Текст книги "Свинцовый шторм"
Автор книги: Сергей Зверев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
12.
Прежде чем стать Посредником, Дмитрий Петрович Бочкин успел попробовать свои силы на разных поприщах. Естественно, вначале были школа и институт – простой педагогический, поскольку для того, чтобы попасть в какой-либо из особо престижных, нужны были или весьма незаурядные способности, или солидные связи. Ни тем ни другим Дима похвастать не мог, поэтому пришлось выбрать заведение, готовившее для школ страны сеятелей разумного, доброго и вечного. Правда, будущий историк Дмитрий Бочкин с самого начала прикидывал, что школа с ее мало управляемыми детишками вполне может обойтись и без него, а с дипломом в кармане можно найти и гораздо более престижное и теплое местечко.
А поскольку юность Димочки пришлась как раз на годы перестройки, когда многим казалось, что в стране наступают новые времена и вот-вот наступит новая жизнь под руководством старой, но здорово поумневшей партии, то и будущее свое он планировал связать именно с партией. Дорожка для умных, умеющих устроиться в жизни людей, давно уж была накатана: сначала комсомол, затем партия. Та, которая КПСС. Та, которая умела ценить своих преданных работников, именуемых словечком «номенклатура», и заботилась о них не в пример лучше, чем об остальных гражданах «великого и могучего СССР». Квартиры, машины, пайки из закрытых распределителей, лучшие санатории и многое другое, но непременно самое лучшее – все это было очень весомым довеском к скромному званию «слуга народа».
Дима закончил свою бурсу, годок-другой стойко отмучился в стенах простенькой средней школы, а потом без особого шума перебрался в райком комсомола, на скромную должность инструктора. Конечно, было бы неплохо устроиться сразу в райком партии, но до теплого места в доме «старшего брата» надо было дорасти – просто так, с улицы на хлебные места не брали. А пока можно было, при особой сноровке, на кусок хлебушка с маслом и с икоркой заработать и под «комсомольской крышей»: в стране росло и ширилось кооперативное движение, одобренное главной партией и лично Михал Сергеичем. Правда, на деле эта кооперация больше занималась самой обычной спекуляцией, но тонкости терминологии никого особенно не занимали, поскольку главным было то, что умным людям дали возможность почти честно заработать большие деньги. И умных вдруг оказалось очень немало. Как немало нашлось и крепких ребят с уголовным прошлым и без оного, которые с успехом начали претворять в жизнь уже подзабытый лозунг: «Грабь награбленное»…
Дима успешно сотрудничал с несколькими кооперативами и успел заработать первые относительно большие деньги, когда в конце восьмидесятых в стране случилась большая неприятность: казавшийся таким солидным советский рубль как-то незаметно растерял свою покупательскую способность. Дмитрию, как и многим другим деловым людям, пришлось спешно осваивать способы обмена «деревянных рубликов» на более серьезную валюту. Доллар складывался к доллару, жить становилось, как некогда заметил лучший друг советских кооператоров, все лучше и веселее…
Вот тут-то и грянул настоящий гром: период маловразумительной болтовни закончился развалом страны, похоронившей под обломками и комсомол, и КПСС, и будущую карьеру. Бочкин без особой печали плюнул на руины и окончательно ринулся в пучину дикого бизнеса. К тому времени самым модным словечком в околоденежных кругах стало загадочное «бартер». Если деньги становятся ничем не обеспеченными фантиками, то на первое место выдвигается простой обмен. Меняли все что угодно, и схемы порой вырисовывались посложнее многостраничных математических формул. Вот на ниве бартера-обмена и расцвел новый талант Дмитрия Петровича. Благодаря предусмотрительно сохраненным старым и заведенным новым связям, Бочкин вдруг понял, что есть способ зарабатывать серьезные деньги без всякого криминала и почти без особого риска! Все оказалось до смешного просто: нужно было всего лишь помогать продавцам искать выгодных покупателей – и наоборот. Естественно, за приличный процент со сделок… Так среди почти приличных и почти законопослушных бизнесменов и ворюг появился Посредник.
Самый большой куш Бочкину удалось урвать во время двух кампаний в Чечне. Патроны, оружие, снаряжение и прочая военная «справа» шли влет и за очень хорошую цену. Дмитрий Петрович прекрасно понимал, в кого будут стрелять автоматы, с его помощью проданные боевикам, но совесть его ничуть не мучила – так же, впрочем, как не мучила она и тех людей, кто старательно взрастил и вскормил обе войны, а потом заработал на них совсем уж невообразимые деньги. Бизнес есть бизнес. А тысячи убитых российских солдатиков… Что ж поделаешь, служба у них такая, а на войне везет далеко не всем…
– Теперь я, кажется, понимаю, почему развалилась наша армия, – негромко произнес Бочкин, в упор рассматривая провинившегося охранника уничтожающе-презрительным взглядом. – Да и страна тоже… Как там у вас говорят? «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона»? Правильно говорят… Я все-таки хочу услышать вразумительный ответ на мои вопросы. Кто это был? И сколько их было? И как так могло получиться, что тебя, молодого, здорового, трезвого мужика, этак легонько вырубили и связали, как пьяного барана?
Охранник в ответ лишь мрачнел, не поднимая глаз, виновато вздыхал и тупо разглядывал что-то невидимое на полу, словно силился именно там разглядеть и прочесть ответы на вопросы грозного босса. Да и что можно было сказать в свое оправдание, если действительно как безмозглого барана обвели вокруг пальца…
– Молчишь? Правильно молчишь, охранничек, раствою перетак… – Дмитрий, поигрывая желваками, повернулся к командиру группы боевиков и все тем же неприязненным тоном спросил: – Насчет девки глухо? Или прапора этого? Хоть какие-то соображения есть?
– Да есть, как не быть, – полноватый, но явно неслабый мужчина лет сорока с силой провел ладонью по бритой голове от лба до затылка и без малейшего страха посмотрел на заметно нервничавшего босса. – Взвода спецназа там, конечно же, никакого не было, иначе о таком событии весь подъезд до сих пор гудел бы. Так нет ведь. Думаю, их двое было. Один этого барана отвлек, а второй в это время через открытый балкон забрался. Ну, а дальше все было просто… Скажу только, что работал явно не лох с рынка: спустился он, скорее всего, с крыши, а это для человека неподготовленного вещь, считай, невозможная.
– Как думаешь, не Контора?
Бритый отчетливо уловил напряженные нотки в голосе Бочкина и мысленно злорадно усмехнулся: а ведь дрейфит могучая и страшная босса! Но вида не показал и глубокомысленно пожал плечами.
– Не, не должно бы. Иначе мы все уже в уютных камерах сидели бы и через стенку перестукивались. – Бандит повернул голову налево, трижды аккуратно сплюнул и, на всякий случай, дополнительно пристукнул костяшками крупного кулака по столешнице. – Думаю, что прапор тот каких-то своих корешей напряг – они и сработали. Среди ветеранов еще немало крепких мужиков, которые такие вещи умеют творить, что мама не горюй…
– Да мама не загорюет, – скрипнул зубами Дмитрий Петрович, – ты бы лучше за своими архаровцами следил… А то не пришлось бы нам всем вскорости горевать. А, хватит пустых базаров… Ты вот что: вызвони-ка мне нашего полковника. Он на этого прапора боевого нас вывел – с него и спрос. Пусть ищет, падла, землю роет… Да хоть жрет ее, но прапорщик мне нужен в ближайшие дни! Я уже людям пообещал, что все будет солидно и красиво. А у нас вместо «красиво» получается полная ж…!
Бритый выудил из кармана мобильный телефон, пощелкал кнопками, выводя на дисплей номер полковника, но на вызов нажимать не стал, а, кивая на по-прежнему молчаливо страдавшего в стороне бойца, негромко спросил:
– Дмитрий Петрович, а с этим что делать будем?
– Байку хочешь? – ядовито ощерился Бочкин и, холодея взглядом, продолжил: – Как-то начальник Генштаба Шапошников на вопрос Сталина о том, как он наказал провинившегося офицера, ответил, что выразил ему свое неудовольствие. Сталин, естественно, недоуменно спросил: «И это все?» А Шапошников и говорит: мол, в старое время этого было достаточно, поскольку после такого выговора офицеры обычно шли и стрелялись… Если бы я знал, что этот клоун пойдет и застрелится, я бы выразил ему свое неудовольствие. Но времена сегодня другие, и я скажу так: накажем его рублем. За этот месяц зарплаты ему не давать! Может, и другим наука будет… Давай-давай, звони полковнику! Кстати, а Сидоров наш ссучиться не мог? В смысле, шепнуть по старой дружбе прапору насчет девки?
– Это исключено, – уверенно замотал головой командир боевиков и начальник контрразведки по совместительству. – Полковник ничего не знал о нашей операции. А если бы и знал… Не дурак же он – прекрасно понимает, что мы его на раз вычислили бы!
– Ох, не люблю я темных пятен… Ладно, что гадать… Звони ему, пусть сюда подгребает.
…Сидоров расспрашивать о причине вызова и вести долгие разговоры не стал, а просто пообещал приехать, более чем лаконично буркнув в трубку: «Минут через двадцать буду». Правда, вместо двадцати минут прошло почти полтора часа, прежде чем в комнату, где расположились бритоголовый «старшой» и нетерпеливо посматривавший на часы Бочкин, шумно отдуваясь, вошел полковник и прямо с порога недовольно прогудел:
– Здорово! Ну, что тут у вас стряслось? Что за пожар? Я, между прочим, на службе!
Если бы Бочкин смог чуточку отвлечься от своих невеселых дум и повнимательнее присмотрелся к полковнику в первые секунды его появления, то, возможно, и увидел бы легкую тень растерянности и даже откровенного страха, мелькнувшую на лице Сидорова при виде флегматично крутившего в сильных пальцах спичечный коробок бритоголового. Но Посредник не заметил ничего странного в облике неведомо где припозднившегося приятеля и разговор начал именно с давно, видимо, наболевшей темы.
– Полковник, знаешь, за что я ненавижу эту страну? За то, что здесь ни на кого и ни в чем положиться нельзя! Пообещать и не сделать? Пожалуйста. Сорвать из-за пьянки даже самый выгодный контракт? Да раз плюнуть! Сказать, что будешь через полчаса, а приехать через пять часов, а то и вовсе забыть и не появиться? Это мы тоже умеем как никто в мире!
– Ну, остынь, Петрович, – миролюбиво улыбнулся Сидоров, – признаю, виноват. Пробки проклятые – сам ведь знаешь… Так что случилось-то? А это, – полковник кивнул в сторону бритоголового, – как я понимаю, телохранитель твой, что ли? Ха-ха, крут ты, брат, я смотрю. Мужик, ты не из наших будешь? Не из армейских?
– Оттуда, товарищ полковник, – сдержанно ответил бандит, не утруждая себя даже намеком на попытку по старой привычке встать, приветствуя старшего офицера – не армия, что зря суетиться. Субординация – вещь хорошая и полезная, но все хорошо в меру. – Юрий Зимин, бывший майор.
– Ха, я ж и говорю: глаз – алмаз!
– Проблема у нас, полковник, – нажал голосом Бочкин, давая понять, что пустые разговоры можно перенести и на потом. – Короче, чтобы твой прапор был посговорчивее, взяли мы его племяшку. Все культурно, что называется, никакого насилия. Почти. Ну, а закончилось тем, что нашу девочку кто-то очень даже лихо освободил, и мы теперь в… затруднении.
– А я-то чем, так сказать? – поджал губы Сидоров. – Я тебе про груз сказал, прапорщика нашел, а уговорить я его и не обещал… Сам знаешь, он меня чуть ли не послал.
– Зато я уже пообещал. – Посредник зло выругался и даже сплюнул от досады. – Серьезным людям, понимаешь? В общем, так, товарищ воинский начальник, я не знаю, как ты это сделаешь, но прапора ты должен уговорить!
– Хорошее дело, – присвистнул Сидоров, – «уговорить»… Да после истории с племянницей он нас всех теперь уже точно пошлет – и будет прав!
Полковник не смог отказать себе в удовольствии лишний раз намекнуть на провал бойцов Посредника и мстительно ткнуть этого шибздика в очечках, возомнившего из себя великого дельца и стратега, в дурно пахнущую кучу, в которую тот сам себя и загнал. Насладиться мысленным видением барахтающегося в «этом самом» Бочкина полковнику помешал звонок мобильника, громко выдавшего известную мелодию песенки про «батяню-комбата».
– Да, слушаю! Ты?! Да узнал, узнал… Да что ж вы все… Не пыхти, я тебе слово даю, что ни сном ни духом. Именно: и в глаза не видел… Да точно!.. Ну… И что теперь?.. Так, да? Ну, не знаю, я попробую связаться и поговорить… Давай так: если что выгорит, я тебе завтра примерно в это же время звякну, лады? Добро. Все, давай…
Сидоров нажал кнопку отбоя, озадаченно хмыкнул и лишь затем перевел на Посредника заметно повеселевший взгляд и ответил на немой вопрос, хотя и был уверен, что тот уже наверняка догадался, кто звонил:
– А вот и наш прапорщик объявился. Повезло тебе.
– Что он сказал?
– Говорит, согласен. На путешествие. Но на новых условиях, – полковник расплылся в ехидной улыбке и развел руками, – и за другие деньги…
13. Остров Ямайка, город Негрип, июнь 2010 года
…Грохот стрельбы продолжался минут пять. Огненные трассеры полосовали хлипкие стены бунгало вдоль и поперек, вдребезги разбивая стекла окон, разнося в щепки досочки и брусочки, с визгом рикошетя от каких-то металлических уголков и скоб. Несколько полных магазинов-рожков, выпущенных из раскалившихся стволов, превратили и без того хлипкое строение в жутковатое решето. После такого обстрела в доме могла уцелеть разве что мышь – да и то если бы она успела шмыгнуть куда-нибудь под доски пола. Но мужчинам, видимо, показалось это недостаточным: после того как умолкли автоматы, один из стрелков достал из кузова компактный ручной гранатомет и без раздумий выпустил заряд, с оглушительным треском взорвавшийся где-то внутри изуродованного домика. Пламя рванулось из всех щелей и вскоре останки бунгало начали напоминать большой и очень невеселый костер…
Три стрелка, видимо, были слишком уж поглощены завораживающим зрелищем пылающего дома и не увидели, как за их спинами откуда-то из темноты появилась быстрая мужская тень. Мужчина уверенно поднял руку, в которой блеснул ствол пистолета, и с непостижимой быстротой произвел три выстрела. Три пули с громадной скоростью влетели в три затылка, и три тела обмякшими мешками рухнули на гравий дорожки…
– О, май гад… Ты их убил! – Из маленького не то сараюшки, не то гаража, стоявшего чуть поодаль от горящего дома, появилась мулатка. Огонь красиво поблескивал в ее темных глазах с синеватыми белками, а вместе с огоньками приплясывал и неприкрытый страх. – Что теперь со мной будет? Они ведь видели, что я уезжала с тобой! Это конец, конец…
– Ну, до нашего конца еще, думаю, далеко, а эти… Мне иногда кажется, что весь мир состоит из одних олигофренов… – Джексон без особого сожаления посмотрел на жутковатые, рвавшиеся в ночное небо языки пламени и рваные клубы почти черного дыма и равнодушно заметил: – А ведь насчет углей я поторопился: теперь здесь этого добра хоть отбавляй… В вашей деревне пожарные, кстати, есть? А то тут, понимаешь, огонь бушует, а кругом тишь, благодать и сонное благолепие…
Как выяснилось буквально через секунду, пожарные в городе, видимо, все-таки имелись, поскольку где-то в отдалении и раз, и другой коротко и тревожно взвыла сирена.
– Во, похоже, едут… – Повернув голову в сторону подвывавшей сирены, Сэм прислушался и, бросив взгляд на уже теряющее силу пламя, сокрушенно закивал: – Совсем как наши. Пару головешек еще застанут… Однако надо поспешать!
Джексон быстро подошел к одному из убитых, поднял выпавший из рук автомат и, проверив, остались ли в рожке патроны, без раздумий направил ствол в лицо бандита и нажал на спуск. Автомат отозвался короткой гулкой очередью и тут же был вложен в руку другого бандита, лежавшего чуть в стороне. Причем тело Сэм развернул ногами к пожарищу. Далее Джексон оттащил парня с изуродованным до неузнаваемости лицом на несколько метров и положил головой в сторону дома, пристроив в уже едва теплую ладонь свой пистолет. Не забыл импровизатор и про свои отпечатки пальцев: оружие было торопливо, но тщательно протерто носовым платком. Проделав все эти манипуляции, Джексон, наклонив голову, полюбовался на дело своих рук и удовлетворенно кивнул.
– Нормально. Приедет полиция – и что увидит? Правильно, три придурка сожгли бунгало, постреляли, а потом друг в друга палить начали. С чего вдруг? А пусть господа полицейские голову поломают… – Тут Сэм, словно только сейчас вспомнив про даму, развернулся к мулатке и, увидев ее посеревшее, какое-то отсутствующее лицо и безвольно опущенные руки, удивленно спросил: – Ты чего, подруга, молишься, что ли?
Только теперь Джексон сообразил: скорее всего, мулатка прикинула, что теперь она стала опасным для него свидетелем и ее ждет та же участь, что и троих любителей пострелять по ночам. Тогда понятно, почему она и с лица спала, и почему что-то там шепчет горячо.
– Не, ну точно все бабы – дуры! Потом помолишься, сестра моя, а сейчас двигать отсюда надо – вон, уже сполохи синие видны. Минуты через две здесь будут…
Увидев, что в ближайшее время ее, кажется, никто убивать не собирается, мулатка заметно приободрилась и даже внесла небольшой вклад в импровизацию Джексона: достала из сумочки потрепанную колоду карт и, быстренько перелистав ее, выбрала пикового туза и довольно лихо пришлепнула его ко лбу одного из покойников.
– Вот! У нас тут одна банда таких тузов вместо визиток подбрасывает… Пусть будет еще один след. И пусть копы проклятые себе мозги свернут…
Как подъехала к догоравшему дому пожарная машина, беглецы уже не увидели, поскольку в эти минуты уже катили на мотоцикле, давно припрятанном на всякий случай Джексоном, в сторону Лусеа, откуда можно было без труда добраться до Монтего-Бей.
Сэм почти полностью предугадал действия как пожарных, так и местной полиции. Пожарные, обнаружив сразу троих убитых, выполнение своих прямых обязанностей отложили на неопределенное время – благо огонь уже почти угомонился и никакой угрозы ни для кого не представлял – и вызвали полицию. Полиция прибыла и, оправдывая изречение о том, что «никому не нужна лишняя головная боль, висяки и плохая отчетность», быстренько оформила надлежащие бумаги, из которых следовало, что «на окраине города имела место быть обычная бандитская разборка». Почти одновременно с полицейскими примчалась и машина с пронырливыми журналистами, которых никто не вызывал…
Наутро на одном из местных телеканалов в выпуске новостей был показан коротенький сюжет, о котором мгновенно все забыли – подумаешь, тремя бандитами стало меньше.
Хозяин бунгало намеревался в ближайшее время получить страховку, а исчезновение клиента, снимавшего домик, его нимало не беспокоило: плата была получена вперед, жалоб никто не предъявлял, а нет жалоб – нет и проблем. Таким образом, ни Джексон, ни бежавшая с ним мулатка, вопреки их опасениям, решительно никому не были нужны…
Расстались Джексон и его спутница в Монтего-Бей. Сэм протянул мулатке тоненькую пачечку долларов и без особого сожаления произнес:
– Вот все, что осталось. На первое время тебе хватит, а там что-нибудь придумаешь. Хотел все ваши пиратские достопримечательности посмотреть: Порт-Ройял и все такое… Рома бочку выпить – в общем, красиво потратить. Да видно, не судьба. Поеду, поищу местечко попрохладнее – благо дружок один старый приглашение прислал…
– Я помолюсь за тебя, – судя по мелькавшему время от времени в темных глазах дамочки страху, Элизабет все еще не могла до конца поверить, что именно со стороны этого жесткого и уверенного в себе белого ей ничего не грозит. Вон, даже денег дает… – Как же все-таки зовут тебя?
– Странник, – почти по-доброму усмехнулся Джексон и, мельком взглянув на ярко-голубое небо, кивнул вверх: – Там все знают, так что молись смело… Ладно, прощай, подруга, и можешь пожелать мне удачи…
Через два часа после расставания с симпатичной мулаткой Джексон уже сидел в уютном кресле самолета, уверенно гудевшего могучими турбинами и деловито отсчитывавшего милю за милей, разделявшие Западное полушарие Земли и Восточное. Где-то далеко внизу мерно дышали необозримые просторы голубой Атлантики, в салоне «Боинга» было почти по-домашнему тихо, чисто, а приглушенный свет и ровный шум двигателей располагали к расслабленной дреме. Этому же приятному времяпрепровождению способствовали и парочка стаканчиков весьма приличного виски, принятого большинством пассажиров рейса. Кто-то пил для того, чтобы послаще дремалось, а кто-то и для того, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться и утопить в янтарном напитке свой страх. Думать о многокилометровой бездне под крыльями самолета и о ничуть не менее опасных океанских глубинах никому не хотелось, только вот унять свои страхи и отвлечься от нехороших мыслей удавалось далеко не всем. У Джексона это получалось – ему было, по большому счету, совершенно наплевать, когда и где его крепко ухватит за руку симпатичная старушка с косой.
Он действительно очень не любил вспоминать свое настоящее имя. До такой степени не любил, что и сам порой начинал верить, что давно позабыл и детство, и юность свою курсантскую, и все, что было в его жизни позже. А было многое…
Сначала был Афганистан, куда молодой лейтенант совершено искренне мечтал попасть с первых дней учебы в Рязанском училище ВДВ. Война быстренько вправила лейтенанту мозги, буквально за месяц-другой объяснив, что «романтика войны, настоящая мужская игра, испытать себя огнем, орденок заработать» – это не более чем стандартный набор молодого дурака. На самом же деле никакой «красивой войны за интересы великого и могучего СССР» не было, да и быть не могло – а были грязь, кровь, страшная усталость и вполне реальная возможность просто сойти с ума… Слепящее белое солнце, «зеленки», красно-коричневые горы, серпантины дорог, по которым с грохотом и пылью проносились боевые машины десанта, БТРы, БМП, танки и колонны грузовиков. Много-много белой афганской пыли и… черного жирного дыма. Так страшно горели подожженные моджахедами наливники-бензовозы…
А потом Джексон, носивший в те дни обычную русскую фамилию, попал в плен. Был советский офицер, а стал никому не нужный грязный мужик, сидевший в поганой глубокой яме. Сначала теплилась надежда, что свои не бросят, найдут, отобьют или обменяют. Потом надежда потихоньку растаяла. И лейтенант для себя решил, что Родине, оказывается, на него абсолютно наплевать! Ни ей, ни генералам, никому он не интересен и не нужен. Никому. Так, забытое быдло и пушечное мясо…
Затем появились какие-то журналисты и непонятная благотворительная контора, выкупившая Джексона из грязного афганского зиндана. Не Родина-мать, а совершенно чужие люди спасли – это бывший лейтенант крепко запомнил… Дальше был Запад, где быстренько выяснилось, что и там русский парень, в общем-то, тоже не нужен никому.
Скитания закончились на вербовочном пункте, где Джексона без малейших проволочек и проверок записали в интернациональную семейку наемников. А воевать бывший лейтенант воздушно-десантных войск умел. Менялись имена, страны, сослуживцы, которых ушлые журналисты и писаки называли то «псами войны», то «солдатами удачи». Лично Джексону больше нравилось «дикие гуси». Нравилась и новая работа. Нравилась именно потому, что в ней, как казалось Джексону, не было ни политики, ни завуалированной лжи – ничего, кроме пусть и циничного, но честного желания просто заработать. И до определенного момента экс-лейтенанту было все равно, в кого стрелять.
«Определенный момент» наступил, когда Сэм, носивший в те дни имечко Боб, гонялся со своими ребятами за группой российских спецназовцев в окрестностях реки Ориноко, на территории Венесуэлы. И насмешливая Судьба свела Джексона с командиром русских боевых пловцов, оказавшимся – почти как в дурацком индийском кино! – родным братом одного офицера-десантника, некогда спасшего Джексона в Афганистане и чуть позже там же погибшего… Венесуэльская история закончилась тем, что Джексон, на руках которого было уже предостаточно крови – и русской в том числе – серьезно помог российским спецназовцам уничтожить тайную базу наркоторговцев. После заварушки Сэм крепко выпил с русским майором, и затем они тихо расстались – ни врагами, ни друзьями. Правда, вскоре майор Орехов получил коротенькую записку, в которой было написано примерно следующее: «Прощай, солдат! Хотя… Говорят, Земля наша удивительно маленькая и тесная. Если тебе станет совсем хреново или понадобится помощь – напиши по этому адресу… Б.Дж.» [1]1
Об этих событиях рассказывается в романе С. Зверева «Секретный туннель».
[Закрыть] .
Приглашение от «старого дружка», о котором Джексон вскользь упомянул в разговоре с мулаткой, пришло по электронной почте именно от российского майора. И бывший наемник, которому уже давно надоело откровенно скучноватое безделье, решил: «Почему бы и нет?» Тем более что на Ямайке начался сезон дождей, а дождь Боб недолюбливал…
