Текст книги "Чужой президент"

Автор книги: Сергей Городников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Когда до охранника-садиста дошло, что ворвался чужак, он нехотя, но быстро отпустил Риту, потянулся к пистолету. У Бориса в глазах уже прояснилось, и он опередил, от души, точно в подбородок уделал его носком туфли, будто к такому случаю оставленной именно на правой ноге. Охранника отбросило к стене, но он успел сдвинуть предохранитель своего тяжёлого пистолета. Сорванная с ноги туфля с лёту попала ему в лицо, и, оглушительно громыхнув в замкнутом пространстве, первый выстрел стал неточным. Охранник видел, как Борис рвал низ рубашки, чтобы вытащить зацепившийся пистолет с лазерным прицелом, и больше не торопился, с омерзительной ухмылкой намеренно поискал дулом, куда лучше стрелять, ниже живота или в голову.

Неожиданно для него в дверной проём с прыжка влетел капитан, в падении перекатился по полу, с двух рук посылая в него три пули: одна продырявила горло, остальные грудь против сердца.

– Мерзавец! Негодяй! – разбушевалась Рита, когда Борис опустился рядом, помог сесть.

– Он мёртв!

Борис слегка отстранился, показал на судорожную агонию гориллоподобного охранника и принялся развязывать мужской нашейный платок на её запястьях.

– Мерзавец! Негодяй! Муж!

Она вырвала руки, зубами яростно дёрнула последний узел грязного платка, сорвала платок с запястий.

– Который? – стоя на коленях, бездумно поинтересовался Борис.

Он поздно сообразил, – сказал не то, что следовало. С неистовством оскорблённой фурии Рита влепила ему звонкую пощёчину, выдернула из-за его ремня злополучный пистолет. Начиная всхлипывать, она искала предохранитель, нервно дёрнула курок. Борис нежно обхватил любовницу, но только вызвал новый приступ неукротимого бушевания: она вырвалась, больно стукнула его стволом под ребро. И разревелась ему в плечо, на этот раз позволив обнять себя, поглаживать по голове, поправлять густые растрёпанные волосы.

Требовательный, наружный пинок в захлопнутую капитаном стальную дверь напомнил, где они находились. Рита мягко высвободилась из объятий любовника, взглянула на капитана.

– Я заблокировал дверь, – капитан оставил клавиатуру компьютерного терминала в покое.

За дверью подозрительно затихли, и капитан с растущим беспокойством вслушался в эту тишину. Одновременно всмотрелся в хранилище денег за прозрачным экраном. Подошёл ближе, изучил, как тот установлен. Выводы не удовлетворяли, открыть экран не представлялось возможным, и он забрал из безжизненно откинутой руки охранника ненужный трупу крупнокалиберный пистолет. Борис не решался отобрать у Риты свой лазерник, – она ещё всхлипывала и отдавать сама не собиралась, – и склонился над неподвижным охранником, перевернул на бок, за спиной, из кобуры вынул запасной пистолет.

Оружие в руках капитана загромыхало, и каждая пуля проделывала в экране дырку с трещинками. Когда раздался холостой щелчок, по дыркам можно было умозрительно провести замкнутую линию, внутри которой поместилась бы развёрнутая газета. Пробежки от двери оказалось достаточно: капитан в прыжке на гортанном, с хрипом выдохе плечом и спиной врезался в середину этой «газеты» и под треск, хруст ломаемого экрана провалился по ту сторону, внутрь хранилища.

Следом за Борисом, опираясь на его руку, в дыру развороченного экрана пролезла Рита. И вовремя, – за дверью близ защёлки разорвалась граната. Пинки распахнули дверь во всю ширину, и через проём ворвались пятеро преследователей Бориса и капитана. Но клетка уже опустела, только у стены валялось бездыханное гориллоподобное тело. Беглецы на их глазах растворились в темноте смежного, тонущего в темноте зала, и преследователи в пылу погони гончими псами, один за другим преодолели ту же дыру, которой те воспользовалась. Сначала их главный добежал до рядов плотно загруженных деньгами полок и остановился, позабыл о преследуемых, потом второй, за ним сразу трое. Все пятеро наёмников столпились, не в силах осознать, где очутились, действительность это или сон. На полках от пола до потолка были ровно уложены, как укладывают лишь автоматические средства, несметные пачки деньги! Денег было много, невероятно много! В каждой пачке больше, чем им всем платили за годы. Рубли и рубли, доллары и доллары – только крупными купюрами! Преследователи потеряли дар речи, способность судить о времени и обстоятельствах. Наконец главный решился. Ущипнул себя за нос, той же рукой потянулся к ближайшей полке. Остальные восприняли это как сигнал, голодными коршунами набросились на неожиданную добычу. Они срывали пачки с полок, разрывали обёртку и рассовывали деньги по карманам, впихивали под рубашки, и куда кто мог и придумывал. Никто не обращал внимания, что под потолком над разграбляемыми ими полками разгорелись красные светящие точки.

В каменной стене над прозрачным, с рваной дырой экраном, – он пропускал свет из смотрового помещения, – беззвучно сместились неприметные пластины, обнажили чёрные оконца, из которых автоматически выдвинулись стволы пулемётов, а над стволами бледно вспыхнули лазерные прицелы самонаведения. Взорвав тишину без какого-либо предупреждения, одновременная стрельба из этих пулемётов застала расхитителей хранилища врасплох. Растерзанный, отброшенный пулями самый рослый охранник ткнулся лицом в деньги на полке, цепляясь за них, опрокидывая пачки на себя, сполз на пол в расползающуюся лужицу собственной крови. Другие, по-разному раненые, кинулись врассыпную, но никто не выпускал груз денег, который мешал скрыться от лучей прицелов…

– Кроме лазеров, инфракрасная наводка, – с тревогой, громко объяснил капитан, который лежал на полу между рядами стеллажей, немного впереди Бориса и Риты, там, где они упали при начале стрельбы. Он наблюдал и за движениями изрыгающих пороховой огонь стволов, и как в полусотне метров, на фоне света из смотрового помещения мечутся, напрасно пытаются укрыться те, кто недавно со знанием своего дела гнались за ним и его товарищем. Теперь со стороны преследователей слышались крики боли, ужаса, предчувствия смерти. – Могут и нами заняться, – предупредил он. Но в голосе прозвучало: займутся обязательно.

Борис в ответ решительно обвалил пачки с нижней полки, просунул руку вглубь неё, вытащил ещё, добавил в общую кучу. Капитан догадался, на что он надеется, и, не раздумывая, присоединился. Они спешили, торопливо обваливали пачки снова и снова. Когда стрельба оборвалась, а все недавние преследователи затихли, неподвижно лежали в разных местах, среди разбросанных денег и крови, Борис и капитан, с помощью Риты сделали целое укрытие из горки плотных пачек, достаточное, чтобы за ним почувствовать себя увереннее, даже расслабиться и обдумать положение, в каком очутились.

Под потолком, над полками, которые они опустошили, разгорелись красные точки. Но пулемёты молчали.

– Говоришь, есть инфракрасная?... – Борис потёр одну пачку руками, несколько раз выдохнул на неё тёплый воздух и подкинул над укрытием.

Тут же застрекотала очередь, над головами засвистели пули, распотрошили пачку до клочьев, часть которых попадала им в ноги. И вновь воцарилась мертвящая тишина. Чтобы спокойней поразмышлять, Борис устроился на деньгах поудобней, подложил ладони под затылок.

– … Эти пулемёты… – вырвался из него обрывок мыслей. И он продолжил вслух. – Очень уж старая техника. Хотя и надёжна, как механическая мышеловка.

– Меня то же беспокоит, – присоединился капитан.

Долго ничего не происходило. Рита прижалась к любовнику, виновато-тихо не то спросила, не то сказала:

– Я тебя больно ударила?

Борис повернул голову, разглядел широко раскрытые глаза, не синие, а тёмные.

– Ничего. Переживу.

– Я беспокоилась о тебе. Оставила одного… Как ты узнал, я здесь? Искал меня? Поэтому здесь?

Вопросов было слишком много, чтобы отвечать на каждый.

– Да, моя радость, – Борис обобщил все ответы и постарался уйти от скользкой темы. – Тебе не следовало уезжать на его вызов. После того, как этот… видел нас.

– Как мило с твоей стороны. Совсем по-мужски, – сказала она. Приподнялась на локте. – Тебя ж могли убить?!

Борис вздохнул, мол, тут уж ничего не поделаешь, могли. Она опустила голову ему на грудь.

– Теперь буду послушной-препослушной, – благодарно проворковала она.

– Сначала неплохо б выбраться из этого склепа, – хмурясь, вмешался капитан.

– Вы ж мужчины, чёрт возьми! Думайте! – Рита прислушалась. – Странный звук?

Действительно странный, подумал Борис. Усиливалось слабое потрескивание разрядов, – оно передвигалось. Надо было взглянуть, что это значило. Он снова потёр пачку денег, дохнул на неё и подбросил вверх. Выстрелов не последовало. Он повторил опыт,– но подышал на пачку, пока не почувствовал, та потеплела. И опять ничего не случилось.

– Тебе не кажется, пулемёты убрали? – обратился он к капитану.

– Возможно, – согласился тот. – Раз они бесполезны.

Борис решился, посмотрел над укрытием. Не раздалось ни единого выстрела. Выглянули капитан и Рита. Пулемёты исчезли. Но в просвет между рядами полок вползал робот не выше половины мужского роста. Похожий на сплюснутый с боков танк, он без сомнения направлялся в их сторону. Мини-танк обнаружил их появление над укрытием, – короткое орудие стало плавно опускаться. Будто по команде, все трое спрятались за горку пачек. Капитан ощупал боковой карман, вынул зажигалку и скомкал несколько тысячедолларовых бумажек. Рита и Борис безмолвно наблюдали, как он поджёг комок, подождал, пока пламя разгорится, и подбросил комок вверх. Едва горящий шар взлетел над укрытием, его пронзила вспышка тонкого голубого луча, – она буквально испарила и огонь, и сам комок.

– Мама миа! – пробормотал Борис под потрескивание мини-танка, который продолжал движение и неумолимо приближался. И принялся лихорадочно разгребать, выбрасывать денежные пачки с нижней полки, руками и ногами проделывать лаз к другому проходу между стеллажами. Оказавшись в нём, помог пролезть Рите и капитану, и они вместе спешно сделали такой же лаз к следующему проходу, затем ещё к одному. Там навалили новую горку из пачек денег, спрятались за ней и с напряжением всех чувств замерли, вслушались в действия мини-танка. Робот докатил до их прежнего укрытия, остановился. Он застыл возле лаза, словно догадался, что они могут шнырять в него туда сюда, играть с ним в кошки-мышки, и ему придётся постоянно кататься в объезд стеллажей без какого-либо успеха.

Ждать, что последует дальше, пришлось недолго. Вскоре они расслышали ещё одно потрескивание, которое перемещалось и непрерывно усиливалось, – второй мини-танк катил к проходу, ведущему к их новому укрытию. Затем раздалось третье, и оно тоже двигалось к рядам стеллажей.

– Нас обложат, как охотники медведей, – подытожил капитан. Он, как и спутники, напряжённо искал выход из создавшегося положения, которое представлялось безнадёжным. Хранилище денег на то и хранилище, чтоб без позволения хозяина из него нельзя было выбраться ни живыми, ни мёртвыми.

Вдруг у Бориса промелькнула забавная мысль, и он тихо хлопнул ладонью по бедру, убедился, что фонарик в кармашке, нигде не потерялся. Фонарик оказался целым, и при нажатии кнопки пучок света ярко осветил лица Риты и капитана.

– Сможешь отвлечь робота? – без объяснений, быстро спросил он капитана. – На повороте в проход?

Тот не стал расспрашивать, зачем это нужно, и Борис выключил фонарик, живо встал на ноги.

Бежать в носках было удобно для его задумки. Он успел бесшумно добежать до начала рядов, где скорчился безобразно толстый от набитых за пазуху денег мёртвый охранник, успел приготовить необходимое место и спрятаться раньше, чем подкатил второй мини-танк.

У начала прохода робот приостановился, самоуверенно развернулся… и тут же принялся плеваться пучками лучистой энергии, расстреливать взлетающие над удалённой горкой укрытия комки горящих купюр. Комки взлетали один за другим, не позволяли роботу отвлечься, осмотреться телескопическим глазом – улавливателем инфракрасного излучения. Капитану помогает Рита, сообразил Борис, и трудились они на славу. Лежа на полке у потолка, он расчётливо приготовился не упустить единственный шанс. Робот медленно объехал труп охранника и медленно въехал в проход, оказался рядом. Борис свалился на него сверху и сзади, ухватился за короткий ствол и включил фонарик, – ярким пучком света прямо в телескопический глаз. По корпусу мини-танка змеями заплясали короткие молнии, и руки Бориса обожгло, пронзило, парализовало мощным разрядом, а следующим разрядом его тело мячиком отбросило на пол.

Однако фонарик не подвёл: яркий до белого свет ослепил робота, сорвал в нём ограничитель мощности выстреливаемых зарядов. Робот ошалел. Будто от адской боли, выбросил из ствола прорыв энергии, которая обрушилась на ряды полок с деньгами, в одно мгновение растерзала множество пачек, превратила их в огромный костёр. Этим прорывом энергии ослепило оба других мини-танка, и они тоже обезумели, принялись палить в источники огня. Огонь от этого только стремительно набирал силу, размах, расползался в стороны, по другим рядам и полкам, – а роботы в ответ наращивали скорость и мощь выстрелов.

Полицейская машина вызывающе нарушала дорожные правила, с предельной скоростью мчалась по безлюдной горной дороге. И прекрасная новая дорога привела её к лысой горе, к мрачной пасти тоннеля. Замедляя ход, машина скоро проехала полутьму тоннеля, но у окончания его резко затормозила, качнулась, стала. И было отчего. Зрелище на открывшейся взору колодезной площадке, хорошо освещённой косыми лучами невидимого солнца, остановило бы самого безрассудного водителя. Ближе к её середине развороченный, обугленный, оплавленный остов лимузина ещё выпускал из себя хвост густого чада. Вокруг остова и до бронированных пропускных ворот валялись россыпи пуль, осколков мин, повсюду вместе с чёрными пятнами от пламени огнемётов. Россыпи пуль, осколков мин, чернота пятен густели, плотнели возле бронированных ворот, запирающих вход на секретный объект корпорации; а у самих бронированных плит осколки и смятые пули были ссыпаны в подобие кучек. Странно, необъяснимо смотрелся среди окружающего непоправимо повреждённый, однако лишь повреждённый чёрный «Мрседес» Набокова. Впрочем, необъяснимым было всё.

Белокурый рослый парень в ладно сидящей на нём полицейской форме вышел из машины вслед за сержантом, присоединился к нему, и они постояли у края перегородившей путь воронки, –явно от взрыва противотанковой мины, – долго не решались обойти её и ступить за границу полумрака, к свету. Телекамеры, стволы оружия под ними, которыми по периметру ощетинились каменные стены, казались неподвижными, отключёнными, однако вид площадки был красноречивее и убедительные любых доводов рассудка.

– Похож я на самоубийцу? – наконец с напускной беспечностью сказал сержант. И сделал медленный шаг вперёд.

Однако ничего не случилось. Ничего не случилось и когда он осторожно прошёл дальше, к чадящему и обугленному остову лимузина.

Пару минут спустя сержант и белокурый парень уже деловито занимались обследованием площадки, пытались разобраться, что же на ней произошло. Самым непонятным было отсутствие останков людей, следов крови, вообще следов жертв. Ради чего тогда здесь всё это творилось? Когда все разумные предположения оказались исчерпанными, ничего не объясняли, наоборот, только запутали, – доказательств ни одному из них не нашли, – сержант предложил подвести итоги. Но единственным итогом стал вывод, что вокруг были одни загадки. Придя к такому выводу, они сосредоточились на самой сложной из загадок: на бронированных плитах входа на объект. Пламя огнемётов дочерна облизало, испачкало плиты, за исключением участка, который очертаниями поразительно напоминал силуэт взрослого мужчины, – мужчины, стоящего в полный рост! И под этим силуэтом было много больше, чем в других местах, сплюснутых пуль и осколков. Если в данном месте, действительно, находился человек, как он мог стоять под пламенем, под стрельбой из многих стволов оружия?

– Ну что, – безнадёжно поинтересовался сержант, – есть идеи?

– Надо проникнуть внутрь, – серьёзно предложил парень.

– Идея хорошая, – согласился сержант. – Не пояснишь, как?

Отыскивая ответ, парень откинул голову и посмотрел вдоль стен вверх. Сержант глянул туда же. Прорубленное в горе большое вертикальное отверстие, через которое площадка освещалась дневным светом, напоминало круглое окно, и в этом окне виднелся клок голубого неба с бледными перистыми облачками. Создавалось впечатление, что на облачка наползал серый дым, рассеиваемый слабым движением воздуха.

– Из вентиляции объекта вытягивает, – догадался сержант. Он оживился. – Может, через неё?

Но парень зачем-то поправил ремень и неохотно признался.

– Бывший приятель… знакомый программист охраны, рассказывал. В вентиляционной системе полно ловушек. Стопроцентная гарантия. Мыши и птицы не пробирались…

Сержант пробежался глазами по отвесным стенам книзу, к застывшим без дела и бесполезным глазницам камер, к обездвиженным стволам оружия.

– А на объекте крупная авария, – неуверенно высказал он своё заключение. – Большой пожар. Если обесточена защита входа… Ловушки вентиляции… их тоже могло обесточить.

Шан не позволял ему остановиться, а он не смел оторвать от него взгляда, не смел оглянуться. Чужой президент даже не улыбался его бессилию оказать достойное сопротивление. В светло-сером тельнике, в коконе зеленоватого свечения, которое впитывало, поглощало пламя, он шаг за шагом неумолимо надвигался, и Борис вновь изо всей силы ударил кулаком в надменное лицо. Как и прежде, голова противника даже не дрогнула. Вокруг бушевало неистовое пламя, оно уже само зажигало и пожирало, обращало в пепел груды денег, ничем не отличимых от настоящих. Было трудно дышать. Борис отёр горячей ладонью обильный пот, который скатывался по лицу, застилал, щипал глаза, и ещё раз сильно, как только смог, врезал Шану в челюсть, – и с тем же успехом. От боли свело пальцы. Так недолго их и сломать, а это ни к чему, – и в бессилии изменить что-либо он опустил руки, продолжил отступление. Отступать приходилось между стенами огня, и пока ему удавалось избегать серьёзных ожогов, что само по себе требовало повышенного внимания, отвлекало от поисков новых способов сопротивления. Рука Бориса потянулась к пистолету гориллоподобного охранника, сунутому за поясной ремень.

– Можешь стрелять, – странным голосом, который стал отличаться от голоса человека-президента, раздельно выговорил Шан. – В горло, в живот, в глаза… Ну же. Стреляй.

Он был так спокоен, высокомерен, что у Бориса опять опустились руки. Надо было не терять присутствия духа, взбодриться, и Борис сплюнул в огонь. Слюна зашипела на горящих деньгах, вмиг испарилась.

– Миллиарды твои, горят! А? Может, триллионы?

После таких слов хотел рассмеяться от души, но получилось натянуто, плохо.

– Пусть. Кредитные карты и ценные бумаги в других уровнях, – с презрением, холодно отозвался Шан.

Борис постарался ответить всем высокомерием, на какое был способен.

– Зачем они тебе, разведчику? Ты не выполнил задание. Десант не высадится! – Он почувствовал, наконец-то задел нелюдь за живое. – Слышишь, Шан?! Десант не высадится! Твои труды пошли коту под хвост! – И он указал большим пальцем на свою грудь. – Из-за меня!! Глупая ты скотина!

На этот раз ему действительно удалось достать его, – не кулаком, не пулей, так словом. Лицо Шана исказилось, злобно, не по земному, и он прошипел:

– Надо было уничтожить, раздавить тебя. Там, в особняке…

Позади Шана к ним кто-то пробирался, в огне и дыму прикрывался одеждой. Шан расслышал шаги, резко обернулся, – обернулся так, словно боялся быть поражённым в спину. У Бориса от этого его неосознанного движения перед глазами всплыла, оживилась картина: двойник президента бежит к бронированным плитам входа на объект, бежит в аду разрывов гранат, очередей пулемётов, всё сжигающего пламени огнемётом, бежит странно, непонятно – подставляет пулям, осколкам грудь, голову, бока, но… укрывает спину. Подчиняясь внезапному позыву древних животных инстинктов, Борис выхватил из-за ремня пистолет, с двух рук мгновенно прицелился в скрытую зеленоватым свечением шею, и от неё, по линии позвоночника скорострельно расстрелял целую обойму. Не все пули осыпались со спины Шана, в светло-сером нательнике остались две дырки, – его ахиллесова пята оказалась в верхней трети позвоночника. Из ран проступила молочного цвета жидкость, она стала впитываться нательником, разрастаться пятнами, на глазах зеленеть. Шан медленно, с мукой повернул голову к Борису, лицо его исказила жуткая, нечеловеческая гримаса. Он с напряжённым усилием приподнял руку, издавая шип, скрюченными пальцами потянулся к горлу того, кто помешал выполнить задание, на которое было затрачено столько галактического времени и неимоверных затрат, усилий, – того, кто теперь нанёс смертельные раны. Но пошатнулся и рухнул к ногам Бориса, почти коснулся лбом грязных, разодранных и прожжённых искрами носков. Цвет кожи Шана начал скоро меняться, приобретать зелёно-коричневый оттенок. Не в силах оторвать взгляда от этих изменений, Борис отступил ото лба поверженного им иноземного существа и вздрогнул, когда через того обыденно переступил капитан, скрыл его своим телом.

– Где она? – уклонился от языка огня, требовательно спросил капитан, равнодушный к мёртвому нечеловеку.

– Не знаю, – отозвался Борис в смятении мыслей от убийства, которое возможно спасает человечество от потрясений, меняет ход истории, а возможно было напрасным преступлением вселенского значения.

В том же смятении мыслей он последовал за капитаном на поиски и Риты, и выхода из пекла. Неужели это я убил его? – мучился он противоречивыми сомнениями, на каждом шагу уклоняясь от огня. На ходу оглянулся, убедиться, что казавшийся неуязвимым противник действительно мёртв. Лежащий Шан ещё был виден, – заметно уменьшился, позеленел, человеческие уши и волосы отвалились, на кистях рук осталось по три пальца. От этого вида оцепенение воли и ума стало покидать Бориса – да, он убил его. И поделом. И сразу взволновало беспокойство: куда же пропала Рита?

А Рита тем временем опасливо наблюдала за мужем. Тот ползал на коленях, платком накрывал, тушил горящие доллары, которые обвалились с повреждённой полки. Деньги пылали повсюду, но он почему-то тушил именно эту кучу тысячедолларовых купюр, которая оказалась на единственном выходе из огненной ловушки. Вид у него был безумный, он словно не ощущал боли ожогов, не замечал бушующего вокруг пламени, – тушил и подбирал обгоревшие меньше других зелёные бумажки, и у него их набралась полная горсть, сжатых пальцами, смятых, ни на что не годных. Он вдруг прекратил это занятие, и Рите стало страшно. Она не выпускала из руки пистолета Бориса, позабыв, что сняла предохранитель, и пятно луча лазерного прицела нервно заплясало на полу рядом с её ногой. Муж тяжело поднялся, выпрямился и перевёл взор с горсти скомканных обгорелых денег на неё. Рита затрепетала.

– Ты! Ты виновата! – прохрипел он и двинулся к ней. – Полгода я был здесь властителем земных страстей, помыслов. Никогда, никогда не испытывал такого счастья, не жил так полнокровно. Ты пришла, всё разрушила. Великие планы, надежды…

Он подступал, приближался, а она не имела возможности сделать и полшага назад: за спиной выстрелом пучка энергии была разворочена опора стеллажа, часть стеллажа обвалилась, перекрыла проход, – оттуда обдавало жаром, тянуло обжигающей лёгкие, удушающей гарью.

– Ты безумен, Артём! Не подходи ко мне!

– Ты, ты виновата! – прохрипел он с приступом неукротимой злобы и обеими руками схватил её горло, вместе с обгорелыми деньгами сдавил, стал душить.

– Артём! Опомнись!

Пятно лазерного прицела прыгнуло с пола ему на живот. Из-за громкого треска в ближайшем огне Рита едва расслышала выстрелы, – лишь сам собой в руке дёрнулся пистолет: раз, другой, третий. Она не помнила, как вырвалась, кинулась прочь, напугано откинула оружие. Налетела на обвал пылающих долларов, отпрянула и с замирающим сердцем бросилась обратно, быстро пробежала мимо мужа, который почему-то корчился на полу среди своих денег. Ей казалось, бежала долго, задыхаясь от разъедающего глаза дыма. И когда готова была отчаяться, смириться с неизбежной гибелью, вдруг очутилась у границы огня, там, где огонь наступал вглубь хранилища. Вырвалась из пламени и налетела на Бориса; а подхваченная его сильными руками, истерично прижалась к мужской груди. Её трясло, но он нежно обнимал, успокаивал какими-то словами.

– Поцелуй! – Она прошептала умоляюще, и сама со страстью впилась в его губы.

– Нашли место! – с хрипом сказал капитан, который выбрался из дыма. Он откашлялся и отплевался. – Нашлась?! Пошли отсюда!

Он стал всматриваться, куда же идти? Целуя Риту, Борис сделал ему рукой вращательное движение, и капитан понял: вентиляция! Вентиляционная система.

Борис полз первым. Знал, за ним точно так же пробирается Рита, за нею – капитан. Ползать по бесконечным трубам, расцарапывать локти, до дыр стирать в коленях штанины уже порядком осточертело. Раздражал дым, он всюду сопровождал их навязчивым спутником, окутывал, застилал глаза, вползал в лёгкие. Единственное, что с ним смиряло, – он легко опережал их, устремлялся к свободе, показывая, рано или поздно, они тоже выберутся наружу.

Дым стал редеть, как будто преодолевался последний участок. Так оно и оказалось, – впереди забрезжил падающий откуда-то сверху размытый свет. Голос Бориса в трубе прогудел, исказился, но его поняли правильно. Рита позади оживилась, начала проявлять нетерпение, впрочем, созвучное его собственному.

Горизонтальный участок трубы переходил в отвесное трёхметровое завершение. Извиваясь червем, Борис преодолел угол перехода, распрямился, поднялся на ноги. Выше была железобетонная коробка, через боковую решётку которой щедро струились солнечные лучи, – а прямо в нос ему ткнул штырь устройства высоковольтных разрядов последней ловушки. Как множество предыдущих ловушек, эта тоже не сработала. Понадобилось время, чтобы забраться ногами на штырь, от него дотянуться до края трубы, подтянуться и уже на локтях зависнуть в бетонной коробке. Лучи невыразимо приятно ослепили, а дремлющий в неге, залитый солнцем склон лысой горы за решёткой опьянил его. В памяти живо пронеслось то, что удалось преодолеть.

… Душный жар неудержимого наступления огня и дым, по едва различимому движению которого они удалялись от этого пекла в темноту между рядами с деньгами. Потом, с помощью иногда включаемого фонарика заметили в стене большие турбины. Лопасти вращались лениво: аварийные аккумуляторы истощались, – не составило труда удержать их, по очереди пробраться в кромешную, хоть глаз выколи, темноту. Фонарик высветил камеру за лопастями, – её наклонный пол клином сужался к зловещему зеву, куда плыли и неторопливо проскальзывали дымовые полосы. Он первым на четвереньках пробрался к зеву, и ему так и пришлось продвигаться впереди остальных. Вначале с напряжённым ожиданием ловушек, с опасением попасть в ловушку, но постепенно он перестал обращать на них внимания – все не работали. Мучил дым, но плыл вперёд, этим поддерживал надежду на спасительный исход…

И вот наконец-то они почти выбрались. В трубе под ним закашляла, резко дёрнула за штанину Рита. Даже мгновения бездеятельности Бориса раздражали её.

– Ну же?! – недовольно распорядилась она снизу.

И Борис с силой толкнул стальную решётку. Электромагнитный замок был отключён: хватило одного толчка, и с неприятным лязгом решётка откинулась, распахнулась, открыла выход на свободу. Грязный от пота, копоти и пыли, в ободранной и прожжённой одежде, он вылез в этот выход, с четверенек поднялся и встал, зажмурился на яркое, такое жизнелюбивое солнце. Сухой воздух, насыщенный запахами и звуками гор, изгонял из лёгких, из ноздрей и рта проклятый дым и до умопомрачения захотелось отыскать ближайший родник, припасть к холодной, живительной горной воде…

Вдруг резкая боль рванулась от затылка в мозг, затуманила глаза. У него получилось обернуться и на секунду устоять на ногах перед сержантом, – тот растерянно потёр ладонью рукоять сжатого другой рукой пистолета. Земля покачнулась, поплыла из-под ног, и, падая на сержанта, он пожалел, что теряет сознание.

– Помоги же?! – раздался за спиной приглушённый трубой и бетонной коробкой крик Риты.

И нехотя опрокидываясь в тошнотворную мглу, он глуповато-счастливо улыбнулся.