Текст книги "Дикий мир. Колонисты"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

24 апреля, вечер
Ермаков Станислав, Красный Бор

– Дим, а у тебя с наличными как?

– С наличными… хорошо. Без них грустно.

– Дима, блин. Есть?

– Есть.

– Много?

– Относительно.

– Чурка, как же ты меня достал, а…

Дим не ответил, а Стас глубоко затянулся и выпустил дым вверх, глядя в хмурое вечернее небо. Все застилали низкие облака, но снег прекратился еще пару часов назад. Ни одной расчищенной дороги с утра Стас так и не видел, и то, что снег закончился, его сейчас радовало.

Парни определились на постой в местной гостинице, очень, кстати, приличной и опрятной на вид, несмотря на клеенчатые скатерти и телевизор в номере, родом, наверное, еще из Советского Союза. Чистенько, уютно, да и по-простому. Электричества, правда, как и в Севастьяново, не было. Когда спросили об этом на рецепшен, пожилая тетка администратор сказала, что авария после грозы и аварии на линии электропередач, нигде по району света нет. Мобильники тоже не работали, да и местный телефон даже короткими гудками не отзывался.

Определившись в номер и переодевшись в сухое, друзья бахнули коньяка понемножку, а после, недолго думая, завалились спать и проспали до самого вечера.

Сейчас парни выбрались на променад, прогулялись вокруг гостиницы, глянув на здание администрации поселка и на главную площадь. Людей на улице видно практически не было. Стас с Дим-Димом вернулись на стоянку, откопали машину, чтоб совсем в сугроб не превратилась, и встали на крыльце покурить.

Про наличку заинтересовал вопрос Стаса нешуточно, потому как он вновь увидел знакомый кроссовер, припаркованный у гостиницы среди других автомобилей. Днем, когда парни отделились от колонны и остановились, прекрасная незнакомка со спутниками вышла из машины поблагодарить. На предложение Стаса вместе поужинать прямо не согласилась, но намекнула, что возможно, при определенных обстоятельствах. Именно из-за этого вечером круги парни нарезали, не отходя далеко от гостиницы. Стасу хотелось пригласить красавицу культурно посидеть, а в карманах денег почти не осталось – так, на сигареты. На карте были, но ни одного банкомата в городе не имелось, как тетенька на рецепшен сказала.

– За чурку ответишь… – протянул Дим после долгой паузы.

– А ты не тормоз, быстро сориентировался, – заржал Стас.

Помолчали еще чуть, пуская дым в небо. Сигарета у Стаса уже сгорела почти до фильтра, курить было уже невкусно. Поморщившись, окурок он выкинул.

– Дим?

– Ну чего?

– Так наличка есть у тебя?

– Смотря зачем.

– Девушек угощать, если что.

– А почему мы их? У них денег по-любому больше, чем у нас, пусть они угощают… – так же как и Стас, рассматривая небо, протянул Дим.

– Потому что тогда больше шансов, что она мне даст.

– Вот ты хитрый какой. То есть наличные даю я, а дать должна она тебе… Мне с чего профит тогда?

– Ну… даже не знаю. Большое человеческое спасибо тебя устроит?

– Пошли в магазин лучше, а то закроют скоро, – вздохнул Дим-Дим, – выходной же сегодня.

Закупившись алкоголем в магазине, в котором полки со съестным были на удивление полупустыми, парни под неодобрительным взглядом продавщицы двинули обратно к гостинице. Пока покупали, на улице уже потемнело, и снег опять пошел.

В общем зале гостиницы была и стойка регистрации, и кафе со столиками. Стас с Димом даже в номер подниматься не стали, устроились за одним из свободных. Открыли по пиву, пристроив пакеты с алкоголем под столом.

Зал освещали свечи, тени метались по стенам. Народ был, примерно половина столиков занята, притом по виду местных мало. Практически все разговаривали вполголоса, только одна компания уже поднабралась, но выглядели сидевшие там добродушно, отметил Стас. Попив пивка, друзья вышли покурить, оставив на стульях пакеты, типа занято.

На улице было свежо. И темно уже, хоть глаз выколи. На крыльце стоял курящий народ, и Стас с Димом отошли на несколько метров. Стас было начал сокрушаться по поводу отсутствия красавицы своей, но Дим приложил палец к губам, показывая взглядом на людей, а потом чуть постучал пальцем по мочке уха.

Слышимость была отличная, а послушать действительно было что. Один из стоящих на крыльце мужиков был местным, может не из Красного Бора, но из области точно – настолько уверенно перечислял он населенные пункты с комментариями. А вещи говорил мужик этот совсем нерадужные. Из услышанного разговора на повышенных тонах Стас с Димом узнали о том, что ни в Великополье, ни в Севастьяново нет ни света, ни мобильной и обычной связи.

Говорил мужик еще и про странный ров, преграждающий сразу несколько дорог по разным сторонам. А дальше совсем веселуха пошла – судя по его словам, по железной дороге на вокзал не пришло ни одного поезда, хотя со стоянкой в Бору должны были пройти куча скорых и три электрички. Дальше пошла агитация – говорливый звал за собой народ в администрацию или домой к главе района, чтобы тот объяснил, что происходит. Когда начались яростные дебаты, на манер брать Зимний или не брать, парни, докурив по второй сигарете, двинули обратно в зал. А в зале их ожидал сюрприз. За занятым ими столиком сидели знакомые девушки. И Вольдемара с ними не было.

– Привет, – просто сказала красавица, смотря Стасу в глаза, когда он посмотрел на нее, подходя, – не помешаем?

Стас не ответил, просто молчал и смотрел на нее. Дим быстро сориентировался и, уверив, что настолько прекрасные девушки никогда таким классным парням не мешают, успел метнуться за стаканами и уже откупоривал бутылку вина. Одну из двух, которые ранее Стас в магазине предусмотрительно цапнул, когда затаривались.

– Ну что, давай наконец знакомиться? – тихо спросила девушка Стаса.

– Давайте знакомиться, – услышав это, сказал Дим. – Дмитрий, это Станислав.

– Ольга… Ирина, – представившись, кивнула в сторону своей молоденькой спутницы красавица.

Дим-Дим тут же взял на себя роль души компании, балагуря и вино разливая, между делом раздавая комплименты. Темненькая Ирина зарделась сразу, это было заметно даже несмотря на ее загар и тусклый свет в помещениb, а вот Ольга только слегка улыбалась – привыкла.

– Мальчики, а вы чем занимаетесь? – спросила она, пригубив вино.

– Служа закону, служу народу, – резюмировал Дим свой род деятельности.

– Депутат, что ли? – хмыкнула Ольга.

– Не, полицейский.

– Писарем в офисе, – ответил Стас на вопросительный взгляд и вернул его, – а вы?

– Ира учится, а я книги пишу, – улыбнулась Ольга.

– Прикольно. Много книг уже написано?

– Пока ни одной. Но я стараюсь, – красавица обворожительно улыбнулась.

– А на жизнь чем зарабатываете? – поинтересовался Дим-Дим.

– Я слабая женщина, стараюсь таким не заниматься, – ответила Ольга, вытянув руку на отлете и рассматривая свой маникюр.

Лица у парней чуть вытянулись, но через некоторое время беседа вернулась в непринужденное русло.

25 апреля, ночь
Старцев Александр, поезд

Открыл глаза и ничего не увидел. Темнота. Тут же по коже холод пополз. Чувствую, что моргаю, а мрак перед глазами. Начиная паниковать, приподнялся и увидел слабые отблески света. Отпустило.

Откинул голову назад и опять закрыл глаза. Думать о чем-либо не было желания. Не совсем понимая, где нахожусь, потихоньку выплывал из беспамятства. Уже почувствовал, что кожа на ладонях и пальцах как задеревеневшая, и стоит лишь двинуть руками, как просто тупая боль в подживающих порезах, к которой привык, усилится.

Но если руками я мог и не шевелить, то дышать приходилось, и каждый вдох отдавался болью в ребрах. Некритично, но неприятно. Кроме этого, было холодно. Очень мерзко холодно, когда холод пробирает полностью, до костей. Руками все же пришлось пошевелить, пытаясь закутаться в одеяло. Сначала зашипел от боли в пальцах, потом заскулил тихонько от боли в расквашенных губах.

Закутываясь в одеяло, попробовал согнуть ноги в коленях. Лежал я на левом боку, согнулась только правая нога. Левая вообще не отреагировала. Я опять запаниковал и, уже не особо замечая боли, перевернулся на спину. Нога ниже колена как не своя, отлежал до такой степени, что вообще ее не ощущаю. Пока ворочался, краем меня догнали воспоминания. Последнее, что вспомнил, было мелькнувшее дерево с большим пластом земли на корнях.

Вспомнил все, но сейчас было немного не до этого – лежал на спине, не обращая внимания ни на холод, ни на боль, с дикой надеждой, что нога лишь затекла. Через пару долгих минут, которые сердце долбило грудь изнутри, пытаясь выскочить, с облегчением почувствовал боль в ноге от приливающей крови.

Расслаблялся недолго – пришлось сесть и начать массировать ногу, потому как боль стала совсем нестерпимой. Рядом со мной кто-то лежал, но на мои шевеления не реагировал. Зато отреагировала задница, причем неоригинально отреагировала, болью. Пришлось усесться боком, перенеся весь вес тела на правую ягодицу.

Справа, в коридоре, мелькали далекие отблески света, притом живого, как от костра. Глаза потихоньку начали различать в темноте, и я понял, что нахожусь в нашем перевернувшемся вагоне, в одном из пассажирских отсеков. Лежал я на матрасе, брошенном на пол, и укрыт был клетчатым одеялом. Рядом со мной было еще два человека. Перчатки, кстати, штурмовые, которые мне выделил Саня, до сих пор были на руках. Я поднял согнутые ладони на уровень лица. Не видно ни фига, но кожа на ладонях даже по ощущениям высохла. Попытался распрямить пальцы, не получилось. Когда понял, что зажившая кожа сейчас начнет рваться на краях всех порезов и ранок, остановился. Да и не надо пока особо, это так, на рефлексах. Многие ведь заживающие болячки ковыряют, непонятно для чего.

Хотелось опять откинуться обратно на матрас, свернуться калачиком, накрыться чем можно, ловя крохи тепла, и забыться во сне, но помешала жажда, сопровождаемая сушняком. И еще в сортир хотелось. Прямо как утром, совсем недавно.

Кряхтя, словно старый дед, я с трудом поднялся и, упираясь ладонями в стены, вышел в коридор. Источник живого огня оказался неожиданно близко, а казался далеким оттого, что пламя горело в буржуйке, и отсветов было очень мало. В коридоре, рядом с блестящей нержавейкой печкой, стоящей в пассажирском закутке, сидел Леха Николаич и закидывал дрова в маленькую круглую дверцу.

Увидев меня, он открыл рот, потом, видимо, передумал и просто махнул рукой приглашающе. Я кивнул, но, несмотря на пронизывающий холод, от которого после сна меня начало бить крупной дрожью, подавил желание доковылять до печки и просто обнять ее, а уже привычным способом двинулся на улицу через окно. Окно, кстати, было заложено изнутри черными осклизлыми сучьями, свежими еловыми лапами, каким-то тряпьем.

Аккуратно вылез, сдвинув в сторону часть конструкции, и замер. Ночь стояла темная, ни луны, ни звезд видно не было. И в густой темноте мягко и бесшумно большими хлопьями опускался на землю снег. Снежинки падали мне на вскинутое к небу лицо и быстро таяли.

Могильная тишина вокруг. Действительно могильная – некстати вспомнил я о лежащей неподалеку скорбной шеренге, которую еще с утра видел. Стало неуютно, даже повел плечами, разгоняя поползший по спине холодок.

Кстати, вроде ночь уже, притом такая кромешная, почему же так тихо? Почему меня еще никто не спасает, не берет интервью, не оказывает психологическую и медицинскую помощь? Но, отложив эти вопросы на потом, я честно отошел пару метров за дерево, дальше было страшновато. На пару секунд забылся, испытывая наслаждение от облегчения мочевого пузыря, хотя, пока расстегивал молнию, заболели порезанные пальцы. Вернувшись в неприятную действительность, как можно быстрее юркнул в вагон, чуть не уронив всю конструкцию, закрывающую окно. Подвинув на место входа несколько еловых лап, закрыв проход, двинулся к буржуйке.

В нашем отсеке, возле печки расселась вся честная компания и еще пара незнакомых человек. А, одного знаю, вроде тот самый доктор. Все во что-то кутались, кроме Лехи, который небольшим топориком рубил дрова, пытаясь делать это тихо. На плече у спящего Егора покоилась белобрысая головка проводницы – они оба сидели в уголке, укрывшись одним одеялом.

Вот те на, а я там в заднице где-то валялся. Спасаешь их от всякого быдла, а потом вот так вот… Но это я так отстраненно подумал, для проформы, даже обиды не шевельнулось ничуть. Либо действительно не трогает, либо просто эмоций нет уже никаких на сегодня.

Не спали трое – доктор, Леха и Толстый, мельком глянувший на меня и опять уставившийся пустым взглядом сквозь печку. Остальные, кто свернувшись калачиком, кто сидя привалившись спиной к стене, вроде дремали, укутавшись во что придется. Одна из девушек-подружек тоже была тут, вторую или не вижу, или нет ее здесь. Да и ладно – закончил я осматриваться и попытался сесть как можно ближе к буржуйке, непонятно откуда взявшейся.

– Молодой человек, постойте, – послышался тихий вкрадчивый голос. – Очнулись, это замечательно. Александр, если не ошибаюсь? – спросил меня подошедший доктор, перешагнувший через чьи-то ноги. – Иван, будем знакомы, – когда я кивнул, продолжил доктор. – Посмотрите прямо на меня, будьте любезны, – доктор мягко взял меня за голову обеими руками, чуть покрутил. – Сюда посмотрите, пожалуйста, – поводил Иван рукой со сжатыми пальцами в разные стороны, потом посветил маленьким фонариком мне в лицо. Яркий свет больно резанул по глазам, и я зашипел, отвернувшись.

– Тошнит, головокружение, голова болит? – На все вопросы я отрицательно мотал головой. – Руки, ноги, ничего не сломано по ощущениям? Внутренние органы?

– Жопа болит сильно, – буркнул я.

– Конкретно где? – все тем же вкрадчивым голосом без изменения интонации спросил доктор. – Мягкие ткани, тазобедренный сустав, копчик? Острая боль? Постоянная, пульсирующая?

Блин, ничего себе доктор. Сейчас еще смотреть полезет. И не прикалывается ведь.

– Да нет, это я так, пожаловался от безысходности. Терпимо, не парьтесь.

– Терпимо – это хорошо. Плохо, что болит. И все же, какой специфики боль? Ходить без проблем можете?

– Да не волнуйтесь, все в порядке. Можно погреюсь, ладно, а то продрог там сильно? – Бочком-бочком двинулся я к печке.

– Отдохните пока, если боли будут донимать, скажите обязательно.

– Уж обязательно.

– Ну и хорошо. Пойду ваших соседей проведаю. Если вы замерзли, значит, и им там не жарко.

Доктор тихо ушел. Я сделал круглые глаза и кивнул подбородком в ту сторону, куда он скрылся, глядя на Николаевича. Тот глаза также округлил и помотал головой, сделав неопределенное движение рукой.

– Лех, а попить есть? – прошептал я.

Он в ответ кивнул головой на несколько пластиковых бутылок, лежащих в сторонке. Не глядя, ухватил одну и начал жадно хлебать. Сразу же почувствовал, что у воды вкус странный, но пить не перестал. Напившись, начал рассматривать бутылку на свет.

– Дождевая, – пояснил Леха, наткнувшись на мой вопросительный взгляд, – да ладно, не брезгуй, экологически чистая… наверное.

– А это че было? – прошипел я, показав взглядом в сторону скрывшегося доктора. На то, что пил дождевую воду, внимания не обратил – не в первый раз чай.

– Это? Это вообще жесть, медицина наша… – так же тихо прошипел в ответ Леха, придвинувшись почти вплотную. – Мы тут уже все с него поражаемся. Но дело туго знает, с утра на ногах, вот только за пару минут до того, как ты очухался, присел чаю хлебнуть. И не жрал вроде ничего. Но отморозок, реально, – Леха оглянулся через плечо, посмотрев, не вернулся ли доктор.

– М-да, по нему видно. Что было-то? Долго я в отключке валялся? – переведя тему, глянул на Толстого. Тот на взгляд отреагировал, тоже посмотрел на меня, но через мгновение глаза отвел, снова в вечность вперился. Ну и ладно, хотя странно – с прошлого вечера вроде не замолкал, а тут как партизан.

– Что было? Ничего хорошего. Как вас после обвала притащили, так и валялись. Саня чуть раньше очнулся. Докториш… – короткий взгляд через плечо. – Док в смысле, тут всех практически к делу приставил, полевой госпиталь устроил. Тот дурак, которого ты приложил, возбухать пробовал. Ему еще пару раз перемкнули уже толпой, сейчас тихо себя ведет, – Леха рассказывал короткими фразами, после каждой рубил по дровинам. – Ксивой потом махал, всем проблемы обещал. Но это фигня, Костян вон тоже полицейский. Днем гроза была, мне даже страшно стало. Вода как из ведра лилась просто. Я уж грешным делом думал плот сооружать, лужи по колено. Лодку надули, ну хоть не зря, в ней сейчас в соседнем купе пара человек спит. Гром гремел, в ушах звенело. Да много померло, которые самые тяжелые были.

– Помощи, как видишь, нет до сих пор, – опять закинув пару деревяшек в печку, продолжил Леха, – кто, где мы, хрен знает. Нам по ходу стрелку не туда перевели, в жопу какую-то приехали. У меня джипиэсовский навигатор, у Сани джипиэс и глонасс есть, все молчит. Сигнала нет, к месту не привязывает. Ни на одном мобильнике сети нет…

Обстоятельно изложил, даже переспрашивать ничего не надо. Вернулся доктор, принялся допивать чай из оставленной кружки, а я сидел и завидовал. Просить было неудобно, но Леха мне уже сам налил чаю из котелка. Горячий чай не пью обычно, жду, пока поостынет, но тут просто давился кипятком. Обжигающий напиток проваливался внутрь, и блаженное тепло растекалось по всему телу. Посидели тихонько, от тепла я сомлел чуть. Заснул бы, если б не кружка в руках. Уже находясь в состоянии дремы, поставил кружку на импровизированный столик рядом с печкой, собираясь просто свернуться калачиком рядом с сопевшим во сне Костиком. Как раз на металлическом полу был небольшой не занятый никем кусок наброшенных тряпок, исполнявших роль подстилки. Только начал прицеливаться прилечь, собираясь с духом, уже нехорошо предвкушая активизацию всех болячек, как вдруг понял, что кое-кого тут не вижу.

– Лех, слушай, – шепотом спросил я, – а Олег-то где? В том вагоне?

Николаич замялся и отвел глаза. Несколько секунд молчал, не глядя на меня. Потом глубоко вздохнул, видимо собираясь ответить, но Толстый его опередил.

– Не нашли, – хриплым голосом произнес он, все так же вперившись взглядом в никуда. – Меня вытащили, тебя вытащили, – после этого Толстый посмотрел мне в глаза, – а его не нашли.

Я отвел глаза и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Внутри стало пусто. Так сложилось, что до этого никогда не терял близких людей, поэтому чувство утраты, которое почувствовал сейчас, было впервые. Трупы после аварии отстраненно рассматривал, барьер какой-то уже стоял. Даже то, что при аварии второй Леха-охотник шею сломал, меня особо и не тронуло – с ним и не общался почти. Но, хотя Олега тоже знал даже меньше суток, испытал чувство близкое к шоку. Успел уже привыкнуть к его непробиваемому спокойствию, к тому, что он постоянно знает что делать. И, самое главное, как правильно делать.

– А выпить нет ниче? – вопрошающе посмотрел я на Леху.

Выпить нашлось. Леха, правда, сначала переглянулся с доктором и только после того, как тот кивнул, достал початую бутылку водки. Разлил в уже изрядно попользованные пластиковые стаканчики, и мы выпили в тишине, не чокаясь.

Док, кстати, тоже выпил. Не совсем потерянный человек – мелькнула мысль. В моем стаканчике плавали черные крошки – то ли пепел, то ли еще что, но внимания обращать не стал. Закусывать было нечем, запил чаем. Переждал резкий кисловатый привкус во рту, убедился, что обратно не просится, и только после этого прилег. Хорошо-то как – мало того что чаем согрелся, так еще и от выпитой водки тепло внутри растекается.

Леха, прихватив с собой дробовик, пошел сопровождать доктора в другой вагон, проведать раненых, как я понял из их реплик. Стало тихо, лишь потрескивал огонь в печке. Хотя, стоило подумать о том, что тихо вокруг, сразу услышал и храп за стенкой, и поскрипывание вагона. На улице поднялся ветер, начав подвывать в щелях, пока негромко.

Сон как назло уже не шел. Дрему согнал, теперь не заснуть – все же весь день в отключке валялся. К тому же выпитая водка не успокоила, а взбодрила. Да и привыкшее к комфорту тело реагировало на все неровности металлического пола, наброшенных тряпок было явно мало. А ведь года три назад и никаких тряпок вместо матраса не надо было, мог с удовольствием на голом полу спать.

Я поворочался с кряхтеньем, нечаянно разок сильно толкнув Костика, но тот просыпаться даже и не думал. Повернувшись в очередной раз, наконец, улегся вроде удобно, на бок, вытянув руки. Если так заснуть, то пару часов, как минимум, можно проспать, пока ничего не отлежишь.

Только сейчас, довольно вздохнув, вдруг вспомнил про Аню. Попытался мысли эти отогнать, но не получилось. Собрался с духом, проанализировал все свои чувства и переживания за сегодняшний день. Получалось, что смерть Олега тронула меня как никогда раньше, а про Аню я даже и забыл. Мне стало стыдно и захотелось под землю провалиться.

Вдруг вдалеке раздался громкий звук выстрела, и мы с Саней встрепенулись. Несколько секунд просто смотрели друг на друга, но тут дуплетом громыхнуло еще раз. Приподнялся заспанный Егор, проснулся один из спутников доктора, мужик лет так около тридцати – тридцати пяти, с обильным вкраплением седины в темных волосах.

– Что случилось? – Это он к Толстому обратился, который уже суетился у рюкзаков.

– Да Леха стрелял вроде, они с Доком раненых пошли проведать, – уже договаривая, Толстый вытащил из рюкзака длинный чехол и извлек из него двуствольное ружье, с вертикальным расположением стволов. – Алекс, пойдешь со мной? Посветишь, если что? – посмотрел он на меня, отвлекшись от патронташа, который достал из того же чехла.

Я кивнул и, в который раз за сегодня пытаясь унять нервную дрожь, пошел к окну, разбирать выход. Догнавший меня Толстый сунул мне в руки длинный, сантиметров сорок, тяжелый фонарь. Такой и как дубину можно пользовать.

– Кричите, если что, – напутствовал нас Егор. А вот темноволосый друг доктора собрался с нами, взяв топор в руку.

– Не включай фонарь пока, – буркнул мне Толстый.

Снег падал все так же обильно, на нос снежинки просто огромные приземлялись, вокруг не видно ни зги, как и утром. Только тогда марево тумана было, а сейчас снег валит стеной.

На полпути, перепугав друг друга, встретили Дока с Лехой. Оказывается, у вынесенных из вагонов трупов суетилось несколько то ли волков, то ли собак бродячих, уточнять они не стали. Леха завалил одну, остальные скрылись. Кричать не решились и, лишь предупредив народ в вагоне аккуратней ходить до ветру, скорей двинулись к нам успокоить, прекрасно понимая, что и мы выстрелы слышали.

Постояли, посовещались, стоя на уже припорошенных снегом путях. Говорили все больше Николаич и Толстый, который по итогу голосования направился в тот вагон караулить. Николай, спутник доктора, чье имя я узнал в ходе обсуждения, добровольно-принудительно пошел с ним. Ну а больше и некому – у меня там друган обиженный должен козни строить, у Егора подруга вроде как у нас спит. Буржуйка, оказывается, Лехина, так что ему просто полагается у нее греться. Костик только остается, но он контуженый.

Вернувшись из этого ночного забега, я устроился на то место, где до этого лежал Николай. Между делом хотел одеяло дернуть, под которым валялся в отключке, но доктор его уже приспособил тем двум мужикам, которые тоже в отрубе были. Может, и не в отрубе, просто спали крепко. Ну и ладно. В рюкзаке моем еще и спальник имеется, и пена, очень бы хотелось все это достать, но будить всех ради того, чтоб себе приятно сделать, мне совесть не позволяла. Хотя на удивление так удобно устроился, что разные измышления меня догнать не успели – заснул сразу, сладко и с удовольствием. В сон как провалился.

А выбирался с трудом. Находясь в полудреме, проснувшись от холода. Лежал, подтянув колени чуть не к подбородку, стараясь не выпустить крохи тепла. Спиной чувствовал, что кто-то спит рядом, и старался прижаться, греет как-никак. Так и валялся, наверное, минут десять. До того времени, когда мучения от холода и стонущих отлежанных мышц не стали невыносимыми, после чего кое-как поднялся.

Ненавижу такие пробуждения. Ложишься спать усталый и вымотанный, надеясь на то, что сон усталость снимет, а просыпаешься в еще худшем состоянии. Непривычное тело от такого сна устает, как от погрузки вагонов. Лечится это просто – временем. Через недельку в экстремальных условиях привыкаешь и начинаешь наслаждаться сном в любом месте и в любое время. И, самое главное, начинаешь отдыхать. Но вот незадача, отвыкаешь от этого быстро, и сейчас знание того, что еще пару ночей в таком режиме – и буду с утра как огурчик, меня совсем не утешало.

Окинул взглядом наше бомжевище – на месте только Костик и Егор с подругами. Вот ведь и по барабану же им. Хотя и к буржуйке ближе. Кстати, о буржуйке – интересно горячая ли, подумал я и потянулся к печке, но сразу же с шипением отдернул руку. Буржуйка была чуть ли не раскалена.

Вот дятел, все лезу не подумав, дуя на подушечки пальцев, обругал я себя. Постанывая от боли, пока никто не слышит, вылез на улицу и сразу же зажмурился. Вокруг было белым-бело, ветви деревьев клонились к земле под грузом налипшего снега. И тишина вдали звенит. А рядом звенело на холоде лезвие топора, которым Леха рубил дрова у приличных размеров костра. Я постоял минутку, привыкая к ослепляющей белизне, потом пошел к костру. Там суетился молодой парень, снимая кастрюлю с кипятком. Когда я подошел, он с ней уже умчался в вагон.

– Прикольно. Чай мутят? – проводив парня взглядом, обратился я к Лехе.

– Если бы, – тот нахмурился и глянул на меня красными от недосыпа глазами, – доктор кипятка просит, пациентов штопает.

Я уткнулся, смущенный. Смущался, правда, недолго – Леха сразу же припахал меня наполнять разные емкости снегом, чтоб его растапливать. Несколько кастрюль, алюминиевое ведро и тазик были уже изрядно подкопченными, топили, видно, давно. Снег плавился быстро, пришлось докидывать, так как воды, естественно, получалось меньше. В растапливаемой воде плавали черные точки пепла. Посчитав миссию выполненной, отставил от костра заполненные емкости и осмотрелся.

Подумав немного и собравшись с духом, хотя разум протестовал против такого издевательства, я, пока не прошел запал, быстро сбросил с себя толстовку и футболку. Оставшись по пояс голым, попросил Леху полить на меня воды и сполоснулся.

Заряд бодрости сразу получил неимоверный – по утренней дубарине долетел до нашего отсека сайгаком, уже не замечая боли. Порыскав недолго в поисках, выдернул свой рюкзак из кучи сумок и в темпе достал оттуда берцы, горку, термобелье и свой старый свитер непонятного происхождения. Все, кроме свитера, было новым, купленным как раз под это лето, в которое я собрался стать подкованным туристом. Переодевшись, во всем новом почувствовал себя немного непривычно. Ничего, пройдет. По земле поваляться, чтоб из толпы не выделяться, и нормально будет.

Измазанные в грязище и крови джинсы, толстовку и провонявшую несвежим телом футболку я убрал в полиэтиленовый пакет и сунул в рюкзак. Кроссовки убрал отдельно. На глаза попалась арафатка, и я, чуть подумав, просто намотал ее на шею в один оборот, как шарф.

Вот так лучше. Я подпрыгнул даже пару раз, поморщившись от боли, правда. Хотел еще кукри [1]1
  Кукри– национальный нож, используемый непальскими гурками, с характерной формой изогнутого клинка ( прим. авт.).


[Закрыть]достать, который мне на Новый год подарили, но решил пока в Джона Рэмбо не играть и оставил тесак в рюкзаке.

Пока одевался, разбудил Егора и обеих девушек. Чувствовал себя виновато, но, что уж поделаешь – не могу я тихо колобродить, обязательно или уроню что-нибудь, или громыхну. И Егор, и девушки, предварительно или пожелав, или поздравив меня с добрым утром, полезли на улицу с заспанными лицами, моцион утренний наводить. Или проводить – не силен.

А может, спасателей смотреть, где они. Мысли о том, почему до сих пор никого нет, меня донимали почти постоянно, просто старался не зацикливаться на этом. Но странно уж очень – куча человек вдруг пропала, и никому до этого дела нет. Не должно так быть.

Оставив в отсеке одного Костика, не до конца пришедшего в себя после удара головой, я полез обратно на улицу. Здесь уже вокруг костра собралось прилично народа, много незнакомых. Были и знакомые – Николай, друг доктора, Леха никуда не уходил, был даже тот мужик, которого после полета вагона в лес я первым увидел. Чуть позже Толстый подошел, щеголяя в оливковом костюме военного кроя. Что-то из вражьего обмундирования, вестимо. Подошел и начал с Лехой что-то умное обсуждать.

Над стихийно собравшейся толпой раздавался гвалт голосов, в основном шло бурное обсуждение перспектив спасения – видимо, не я один озабочен отсутствием вокруг карет скорой помощи. Визгливо голосили несколько женщин в возрасте около сорока плюс-минус пять. Не люблю таких быдловыкидышей очередей времен перестройки. Куры бесячьи.

Подавив внезапное раздражение, пошел к толпе. Выцепил взглядом и определил нескольких потупившихся мужиков как мужей голосивших дамочек. Осмотрелся внимательней – люди вокруг держались или парами, или небольшими группами. Наша была самая большая, только доктора не хватало, а так с подошедшим подростком, которого я видел вчера, помогавшим доктору, насчитал восемь человек. Почти все наши прокомментировали мой новый прикид, да и со стороны люди посматривали.

Неудивительно – в новенькой горке и хрустящих берцах в этом сборище потрепанных людей выглядел белой вороной. У многих одежда была заляпана кровью, помята после ночевки, некоторые утеплялись и были похожи на французскую армию у Москвы. Да и вообще на нас косились – все-таки самая крупная компания, Толстый и незнакомый мне мужик – парни фактурные, у Лехи помпа на плече висит, да я такой весь из себя красавец нарисовался.

– Фига ты рейнджер, – тихо сказал мне Егор.

– А то! – Я широко ухмыльнулся и тут же сморщился – разбитые вчера губы пока не приспособлены так скалиться.

Между тем тон обсуждения все повышался, и уже много голосов говорили одновременно. Я начал рассматривать собратьев по несчастью. Следующей по численности была компания из шести человек, распивавшая вчера водку у вагона. Две женщины и четыре мужика. Не очень они мне понравились, склизкие какие-то, да и лица у всех… У троих с холуйско-холеной печатью, похожи на чиновников средней руки. Подобные зря даже пальцем шевелить не будут – без должного вознаграждения либо без «звонка друга». А у четвертого, плотного телосложения шатена, низкий лоб, близко посаженные глаза, квадратный подбородок. В вороте распахнутого длинного пальто, на красной шее явно видна массивная золотая цепь. Характерный типаж ныне успешных бизнесменов из тех, кто не сел и кого не пристрелили в веселые девяностые.

Остальной люд все кучковался по два-три человека. Кое-кто, как вон, к примеру, пара девчонок в туристической одежде, потихонечку жались к нашей тусовке. Хм, вчера их не видел. Люди между тем все подходили, многие лица были мне незнакомы. Откуда только повылезали? Я наступил одной ногой на бревно и привстал на секунду, охватив взглядом стихийное собрание. Человек пятьдесят тут как минимум, если навскидку. Как ни старался, а того бугая, которого бутылкой приложил, в толпе не увидел.