Текст книги "Мертвый дрейф"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– И вас это, Котов, касается в той же степени, что и Дарьи Алексеевны, – процедил Глеб, обращаясь к ее спутнику. – Итак, мы ждем ответа.

Котов облизывал губы, кровь оттекала от лица. По хорошенькому личику Даши разгуливал сонм эмоций – и ни одной приятной. Платон, сосредоточенно нахмурившись, извлек из ножен «катран» и принялся выскабливать фланелевой тряпочкой выступы и зазубрины в клинке.

– А это еще зачем? – сглотнул Котов, уставившись на нож с таким страхом, словно он уже торчал у него из живота.

– Потом узнаете, – пообещал Платон.

– А если не скажем? – тянула резину Даша. – Будете бить, пытать, резать на кусочки, насиловать?

– Насиловать не будем, – сообщил приятное известие Никита. – Условия здесь какие-то… полевые. И средства контрацепции дома забыли.

– А все остальное – именно в этой последовательности, – добавил Крамер. – Довели. Кстати, не знаю, командир, украсят ли следы от прикладов девичью мордашку, но физиономию господина Котова они украсят определенно.

– Товарищи преувеличивают, – поспешил внести ясность немного успокоившийся Глеб. – Вы просто отправитесь в качестве парламентеров к людям, доживающим свой век на этом милом корабле. Не хочу показаться оракулом, но мне кажется, они сошли с ума. Вы хотели их спасти, проконтролировать, чтобы они оказались в безопасности? Боюсь, эти люди не оценили ваш порыв и порыв вашего начальства – вон с каким самозабвением они лупили и по нам, и по вам. Боюсь, даже вы – это не те люди, которых они хотели бы здесь увидеть…

– Этого типа зовут Александр Карлович Ландсберг, – глухо вымолвил Котов, пряча глаза.

– Ну, точно, – хлопнул себя по коленке Крамер. – А я все думаю: Адомайтис, Будрайтис, Дюссельдорф…

– Котов, перестаньте! – ахнула Даша.

– Слово не воробей, – оживился Никита. – Чур, вылетело.

– Всё не воробей, кроме воробья, – огрызнулся Котов. – Перестаньте, Дарья Алексеевна, хватит уже этих разрушительных тайн. Будем ждать, пока нас всех тут прикончат?

– Бог вам судья, говорите что хотите… – Даша выпустила воздух и сделалась похожей на забытый и спущенный воздушный шарик.

– Я, кстати, предсказывал, что это плохая затея – привлекать людей из официальных структур, – добил ее Котов. – Но ваше руководство настаивало – дескать, это наименьшее из зол. Я давно подозревал, что ваше начальство состоит исключительно из вредителей…

– А кого еще мы могли привлечь? – вспыхнула Даша.

– Значит, никого не надо было привлекать, – отрезал Котов. – Случилось – и забыли. Отработанная тема. А теперь – подставляют нас, подставляют этих парней, – кивнул он на Глеба. – И неизвестно, чем закончится. Даже при самом благоприятном раскладе нас может поджидать тюремный срок, хотя лично я за всю жизнь не сделал ничего противозаконного… по крайней мере, по своей воле. Думаете, за нас заступятся? Да нас сольют, как и многих других…

«О чем это он?» – подумал Глеб.

– Александру Карловичу Ландсбергу 54 года, – начал повествование Котов. – Доктор технических наук, профессор, ведущий специалист оборонного предприятия НИИ «Машприбор», расположенного в Дубне. Талантливый физик, психолог, имеет дополнительное медицинское образование по специальности «психиатрия». Много лет экспериментировал с ультразвуком и инфразвуком, автор десятка научных работ, посвященных воздействию звуковых частот на организм человека. В общем… – Котов помедлил, – инфразвук влияет на сокращение сердца, на альфа– и бета-ритмы мозга – то есть на умственную работу. При определенной частоте может привести к расстройству работы органов – ведь инфразвук действует не только на уши, но и на все тело. Когда на организм начинают воздействовать волнами короткой частоты, колебания тела попадают в резонанс и в десятки раз возрастает амплитуда микросудорог. Человек не понимает, что с ним происходит, инфразвук не слышен, возникает чувство ужаса и опасности. При сильном воздействии рвутся внутренние органы, капилляры. Инфразвук высокой эффективности приводит к нарушению работы всех органов, смерть из-за остановки сердца или разрыва кровеносных сосудов. Самый опасный диапазон – от 6 до 9 герц. Можно довести человека до самоубийства, достигается ошеломляющий психотронный эффект – голова настолько раскалывается, что исключается любая умственная работа. Возникают видения, фантомы. Из человека можно вить веревки, как угодно воздействовать на психику. Манипулируя частотой, вы можете добиться чего угодно – слепоты и тошноты, звона в ушах, приступа морской болезни, безотчетного ужаса, расстройства мозга, паралича сердца и нервной системы. Вам могут внушить беспокойство, неуверенность, панический страх, вами можно манипулировать и держать вас на коротком поводке… Одна из засекреченных работ Александра Карловича, кстати говоря, была посвящена стимуляции инфразвуком биоволн мозга и изменению его физиологического состояния…

– Короче, – сказал Глеб. Он, собственно, не был неучем.

– Александр Карлович сконструировал излучатель… Нет, понятно, что наши спецслужбы отрицают факт существования звукового и прочего психотропного оружия на территории России. И в федеральном законе «Об оружии» сказано о запрете использовать предметы, поражающее действие которых основано на звуковых излучениях. Никто их, собственно, и не использует… Я буду краток, хорошо? В американской армии давно имеются инфразвуковые генераторы – как для вооружения одиночных бойцов, так и монтируемые на транспортерах. У этих штуковин множество недостатков, они неэффективны, часто выходят из строя, звуковой луч плохо ловит цель…

– И тут появляется русский умелец… – как-то кривовато ухмыльнулся Никита.

– Не смейтесь, – пожал плечами Котов. – Устройство господина Ландсберга по характеристикам превосходит западные аналоги, занимает немного места и исключительно надежно. Оно отчасти напоминает автомат, питается от емкой аккумуляторной батареи. Имеет узконаправленное воздействие – рефлектор собирает излучение в пучок в одном направлении, и «стрелка» при этом никак не зацепит. Частота инфразвука меняется элементарно, переводом переключателя – в зависимости от того, чего вы хотите добиться от своей мишени…

«Похоже, садятся батарейки у господина Ландсберга, – подумал Глеб, – а то бы мы давно уже по палубе катались».

– А вы специалист, Котов, – с деланым уважением заметил он.

– Да какой я, к черту, специалист… – Котов покраснел. – Понятно, что работа Ландсберга в НИИ не афишировалась. У него была своя немногочисленная группа, своя лаборатория. Свои проблемы с руководством, со спецслужбами – ведь у Александра Карловича очень неуживчивый характер…

– Это мы уже поняли, – проворчал Крамер.

– Я не знаю, что произошло с ним за пятнадцать месяцев… – обескураженно вымолвил Котов.

– Минуточку, – сказал Глеб. – Поправьте меня, если я в чем-то ошибаюсь. Втайне от правительства, спецслужб и собственного руководства господин Ландсберг создает некое устройство, которое можно считать революцией в области психотронного вооружения. Условия работы, неприятности с властями, умаление заслуг и его научного потенциала, назойливая опека со стороны спецслужб, отношение окружающих к изобретателю – непризнанному гению – Александра Карловича решительно не устраивают. И тут он получает заманчивое предложение от некой… назовем ее так – «неправительственной американской организации», которая предлагает свои услуги в организации побега из России, в комфортном устройстве за рубежом, в раскрытии творческого и научного потенциала господина Ландсберга. При этом обязательное условие – наличие ВСЕЙ технической документации и опытного образца. Непонятно только, что у нас с семьей…

– Ландсберг – бобыль, – буркнул Котов, – мизантроп, социопат и убежденный холостяк.

– Какой симпатичный вырисовывается персонаж, – восхитился Никита.

– Когда-то давно он имел семью, но история закончилась плачевно: супруга довела его до нервного срыва, высосала все соки, унизила, ушла к другому – с тех пор Александр Карлович остерегается устойчивых связей…

– И теперь мы имеем следующее, – развивал свою мысль Глеб. – Посредником в переправке Ландсберга за рубеж выступает некая смутная контора, съевшая собаку на контейнерных перевозках. Всё заточено: передающая сторона, принимающая, и даже автоматы Калашникова у суровой охраны засекреченного груза не смущают ни таможенников, ни команду, ни официальных лиц участвующих в деле государств. Типичная легенда – груз под эгидой Министерства обороны. Возможно, у охранников имелись фальшивые удостоверения, что они трудятся по контракту в военном ведомстве. Ведущий работник оборонного НИИ бесследно пропадает, и информация об этом, разумеется, засекречивается. Всё просчитано и застраховано… кроме землетрясения у берегов Японии в тот момент, когда восточнее эпицентра «Альба Майер» идет своим ходом на Филиппины. Бессмысленно теоретизировать, почему пятнадцать месяцев контейнеровоз не засекли ни спутники, ни команды бороздящих океан судов. Это Тихий океан, здесь множество течений, аномальных зон и так далее. Судно сильно потрепало, но оно не затонуло и не перевернулось. Где-то блуждало и в данный момент, подобно большинству смытых из Японии объектов, уверенно приближается к американскому побережью. В катаклизме кто-то выжил – полагаю, это несколько охранников из смутной фирмы и лично… господин Ландсберг. А теперь важный вопрос, господа Котов и Дарья Алексеевна. Вы слышали голос за дверью, предлагающий выйти из машинного отделения в «зал приема правительственных делегаций» и провести переговоры. Человек представился Александром Карловичем. Почему вы были уверены, что это именно он?

– Это был он, – вздохнул Котов.

– Это был он… – вздохнула Даша.

– Хорошо, – кивнул Глеб. – Не будем плодить сущности и выяснять, почему вы в этом уверены. Принимаем – это был он, и вы пошли на его голос как за дудочкой Крысолова. Итак, мы имеем следующее: по загубленному контейнеровозу бегают несколько существ с поврежденной психикой, имеющих на вооружении автоматы и излучатель, растерявший свои боевые свойства, но по-прежнему опасный. Могу предположить, что охрана безоглядно подчиняется Ландсбергу – не буду объяснять почему. Возможно, они в курсе, что мы приближаемся к Америке. Кого хотел увидеть Ландсберг на борту «Альбы Майер»? Представителей организации, сделавшей ему заманчивое предложение. Сойдет и береговая охрана США или Канады. Но только не российский морской спецназ! Это крах последних надежд, Ландсберг в отчаянии. Он слышит русскую речь, он видит наши лица… Он еще не отчаялся, русских можно нейтрализовать, затянуть время, а там, глядишь, и залив Аляска, куда не могут нагрянуть российские суда и вертолеты…

– Ты уверен, что он сошел с ума и разговаривает с деревьями? – проворчал Никита.

– А ты посиди пятнадцать месяцев на борту «Летучего голландца», – покосился на него Глеб, – общаясь с призраками, борясь с морской болезнью, с голодом, жаждой, умоляя Господа Бога о встрече с каким-нибудь «хорошим» судном. Посмотрю я на тебя. Ты видел тех парней, которых мы прикончили? Зомби, призраки, в головах не мозги, а профессиональные навыки. И самое интересное, что Александр Карлович полностью не вникает в происходящее. А происходит вот что. – Глеб смерил испепеляющим взглядом мрачных гражданских. – Обыкновенная коррупция, разъедающая не только гражданское общество, но и ответственных чиновников оборонного ведомства, в том числе и флота. Нет сомнений, что ряд руководящих работников «Глобал Транзит» связан с «американской неправительственной организацией». Куплены «высокие» товарищи на Корабельной набережной. Затея смелая, но вариантов нет. Пару компетентных господ сопровождает группа боевых пловцов, не имеющая никакой информации и подписавшая бумагу о неразглашении «военной тайны». Им нужно лишь закрыть глаза и обеспечить безопасность компетентных товарищей. Если Ландсберг и его творение в сохранности, то все это вывезут на субмарине, на которой также присутствуют «компетентные» лица, имеющие власть над капитаном и командой. История не получает огласки – уж об этом соответствующие структуры позаботятся. Разумеется, никто не ожидает, что на контейнеровозе людей будет поджидать такая вакханалия. В сущности, нам плевать, – Глеб обвел глазами своих недобро пыхтящих подчиненных, – мы всего лишь выполняем приказы старших по званию и не страдаем любопытством. Куда отправит Родина в лице государственных чиновников, там и работаем. Но после того, что случилось с нашим товарищем… – Глеб опять помолчал и закончил под одобрительное сопение коллег: – Мы не можем пустить это дело на самотек и закончим его так, как считаем нужным. Но не так, как это считают Дарья Алексеевна и господин Котов…

– Послушайте, вы даже не представляете, какие неприятности можете себе нажить, – спотыкаясь, забормотала Даша. – Зачем вам это нужно? У вас приказ, вы обязаны его выполнять… Поверьте, нам очень жаль, что погиб ваш коллега, такое не было предусмотрено…

– И мы приложим все усилия, чтобы интересы государства по итогам операции были соблюдены и все виновные, включая присутствующих, понесли наказание, – ударно закончил Глеб. Он, казалось, не замечал, как превращается в окаменевшую глыбу Котов, как Дашино лицо, раскисшее от слез, становится клейкой пористой массой.

– Впрочем, мы можем пойти на уступку, – добавил он в качестве послесловия. – Мы понимаем, что в данной ситуации вы – такие же заложники, действующие не по собственной воле. Наше условие – вы сидите тихо, никуда не лезете, не чините препятствий, схватываете наши команды с полуслова – и мы обещаем, что по возвращении домой против вас не будет репрессий. Решайте. Шаг влево, шаг вправо – и уступка теряет силу.

– Хорошо, я согласен, – пробормотал Котов, мучительно сохраняя остатки собственного достоинства.

– Дарья Алексеевна?

– Да делайте что хотите, отвяжитесь от меня… – Женщина закрылась руками от перекрестных взглядов и свернулась в кокон.

– Отлично, – кивнул Глеб. – Машинное отделение – островок безопасности, сидите здесь и никуда не выходите. Два выхода заблокированы. Выпустите нас и запритесь. Придем – откройте. На угрозы и настойчивые «приглашения» – не реагировать. Выйти позволяется лишь в единственном случае, – Глеб кивнул на подпертую трубами дверь у себя за спиной, – если в эту мирную обитель полезут черти…

– Глеб, ты что-то недоговариваешь… – прошептал Платон, припадая затылком к раскрошившейся стенной панели.

– Да нет, ребята, это вы не дослушиваете, – отозвался Глеб, снимая «Кедр» с предохранителя. – Приказываю провести разведку боем. Не дадим чертям расслабиться, пусть не думают, что находятся у себя дома. Чем больше шума на данном этапе операции, тем лучше. А затаиться и перейти к партизанской войне еще успеем…

Бойцы по одному просачивались в коридор за машинным отделением, где находились каюты членов экипажа. Он помнил, что отдельные помещения были заперты, и это выглядело как-то странно. За дверьми могли обитать те, «кто выжил в катаклизме и пребывает в пессимизме». Это гораздо предпочтительнее, чем вести растительную жизнь среди машинных узлов и агрегатов. Три пули в замок, он пинком выбил дверь, отшатнулся к косяку, и Крамер, «пробегающий мимо», закатил в помещение наступательную гранату! От взрыва повалились койки, подвешенные к стене, встал на дыбы и распался столик, уставленный какими-то грязными плошками и мисками. Посыпались панели с потолка. Рискованно, конечно, но едва ли «слабые» хлопки выведут из равновесия этого монстра и станут причиной досрочного затопления. Товарищи помчались дальше, выбивали двери, строчили из автоматов, а Глеб ворвался, зажимая нос, в окутанное гарью помещение. Судя по всему, здесь кто-то жил – герметичный пластиковый бак, заполненный на четверть мутной водой (выпаривают соль из морской?), взрывной волной отбросило к стене. Разметало груду одеял – бедненькие, мерзли тут всю зиму…

Живых и мертвых в каюте не оказалось. В соседней тоже не было – в чем быстро убедились Никита с Платоном, устроив фейерверк. Крамер патрулировал коридор, держал под прицелом оба выхода, следил, чтобы не полезли «черти» из еще не обработанных кают. Ситуация контролировалась, но пользы от этой свистопляски не было (впрочем, Глеб и не сомневался) – все «жильцы» после появления на борту группы спецназа спешно покинули свои лежбища и теперь отсиживались где-то в другом месте…

За несколько минут зачистили коридор с примыкающими помещениями. Гранаты решили поберечь, истратили только три.

– Хорошо тут у них, уютненько, – ухмылялся Никита, меняя отстрелянный магазин. – Роскошные номера со всеми удобствами во дворе…

– Погуляли, а чё… – кашлял и тер раздраженные дымом глаза Платон. – И что, командир, еще где-нибудь погуляем? Уже легче становимся. – Он попрыгал, намекая на облегчившийся вес снаряжения.

Глеб горячо надеялся, что затаившиеся «демоны», слыша этот грохот, теряются в догадках и усердно работают слипшимися извилинами. Что за вечеринка у российского спецназа? Может, с ума сошли? Он подозревал, что врагов осталось немного (от силы пятеро-шестеро) и единственное место, где они могут безнаказанно прятаться – это узкое пространство между палубами. Спецназовцам там делать нечего, местность неосвоенная, попадут в засаду – понесут потери. А для «местных», изучивших за пятнадцать месяцев все закоулки на контейнеровозе – это дом родной. Нужно их выкурить оттуда. Но как? Звуками «вечеринки»? Думай, голова садовая, думай, где они полезут… Ты же обещал народу партизанскую вольницу!

– И что делать будем, командир? – недоумевал Никита. – Ну, затеяли сыграть квартет… а дальше что?

– Работаем, мужики, работаем, – бормотал Глеб. – Не задаем лишних вопросов. Крамер, топай в тыл – следи, чтобы по корме не обошли. Общаемся знаками – Платон, следи за Крамером. Никита, назначаешься директором по развитию – будешь наблюдать за развитием событий. Выползай на галерею, и весь грузовой трюм – твой. Чуть почувствуешь посторонних, немедленный доклад. Если в течение пяти минут все будет чисто – потихоньку дрифтуем…

Нервничали, как семиклассники перед первым свиданием. Глеб с Платоном сидели напротив друг друга, прижавшись к стенам коридора, заговаривали волнение. В конце коридора мерцала тень – Крамер тащил лямку. Платон шумно и размеренно сопел, привалившись к стене – словно дыхание восстанавливал после марш-броска. Глеб извлек шоколадку из плечевой сумки, развернул – научились, слава богу, сладости, входящие в сухой паек, помещать не в хрустящие обертки. Сладкое отвлекало от тяжелых дум, поднимало «уровень счастья» – он откусывал понемногу, тщательно разжевывал.

– Дай кусочек, – потянулся к нему Платон, схватился грязными пальцами за шоколад, отломил со щелчком больше половины и сунул в голодный рот. Глеб уставился на него с изумлением.

– А ужин отдай врагу, – добавил Платон и принялся яростно перетирать зубами затвердевшую массу.

– Глеб, тихо в трюме… – прошипел Никита, сплющившийся с обратной стороны проема.

Глеб махнул Крамеру. Тот подбежал, опустился на корточки.

– Ты выглядишь уставшим, Юрка, – заметил Глеб.

– Я устал, – объяснил Крамер. – Ну, что, командир, танцуем дальше?

Они бесшумно скатывались в трюм, пробегали открытый участок, перепрыгивали через труп «местного обитателя», подстреленного Глебом, бесшумно взлетали на лестницу. Узкий коридор, с которого предположительно разбегались ходы в межпалубное пространство, пока еще не был заполнен решительно настроенным неприятелем. Царила тишина – глухая, как в настоящем подземелье. Пороховые запахи после взрыва гранаты еще не выветрились. Лампы разнесло осколками, пришлось доставать фонари. Трубы, вырванные ударной волной, искореженные вентили, трещины и дыры размером с кулак зияли в стенах. Дверь за поворотом, которой воспользовались «злоумышленники», по-прежнему была заперта, за ней стояла тишина. Бойцы на цыпочках рассредоточивались, прятались в нишах. Интуиция подсказывала, что если противник устроит вылазку, то примерно с данного направления. Впрочем, Глеб сомневался, что лазутчики будут использовать именно эту дверь – она уже засветилась в предыдущем столкновении. Он приказал Никите и Платону остаться, а Крамеру махнул – за мной. Крались между трубами, замирали, делая несколько шагов, прислушивались. Пространство сужалось, шеренги труб, обмотанные изоляцией, нависали над головой, изгибались – приходилось наклоняться. Воздух тяжелел, влажность царила убийственная, дышать приходилось через раз. И немудрено – коридор заканчивался тупиком в виде двустворчатого проржавевшего щитка. Пространство в тупике расширялось, стены отступили, образовался пятачок, на котором могли развернуться трое или четверо. Лампочка в мутном плафоне мерцала в углу на потолке. Глеб потянулся к щитку, чтобы развести створки… и вдруг застыл, мурашки весело побежали по коже.

Он различил скребущий звук над головой…

Он пригнулся, словно на череп уже обрушивался удар, упал на колено, обернулся и прижал палец к губам. Товарищ все понял, он тоже на слух не жаловался. Крамер сделал большие глаза, попятился, растворился за изгибами труб. Глеб вскинул голову. Потолок как потолок, если не всматриваться. А если всмотреться… Что-то вспучилось между мотками свисающих кабелей – часть потолка вдруг поплыла вниз. Там находилась крышка люка! Она так удачно вставала в створ, что сливалась с потолком. Крышка отгибалась, плавно, почти без скрипа. Заинтригованный, усмиряя колотун в груди, Глеб отступал, втиснулся за простенок, затаил дыхание. Где-то под боком судорожно посвистывал ноздрями Юрка Крамер…

Крышка люка бесшумно опустилась, выдвинулась короткая лесенка, по ней скользнуло гибкое гуттаперчевое тело, отделилось от перекладины и, как кошка, приземлилось на четыре конечности. Оно проделало это совершенно бесшумно! Застыло в изогнувшейся позе, поводило головой, прислушалось. У существа были длинные ноги, поджарое тонкое туловище, на спине выделялся силуэт автомата. «Женщина!» – изумился Глеб. Ну и ну…

Похоже, дама почувствовала чужаков – то ли обоняние хорошее, то ли интуиция. Она насторожилась, подобралась. Ждать, что из этого выйдет, Глеб уже не мог. «Посетительница», судя по всему, была одна. Разведчица. Он оторвался от стены, выскочил из ниши и бросился на штурм, рассчитывая на фактор внезапности. Она отшатнулась, хрипло ахнула. А он уже вознамерился швырнуть ее через бедро, встряхнуть, дезориентировать, как вдруг почувствовал препятствие. Эта чертовка бросилась ему под ноги! И не просто бросилась, а еще и в живот ударила! Хорошо хоть не в самое дорогое и лелеемое! Он охнул, когда в желудке взорвалась мина, с ужасом почувствовал, что его куда-то уносит. Он влетел затылком во что-то твердое – то ли стальное, то ли чугунное (разницы никакой), взвыл от боли, загудело – то ли в голове, то ли в трубе, исторг с хрипом:

– Юрка, хватай эту суку… – вроде как оставил сообщение после звукового сигнала…

Сообразив, что она нарвалась на целую ватагу, дама предпочла не добивать майора спецназа (а ведь легко бы это сделала!), изогнулось в полете спортивное тело, она взлетела, ухватившись за перекладину, и через мгновение уже могла исчезнуть в своем люке, кабы Крамер с воплем: «Ты что, дорогуша, уже уходишь?!» – не налетел на нее, как коршун, подхватил, увлек за собой, повалил под щиток. Посыпались звуки оплеух – неизвестно, кто кого мутузил, похоже, доставалось обоим. Ругнулся Крамер, отлетая к стене. Взметнулась тень – ай да баба-зверь! И что удивительного в том, что они коней на скаку останавливают? Но уже летел Платон, накрыл неугомонную барышню, как бык овцу, принялся выворачивать ей руки. Она брыкалась, кусалась, норовила засадить головой. Ей удавалось и то, и другое, и третье! Глеб с гудящей головой кинулся спасать ситуацию. Только этого им не хватало – сказ о том, как одна женщина четырех спецназовцев за пояс заткнула! Но столкнулся с Никитой, который тоже решил не сидеть на месте, а чем-нибудь помочь товарищам.

– А ты куда прешь? – рассвирепел Глеб, получая еще и по плечу.

– Да что-то не сидится мне сегодня, командир, – пробурчал Никита, оттирая Глеба от клубка копошащихся тел. – Вы только посмотрите на эту прелесть, – восхитился он. – Какой милый групповичок. Мужчины, будьте ласковее. – Он запрыгал вокруг мелькающих конечностей. – Это все-таки дама…

– Да это валькирия какая-то, а не дама… – хрипел Платон, пропуская удары и безуспешно пытаясь взять контроль над ситуацией. А Крамер в это время хватал ее за ноги, но они постоянно куда-то разбегались. Но вот уже угасало сопротивление, слабели движения, она рычала все глуше, подавилась хрипом, ослабла. Легкий тычок в сонную артерию (исключительно в плане гуманных соображений), и шлепнулись на пол сведенные судорогой руки, она откинула голову, застыла – лишь глаза по инерции продолжали блуждать.

– Не на ту метлу вы сегодня сели, сударыня, – прокомментировал Платон и начал с опаской ощупывать зудящий затылок.

– Дождались семеро одну – и запинали, – продолжал глумиться Никита. Но это не мешало ему забраться по лестнице в лаз, изучить обстановку и спуститься обратно. – Все спокойно в этом Багдаде, товарищи офицеры. Одна она была.

– И к чему мы пришли? – задумчиво вымолвил Глеб, освещая фонарем подрагивающее тело. – Хотелось бы верить, что к консенсусу…

Женщина была сравнительно молода, но зрелище являла ужасное. Нет, она была спортивно сложена, в хорошей физической форме, невзирая на удручающую изможденность и худобу. Замарашкой и бродягой она не выглядела – униформа охранной фирмы неплохо сохранилась, ее недавно стирали. Но вот лицо… Бойцы вздыхали и усердно отворачивались. Былую привлекательность этой особе не вернула бы никакая медицина. Серое лицо с обострившимися подбородком и скулами, блуждали водянистые глаза. Губы растрескались, наливались синью. Лицевые мускулы жили собственной жизнью – казалось, что черви извиваются под истончившейся кожей. Вваливался нос, благодаря чему эта бедная барышня назойливо напоминала смерть с косой – именно в том виде, в каком ее изображает фольклор. Волосы под сбившейся кепи были совершенно белыми, сильно поредели, висели безжизненными космами. Сомнений не было: воля женщины давно подавлена – причем отнюдь не природным катаклизмом и даже не пятнадцатимесячным затворничеством в океане. Над женской особью кто-то тщательно потрудился. Возможно, она отдавала отчет своим поступкам, могла думать и вспоминать, но способности к критическому мышлению ее давно лишили…

– И что будем делать, Глеб? – озадаченно почесал макушку Никита. – С этим, блин, сектором «приз» на барабане… Я к тому, что как поступим – правильно или этично?

– Тебе не кажется, что ты слишком часто задаешь вопрос: «Что мы будем делать?»! – проворчал Глеб. – Уходим за поворот, контролируем оба выхода и беседуем по душам. Неужели никому из вас не хочется поговорить с девушкой?

– Ага, щас, чур меня, – проворчал Крамер, растирая отбитое плечо. – Это что со смертушкой общаться…

Глеб взвалил добычу на плечо – она практически ничего не весила, откуда же такая сила удара? – поволок ее за изгиб коридора, не доверяя никому эту ответственную работу. «Виданое ли дело, белая лошадь верхом на принце», – удивлялся в спину неугомонный Никита. Глеб положил ее на пол – «смерть» приходила в себя, убыстрялись движения глаз, она напряглась, скрюченные пальцы начали формироваться в кулаки. «А это мы сейчас исправим, – беззлобно урчал Крамер, вскрывая аптечку в своем рюкзаке. – Ну, подумаешь, укол…» В «рационе» спецназовцев, помимо традиционных обезболивающих, антисептиков и прочих аспиринов, имелись средства для успокоения непокорных и облегчения понимания. Седативные и угнетающие средства, транквилизаторы, нейролептики, снижающие возбудимость и развязывающие язык. Дама уже моргала, покрывалась пятнами, когда Крамер, наполнив шприц «целебной» жидкостью, закатал ей рукав и всадил иглу в костлявое, испещренное венами предплечье. И почти мгновенно зарумянилось бледное лицо – не сказать, что после этого оно вернуло естественный окрас, но «червяки» под кожей практически рассосались. Глаза женщины обрели цвет – серо-зеленый, в них зажглись огоньки разума.

– Какого черта? – вяло прошептала она, созерцая склонившиеся над ней тени. – Вы кто такие?

Голос у нее был слабый, такой же бесцветный и безжизненный, как она сама.

– Мы те, в кого вы недавно стреляли, сударыня, – вкрадчиво возвестил Глеб, – И поверьте, если бы вы не стали этого делать, мы бы тоже не стали. Давайте поговорим, не возражаете? Это куда приятнее, чем стреляться, драться и все такое. Мы не собираемся причинять вам вред.

Она опять напряглась, застыла – словно пыталась вспомнить, зачем это сделала, не нашла подходящего варианта ответа – расслабилась.

– Я больше ничего не понимаю, – прошептала она. – Вы говорите по-русски, я тоже говорю по-русски… Почему вы в нас стреляли?

– Вот наглая… – возмутился Платон, но Глеб одернул его взглядом.

– Вы помните, кто вы такая и где находитесь?

– Вы шутите? – Она беспокойно шевельнулась. – Вы принимаете меня за сумасшедшую?

– В таком случае ваше имя?..

– Ольга… Ольга Пархоменко… Я работаю в охранной фирме «Барс», являющейся дочерней организацией компании «Глобал Транзит»… Я временно исполняла обязанности начальника отдела особых поручений… но на эту работу подписалась рядовым охранником – предложили хорошую оплату и щедрые премиальные… Господи, я очень плохо сегодня соображаю, туман в голове…

– В этом нет ничего удивительного, Ольга. Вашу волю подавляли пятнадцать месяцев, невозможно единственным уколом вернуть вас в мир вменяемых и адекватных людей.

– Что за чушь вы мелете?..

– Вы замужем?

– Да… Нет… О Боже… Я развелась с мужем в позапрошлом месяце… У нас трое детей… Он не работал, до последнего дня сидел на моей шее… Мне очень нужны были деньги…

– Это плохо, если в доме козел и семеро козлят, – сочувственно пробормотал Никита. – В каком городе вы проживаете?

– В Хабаровске…

– Может, добавить? – шепнул на ухо Крамер.

– Не надо, – отозвался Глеб, – слишком хорошо – тоже нехорошо. Она разговорится.

Поначалу она отделывалась короткими вялыми фразами. Потом стала выстраивать связные предложения, речь полилась увереннее. Наводящие вопросы попадали в цель. Ольге Дмитриевне Пархоменко было тридцать четыре года. В прошлой жизни она окончила физкультурный институт, курировала районный спортивный клуб, тренировала городскую команду по легкой атлетике. Муж, едва ли представляющий, как можно зарабатывать деньги, первый ребенок, второй, третий… Хорошо, что имелась заботливая мама в расцвете сил, способная посидеть с малышами. Три года назад Ольга Дмитриевна по протекции одноклассника, с которым когда-то… в общем, неважно, перешла на работу в фирму «Барс», и наконец-то ее зарплата стала напоминать это приятное слово… События последних месяцев отложились в голове нечетко. С головой, вообще, в последнее время какие-то неполадки. Нет, она понимает, что провела на контейнеровозе «Альба Майер» долгие месяцы, но это время как-то сплющено, она существует в резиновом тумане. Да, на судне всеми делами заправляет человек по имени Александр Карлович. Большой ученый, имевший намерение бежать за границу по «приглашению» одной солидной организации, имеющей отношение к разработке новейших систем вооружения несмертельного характера. Этого чудика перевозили в контейнере – груз, который ни в одном из портов на пути следования местные таможенники не имели права досматривать. Грозная охрана – на случай происков конкурентов. О характере груза охранники догадывались. Выходить из контейнера Александру Карловичу не рекомендовалось. Пару раз в день он принимал «посетителя» – начальника охранной команды по фамилии Райдер, с которым был знаком еще до поездки. При этом охранники вставали кольцом, пресекая все попытки экипажа «Альбы Майер» вторгнуться в запретную зону. Вместе с ученым перевозили документацию (ту, что не было возможности оцифровать), вспомогательное оборудование, а также воплощенное в железе развитие творческой мысли. Она припоминала, как Александр Карлович пошучивал: дескать, адская машинка, бесовское изобретение, ускоритель квантовых частиц (понимала, что он шутил)… Да, она видела эту штуку – с одного конца она напоминает фен для просушки волос, а с другого – дрель с насаженной на нее головкой. Что за штука, Ольга без понятия, никогда не испытывала желания подержать ее в руках и никак не соотносила эту смешную вещь к странностям в своей голове и нежеланию разбираться в ситуации. Она прекрасно помнит, как контейнеровоз накрыла гигантская волна. Судно раскачивалось, словно маятник. Контейнеры, закрепленные штабелями на палубе, разваливались, как горка детских кубиков. Ломались опоры, рвались, как нитки, стальные стяжки-талрепы. Это было что-то ужасное – в памяти отпечаталось, как один из контейнеров, подпрыгивая, влетает в надстройку, оставляя на ней внушительную вмятину, как бьются стекла, вываливаются люди с капитанского мостика, как контейнер относит в сторону и он давит в лепешку двух матросов, безуспешно пытающихся выпутаться из хаоса переломанного железа. Она сама куда-то бежала, прыгала рыбкой в распахнутый люк, а за ней неслась, рыча и громыхая, совершенно жуткая волна… Контейнеры в трюмах пострадали меньше, но часть из них сорвалась с креплений, сместилась к корме, что и послужило причиной перекоса судна. В первые же минуты стихийного бедствия на судне отказали двигатели, вышел из строя генератор, оборвалась связь. Гигантские волны тащили «Альбу Майер» на восток, крутили, раскачивали, швыряли. Это был какой-то конец света, никто уже и не думал, что удастся уцелеть после такого разгула стихии… Но как-то все угомонилось, шторм слабел, груда бесполезного железа под названием «Альба Майер» застряла посреди океана, и потянулись тоскливые дни и недели. Помощь не шла, что происходило в мире, неизвестно, радиорубку разбило полностью, о разрушительном землетрясении у берегов Японии никто не знал. Уцелели девять человек из одиннадцати рядовых охранников и шестнадцать членов экипажа контейнеровоза – включая радиста, старпома и капитана Шевченко. Выбрался из контейнера бледный, как привидение, злой, как щука, Александр Карлович Ландсберг, вопил, разорялся, ругался отнюдь не академично… События той давней поры вымывало из памяти, в голове оставались разрозненные обрывки. Ждали помощи – а помощь не приходила, все глаза протерли, таращась в горизонт. Непримиримый конфликт охраны «Барса» с командой «Альбы Майер» – причины конфликта Ольга уже не помнила, хотя, возможно, поводом послужила дележка продуктов и пресной воды – у местного кока имелись в заначке запасы. Коса нашла на камень – с одной стороны, старпом и суровый, не ведающий компромиссов капитан Шевченко, с другой – недобрый и мстительный Александр Карлович и его правая рука – «начбез» Райдер, тип немногословный, жесткий и беспринципный. В один прекрасный день после изматывающего шторма конфликт перешел в тупую бойню. Словно бес вселился в сотрудников «Барса» – хотелось крови, хотелось убивать и убивать… Видно, был приказ, она не помнит. Валила толпа, размахивающая ножами и арматурой – охранники строчили из автоматов, шпигуя людей свинцом, а потом носились за ними по кораблю, добивали поодиночке, стаскивали тела на орлоп-палубу (самую нижнюю). Потом раскурочивали заначку кока, с жадностью набивали животы, давились нормальной пресной водой. Вовремя спохватились – продукты следует беречь, неизвестно, сколько нам тут… Перетащили все консервы, все крупы, всё хоть мало-мальски напоминающее снедь, в отдельную каюту, ввели жесткие санкции к тем, кто будет воровать (впоследствии пристрелили вечно не наедающегося Бутыкина, решившего прибрать к рукам часть «общественного фонда»). Запасы пресной воды быстро иссякли, испаритель в машинном отделении для опреснения морской воды запустить не удалось. Научились поднимать воду из моря и худо-бедно выпаривать из нее соль – процесс был муторный, вода получалась грязная, но хоть такая, чем никакой. Рацион с каждым днем скудел, пайки получались минимальные – только для поддержания жизненных сил. Спасала рыбалка – в тумбочке одного из покойных членов экипажа – большого любителя поудить – обнаружили снасти, много блесен, леску. Оборвали почти все, пока не приспособили тонкую металлическую нить, не рвущуюся и способную выдержать акулу. Но акулы не ловились, клевала мелочь вроде ставриды. Готовили на керосинке – с жидким горючим проблем не было. А вот генератор запустить не смогли – знаний не хватало у рядовых малообразованных охранников. Из девяти выживших один впоследствии скончался – развилась ангина, перешедшая в пневмонию, бедняга просто задохнулся от кашля. Еще одного Ольга Дмитриевна пристрелила лично – некто Марагон, субъект, не отличающийся добропорядочным поведением, возжелал заняться с ней сексом. При этом даже цветочка аленького не подарил! А она уж и забыла, что такое секс. Да и не любила Ольга Дмитриевна заниматься этим делом со свиньями и баранами. Увещевать не удалось, пощечины и оплеухи парня только раззадоривали, пришлось пристрелить – что, впрочем, не повлекло санкций, а только приветствовалось – по причине ликвидации лишнего прожорливого рта…