Текст книги "Не стрелять"

Автор книги: Сергей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

В ту минуту когда уснул Свинцов Люба Марьина поняла, что ей не уснуть и встала. Подумала включить свет. Но для того, чтобы просто сидеть и мучиться бессонницей света вполне хватало от луны висящей в верхнем правом углу окна.

На мгновение Люба испуганно замерла и тут же улыбнулась. Ее испугало привидение глядевшее на нее из зеркального шкафа, – нечесаное в длинной ночной рубашке... Вот тебе и милиционерша со стажем работы. Сама себя испугалась!

Но очень скоро вся ее веселость отлетела без следа. Чувствовала Люба:, что-то недоделано..., что же? Да вот. Например Свинцов. Ведь Люба прикидывала его как вариант! И отставила. Просто пожалела – зачем мальчишку трясти? Был когда-то "самопальщиком". Но уже три года ни одной помарочки. А кто старое вспомнит... И в девяти случаях из десяти она была права... Девять из десяти – ведь это очень много! С таким кпд удачи ни один человек не живет. Только самые везунчики... Значит можно его игнорировать этот один шанс из десяти. Можно, но только не тогда когда револьвер попадает в руки мальчишек!

Сказал матери "Переночую у товарища" – может значить все, что угодно! Этот которого они зовут Солдат сказал, что уходит в поход и пропал. Девочка пишет записку, что уехала к подруге которой нет в живых.

Что же она хотела? Просто напугать. Она хотела предупредить. О чем? О том может быть, что она попала в западню?

Свинцов "Переночую у друга". Друг (Старостин то есть) "ушел в поход". Есть тут хоть какая-нибудь доля истины? "Поход" – это значит, они все-таки выбрались из Скалбы. Или сидят в каком-нибудь из домов?

Ну?, что ты выбираешь? Выбираю какое-то логово вне поселка! Почему? Ну, потому хотя бы, что эту Алену надо где-то держать в плену! Ведь если она разорется и если ее услышат... Ох! Страшно подумать, что могут сделать два орла шестнадцатилетних с одной девчонкой!

Нет. Раз ей разрешили написать записку... Или вынудили? Люба включила свет, разгладила на столе эту бумажку... страничку из блокнота. Почерк твердый. И в слове "Алена" над "е" точки не забыла поставить. И знаки препинания все в порядке: мама запятая... и так далее...

Скорее можно представить, что она эту записку писала со злостью и с веселостью внутри! Ну правильно она же им в руки отдавала мину!

Господи, так ли все? Не слишком ли я много фантазирую? Нет, берем эту версию. Где-то у них логово. Это же дело-то знакомое: мальчишки всегда устраивают в лесу секретные посты, крепости...

Шалаш или землянка, костер. Трое мальчишек, пленница и револьвер. Люба вспомнила, как она показывала малокалиберные патроны найденные у Свинцова, Славке и Степке "Подойдут?" А те только ушами хлопают...

Да не должны бы подойти-то! Музыкальный Игорь Адольфович клянется, что пистолет старый Вернее всего, дореволюционный. Мальчишки показывают то же... А тогда практически никакой унификации боекомплекта не существовало.

Да хорошо у меня получается! Нашему бы теляти да волка съесть!

Однако, делать нечего, надо терпеть. Завтра в семь явятся Славка со Степкой. Люба пойдет по всем свинцовским друзьям-приятелям. Лишь бы лесная компания ничего не натворила!

Потом Люба стала думать про Демина и Славку... Уж такие оба симпатичные и готовы помогать... и на "вы", и Любовь Петровна... А если бы все вышло не так?.. Подростки вы, подростки – до чего хрупкое время жизни! Из маленьких выросли в большие еще не попали. Стоят на ничейной земле качаются. И любая беда их рада подстрелить!

Глебов вроде к ним ничего не имеет тогда... ну так и закроем это дело товарищи! С улыбкой вспомнила, как Глебов: я говорит, решил их внутренне простить и поэтому не хотел вам сообщать. "Внутренне простить". А внешне прощают?

И тут пришли ей в голову странные слова: "равнодушная доброта" Решил простить... А револьвер по твоей милости гуляет где-то?!

Едва Славка и Демин расстались с Любой едва оказались одни под фонарем неуверенность и тоска опять подступили к ним. Из-под фонаря они побрели в темноту незаметно стараясь касаться друг друга плечами.

– Давай у меня посидим немного Дем?

Если бы посмотреть на них чужими опасливыми глазами, а особенно в этот глухой час они бы могли показаться и высокими и широкоплечими... Человека в грузчики брали – Что уж там толковать!.. Но сами они сейчас себя воспринимали просто мальчишками и у них было только одно желание спрятаться куда-нибудь лучше всего под одеяло И вылезти когда уже все пройдет и кончится.

Дверь открылась, вошла бабка и Славка обрадовался ей, хоть было на кого немного переключиться.

– Привет баб. Дай поесть. Ты чего не спишь баб?

– Не сплю – тебя караулю! – ответила бабка в своей обычной чуть сварливой интонации которая, впрочем ничего не значила. Дверь в дом осталась открытой было слышно как бабка стучит ножом по резальной дощечке – готовит бутерброды. И одновременно она выговаривала внуку:

Славка слушал ее и улыбался Ему, "пережившему столько" казались забавными бабкины стоны из-за того, что сюда приходили Аленины и юдинские родители. Конечно придут: любимые детки усвистели в не известность...

А бабка считала, что их визиты и на Славку бросают тень. Ведь не к кому то пришли другому а к ее внуку.

Они и у бабки-то очень подозрительно выспрашивали: мол, сами вы не знаете ли чего?

– Да не надо тебе ничего этого знать – сказал Славка, все еще радуясь отдыху от тяжелых мыслей, который дала ему перепалка с бабкой. – Много будешь знать скоро состаришься!

Тут бабка грохнула перед ним поднос с бутербродами, чашками, чайником и конфетами.

– Ты мне прекрати! Ты мне это брось!

И заплакала И тут же ушла в дом прикрыв за собой дверь, потому, что ни секунды не хотела плакать для показа.

Она понимала каким слабым корешком связана с внуком. Поесть приготовить, рубашку простирнуть. Да и то все только летом. А зимой ей говорят с подозрительной заботливостью: "Ты отдыхай мам отдыхай!"

В детстве у нее произошел случай, лет, может быть в шесть или в семь. Она неосторожно открыла дверцу и упустила своего щегла – казалось такого ручного, казалось такого послушного... Выпорхнул – и нет!

"Будущая бабка" стояла босая посреди зеленого московского двора, прижимая клетку к груди, ни на, что не надеясь и ожидая, когда к ней подступят слезы.

Вот и с внуком было то же Она держала пустую клетку в руках а прирученная птица давно улетела...

Славка вдруг встал.

– Ты рубай это Ладно, Дем?

И ушел, и долго-долго не появлялся.

Демину было грустно Тоска и страх отошли назад. А напротив села в пустое Славкино кресло печаль. Демин думал о матери вообще обо всем этом о чем ему не хотелось ни говорить ни думать словами, а только вот так: будто б слышится какая-то музыка, а будто б и не слышится...

Ему было грустно и он ел. И не замечал этого. А потом буквально с ужасом увидел, что съел все, что держит в руках последний и притом уже надкушенный бутерброд!

И давясь этим последним хлебом и сыром, Демин бежал! Дома, в конуре своей он разделся кое-как залез под одеяло. Ему сразу стало холодно словно стыд, грусть и вечная его несчастливость лежали вокруг пузырями со льдом.

Но постепенно Демин согрелся. Он же был молодой он же был крепкий парень! Все утихомирилось в душе. Сам не замечая того он стал мечтать – думать как он кормит Славку. Они сидят в доме за столом о чем-то разговаривают интересном и едят – отличное времяпрепровождение! А потом ему приснилось, что он кричит матери "Мам! Принеси котлеты!"

Но говорят мясо снится не к добру. И непременно проснешься испуганный, потом лежишь в темноте и все стараешься вспомнить съел ты кусок или только видел... Но Демин этих примет не знал и не просыпался и всю ночь был счастлив...

Градус проснулся рано лежал весь расслабленный, – как бы ослушивал себя. Нигде ничего не болело и он хоть сейчас готов был на войну. Втайне он гордился своей способностью "не болеть" после выпивок. Он думал, что у него такой организм особый – лучше чем у других. На самом же деле все объяснялось значительно обычней и печальней просто: Градус был еще молод!

С дивана стоящего напротив раздавался какой-то сап Градус тихо повернул голову. Свинцов и во сне был такой весь ухоженный такой уверенный! А как на денежки польстился. Мало денег ему!

Никаких конечно тыщ Градус давать Свинцову не собирался. Надо его как-то заматросить! А то, что Свинцов не заложит, Градус был уверен, утрется пустым рукавом и будет молчать потому, что он же соучастник. Свинцов-то! Градус еще ничего не делал, а Свинцов уже соучастник!

Медленно он стал соображать как все-таки отделаться от Свинцова – не получалось.

Странно подумать – ему мешала та девка про которую вчера рассказал Свинцов. Она снилась Градусу в одной и той же тяжелой и сладкой сцене будто он Градус обнимает ее а девка упирается ему руками в грудь – сопротивляется но по глазам и еще каким-то признакам которые были понятны Градусу только во сне ясно, что и она хочет обниматься.

Чтобы избавиться от наваждения этого Градус поднялся. Стол раскинулся перед ним в том первозданном беспорядке который вчера "в состоянии под банкой" был совершенно незаметен. По недоеденной мойве по голове по выпученным черным глазам ползали две мухи. И было непредставимо, что эти рыбки когда то плавали по совершенно чистой и никогда не виданной Градусом воде! По морю.

"Чегой-то я!" – подумал он с удивлением и даже с каким-то страхом. Вид зажаренных задохнувшихся рыбок почему-то вызвал у Градуса ощущение горечи от неудачности глупости тщеты всего того, что он делает в жизни... Задумал сжечь материн дом...

Чтобы избавиться от этих мыслей он ухватился взглядом за стоящий на улице свинцовский мопед. Представилось как он катает на мопеде ту девку и она едет прижимаясь к Градусовой спине.

Он коленкой толкнул Свинцова в зад обтянутый "суперрайфлом". Свинцов легко перекатился с правого бока на живот потянулся еще во сне и открыл глаза. Увидел Градуса. И Градус понял, что Свинцов ему не очень рад.

– Поехали пленных твоих смотреть! – сказал Градус. Это действительно было правильным делом, но ведь Градусу-то думалось только о девке. Он представил как это может произойти между ними – совсем по-другому чем во сне. Поэтому она едва ли поедет с ним на мопеде и будет прижиматься к его спине!

Нет! Свинцов будет держать ее за волосы башкой к земле а Градус – снимать с нее штаны.

От этой вроде бы вожделенной картины его опять зло взяло и обида. Обида потому, что все в его жизни было не так некрасиво – не по-настоящему.

Задев плечом Свинцова он вышел на улицу.

– Я поведу! – глянул на недовольного Свинцова. – Не жалей! Десять новых купишь!

Алена спала на лавке, подложив под голову ладонь.

Около нее на полу спал Солдат-Юдин.

То ли взгляд был такой прожигательный у Градуса, то ли он всхлипнул от будущего удовольствия, но Алена вдруг проснулась, села. Сразу увидела какого-то дикого парня, который пялился на нее в банное крохотное окошко.

Ей бы прикинуться, ей бы сказать, что, мол, откройте меня, пожалуйста. Но она как-то сразу догадалась:

– он не для того приехал.

– Чего выставился?.. Свинцова давай сюда!

– Ща я тебе все дам! – сказал Градус и улыбнулся.

– Передай своему подонку, я кричать буду!

– Будешь кричать, я тебя... – И, засмеявшись, Градус отошел от окна.

Алена и Юдин остались как бы вдвоем.

– Что это за дурак? – спросила Алена.

– Я забыл, как его звать, – прошептал Солдат. – Он в тюрьме сидел...

– Так! Слушай, Свинца, – начал Градус. Но посмотрел на Крысу: – Шарь отсюда!.. Слушай, Свинца, – продолжал он, когда Крыса отлетел на вполне дипломатическое расстояние. Так сделаем: этого там какого-то вынем, а к ней зайдем.

– Зачем? Ты, что, дурак?

И тут же Свинцов ощутил то, чего не ощущал с тех – пор, как ушел из бокса, – вкус затрещины!

– Ша, киндер!

Молнией перед Свинцовым прокрутилась пленка с кинофильмом про то, что собирался сделать Градус...

Градус это сделает, ему все равно потом убегать! "И если даже я сейчас не буду участвовать – это же я Алену сюда посадил!"

– Ну? Чего запыкнулся? – Градус цепко взял его за плечо.

– Куда я парня-то дену? – Собрав силу и волю, Свинцов сбросил его руку. – Ты тоже умный... А если убежит?..

Вдруг он якобы кое-что сообразил... Он уже заметил, что голова у Градуса была, как говорится, не самым сильным местом.

– Мы с Крысой пойдем, его сперва свяжем, а потом уж... Э! Крыса!

Быстро пошел к бане, Крыса послушно спешил за ним... Откинули щеколду, вошли в полумрак. Свинцов шепнул:

– Быстро дверь припереть! Лавку давай сюда!

Крыса скинул Алену, подтащил лавку.

– Вы чего делаете, скоты?! – закричала Алена. Шум сейчас был даже кстати... Они уперли один конец лавки в дверь, другой удачно уперся в печку.

– Вы чего делаете, подонки?!

– Видала того парня? Ну вот и догадайся, зачем он к тебе приехал...

Извлекли Юдина, который при виде Свинцова сразу залез в угол, как зверек.

– Все за печку ложись! – тихо командовал Свинцов. Может быть, впервые в его команде были смысл и сила. Ему так хорошо вдруг стало, как не было уже много дней.

– За какую еще печку? – Алена бунтовала по инерции, а сама уже присела на корточки – так, чтобы ее не видно было из окошка: сообразила! – Ты, что, обурел?

– У него пистоль, дура! – сказал Свинцов, словно это не он дал Градусу оружие...

Сколько времени прошло, Градус не знал., чтобы как-то скоротать эти ползучие секунды, он решил закурить. Постучал себя по карманам, опять постучал – уже и общупывая: Не было ни спичек, ни сигарет!

Не найдя папирос, он почувствовал желание немедленно, что-то делать, пойти туда самому, связывать Солдата-Юдина или хотя бы в упор смотреть на эту девку.

Он толкнул дверь. А показалось, что толкнул стену: дверь нисколько не поддавалась, она была заперта – это Градус понял сразу. Но. конечно, не поверил себе, толкнул плечом, сильно... Да не может быть! Постучал крепким от нелегкой работы кулаком:

– Э! Свинца!

Какое-то время была тишина, и Градусу представилась странная картина – как звук его голоса летит по каким-то темным пространствам, прежде чем попасть к Свинцову.

– Свинца! – И со всею своей немалой силой Градус стал дергать ручку. А вот это было уж совсем глупо: дверь открывалась вовнутрь. С третьего или четвертого раза ручка отлетела. Он опять стал бить в дверь плечом.

– Я тебя достану, Свинца! Сам открой!

– Ты! Градусов! – Он услышал голос девки. – Лучше уходи отсюда! За мной скоро приедут! Ясно – девка врет... Но, может, она и не врет! И кого-то из этих, сидящих внутри, все равно будут разыскивать. Или вдруг появится грибник... Невольно Градус почувствовал тайно торчащий за поясом пистоль.

И сразу представил, как он пойдет на грибника, вообще на любого, как тот попятится... Сейчас бы и Усач от него попятился! Сейчас бы... На миг он вспомнил всех, кто унижал его и в колонии, и вообще во всей его жизни!

– Ладно! – Запер дверь на тяжелую щеколду. – Я посидел, а теперь вы посидите!

Для чего-то пнул дверь ногой – подметка треснула и наполовину отлетела, у кроссовки получился такой известный классический вид, про который говорят: "Каши просит".

Досада и злость на весь мир охватили Градуса. Он вырвал пистоль, обежал баню, сунул пистоль в окошко:

– Сидите?.. – и нажал курок...

Почувствовал, как револьвер слабо дернулся у него в руке. И одновременно плеснул звук, острый, как пика. И выше этого звука взвизгнул, как чиркнул, еще один: это пуля, ударившись о дикий камень, которым была обложена печь, отскочила в угол, упала бесформенной мертвой пчелой...

Может, Градусу было бы легче, если б он услышал, как Солдат-Юдин завыл от страха, и увидел, как Крыса схватился руками за волосы, словно думал, что они сейчас улетят... Но Градус ничего этого не видел и не слышал. Он гнал по лесной дороге, потом по скалбинским улицам. Вбежал в свой затхлый дом, увидел бутылку на столе. И сейчас, наверное, настоящий блатной должен был опрокинуть стакашек и сесть подумать, как положено. Но ведь Градус не был настоящим... Это он только Свинцову таким казался...

Быстро Градус переодел рубашку. У него как раз была одна чистая и почти новая: сестрица мужнину отдала. Градус сперва вообще не хотел ее надевать. Хотел ее керосином всю облить, а после возить по дому, а после поджечь. Но теперь ему вдруг стало все равно. Он надел эту рубаху... Увидел на стуле забытую Свинцовым кожаную куртку, сбросил пиджак, надел ее. Куртка была маловата, но как-то не хотелось поднимать с пола пиджак... Пнул его ногой. Вынул из-под матраса кошелек с деньгами. Все!

Нет! Побежал в сарай. Там, в углу. видал он, валялась цепь от давным-давно подохшего Джека. Градус поднял ее цепь зазвенела. На секунду он вспомнил рыже-серого Джека, который катал Градуса... Прямо эту цепь Тонька цепляла за передок сделанных дедом санок.

Побежал к мопеду, сунул цепь в ящик под сиденье и потом туда же замок от дома. Теперь больше не надо было запирать: ведь Градус не собирался сюда возвращаться... Подумал: "А не поджечь ли все-таки?.." И понял, что уже нет времени. Уже его могут искать... раз он стрелял! А так тем более пожар, сестре позвонят. А сестра еще могла пригодиться!

Больше уже не взглянув на материнский дом, не думая об улице, по которой ходил всю жизнь, ну кроме того, что сидел в колонии, Градус помчался к станции и еще немного по узкой пешеходной дорожке – туда, где начинался микрорайон и где была та самая сберкасса... Метрах в сорока-пятидесяти торчали какие-то кустики и стояла сосна. Тут они между прочим, тогда и сидели с Усачом, когда... ну и тому подобное. И тут Градус поставил мопед, примотал его цепью к сосне, запер цепь на замок.

Все, начиная с того момента, когда он надел свинцовскую куртку. Градус делал словно по чьей-то команде. Ему всегда тяжело было соображать: одно сделаешь, а чего дальше-то? Сейчас не успевал одно придумать – готово другое! Как будто Усач ходил у него за спиной и подсказывал...

Уже в поезде, сидя, как приличный, с билетом в кармане, он подумал: "В парк Горького пойду". Ему есть хотелось. "Там и пожру! Пивка выпью!"

Треск мопеда пропал. Свинцов радовался этому и... Жалко мопеда было до ужаса. Где его теперь разыскивать? И еще в каком виде найдешь! А уж такой мопедик отлаженный – лучше мотоциклов гонял. И прав не надо!

Тут он заметил: Алена смотрит на него.

– Ну, Свинцов, открывай!

С одной стороны, чего тут, действительно, как жабам под мокрой бочкой... А с другой – вдруг не уехал? Свинцов вспомнил его глаза... какие-то фиолетовые... когда он говорил, что собирается сделать с Аленой...

– Ну чего ты сифонишь, смелый мальчик? – зло спросила Алена. – Самой мне, что ли, эту вашу лавку ворочать? Вон у тебя есть этот... грызун. Пусть очистит мне выход!

– Куда дергаться-то? – нехотя проговорил Свинцов. Посидим пока...

– Я здесь "пока" уже сутки сижу! – Она постояла несколько секунд, ожидая с их стороны какого-нибудь движения. – Ну в чем дело, идиот? Тебя, что ли, изнасилуют?

Крыса смотрел на Свинцова: будет тот реагировать на слово "идиот"?.. Не реагировал. Свинцов думал, как ей ответить, как ей объяснить, что у Градуса кулаки – такие "неподарки". Да если еще в одной руке будет пистоль, то второй он сможет спокойно фингалить тебе лицо, а ты даже пальцем шевельнуть не посмеешь?

– Юдин! Ко мне! Как только выходим, получаешь двадцатник. – Алена похлопала себя по карману джинсов.

Свинцову было смешно и обидно слушать про жалкие двадцатники. Но о потере своей он не мог сказать никому.

– Ты чего там роешься-то? – сказала Алена спокойно и властно. – Иди ко мне!

Свинцов быстро обернулся, словно почувствовал, что в спину его должны ударить Солдат-Юдин, стоя на коленях, что-то тихо искал в углу. И как раз когда Свинцов обернулся, он дернулся и сунул это найденное в карман.

– Дай! – тихо сказал Свинцов. Были в его голосе страх и угроза.

И тут же Крыса догадался, что нашел Солдат-Юдин пулю! И сразу вспомнил малокалиберные патроны, которые вроссыпь валялись у Свинцова по ящикам с инструментами...

А Свинцов, выходит, по-настоящему бандит.

– Крыса! Взять его!

Одно дело – размышлять о преступлениях начальства, но совсем другое – когда тебе в мозг поступает четкий приказ!

Крыса разом вскочил на ноги, как это было показано в одном заграничном боевике.

– Сам отдай! – сказал Свинцов очень мягко, тоже, конечно, подражая какому-то там герою.

– Нету у меня ничего! – закричал Солдат-Юдин и закрыл лицо сведенными крест– накрест руками.

– Бей его, Крыса!

Но как только Крыса сделал шаг по направлению к Солдату-Юдину, Алена быстро заплела ему ноги и сильно толкнула ладонью в затылок, совершенно не думая о том, что Крыса сейчас грохнется лбом о стену.

Свинцов, который следил за Юдиным, услышав грохот, отскочил в сторону, саданулся боком о печку, согнулся от боли.

Тут же Юдин проскочил за спину к Алене в тот крохотный закуток, который служил бывшим хозяевам бани раздевалкой.

– Юдин! Быстро дверь! – А сама ждала, что будет делать Свинцов. Он уже выпрямился, шагнул к Алене. Судьба Крысы сейчас никого не интересовала. Юдин пыхтел за спиной, стараясь вынуть скамью. Не сможет, не успеет. Свинцов протянул руку, чтобы просто отшвырнуть Алену.

У нее еще было полшага, на которые она могла отступить.

– Тихо-тихо! – Она сказала и начала медленно расстегивать рубашку.

В прошлом году к ним в дом приходила одна довольно дикая баба, родители потом с ней раззнакомились – вернее всего, из-за ее как раз дикости.

Так вот эта баба учила женскому каратэ. У них занималось несколько женщин, ну и Алена – на правах дочери – тоже... Один из ее приемчиков был такой – вы начинаете расстегивать пуговицы на блузке или на кофте. И потом наносите ногой удар в пах. И потом убегаете!

"А зачем расстегиваться?" – спросила Аленина мать и оглянулась на Алену.

"А затем! – веско ответила каратистка – чтобы удар был внезапный, чтобы мужики его не ждали".

"Да, мне кажется, они и так не ждут от женщины!"

"Они от женщины всего ждут! – ответила "баба-каратэ" Поэтому расстегивайтесь!"

Теперь Алена увидела, что Свинцов не мог ничего делать, не мог ничего вымолвить. Он только стоял и ждал, когда же из-под рубашки мелькнет Аленин лифчик.

И тогда она его ударила. Даже и не пришлось слишком молниеносно дрыгать ногой. Она ударила примерно с той скоростью с какой футболисты подают угловые удары, то есть могла прицелиться чуть ли не замахнуться.

Свинцов сразу согнулся в те самые три погибели про которые так часто говорят. И тут Солдат-Юдин буквально простонал.

– Не могу Ален!

– Ну-ка вместе! – Она ухватилась за лавку – Раз-два! Взяли!

Пока Градус долбил в дверь, лавка довольно-таки крепко засела там.

– Юдин! – крикнула Алена. – Я не отвечаю за твою жизнь!

Эти слова подействовали и на нее саму Она дергала так, что казалось руки сейчас оборвутся.

Скалясь от боли Свинцов полураспрямился. Бессмысленными глазами смотрел на Алену.

– Дай мне! – Она глядела на Свинцова, а руку протянула назад к Юдину который на корточках от страха сидел за ее спиной. Лишь мгновение она соображала, что это такое перекатывая в пальцах изуродованную пулю.

– Имей в виду Свинцов. Сейчас за мной приедут! Помнишь записочку, нет? Она была зашифрована!

Крыса сел в углу матернулся – тяжело, как взрослый мужик.

– Свинцов! Если этот дурак меня тронет я скажу, что ты дружишь с уголовником!, что ты дал ему пистоль и патроны!

– А я скажу, что ты пришла за пистолем, что это у тебя был пистоль!

Крыса уже более менее очухался. Только по тому месту которым он саданулся об стену стучала боль все пышнее надувая темно синюю огромную шишку. А на самой коже ни царапинки – можно сказать очень удачно упал.

Он представил в скудных мечтах своих, что каким-то образом выбрался отсюда. А эти трое остались внутри. И он Крыса обкладывает дверь хворостом. И бежать– ничего не видеть не помнить.

Но тут в его мечтах получалась пробуксовка. Он хотел убежать с поляны и не мог – так бывает иногда во сне. И поэтому Крыса слышал как они там мечутся в горящей бане и кричат От этих страшных видении Крыса застонал.

Солдат Юдин все сидел на корточках за спиной у Алены его глодал стыд и в то же время он не имел сил подняться, как будто бы весь склеился в этом положении комочка.

– Хорошо, – сказала Алена с волнением но твердо. – Я пришла за пистолем. Но ты, Свинцов виноват куда больше. Ты вот у меня где! – Алена подняла сжатый кулак.

Свинцов вздохнул распрямился окончательно.

– Ладно. Пусть я погорю. – И вдруг крикнул. – Хоть слово скажешь, я тебе!

– А мне зачем? – Алена вдруг усмехнулась. – Нам выйти надо отсюда дурак! И когти рвать! – Дальше она быстро рассказала про милицию, которая приезжала к Славке. – А пистоль мы выкинули понял?

Секунду Свинцов соображал.

– Крыса ко мне!

Он прошел мимо Алены и Крыса за ним. Но Солдата-Юдина не мог отказать себе в удовольствии пнуть ногой. Втроем ухватились за проклятую лавку.

– А-ха! А ха!

Алене пришла в голову совершенно никчемушная мысль, что ее там не хватает как мышки норушки. И здесь раздался отвратительный скрип дерева об дерево, лавка поддалась. Алена сразу хотела выйти.

– Пулю! – Свинцов протянул руку.

Алена усмехнулась ему в лицо.

– Пулю мы выкинем туда, куда мы – все четверо, поняли? выкинули пистоль! Пошли искать место!

Восхищение и ненависть разъедали Свинцову душу. Он смотрел на Алену которая так и забыла застегнуть пуговки на груди.

– Ну ты волчица! – Он покачал головой.

– У Англии нет постоянных врагов запомни это, дружок, у нее есть только постоянные интересы! Или в переводе на твои глупый язык. Ну, открывай дверь-то! Пауки в одной банке должны помириться!

Она прошла к двери взялась за ручку, дернула. В ответ ей железным голосом брякнула щеколда.

Много народу помогало Любе в этом странном деле. Но помощь их получалась какая– то недейственная. Ускользая револьвер оставлял за собой целый шлейф новых свидетелей, соучастников, фактов, а сам неуловимо все бежал впереди зловещим и манящим огоньком. Вот и сейчас Любе "помогли" если бы щеколда не была задвинута и если бы она оказалась чуть менее могучей, то наверное, милиция "узнала" бы, что револьвер лежит на дне болотном, а Виталий Свинцов и его верные друзья просто ходили в тренировочный поход потому, что собираются стать юными полярниками! И привет.

Но получилось неудачно для "юных полярников" и более менее удачно для Любы. Потому, что это Любин отец Петр Васильевич сделал в свое время такую надежную баньку-крепость и поставил такую щеколду – миша-клыкастый не смог бы вырваться. Когда был в силе Петр Васильевич он любил работать крепко. Может, не очень красиво но, чтобы на века!

А при чем здесь Любин отец? А при том, что раньше был на этом месте лесной кордон, жил лесник Марьин со своею семьей. Такие совпадения!

Когда Люба от второго или от третьего свинцовского приятеля выяснила наконец, где этот "лагерь новых-крепких" она как говорится чуть не упала. Ведь Марьиных семья и теперь ездила на бывший кордон. На той прекрасной поляне был отведен им покос. И мать еще рассказывала, помнится, что шуганула оттуда каких-то ребят.

– Туристов? – спросила Люба.

– Да нет, наши скалбинские вроде!

Шуганула, чтобы не вытаптывали траву. Ну да! Этот разговор в мае, в конце был!

А сейчас, в конце августа, капитан Марьина и не вспомнила о нем, потому, что поляна, на которой столько всего хорошего и волшебного случилось с маленькой Любой никак не соединялась с плохим, с преступлением.

И вот теперь на милицейском "козле" она прибыла на поляну своего детства. За рулем сидел Сережа Камушкин, на заднем сиденье Демин и Славка.

Сережа Камушкин подбежал к бане приложил палец к губам, показал на запертую щеколду, шепнул.

– Я начну. – И потом громко. – Все четверо здесь? – с нарочитым звяком отодвинул щеколду. – Выходи.

Они вышли помятые, неловкие, яркий с непривычки свет мешал им смотреть прямо "Тепленькими надо брать" – подумал Сережа.

– Значит, так сперва подумай чего врать, а потом говори. Оружие у вас было. И вы все ответите за его хранение!

– Я-то здесь ни при чем например! – с обидой сказал Крыса и подвинулся к Сереже. – Я его не видал и не держал. Вообще ничего не знаю про это дело!

– Ну положим видел! – заметила Алена. И тут они все на некоторое время заткнулись. "Идиоты", – подумал Свинцов. Он то пока не проронил ни слова. А эти уже признали, что пистоль был тут, что они его видели. Идиоты!

– Кто украл его у Славки? – Сережа смотрел на Свинцова. – Ты?!

В этой наступательной манере тоже был свои фокус. Сережа не спросил кого как зовут. Он их якобы уже всех знал. Вообще знал все. А теперь только любопытствовал кто сколько наврет. Или не наврет.

– Мне он не нужен. – Свиицов пожал плечами.

– Зачем же украл?

– Юдин украл!

"Кто же из них Юдин? – подумал Сережа. – А щуплый!" И повернулся к Юдину.

– Почему понес револьвер к Свинцову?

Юдин, который до этого чувствовал себя самым маленьким тут самым незаметным почти невидимкой вздрогнул и покраснел И в то же время ему не хотелось ударить в грязь лицом перед милиционерами.

– А если вам нужен керосин, вы пойдете в булочную? Солдат Юдин очень прямо посмотрел на Сережу.

У Камушкина была отличная реакция и во время допросов он был готов ко всему Однако ж ему стоило большого труда не произнести глуповатое "Ч-чего?!"

Но и паузы было достаточно для проницательного Солдата-Юдина, чтобы понять его слова произвели впечатление.

– Я же понимал, кому нужно оружие, а кому нет!

– Что ты врешь, шарманка? – возмутился Свинцов.

– А ну тихо! – прикрикнул Камушкин. – Допустим, Виталий, ты его нехотя взял. – И улыбнулся как бы показывая, что уж он-то Свинцова преотлично знает. – Но зачем все-таки?

Свинцов уже понял, что эти люди были дома. И в мастерской наверное тоже. И видели там полусобранный пистоль

– Я для тира. Я тир хотел дома сделать. "Тир – стрелять – заряжен!" – об этом Люба и Камушкин подумали одновременно переглянулись. Сережа кивнул. И повернулся к Свинцову с лицом таким – почти веселым мол свисти-свисти интересно слушать!

– Для тира. Хорошо! А где же оно теперь, твое спортивное оружие? – Не дал и секунды на "подумать". Только не надо мне:, что потерялся, что вы сами на щеколду заперлись.

Это был риск. А вдруг все-таки он ошибся? Вдруг револьвер где-то спрятан? А заперли их совсем по другому поводу?

– Ну? – Сережа улыбнулся. – Конкурс! Называется: "Кто первый скажет правду про..." – довольно-таки натурально сделал вид, что некое имя так и пляшет у него на языке.

"Врет – подумал Свинцов – врет!" Он посмотрел на Алену молчи, не надо трепаться. И еще, что то хотел сказать и хотел поймать глаза Юдина.

– Градус! – вдруг произнес Крыса. Его давно ни о чем не спрашивали и хотелось напомнить о себе.

такое вот чисто денщицкое желание, что, мол, для вас всегда рад стараться!