Текст книги "Паруса для галактики (СИ)"

Автор книги: Сергей Кержак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Пролог

   1690 год. Голландский механик, физик, математик, астроном и изобретатель Христиан Гюйгенс ван Зёйлихем получил интересное письмо. Никола Фатио де Дюилье – его хороший знакомый, женевский математик – изложил в нем неожиданную версию одной фундаментальной научной теории...

I. Каравелла

   Светар вздрогнул и, замерев взглядом на большом экране, застыл на месте. Из космической черноты прямо на него смотрело кольцо гамма-крастера. Внутри все оборвалось. На лбу приступили капельки пота. Еще немного и невидимые лучи превратят его корабль в точно такую же космическую черноту...

   Неужели вот так все закончится?! Несколько лет перелета к Эриде – самой удаленной от Солнца карликовой планете, несколько месяцев одинокого ожидания на пустынном карлике до сближения с орбитой заброшенной станции, несколько недель полета к космическому призраку и... достигнув цели, рассыпаться в ничто! И всё из-за идиотского авантюрного пари...

   Каравелла – такое странное романтическое название имела потухшая станция. Она двигалась на задворках солнечной системы чуть дальше Эриды по математически точной круговой орбите. Когда всех работников, занятых в ее программе, – и тех, кто вернулся со станции, и тех, кто обеспечивал ее работу с Земли, и даже тех, кто занимался ее консервацией на месте, поразила неизвестная науке болезнь, превратившая людей в ходячие «овощи», миссия станции обросла самыми невероятными легендами. Все это произошло почти сто лет назад. Тогда же, вернее, лет за десять до ее консервации назначение станции было засекречено по самой высшей категории. После выполнения программы Каравеллы во всех ведомствах были уничтожены файлы с информацией о ней.

   И вот дуло крастера, смотрящее прямо из станции-призрака... Следующие минуты показались Светару бесконечными. Не отводя глаз, он ждал конца. Но время текло, а испепеляющего удара все не было. Лишь экран отчего-то подернуло полупрозрачной дымкой.

   Когда экран снова очистился, лицо Светара вытянулось в неврастеническом изумлении – кольцо крастера исчезло.

   Еще минуту Светар, застыв в неподвижности, с неверием смотрел в глаза подаренной жизни. И, наконец, его рука, подрагивая, поднялась. Онемевшие скрюченные пальцы убрали с бровей огромные капли пота.

   Значит, Каравелла жива?!

   И обессилевший от пережитого шока Светар уже безвольно наблюдал, как громадная станция, которую все давно считали мертвой, втягивала его транспортный корабль в огромный засветившийся ослепительными огнями зев приемного отсека...

II. За сто десять лет до этого

   Большой, занимающий всю стену черный экран, казалось, погрузился в глубокий сон. Казалось, уснули и рассыпанные по его вогнутому полотну точки-звезды. Главный конструктор Каравеллы сидел напротив экрана и, застыв в неподвижности, неотрывно смотрел на самую яркую из них. Ее свечение искусственно приглушалось, иначе глядеть на звезду было бы невозможно. В открытом космосе она ослепляла невероятным сиянием – настолько непривычным для простой звезды, что могла даже погружать в слабый гипнотический транс.

   Отсюда, с дальних окраин планетной системы, такой необычной, завораживающей точкой – всего лишь точкой, но неоспоримой хозяйкой звездного небосвода виделось... Солнце. Да-да, это было далекое Солнце...

   По краям экрана вытянулась сложная графика с многочисленными фигурками и цифрами. Ее тонкие линии слабо мерцали, будто замерев в чуткой полудреме. Тридцать часов назад был запущен Процесс. Половина этого времени необходима пучку нейтринных волн, чтобы от орбиты Каравеллы долететь до Земли и еще восемь минут, чтобы достичь Солнца. Теперь перехваченный и перезапущенный околоземными спутниками он возвращался обратно. Его и ждали мерцающие цифры на экране.

   Неожиданно раздался голос диспетчера. Главный конструктор невольно вздрогнул и напрягся. Это был тот самый голос, который тридцать часов назад дал старт Процессу. Вместе с пучком нейтринных волн он унесся к Земле и теперь вернулся на Каравеллу.

   Голос диспетчера, раскатываясь эхом, принялся чеканить. Прозвучала первая команда... вторая... третья... У нижнего края экрана дрогнула цепочка цифр. Четвертая команда... пятая... и... самая крайняя цифра стала постепенно растворяться.

   Главный конструктор замер в напряженном ожидании.

   Шестая команда... На месте исчезающей цифры начала проступать новая – на единицу большая.

   Поехали?...

   Слух уловил как приостановилось дыхание у всех сидящих в зале. Замерев, они также неотрывно следили за этой – самой крайней цифрой.

   Поехали?!

   Цифра начала медленно меняться во второй раз. Кто-то тихо выдохнул.

   Поехали...

   Неимоверное напряжение сменилось пробежавшей по телу дрожью. Когда выросла на единицу цифра из следующего разряда, по залу прокатились тихие возгласы.

   Поехали!

   Цепочка цифр в нижней части экрана начала меняться с нарастающей быстротой.

   Ничего не видя и не слыша вокруг, Главный конструктор поднялся и пошел через зал. Люди встали с мест.

   Поехали!!!

   Его провожали потрясенные взгляды. По залу проходил человек, на глазах у всех превращавшийся в легенду.

   Он шел, ни на что не реагируя. Побежавшие по экрану цифры извещали о том, что пятнадцать часов назад Солнце – исполинское Солнце – сместилось со своей галактической траектории. Хозяйка звездного небосвода медленно и послушно двинулась по пути, обозначенному ему этим человеком...

   Поехали...

   Человек-легенда будто уходил куда-то в вечность.

***

   Дверь кабинета закрылась сама.

   Все! Теперь он один! И теперь он – не легенда. С этой минуты он – смертельно уставший человек.

   Главный конструктор опустился в кресло. Над столом закрутилась маленькая модель солнечной системы. Он остановил на ней взгляд. Светящееся облачко с крохотными шариками-планетами, чуть покачиваясь, вращалось в воздухе.

   Теперь он может переварить хотя бы миллионную долю того, что произошло.

   Самые разные механизмы, машины и корабли создавали люди в разные времена. Тысячелетиями учились передвигаться по земле, океану, воздуху, по ближнему и дальнему космосу. Но никому и никогда не приходила мысль двигать планеты и звезды...

   Главный конструктор отвлекся от бегущих по кругу зеркальных шариков и устало закрыл глаза.

   ...Ведь никому не могло прийти в голову, что не гигантские двигатели для этого нужны, и не особое топливо... а нужен сам космос – холодный космос, нужно запрячь его колоссальные скрытые силы...

   Неожиданно хозяин Каравеллы вздрогнул. Настороженный трек видеозвонка заставил его пробудиться – на противоположной стене проступил силуэт мужчины.

   Главный конструктор стал всматриваться в картинку, которая медленно обретала объем и живые черты. Хозяин Каравеллы напрягся – «умный трек» не ошибся – из многомиллиардного человечества к нему портировался именно тот, кого менее всего хотелось видеть в эту минуту.

   Виртуальный гость отделился от стены и подошел к столу.

   – Зачем вы здесь? – упавшим голосом выговорил Главный конструктор.

   Там, далеко на Земле, шла глобальная горячая война, и, хотя, казалось, здесь, на задворках Солнечной системы, не были слышны ее раскаты, однако она докатывалась до окраин – доставала землян повсюду... Доставала каждого по-своему.

   Гость не отреагировал на слабый кивок Главного конструктора и, оперевшись руками о крышку стола, навис над ним.

   – Зачем я здесь? – холодным тяжелым тремором спросил посетитель.

   Он прошил хозяина Каравеллы жестким взглядом.

   – Должен же я поздравить вас! – сказал гость с интонацией, какой выносят приговоры.

   – Спасибо... – подавлено ответил Главный конструктор.

   В комнате повисла тяжелая пауза.

   – Как вы посмели самовольно изменить схему эксперимента?! – металлически проскрежетал виртуальный посетитель. – Возомнили, что победителей не судят?...

   Гость откинулся назад. Он сжал и разжал кулаки, жестко разминая их и угрожающе поглядывая на хозяина кабинета.

   Главный конструктор, поёжившись, проследил за ним. В комнате отображалась телеголограмма, и эти движения означали, что то же самое сейчас проделывал человек, находящийся в гостиничном комплексе на карликовой Эриде.

   «Там-то он зачем их накачивает? – инстинктивно втянув голову в плечи, подумал Главный конструктор. – Бить собирается?... Что? Мой мираж?»

   Гостем Главного конструктора был Чрезвычайный Инспектор Высшего Ученого Совета, в задачи которого входило проконтролировать эксперимент. У него были полномочия остановить проект, и он осуществил бы их, окажись здесь на двое суток раньше.

   – Значит, так! – жестким приказным тоном сказал Инспектор. – Что делать теперь, вы знаете! Указания у вас есть.

   – Мы научились двигать Солнце! – негромко воскликнул Главный конструктор.

   – Что?!...

   – Мы научились двигать Солнце! – повторил Главный конструктор. – Вы хоть представляете, что это такое?!

   Инспектор в крайнем изумлении посмотрел на него.

   – Это что?! Отказ?!

   Главный конструктор отвел взгляд в сторону.

   Снова повисла напряженная пауза.

   – Та-а-ак! – жестко, будто накачивая еще и голосовые связки, протянул посетитель. – Научились двигать, значит!

   – Понимаю, – едко хмыкнул он. – Мы ж ученые! Мы ж не заглянем в Указания, пока не поговорим!

   Инспектор просверлил взглядом Главного конструктора.

   – О, господи! Как же достали ваши разговоры!...

   Гость снова навис над столом.

   – Ну!...? и!...? Давайте!... Научились?!...

   – А, может, вспомним, – чуть ли не выкрикнул он, – у кого?!

***

   За сто лет до этого земные обсерватории поймали сложный сигнал, пришедший из Туманности Андромеды. Это было большое развернутое послание от неизвестной цивилизации. Почти пятьдесят лет ушло на его расшифровку. В первой части письма был изложен доскональный математический просчет движения галактик Туманности Андромеды и Млечного пути. Наиподробнейшим образом просчитано их ожидаемое столкновение, которое произойдет через несколько миллиардов лет, – длинными цепочками формул расписано, как изогнутся шлейфы центральных черных дыр, как рассыпятся галактические спирали, как поломаются орбиты каждой (!) звезды, как деформируются, а где-то и исчезнут планетные системы (в том числе и солнечная)...

   А дальше в письме было то, во что потрясенные дешифровальщики не сразу поверили. Собственно говоря, перепроверка именно этого так надолго и затянула расшифровку. Ошибиться было нельзя, и поэтому из послания вытащили все, что там было и чего, казалось, не было. По мельчайшим признакам письма, его оформлению, логике изложения, алогичным отклонениям, словесным переходам, математическим и пунктуационным символам реконструировали язык инопланетян, алфавит и его историю, образ мышления, обычаи, историю цивилизации и даже биологическую эволюцию... В общем, все, что было важно и не важно! Слишком рискованно и дорого было бы обмануться в содержании послания – из раскодированных символов сложилась инструкция по изменению (ни много – ни мало!) траекторий движения галактик (!)...

   В инструкции детально расписывалась схема построения на периферии солнечной системы сети спутников. В заданный момент они должны будут включить когерентное излучение. А затем следовало самое непонятное и невероятное – в результате этого действия Солнце должно будет изменить направление движения.

   Вокруг этой потрясающей загадки – как на движение Солнца может повлиять излучение сети спутников – и развернулись самые сложные работы. Поручили их нынешнему Главному конструктору нынешней Каравеллы.

   – Поручили лисе курицу стеречь... – Инспектор, нервно поиграв желваками, сверкнул взглядом и отошел к большому экрану.

   Главный конструктор перевел дыхание: «Вот и хорошо. Пусть там расслабится».

   На экране отображался трехмерный адаптивный обзор звездного неба, направленный в противоположную от Солнца сторону. На широком полотне виднелись плавные мурмурации звездных туманностей, плывущие караваны галактических нитей и стен, огромные, размером в десятки и сотни тысяч галактик, пустынные беззвездные пузыри – войды. Время от времени поле экрана разрезали яркие джеты, выстреливающие из невидимых черных дыр, заслепляли огненные короны вспыхивающих сверхновых. А где-то далеко-далеко за ними зазывно мерцали почти невидимые слабые звездочки, которые то исчезали, то всплывали в качающихся волнах черного фона...

   Инспектор остановил на них нахмуренный взгляд.

   Нет, колыхание черноты не было какой-то оптической иллюзией – так разработчики отобразили реальное волнение бесконечного космического вакуума. Они лишь для наглядности ускорили его, но при этом, добавив в отображение звездных пространств еще и их живые эволюции, они сотворили маленькое чудо – стала осязаемой непостижимая человеческому воображению вселенская глубина. И хотя это был все-таки реальный обзор реального космоса, однако фантазией своих созидателей он разворачивался на громадном экране как глубоко эпическая картина мироздания, которая привораживала всякого, кто лишь ненадолго останавливал на ней свое внимание.

   И неудивительно, что вскоре Инспектор, а вслед за ним невольно и Главный конструктор, оба застыли, глядя на огромную вселенскую панораму. Однако взгляды обоих были обращены не на яркие звезды и играющие вспышками скопления, а дальше, к самым тусклым мерцающим точкам, и даже еще дальше – туда, где уже ничего не было видно, – в черноту... в бездонную бесконечность, казалось, всасывающую и бесследно растворяющую в себе даже само полотно экрана. Именно она – колышущаяся вселенская чернота, невидимая глазу, таинственная и непостижимая, таила в себе невообразимую силу – ту самую мощь, которую сумели сегодня запрячь люди.

   ...Да, понимание загадки послания Туманности Андромеды приходило не сразу – малыми порциями и совершенно непредсказуемо. Началось с посторонней, казалось, детали: один из техников проекта как-то заметил, что полученная в результате когерентного излучения интерференционная картинка, если ее наложить на пылевое поляризованное облако, соберет частицы пыли в многослойную рассовмещенную дифракционную решетку.

   Собственно говоря, это не было чем-то новым – ранее проводились подобные масштабные эксперименты с обширными облаками поляризованной пыли, растянутыми за орбитой Сатурна. Ее собирали когерентным излучением в комбинированные дифракционные решетки, которые позволяли прямо в межпланетном пространстве создавать большие голографические изображения отдаленных астрономических объектов и даже проецировать далекие масштабные события. И поначалу высказанная идея тоже заинтересовала возможностью получения новых голограмм, но расчеты показали, что решетка такой необычной конфигурации не могла создать никакой внятной картинки, поскольку срабатывала лишь как рассеиватель фонового космического излучения – излучения звезд, находящихся на бесконечных расстояниях, то есть невозможно малой энергии, намного меньшей, чем у реликтового потока. Эти лучи не могли быть уловлены ни одним из созданных людьми датчиков, поэтому, образно говоря, смотреть было бы не на что.

   Но после этого Главный конструктор все чаще останавливал задумчивый взгляд на черном поле экрана. А что если техник, сам того не ведая, наткнулся на дорожку, ведущую к решению? Ведь когерентное излучение – явный намек на интерференционную решетку. Но зачем строить то, что собирало бы лишь черное, как его называли, свечение? И если инопланетяне действительно предлагают построить улавливающую решетку, то почему для абсолютно бесполезного излучения?! Случайно ли это?

   – Вы отдаете себе отчет, – с напряжением в голосе перебил его мысли гость, – что теперь рухнут многие научные школы, под сомнением окажутся все расчеты, на основе которых строятся космические программы? Рухнут все теории о космосе...

   – Рухнут! – машинально повторил за ним Главный конструктор. – Но они и должны рухнуть, так как построены на заблуждениях.

   – Заблуждениях?! – вскрикнул Инспектор. – Знаете ли вы цену заблуждениям?!

   Главный конструктор бросил на него короткий взгляд. Знает! Еще как знает! Одно заблуждение даже сыграло решающую роль в проекте. Во-первых, благодаря ему станция получила свое неожиданное романтическое название...

***

   Да, путь к разгадке прошел через большое заблуждение, начавшееся с самой обыденной человеческой фантазии, пришедшей в самом обычном сне, – однажды Главному конструктору приснились паруса...

   Ему приснилась гигантская каравелла размером с солнечную систему с парусами... из этих многослойных решеток. Они надувались тем самым фоновым вселенским излучением, унося каравеллу в далекий космос. Однако мозг ученого так устроен, что не может не анализировать все новое и необычное, с чем встречается в жизни. Вот и на этот раз, пока спящий человек зачаровывался галактическим полетом под грандиозными парусами и изумлялся силе черного излучения, сдвигающего громадную каравеллу, его мозг подспудно, чисто машинально обсчитывал коэффициент полезного действия слоеной парусной конструкции, подсчитывал скорость, которую она придаст каравелле. И у него получилось значение, заставившее Главного конструктора моментально проснуться, – точно такая же скорость была указана в письме с Туманности Андромеды для сдвинувшегося Солнца.

   Трое суток приснившаяся каравелла не выходила из головы. Нет, конечно, то, что мозг насчитал во сне, не было корректным расчетом. Это было лишь имитацией расчета, хотя очень и очень убедительной. Оно и не удивительно: мозг во сне может крайне убедительно проделывать все что угодно. На этот раз был проведен виртуальный расчет, не основанный ни на каких цифрах. Для реального расчета недоставало одной принципиально важной из них – величины того самого неуловимо слабого черного вселенского давления, взять которую было просто неоткуда. Поэтому спящий разум прокрутил одни лишь тензорные оболочки формул, но надо отдать ему должное – очень виртуозно прокрутил и как бы «вывел» заранее известный из письма результат. Такое часто случается у научных работников – мозг нередко во сне совершает открытия, бывает, даже реальные, бывает, даже эпохальные, которые затем вписываются в историю науки.

   И хотя это был случай из той же серии сновиденческих «открытий», но, тем не менее, жуткий мандраж от мнимого, но все-таки желанного попадания в цель буквально колотил все эти дни Главного конструктора. Не на шутку разыгравшийся ум постоянно будировал один вопрос: «А что если и здесь зарыт путь к разгадке? Ведь конструкция решеток и в самом деле напоминает многослойные паруса на каравелле».

   Под конец третьего дня мучительных раздумий Главный конструктор извлек из библиотеки регистрационные документы станции и к ее буквенно-цифровому обозначению подрагивающими пальцами добил на клавиатуре слово «Каравелла». Сделал он это умышленно, чтобы слово «каравелла» постоянно стояло перед глазами, ибо где-то в нем интуитивно ощущалась разгадка инопланетного послания.

   Так родилось и официально утвердилось название построенной станции с ее спутниками. А вместе с этим потянулись годы погони... за убегающим миражом.

   Главный конструктор перевел взгляд на одну маленькую, тускло мерцающую звездочку.

   От нахлынувшего воспоминания, разыгравшегося на фоне нервозной обстановки, у него участился пульс. Необходимо было успокоиться. Хозяин кабинета замер, неотрывно глядя на едва заметную точку...

   ...Звездочка медленно колыхалась на изгибах волнующегося черного фона. Едва различимая, она уносилась вдаль со скоростью, немного не достающей до скорости света, и вот-вот должна будет безвозвратно утонуть в черных волнах. И тогда она станет невидимой. Она будет поглощена вселенскими глубинами, так и не поделившись с землянами хотя бы малой долей своих тайн. В памяти о ней останется лишь ее прощальное мерцание...

   Конечно, сама погоня за тайной каравеллы тоже прошла через сомнение. Ведь излучение запредельно далеких звезд настолько слабо, что невозможно говорить о каком-либо заметном его давлении на «паруса». Вместе с тем конструкция решеток говорила о том, что они предназначены именно для такого излучения. Вывод напрашивался один – видимо, слабость излучения должна будет чем-то компенсироваться. Например, его плотностью. Ведь, учитывая бесконечное количество находящихся во вселенной звезд, логично предположить, что их сверхслабые фотоны приходят к нам настолько тесным потоком (если быть математически точным – бесконечно плотным потоком), что это может стать и ощутимым. Только с учетом этого фактора идея, изложенная в письме с Туманности Андромеды, могла быть адекватной и работоспособной. Вот на это – на адекватность инопланетян – и положились. Вокруг этой идеи и закрутилась работа.

   Всё! Звездочка исчезла. Главный конструктор потерял ее из виду.

   «Так быстро?!». Он на минуту забыл обо всем – о своем кабинете, эксперименте, Инспекторе... Впрочем, нет, конечно, не забыл. Звездочка покинула его, так и не вернув ему спокойствие, и теперь он лишь обескуражено смотрел ей вслед – в убегающую черноту.

   Время от времени решение загадки решетчатой каравеллы казалось ухваченным, но оно ускользало, отодвигаясь, как призрачное видение. Его снова настигали, и оно снова выскальзывало из рук, оказываясь еще дальше прежнего. Так случалось несколько раз: снова и снова настигали, снова и снова упускали, и оно убегало все дальше и дальше. И длилось это целые пятнадцать лет! За это время компьютерным моделированием было опробовано огромное количество межпланетных схем, было прокручено множество экспериментальных программ. Собирали даже реальные макеты. Вдоль и поперек изучили физику уже существующих решеток поляризованной пыли. Протестировали море создаваемых ими голограмм... И лишь после пятнадцати лет непрерывных поисков стало ясно, что исследования велись по ложному пути.

   «Знает ли он цену заблуждениям?» – Главный конструктор скосил взгляд на Инспектора.

   Тот, ссутулившись, уже вышагивал вдоль колышущегося экрана.

   «Знает, еще как знает!».

   Главный конструктор застыл взглядом на сгорбленной фигуре гостя. Она вдруг вызвала в нем жалость. Если Инспектор не выполнит свою миссию, его ждет трибунал и отставка с лишением всех регалий.

   Казалось, он физически сгибался под тяжестью неизвестного мрачного будущего – словно огромный атмосферный столб сейчас прижимал его к полу.

   Кстати, именно идея об атмосферном столбе, – Главный конструктор отвел взгляд в сторону, – и проторила дорожку к решению загадки Андромеды.

   Как-то еще в школьном возрасте воображение будущего Главного конструктора поразил факт, что на каждого человека на Земле давит тяжелый столб атмосферы, и что не будь уравновешивающего давления изнутри, человек ощущал бы себя, как на большой глубине под водой.

***

   Однажды к нему пришла похожая мысль. Как-то, будучи на Земле с плановым отчетом перед Ученым Советом, он засмотрелся в поздний час в ночное небо. Ему вспомнилось про атмосферный столб, подумалось и про черное вселенское излучение. Подумалось, что если им предполагается сдвинуть огромную слоистую решетку, то оно должно сейчас давить и на него. Но человек его не ощущает, и, видимо, потому, что оно так же, как и атмосфера Земли, давит равномерно со всех сторон.

   Впрочем, – вдруг пришло ему тогда в голову, – не равномерно! Аналогия с атмосферным давлением здесь работает только наполовину! Он стоит на Земле, и лучи, идущие снизу, проходят сквозь нее и ослабляются. Ведь прошить какую-никакую, но немаленькую планету даже почти неуловимым фотонам не всегда получается. То есть Земля, где-то поглощая, где-то рассеивая, частично экранирует вселенское излучение... Снизу его напор слабее, и баланс черного излучения может так нарушиться, что оно сможет даже поддавливать его к Земле.

   И Главного конструктора осенило. Он вдруг понял, как сработает решетка... – Она ведь рассеивает... не подхватывает излучение, а рассеивает его! А для любого оказавшегося «в ее тени» тела это – то же самое, что экранирует!

   Причем, это будет ощутимое экранирование! Ведь площадь решеток исчисляется отнюдь не земными километрами, оно очерчивает пространство в несколько сотен земных орбит! А из этого следовало, что подобно тому, как экранирование со стороны Земли может поддавливать к планете, экранирование со стороны решеток будет поддавливать и к ним. – То есть не решетка будет сдвигаться черным излучением, а все, что окажется за ней.

   Главный конструктор посмотрел на крутившуюся над столом модель солнечной системы.

   «Надо бы решетчатые паруса сюда пристроить, – рассеянно улыбнулся он, – для учебных целей... Чтобы показывать студентам и туристам, как решетки прикрывают нас от напора вселенской черноты»

   Главного конструктора охватило тогда сильное возбуждение. Казалось, он нащупал-таки разгадку? Однако накатившая тут же другая мысль крепко осадила его: «Если допустить невероятное: что поддавливание будет настолько ощутимым, что сможет подвинуть само Солнце, то в итоге-то светило начнет движение не от парусов, а на паруса!»...

   Это был шок!...

   Инспектор прекратил вышагивание. Чуть наклонившись и опустив руку, он провел ею по пустоте, словно трогая и сдвигая что-то. Проделав это, он вдруг уселся на эту пустоту и повис в полуметре от пола! Главный конструктор изумился было увиденному, но быстро сообразил, в чем дело. Там, на Эриде, Инспектор, видимо, опустился в кресло, которое здесь не отображалось, и теперь гость забавно покачивался в воздухе.

   Впрочем, Главного конструктора комичная картинка не расслабила – уж слишком нервозно и учащенно покачивался Инспектор...

   ...И опять несколько дней ушло на мучительные раздумья. Да, он допустил какую-то логическую ошибку, но зато теперь был абсолютно уверен, что путь к разгадке лежит именно через экранирование решетками космического излучения. Это был маленький, но важный шажок! Но дальше куда? Ведь, как ни прикидывай, движение Солнца во всех вариантах получалось обратным! В чем же он ошибался?

   И снова Главный конструктор открыл послание с Андромеды, и снова перерыл его вдоль и поперек. И вдруг... споткнулся на маленькой черточке. Его будто окатило ледяной водой. Значение скорости Солнца обозначалось в письме со знаком минус. То есть именно такое – обратное!

   Это был большой коллективный шок. Сотрудники ходили в изумлении – почему никто этого не заметил?! Видели, конечно, знак минус... Все видели! – Читали, что после включения когерентного излучения Солнце получит относительную скорость, равную минус шестьдесят с кучей знаков после запятой! Читали, видели, но обращали внимание только на «шестьдесят»! Озадачивались тем, в каких единицах измеряются эти «шестьдесят», а маленький минус, даже не задумываясь, подсознательно относили либо к иному направлению координатной оси либо еще к чему-то, не имеющему принципиального значения. Инерция технического мышления конструкторов уносила их на особенности рассовмещенных решеток, математики разбивали лбы о невероятно громоздские тензорные навороты, планетологи же, работая под довлеющей аналогией средневекового парусника, почти пятнадцать лет искали в межпланетной пустоте невидимые аналоги мачт, то есть кувыркались над вопросом, как решетки, находясь на окраинах планетной системы, будут передавать силу черного ветра Солнцу. А Главный конструктор? – Ох! А он, видимо, переусердствовал в концептуальных аспектах явления. Ведь, как ученый и руководитель важнейшего проекта просто на адекватность инопланетян он полагаться не мог...

   (Но нельзя не заметить, все по достоинству оценили научное мышление инопланетян – ведь те сочли достаточным указать лишь знак минус, не дополняя это никакими предметными комментариями. Наше же человеческое мышление, даже научное, именно предметно. Оно обязательно должно, даже при мысленных рассуждениях, пояснять «на пальцах» самые сложные математические выкладки. Публикации стараются дополнять схемами, графиками, рисунками и прочими иллюстрациями. К слову сказать, только теперь обратили внимание на то, что в послании с Андромеды не было ни одной картинки. Они, похоже, не знают, что такое графики. Вместо координатных осей сплошные тензоры. Наисложнейший процесс столкновения галактик, как и конфигурация системы спутников и решеток, описаны только формулами, без наглядных схем – тяжелейшее для человеческого мозга письмо. Немудрено, что в такой Джомолунгме символов просмотрели маленький минус. Инопланетяне своим письмом продемонстрировали насколько глубоко математично их мышление, насколько далеко от нас убежал их разум.).

   – Вы хоть понимаете, – нервно покачиваясь в невидимом кресле, заговорил Инспектор, – что готовы поставить крест не просто на базовой научной теории, но и на науке вообще?

   Главный конструктор вздрогнул и побледнел.

   После того, как он подставил в итоговое уравнение тех самых оболочечных тензорных расчетов, которые приснились ему во сне, скорость Солнца, взятую из письма инопланетян (со злополучным знаком минус!), у него обратным ходом по обратной цепочке уравнений вывелась стартовая цифра – величина вселенского черного давления – то, что невозможно было подсчитать никакими другими способами.

   И она оказалась колоссальной!

   Настолько огромной, что выходило, что если, к примеру, брать тело на Земле, то черное вселенское излучение прижимало его к планете не просто не слабее гравитации, но практически равносильно ей! То есть это было далеко не слабое поддавливание!

   Выходило, что бесконечно плотный поток свехслабых «черных» фотонов, казалось бы, неуловимо малых и не ощущаемых поодиночке никакими приборами, складывая такие вот «почти нули» бесконечное число раз, создавал из них очень ощутимый напор.

   Однако дальше – больше! Мало того, что доля ньютоновской силы в расчетах гравитационного притяжения становилась неопределенной, но в некоторых случаях она вдруг оказывалась излишней – уходила в полный ноль!... В конце концов, после длительных перепроверок всей совокупности расчетов, после учета всевозможных астрономических ошибок в определении дальности объектов стало получаться, что в любых (!) расчетах можно обойтись без фактора притяжения вообще – хоть для межпланетной пыли, хоть для планеты солнечной системы!

   Получалось, что согласно теории, вытекающей из его расчетов, суть гравитации сводилась к тому, что любые два тела во вселенной не притягиваются друг к другу взаимным тяготением, а подталкиваются друг к другу вселенским черным излучением...(!)