – некую стойкую ауру, защищавшую Главного конструктора.

   ...После шокирующих расчетов Главного конструктора последовал миллион заседаний научных сообществ и Большого Ученого Совета. Ведь против старейшего, веками проверенного научного догмата пошел крупнейший ученый планеты. Его не могли игнорировать. Но так же не могли и опровергнуть. Главный конструктор очень мощно и категорично отстаивал новую теорию. Однако как бы ни разбивал он своих оппонентов, заседания заканчивались неприятием его теории. Ее просто отвергали... И точка! Без объяснения причин.

   – Я знаю, – прокричал Инспектор, – что вы правы! Да-да! Вы правы, правы и еще раз правы! Но вы должны были оставаться правыми для себя! С такой правотой надо сидеть и молчать! Набрать в рот воды и молчать!!! Понимаете?!

   Главный Конструктор поднял на собеседника изумленно-насмешливый взгляд.

   – И как давно вы считаете меня правым? – с едва уловимой ехидцей спросил он. – Ведь вы были в когорте тех, кто называл мои расчеты бредом. Вы были уверены, что мой эксперимент закончится провалом и Солнце не сдвинется. Вы ведь поэтому во время эксперимента были не здесь, а прохлаждались на Эриде?...

   Лицо Инспектора побледнело. Он опять подошел к столу и навис над Главным конструктором.

   – Не вам судить, где мне надо было быть сегодня, и как я «прохлаждался» на Эриде.

   Главный конструктор осекся. Действительно, на Земле сейчас шла война, и у Инспектора могли быть серьезные причины не покидать планету-карлик, на которой работала мощная нейтринная связь с Землей. Главный конструктор слышал о семье Инспектора, которая сейчас оказалась в самом пекле военного противостояния.

   – Извините... – проговорил он.

   Инспектор откинулся назад.

   – Не принимаю извинения! – он снова перешел на командный тон. – Вы обещали мне, что в мое отсутствие проведете эксперимент по утвержденной схеме!

   На некоторое время оба замолчали.

   Главный конструктор и его гость могли бы быть сокурсниками. Судьба чуть-чуть развела их в университете. Они были немного знакомы в студенчестве, оба ушли в науку. Да, будущий Инспектор был там, в науке, погружался с головой в астрономические исследования. Ведь неспроста слабый огонек тоски был виден в его глазах, когда он несколько минут назад смотрел на звездный экран.

   Главному конструктору иногда попадались его научные статьи, но уже тогда он отмечал их в основном критический тон. Они всё чаще и чаще посвящались развенчиванию чьих-либо ошибок. Затем публикации будущего Инспектора стали касаться в основном административных аспектов научной деятельности, всё чаще и чаще он писал об истории науки, и, в конце концов, отошел от профильной вузовской специальности и переквалифицировался в исследователи очень узкой области – истории научных заблуждений. Должность проверяющего научных институтов и проектов стала логичным следствием его нового интереса.

   «И все-таки он врет! – подумалось Главному конструктору. – Ни на йоту не верил в мою правоту. Слишком расхоложенно отнесся к своей командировке, высокомерно и по-снобски провел переговоры, и демонстративно удалился на Эриду, всем своим видом показывая, что считает эксперимент полной чушью. И вот теперь, после успеха проекта, его до смерти затрясло – излишняя самоуверенность грозит стать для него катастрофой!».

   – ...И не вам знать, – неожиданно просипел Инспектор, – чем отличаются мои слова от моих мыслей. В отличие от вас я знаю действительную цену правилу «знать и молчать».

   – Но и у меня, – упрямо пробубнил Главный конструктор, – была своя причина и своя правда!

   Инспектор бросил на него сверкнувший взгляд.

   – Если бы молодому Пифагору, – вдруг тихо, в тон Главному конструктору проговорил он, – какие-нибудь пришельцы рассказали о высшей математике, тот никогда бы не придумал «пифагоровы штаны», а дарованные ему формулы освоил бы только на дилетантском поверхностном уровне, поскольку без его «штанов» постичь глубину математики невозможно.

   – Слава Богу, – подавляя вновь нарастающее напряжение, протянул гость, – что до Пифагора инопланетяне не добрались! Но вот наше поколение достали!

   Лицо Инспектора пошло красными пятнами.

   – Сколько теперь, – выкрикнул он, – «пифагоровых штанов» мы не досчитаемся?!

   ...Из программы Каравеллы стали уходить люди... В числе первых – именитые ученые. Уходили друзья.

   Некоторые оставались, но по разным причинам. Кому-то любопытно стало посмотреть на финал экстраординарной ситуации, кто-то одновременно писал диссертации по частным направлениям проекта Каравеллы. Финансирование работ продолжалось и поэтому ушедших заменяли новые участники. Но это были случайные люди. Сюда шли отнюдь не для поддержки идеи Главного конструктора. В целом коллектив медленно таял, и Главный конструктор погружался во все более и более глухое одиночество...

   – Попробуйте скажите теперь всем, – быстро продолжал Инспектор, – что притяжения больше не существует, что Земля крутится вокруг Солнца не потому, что притягивается, а потому, что подталкивается к ней излучением звезд, находящихся чёрти на какой бесконечности, что орбиты спутников Земли рассчитываются не по формулам тяготения, а по формулам внешнего толкания, в смысле давления, в смысле... тьфу ты! Как вы его там обозвали?!

   – Что в этом плохого?! – упрямо вставил Главный конструктор.

   – О, господи! – возопил Инспектор. – Ну почему вы такой тупой?!!!

   – Создайте им такой разворот в голове, – яростно стенал он, – и вы увидите, что они станут ни к чему не способными в фундаментальной науке! Таковы законы развития человеческого миропонимания. Нельзя миновать ее этапы, нельзя миновать заблуждения. Да-да! Нельзя миновать заблуждения! А теперь люди вынуждены будут принять концепцию, свалившуюся на них из Туманности Андромеды, не успев полностью выработать ресурс концепций Ньютона и Эйнштейна. Будут строить пятый этаж, бросив недостроенный третий...

   – Ага, еще и цокольный этаж с тремя китами заброшен, – уже неприкрыто издеваясь, отрезал Главный конструктор. – Их вид, или как его... подвид ведь так и не определен...

   Оба собеседника замолчали.

   – А ведь третий этаж, – тихо, будто самому себе, проговорил Инспектор, – уже практически готов. Не сегодня-завтра в институте космических исследований завершится эпохальная работа. Огромные силы вложены в создание целостной теории черных дыр. Десятки тысяч ученых, сотни институтов по всей Земле работали над этим. В этой теории вся современная физика. Она, наконец, сведет воедино известные науке четыре типа физических взаимодействий: электромагнитного, слабого, сильного и... гравитационного. Все они будут подведены под единый знаменатель.

   Инспектор исподлобья взглянул на Главного конструктора.

   – И вот вы, – снова прибавил в голосе Инспектор, – вырываете из этой, уже сформированной целостной картины гравитацию... Да-да! Как кита из цокольного этажа!

   – ...без ясного подвида... – ввернул Хозяин Каравеллы.

   – Да! – взбесившись, прокричал Инспектор, – Мы не могли не позволить ваш эксперимент, слишком большой резонанс получила в научном мире ваша бредовая идея, но мы ясно указали вам, чем он должен закончиться!

   – Бредовая?! Указали?! – вскинулся Главный конструктор. – Вы указали, что эксперимент должен закончиться... ничем!

   ...Долгие дебаты завершились тем, что провести эксперимент разрешили. Запретить и закрыть программу Каравеллы уже не могли. Слишком много средств она поглотила, слишком долго тянулась. Уже практически закончилось выведение на орбиты необходимых спутников, шла заключительная настройка их. Да и в научном мире началось брожение, и поэтому финальный эксперимент разрешили, но разрешили на особых условиях. На закрытом, строго засекреченном заседании Бюро Высшего Ученого Совета перед Главным конструктором поставили ультиматум – эксперимент должен будет закончиться опровержением его теории... (!!!)

***

   – Но ведь я оказался прав! – вскрикнул Главный конструктор.

   Инспектор обескураженно развел руками. Он подошел к буфету и сделал попытку открыть его. После неудачи он, видимо, вспомнив о своем голографическом статусе, выругался, сорвав злость на сенсорной дверце, и, зачем-то сверкнув взглядом в сторону Главного конструктора, отошел в другой угол. Там он что-то взял в пустоте.

   – Вы сами-то, – проговорил гость, прокашливая першение в горле, – представляете последствия?

   Инспектор отпил что-то невидимое.

   – Вы выкидываете из человеческого миропонимания понятие всемирного притяжения.

   – Нет теперь его!... – Инспектор вскинул руку к черному экрану.

   – Уничтожается, – продолжил он с новым нарастающим напряжением в голосе, – понятие гравитационного поля. Нет его! Невидимого и всепроникающего! Которое нельзя было пощупать, но которое как бы «было»! А вслед за этим логично задуматься и о других полях: электрических, магнитных, ядерных. А, может, и их тоже нет?! И электрон притягивается к протону не потому, что существует электрическое притяжение, а потому что его к протону что-то откуда-то подталкивает?! Но что толкает? И что сближает протоны в ядре атома? Тоже дальняя-предальняя вселенная? И чем? – Инспектор стал переходить на крик. – Тут уже вашим черным излучением не обойдешься! Значит, надо искать во вселенной еще какое-то сверхмощное давление, действующее на ядерном уровне – в каждой – самой маленькой, невообразимо маленькой точке. В каждой!!! Но что это за давление?!!! – Давление вакуума?!!! Какого на этот раз вакуума?!!! И почему тогда отталкиваются одинаковые заряды?!... Мозг взрывается от таких «что» и «почему»!

   Приложив пальцы домиком к вискам и затем резко раскинув руки в стороны, Инспектор изобразил взрывающийся мозг.

   – Буммм!!!

   – В ма... – просипел и прокашлялся Инспектор. Он явно сорвал голос.

   – В ма-ку-ла-ту-ру..., – Инспектор отпил невидимой воды. – ...Превращаются тысячи трудов теории поля. Что теперь писать ученым? О чем говорить студентам? Между знанием, которое свалилось на нас с Туманности Андромеды, и нашей наукой такая огромная пропасть, что скачком ее не одолеть. Между третьим и пятым этажом нет четвертого. Старую науку преподавать уже не сможем, поскольку осознали ее как заблуждение, а новую не осилим! Нечем ее осиливать! Буммм!

   Инспектор опять изобразил взрывающийся мозг.

   – Нет у ученых, – он снова прокашлялся, – отработанных механизмов получения таких знаний! Из пятого этажа мы знаем только один пазл, всего лишь один! – Тот, который подарили нам инопланетяне... И даже не знаем, – взвизгнул Инспектор, – каким чёрти боком впихивать его в нашу, земную науку!...

   Снова воцарилось тяжелое молчание.

   «Земную науку...?» – Главный конструктор бросил взгляд на волнующийся черный экран.

   Из выступления Главного конструктора на заседании Бюро Высшего Ученого Совета: "Люди долго выстраивали теории о вселенной, изучая только ее обозримую часть. Но масштаб в тринадцать миллиардов световых лет для бесконечной вселенной – это пшик, это только ее бесконечно малая доля – вроде элементарной частицы. Даже меньше! Настоящая вселенная там – за пределами видимых нам границ! В бесконечности ее математическая и физическая суть! Бесконечность диктует вселенной свои аксиомы – ее настоящие законы! Не будь ее – планеты покинули бы свои солнца, атомы потеряли бы свои электроны! И большой вопрос – остались бы цельными сами элементарные частицы?! Мы есть не сами по себе такие, какие мы есть, а именно невидимая нами безграничность создает и удерживает нас....

   Земная наука замерла в шаге от новой концепции мироздания. Да, мы можем это только предполагать. Но если это так, то этим шагом мог бы стать успешный старт проекта «Каравеллы»... История нам не простит, если мы упустим этот шанс...".

   Мог бы стать...

   ...Но никто не вникал в выступление Главного конструктора. То ультимативное заседание Бюро напоминало театр абсурда. Все, казалось, были непоколебимы во мнении, что отрицание всемирного притяжения – это бред, и в то же время над каждым неожиданно стал довлеть вопрос «А вдруг?!». И поэтому, с одной стороны, эксперимент не могли не разрешить, а с другой, боялись это сделать – именно из-за страха перед этим «А вдруг!». Несколько раз объявляли голосование, и каждый раз оно срывалось – в урну не было сброшено ни одного шара – ни одного черного и ни одного белого. Вопрос сдвинулся с мертвой точки только после часового выступления старейшего участника заседания, которое свелось к тому, что отрицательный результат в науке – тоже результат, и, ладно уж, пусть проведут этот эксперимент, пусть (простите) обломятся. Бюро так и порешило: пусть проведут, пусть получат твердый гарантированный отрицательный результат, и тогда уж закроем тему – навсегда запретим рассматривать любые домыслы, не признающие всемирное притяжение, как запретили когда-то рассматривать модели вечного двигателя.

   Но на всякий случай... – если вдруг его бредовая теория окажется верна... – конечно же, такого в принципе быть не могло... но вдруг... не дай бог... Главному конструктору в итоге предписали, что он должен будет сделать, если вдруг... – бред, конечно, но... именно на всякий случай...

   Короче, ему поставили ультиматум: если его идеи окажутся, не дай бог, верны, и Солнце как-то там (вдруг!) шевельнется, то он должен будет сделать то-то и то-то, чтобы по итогу получилось, что Солнце как бы вовсе не шевельнулось и его идеи как бы оказались не верны. В общем, дали ему непротокольные Указания...

   – Вы хоть поняли, что вам поручили спасти науку?

   Главный конструктор ничего не ответил, и в комнате снова повисло тяжелое молчание.

   – Да что там наука! – Инспектор безнадежно махнул рукой. – Это коренная... родовая беда человечества... всего земного человечества. История не раз показывала, что когда одни страны уходили в развитии вперед, то, раздавая отставшим народам свои достижения, они замораживали их развитие. Пользуясь импортными благами, целые цивилизации переставали придумывать свои технологии и даже производить собственных инженеров и ученых мирового уровня...

   Главный конструктор угрюмо смотрел в пол.

   – Туземцам, – мрачно добавил Инспектор, хрипнув и отпив невидимой воды, – подарили автомобиль. Они научились крутить руль и давить педали, и теперь полагают, что в этом и заключается секрет езды. Они уже не станут задумываться, как работает двигатель внутреннего сгорания....

   – Туземцы – это мы, – так же мрачно пояснил он. – Автомобиль – это ваш парусник, а двигатель внутреннего сгорания – это... – у Инспектора от нервного тика дернулся подбородок, – это то, что теперь нам ну никак не понятно... это черт знает... это черт знает, что такое! – истерично сипя, выкрикнул он.

   – Вам поручили, – Инспектор пронзил взглядом хозяина кабинета, – защитить человечество!!!

   – Но мы – не туземцы! – вскинулся Главный конструктор.

   – Ну-ну! – опять хрипнув, скривил рот Инспектор. – Вспомните, как одна элитная команда ученых во главе с величайшим ученым современности лопухнулась с маленьким минусом в формуле с Туманности Андромеды! Предметные вы наши!... Ни дать – ни взять аборигены из джунглей с их конкретно-образным мышлением...

   – Вам поручили, – окончательно срываясь на сипоту, проговорил Инспектор, – снять нездоровый ажиотаж и подтвердить гравитационную теорию Ньютона и Эйнштейна... и вы мне лично это обещали...

   – Именно этого я не обещал!

   – Что значит...?! – начал было, но не успел договорить Инспектор.

   Трель звонка неожиданно прервала его. Он резко оглянулся на дверь.

   Это из диспетчерского зала пришли галанавты.

***

   Сегодня, в ту минуту, когда эксперимент только-только стартовал, когда в сторону Солнца понесся пучок нейтринных волн, никто из присутствующих в зале не верил в его успех. Ну, может, почти не верил. Именно поэтому, спустя тридцать часов, когда циферка – маленькая циферка на экране начала меняться, у всех галанавтов вытянулись лица. Люди застыли в шоке. От быстрого же моргания меняющихся цифр зал окончательно погрузился в ступор.

   Главного конструктора забыли даже поздравить, никто не пожал ему руку, не сорвался на аплодисменты. И когда он проходил по залу, лишь оцепеневшие взгляды потерявших дар речи коллег были обращены ему вслед.

   А он не просто шел мимо них – он восходил из глубочайшего глухого одиночества, он шел, забирая с собой души... переворачивающиеся души людей...

   И вот звонок – галанавты пришли к своему руководителю.

   Главный конструктор замер. Взгляд его остановился. Слабая улыбка расправила лицо.

   – А то и значит... – тихо, но твердо ответил он Инспектору.

   На краешке его глаза блеснула едва заметная капелька влаги.

   – ...Что не об Ученых вы говорили.

   Он произнес слово «Ученых» так, как это можно написать здесь только с большой буквы.

   – В смысле? – изумленно просипел виртуальный гость.

   – Это серости.

   – То есть? – расширяя глаза, переспросил Инспектор.

   – То и есть! – внезапно разозлившись, гаркнул Хозяин кабинета.

   Он сильно хлопнул ладонью по столу и поднялся с кресла.

   – Ваши Указания, – резко повысил голос Главный конструктор, – как проводить эксперименты, как работать, чему учить студентов, чему учиться, годятся только для серостей!

   – Серости там сидят! – Главный конструктор двинул рукой, указав пальцем в сторону, противоположную звездному экрану. – На серостях едут и серостями погоняют! Серости определяют, как составлять план-проекты экспериментов, как строить теоретические изыскания, как формировать программы для студентов...!

   Инспектор оторопело смотрел на него.

   – Ну откуда им знать, – гремел Главный конструктор, глядя сверху вниз на человека, главным показателем работы которого было количество зарезанных научных проектов, – как на самом деле надо работать в науке, чему на самом деле надо учить студентов?! Для этого нужно взлетать, а они никогда не взлетают! Они – не Ученые!

   Всё! Он вырвался из глухого одиночества! Теперь он не один. С ним галанавты Каравеллы. Теперь его поддержат миллионы!

   Главного конструктора отпустило. Тяжелейший груз свалился с его плеч. Все последние годы, с того момента, когда «с его клавиатуры» сошла новая концепция, он жил под жесточайшим стрессом – словно тугой, сплетенный комок нервов. Огромных сил стоило держать все в руках – и защищать от сильных мира сего гигантский, неимоверно важный проект, не давая его закрыть, и руководить людьми, не верящими в успех его дела, работать рядом с ними, жить рядом с ними, каждый день встречаться с их убегающими взглядами и давать распоряжения, которые сотрудники считали в лучшем случае бессмысленными, ощущать спиной их насмешливые взгляды, и, несмотря ни на что, продолжать верить во все самому... а, главное, – верить и в этих людей!

   Но теперь всё!... От-пу-сти-ло...

   Главный конструктор бросил последний взгляд на Чрезвычайного Инспектора Высшего Ученого Совета и медленно опустился в кресло.

   Всё! Теперь он всего лишь смертельно уставший человек.

   Перед ним на столе крутилось маленькое облачко миниатюрной солнечной системы...

   – Ах вот оно что! – прохрипел полностью севшим голосом Инспектор. – Значит, вы не собираетесь выполнять Указания Бюро...?!

   Гость начал неистово кашлять.

   – Д-держали ф-фигу к-кармане!... З-знали, что р-раскрой с-свои планы раньше, п-п-проект Каравеллы тут же бы за-за-закрыли...

   В дверь снова позвонили. На небольшом приставном экране отобразились лица людей. Инспектор остановился. Сверкая взглядом, уничтожающе посмотрел на Главного конструктора, и, с размаху бросив что-то невидимое об пол, стал постепенно растворяться в воздухе...

III. За много-много сотен лет до этого

(необходимое отступление в не фантастику)

   1690 год. Голландский механик, физик, математик, астроном и изобретатель Христиан Гюйгенс получил интересное письмо. В нем его знакомый женевский математик Никола Фатио изложил весьма неожиданную версию теории гравитации. Вопреки «Математическим началам натуральной философии» великого Исаака Ньютона он предположил причиной гравитации не тяготение тел, а их подталкивание друг к другу хаотично движущимися по всей вселенной мельчайшими корпускулами. В письме содержался математический вывод той самой формулы гравитации, которую Ньютон ни из чего не выводил, а взял из работ своих предшественников, а те, в свою очередь, получили лишь на основе эмпирических наблюдений. Фатио вывел ее, опираясь на свою корпускулярную модель. Незадолго до этого письма молодой женевский математик предлагал рассмотреть свою версию самому Ньютону, а, ближе познакомившись с ним, предложил написать новую редакцию «Начал».

   Фатио встретился с Ньютоном на заседании Королевского общества в 1689 году. Ум и сметливость молодого математика очаровали маститого ученого, и вскоре они стали близкими друзьями. Ньютон даже предложил Фатио жить с ним в Кембридже в качестве ассистента. Фатио отказался, предпочтя самостоятельную академическую карьеру, и Ньютон дал понять, что издавать новую редакцию своих «Начал» он не склонен.

   Женевский математик все же надеялся опубликовать исправление «Начал» и писал Гюйгенсу: «я, возможно, мог бы взяться за это сам, так как не знаю никого, кто так хорошо и глубоко понимает большую часть этой книги». Гюйгенс по мере сил помог ему. Он поучаствовал в составлении перечня ошибок к ньютоновскому труду, а также способствовал оглашению письма Фатио на заседании Королевского общества.

   Но на этом все закончилось. Публикации не последовало и поэтому, когда спустя 66 лет ту же самую теорию предложил швейцарский физик Жорж Луи Ле Саж, она получила название теории гравитации Лесажа.

   А Ньютон? – Ньютон верил в Бога, и не просто в Бога, а в живое присутствие Бога в каждой точке Вселенной, называя пространство «чувствилищем Бога». Эта пантеистическая идея объединила в единое целое научные, философские и богословские взгляды ученого. От натурфилософии до алхимии – все сферы ньютоновских интересов – суть различные проявления глубоко владевшей им базисной идеи. В том числе и теория всемирного тяготения – она вызрела из убежденности Ньютона, что всякая вселенская сущность, будучи воплощением Бога, не может не испытывать чувства единения с любой другой сущностью, наполненной тем же Богом – не может не испытывать стремления к воссоединению своих божественных начал, то есть неодолимого фи-зи-чес-ко-го при-тя-же-ния к ней.

   И вот уже несколько сотен лет этаж за этажом на фундаменте глубокого религиозного воззрения средневекового ученого наука строит свое величественное здание. А красиво и убедительно строить труженики науки умеют. Даже, если из-за сложного угловатого фундамента здание уходит где-то в наклон, они всегда смогут виртуозными математическими выкладками убедить всех, что это не здание наклонено, а, например, искривлено пространство... И что все в мире замечате... в смысле, относительно...

   И, наверное, мало кто по-настоящему видит, что от искривленного здания науки искривляется и общество, – никак, казалось бы, не связанное со зданием науки общество... Как именно это происходит, увидим, продолжив наш рассказ и вернувшись в фантастику – выдуманный и глубоко правдивый мир... Ибо только он позволяет писать Настоящую Правду.

IV. И снова Каравелла

   В комнате долго, очень долго висела тишина.

   – Та эта чо палучаца? Сонце щас кудата таво?!... Движыца?!

   Это прорезался, наконец, голос Светара. Он сидел напротив Командора Каравеллы и, переваривая услышанный рассказ, потрясенно смотрел на него.

   – Инспектор исчез, – сухо проговорил Командор, не реагируя на вопрос, – и больше я его не видел. Он был смещен со своей должности за то, что «проморгал» наш эксперимент. Вместо него на первые роли вышел Верховный Главнокомандующий. Он не стал ни с кем дискутировать, а просто дал команду уничтожить все документы по проекту «Каравеллы» и все спутники, создавшие дифракционную решетку. В мировую сеть был запущен вирус, который повсеместно удалил все упоминания о письме с Туманности Андромеды.

   – Ка?!!! – воскликнул пришедший в себя Светар. – Но почму?! Зачм?!

   Командор замолчал, глядя перед собой опустошенным взглядом.

   И тут Светар вспомнил, что сто лет назад (как рассказывали им в колледже), то есть примерно в то же самое время, ведущими учеными, членами Высшего Ученого Совета под патронажем самого Верховного Главнокомандующего был совершен какой-то «эпохальный прорыв» в науке. Была создана теория, объединившая четыре поля – электромагнитное, еще какие-то там и... как раз гравитационное. В «золотой ряд» науки вслед за Коперником, Ньютоном, Эйнштейном были вписаны новые имена, и во главе их – имя Верховного Главнокомандующего.

   – Об эксперименте с движением Солнца, – мрачно продолжал Командор, – нигде не сообщали, ни тогда и ни позже. И никто ничего об этом не узнал. Сообщили о нашей мертвой станции, но мало ли их, потухших, в космосе... Когда же на Земле закончилась война, все мысли были только о восстановлении планеты. О какой-то там никому не нужной Каравелле через год уже забыли. Все (!) забыли... Миллионов за спиной не оказалось.

   – А Каравеллу я уберег, – тихо добавил Командор. – Когда начали сжигать спутники, я отпустил команду на Землю, увел станцию на новую орбиту и сымитировал ее гибель. Оставшись здесь в одиночестве, я из Главного конструктора превратился в Командора. Управлять странствующей Каравеллой должен не ученый червь, а матерый мореплаватель.

   – И как матерый мореплаватель, – добавил, усмехнувшись, Командор, – я обвел вокруг пальца отряд, прибывший консервировать Каравеллу. А матросы...

   – Ваши галанаты, – негромко перебил его Светар, – на Зимли стали оващи... И атрят кансиватарав тожи...