Текст книги "Операция «Юродивый»"

Автор книги: Сергей Бортников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Военных среди них не было, только жандармы, полицейские, пожарники и даже тюремщики. Да сочувствующие им лица – порой близкие родственники, иногда – родные дети…

Тем же приказом народного комиссара внутренних дел СССР № 0308 от 19 сентября 1939 года в составе Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) при НКВД СССР было создано еще семь организованных лагерей для содержания польских военнопленных: Старобельский, Юхновский, Козельский, Путивльский, Козельщанский, Южский и Оранский.

Их окружили колючей проволокой и тщательно позаботились о том, чтобы не допустить никаких контактов иностранцев с местным населением.

* * *

С тех пор Вялов стал чуть ли не ежедневно снабжать Крюгера «полной» информацией о всех предсказаниях Юродивого. Часть из них по обыкновению Павел придумывал сам, часть – поставлял ему из Москвы дядя по каналам секретной правительственной связи.

В последний раз он сообщил, что Ванечка к своему четырехлетию выдал целый ряд странных цитат: «Опять кровь!», «Финны покажут русским Кузькину мать!»

Так и случилось.

30 ноября 1939 года началась так называемая Зимняя война с Финляндией. Красная Армия понесла страшные потери и застряла в непролазных болотных топях (которые почему-то не замерзали в самые холодные зимы) аж до тринадцатого марта следующего года…

* * *

Новый год встречали в Москве. Дядя пригласил. Во-первых, 1940-й, юбилейный, во-вторых – он недавно получил большую четырёхкомнатную квартиру и хотел заодно справить новоселье. А племянники – самая близкая родня. Вот замнаркома и послал за ними свой служебный автомобиль, в котором запросто поместились молодая чета Вяловых да Нина с мужем Владимиром и сыном Ильёй.

Гостей встретила Любовь Витальевна – супруга Николая Петровича. Своих детей у них не было – поздно поженились, чуть ли не в сорокалетнем возрасте, поэтому с первых дней знакомства тётя относилась к Павлу и Нине как заботливая и нежная мать, а в Илюше вообще не чаяла души, называя мальчишку не иначе как самым любимым внуком. Первый – он и есть самый любимый!

– А где дед? – разочаровано пробухтел Илья, с прихожей заглядывая вглубь самой большой гостиной комнаты.

– На работе, любимый…

– Чего так долго?

– Служба!

– А когда придёт?

– Сказал: скоро будет. Так что, раздевайтесь, гости дорогие. Чувствуйте себя как дома!

– Это вам. – Нина, переобувшись в тапки, зашла в тёплую, просторную кухню (именно о такой она мечтала всю жизнь!) и стала доставать из своей безразмерной хозяйственной сумки солёные груздочки, вяленную рыбку и яблоки, которые на диво щедро уродились прошлой осенью в её саду.

– Спасибо, милые… Вам не стоило беспокоиться. У нас всё есть!

– Ну как же без гостинцев? – улыбнулась Катюша, выкладывая на стол две огромные рыбины – щуку и судака. – Вялов их лично поймал! А мама с папой – зафаршировали. Это любимое блюдо в нашей семье.

– И тебе спасибо, дочка! – тётя поцеловала ее в щеку. – Извини, что не смогла приехать на свадьбу. Но для тебя у нас тоже кое-что есть… Давай только дождёмся Николая Петровича… Он вот-вот должен подойти!

И правда. Буквально через несколько минут раздался звонок в дверь.

– Паша, открой! – распорядилась хлопотавшая по кухне хозяйка.

Вялов поспешил выполнить её просьбу.

На лестничной клетке в светлом длинном – чуть ли не до пола – пальто стоял сияющий дядя с маленьким велосипедом в руках.

Именно о таком мечтал Илья!

* * *

Гости сидели за щедро сервированным столом, а «самый любимый внучек» гонял на трехколесном велосипеде вокруг них, не снимая правой руки с противно дребезжащего звонка.

«Дзинь – дзилинь, дзинь – дзилинь!»

Пока провожали старый год, Володя успел набраться и теперь храпел в самом дальнем углу отдельной комнаты, отведенной для его семьи.

Женщины уединились на кухне, где вели секретный разговор о чём-то своём, бабьем, и, конечно же, главном в жизни.

А Вялов с Николаем Петровичем – всё о делах да о делах. Даже в новогоднюю ночь нет покоя горячему чекистскому сердцу!

– Скажите, дядя… Неужто Юродивый прав, и мы скоро столкнемся лоб в лоб с всепобеждающей германской военной машиной?

– А ты как думаешь?

– Не знаю…

– Но предвидеть обязан!

– Пока ничего не предвещает именно такого развития событий. Немцы – наши первые союзники. Во время конфликта с Польшей вели себя достойно. Вспомните хотя бы события в Бресте. Войска вермахта вошли в город раньше, чем Красная Армия, однако, осознав, что Белоруссия, согласно принятым ранее договорённостям, должна находиться в сфере влияния Союза Советских Социалистических Республик, после совместного парада торжественно оставили город…

– Но если мы союзники, почему германская разведка так нагло ведёт себя на нашей территории? Открыто проводит съёмку военных объектов, пытается вербовать агентов из числа инженерно-технического состава передовых предприятий оборонной отрасли? – возразил Николай Петрович. – А теперь к ним добавились еще и эсэсовцы из «Аненербе»… С абвером разберутся наши контрразведчики – не будем отбирать у них хлеб, а с зондеркомандой, мне кажется, и так всё ясно. Фюрер и его ближайшее окружение с трепетом относятся ко всякого рода оккультизму. Именно псевдонаучные теории призваны, по их мнению, подтвердить особый статус арийской расы, её уникальность, верховенство над другими народами. Колдуны, пророки, ведьмы должны говорить только то, что хотят слышать вожди Германии. Вот Ванечка пообещал, что умрёт в один день с товарищем Сталиным – и сразу вызвал небывалый интерес к себе… Возьмут его – и смогут шантажировать нашего вождя! Ты не догадываешься, почему в последнее время они не предпринимают попыток заполучить пророка?

– Зачем?! Я честно передаю им всю необходимую информацию…

– А немцам надо не только знать, но и владеть! Чтобы «фильтровать» и направлять в нужное русло предсказания Юродивого!

– Так вы полагаете…

– Совершенно верно. Они знают, что дело идет к войне, во время которой надеются завладеть мальчиком без лишних усилий. Кстати, можешь доложить Крюгеру, что под Новый год Ваня кричал: «Вижу немецкие танки под Москвой!» Это укрепит их в правильности собственных решений.

– Понял!

– Как обстановка в Калинине?

– Спокойная.

– А в области?

– Более-менее… В Осташков привезли много пленных поляков. Есть данные, что местное население сочувствует им, даже пытается, по возможности, подкармливать узников… Мы решительно пресекаем такое безобразие и уже арестовали несколько человек из числа рыбаков, промышляющих на озере Селигер.

– Надо дать Токареву указание, чтобы отпустил…

– Зачем?

– Люди проявили гуманизм, а их – за решетку! И так столько народу насажали – охранять некому…

– Что-то не узнаю я вас, дядя Коля…

– Старею. Дряхлею. Жалость начинаю проявлять. И ведь понимаю, что нельзя, а всё равно – жаль! Хочется отмыться немного… перед смертью.

– Какие ваши годы?

– Немалые. В июне – пятьдесят. Если доживу.

– Чем вызван такой пессимизм?

– В декабре был у Ванечки. И знаешь, что он напророчил?

– Что?

– «Ты умрешь в первый день войны!»

– Значит, надо максимально оттянуть её начало… Лет этак на двадцать.

– Не выйдет, – кисло улыбнулся Николай Петрович. – В одну из наших первых встреч пророк сказал: «Война начнется в день твоего рождения!»

– Вот я и говорю, в день вашего семидесятилетия.

– Твоими б устами да мёд пить… Он тогда добавил: «Скоро!»… Ну, пошли за стол, а то прозеваем Новый год, как Володька… Кстати, как часто он выпивает?

– В последнее время – чуть ли не каждый день. С работы идет – чекушка уже в кармане!

– Может, его тоже – в НКВД?

– Думаете, в органах не употребляют? Еще как!

– И ты, говорят, одно время не слабо к горлышку прикладывался, а?

– Было дело!

– Как завязал?

– Просто бросил. Сразу после того, как соврал товарищу Берии: мол, не пью.

– Стыдно стало?

– Похоже на то! Уже год – ни-ни!

– Молодец, правильно. Для нашего брата-русака нет ничего губительнее водки… Она, окаянная, сводит в могилу больше люду, чем все войны и репрессии, вместе взятые! Зови девчат… Пять минут осталось!

Раздался звон бокалов. Из граммофона полилась тонкая лирическая мелодия. К двум часам ночи Вялов затанцевал до изнеможения всех: тетю, сестру, жену… А Николай Петрович сидел одиноко за столом и, обхватив седую голову руками, думал думу.

«Вот уйду я – кто им поможет? Выход один: не умирать! А если уж суждено, – поднять за оставшееся время племянника как можно выше по карьерной лестнице, дать ему хорошую должность в центральном аппарате, он парень добрый, отзывчивый, благодарный, может, и о Любаше позаботится, и Нину с Илюшей не даст в обиду! Только как это сделать?! У Павла пока особое задание…»

* * *

Первого января, отобедав, гости стали собираться домой. И тут Любовь Витальевна вспомнила об обещанном сюрпризе.

– Ой, Катюша, милая, простите, совсем забыла! – Она бегом вернулась в спальню и что-то взяла в шкафу под бельём. – Вот возьмите.

Тётя разжала кулак.

В нём был золотой крестик.

– Бери, дочка, он приносит счастье, – кивнул Николай Петрович, заметивший, что супруга его племянника долго не решается принять дорогой подарок. – Эта вещь принадлежала Любушкиной маме, прожившей на свете девяносто пять лет, чего и тебе желаю!

– Спасибо! – засмущалась Катя.

– А мой велосипед где? – возмущенно прогундосил Илья.

– Здесь, здесь, наш самый любимый внучек!

Машина уже ждала у подъезда.

– Спасибо за всё, дядя! – расчувствовался Павел.

– Спасибо на хлеб не намажешь… Должен будешь.

– Понял.

– Ежели что со мной случится – не оставляй Любушку без присмотра.

– Есть, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга!

– Ну, бывай… Счастливого пути!

* * *

Чётко следуя рекомендациям дядюшки, уже через день Вялов назначил «свидание» своему «немецкому другу», собираясь поведать ему правду об очередных видениях Юродивого.

Все планы перебила случайная встреча с Крутовым, состоявшаяся накануне Рождества в центральном городском парке, где Вяловы, по обыкновению, прогуливались перед сном.

Александр Дмитриевич в штатском шёл им навстречу по главной аллее, ведя под ручку симпатичную барышню, которой что-то постоянно шептал на ухо – о победах капитана на личном фронте в управлении ходили легенды.

На закутанную в элегантную пушистую шубку женскую фигурку первой, как ни странно, обратила внимание Катюша.

– Ой, смотри, какая прелесть.

– Баба как баба, что в ней особенного? – отмахнулся Павел.

– Да я не о бабе, а о шубе! Хочу такую же! Купишь?

– Конечно. Ты только скажи – где…

– Давай спросим у девушки!

В это время сопровождавший красавицу мужчина оторвался от нежной женской щечки, к которой периодически припадал после очередного пылкого монолога, и радостно раскинул в стороны руки:

– Паша, сколько лет, сколько зим?

– Шура! Какая встреча! – принял игру Вялов.

– Это мой бывший заместитель… по лесозаготовкам, – обратился Крутов к своей пассии. – Мне надо сказать ему несколько слов, а ты пока потолкуй с его спутницей жизни. – Ну, где пропадаешь, старина?

– А то ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответил Вялов, отводя собеседника в сторону, чтобы не мешать супруге вести разговор на интересующую её тему. – В Весьегонске.

– А я уже хотел подавать на тебя в розыск…

– По какому такому поводу?

– Дело есть…

– Валяй!

– То исчезнувшее досье никак не даёт мне покоя. Выходит, какая-то крыса завелась в моём отделе, так?

– Похоже на то.

– Вот я и придумал, как вычислить мразь. Поможешь?

– Непременно.

– Сейчас у меня в подчинении три человека: Бабенко, Егоров и Фильчук. Завтра, на Рождество, я буду выпивать с первым из них. И как бы между прочим передам ему новые предсказания пророка, о которых мне стало известно от моего большого друга Вялова.

– Понял…

– Что бы ты посоветовал ему сказать?

– Ну, давай так, – Павел ненадолго задумался. – «Финны разобьют советскую группировку». Фантастика, конечно, но тот, кому этого очень хочется, в неё поверит.

– Хорошо! На Василия приглашу Егорова – это его праздник, именины, без магарыча не обойтись… И сообщу, что Юродивый прогнозирует в скором времени конфликт между СССР и Германией. Пойдёт?

– Да. Скажи: «Я вижу танки на улицах Москвы!» – пускай радуются враги…

– А на Крещение уединюсь в своём кабинете с Фильчуком. Что придумаем для него?

– «Советский Союз потерпит поражение в войне!»

– О Паша, имя тебе – гений! Может, ты сам сочиняешь всю эту байду? – предположил Крутов, совершенно не подозревая, как он близок к истине.

– Да кто ж тебе скажет правду, Шура? – отшутился Вялов. – Держи кардан – и по домам!

– Погоди! Я же не сказал тебе, как будем действовать дальше. Ты по своим каналам узнаешь у германского агента…

– А как я на него выйду, Крутов?

– Не делай из меня дурака, Павел Агафонович. Думаешь, мне не известно, что ты с ними вась-вась? В кино ходишь, в театры…

– Да, но…

– Никаких «но»! Ты легко установишь, о каком из трех предсказаний стало известно немцам, и доложишь мне. Вместе и хлопнем крысу!

– Хорошо… Только без меня никаких шагов не предпринимай, Александр Дмитриевич.

– Договорились!

– Всё. Пошли. А то девчонки мёрзнут.

– Ни хрена с ними не случится.

– Кстати, где ты такую кралю подцепил?

– Где-где… Её муж – главный инженер одного из оборонных предприятий. Часто ездит в командировки за рубеж.

– Значит, ты не по доброй воле, а по принуждению руководства?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Как видишь, я с тобой откровенен. И надеюсь на ответные чувства.

– Считай, взаимность ты уже получил. Пошли.

– Ну что, узнала, где берут такую красоту? – поинтересовался Павел, беря жену под руку.

– Да, – вздохнула Катя. – Шубку привёз ей муж. Из-за границы.

* * *

После разговора с Крутовым, Вялов отложил встречу с Крюгером до конца месяца, чтобы дать время пока неизвестному предателю донести до уст эсэсовца свежую порцию пророчеств Юродивого, и стал ждать, когда Вальдемар снова отправится в Берлин: передавать столь конфиденциальную информацию иными (техническими) способами с его стороны было бы неразумно.

Однако время шло, а Крюгер продолжал наслаждаться бурной курсантской жизнью в городе Калинине и не торопился навещать родину. «Что бы это значило? Лишь то, что среди контрразведчиков предателя нет! Тогда где его искать? Надо снова посоветоваться с Крутовым!»

* * *

Шура сидел в кабинете один. Перед ним на столе стояла полная бутылка пива «Жигулёвское». Круги под глазами и тошнотворный запах, висящий в и без того спёртом воздухе, свидетельствовали о том, что вчера капитан снова перебрал.

– Ну, что скажешь, друг мой верный? – пробурчал Крутов, одновременно пытаясь откупорить пробку маленьким перочинным ножиком.

– Скажу, что тебе пора прекращать это безобразие! – Вялов вырвал из его рук бутылку и поставил на сейф. – Почему-то не шевелятся наши немецкие друзья…

– Может, что-то заподозрили? Или попали мы «не в цвет»?

– Тогда придется предположить, что предатель – кто-то из нас двоих.

– Ты умнее, чем я думал, Павел Агафонович…

– Не дурак. Включай мозги, братец, пока нас обоих к стенке не поставили!

– За что?

– За провал в работе и попустительство иностранным шпионам. Кто еще мог рыться в твоём столе, кто?

– Не знаю! – злобно сплюнул Александр Дмитриевич. – Сам над этим по двадцать четыре часа в сутки работаю!

– Значит, надо двадцать пять… Ну!

– Разве что высшее руководство. Только оно имеет неограниченный доступ ко всем секретным документам!

– Ты что, совсем с ума спятил? Не стоит летать на таких высотах! Давай опустимся чуть ниже.

– Бабенко, Фильчук, Егоров – нет у меня в штате больше никого, ты слышишь, старлей, нет!

– А случайные люди могли оказаться в твоём кабинете?

– Могли! Только после этого у них одна дорога – в подвал, во внутреннюю тюрьму.

– Собутыльники? С кем ты мог выпивать в служебном кабинете, а?

– Упаси боже, чтобы я со штатскими! Ты же меня знаешь, Вялов!

– Знаю! Стажёры, командировочные…

– Стоп, Паша, стоп… Твой Горшков ранее в моём отделе обретался. Я не раз оставлял его в кабинете без присмотра, слышишь?!

– Слышу…

– Только он парень непростой, у самого Никонова состоял на связи.

– Я об этом и без тебя догадался. А он, сука, стучал ещё и немцам!

– Ты это предполагаешь или утверждаешь?

– Когда сержант стал проявлять чрезмерный интерес к Юродивому, я думал, что на то есть прямое указание руководства, и не очень-то препятствовал ему. А он, гад, мог работать одновременно на две конторы…

– Запросто, – кивнул Крутов. – Давай втулим ему сверхважную информацию! Не придуманную, – подлинную. Какую он не сможет игнорировать и сразу побежит на доклад к своим кураторам. Причём ни я, ни ты не обозначим причастности к её распространению. Это сделает кто-то третий, чья правдивость не будет вызывать у него сомнений.

– Я даже знаю кто! – оскалил зубы в ироничной улыбке Вялов.

В тот же вечер он отбыл в Весьегонск и, как следует, проинструктировал Савченко…

Когда наутро Горшков пришёл навестить своих подопечных, Игорь Семенович по большому секрету поведал ему о последнем предсказании Ванечки.

«Война начнется 22 июня!»

Именно в это день Пашкин дядя – Николай Петрович – празднует свой день рождения…

* * *

Когда Вялов проснулся, в квартире не было никого – Катя давно убежала на лекцию в училище, сегодня у нее первая пара.

«Застели кровать и сделай яичницу. Люблю!» – гласила записка, оставленная на кухонном столе.

Павел позавтракал, побрился и стал собираться на работу.

Спешить некуда – Крутов ждет его к десяти утра.

…Таким довольным своего товарища Вялов ещё никогда не видел.

– Сработало, Павел Агафонович… Сработало на все сто!

– Ты о чем?

– Как только твой человек сообщил Горшкову об очередном предсказании Юродивого, один из германских курсантов срочно убыл в Берлин.

– Как его фамилия?

– Крюгер! Вальдемар Крюгер! Бери – дарю, делай с ним, что хочешь. А Борька – мой! Лады?

– Да не спеши ты так, дурья башка! Может, у немца кто-то заболел: родители, жена, дети…

– Откуда тебе известно, что он женат? Ах да, я же сам дал тебе досье! Извини, Паша… Кругом одни враги народа – свихнуться можно!

– Давай еще раз проверим эту версию.

– Какую?

– Что предатель – Горшков.

– А как мы сможем это сделать?

– Вернётся Крюгер, и я поговорю с ним по душам…

– Договорились. Только не тяни резину. Выяснишь – и сразу ко мне. А то у меня уже руки чешутся на эту падлу!

* * *

Вальдемар вернулся через несколько дней и сразу изъявил желание встретиться. Павел давно готовился к этому моменту, но как он вызовет эсэсовца на откровенность, пока еще не придумал.

Решил: будет действовать по обстановке!

Немец почти никогда не приходил с пустыми руками. Вот и в этот раз он прихватил с собой две бутылки настоящего баварского пива.

Эх, была не была!

– Пошли ко мне домой, Вальдик… Я получил квартиру. По русскому обычаю её полагается обмыть.

– Давай! – не колеблясь, дал согласие Крюгер.

– Баварского нам явно маловато будет. Прикупим «Жигули»…

– Чего?

– Это – новый сорт советского пива… Не хуже, между прочим, вашенского!

– Я не против…

– Вобла у меня есть…

– Что есть?

– Рыба! Собственными руками пойманная, засоленная и высушенная!

– А… Мы её называем дохлой…

– Да что вы понимаете в русских деликатесах, невежественная немчура!

– А ты – рыбак?

– Еще какой! – хвастливо заверил «обер-лейтенант». – Вице-чемпион Волги!

– А чемпион кто?

– Савченко!

– Знакомая фамилия!

– Мой тренер.

– А…

– Ну пошли… Вон там, за углом, моё жилище!

* * *

– Давай так, ты пьешь наше, а я – ваше! – предложил Вальдемар.

– Не возражаю! Да, кстати, при царе-батюшке у нас тоже была своя Бавария. Тверская.

– Как это понимать?

– Еще в 1887 году австрийский подданный Эмиль Слатинский основал на берегу речки Тверцы первую паровую пивоварню, которую так и назвал – «Тверская Бавария». Сейчас, правда, со своим пивом в Калинине негусто… Это, например, привезли из Самары, пардон, Куйбышева, столицы советского пивоварения!

– Сейчас я его продегустирую! Ну, за фройндшафт?

– За дружбу, камрад, нерушимую и вечную!

Они чокнулись бутылками и принялись пить пиво прямо из горлышка.

– О, эти ваши, как ты говоришь…

– «Жигули».

– Совсем неплохи… Гут! Гут! Ну, где твоя обещанная вобла?

– Держи! – Вялов достал из тумбочки несколько рыбин и положил на стол. Одну из них выпотрошил и начал чистить. Крюгер последовал его примеру.

– Если б у себя на родине я пришёл в пивную с мёртвой рыбой – меня б оттуда выгнали!

– Серьёзно? – искренне удивился Павел.

– В лучшем случае, приняли б за идиота и после трапезы разбили мой бокал – его ведь невозможно будет отмыть! О! Вкусно! Ты сам её ловил?

– Конечно!

– Я бы тоже с удовольствием посидел с удочкой на берегу какой-нибудь речушки. Возьмешь меня с собой, когда потеплеет?

– Непременно.

– А какая еще рыба у вас водится?

– Щука, судак, лещ…

– Они, наверное, вырастают очень большими?

– О, да!

– Я с такими не справлюсь. Мне б помельче… Лишь бы клевало…

– Окунь, ёрш – я тебе такую рыбалку устрою, руки болеть будут!

– Ёрш – это что?

– Сейчас узнаешь!

Вялов ещё раз открыл дверцу тумбочки и нащупал рукой высокое горлышко «Московской».

– Вот!

– Что это?

– Русиш водка! Если смешать её с пивом – выйдет «ёрш»!

– Но ведь ты говорил, что ёрш – это рыба!

– Для кого рыба, а для кого – коктейль! Сам знаешь, в русском языке многие слова имеют двоякий смысл!

Павел нашёл на кухне огромный фужер, граммов, наверное, на триста, и аккуратно наполнил его. Наполовину водкой, наполовину – пивом. Затем сильно ударил дном об стол. Раздался характерный звук: «Чпок»!

– Держи! Пить надо залпом!

– О! Гут! Зэр гут! – испробовав, похвалил Вальдемар. – А ты себе почему не наливаешь?

– Второго фужера не могу найти. Давай сначала ты ещё один, а затем я!

– Давай! – разошёлся немец, доселе ничего не знавший о страшном воздействии на организм горючей советской смеси. – Хар-ра-шо! Дай-ка ещё мне воблы!

– Держи!

– Теперь я приготовлю для тебя коктейль. Смешаю водку с «Баварским».

– И у нас получится «Баварский ёрш»?

– Точно! Вернусь домой – всех буду угощать! – Он доверху наполнил фужер и, как Павел, ударил дном об стол. Да так, что тонкая ножка не выдержала и отвалилась, поранив ему руку. А содержимое выплеснулось на стол.

– С «ершом» надо быть осторожнее! – философски рассудил Павел, бинтуя гостю руку.

Вскоре Вальдемара основательно развезло, и Вялов понял – пора!

– Что это ты меня сегодня ни о чем не спрашиваешь, а?

– Сейчас спрошу… ик! Как там наш мальчик?

– Растёт.

– Я не об этом… ик!

– Снова о войне заговорил…

– Да ну?!

– Точно! Мол, начнётся она 22 июня.

– Знаю! – подтвердил Крюгер, и попробовал напрячь свой помутившийся рассудок. Получилось! Немец вдруг чётко осознал, что таким признанием подставляет под удар своего осведомителя, и попробовал подсластить пилюлю. – Разведка донесла… ик!

– Давай еще по одной!

– Нет. Всё. Больше не могу! Где у тебя туалет?

– По коридору – направо!

Вальдемар поднялся с табуретки и, пошатываясь, пошёл в сортир, из которого до ушей Павла за миг стали доноситься душераздирающие звуки:

– Бэ-э! Бэ!

Зарычал унитаз, смывая чистокровную арийскую блевотину. Полилась вода из крана – видно, Крюгер подставил непослушную башку под спасительную водную струю.

Через пять минут он был как огурчик. Правда, не свежий – малосольный.

– Можно я посплю у тебя полчасика? – спросил виновато потухшим голосом.

– Конечно, камрад, конечно! – удовлетворенно хмыкнул чекист, уже добившийся своего.

* * *

Проснувшись, Крюгер ничего не помнил.

Вялов предлагал опохмелиться, но Вальдемар при виде водки побледнел и чуть было не рухнул в обморок.

Павел проводил беднягу до трамвайной остановки и пешком направился в центр. Было семь часов вечера, но почти во всех окнах управления ещё горел свет.

Крутов тоже оказался на месте. Трезвый.

– Всё, Шура, круг замкнулся. Предатель – Горшков, делай с ним, что хошь!

– Понял. Завтра ты поедешь в Весьегонск и под благовидным предлогом отправишь Борьку в Калинин.

– Не будь горячим, как жидовский борщ! Дельце надо обтяпать с умом, чтобы чики-чики!

– Что ты предлагаешь?

– Мой человек передаст сержанту свежую порцию пророчеств, Горшков побежит сдавать их немцам, и ты возьмешь его с поличным… В противном случае, в моих отношениях с Крюгером может наметиться трещина. А мне это ни к чему.

– Ты, как всегда, прав! Когда начнём?

– Сегодня.

Утром Савченко сообщил подозреваемому, что ночью Ванечка бредил и часто повторял: «К нам едет палач!»

Это предсказание Вялов сочинил на ходу.

* * *

В нескольких сотнях метров от областного управления НКВД по улице Советской строители ударными темпами возводили новый многоэтажный жилой дом. За ним, во дворе, стояла ветхая деревянная избушка, в которой никто уже не жил. Снести её обещали ещё до Нового года, но, как всегда, что-то не сложилось, и мероприятие решили отложить на осень.

Оглядываясь по сторонам, Борис миновал строящуюся высотку и свернул налево. Убедившись, что никто за ним не следит, сложил внутрь раскрытые створки ставен старого дома.

Затем вставил в невидимое отверстие посредине одной из досок тонкий маленький ключик и дважды провернул. Выдвинув миниатюрный потайной ящичек, положил в него клочок бумаги и, не опуская назад створки ставен, собрался идти прочь.

В это время сзади него, словно из-под земли, выросли четверо в штатском. Весь отдел контрразведки в полном составе: Крутов, Бабенко, Фильчук, Егоров…

Щёлкнули наручники, сжимая за спиной кисти жертвы.

Александр Дмитриевич, ухмыляясь, запустил руку в карман галифе Горшкова и вытащил оттуда ключ. Спустя мгновение записка уже была у него в руках.

«К нам едет палач!» – прочитал Крутов.

– Что ж, пошли, Иуда! – он больно толкнул бедного Горшкова в бок. – Пришло время каяться!

* * *

Сержант не запирался. Сразу признал свою связь с иностранной разведкой. Но добавил: я военных тайн не разглашал, только делился сомнительными пророчествами Юродивого. Сам, мол, в его способности не верю, так что ничего преступного в моих деяниях нет. Напротив, одна польза – дезинформировал потенциального противника!

Выслушав доклад начальника контрразведки, Токарев приказал устроить возле избы засаду, но Крутов отговорил его от этой затеи. Мол, к делу имеет отношение старший лейтенант Вялов, а у того, сами знаете, какие «тяги» в центральном аппарате…

Дмитрий Степанович сразу согласился с доводами подчиненного и даже не стал вызывать Павла для консультаций: имеешь особое задание – выполняй!

А тому только того и надо было.

Дядя давно велел вступить в более тесный контакт с эсэсовцем Крюгером. Теперь для этого имеются все «законные» основания.

Вялов встретился с Вальдемаром поздним вечером на окраине города – раньше таких мер предосторожности они никогда не предпринимали.

– Смотри, камрад, какое дело… Мои коллеги задержали германского шпиона, – начал заговорщически он, двигаясь рядом с немцем по середине пустынной улочки.

– Зачем ты рассказал об этом мне?

– Так… На всякий случай. Для связи с иностранцами был оборудован тайник в одном из ветхих строений в центре города.

– Ну и что?

– Теперь там засада.

– Я не имею к этому никакого отношения!

– Ну, как знаешь, – спокойно парировал Павел и, развернувшись, направился в обратную сторону.

– Спасибо, друг! – летело ему вслед.

* * *

О том, что она беременна, Катя призналась отцу-матери в конце марта, а вечно занятый Вялов и вовсе не знал пока о том, что вскоре станет отцом такого долгожданного первенца.

И лишь тогда, когда его супруга уже не могла скрывать округлости своих форм, Павел начал кое о чём догадываться.

– А ну-ка, подойди ближе! – сказал после того, как четверть часа исподтишка наблюдал за женой, собиравшейся на Первомайскую демонстрацию. – Что это у тебя?

– Я поправилась на пять килограмм. А ты даже не заметил! Тоже мне чекист…

– Скажи, ты от меня ничего не скрываешь?

Супруга зарделась, и Вялов наконец-то понял всё.

– Катя! Катенька! Катюша! – он схватил её на руки и стал кружить по комнате.

– Тише, сумасшедший… Мне нельзя нервничать!

– А ты не нервничай – радуйся, наслаждайся жизнью! И кто у нас будет: мальчик, девочка?

– Мальчик. Тимофей Палыч.

– А может, София Павловна? Тоже неплохо звучит!

– Нет. Тимофей. Генерал Вялов. Не как ты – вечный лейтенант.

– Обижаешь – старший! Что соответствует званию майор РККА. А я, хоть давно член партии, только-только из комсомольского возраста вышел! Так что у меня всё ещё впереди!

– Ладно, не бурчи, лучше помоги завязать пояс на платье…

* * *

Курсанты из Германии тоже приняли участие в параде, посвященном дню солидарности трудящихся. А как же? У них при власти – национал-социалисты, можно сказать, братская рабочая партия!

По окончании демонстрации Вялов и Крюгер условились встретиться в арке одного из соседних с управлением НКВД домов.

– Еще раз хочу поблагодарить тебя, – тяжело вздохнув, начал Вальдемар.

– За что?

– За предостережение.

– Так ты ж там не при делах!

– Не паясничай. Да, твой коллега работал на меня. И тайник тот я лично заложил.

– Спасибо за откровенность. Выходит, ты кадровый разведчик?

– Нет, Паша, и ещё раз – нет! Я же говорил тебе, что состою в научной организации «Аненербе». Моё руководство не интересуют ваши военные секреты – только мальчик. Юродивый.

– Значит, ты не доверял мне и решил подстраховаться… А тебе известно, что Горшкова за это расстреляли?

– Как? Уже?

– В моей конторе шутить не любят…

– Да, печально…

– Если начальству кто-то донесёт, что наши с тобой встречи имеют целью не только спортивное соперничество, меня ждёт его участь…

– Значит, нам обоим следует усилить бдительность!

– Нет, камрад, мы должны просто перестать встречаться!

– Не выйдет, Паша! – голос Крюгера стал вдруг жёстким.

– Это почему же?

– А потому, что ты у меня вот здесь! – немец хлопнул себя по карману кителя. – Нас интересует Ваня! И если ты попытаешься спрыгнуть с поезда – пойдешь следом за Борисом.

– Ах, вот как вы запели? – возмущенно закипел Вялов, задействовав все свои актёрские способности. – Хорошо, Вальдик, я тебе это припомню!

– Прости, погорячился… Пойми, у нас нет другого выхода, кроме как держаться друг за друга!

– Так держись! Зачем надо было впутывать моего подчиненного? Неужели не понятно, что чем больше людей вы привлекаете к сотрудничеству – тем больше подставляете под удар меня!

– Доктор Левин тебе не доверяет.

– С чего бы это?

– Он подозревает, что ты ведешь двойную игру.

– А как, прикажете, мне себя вести? Конечно, я докладываю руководству о наших встречах! Только, о чём мы говорим на самом деле, держу в секрете, понял?

– У него возникло несколько вопросов по поводу Юродивого.

– Например?

– Левин – профессиональный психолог. Один из лучших в Европе. Он тщательно изучил характер товарища Сталина и был неприятно удивлён, когда Ванечка вернулся из Москвы. Если б нашему вождю доложили, что какой-то пророк грозит умереть в один день с ним, он бы его никуда от себя не отпустил!