Текст книги "И слух ласкает сабель звон"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ГЛАВА 11

Столь неожиданный поворот прервал беседу поручика и Элен.

– Мадемуазель! – воскликнул Голицын, видя, как побледневшая девушка, теряя равновесие, падает на землю. Поручик, проявляя чудеса эквилибристики, все же успел поддержать Элен и принялся приводить ее в чувство. Наконец она открыла глаза.

«Боже, как она прекрасна! – пронеслось в голове офицера. – Да, если бы у меня было больше времени…»

Каштановые локоны, высокий лоб, чувственные губы, огромные глаза – вся эта красота, наверное, очаровала бы и камень. К счастью, поручик таковым не являлся, о чем свидетельствовали его многочисленные победы на одном из фронтов – в данном случае на любовном.

Длинные ресницы запорхали, словно сказочные бабочки, показывая, что девушка приходит в себя.

– Ах! – простонала она. – Простите меня… Боже мой, что случилось? Да, да…

Она поднялась и, приведя себя в порядок, тяжело вздохнула.

– Все хорошо, не волнуйтесь, Элен, – попытался успокоить ее Голицын. – Давайте присядем, тем более что совсем рядом беседка, где мы сможем поговорить.

– Беседка? Да, хорошо, присядем, – растерянно произнесла парижанка.

Французский офицер, видя, что он здесь, в общем-то, лишний, деликатно решил оставить молодых людей наедине.

– Вынужден вас покинуть, господа, – козырнул он. – У меня еще дела.

– Благодарю вас, мсье, – попыталась улыбнуться ему Элен. – Вы были так добры.

– Что вы, это я должен благодарить вас за то, что доставили мне счастье сопровождать вас, – галантно откланялся лейтенант.

Молодые люди направились по узкой дорожке, ведущей на вершину холма. Она вилась среди огромных старых дубов и кленов, посаженных здесь, судя по их величине, более ста лет тому назад. Когда-то обширное поместье включало в себя, кроме самого усадебного дома, массу других построек и чудесный старый парк. Эта беседка, видимо, служила местом романтических встреч. Сама природа располагала к этому, настраивала на такой лад. Однако прошло время, наступила война, и теперь в поместье разместился штаб. А беседка все так же стояла на тенистом холме…

Туда и вошли поручик и француженка.

– Садитесь, Элен, – указал Голицын на лавочку.

Беседка внутри выглядела тоже заброшенной, но это не была мерзость запустения. Скорее все здесь выглядело элегией, прощанием со временами, которые не вернутся больше никогда. Сколько таких дворянских гнезд по разным причинам приходили в упадок, будучи оставленными своими владельцами….

Усадив девушку, Голицын всмотрелся в ее глаза.

– Рассказывайте.

Глядя на нее, он уже понимал, что случилось нечто весьма неприятное. Иначе зачем понадобилось бы парижанке отправляться на поиски русского офицера, пусть и понравившегося, но все же виденного всего лишь один раз. Явно не для того, чтобы поговорить о своих чувствах.

– Да-да, сейчас, вот только немного соберусь с мыслями, – кивнула та. – Минуточку.

Глядя в сторону, на холмы, окрашенные осенью в золотистые, багряные и рыжие тона, девушка всхлипнула, повернув заплаканное лицо к поручику.

– Такое горе, такое горе… – проговорила она.

Да, сегодня ее было не узнать. Такая веселая, жизнерадостная, Элен не была похожа сама на себя. – Дидье исчез… неизвестно куда… не знаю… – сбивчиво принялась объяснять она. – После того вечера, наутро он не явился в Генеральный штаб. Тогда за ним послали нарочного. Консьержка сказала, что он домой не приходил. Сергей, вы же с ним тогда отправились в театр?

– Мы с ним расстались сразу же после представления, – медленно, задумчиво произнес поручик. – Я отправился сюда, а он пошел домой. Вот и все.

– До обеда его еще ожидали, искали, звонили повсюду, где он только мог быть, но затем пришли жандармы. У него ведь были какие-то очень важные документы. К обеду взломали дверь, провели обыск, – продолжала девушка. – Я не понимала, зачем это все. Думала, что обыск как-то поможет найти его следы. Но все оказалось наоборот. В квартире они обнаружили что-то… ужасное.

– О чем вы? – недоуменно спросил поручик.

– Они нашли вещественные доказательства того, что… – она запнулась, словно не в силах произнести фразу, – что кузен сотрудничал с немецкой разведкой.

– Какие же это «доказательства»? – прищурился офицер.

– Бумаги, письма… фотографии штабных документов. В общем, этого было достаточно, чтобы обвинить его в шпионаже.

– Ну, дела, – покрутил головой поручик.

Нет, конечно, и речи быть не могло, чтобы Гамелен оказался предателем, агентом и так далее. В это пускай верят читатели газет, падких на очередную «утку». Голицын за время знакомства с Дидье, пусть и недолгого, прекрасно понял этого человека. Нормальный француз, любитель погулять, покутить в меру, в общем, весь как на ладони. Беспечен, правда, как и многие французы. Ведь поручик еще тогда обратил внимание на то, что Гамелен таскает с собой и в ресторан, и в театр переданный ему пакет. Голицын был удивлен таким легкомысленным отношением к документам. Гамелену он, конечно, ничего не сказал: не в его правилах обсуждать сугубо служебные дела. Но ведь Мата Хари, с которой его и познакомил Дидье, тоже тогда иронизировала по этому поводу! Что значит все-таки штатский человек: как его ни учи, все равно в военном деле он мало что поймет.

– Предатель, – хмыкнул вслух Голицын. – Тоже мне…

– Но ведь этого не может быть, – подняла девушка на поручика глаза. – Несомненно, их подбросили. Дидье был веселым и широкой души человеком, дома всегда было много гостей. Но вы-то, Сергей, не верите в эти чудовищные обвинения?

– Я не верю, – развел руками офицер. – Но ведь дело не во мне.

Начав говорить обо всем случившемся, Элен снова пришла в крайнее расстройство, опять дополнившееся слезами, плачем, перешедшим в рыдания. Вот уж чего-чего, а женских слез Голицын не любил. Это было одно из немногих особенностей женской натуры, которое он не принимал в представительницах прекрасного пола.

Хлюпая носом, обезумевшая от горя француженка представляла собой печальное зрелище. По ее словам, прорывавшимся сквозь рыдания, выходило, что поручик Голицын – именно тот человек, кто способен решить эту проблему. Почему так решила парижанка, офицер не понимал. Может быть, виноват случай с бомбой?

– Только вы, только вы, мсье, можете помочь кузену, – говорила Элен, с мольбой хватая поручика за руки. – Подумайте, вы же были тогда вместе! Может быть, вы все-таки что-то заметили?

– Ничего подозрительного, – еще раз мысленно прокручивая события того вечера, произнес офицер. И, правда, не подозревать же в шпионаже Мату Хари, величайшую танцовщицу, бывшую, судя по всему, его хорошей подругой! – Но где же Дидье?

– У противника, поручик… – неожиданно прозвучал за спинами молодых людей чей-то голос.

Голицын обернулся. За спиной стоял командир Второго кавалерийского корпуса генерал де Митри. Поручик и Элен так увлеклись своим непростым разговором, что не слышали и не видели того, что творится вокруг.

Рядом с де Митри стоял генерал-майор, командир Третьей бригады Марушевский, настоящий русский офицер в классическом понимании этого слова, о котором в войсках ходили легенды.

Владимир Владимирович Марушевский происходил из дворян Петербургской губернии. Образование получил в инженерном училище и Николаевской академии Генштаба, участвовал в русско-японской войне, служил при штабе Четвертого Сибирского корпуса старшим адъютантом. После войны занимал должность старшего адъютанта штаба войск гвардии и Петербургского военного округа, начальника штаба Второй Финляндской стрелковой бригады. С началом Великой войны он в действующей армии. За бои под Августовом и под Ольшанской он награжден орденом Святого Георгия четвертой степени. Несколько позже Марушевский получил в командование Седьмой Финляндский стрелковый полк, после чего и был назначен командиром Третьей ОПБ, направленной во Францию.

– Ваше высокопревосходительство… – вытянулся поручик.

– Вольно, поручик. Здравствуйте, мадемуазель. Присаживайтесь, у нас есть новости, – произнес де Митри.

– Одна хорошая, другая – не очень, – интригующе «дополнил» коллегу русский генерал-майор. – Ну, да обо всем по порядку.

Элен выжидательно глядела на генералов. Разговор теперь пошел вчетвером.

– Ну что ж, мадемуазель, спешу вас уверить в том, что все подозрения с Дидье Гамелена сняты.

– Да что вы?! – вспыхнула парижанка. – Неужели это правда?

– Именно так…

– Да, я знала! Вот видите – справедливость всегда восторжествует! – перебила она генерала.

– Однако вернуть его на родину не представляется возможным. По данным агентуры, его удерживают в одном из особняков на окраине Кельна.

– Надо выкрасть его оттуда! – горячилась француженка.

– Если бы все было так легко, мадемуазель, – покачал головой Марушевский. – Но как попасть к немцам через отлично эшелонированную оборону в пять-шесть линий окопов?

– Я знаю как… – неожиданно для всех произнес поручик, глядя на облака, где он что-то заметил.

– У вас есть план, мсье? – удивился де Митри.

– Так точно! Дело в том, что…

Закончить фразу поручику помешал рев сирены воздушной тревоги. В пасмурном небе, высоко над лагерем Мурмелон Ле Гран плыли серебристые цеппелины.

– В укрытие! Быстро!

Все четверо ринулись из беседки.

ГЛАВА 12

– Так что, профессор, наш клиент слишком занят для того, чтобы с ним можно было познакомиться поближе, – произнес Ганс Рюль.

– И что же вы предлагаете?

План профессора Вайса открыть военный госпиталь осуществился довольно быстро. Произошло это по многим причинам, однако главную роль здесь, конечно же, сыграла значимость «светила медицины», а также поддержка, оказанная ему «наверху». Так или иначе, но передвижной военный госпиталь уже был успешно размещен рядом с базой цеппелинов неподалеку от Кельна.

Теперь под прикрытием медицины агенты Профессор и Ассистент могли действовать продуктивно. Близость к базе позволяла без особых сложностей отследить полеты дирижаблей при помощи обычного морского бинокля. Что, собственно говоря, и делалось ассистентом Рюлем. Данные накапливались, однако передавать информацию в Лондон для того, чтобы британцы успели подготовиться к налетам, было проблематично: любой дирижабль все равно долетит до имперской столицы быстрей, чем Альберт Райт узнает о его вылете. Конечно, Ми-6 снабдила резидента-профессора беспроволочным телеграфом, однако им стоило пользоваться лишь в самом крайнем случае. Риск был велик – любая активность в эфире наверняка привлекла бы внимание германцев.

Оставалось одно: попытаться выяснить график вылетов, если таковой существует. А для этого следовало бы свести знакомство с Питером Штрассером. Неужели он откажется от удовольствия познакомиться с берлинским профессором?

«Сумасшедший капитан», однако, был постоянно занят. И неудивительно: к отлично охраняемой базе то и дело подъезжали грузовики с какими-то ящиками, и командир дивизиона каждый раз принимал самое деятельное участие в учете груза. Наблюдения продолжались, и вскоре в районе базы ассистент заметил грузовик с какими-то баллонами, находившимися под усиленной охраной. Не оставалось сомнений: это иприт. Снаряженные отравляющим веществом боеприпасы на фронт не поставлялись из соображений безопасности, все транспортировалось по отдельности.

– Послушайте, профессор, есть у меня одна идейка, – усмехнулся Рюль. – Такая, знаете ли, небанальная идейка…

Ассистент загадочно и вместе с тем иронично улыбался, всем своим видом показывая, что он тоже далеко не последняя фигура в игре.

– Ну, и что же вы придумали на этот раз? – нетерпеливо спросил гений медицины. – Давайте скорей, выкладывайте, у нас нет времени тянуть резину.

– Я думаю так: устроить нечто вроде банкета по поводу открытия передвижного госпиталя, – сообщил собеседник. – Очень даже неплохой вариант. Уж кто-кто, а начальник базы и наш ближайший сосед отказаться от визита не сможет.

– Согласен, коллега, – кивнув, лаконично произнес профессор. – Действуйте.

Приглашения были разосланы штабным чинам, в том числе и на базу цеппелинов.

Незадолго до начала банкета в госпиталь поступила и первая партия раненых. Война делала свое дело, и те, кому не оторвало руку, ногу или голову, должны были после выздоровления занять свое место в строю. Госпитали работали на полную мощность, принимая и вновь отправляя кое-как подлеченных и подлатанных солдат на передовую.

Среди прочих пациентов обращал на себя внимание усатый ефрейтор с легкой контузией и бесноватыми глазами. Сослуживцы и «сопалатники» относились к нему иронично, называя «Адиком», и «бесноватым ефрейтором». Контуженый вояка был на редкость подозрителен ко всем, включая даже лечащего его профессора.

Для большинства коллег он казался чудаком, замкнутым и склонным к весьма странным высказываниям. Адик часто сидел, не обращая ни на кого внимания, в глубокой задумчивости, обхватив голову руками. Затем мог неожиданно вскочить и начать возбужденно говорить что-нибудь вроде: «Если не опомниться, то нас ждут великие беды, ибо невидимые враги Германии опаснее, чем самое мощное орудие противника».

Однажды профессор, проходя по коридору, невольно остановился, вслушавшись в речь ефрейтора, которую он «толкал» перед своими соседями по палате.

Он говорил о том, какую особенную роль в определении его жизненного пути сыграла встреча в венском музее Хофбург с одним из самых мистических символов и реликвий христианства – Копьем Судьбы, якобы принадлежавшим центуриону Гаю Кассию, участвовавшему в процессе распятия Христа.

– По легенде, история этого Копья уходит в далекую древность, – возбужденно говорил Адик. – Оно было выковано по приказу Финееса, одного из первосвященников иудейских, рассчитывающего получить талисман силы для своего народа. Впоследствии этот талисман побывал и в руках Иисуса Навина, когда тот штурмовал Иерихон, в руках царя Ирода, когда он отдал приказ об истреблении иудейских младенцев. Считается также, что в момент, когда Гай Кассий нанес свой знаменитый удар «милосердия», у него излечилась катаракта. Прозревший стал христианином и был почитаем как герой и святой. На меня Копье Судьбы произвело гипнотический эффект. После первого посещения музея я приходил туда снова – созерцать священное Копье и ждать, когда оно откроет мне свою тайну.

– И что же? Открылась тебе тайна? – послышался вопрос «из аудитории». Человек, задавший его, явно еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– Да, это случилось. Это стало для меня посвящением в сущность Копья. Воздух стал столь удушливым, что я едва был в силах дышать, – описывал контуженый ефрейтор Адольф Гитлер свое состояние. – Обжигающая атмосфера музейного зала, казалось, расплывается перед глазами. Я стоял один, весь дрожа, перед колеблющейся фигурой появившегося сверхчеловека – представителя возвышенного разума, с бесстрашным и жестоким лицом. С почтительной опаской я предложил ему мою душу, чтобы она стала инструментом его воли…

«Дурак или прикидывается?» – размышлял профессор, идя по коридору, слыша за спиной смачный, долго сдерживаемый смех раненых.

ГЛАВА 13

В ясный и солнечный день в пригороде Лондона на лужайке прогуливались Ллойд Джордж и Альберт Райт. Игра в гольф только началась.

Безупречные зеленые поля, сочетавшие в себе лесистые участки с вековыми дубами, а также открытые поляны открывали великолепный вид на искусственные водоемы, бережно охраняемые гринкиперами клуба. И во всем этом великолепии, сверкая клюшками под лучами полуденного солнца, проводили время они – гольфисты.

Англия по праву считается основоположником первых гольф-клубов в мире. В Средневековье всячески пытались запретить проводить время за этой игрой, однако короли и их свита все-таки не устояли перед ее шармом и сами встали в ряды гольфистов. Именно тогда игра приобрела статус «королевской».

Оба игрока были одеты во все белое. В этом виде спорта такой цвет в одежде – ведущий. В гольфе белизна символизирует эстетику игры: как гласит один из ее принципов, «если вы умеете играть, вы никогда не испачкаетесь». Строгие брюки, рубашка-поло, классический джемпер без рукавов – вот те составляющие образа игрока, которые создают культуру гольфа. Как говорят в Англии, гольф – это больше, чем игра. Это образ мысли и жизни.

С происхождением игры связана легенда о том, как пастух овец, бродя по прибрежным дюнам, от нечего делать ударил палкой по круглому камню, случайно закатив его в кроличью нору. Друзьям понравилась новая забава. Позже камни были заменены гуттаперчевыми мячами, кроличьи норы – лунками, а вместо палок приспособили клюшки.

У ряда стран есть веские причины считать именно себя основоположниками гольфа. К примеру, итальянцы утверждают, что еще во времена Римской империи солдаты для поддержания боевой формы гоняли кожаные мячи загнутыми на концах палками. Китай также претендует на пальму первенства в изобретении этой игры. Однако, как традиционно считается, корни игры «golfe» произрастают из шотландских земель. Среди селений этой страны устраивались настоящие турниры по гольфу. Официально известно, что в середине пятнадцатого века им уже увлекались солдаты королевской армии.

Играющие неторопливо прогуливались по живописной лужайке, ведя неспешную беседу. Так как в гольф играют часами, то именно за такой игрой часто проходят деловые переговоры и заключаются многомиллионные сделки. В лунках виднелись воткнутые шесты с флажками, чтобы гольфист издалека мог разглядеть желанную цель.

– Ну, так что вы мне скажете, генерал, – поинтересовался премьер-министр, – какие сведения способны порадовать наше правительство? Или опять мы должны развести руками и посетовать на «временные трудности»?

– Да уж кое-что можно сообщить, сэр, – скупо усмехнулся Райт. – Нельзя сказать, чтобы слишком много, но все-таки.

– Очень интересно…

Премьер начал игру, взяв большую клюшку «вуд», использующуюся для самых дальних ударов, и первым же ударом отправил мяч с площадки «ти» на «грин». Мяч полетел высоко, описывая в воздухе огромную дугу.

– Ситуация следующая: наш резидент Профессор уже на месте, – сообщил руководитель разведки. – С помощью Ассистента собирает информацию о цеппелинах, но ее пока немного. К тому же она не способна предотвратить налеты.

– Не очень-то, – поджал губы Ллойд Джордж. – Хотелось бы большего, генерал. Ведь противник не сидит на месте, а действует.

– Пока имеем то, что имеем, сэр, – подытожил Райт, нанеся короткий удар «айроном».

– Частые нападения на промышленные центры чрезвычайно неблагоприятно отражаются на ритмичной работе оборонных предприятий, генерал. Особенно тревожное положение на чугунолитейных заводах, имеющих первостепенное значение для обороны страны. Необходимость гасить доменные и мартеновские печи приводит к большим материальным потерям. Кроме того, резко падает производительность труда. В периоды частых нападений значительно увеличивался процент невыхода на работу рабочих и служащих, – комментировал невеселую реальность Ллойд Джордж. – Если так дальше пойдет, то останется еще запретить гольф.

– О чем вы, сэр?

– Не помните? В середине пятнадцатого века Шотландия готовилась противостоять английскому вторжению. Вместо того чтобы совершенствоваться в стрельбе из лука и повышать тем самым обороноспособность государства, население с большим энтузиазмом играло в гольф и футбол. В результате чего в 1457 году король Джеймс II в акте парламента Шотландии запретил оба вида спорта.

Гольфисты на некоторое время замолчали, полностью отдавшись игре.

Ни для кого уже не было секретом, что психологическое воздействие от налетов дирижаблей на население Британских островов было колоссальным. Сбывались самые оптимистические предсказания «сумасшедшего капитана»: с фронта на территорию метрополии в спешном порядке перебрасывались так нужные там зенитные батареи, эскадрильи истребителей, прожекторные и звукоулавливающие установки. Воздушные тревоги нарушали ритмичность работы заводов, фабрик, судостроительных верфей, что отрицательно сказывалось на объемах выпуска военной продукции. Для разработки эффективных методов борьбы с ночными бомбардировками при Адмиралтействе Великобритании была создана специальная комиссия во главе с Уинстоном Черчиллем, первым лордом Адмиралтейства, морским министром.

Первые семь лунок игры ничего не определили. Скорее это была разведка перед боем. Гольфисты действовали осторожно, изучая сильные и слабые стороны друг у друга.

– Французские союзники утверждают, что немцы активизировались над русскими позициями, – сказал, примеряясь к удару клюшкой, премьер-министр.

– Хотите сказать, сэр, что русские наверняка что-то сделают в ответ? – прищурился собеседник.

– Я этого не исключаю. Более того, стоит ожидать, что они будут действовать весьма активно.

Стюарт принес апельсиновый сок.

После восьмой лунки первую строчку в «турнирной таблице» занял премьер, блестящим чипом положив мяч прямо в лунку и обогнав на два удара Райта. Далее события разворачивались стремительно. Тринадцатая лунка оказалась несчастливой, и генерал вторым ударом отправил мяч в высокую траву.

– О боже!

У игрока на поле обычно есть помощник, кэдди – его правая рука. Он не только носит за игроком сумку с клюшками, но и подсказывает, какое расстояние до лунки, какую клюшку взять. Кэдди Райта долго искал мяч в густых зарослях. Выбивая мяч из густой травы с помощью клюшки «ведж», руководитель Ми-6 с большим трудом выбирался из этого положения, в итоге заработав два ненужных плюса.

– Как там говорится у русских – «дружба дружбой, а табачок врозь», так, что ли? – вспомнил премьер, полностью развернувшись в плечах и посылая мяч по красивой дуге через озеро.

– Не знаю, сэр, – пожал плечами Райт. – Я далек от русских поговорок. Но вот если цеппелины попадут в руки союзников…

– Этого нельзя допустить. Конечно, генерал, можно прикрываться красивыми словами о сотрудничестве, партнерстве и прочем. Можно говорить о том, что мы союзники, так что у нас должно быть все общее: цели, задачи, успех, результаты – все поровну. В принципе, – усмехнулся он, пригнувшись и определяя расстояние до лунки, – мы и так это все заявляем во всеуслышание. Скажу больше – нас, по-моему, внешне трудно обвинить в какой-либо предвзятости по отношению к нашим партнерам. Так оно и должно быть. Руки у нас должны быть всегда чистыми. Иначе нельзя…

– Но…

– Но мы-то с вами прекрасно понимаем, что все это – только разговоры. Каждый думает о своей, повторяю, только своей выгоде. Сегодня твой союзник – это твой союзник, а завтра все может быть совсем наоборот. Да и вообще, союзники – это те же конкуренты. Союзничество на самом деле – вещь весьма деликатная. И здесь слова могут расходиться с делом. А почему это мы должны таскать каштаны из огня для тех же самых русских или французов? Совсем не обязаны. Да и не мы одни такие. И те, и другие поступят при возможности точно так же, – разглагольствовал, все больше вдохновляясь, Ллойд Джордж. – Каждый заботится прежде всего о своей выгоде. А как иначе? Так устроен мир, и ничего нового я сейчас не придумал.

– Тем более нам ничего непосредственно не грозит, – поддержал премьера генерал.

– Да, я вижу, вы прекрасно все понимаете. Впрочем, должность у вас такая – быть умнее многих и многих…

Собеседники снова принялись за гольф.

– Кстати, я не так давно убедился, что к основной игре корпусом и телом надо кое-что добавить. Необходимо было поменять движение рук, – поделился приобретенным опытом генерал. – Мне подсказали, как можно добавлять движение кистями – это удлиняет удар. После десяти уроков постепенно пришло понимание, насколько это непростая вещь – поменять свой свинг.

– Да, всегда есть новые пути развития техники. Я, кстати, понимаю, что просто не смог бы сохранить душевное здоровье, если бы не выходил время от времени на гольф-поле.

Тремя ударами Райт провел мяч по «фервею» и выбил его на грин – площадку с идеальной травой, напоминающей ковер. По ней мяч мог без помех катиться и после удара должен попасть в лунку. Мяч приземлился в трех метрах от заветной цели. Если бы ему сейчас удалось забить патт, то…

В гольфе часто приходится хорошенько поразмыслить, обдумывая свой ход. Недаром английские аристократы называют гольф «шахматами на траве». Для заключительного удара Райт выбрал наиболее элегантную клюшку «паттер». Ею он спокойно и аккуратно ударил, чтобы закатить в лунку мяч, лежавший в нескольких метрах от цели. Но мяч прошел в каком-то сантиметре от лунки.

Премьер довольно улыбнулся:

– Ситуация для нас выглядит, упрощенно говоря, так: пусть немцы и русские взаимно уничтожают друг друга. В драке двух сторон всегда выигрывает третий, который умеет выждать. Британии пока ничто не грозит, не считая воздушных налетов. А на фронте в основном воюют солдаты из колоний. Ну, а что у нашего Профессора – есть ли конкретный план действий?

– Есть такой план, сэр!