Текст книги "В небе над звёздами (СИ)"

Автор книги: Сергей Глумаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

«Ну вот… Стало быть – приятного аппетита…» – раздался в голове заметно повеселевший знакомый голос. «Как ты?»…

«Литров сто молока в меня только что вплыло, не иначе… Хотя, смотрю на пакет, а из него – на воробьиные рыдания и то не вытекло…» – подумалось ему. Это, однако, не было ответом собеседнице, а только для себя – резюме, а вот «голосу» он ответил:

«Ты на день рождения к деду, что ли, ездила?! Почему тебя последние… Эм-м… час – (…пятьдесят суток?? Видимо, так и есть!)… не было? Ты где это… шлялась… а?»

«Мы с братом решили, что тебе лучше будет побыть одному. Дабы вникнуть в курс дела без прикрас, так сказать… Что-то мне подсказывает, что ты принял к сведению некоторые моменты… Ведь ДА?»

«Ах, ты ж, засранка!..» – взревел мыслегенератор, который, кстати, перестал быть «мозолью»: напротив, каждая мысль теперь будто омывала мозг своим успокаивающим присутствием – вот и сейчас, несмотря на «негодовательную» суть мыслеформы, раздражение всё же удивительным образом отсутствовало… Голос, раздавшийся внутри рассудка, кажется, перебил его самоисследования:

«Когда тебе что-либо говорят, всегда прислушивайся к интонационной сути информации… Тебе – Идиот (на этом слове девушка сделала особый акцент, из-за которого ему снова стало на мгновение не по себе…) – весь вечер предлагалось допить молоко. А ты… Игнорировал… Ну и – вот…»…

«Ну, да… Еще кофейку отведать – помню-помню! Как же…» – съязвил он, всё еще не желая идти на поводу у успокаивающей сути своего мыслепотока и мыслеощущения – продолжая «обижаться». «Кто же знал, что будет так вот, а??» – мысленно произнес он уже бодрее, даже как-то размыслительнее.

«Да ТЫ и знал, только не стал придавать этому значения! Вспомни хорошенько: знал же ведь!»

«Впрочем… Ладно. То, что ты испытал – все проходят. Исключений – не было ни разу. Я, правда, надеялась, что, может, в твоем случае… Хотя…

Все остальные – так те сразу крови требуют, в ответ на предложение о молоке… Так-то вот… Увы… А ты… Ты хотя бы в ярость не пришел…

О’кей, забудь. Но – на будущее – помни, так сказать…».

«Ага, пойду ватман разыщу! Или куплю сбегаю! У тебя плакатных перьев, часом, нет?! Я по стене раскатаю – крупным шрифтом: «Валентин Степанович, ты помни, однако…», а ты звёздное небо фоном пририсуешь!! А потом я что-нибудь спляшу!»

Тут же добавилось:

«А в туалете – напоминалки расклею – на дверь и по стенам, и на бачок, – а то кто его знает, вдруг и правда запамятую всё ЭТО вот… ага! Как ТАКОЕ забыть-то можно??! Еще сниться небось с полгода будет – не приведи Господи… Дура!».

И она начала смеяться – в голове у него зазвенел её веселый, звонкий – почти колокольчиковый, как показалось ему, смех: продлился он секунд десять и всё это время он молча и внимательно слушал его – до тех пор, пока он не стих.

«Ну хоть ржач у неё не мерзкий, а то бывает же… Брр-рр…» – отрапортовала голова.

«А насчет «куплю» – молоко почти кончилось ведь. Купить и впрямь – надо бы…» – заявила она уже серьезнее, хоть и продолжая, как ему казалось, улыбаться.

«Блин…»…

«Ладно, на балкон загляни… Там брат оставил. На неделю должно хватить. Оно, правда, козье, но это ничего страшного».

«Так вот, значит, да?…»

«Ага!».

«Так вот…»

***

Следующие три недели он был абсолютно один. Читал книги. Ему многое нужно было – и хотелось – выяснить. Перед расставанием с новой собеседницей, с которой с момента пробуждения у холодильника поговорить толком так и не получилось, в голове прозвучал ее глубокий и в то же время чуть звонкий молодой голос:

«Мне надо отлучиться на некоторый… м-м-м… неопределенный срок, поэтому тебе какое-то время снова придется побыть одному… Но ведь ты же привык, да?»

– …? – вопрос он задал «молчанием».

«Понимаешь, есть некоторые нюансы, да даже обстоятельства, скорее… Не сочти за бестактность или грубость там какую-нибудь, но тебе снова нужно побыть в одиночестве, какое-то время. Поверь, так лучше. Надо учиться, а в твоем положении делать это необходимо самостоятельно. Так уж принято, извини. В гостиной у тебя масса книг, но ведь признайся, ты же и десятой части из них не прочитал… Видишь ли, надо бы большинство из них осилить всё же… Да даже и все. Так полагается. Ничего специального в библиотеке твоей не прибавилось, не переживай. Однако отец твой, он же много книг за период твоего взросления оставил… А самостоятельно обучаться лучше всего по книгам… Тебе не будет в обязаловку это, да и в напряг – тоже. Ты должен научиться понимать себя, осознавать и принимать свое новое состояние, чтобы отныне и впредь никогда глупостей не делать, не вести себя по-дурацки, поверхностно и опрометчиво. А главное – подло. И мыслить ты обязан научиться сызнова, исходя из нынешнего своего положения. Это все проходят, ничего нового в этом нет…

Так уж сложилось, что большинство из новичков погибают в первый же месяц после трансформации своей… И первая и единственная причина – неумение осознавать себя, глубоко и ответственно мыслить, да даже и элементарно размышлять, сообразуясь с новыми аспектами своего существования… Дело в том, что мы… Э-м-м… хищники, жестокости и цинизму которых мало кто в природе может поставить низкую оценку. Еще меньшее количество представителей фауны может соперничать с нами в алчности, вероломности, хитрости и как это ни прискорбно – черноте и потерянности души… Мы – люди, но на ином круговом отрезке спирали эволюции – ЕЩЕ более мерзкие и падшие, чем человек… Единственное, что движет представителями нашего вида – это инстинкт насыщения. И он – в тысячу раз выше, чем у представителя хомо сапиенс или какого-либо хищного – самого хищного – зверя-обитателя джунглей. Такого рода обстоятельства делают необходимым умение максимально быстро и полно нивелировать, подавлять и искоренять в своем естестве упомянутые начала… Иначе – гибель. Непременная и как правило – очень быстрая…»

– … – он готов был слушать дальше.

«Учиться под руководством кого-то – кого бы то ни было – не получается у нас. Это особенность нашей психологии. Так уж получилось. Она – такая. Часть естества и эволюции вида. Большинство из нас способно только «впитывать дабы использовать» – меркантильно, жестко и жестоко… Чтобы научиться не только потреблять, а и глубоко и полно перерабатывать информацию, делая ее активной частью своего духа, души и совести, нам необходимо одиночество. По-другому не получается. Не выходит. Мы – такие…»

– То есть, мы – это слово он произнес, испытывая внутренний дискомфорт, понимая его – слово – иначе чем когда-либо – стало быть, в глубокой сраке…

«В ней – в очень глубокой – давно мы, еще со времен существования людьми. Только теперь глубина несоизмеримо солиднее. И дна достичь – практически нереально…»

«Мне пора, прости»

«Эй! … м-м-м… Алена! (он вдруг понял, что знает, как ее зовут…) Ты вернешься?»

«Посмотрим. Думаю – да. Я обязательно постараюсь…».

«А ты куда, если не секрет?» – он осмелел.

«Я – домой. В Норвегию. Маму надо навестить. Беда у неё. Потом – в Швецию. К отцу и брату…»

«А что случилось?»

Но ответа уже не последовало.

***

Оставшись один, он пошел из кухни, где находился последние полчаса, в гостиную. Подойдя к книжному шкафу, который занимал собой по горизонтали всю стену, возвышаясь при этом до потолка, стал рассматривать корешки книг… В голове в этот момент проносились мысли:

«Итак, дружок… Что же. Ситуация более-менее понятна. Вампирёныши, значит, мы с тобой, да? Ага – да. Крутит нас, корежит иной разок, стало быть… А молоко, оно, вишь, спасает нас… На балконе теперь запас молока. Подарок. Такой вот необычный по нашим временам. Когда тебе в последний раз молоко дарили? В детстве. Бабушка с рынка приносила. И заставляла пить. Не нравилось жутко – помнишь? А теперь – полюбили с тобой его. Ну, будем пить…

…СТОП!!» – спустя мгновение он уже ни о чём ином думать не мог. «Я НЕ УСНУЛ СРАЗУ! Точнее, уснул, но… Я был где-то еще с того момента, как меня сморило в сон – перед моими мучениями… Меня не было в постели какое-то время! Очнулся я у себя в кровати, но до этого – еще где-то был! Закончили мы разговор на кухне, а дальше… Господи! Что-то было дальше…»

Еще спустя несколько мгновений он в ярчайших деталях вспомнил, что именно…

…

«Будут, куда вы денетесь…»…

Он улыбался все шире и шире… Улыбка словно бы прилипла к нему, никуда не собираясь уходить с его изменившегося за последние несколько часов лица… Спустя какое-то количество секунд – очень малое – он резко вскочил со стула и устремился на балкон, вход на который располагался тут же – на кухне.

Влетев на балкон, ни на мгновение не останавливаясь, вдруг хохотнул и посылая ногам стремительный нервный импульс, одним прыжком перемахнул через борт – устремился вниз…

Покидая свою квартиру на одиннадцатом этаже дома, он уже знал, куда первым делом ему следует направиться. Туда он и поспешит. И останавливаться в его планы не входит. Приземление вышло ожидаемо точным и мягким, на обе ноги, которые только чуть-чуть по инерции подогнулись. Он так же мягко выпрямился, улыбнулся и стал оглядываться по сторонам. Уже почти вечер. Что ж. Балкон выходит не во двор, а на южную сторону – здесь у постояльцев дома огороды, палисадники, импровизированные садики – у кого что – допоздна ни один из людей задерживаться в этой части придомной территории не станет: и сейчас вот тоже – ровным счетом никого нет.

«Да, дома-то поуютнее будет…» – мелькнуло в голове.

«Скоро и мне станет теплее»…

Он побежал. И спустя мгновение – чуть не врезался в стену следующего дома, располагавшегося на расстоянии ста метров от того, в котором жил он.

«Стометровка за полсекунды… Всё понятно! Спасибо, Господи» – он смеялся. Беззвучно, лишь слегка открывая рот. Еще он понял, что по пути к дому – на стометровке – обогнул по меньшей мере четверых людей, одного за другим. И они – люди – его не заметили.

«Ну, великолепно! Это уже просто совсем хорошо!»

«Хотя, в полете было бы эстетичнее… Руки в стороны, гордый взор… И обзор… Лебедями можно бы было бросаться… В грачей каких-нибудь…». – теперь он уже громко хохотал.

«Это тоже будет, главное – правильно питаться» – пронеслось в голове его собственным голосом. И он уже понимал, что голос ему не лжет.

Пятый человек слишком долго смотрел на него… «Он видит. Он меня видит» – понял он. «Как такое возможно? Я ведь слишком быстр для них…». Но – да. Сомнений не было. Этот пятый – видел его и не просто видел: он, казалось, выжидающе и с любопытством смотрел ему прямо в лицо.

«Ну, это уж слишком. Похоже, что путь мой будет прерван гораздо раньше запланированного. Хотел пойти путем компромисса – наведаться на станцию переливания крови – а вот видимо придется забыть об этом пути… Что же… Сначала я займусь насыщением, а потом выясню, как этот бедолага может видеть меня…» – в том, что чересчур зоркому человеку грозит настоящая беда, он уже не сомневался ни на мгновение…

А стоило бы усомниться. Правда, понял он это слишком поздно.

Когда он прыгнул на человека, ожидая, что клыки (в наличии у себя которых он так же не сомневался, как до этого в обреченности встречного горожанина…), впившись в шею, остановят его стремительное и победное движение, произошло СОВСЕМ НЕ ТО, чего он ждал. Он не вонзил клыков в шею, нет. Он также не воцарился над жертвой каким-либо иным способом. Не было ни удовлетворенного азарта, ни насыщения, ни победного ликования, ни ожидаемого за этим успокоения и согревания… Вместо этого он во мгновение ока сам стал жертвой – с разбегу он угодил совершенно не в тот «стоп», которого жаждал: на его собственном горле сомкнулись стальные пальцы, настолько по-ледяному холодные, цепкие, бескомпромиссно сокрушающие, что он моментально понял всё, что ему требовалось понять… Перед ним был вампир. В следующую секунду он почувствовал и то, что движение не остановилось: схваченный за горло, он продолжает бежать со всех ног, а тот, кто схватил его, совершенно как ни в чем ни бывало пятится назад на совсем уж непостижимой скорости… Еще через миг становится ясно, что бежит только пленитель, а вот он – недавний охотник – находясь горлом в цепком кулаке, пассивно волочится по воздуху следом за своим «ведущим»… И этот ведущий «шепчет» не открывая рта, прямо ему в мозг:

«Ты не должен и не станешь пить кровь людей активным образом – то есть, кусая их. Я позволю тебе продолжить твой путь до гематологического отделения или до станции переливания, но ты должен будешь пообещать кое-что: никто из людей, которых ты безусловно повстречаешь на своем пути до насыщения – не пострадает. Не пострадает и после. Если тебе не удастся сдержать слово, я уничтожу тебя – прямо в помещении морга, где ты, в таком случае, и останешься. Нам с сестрой слишком больших усилий стоило вернуть тебя к жизни, однако это, в числе прочего, означает, что один из нас всегда будет вправе отнять у тебя эту жизнь. Если на то будут основания. А смерть человека – по нашему мнению – самое серьезное основание… Людей мы ни за какие прегрешения и проступки не трогаем и не наказываем никогда, а вот вампиров – за подобное – аннигилируем направо и налево. Это – учти. Останавливать тебя от намерения попробовать кровь у меня нет ни времени, ни желания, ни полномочий. Хотя я и мог бы легко прервать твой путь – надеюсь ты понимаешь, уже понял это – я все же не стану этого делать. Незачем завтра городским службам на протяжении километров ремонтировать асфальт, а городским властям пытаться объяснить населению причину столь сокрушительных и масштабных повреждений дорожного полотна. Я ведь буквально сотру тебя в крошку, если решу, что тебе не стоит двигаться дальше, отчего следующий километр дороги – и не один – будет значительно поврежден и этой крошкой усыпан».

«Почему ты позволяешь мне идти дальше к цели?»

«Таковы правила. У меня нет внутренних полномочий на то, чтобы останавливать тебя. Ты сразу решил – еще во время диалога с сестрой – что первое насыщение ты осуществишь не из жертвы. Такое твое решение диктует мне некоторые условия: я не имею права сдерживать твой порыв. Однако предупредить о некоторых нюансах правил – обязан…»

«Когда ты отпустишь меня?!»

«А я тебе уже надоел? Отпущу как только мы достигнем места назначения. Мы уже далеко за чертой города, но больницы есть и в других городах – в соседнем, например. Туда мы и направляемся. Мне кажется, что недавнему пациенту не стоит мелькать лишний раз на глазах у своих спасителей, да еще с такой великой целью – незаметно умыкнуть у них пару пакетов с кровью. Я решаю, что лучше уж мы прогуляемся до соседнего городка. А еще лучше – пробежимся еще чуть далее. Не думаю, что ты так уж против. Согласись, что в моих словах есть некий довольно крепкий резон. Они не лишены здравого смысла. И вот тут-то у тебя появляется первый серьезный бонус: можешь поспрашивать меня о чем-нибудь, что, возможно, интересует тебя… Постараюсь максимально полно ответить на все твои вопросы, унять, так сказать, юношеский интерес… Мне кажется, что ты у нас находишься в возрасте почемучки. Так же? Поэтому – спрашивай. Не стесняйся…»

«Какого хрена ты меня за горло держишь?»

«Ну не за руку же мне держать тебя… И не за плечи… Ты ведь всё равно не дышишь, так что не бойся, не задушу. Могу, конечно, за ногу, если ты считаешь, что у тебя шея нежная… Взять?»

«Не надо. Но всё же лучше – отпусти. Я ведь и сам могу двигаться…».

«Не-а. Так мы быстрее доберемся, раз в десять, а если отпущу, то плестись придется как раненый ленивец. Я не люблю так, мы же не на подиуме…».

«Почему я ничего не вижу?» – вдруг спросил он.

«А потому что видеть совершенно и нечего… Мы ведь летим, ты не заметил, да?» – отозвалось в голове.

Только тут он обратил внимание, что что-то он всё-таки видит: блики света, калейдоскопические танцы цветных пятен и областей, проносящихся мимо на общем фиолетовом фоне…

«А небо где?»

«Здесь, не делось оно никуда. Мы просто очень быстро перемещаемся, на такой скорости небо… м-м-м… гаснет…»

«Куда мы направляемся?»

«Думаю, что на родину ко мне. Покумекал я покумекал, да и решил, что раз уж ты за кровью решил отправиться, а я воспрепятствовать этому не могу, то и… Короче, мы домой ко мне едем. В Швецию.».

«И долго нам еще… «ехать»?»

«Минуты две еще, из уже прошедших двух с половиной, наверное, так что – поспеши с вопросами, если еще остались. Отвечу…»…

Вопросов больше не было. Правда оставались некоторые сомнения и он спросил:

«А куда именно мы… якорь бросим… В больницу? Или к твоему холодильнику прямиком парашютируемся?»

«В больницу, в больницу… Домой я тебя не пущу. Слишком уж у тебя глаза бешенные, так что – попозже как-нибудь. В другой раз. Только имей в виду – сотрудники больницы мои соседи, поэтому, если хоть поцарапаешь кого-нибудь, то…»

«Я понял»

«Отлично. Здорово. Ты – да ты прямо молодчина…» – улыбка на расстоянии несколько недовытянутой руки озарила лицо «прогулочного катера», как он назвал своего пленителя, обнажая зубы «летуна»: вампирских клыков, правда, он не обнаружил – обычные зубы, разве что чуть белее, чем у него самого. «Карлсон хренов!» – отрапортовала голова.

«Катер» улыбнулся еще шире.

«Эй… это… а много вампиров на планете?»

«Ну, как сказать… Хватает. Как и людей. А что? Тебе что, одиноко стало, да? Или, может, рок-группу сколотить решил? Признавайся…»

«Нет. Одиноко мне пока не стало. Спасибо тебе за это. Но я подумал: если один такой засранец, и это всего только второй по счету, которого я знаю, то каковы же остальные?»

«Не только по сути, а и по численности, так, да?»

«Ну»…

«Не знаю я, если честно. У нас учет численности вести не принято. У нас главное – суть. Ну, по-вашему, это во многом сродственно понятию «вид» – «биологический вид»…

«Ну и сколько вас… кх-м… нас… видов?»

«Много. Очень. И все – разные. Ты вот, например – стопроцентный многокровка, так что можешь порадоваться, если желаешь – я глаза закрою, а ты погримасничай: только недолго, лады?»

«Ага… Не волнуйся, закрывай. Я как ликовать закончу – бздону громко, или плюну тебе на нос, так что не пропустишь – услышишь или почувствуешь…»

«Во-первых, я как и ты – не дышу, так что на пердунов мне, сам понимаешь… А во-вторых, газы пускать тебе и нечем: ну, то есть не из чего. У тебя нет отверстия в центре той конструкции, которой ты на стулья садишься. Можешь потрогать, только долго не щупай, а то – проковыряешь чего доброго заново и будешь – нетипичный. Один с дырой. А плевок твой – не успеет долететь. Я его перенаправлю, он об твою морду и расплющится. Правда, брызги полетят, но это уж – пеняй тогда на себя. Голову тебе сплющу в той плоскости, в которой предложишь».

«Тогда – радость откладывается. А в чем она состоит? Почему я радоваться должен тому, что я «многокровка»?»

«Ну, как бы лучше, чтоб понятнее… Потенциал твой повыше… Талантов, что ли, побольше активировано… В общем, обучаемым ты станешь несколько ранее, чем прочие… То есть, понимаешь ли… Способный ты, короче говоря. Из тех, кому чаще всего два раза не надо повторять. Ну и покладистый такой – поболее остальных в тебе отходчивости. Вот. Это если самое простое разбирать. Что на первых порах пригодится. Есть еще очень разные моменты, но о них пока тебе попросту неинтересно будет знать. Да оно, знаешь ли… и никому лучше не зналось бы. Со временем уяснишь, однако. Будешь решать, что делать с этим. Позднее несколько…»

«А-а-а…»

«Есть и некоторые удручающие нюансы. Такие, которым многокровные из нас, константов, как мы себя называем, подвержены более чуть, чем прочие. Но опять же – рассказывать смысла нет, поскольку разбираться с этим тебе всё равно придется только в одиночку… Видишь ли, у нас принято решать проблемы по мере их поступления, а не строить планы на век вперед. В курс дела ты тоже войдешь постепенно, шаг за шагом, а сейчас – попросту не забивай голову…

Да, мы уже почти пришли, так что – вот еще…

В здание больницы войдешь с центрального входа. Поднимешься на третий этаж. Войдешь в коридор по правую руку. Идти будешь по нему до тех пор, пока тебе не встретится девушка, похожая на Микки-Мауса, узнать ее труда не составит, поскольку очень похожа. Видеть она тебя будет чрезвычайно рада, поэтому отдаст тебе ключи. Скажи «Спасибо» обязательно! Не громко, но чтобы вежливо и мягко, понял?! Затем дойдешь до кабинета, на двери которого написано будет: «Манипуляционная». Там в сейфе, который заметишь, будут лежать пробирки с пробами крови. Возьмешь несколько – лучше три-четыре. И возвращайся. Прыгай в окно прямо из манипуляционной, попадешь на лужайку… А там – я. И – домой… Нам еще обратно надо вернуться. Ты же не забыл?»

«А почему так просто всё? В чем подвох?»

«Оттого, что я не позволю своим соседям стать свидетелями диверсии. Я их под гипнозом подержу, пока ты кровь не найдешь и не вернешься. Всё пройдет тихо и мирно. А иначе я тебя расплавлю к чертовой матери. Такие дела.»…

«Ну, что ж, понятно-ясно…».

«Тогда я снижаюсь. Не бойся, уши закладывать не будет…».

***

В больницу он вошел через прозрачную дверь, миновав ступени крыльца. Какая-то женщина вежливо кивнула ему – то ли в знак приветствия, то ли просто по привычке встречать кивком любого незнакомого – нового – человека. Оказавшись в очень просторном квадратном вестибюле, он увидел единственную лестницу и, не мешкая, направился к ней. Поднявшись на третий – как его и просил, а точнее велел ему «Карлсон» – картинно вытянул в сторону правую руку, крякнул себе под нос: «Видимо, сюда!» и стал двигаться в сторону коридора, находившегося метрах в четырех. Ага, «Гематология» – надпись над входом уже казалась ему аппетитной. Он ускорил шаг. «Ну и где этот чёртов Микки-Маус?» – нетерпеливо подумалось ему.

– Ну, точнее, девочка-Микки, как там ее… Эх, вот не помню, поди ж ты… – это уже вслух. Почти шепотом. И уже не столь нетерпеливо.

Началось движение к концу коридора. Кабинеты – или палаты – по обе стороны. Один, второй, третий, четвертый, пятый – с зеркальным дубликатом в стене напротив. «Что же… Скромно… Но только вот со вкусом ли? Скоро мы это узнаем…» – опять отрапортовал мозг. Коридор всё же был довольно широким, если не сказать, что даже чуть более чем: люди, то и дело попадавшиеся на пути, напомнили ему встречные машины на свободном шоссе. Уступать дорогу не приходилось, ибо всем пространства доставало с избытком. Несколько человек уверенно двигались «по встречной», неся какую-то медицинскую «поклажу»: то ли бюксы, то ли иного типа контейнеры с чем-то, до чего ему в эту секунду не было никакого дела. Или было? «Ну, нет. Не с напитком же? В таких объемах кровь перед грудью не носят…» – шептал мозг. Всем встречаемым людям он легонько кивал. Они – начиная почему-то улыбаться – тоже кивали ему в ответ. Те, что несли медицинскую утварь, просто зажмуривались на полсекунды, открывая затем глаза, давая понять, что его приветствие принято. Затем так же – улыбались.

«Ну, что сказать? Я бы здесь жил…» – весело нашептывал мысли голодный, но не спешивший унывать генератор дум.

«Эта вот, глянь-ка, совсем ничего, симпатичная…»

«А вон, смотри – Клаудия Шиффер! Только волосы посветлее. И легких веснушек своих не прячет…».

«Лишь бы какой-нибудь Дольф Лундгрен наши с тобой аппетитствующие взоры не поймал… Как ты думаешь, у таких симпатичных девчат есть же, наверно, свои Лундгрены, да? Если что – состоится очередная битва века и придется вам «скорую» вызывать…».

«Ты давай мышонка ищи, а не то я голодным останусь!».

«А может ну его, мауса этого твоего? Вон, глянь-ка, Гретхен какая-то прямо навстречу шевелит на всех парусах! Вонзай-банзай, быстренько напьемся и убежим!!»