Текст книги "На пороге «оранжевой» революции"

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

Соавторы: Сергей Телегин,Михаил Мурашкин,Александр Александров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

Р.Шайхутдинов пишет: «Эти проявления иного типа власти просто невидимы, как для политтехнологов, так и для представителей правительства. США и Европа достигают своей цели по присоединению к новому имперскому порядку всё новых областей и стран непостижимым для российских (украинских, сербских…) властей способом. Они понимают и вычисляют наши действия, а мы их вычислить – не можем».

Опыт 2004-2005 гг. показал, что структура и культура общества Украины (как части бывшего СССР) за 20 лет перестройки и реформы изменились настолько, что критическую массу граждан можно организовать и активировать для революции («убийства государства»), направленной на «виртуальную» цель.

Иными словами, стало возможно на короткий срок создавать высокоорганизованную политическую силу, готовую свергнуть государственную власть – без какой-либо осознанной социальной цели, без большого проекта и без связной идеологии. Даже без ясного образа иной государственности, приходящей на смену «убиваемой».

А. Бузгалин, наблюдавший события на Майдане, пишет: «Разные люди, разные мнения. У большинства никаких четких политических и социально-экономических позиций. Большинство хочет одновременно и честный частный бизнес, и определенные социальные гарантии. Четко сформулировать свои взгляды на то, каким хотели бы видеть будущее Украины, как правило, не могут, но совершенно четко и однозначно хотят честной и подконтрольной народу власти. При этом в большинстве верят в Ющенко. Некоторые понимают, что за Ющенко тоже стоят олигархи („А как же без них?“ – довольно типичное мнение), но считают это не главным. И практически все неравнодушны к тому, что происходит на их Родине»160.

Постсоветские политики Украины, чье мышление сформировано историческим материализмом, не ожидали никакой революции, потому что «не было революционной ситуации» – не созрели субъективные предпосылки для классовой борьбы. Они не понимали смысла символических действий, которые подрывали их власть и авторитет.

Р.Шайхутдинов пишет: «Что делал Лех Валенса в Киеве? Вёл переговоры с Кучмой, Януковичем и Ющенко. Но кто такой был Ющенко? Формально – никто… Власть не отказалась встречаться с Квасневским после его встречи с Ющенко. Тем самым Украина признала авторитет ЕС, а Кучма и Янукович – существование Ющенко… Власть не понимала механизмов порождения легитимности [выделено нами – Авт. ]. А они таковы: если десять международных деятелей едут и проводят переговоры с Ющенко, то он становится фигурой, равноправной всем остальным, имеющей статус «третьей силы». А власть, давая внешним деятелям встречаться с Ющенко, признаёт факт спорности выборов и наличия у оппозиции оснований для притязаний и т.п. Так власть фактически отказывает самой себе во власти»161.

Помимо присущего истмату механицизма, над сознанием политиков и политологов довлела инерция «демократического мышления», ложная программа которого была внедрена в их головы во время перестройки. Скорее даже, этот вирус поразил их подсознание – ведь не могли же умные люди сознательно и всерьез верить в то, что орудующие на Украине агенты ЦРУ и Сороса больше всего заботятся о честных демократических выборах.

Э.Михневский пишет об этой удивительной глупости: «Глеб Павловский – человек, долго изучавший революции и возможности их сокрушения – недоволен собой. Он считает, что, чрезмерно сфокусировав внимание на процессе украинских выборов, слишком поздно оценил реальный потенциал тамошней ситуации. В ту же ловушку попали и другие российские политтехнологи, искавшие себе применения на тех выборах – и Марат Гельман, и Сергей Доренко, и всё тот же Стас Белковский. „Сколько их, куда их гонят?“ – скорбно интересуется руководитель Фонда эффективной политики. Короче: проглядели конкурирующий проект.

В нескольких интервью (в частности – «Независимой газете» и журналу «Эксперт»), говоря о победе «оранжевых» и перспективах потрясений в России, г-н Павловский на разные лады повторяет следующее: тем, кто хочет, чтобы развитие обеспечивалось политической стабильностью, важно понять: ошибка – думать, что оппозиционные круги готовятся к выборам. Революционеры осуществляют другой проект – проект взятия власти, приуроченный к выборам»162.

Результатом поражения сознания во время перестройки стал и нелепый легализм мышления политиков и политологов. Нелепым он является потому, что сами они, легко нарушая нормы права, в то же время наивно верят, что политическая клика, руководимая Западом, будет действовать в правовом поле. А значит и сами они не имеют права огорчить западных надзирателей и нарушить букву закона.

Р.Шайхутдинов констатирует с удивлением: «Характерными являются слова Кучмы на пресс-конференции вечером 24 ноября: власть не принимает участия в работе избиркомов, на Украине действует самый демократический избирательный закон. Это означает, что власть не видит необходимости покидать правовое поле, несмотря на то, что её противники действуют всё более беспардонно. А в это время Ющенко приносит присягу, создаётся Комитет национального спасения, объявлена политическая забастовка, планируется перекрывать дороги и нарушать работу госучреждений. Что как не изначальное, навязанное бессилие руководит бездействием власти? Руки связаны у государства, но развязаны у оппозиции.

Заметим: каждое из действий оппозиции, которые были описаны вначале, законно. Только все вместе они образуют неправовую конструкцию, с которой государственные службы пытаются справится в рамках права, фиксируя лишь отдельные её проявления. Ведь правовым образом практически невозможно доказать взаимосвязь отдельных проявлений идущей «спецоперации», поскольку тот, кто удерживает схему целиком, находится за пределами страны».

Поправляя Р. Шайхутдинова, заметим, что и самопровозглашение Ющенко Президентом, и декреты «Комитета национального спасения», и перекрытие подходов к госучреждениям, и самовольный обыск автомобилей, показавшихся манифестантам «подозрительными», – каждое из этих действий «оранжевых» очевидно нарушали закон. Силовое пресечение этих действий было бы вполне законным, более того, закон требует от правоохранительных органов пресечения подобных беспорядков. Проблема в том, что закон не сформулировал однозначно, какие именно меры власть должна предпринять в подобном случае и какое наказание должностных лиц влечет непринятие этих мер. Получив формальный повод выбирать между активным противодействием беззаконию и выжиданием, должностные лица предпочли более безопасный для себя вариант. Выражение «оставаться в правовом поле» стало во время оранжевой революции эвфемизмом, обозначающим непринятие властью силовых мер против манифестантов, если только они не начнут прямой штурм административных зданий с использованием огнестрельного оружия.

Культурные причины уязвимости европейских («христианских») постсоветских государств

Главным фактором консолидации общества и легитимизации его государства является мировоззрение (картина мира) и неосознаваемое людьми мироощущение. На их основе складывается представление о благой жизни («образ истинности») – система координат, позволяющая человеку различать добро и зло. Когда эта духовная основа переживает кризис, культурное ядро общества разрыхляется или даже разваливается, и в любой ситуации выбора люди чувствуют себя неуверенно, они затрудняются в различении добра и зла. Общество становится беззащитным против манипуляции сознанием.

В таком положении победителем в политическом столкновении становится тот, кто владеет лучшими средствами манипуляции (техническими, технологическими и интеллектуальными). Известно, что манипуляция опирается на реально имеющиеся в обществе противоречия и стереотипы. Но ее цель заключается в том, чтобы посредством духовного воздействия на граждан нужным образом изменить представления людей о реальности и об их собственных интересах – гипертрофировать одни элементы, приглушить другие, нарушить способность «взвешивать» явления и угрозы, отключить память и навыки рефлексии. Образ человека, которого надо «создать» посредством манипуляции, вырабатывается технологами для каждой конкретной программы, а затем в «лаборатории» подбираются технические и идеологические средства для превращения людей-мишеней в существа, соответствующие шаблону.

Как показал опыт, в таких революциях при наличии даже весьма слабых предпосылок (которых было бы совершенно недостаточно для революции по Ленину или Грамши) манипуляторы могут быстро сплотить большую массу людей очень сильной солидарностью. На ее основе удается на короткий срок организовать толпу иной природы, чем описанная Лебоном, – толпу целеустремленную, сложно структурированную, обладающую коллективным разумом и ответственностью. Ее отличие от классических революционных масс в том, что и цели, и разум, и структура, и действия этой «оранжевой» толпы задаются извне, манипуляторами.

Все эти атрибуты революционной массы имеют встроенный механизм саморазрушения, так что после выполнения поставленной задачи у массы не остается ни целей, ни организации – в ходе революции не возникает политической воли и проекта (в отличие, например, от русской революции 1905-1907 гг.). Анализируя опыт Украины, А. Головков пишет: «При должной постановке дела ограбленные массы идут за своим ограбителем против других ограбителей, ничуть не более виновных в бедствиях народа. Масс-психологические особенности организованной толпы позволяют ситуативно объединять усилия самых разномастных деятелей, невостребованных официальной политической средой. Так произошло в Грузии, где под карточными крестовыми знаменами Саакашвили соединились правые и левые, демократы и „авторитеты“. Соединились, чтобы разойтись сразу же после „пира победителей“. Так происходит и на Украине, где в нынешней тусовке Ющенко сошлись элементы, идейно несовместимые в обычных условиях: рафинированные киевские интеллигенты и шпана из винницких и уманских подворотен, идейные последователи украинского „Яблука“ и откровенные нацисты из УНА-УНСО, политические выдвиженцы киевских олигархов и как бы левые социалисты из партии Мороза. По российским меркам, это как будто смесь из явлинцев и баркашовцев с жириновцами в одном флаконе»163.

«Оранжевые» революции не порождают революционной элиты, которая могла бы выработать свой проект и развивать революцию вопреки целям манипуляторов. «Оранжевые» революции безопасны для их организаторов, из бутылки выпускают джинна-однодневку. Более того, после завершения такой революции и роспуска толпы власть может отобрать по своему усмотрению и интегрировать в систему ценные кадры активистов революции – россыпью, на индивидуальной основе, без всякой опасности для системы164.

Политические технологи Запада вынесли эти уроки уже из событий 1968 г. во Франции – стихийно вспыхнувшей революции этого нового типа. Советские и постсоветские обществоведы и политики этих уроков не вынесли и не поняли. Ни элита, ни власть советского общества не освоили уроков Красного мая, поскольку они были еще полностью погружены в рациональность Просвещения, находящуюся в СССР в сложном взаимодействии с рациональностью традиционного общества. Столкновение с рациональностью (или иррациональностью) постмодерна казалось тогда неактуальным. Эта культурная ситуация не изменилась в постсоветских европейских республиках до сих пор.

Р.Шайхутдинов пишет: «Этот новый народ (народ новой власти) ориентирован на иной тип ценностей и стиль жизни. Он наделён образом будущего, который действующей власти отнюдь не присущ. Но действующая власть не видит, что она имеет дело уже с другим – не признающим её – народом!..

Мы стали свидетелями и участниками столкновения двух принципиально разных способов строительства и оформления власти – и при этом продемонстрировали себе и миру полное бессилие, проиграв в ситуации украинских выборов по всем статьям. Тот способ власти, то её понимание, которое реализуется сегодня в России, а до недавнего времени реализовалось на территории Украины, Грузии, Аджарии, а ранее Сербии, оказался неспособен противостоять иному – современному и эффективному»165.

Красноречива растерянность избирательного штаба и политтехнологов Януковича на Украине. Они не понимали, что происходит – настолько, что даже попытались имитировать приемы своих оппонентов (тоже надели цветные шарфы), что было признаком полной беспомощности. Речь действительно идет об искусственно созданной на сравнительно короткое время культурной катастрофе. В нее была втянута почти половина политически активного населения, имевшая для этого некоторые объективные предпосылки в сфере рациональных интересов. Но столь глубокое расхождение со второй половиной было достигнуто средствами воздействия на духовную сферу. И друг друга обе половины понять не могли – люди из обеих частей общества казались друг другу помешанными или злонамеренными.

Пресса писала, что в те короткие два месяца стало модным красить волосы и бороды в оранжевый цвет – из магазинов даже исчезла хна. В лавках на видных местах висят оранжевые женские трусики и такого же цвета презервативы. По официальным данным, с начала «оранжевой» революции на Украине подано около 40 тыс. заявлений о разводе по политическим разногласиям. И причина только одна: жена – «бело-голубая», а муж – «оранжевый». В одном из киевских загсов мужчина рассказывал, едва не плача: «Тридцать лет прожили! А недавно жена словно с ума сошла – проголосовала за Януковича. Не могу я в одной постели с врагом спать!»

«Оранжевые» на Украине говорили на новом, непривычном для людей «прежней эпохи» языке. Этот язык был необычным и привлекательным для половины населения, идиотским и бессодержательным – для другой половины. Коммунисты Украины, которые пытались разглядеть в этом столкновении классовые интересы, не смогли определить свою позицию в непривычных понятиях – и просто вышли из боя, представив дело как «схватку двух олигархических кланов». Неадекватность рациональности КПУ выявилась с полной очевидностью: при глубоком общенародном конфликте коммунистическая партия даже не нашла слов для определения его природы. Мало того, в критический день 27 ноября фракция КПУ в парламенте подлила воду на мельницу «оранжевых»: в условиях, когда ситуация организованного из-за рубежа переворота была очевидной, лидер партии Симоненко вдруг заговорил о массовых фальсификациях в обоих турах голосования, а фракция проголосовала за постановление, выгодное «оранжевым».

Слова, которые Ющенко бросал в толпу, не имели жесткого конкретного содержания. Их функция была – сплотить людей в толпу общей идентификацией («мы – не быдло»), наэлектризовать привлекательным магическим словом свобода. В столкновении с запрограммированным сознанием этой толпы проиграла типичная русско-советская рациональность – и элиты, и массы шахтеров и рабочих. И Янукович, и его избиратели говорили о тех ценностях, которые были для них очевидными и самыми важными и, как им казалось, должны были быть самыми важными для всех. Эти ценности – восстановление украинского хозяйства, рост производства угля и стали, повышение пенсий и зарплаты, политическая стабильность и порядок.

Та «постсоветская» часть населения Украины, которая не присоединилась к революции, была парализована непривычным типом поведения своих оппонентов. Это было «поведение постмодерна», лишенное и закона, и «понятий». Дело не в разной степени аморальности, а в несоизмеримости стилей двух сообществ, принадлежащих к двум разным культурным эпохам (неважно, что эта «принадлежность к постмодерну» у толпы на Майдане была краткосрочной, наведенной режиссерами спектакля).

Что могли ответить постсоветские люди на непрерывно повторяемый «оранжевыми» лозунг: «Все нормальные люди с нами, всё быдло уркаганное – с ними»? Они просто остолбенели. Огульное поливание грязью Януковича и его сторонников, обвинение их во всех грехах тоже вызвали замешательство. Янукович – сепаратист, хочет отделиться (хотя именно «оранжевые» первыми отказались повиноваться властям, приведя страну к расколу)! 96% голосов за Януковича в Донецке – подтасовка (а 93% во Львове за Ющенко – выбор народа), Люди Януковича насильно гонят студентов на митинги, нанимают спецпоезда для перевозки пьяных шахтёров из Донецка в Киев (хотя все знали, что на западе Украины на митинги насильно гонят всех, вплоть до младших школьников, и все в Киеве видели, что улицы и переулки рядом с площадью Независимости забиты автобусами с западноукраинскими номерами). Спорить было глупо – пространства для диалога не существовало. Господствовал постмодернистский спектакль, и зрителям слова в нем не давалось.

Беззащитно оказалось постсоветское сознание и против манипуляции – причем с использованием методов, которые уже применялись во время перестройки. Не вызвали они иммунитета в сознании, катастрофа 90-х годов оказалась недостаточна, чтобы произвести катарсис, заставить людей «починить» сознание. Выше уже говорилось, что на Украине был применен тот же миф, что и в РСФСР при избрании Ельцина – «оппозиция против номенклатуры».

Вообще, антигосударственный синдром перестройки оказался на удивление живучим – у очень большой части населения Украины вызывала ненависть сама власть, те хозяйственные структуры и даже трудящиеся, которые эту власть поддержали. Вот что писал в редакционной статье журнал, целиком посвященный «оранжевой» революции: «Удивительны свойства постсоветского образованного класса – нетерпение и пугливость. Едва только развернётся хоть вполсилы государственная конструкция, как вступает хор: авторитаризм наступает! Геть! Долой! Довольно! Едва консолидируется массовое политическое представительство неких значимых экономических интересов, как звучат испуганные охи: коли дадим им победить, так всё, конец, эти – ни с кем не делятся, они всех слопают! Разве не так твердили украинцам „оранжевые“ агитаторы о „донецких“, развернув неслыханную по беспардонности антивосточную кампанию»166.

Опыт Украины показал, что постсоветская власть почти полностью утратила инструменты рационализации конфликта, то есть возможность обратиться к обществу с изложением сути выбора, который надо сделать населению, наблюдающему за столкновением власти и оппозиции. Методы рационализации, то есть представления противоречий в разумных терминах с применением разумной меры, вырабатываются соответственно типу и культуре данного общества. В культуре с православными или мусульманскими корнями власть ведет с обществом разумный и реалистичный разговор на ином языке, нежели в культуре «свободных индивидов». Переход к языку, не соответствующему типу общества, ведет к пресечению диалога и взаимопонимания. Происходит отчуждение населения от власти, растет недоверие к ней. С другой стороны, и власть (шире – весь правящий слой) перестает понимать процессы, происходящие в массовом сознании. Одной из главных причин резкого ослабления власти в СССР и стало то состояние, которое Ю.В.Андропов определил так: «Мы не знаем общества, в котором живем».

В СССР расхождение между языком власти и языком населения увеличивалось начиная с середины 50-х годов. К 80-м годам образовался разрыв, накопившиеся социальные противоречия, которые вовсе не были антагонистическими, не находя выхода, превратились в призраки, которые бродили по Союзу. Горбачев эксплуатировал эти призраки и привел к катастрофе советской государственности, оставшись в коллективной памяти как изменник Родины.

Представителем власти, потерявшей общий язык с обществом, на Украине оказался В.Янукович. Он, будучи премьер-министром правительства Кучмы, утратил возможность говорить на близком обществу языке земных понятий, а вынужден был, защищаясь от нападок Ющенко, обращаться к категориям «прав человека» и «демократической законности», которые давно утратили всякий смысл и авторитет, да и попросту надоели людям. Он не имел возможности и навыков для того, чтобы изложить людям суть исторического выбора, представленного двумя кандидатами, личные достоинства и недостатки которых несущественны по сравнению со значением этого выбора. В.Янукович проиграл, имея разумные основания для победы.

«Постсоветская» часть украинского общества, на которую и опирался Янукович, ждала от него разумного реалистичного проекта. Но он, в принципе имея возможность ответить на этот запрос, вел себя как «западный» политик, пытаясь переиграть Ющенко на его поле и вторя оппоненту о «европейском выборе» Украины. Ю.Громыко пишет: «Янукович не заявил проекта национального масштаба, в котором каждому украинцу есть место. Выступив прорусским политиком, он опёрся на… “пустоту” В.В.Путина, который тоже не выступил с проектом цивилизационного масштаба, определяя роль и функции Украины в этом проекте… Но никакого содержательного проекта у Януковича в процессе избирательной компании не оказалось. В этих условиях Янукович был обречён».

В. Осипов пишет о состоянии избирателей на востоке Украины: «Там люди в большинстве своём поддерживали Януковича, но без энтузиазма, так, спокойненько. Ходили и голосовали. В обычной ситуации этого оказалось бы достаточно. Но в революционной – нет… Таксист из Энергодара рассказал, что у них в городе почти все были за Януковича. А хозяин автопарка – за Ющенко. И вот, угрожая шофёрам увольнением, он потребовал, чтобы они надели на машины оранжевые ленточки. Они надели. Работать стало невозможно – никто не хотел ехать. Как-то ночью наш герой подъехал к ресторану, откуда вышли три здоровенных мужика в сине-белых шарфах, заставили бесплатно возить их по городу, а потом чуть не разнесли машину. И всё за оранжевые ленточки. Он – к шефу: пиши бумагу, что если машину разобьют, то мне ничего не будет. Шеф – в отказ. Тогда ребята ленточки сняли. Вот такой накал страстей».

Беззащитным оказалось и сознание значительной части населения Украины и против другого мощного средства манипуляции – активизации и раскручивания национализма (в данном случае антироссийского). Этот фактор требуется рассмотреть особо.

Объективные предпосылки слабости постсоветского государства

В первых главах мы говорили о тех причинах слабости государства при воздействии на него технологии «оранжевых» революций, которые коренятся в сфере сознания и культуры. Однако все революции, какими бы «оранжевыми» они ни были, используют для замены власти реальные социальные противоречия. В гл. 1 уже говорилось о том, что опыт ХХ века заставил отказаться от свойственного историческому материализму представления о том, что революция, которая опирается на реальное социальное противоречие, неизбежно носит прогрессивный характер, то есть направлена на такое разрешение этого противоречия, которое открывает путь для прогрессивного развития общества. «Оранжевые» революции организуются так, чтобы использовать накопившееся недовольство масс и едва народившуюся революционную энергию для достижения политических целей, никак не связанных с разрешением социальных противоречий в интересах этих самых масс.

А.Бузгалин, развивая афоризм Ленина («Пролетариат борется, буржуазия крадется к власти»), дает трактовку «оранжевой» революции как эпизода классовой борьбы. Трактовка, на наш взгляд, совершенно неадекватная, но расхождение целей «массовки» и режиссеров отражено верно: «Наиболее активными, энтузиастичными и постоянно работающими на победу Майдана стали “рядовая” интеллигенция, молодежь (прежде всего студенчество) и рабочие. На их плечах, на их поте и энергии приходят к власти буржуа и “оппозиционные” олигархи Украины, потеснив (но не победив до конца) старую олигархо-бюрократическую власть»167.

Конкретно «оранжевые» революции в Югославии, Грузии и на Украине были эффективным «перехватом» энергии массового недовольства и применением его как тарана для смены типа государственности этих стран в интересах строительства Нового мирового порядка. А. Головков пишет: «Технология построения хорошо организованной толпы – ключевой элемент всей соросовской революционной механики. Толпа – механизм одноразового использования, поэтому требует больших, но одноразовых затрат. Большинству из „протестующих против антинародного режима“ не надо даже платить – они делают это вполне добровольно. Им необходимо прежде всего выплеснуть свой гнев против окружающей скверной действительности. И они получают такую возможность. Недовольные жизнью граждане составляют весьма значительную часть населения любой страны. Поэтому „армию протеста“ всегда можно навербовать, если имеются необходимые на то деньги»168.

При этом устанавливалась новая власть, лишенная остатков государственного суверенитета и превращающая эти «бывшие» страны в периферийное пространство нового порядка. Разрешение или простое подавление прежних противоречий, использованных в такой революции, в дальнейшем будет происходить по планам и исходя из критериев той метрополии, которая и была заказчиком и теневым руководителем переворота. В каких-то случаях это может соответствовать желаниям и надеждам «революционных масс», а в каких-то будет противоречить, но это уже не будет играть существенной роли в ходе дальнейших событий169.

Здесь мы фиксируем этот первый урок «оранжевой» революции на Украине: если в стране накопились реальные социальные противоречия, не находящие разрешения при данной конфигурации власти, в этой стране может быть проведена революция этого типа. Будет или не будет предпринята эта попытка, решается уже вне страны.

Этот вывод настолько надежен, что ряд политологов считает его главным уроком для РФ, который нам преподали события на Украине. Е.Холмогоров пишет: «Мы должны прекратить реформаторское издевательство над страной, подрывающее основы ее цивилизации и социальной жизни. И мы должны при этом не дать повторить над Россией операцию, которая успешно уже была проведена над Грузией и Украиной – когда реальное недовольство народа уровнем жизни и реальная утрата властью социальной базы были использованы для фактического сворачивания независимого существования этих стран, для превращения их в политические марионетки»170.

В другом месте он подчеркивает, что именно на этот фактор следует прежде всего обращать главное внимание, а не технологическую сторону дела: “Оранжевый” контекст напрочь заслоняет социальный смысл происходящего. И это очень зря, поскольку и в Грузии, и на Украине для запуска революционного маховика были использованы реальные социальные проблемы и линии напряжения»171.

Таким образом, объективные предпосылки для недовольства населения являются важным фактором слабости власти при угрозе «оранжевой» революции. Эти предпосылки превращаются в открытое недовольство, если в данной политической системе они не находят адекватного механизма их выражения через общественный диалог с властью.

В любом обществе и любом государстве имеют место неразрешенные общественные противоречия. Если политическая система способна рационализовать эти противоречия (открыто выложить их на стол переговоров), то их сложно превратить в объект манипуляции и превратить в идолов массового сознания. Они становятся предметом или конструктивного разрешения, или временного компромисса, или, в крайнем случае, подавления – с объяснением причин невозможности их разрешения или компромисса.

Если же говорить о технологической стороне, то «бархатные» и «оранжевые» революции показали эффективность современных методов канализирования массового недовольства, то есть внушения людям различных, в том числе взаимоисключающих представлений о способах разрешения противоречий. Благодаря этому и удается во время выборов так расколоть общество, что два кандидата с альтернативными программами получают почти одинаковые количества голосов.

Политическим и экономическим порядком, который установился во время президентства Кучмы, были недовольны жители всей Украины. Людей возмущало и беспрецедентное массовое обеднение населения вчера еще высокоразвитой страны, и бесстыдная коррупция власти. За последние три года наметились признаки возрождения промышленности, загрузки простаивающих производственных мощностей, рост занятости и доходов работников. На эти признаки население промышленных регионов (дающих, кстати, свыше 80% чистого ВВП Украины) ответило тем, что проголосовало за Януковича, в бытность которого премьер-министром эти признаки и проявились. Мотивация была ясной – поддержка восстановления хозяйства и экономического роста. Язык и логика его предвыборных выступлений соответствовали именно этой мотивации его избирателей. Для них возвращение к власти команды Ющенко означало повторение разрушительной политики 90-х годов.

Напротив, недовольному Кучмой населению запада Украины была внушена противоположная мотивация – ориентироваться не на восстановление своего народного хозяйства, а на интеграцию с богатыми западными соседями. Очень многие поддержали Ющенко исходя из утопической надежды, что «Украину еще могут принять в ЕС и НАТО, но Россию никогда». Этой части населения подсказали, что для благоприятного решения о скорейшем принятии Украины в «Запад» нужно всеми силами развивать в себе и демонстрировать особенное украинское и подавлять все общее русское. Надо доказать Европе и США, что украинцы – не русские, что они навсегда порвали со своим предосудительным прошлым.

Отсюда и антирусский психоз, и гипертрофированный антисоветизм электората Ющенко. В ответ в резолюциях конференций и собраний избирателей в восточных областях Украины присутствовало такое красноречивое требование: «Требуем не вступать в ЕС и НАТО, а плодотворнее сотрудничать со странами СНГ и другими партнерами». В результате столь резких расхождений – идейный хаос и раскол украинского общества, в конце столкновения победа проамериканских сил. Острое недовольство властью резко сокращает возможности диалога и выяснения сути исторического выбора.

Свидетельством общего культурного кризиса явилось на Украине не только резкое размежевание граждан в их отношении к векторам альтернативных программ кандидатов, но и трудность в определении самой сути происходящих в стране столкновений. Эта трудность обнаружилась даже в среде близкой по своим идейно-политическим установкам интеллигенции.

А. Бузгалин пишет о дискуссии на круглом столе в Киеве, в которой он принял участие в январе 2005 г. На собрании присутствовало более пятидесяти человек – политологов и лидеров левых партий, молодых активистов «оранжевых». Аудитория разделилась на группы, предлагающие совершенно разные версии, объясняющие природу декабрьских событий. Одни считали, что эти события представляют собой «выступление граждан против бюрократически-криминальной власти, демократическую народную революцию – пусть не социально-экономическую, но политическую» (молодые активисты социалистической партии, постоянно работавшие и жившие на Майдане). Другие считали происходящее «переделом власти между олигархическими кланами, при котором оппозиционные олигархи использовали недовольство народа в своих целях, применив для этого современные политические технологии (профессора-политологи и активисты Коммунистической партии Украины). Таким образом, обе группы, кардинально расходясь в оценке целей и последствий „оранжевой“ революции, соглашались в том, что ее движущей силой было недовольство народа.