Текст книги "Идентификация Спрута"
Автор книги: Сергей Щеглов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
4.
Калашников потянулся к кувшину и обнаружил, что квас закончился.
– Вы хорошо поработали, Нея, – пробормотал он. – Выходит, теперь у нас не один Спрут, а целых два.
– Спрут только один, Артем, – ответила дарсанка. – Его хозяин получит другое кодовое имя.
– Например, Хозяин, – усмехнулся Калашников. – Черт возьми, а вы действительно неплохо поработали. Если у Спрута есть Хозяин, это в корне меняет всю концепцию…
– Вы откажетесь от поездки на Авареск? – с надеждой спросила Миноуи.
– Напротив, – покачал головой Калашников. – Я как следует подготовлюсь к поездке на Авареск. С учетом, так сказать, вновь открывшейся информации. Ну что, еще пару чашечек?
– Спасибо, Артем, но мне пора, – покачала головой Миноуи. – Пожалуйста, изучите все материалы по Шестнадцатому управлению. И обязательно посоветуйтесь с Лапиным!
– Обязательно, – заверил дарсанку Калашников, вылезая из кресла. – Успешно вам поработать!
– Вам тоже, – попрощалась Миноуи и растворилась в воздухе.
Калашников помахал рукой пустому месту и принялся массировать лоб, собирая разбежавшиеся в разные стороны мысли. У Спрута есть Хозяин; а с этой Миноуи, оказывается, вполне можно разговаривать; на Авареске меня ожидает теплый прием; интересно, а каков этот керофе на вкус?
Не рекомендуется, ответила Сеть на последний вопрос.
Понятно, подумал Калашников. Значит, займемся остальными проблемами. Что там у нас дальше по плану?
Услужливая Сеть мгновенно раскрыла перед Калашниковым виртуальный экран, похожий на листок бумаги в мелкую клеточку. Калашников наморщил лоб и прочитал:
«План на 24/2/52627.
8.15 Миноуи, новости о Спруте где контейнер?
9.30 завтрак, Макаров, водка
УРТ-238761, документы, цветы резерв на начальство
14.00 УРТ-1965, команда как там джихад?
читать Калашникова, думать»
Хороший план, подумал Калашников. Особенно последний пункт. Сейчас у нас девять пятнадцать, самое время уточнить насчет контейнера. Эй, Сеть, для меня были посылки?
Один черный контейнер, мгновенно отозвалась Сеть. Сообщите пароль.
Пароль? Калашников поскреб в затылке. Этот Тханкуц, который оказался вовсе не Тханкуц, так и не назвал пароля. Только намекнул – «с хорошо известным вам кодом». Интересно, что он имел в виду – число 1965 или мой порядковый номер у спонков? Шестьсот двадцать три, кажется?
Пароль принят, доложила Сеть.
У Калашникова перехватило дыхание, и он что есть силы сжал кулаки. Пить меньше надо; я же в прямом контакте! А если бы это был не порядковый номер?! Осталось бы Шестнадцатое управление без контактера!
– Ну и что там внутри? – вслух поинтересовался Калашников.
– Один обучающий модуль, – сообщила Сеть, – сто шестьдесят личных часов, и одно сообщение, двадцать личных минут. Язык сообщения неизвестен, однако обучающий модуль содержит похожие комбинации знаков.
Ловко, подумал Калашников. Хочешь прочитать сообщение – выучи наш язык. Молодцы спонки. Вот только где я возьму сто шестьдесят часов субъективного времени? Это же все текущие дела из головы вылетят!
– В архив, – скомандовал Калашников. – Посмотрю на досуге, а сейчас пора завтракать. Как там Макаров, в гости собирается?
– Макаров просил передать, чтобы вы позвонили, когда проснетесь.
– Позвонил? – Калашников огляделся по сторонам в поисках телефона, и телефон тут же появился посреди журнального столика. Калашников усмехнулся и снял трубку. – Алло, Паша? Я уже проснулся, и даже относительно протрезвел.
– Тогда иду, – ответил голос Макарова, с трудом пробившись сквозь шум и треск, которыми Сеть услужливо снабдила созданный из ничего телефон.
Калашников положил трубку и небрежным жестом организовал перемену блюд. Вместо двух чашек из-под керофе на столике появилась громадная тарелка с дымящейся вареной картошкой и тарелка поменьше с приправленной репчатым луком селедкой. Калашников сделал завершающий взмах пальцем, добавив пару вилок, и нагнулся к полу, разыскивая закатившуюся под кровать вчерашнюю бутылку водки.
– С добрым утром! – услышал он приветствие что телепортировавшегося Макарова. – Картошечка? Это хорошо, это мы поедим…
– Вот, – сказал Калашников, доставая из-под кровати бутылку. – Вот о чем я хотел с тобой поговорить.
Макаров взял бутылку и пару раз подбросил ее на ладони.
– Значит, серьезный разговор намечается, – сказал он и посмотрел на Калашникова. – Что хоть случилось-то?
– Так вот она самая и случилась, – усмехнулся Калашников. – Ты что думаешь, я тебя похмеляться вызвал? На этикетку посмотри!
– Особая очищенная, – прочитал вслух Макаров. – Лапин, что ли, прислал? Патент две тысячи тридцать второго… нет, похоже, не Лапин.
– Как ты наверное слышал, – сказал Калашников, усаживаясь в кресло, – я вчера открывал Хранилище вечности. Вот в нем эта бутылка и хранилась.
– Водка «Вечная», – торжественно провозгласил Макаров и сел напротив Калашникова. – А откуда взялось это Хранилище Вечности?
– Да все оттуда же, – ответил Калашников. – Предыдущий Калашников оставил техпроект, роботы расшифровали текст, синтезировали биомеха, а тот вырыл пещеру, выстроил бункер и превратился в защитный экран. Я назвал пароль, вошел внутрь и обнаружил вот это.
– А закуску ты тоже там обнаружил? – Макаров посмотрел на свет сквозь бутылку. – Это сколько же ей лет?
– Нет, только бутылку, – покачал головой Калашников. – И это очень плохо, Паша.
– Плохо? – усмехнулся Макаров. – Что же плохого в бутылочке очищенной?
– Ну, что всего одна, – ответил на шутку Калашников. – А если серьезно, то ты помнишь такое слово – «нановодка»?
Макаров свистнул и поставил бутылку на стол.
– Думаешь, она? – спросил он, опасливо отодвинувшись от бутылки.
– Понимаешь, – Калашников сцепил руки в замок, – каждый раз, когда я изображаю Звездного Пророка, я несу совершенную отсебятину. И все равно все пароли подходят! Знаешь, какой я в Хранилище Вечности пароль назвал?
– Какой? – спросил Макаров.
– Ну, – сказал Калашников. – Просто «ну». И сработало.
– Похоже, – заметил Макаров, – тут дело не в пароле.
– Вот и я так думаю, – вздохнул Калашников. – Похоже, все это заранее подстроено. Кем? Роботами? Звездной Россией? А может, самим настоящим Калашниковым?
– Скорее всего, – кивнул Макаров. – У него, точнее у тебя, это была просто навязчивая идея – махинации со временем. Ту же «Игру» вспомни…
– Точно, всегда мечтал, – согласился Калашников. – Подговорить потомков сделать машину времени и вытащить меня из мрачного прошлого в светлое будущее. Черт, похоже, он так и сделал!
– Ну, сделал и сделал, – пожал плечами Макаров. – По мне, так какая разница, почему мы здесь. Что нам дальше делать, вот о чем думать надо!
– Кстати, – спохватился Калашников, – у тебя-то как дела? Давай позавтракаем, а заодно и расскажешь.
– Давай, – Макаров насадил на вилку здоровенную картофелину, отправил в рот и принялся один за другим таскать со стола кусочки селедки. – Уг-гмм… вкусно, однако… Да, так вот, как мои дела. Срок я тут отмотал. Пожизненный.
Калашников мрачно кивнул:
– Слышал, слышал. Твою рукопись уже на аукционе в Ллойсби продали. Семьсот тысяч эйков.
– Что ж так дешево? – скривился Макаров. – Столько лет писал!
– А ты бы к ним лично заявился, – посоветовал Калашников. – Взял бы систему под контроль, пострелял бы из какого-нибудь бластера…
Макаров махнул рукой и закинул в рот новую картофелину.
– Ну, – сказал он, прожевавшись, – дальше было куда веселее. Отсидел я, значит, и вышел.
Калашников весело рассмеялся, щелкнул пальцами, и на столе появились две конические рюмки.
– Думаешь, стоит? – Макаров с опаской взглянул на бутылку.
– Нальем пока, а там и решим, – уверенно сказал Калашников и скрутил пробку у «Особой очищенной». – Значит, вышел ты, и?
– И сразу же предъявил, кому следует, – усмехнулся Макаров. – Есть в галактике такая белая крыса, Исиан Джабб, так вот он меня с Магатой Гари и свел. Я, как мы и планировали, с него Тналайские записи попросил, ну а он взамен – мой генетический код. В результате записи я получил даже раньше, чем если бы срок не мотал.
– Ну и что в записях? – подался вперед Калашников.
– Список прибывших-убывших, – ответил Макаров. – Всех эрэсов, которые попадали на Тналай в последние восемнадцать лет, и всех эрэсов, которые его покидали.
– Неплохо, – хмыкнул Калашников. – И кто же из них Спрут?
– Не знаю пока, – развел руками Макаров. – Искинты думают.
– Значит, есть над чем подумать, – кивнул Калашников. – Кто у тебя дальше на очереди?
– Смулпейн, – ответил Макаров. – Ладно, наливай.
– А что так мрачно? – удивился Калашников, разливая водку. – Вроде бы абсолютно выдрессированная публика…
– Вот именно, выдрессированная, – вздохнул Макаров. – Взяток не берут, при подозрительных вопросах сразу сообщают в полицию, официальные запросы обещают рассмотреть в положенные по закону сроки.
– Да брось, – улыбнулся Калашников. – Не бывает такого. Наверняка есть у них какая-нибудь теневая экономика!
– Похоже, что нет, – покачал головой Макаров. – Умиротворили их основательно, камня на камне не осталось. Ну ладно, на месте разберусь; значит, говоришь, нановодка?
– Ага, – Калашников поднял свою рюмку. – За нашу победу!
– Погоди, – остановил его Макаров. – А ты хорошо помнишь, что она должна была с человеком делать?
– Да как раз человека из него и делать, – усмехнулся Калашников. – Физиологические изменения, обратные алкоголизму, коррекция высших мотивационных структур, канализация отрицательных эмоций… Ты главное пей, а там посмотрим.
– А вдруг это не та нановодка? – задал Макаров вполне резонный вопрос. – Мы-то с тобой ее в две тысячи первом придумали, а здесь – две тысячи тридцать второй!
– Та, не та, – махнул рукой Калашников, – проверить-то все равно надо! Думаешь, он нам просто так ее прислал?
– Да нет, – согласился Макаров. – Наверное, чтобы выпили.
– Ну вот, – заключил Калашников, – значит, за нашу победу!
– За нашу победу! – эхом отозвался Макаров и опрокинул в себя рюмку с нановодкой неизвестного назначения. Крякнул, поставил рюмку и тут же потянулся за селедкой.
– А на вкус, – поморщившись, сообщил Калашников, – бодяга бодягой. Ну, теперь с тебя дневник ощущений. Будем выяснять, какие в ней нанороботы плавали.
Макаров прожевал кусок селедки и склонил голову набок.
– Водка как водка, – сообщил он. – Пил я и похуже.
– Это так специально задумано, – предположил Калашников. – Чтобы много не пили.
– Кстати, – вспомнил Макаров. – А как же наши собственные нанороботы?
– Какие еще нанороботы? – удивился Калашников.
– Ну, исм этот, из которого мы сделаны, – пояснил Макаров. – Они там между собой не передерутся?
– А, исм, – усмехнулся Калашников. – Нет, не передерутся. Исм, он на атомарном уровне работает. А эти, – Калашников презрительно ткнул пальцем в бутылку, – только на органический синтез и способны. По крайней мере, по задумке две тысячи первого года.
Он аккуратно закрыл бутылку пробкой и опустил ее под стол. Ковер тихонько чмокнул, перемещая бутылку в хранилище. Макаров задумчиво съел еще одну картофелину и сказал:
– Пока никаких ощущений. Может, выдохлась?
– Подожди, – успокоил его Калашников. – По идее, она не сразу должна действовать. Алкоголизм, он тоже не с первой рюмки начинается.
– Подожду, – пообещал Макаров. – А что у тебя еще новенького?
– Да больше ничего интересного, – развел руками Калашников. – Все джихад да джихад.
Глава 8.
Безмозглые черепа
Бывают в жизни случаи, выпутаться из которых поможет только глупость.
Ф.Ларошфуко
1.
Павел Макаров выложил на стол бумажный блокнот и, повертев в руках карандаш, аккуратно вывел:
«24-2-627, 24:00. Все как обычно, никаких ощущений».
Потом, подумав пару секунд, вставил после «никаких» слово «необычных».
– Ну вот, – сказал Макаров, закрывая блокнот. – Стоило нановодку переводить…
Он откинулся на спинку стула и попытался еще раз вспомнить, как именно Калашников представлял себе эту нановодку. Человечество, говорил Калашников, погрязло в эгоизме. Вырвавшись из жестких рамок традиционного общества, человек обнаружил вокруг себя бесчисленное множество удовольствий, за которые, как ему казалось, стоило заплатить любую цену. Однако на деле ценой оказалась сама человеческая сущность. В мире, где все продается и все покупается, человек оказался бесконечно одинок. Он потерял возможность объединяться с другими людьми – объединяться на всю жизнь, как это было в традиционных племенах, общинах, семьях, – ведь у этих других совсем другие удовольствия, другие источники доходов. Человек утратил способность жить ради других – ведь эти другие и так имеют все, что только смогут пожелать. В результате современный человек испытывает постоянную тоску по своей утраченной сущности – но никак не может понять, чего же ему не хватает. Все психоаналитики мира, все группы встреч, все клубы по интересам не могут заменить человеку самого главного: чувства, что ты свой среди своих. Человек уже не способен ощутить себя частью какой-то группы – их слишком много вокруг, времена замкнутых церковных общин в маленьких городках ушли в далекое прошлое, – но точно так же человек не способен осознать себя частью всего человечества. Из этой ситуации нет выхода: современный человек не способен испытывать личные чувства ко всем шести миллиардам себе подобных.
Сегодня, говорил Калашников в 2001 году, это бесконечное одиночество еще не осознается как главная проблема человечества. Но социальные последствия такого одиночества – алкоголизм, наркомания, трудоголизм, синдром хронической усталости, коррупция, деградация морали, беспричинная преступность, остановка научно-технического прогресса, застой в экономике и рост агрессивности в политике, – все эти последствия уже проявились в полный рост. А ведь это только начало; что же будет дальше?
Ну и где выход, поинтересовался тогда Макаров. Зазомбировать всех, что ли, чтобы чувствовали себя заодно с человечеством?
Зазомбировать не зазомбировать, ответил на это Калашников, а вот в организме человеческом надо кое-что подправить. Я вот, скажем, почему периодически в пьянство срываюсь? Потому как поработаешь с охотцей недельки три, и все – праздника хочется, удовольствия получать. Причем ведь и работа, и интеллектуальные беседы под чай – тоже удовольствие; ан нет, подавай водку и баб, а еще лучше пьяные приключения. Потом трижды жалеешь, что во все это втянулся – а все равно опять повторяешь. Почему так происходит? А потому, что сформировался уже организм-то, обучена мозговая нейронная сеть! Чтобы ее переобучить, десять лет аскезы требуется, а кто на такое пойдет? Так что будь ты хоть семидесяти семи пядей во лбу, а сволочная сущность твоя, с детства воспитанная, все равно свое возьмет, все равно на благо человечества работать не даст. Придумать бы такую водку, которая бы всю эту мерзость из души вытряхала…
Вот тут-то я ему и сказал, отчетливо вспомнил Макаров. Чего придумывать? Все давно придумано! Берешь обыкновенных нанороботов, запускаешь их в обыкновенную водку – и пей на здоровье! Калашников, конечно, идею подхватил – точно, мол, в нановодке наше спасение! Наладим производство, начнем торговать – и пока народ опомнится, большинству уже «хлеба не надо, работу давай».
– Да уж, – вслух произнес Макаров. – Судя по нынешней Звездной России, нановодка имела большой успех.
– Нановодка? – заслышав любимое слово, Ями Хилл оторвался от созерцания звезд. – Нальешь?
– Тебе нельзя, – покачал головой Макаров. – А то человеком станешь.
Услышав такое, Ями Хилл потерял к нановодке всякий интерес.
– Мы в одном прыжке от Смулпейна, – сообщил он, сворачивая щупальца на груди. – Ты объяснишь наконец, что мы забыли у этих безмозглых черепов?
Макаров подмедлил с ответом, вспоминая адаптированную для когаленца версию смулпейнского расследования.
– Помнишь тналайскую катастрофу? – спросил он, наполовину развернувшись к Ями Хиллу.
– Еще бы, – фыркнул тот. – Чем я, по-твоему, уже второй день занимаюсь?! Данные анализирую!
Вот как это теперь называется, усмехнулся Макаров. А раньше называлось дегустацией алкогольных напитков.
– Значит, помнишь, с кого там все началось, – сказал он вслух. – Со зверусов, захвативших виллу Магаты Гари.
– Помню, – подтвердил Ями Хилл. – Все они там и погибли, я специально проверял.
– Они погибли, – кивнул Макаров. – А вот тот, кто ими руководил – выжил.
– Откуда ты знаешь? – щелкнул клювом Ями Хилл.
– Индивидуальный почерк, – пояснил Макаров. – Зверусы и раньше вытворяли подобные штуки, каждый раз их ловили либо убивали. А почерк сохранялся.
– У тебя материалы есть? – распустил щупальца спрут. – Покажи!
– Персональная информация, – ответил Макаров, использовав когаленский военный жаргон. – Могу только пересказать. Мы летим на Смулпейн, чтобы расследовать предыдущую провокацию зверусов.
– Но Смулпейн целехонек, – возразил Ями Хилл. – А если ты про Умиротворение, то я немедленно подаю в отставку! Нам же все щупальца поотрывают!
– Провокация была уже после Умиротворения, – успокоил напарника Макаров. – К тому же у зверусов ошибка вышла: не ту смулпейнку похитили. Провокация получилась так себе, без галактической огласки, вот планета и уцелела…
– А кого они собирались похитить? – задал Ями Хилл напрашивающийся вопрос.
– Вот это нам и предстоит выяснить, – вздохнул Макаров. – Сам понимаешь, дочь торговца сухофруктами никому не интересна. А вот дочь президента, или на худой конец премьер-министра…
– Как зверусы могли их перепутать? – взмахнул щупальцами Ями Хилл. – Они даже выглядят по-разному, у высшего чиновничества биочипы от «Робо Стик», а не от «Марг-Ко»!
– Не знаю, – покачал головой Макаров. – Но у меня есть достоверные данные, что жертвой должна была стать дочь очень высокопоставленного чиновника. Может быть, для зверусов все смулпейнцы на одно лицо?
Ями Хилл уронил щупальца на пол и выпучил на Макарова свои тарелкообразные глаза:
– Да кто ж на смулпейнцев смотрит? – спросил он в явном замешательстве. – У них же номерной мозг! Перепутать невозможно!
– Номерной мозг, говоришь? – нахмурился Макаров. – А если дочь торговца сумела перебить номер?
Ями Хилл свил два щупальца в одно и перестал блестеть глазами.
– Перебить номер, – повторил он слова Макарова. – Кажется, я знаю, почему зверусы перепутали смулпейнских самок.
2.
Макаров понимающе кивнул и потянулся за сигаретами. Разговор приобретал интересный оборот. Смулпейнские жертвы Спрута – этнографы Борис и Мария Тепловы и роботехник Билл Райс – никак не могли никого ни с кем перепутать, поскольку до самого последнего момента и знать не знали о своем чудовищном преступлении. Однако если Ями Хилл решил, что путаница в принципе возможна – то почему бы и нет? Может быть, смулпейнок перепутал сам Спрут?
– Рассказывай, – предложил Макаров, прикуривая от возникшего перед ним огненного шарика.
– Вообще-то это секретная информация, – принялся набивать себе цену Ями Хилл.
– Ну, как хочешь, – пожал плечами Макаров, уже изучивший нехитрые манеры отставного когаленского генерала.
– Ладно, – смилостивился Ями Хилл. – Мы ведь напарники, верно? Значит, и допуск у нас одинаковый. Сделай-ка мне пол-литра, под разговор!
Макаров, еще утром решивший, что на Смулпейне Ями Хиллу делать нечего, кивнул и материализовал когаленцу цилиндрическую бутылку водки.
– То, что я тебе сейчас скажу, – сообщил Ями Хилл, засовывая бутылку под клюв, – это самая охраняемая тайна смулпейнцев. Если об этом узнают чинуши из ООП, будет грандиозный скандал. Вплоть до второго Умиротворения, честное слово!
– Что ж это за тайна такая? – полюбопытствовал Макаров.
– Считается, – когаленец вторично приложился к бутылке, – что у всех смулпейнцев синтетические мозги. Проверенные, сертифицированные, снабженные стандартными контрольными биочипами, исключающими всякое агрессивное и противозаконное поведение.
– А на самом деле? – спросил Макаров.
– И на самом деле так, – ответил Ями Хилл. – Да только на хитрое шупальце есть нора винтом! Когда смулпейнцам нужно совершить что-то противозаконное, или подраться дубинками, как в добрые старые времена, или еще каким-нибудь развратом заняться, они не спрашивают разрешения в ООП. Нет, они идут к ближайшему грезоторговцу, покупают самый дешевый чип и при этом как бы случайно платят в сто раз больше, чем следовало бы. Грезоторговец, если он в деле, понимает все правильно и выдает покупателю чип, очень похожий на настоящий. Но когда этот чип вставляется смулпейнцу в голову, тот перестает быть безмозглым идиотом и на какое-то время снова становится разумным существом.
– А как этот чип обходит защиту? – удивился Макаров. – Я слышал, что биочипы от «Робо Стик» невозможно взломать?
– Как, как, – помахал щупальцами Ями Хилл. – Извини, этого мне уже никак нельзя говорить. Я три сеза в смулпейнских трущобах дрессированого спрута изображал, пока на тамошних программистов вышел. Крюк героя за это получил, и первое место в Галерее славы… эх, если бы не Домби Зубль…
– Ну хорошо, – прервал Макаров сентиментальные воспоминания генерала, – допустим, чип обходит защиту. Но как он смулпейнцев эрэсами делает? У них там что, для каждого – свой собственный чип?
– Конечно нет, – фыркнул Ями Хилл. – Чип один и тот же, но мозги-то у них хоть и синтетические, а все же разные! Память у каждого своя, должность опять же, мобиль, жилище – а кроме того, чип, когда мозг взламывает, создает там закрытый раздел памяти, и все, что смулпейнец под кайфом делает, отдельно запоминается. Вынул чип – забыл, вставил обратно – вспомнил. В трезвом состоянии они помнят только, что надо бы к грезоторговцу сходить, и будет хорошо. А как чип вставят – все вспоминают. Ходят слухи, что госсовет Смулпейна каждое заседание по два раза проводит – по-трезвому, для отчетности, и под чипом – по-настоящему.
– Надо же, – Макаров сделал глубокую затяжку. – И тут вывернулись!
– Конечно вывернулись, – сказал Ями Хилл и в несколько глотков прикончил бутылку. – Думаешь, им просто так Умиротворение устроили? Талантливый был народ, рейтинг-бомбу придумал, интелливирусы, а уж когда до Умиротворения дошло, то двенадцать дней федеральным войскам сопротивлялись! Представляешь? Двенадцать дней!
Вот на ком надо было «Рифей» испытывать, подумал Макаров. А то напали на ни в чем не повинных когаленцев…
– Хорошо, – сказал он и выпустил аккуратное колечко дыма. – Значит, смулпейнцы тоже бывают с мозгами. Ну и как это объясняет путаницу с дочерью торговца?
– Очень просто, – Ями Хилл отбросил в сторону пустую бутылку, и та с грохотом ударилась об стену, где и пропала без следа. – Когда работает чип, индивидуальный номер мозга подменяется на фиктивный, чтобы никто не смог опознать смулпейнца под кайфом. Если дочь торговца и дочь президента отдыхали в одном и том же притоне, перепутать их было легче легкого!
– В одном и том же притоне? – нахмурился Макаров. – Ты хочешь сказать, что оранжерея Ботанической Академии…
Ями Хилл взмахнул всеми семью щупальцами и вывалился из кресла.
– Ботаническая Академия! – завопил он. – Самый что ни на есть притон! Это там я торчал в грязной луже, изображая двоякодышащего спрута!
Вот и отлично, подумал Макаров. Теперь мне даже повода придумывать не нужно, чтобы оставить Ями Хилла на корабле.
– В таком случае, тебе не стоит там появляться, – сказал он, нахмурившись для пущей серьезности.
– Как же ты без меня? – развел щупальцами Ями Хилл. – Ты же ничего о Смулпейне не знаешь!
– Я теперь главное знаю, – улыбнулся Макаров. – Как их сделать разумными. Ну, а с разумными людьми я уж как-нибудь договорюсь.
– Только учти, – поднял щупальце Ями Хилл, – чип не принято использовать в общественных местах. Не суй его себе в голову при всех, спрячься в гримерную или в отстойник!
Интересно, подумал Макаров, а что такое отстойник? Ладно, потом, Сеть подскажет.
– Останешься на корабле, – сказал он своему напарнику, – будешь меня прикрывать. Только на этот раз скрытно, мы еще за Аррури не расплатились!
– Показал бы сразу, как совместитель пространств работает, не за что было бы расплачиваться, – пробурчал Ями Хилл, забираясь обратно в кресло.
Знал бы сам, подумал Макаров, обязательно бы показал. На этом «Рифее» такая уйма приспособлений, что голова кругом. Ладно хоть удалось ручное управление настроить.
Он погладил откинутый в сторону штурвал и улыбнулся при мысли, что когда-нибудь опробует его в настоящем межзвездном бою. Не на Смулпейне, так уж наверняка в Космоцентре.
– Прыгаем, – скомандовал Макаров Ями Хиллу. Тот заскрипел креслом, налегая на громоздкий рычаг, который Макаров приладил к креслу своего напарника специально для этих целей. «Рифей» исчез из одной точки Галактики и появился в другой, затратив на прыжок очередную кучу энергетических эквивалентов.
Надо было самому прыгнуть, подумал Макаров, едва разыскав перед собой тусклую звездочку, которой предстояло превратиться в громадное красное солнце Смулпейна. А впрочем, здесь от силы десять светолет; долетим на ручном.
Макаров перевел штурвал в рабочее положение и решительно потянул на себя.