Текст книги "Рожденные светом (СИ)"

Автор книги: Сергей Фоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, национальность, место жительство, место работы, – медсестра задавала вопросы один за другим. Никита же был в возбуждении и не замечал, как отвечает. Он во все глаза смотрел на ее нимб и теперь понимал, что раз он это видит у соседа, у медсестры, и даже что-то такое у врачей, то это не галлюцинации. Он действительно это видел!

– Что это вы на меня так уставились? – заметила она его взгляд. – Как будто первый раз женщину увидели, скромнее надо быть, – захлопнула она книгу. – С утра сдадите анализы, а пока лежите отдыхайте, старайтесь не вставать без нужды, до вечера надо будет держать лед на голове, вам принесут скоро, а в школу я позвоню, не переживайте, – сказав это, она вышла из палаты, унося с собой свое свечение.

«Да, дела!» – подумал Ник: «Что же это со мной случилось, сны странные, энергии, свечение вокруг людей, свет...». И вдруг в мозгу словно вспышка, проскочило понимание происходящего: «Это же они все тут, все эти энергии. Они и сейчас светятся, двигаются, просто сегодня они все форму эту имеют, то есть тело имеют и я тоже энергия. Я Никита – я тоже энергия!» – мысли метались в голове Ника. «Да, да, я вспомнил! Только, что же делать, ведь Он ждет нас. Свет ждет до сих пор, когда же мы сможем помочь…» – тут мысли Никиты стали путаться, снова заболела голова, и он понял, что опять не может вспомнить, что-то очень важное, страшное и непостижимое для его сознания. Ему хотелось встать и пойти куда-нибудь, в коридор, на улицу, посмотреть на людей, посмотреть, как они светятся. Хотелось поговорить с кем-нибудь, проверить свою догадку, но вдруг стало страшно. Ник почувствовал удушье, словно кто-то железной рукой сжал его горло, а другой рукой схватил его за сердце и оно затрепыхалось.

– Что с тобой? Ты чего побелел-то? – подал голос Иван Васильевич с другой кровати. – Водички может дать?

Ник кивнул с выпученными глазами, и мужик, подскочив с кровати, налил ему стакан минеральной воды из пластиковой бутылки. Никита жадно выпил и поблагодарил:

– Спасибо, что-то мне нехорошо стало, но уже отпустило.

Иван Васильевич обрадовался, уселся на кровати с бутылкой в руке и снова завел свою пластинку:

– Да ладно, чего уж там, пей на здоровье, а то побледнел так, что я уж за доктором бежать собрался, – успокоился Иван Васильевич и давай опять рассказывать что-то про себя, про порядки в больнице, наезжать на врачей, жаловаться на питание. Потом перескочил на политику, зацепил школьную реформу, в общем, ему нужно было поговорить, и Никита ему вполне подходил, поскольку убежать не мог, и был слаб, чтобы спорить.

Так под его говор Никита заснул снова, но на этот раз провалился в глубокий сон, где уже ничего не видел.

Глава 2

Проснулся Никита вечером, когда за окном уже было темно. В палате горел слабенький свет, а на соседней кровати под одеялом лежал Иван Васильевич и довольно громко храпел. Ник потянулся и почувствовал, что может встать, голова уже не кружилась и не болела. Утреннее происшествие казалось каким-то далеким, а все эти сны чем-то нереальным. Ник полежал, подумал о своем положении, послушал, как храпит сосед, и решил встать, сходить в туалет, заодно узнать который час, а потом найти телефон и позвонить кому-нибудь со школы, чтобы узнать как там без него дела. Тихонечко Ник слез с кровати, надел какие-то тапочки и подошел к двери.

Открыв дверь, он вышел в большой, длинный коридор, где было множество дверей и замер. Вдоль стен стояли различные медицинские, стеклянные шкафы, носилки на колесиках, кое-где стояли обычные стулья, но сбитые рейками вместе, в ряд по четыре штуки. Коридор был достаточно ярко освещен и поэтому в первый момент Никита зажмурился, привыкая к свету, а потом только открыл глаза и стал осматриваться.

Это было просто невероятно! В коридоре были люди, кто-то сидел на стульях вдоль стен, кто-то ходил. Большинство людей видимо были больные, судя по их пижамам. Некоторые из них меланхолично передвигались по коридору, у многих был гипс на руках или на ногах, а кое-кто из больных пользовались костылями. Среди них иногда проходили медсестры в белых халатах, выполняя свои обязанности, все было как в любой обычной больнице, где идет ежедневная, тяжелая работа по спасению чьих-то жизней, лечению пострадавших, чтобы потом они снова продолжали себя губить, разрушать, уничтожать… Но сейчас все эти люди просто светились! Поэтому в коридоре было так ярко. У всех людей было свечение вокруг тела, а вокруг головы у многих светились самые настоящие нимбы. Размеры их варьировались от мелких светящихся кругов, до больших, прямо таки роскошных, ослепительных. Но не это поразило Никиту, к нимбам он уже успел привыкнуть. Кроме людей со свечением, и помимо всей этой больничной обстановки, Ник увидел в коридоре нечто! Это нечто, было вроде каких-то щупалец, которые медленно извивались по коридору, двигались, иногда окружали больных, некоторые из них цеплялись за проходящих медсестер, чтобы через минуту отцепиться, и снова продолжать лениво колыхаться в воздухе на высоте около полутора метров.

Эти щупальца тоже светились, но очень слабо, они были прозрачны, но не полностью, словно сгустки тумана, в котором что-то светится. Все они тянулись по всей длине коридора к его центральной части, где было что-то вроде холла. А вот там под самым потолком этого холла висел большой туманный сгусток, от которого и отходили все эти щупальца. Все вместе это напоминало большого осьминога из какого-то фильма ужасов, но тут был не фильм, а самая что ни на есть реальность, в которой Ник участвовал, потому что ему предстояло пройти по этому коридору среди этих щупалец и при этом найти туалет. Кроме того, когда Ник пригляделся, он увидел, что помимо этих щупалец, есть еще какие-то непонятные темные сгустки, которые самостоятельно передвигались по коридору среди людей. Двигались они достаточно быстро, проскакивали между больными перемещаясь по коридору, иногда эти сгустки прыгали на больных и располагались прямо на них, на их плечах, или болтались за ними на их спинах, как рюкзаки. Некоторые эти сгустки висели на дверях в палаты и когда эти двери открывались, они вместе с дверями, раскачивались взад-вперед, словно игрались, не обращая никакого внимания на людей, которые проходили в двери. Невероятное, фантастическое зрелище!

Никита стоял и смотрел на все это с какой-то грустью. Он понимал, что с ума он не сошел и это не галлюцинации. Было ощущение, что он, наоборот, прозрел что ли, и видел теперь реальность по-новому. От этого было страшно, и идти по коридору среди этих непонятных образований не хотелось. Ник понимал, что этих сгустков, кроме него сейчас никто не видит, ни больные, ни врачи, поэтому объяснить, что он видит кому-либо он бы не смог. Он постоял так некоторое время и поскольку на него никто внимания не обратил, вернулся обратно в свою палату, закрыл дверь и сел на свою кровать. Напротив лежал Иван Васильевич, уже не храпел, а только посапывал, свечение вокруг него было почти незаметным, не в пример его дневному нимбу, и Никита, рассматривая соседа, постарался осмыслить все, что случилось, вспоминая события начиная с самого утра. Было ясно, что с ним произошло что-то невероятное, но не случайное, потому что во снах он уже видел нечто подобное. Теперь он мог констатировать, что его сны стали реальностью.

Он снова попробовал вспомнить сон, который приснился ему уже в больнице, перед тем как приходили врачи, но не мог собрать в кучу все картинки, которые припоминались ему сейчас. Помнилось только, что он должен был там что-то сделать, что-то важное, жизненно необходимое для всех, но не сделал, не смог, и сейчас его это мучило, больше чем все эти проблемы. Никита сидел на кровати с закрытыми глазами, качаясь из стороны в сторону, словно у него разболелись зубы, и пытался понять, что происходит с ним, как из этого выпутаться и что делать. Так он раскачивался и раскачивался, как вдруг рядом раздался голос:

– Ну и что ты маешься, бедолага?

Никита очнулся, открыл глаза и увидел напротив лежащего Ивана Васильевича, который успел надеть очки и лежа под одеялом, разглядывал Ника с профессорским видом, как студента. Вид у него был бодрый, словно не он только что храпел. Видно было, что он отдохнул и с новыми силами готов взяться за важное дело освещать Никите все, что касается больничной жизни, школьной жизни и жизни вообще.

– Плохо мне, тошнит что-то,… и в туалет надо, – буркнул Ник, не поднимая глаз и, продолжая раскачиваться.

– Ну так сходи, в конце коридора направо. Или проводить? – спросил Иван Васильевич, с готовностью откидывая одеяло и, собираясь вставать.

– Нет-нет, не надо, я сам могу, только мне как-то нехорошо, не хочется выходить, я потерплю пока, – проговорил Ник и внимательно посмотрел на соседа. Тот лежал на кровати и снова светил своим нимбом. Посторонних сгустков и грязных пятен на нем не было, и Никита как-то успокоился. Он понял, что ему надо поговорить об этом и сосед как раз подходил для этой цели.

– Послушайте, я сейчас вам кое-что расскажу, только обещайте не смеяться, ладно? Понимаете, я что-то вижу теперь непонятное, чего раньше не видел. Там в коридоре, я уже выходил и видел. Так вот там, среди людей, что-то страшное бегает и этого никто не видит. Какие-то сгустки темные, щупальца шевелящиеся, шары грязные, липкие летают, на людях сидят. Что-то там происходит. Может, вы посмотрите? – спросил Никита и покраснел, понимая, что звучит это сейчас очень странно.

– А, так вот оно что! – протянул важным голосом Иван Васильевич. – Ты брат сподобился после аварии, и видеть стал. Ну дела! Поздравляю, поздравляю! Хм, хм. Ну и что же ты с этим делать собираешься?

– А что надо делать? – оторопело спросил Ник, поразившись реакции соседа.

– Как что? Бежать, кричать всем, пальцем показывать, врача требовать, ну все что делают обычно нормальные люди, чтобы их упрятали к ненормальным в психушку, – хитро улыбаясь, сказал сосед и подмигнул ему одним глазом.

– А вы откуда знаете, что так будет, сами там побывали что ли, – насупился Никита, решив, что сосед издевается над ним.

– Да не обижайся паря, шучу я, шучу. Хотя и побывал там, правильно ты догадался и видел я всю эту нечисть. Сейчас правда не вижу, разве что выпью больше чем полагается, но с этим я уже завязал, вот те крест, – сосед уселся на кровати, по-турецки скрестив ноги, снял очки, перекрестился и деловито потребовал. – Ты давай рассказывай, что видишь, а потом вместе подумаем, что с этим делать, только кроме меня, смотри никому не говори, а то сам понимаешь, заметут и все. Пиши – пропало.

Никита посидел, подумал, что подозрительно все это, но скрывать что-то было уже бессмысленно, и он сказал:

– Ну, еще я вижу, что люди светятся изнутри и снаружи, словно святые, но не все, некоторые наоборот серые, грязные как бы, но и под грязью этой все равно видится свет. Вот врачи сюда заходили так они грязные, а вы вот светитесь и медсестра утром тоже светилась, – уже более уверенно стал рассказывать Никита, почувствовав поддержку со стороны Ивана Васильевича. – Так что же мне делать, лечиться теперь надо? – озабоченно спросил Никита и представил себя на приеме у психиатра.

– Да ну, вот еще лечиться, это ж дар Божий, а ты лечиться, – захлопотал сосед, вскочил с кровати и забегал по комнате. – Вот я сейчас тебе расскажу свою историю, а ты слушай, и не перебивай.

* * *

Родился я перед самой войной, в году 1941, в Харькове в семье рабочего, и когда началась война, то родителей вместе со мной эвакуировали, как и многих на Урал. Отец, как специалист по тракторам, устанавливал оборудование на танковом заводе, а потом и танки делал, слесарем был, имел бронь от призыва, на фронт таких, как он не посылали, но судьба не уберегла и в тылу, помер во время работы от перенапряжения, когда мне было уже три года. Погиб так сказать на трудовом фронте. Мать тоже стала работать на заводе, а жили в малюсенькой комнате в общежитии от завода. Время было страшное, все для фронта, все для победы. Продукты были по карточкам, люди голодали, но работали на износ, на фронте и то легче, наверное, было. Но все это меня не касалось, у меня другие проблемы были. Вспоминаю это время и содрогаюсь от тех, своих детских впечатлений, потому что с детства я видел все то, что ты брат Никита только сейчас увидал. В комнатке нашей этих чудищ страшных было немерено, ползали, летали, прыгали на меня и на мать мою. Сидели на людях эти твари, перескакивали с плеч на головы, как обезьянки какие-то, На всех людях, наверное, были они, словно пировали на страданиях людских. Я их видел и боялся, плакал, кричал, но мать не понимала, почему я плачу, баюкала, как могла. А потом и оставляла меня, уходила на работу, и я допоздна с ними боролся, как мог, страх пересиливая. Понимаешь, умеют они напугать, если хотят. Хитрые, подлые они, пользуются тем, что люди их не видят. Паразиты они с другого измерения, а питаются нашей энергией, чтоб им пусто было!

Боролся я с ними своей детской силой и даже побеждал иногда, когда перестал бояться. А они когда понимают, что их видят, то лютуют и беспредельничают, чтобы замучить человека, и происходит это как наяву, так и во сне. Поэтому снились мне одни кошмары. А мать приходила с работы вся обвешанная этими гадами, как слизняками. Сидят на ней, извиваются, рожи мне корчат, а она от усталости и не понимает что со мной, отчего кричу я и плачу, и на что я пальцем тычу. Сунет мне корку, и спать, а я давай их с матери сдирать своими детскими ручками да в печку швырять. А мать все удивлялась, почему у ребенка постоянно руки обожжены, лечить пыталась, да бес толку, ожоги эти были не от огня, а от укусов этих гадов, паразитов. Так и рос я сам по себе, думая, что весь мир таков и есть. Через год и мать отправилась вслед за отцом, а меня как сироту отдали в детский дом, там же в маленьком уральском городке.

Дом этот детский был хуже дурдома, потому что там как раз эти паразиты всем и заправляли. Оказывается, они не только на людях скачут, а еще и влезают в них, подчиняют себе, а потом через этих людей делают что хотят. Все воспитатели, а также директор детдома были этими паразитами захвачены. Ты только представь, вроде человек, как все, а присмотришься, на голове рога какие-нибудь кажутся, вместо лица маска страшная или морда звериная, оскал вместо улыбки. Сущности, а не люди это, и все, как правило, при власти. Что там творилось, и, как я там прожил до шестнадцати лет, рассказывать не буду, это отдельная история, только знай, что все воспитанники этого детского дома страдали безвинно именно из-за этой нечисти, а не из-за того, что якобы время тяжелое было. Детский дом это маленькое государство в государстве, так что ты понимаешь, что и в детдоме, и в государстве нашем, наверное, те же проблемы как были, так и есть. И не выжил бы я в борьбе с этой нечистью тогда, если бы не старушка одна, что учительницей приходящей работала, учила грамоте нас всех. А меня заметила и помогла, научила кроме грамоты, еще и закрываться от них, чтобы эти паразиты не замечали и не трогали. «Представь себе Ваня, – говорила она, – что нет их, смотри сквозь них и иди спокойно, только страха в сердце свое не допускай. Они когда силу чувствуют то бояться, и тогда на человека не нападают, только не говори никому, что видишь такое, и не трать силу понапрасну. Один, видишь ли, в поле не воин. Божье это дело, а не наше. Нам терпеть надо».

Вот так она учила меня, и я постепенно успокоился, сначала перестал обращать на них внимания, а потом подрос, учиться стал, книжки читать интересные начал. Учительница мне книги давала, пока жива была, царствие ей небесное. Некоторые книги в то время запрещены были, потому что писалось там про миры параллельные, про другие измерения. И о сущностях этих – паразитов из других миров, узнал я из книг, как зовут их по ученому, и как они из другого измерения к нам в мир проникают и так далее. Постепенно вообще я их видеть перестал, только иногда боковым зрением гляну случайно, бежит гадость рядом, щупальце тянет, плюну в ту сторону, так вроде и нет ничего. Не видишь их когда, то жить как-то спокойнее, вот потому-то все так в детстве и поступали от страха, когда видели их, словно глаза закрывали в тот мир, а он все одно рядом, вот так то.

Выпустили меня с детдома после шестнадцати, в пятьдесят седьмом, поработал я на заводе учеником, а потом рабочим и пошел в армию служить, ну там свой дурдом был, похлеще, чем в детдоме. А после армии пошел я учиться в училище педагогическое, потом сюда приехал по направлению, на учебу, институт закончил педагогический и стал учителем русского языка и литературы. Решил я тоже ребятишек учить, вот и работал в школе несколько лет, женился, своих двоих родить успели. Все было как у людей, но вот беда – пристрастили к спиртному меня как-то незаметно мои новые родственнички. Пить я начал и допился через несколько лет до белой горячки. Вот тут за меня эти сущности и взялись, видимо потерял я свою силу, которую в детстве приобрел, пропил с водкой.

Так вот и оказался я в настоящем дурдоме, где снова все увидел, как в детстве своем. Ну, лечили меня долго, ничего не помогало, отыгрались на мне все эти твари. Жена меня бросила, с детьми уехала в другой город, с работы, конечно, поперли, какой из меня учитель после психушки. А там лечили лекарствами всякими несколько лет, от которых на стенку лезть хотелось, электрошок применяли, мозги мои поджаривали не раз, чтобы видеть я перестал этих тварей. Многие там страдают из-за видения этого, у кого как открывается, всяких случаев я насмотрелся за то время, что сам лечился, так что есть все это вокруг нас. Врачи сами видят иногда, но не признаются, кто же признается, если самого ненормальным заподозрят, а потом вылечат так, что действительно дурачком сделаешься.

В конце концов, вылечили и меня, уж тридцать пять лет мне было, когда вышел я из больницы снова в этот реальный мир со справкой, словно с «волчьим билетом», ну и устроился на стройке подсобным рабочим. Работаю вот уже лет двадцать, живу один, никого не трогаю, в церковь регулярно хожу, там хоть защита есть от нечисти поганой, всем доволен теперь, книжки умные читаю, сколько влезет, да вот беда, надорвался на работе и сюда попал, видимо, чтобы тебя уму разуму научить, если конечно хочешь. Свои мозги в чужую голову не переставишь, а учится все одно надо. Так что не переживай брат Никитка, не ты первый не ты последний. Вот так то!

* * *

Иван Васильевич закончил свой рассказ, взял бутылку с минеральной водой и долго шумно пил прямо с горла. Напился, отложил бутылку и подмигнул Нику:

– Ну что паря, нужна тебе моя помощь или нет? Или завтра все врачу расскажешь?

– Да… Иван Васильевич, обрадовали вы меня, – проговорил грустно Никита. – Это что же, получается, лечиться нельзя, рассказывать никому нельзя, делать вид надо, что нет их рядом. Ходить, как ни в чем не бывало, и по сторонам поплевывать. Так что ли?

– Правильно! Молодец! Конечно же, притворяться самому себе не нужно, не обманешь себя, но и бросаться в бой на танки с кулаками нет тебе никакого резону, это ты уж мне поверь, – восторженно прокричал Иван Васильевич. – Учиться тебе дорогой Никитушка нужно, и не губить, а наоборот развивать свои способности. А когда освоишься в этом видении своем, наберешь силы, вот тогда и покажешь всем этим паразитам кузькину мать, отыграешься за всех нас. А пока ни-ни, никому не слова. Пойми сущности эти за всеми следят и как только кто-то им угрожать начинает, то берутся за него по крупному, руками людей конечно, у самих то силы никакой нет. Паразиты они и в Африке паразиты, вот что я тебе скажу!

– Ну хорошо, а сейчас то мне что делать? – спросил Ник, понимая, что прав Иван Васильевич. Как любитель фантастики он прочитал множество произведений, где герои участвовали во всяких умопомрачительных приключениях, и естественно выпутывались из всех трудных ситуаций, применяя какую-нибудь фантастическую супертехнику, или имели сверхъестественные способности, при помощи которых громили всех врагов и, как правило, побеждали. Никита всегда представлял себя в роли тех, о ком читал и даже мечтал о подобных приключениях. И вот теперь он попал в такую ситуацию, где с ним происходят невероятные события, но теперь он понимает, что это не игра, не фантазия, а жизнь, тут ошибок допускать нельзя. Сверхъестественных способностей у него отроду не было, ничем таким он воспользоваться не мог, и помощи просить было не у кого. Один Иван Васильевич, который ему верит и готов помочь.

– Ты сейчас видишь две реальности, у тебя после аварии, ну когда тебя «мадам» сбила на «тачке», разладилась настройка, и у тебя сейчас идет как бы две программы одновременно на один телевизор, – азартно проговорил Иван Васильевич, наконец-то сев на своего любимого конька поучать всех кого можно. – У тебя сейчас все перемешалось. Естественно если ты попробуешь контролировать одновременно обе реальности, ты запутаешься и выдашь себя. В нашей реальности решат, что ты поехал мозгами, и посадят в психушку, а в той реальности сущности эти поймут, что ты их видишь, и начнут всем скопом нападать на тебя, потому что угрожаешь ты теперь их спокойному паразитическому образу жизни. Выход только один, ты должен воспользоваться промежуточной реальностью и жить, опираясь на ее законы, временно конечно, пока ты не привыкнешь и не научишься контролировать свой «телевизор» и самостоятельно переключать «каналы».

– Интересно, что это за третья реальность и как это я должен ею пользоваться, – иронично сказал Ник, хотя у самого перед глазами уже поплыли какие-то картинки воспоминания, что-то такое он уже где-то читал.

– Не третья, а промежуточная реальность я сказал, олух ты царя небесного, слушай внимательно, я два раза повторять не собираюсь! – напыжился Иван Васильевич, видно было, что происходящее его вдохновляет, он словно помолодел на глазах и теперь весь светился. – Промежуточная реальность это наш энергетический мир, и ты его уже видишь. Ты же сам сказал, что люди у тебя светятся, так вот это светится их энергия. У кого-то больше энергии, у кого-то меньше, у одного она чистая, а у другого грязная. Я об этом читал в умных книгах, когда ты еще под стол пешком ходил, но сам я этого мира не видел, только представлял, а тебе вот повезло, все видишь, все понимаешь.

Тут Иван Васильевич вдруг загрустил, взял бутылку с водой, выпил все, что там оставалось, сунул ее под кровать, а из тумбочки рядом достал новую, запечатанную и протянул Никите.

– На, попей водички и не переживай, сейчас лекцию закончу, провожу тебя в туалет, никто со мной не тронет, а не хочешь, на судно сходи, ха-ха-ха! – Засмеялся он заразительно, но вдруг закашлялся, утерся полотенцем и, глядя на сердитого Никиту, снова начал сыпать информацию. Видно было, что знал он много, а поговорить об этом или применить на практике ему не приходилось, а тут он оказался при деле.

– Энергетический мир, как я уже сказал, промежуточный, и ты можешь ориентироваться на него, чтобы не запутаться в двух мирах, – Иван Васильевич снова превратился в «профессора». – То есть если у тебя «глючит телевизор» ты его должен просто-напросто выключать и все. Сейчас ты должен научиться смотреть на мир энергетическими глазами, вот тогда ты будешь видеть истинную реальность, а не путаницу. Давай-ка, мы с тобой потренируемся. Вот ты говорил, что видишь вокруг меня нимб и свечение, так вот представь, что нимб со свечением – это истинный я – энергетический, вот и настройся на мою энергию, попробуй посмотреть на меня энергетически, а потом точно также энергетически смотри вокруг. Понятно?

Никита кивнул головой, он уже понимал, что сосед прав и свое новое видение он должен настроить, поэтому он начал смотреть на Ивана Васильевича пристально, разглядывая нимб вокруг головы и, стараясь охватить взглядом все его свечение как фигуру. Поначалу не получалось, Ник все не мог сосредоточиться, но потом неожиданно настроился, и это оказалось совсем не трудно. Черты лица Ивана Васильевича расплылись, и постепенно он весь превратился в сгусток света имеющего форму человеческого тела, а потом, вокруг него появилось еще и радужное свечение до самого потолка, но в нем, Никита увидел большую темную дыру с рваными краями. Голос Ивана Васильевича ушел как бы на второй план и Никита почувствовал, что он сам словно расплывается на всю палату, которая превратилась в помещение, где все искрилось, светилось ярким, желтым светом, но углы, почему-то были черными.

Никита напрягся, почувствовал, что ему не хватает воздуха, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Сразу полегчало, словно он вынырнул из глубокой воды, хотя перед глазами еще бегали всполохи света, но постепенно все нормализовалось.

Ник открыл глаза и снова увидел перед собой улыбающееся лицо соседа, хотя нимб над головой у него оставался. Голова кружилась, комната немного «плыла», но скоро все восстановилось. Он попробовал встать с кровати, прошелся по палате взад вперед, осматривая комнату уже с пониманием того, что он видел энергетически и действительно, там, где он увидел темные пятна, или энергетические провалы, на самом деле были трещины на стенах, потеки в углах комнаты, на полу вытертый до дыр линолеум. Палате давно требовался косметический ремонт.

– Вижу! – восхищенно воскликнул Никита. – Классно все вижу! Действительно все можно видеть энергетически и комнату и вас Иван Васильевич, я тоже увидел. Вы прям, как сгусток энергии радужный, до самого потолка вас видно, вот только посередине, над головой у вас дыра большая, как клякса чернильная разбрызгалась. Это что ж такое, Иван Васильевич, а? Раньше над нимбом я этого не видел.

– Это, наверное, брат Никитка, следы того лечения, про которое я тебе рассказывал. Выжгли дыру в ауре, врачи-вредители, мать их за ногу… – сосед в гневе затрясся, стискивая кулаки и, шевеля губами, видимо ругаясь про себя, но взял себя в руки и сказал. – Ничего ты сейчас на меня внимания не обращай, это мелочи, со временем восстановится, если раньше не помру. Ты давай тренируйся, смотри еще на меня, на комнату вокруг, давай смотри, пойми, как только ты окажешься в критической ситуации, ты должен будешь сразу переходить на энергетическое видение, то есть прятаться в промежуточной реальности. Промежуточная реальность – она истинна, в ней не ошибешься, не обманут тебя сущности. В нашем мире иногда мы видим иллюзии, а в том другом мире, так там вообще, все что угодно, иллюзия на иллюзии сидит и иллюзией погоняет.

Иван Васильевич вскочил с кровати, толкнул Никиту на табуретку в углу, а сам стал ходить перед ним, словно фотомодель, поворачиваясь, то туда то сюда, принимая разные атлетические позы и демонстрируя свою маленькую, сухонькую фигуру. Это было так смешно, смотреть, как взрослый мужчина в голубой пижаме ходит по комнате между двумя кроватями, шаркая шлепанцами, и выделывается, как пацан, что Ник не выдержал и засмеялся, впервые почувствовав себя хорошо за этот день.

Тут Иван Васильевич остановился, возмущенно глядя на Никиту, упер руки в боки, и только собрался разразиться какой-то нотацией, но, заразившись весельем, тоже стал хохотать и обратно сел на свою кровать.

– Что насмешил я тебя? Ну, слава Богу, а то сидел мрачный, угрюмый, как будто конец света у тебя. Подумаешь, проблемы, ты смейся и знай – смех это тоже оружие против нечисти, так то!

– Вы меня простите, я не над вами смеюсь, это у меня, наверное, нервное, после аварии. Вы вот что, проведите меня в туалет, ладно? – смущенно сказал Никита. – А я постараюсь быть в промежуточной реальности, как вы научили, пока мы будем ходить, а то нетерпеж уже, а одному все-таки страшно пока.

– Так пошли! Подумаешь, делов-то, на горшок сходить перед сном, – захлопотал Иван Васильевич, собираясь, поправляя пижаму и вытаскивая из тумбочки пачку «Примы» и спички. – А я заодно покурю, покараулю тебя, хе-хе, пока ты это.… Только ты смотри, иди по коридору ровно, не дергайся. Чтобы тебе ни показалось, помни – это могут быть иллюзии, и наоборот, ты можешь не увидеть реальной опасности у себя под носом. Поэтому смотри энергетически, не бойся, а я тебя буду вести под ручку, ты ж у нас пострадавший, тебе помощь нужна, ясно дело, никто не подкопается, хе-хе.

Продолжая обсуждать эту тему, больше сам с собой, чем с Ником, Иван Васильевич взял его под локоть и повел к двери. Толкнув дверь, он выглянул, словно разведчик, глянул по сторонам и сказал: «Ну, вроде народу полно, авось проскочим». Потянув Никиту за собой, он вышел в коридор и пошел по нему, ведя, Ника, словно слепого под ручку, медленно, но энергично, шепча на ходу: «Держись брат, держись, не смотри на других, иди уверенно, смотри энергетически, да не дрожи ты…».

Никита шел по коридору с зажмуренными глазами и боялся смотреть, он чувствовал сильную руку Ивана Васильевича, который тащил его вперед, и представлял как те туманные щупальца, что раньше он видел в коридоре, извиваются вокруг них, опутывают и останавливают. Это было ужасно! Сама мысль об этом так ужасала, что он готов был вырваться из рук Ивана Васильевича и бежать обратно в свою палату. Но он стиснул зубы и, не открывая глаз, шел вперед шаг за шагом, слушая шепот Ивана Васильевича, и стараясь не поддаться панике.

Казалось прошла целая вечность, но, наконец, они остановились. Ник почувствовал, как его развернули, послышался скрип двери, раздался запах хлорки, и они вошли.

– Ну вот, добрались, вот кабинки, входи и делай свое дело, а я тут у окна покурю пока, – тут же затрендел Иван Васильевич, но, заметив, что Никита стоит с закрытыми глазами, дернул его за рукав. – Эй, ты, что же так и шел как лунатик, а ну давай, не трусь, открывай глаза!

Никита стоял как сомнамбула, чувствуя липкий страх вокруг себя, но, подчиняясь команде, собрался с силами и открыл глаза.

Они стояли в коридорчике обычного, больничного туалета. Справа были три двери, покрашенные когда-то в белый цвет, но краска уже местами облупилась, и кое-где были нарисованы неприличные картинки с сопроводительными надписями, слева на стене был один писсуар и еще два следа от двух бывших ранее. Стены были покрашены зеленой масленой краской, а напротив было зарешеченное окно, с грязными стеклами, до половины закрашенными той же краской. На бетонном подоконнике стояла железная банка из-под растворимого кофе вместо пепельницы.

Ник осмотрелся, ничего необычного в туалете не было, он облегченно вздохнул и открыл центральную дверь и заглянул в кабинку. Там все было в порядке, обычный общественный туалет. Никита заскочил в кабинку, закрыл дверь, спустил штаны, присел и сказал быстро.