Текст книги "Афганский полигон"

Автор книги: Сергей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

16 мая, Афганистан

Пленники сидели в темном сарае, густо провонявшем навозом, и напряженно вслушивались в то, что происходило за дверью, сколоченной из толстых корявых досок.

Свет скупо проходил в узенькую щель под крышей – отдушину для скота, и это позволяло видеть лица друг друга. Впрочем, Роман предпочел бы не видеть, например, лица сержанта Хука. Ничего интересного не было ни в затравленном взгляде бравого вояки, ни в его отвисшей челюсти, ни в оскаленных зубах, сквозь которые тот дышал тяжело и неровно. Страх овладел англичанином с ужасающей силой, эмоции совершенно не контролировались, отчего лицо исказилось неузнаваемо. Окажись сейчас Хук перед зеркалом, он сам себя не узнал бы.

После того, как пленников примерно с полчаса гнали по подземным переходам, их погрузили в автомобиль и везли по ухабистой дороге еще примерно с час. Роман сделал вывод, что они удалились от оставленного на дороге «Уорриора» на несколько десятков километров. Хотя рассчитывать на то, что БМП им как-то поможет, теперь не приходилось. Им теперь вообще никто не поможет. Из этого сарая был лишь один верный путь: на тот свет.

– О чем вы говорили с этим человеком там, в пещере? – спросила Эдвардс.

Она ровно вытянула перед собой ноги и удобно оперлась плечом о стену сарая. Свое положение она, в отличие от Хука, переносила стоически. Во всяком случае, выражение ее лица было спокойным, а голос звучал так же сдержанно, как если бы она находилась в расположении своего гарнизона.

– Да почти ни о чем, как вы могли догадаться, – неохотно отозвался Роман.

Вот еще, будут ему тут допросы устраивать. Того и гляди, зайдет бородач с автоматом и положит их всех одной очередью. К чему тогда эти разговоры?

– И все-таки? – настаивала Эдвардс.

– Естественно, их заинтересовало, откуда я знаю их язык. Я сказал, что воевал когда-то в этих местах. Пришлось заодно признаться, что я русский…

– Так вы – русский?! – воскликнул Хук.

Его большое тело дернулось, он вытянул шею и вытаращился на Романа, будто увидел его впервые.

– Да, сержант, я русский, – глянул на него Роман. – А вы не в курсе?

Хук некоторое время молчал, с сопением обдумывая то, что услышал.

– Вы это нарочно сделали, – изрек он наконец.

– Что? – в свою очередь, вытаращился на него Роман. – Посадил нас в этот сарай?

– Вы знаете что, – угрюмо возразил сержант. – Гранату совсем необязательно было бросать в колодец.

Роман глянул на него внимательнее. А он не так туп, как кажется.

– В самом деле, капитан, – поддержала Хука Эдвардс. – Зачем вы бросили гранату?

– Чтобы провести экстренное разминирование, – пожал плечами Роман. – Вы ведь сами меня об этом просили.

– Я не просила вас бросать гранату.

– Он нарочно поднял шум, – облизнул губы Хук. – Хотел, чтобы его услышали.

– Кто? – удивился Роман.

– Да эти ваши друзья.

Хук мотнул головой, указывая на дверь, за которой слышались время от времени гортанные мужские и женские голоса.

– Какие они мне друзья, сержант! – возмутился Роман. – Вы что, совсем сбрендили?

– Я не знаю, кто тут сбрендил, – вдруг затрясся Хук, – но знаю одно: это ты, сволочь, сделал так, чтобы мы оказались здесь…

– Сержант! – повысила голос Эдвардс. – Прошу вас, держите себя в руках.

Хук тяжело посмотрел на нее, блеснул глазами, но все же сумел превозмочь себя. Он замолчал, с ненавистью глядя на Романа. Кулаки его конвульсивно сжимались, словно он силился порвать веревку. Не было сомнений в том, что, будь он развязан, он немедленно разобрался бы с этим русским, устроившим им ловушку.

– Капитан Морозов в таком же положении, что и мы, – продолжила Эдвардс. – Я думаю, сержант, ваши обвинения беспочвенны.

Роман расценил ее слова как благодарность за то, что он спас ее от побоев в пещере. Конечно, прямо она спасибо не скажет, поскольку, будучи дамой в высшей степени эмансипированной, должна считать его благородное вмешательство совершенно излишним и даже вредным. Ведь оно ставило под сомнение ее равноправие с исконным врагом – мужчиной. Однако по-человечески что-то наподобие признательности должно было шевельнуться в ее суровой душе. Иначе «капитан Морозофф» ничего не понимал в женщинах.

– Но все-таки, – возобновил разговор Роман, – вы должны признать, капитан, что мое предположение было верным?

– Вы о чем? – спросила Эдвардс, слегка меняя позу.

– Ведь кяризы у высохшей реки действительно оказались обитаемыми. И вы сами видели, что боевики пользуются ими так же свободно, как в цивилизованных странах обычно пользуются тоннелями метро.

– Не считайте, капитан, что вы открыли Америку, – чуть усмехнувшись, ответила Эдвардс. – Роль кяризов известна еще с незапамятных времен. Наверное, древние афганские племена совершали из них набеги на войска Александра Македонского. Просто в данном случае мы посчитали, что они находятся слишком далеко от дороги, и не взяли их в разработку. Ваши расчеты оказались точнее, только и всего.

Роману не понравилась интонация, с которой говорила Эдвардс. Что-то она от него скрывала, но что?

– И зачем надо было столько шляться под землей? – снова завелся Хук. – Я ведь предлагал уйти. Так нет, надо вам было лазить в этих катакомбах! Как будто клад там хотели найти. Я чуял: случится что-то нехорошее. Не зря сердце ныло… Говорил: давайте уйдем. Завтра там все бы прочесали вдоль и поперек, и не лежали бы мы сейчас в этом вонючем сарае. Чертовы идиоты, не надо было вас слушать!

– Сержант! – возмутилась Эдвардс.

– Да идите вы к черту! – рявкнул на нее Хук. – Тоже спелись, голубки… Капитаны, мать вашу! Он ведь русский, значит, хотел нашей погибели! Он нарочно повел нас в эти колодцы, чтобы сдать бандитам. А вы – полная дура, если этого не понимаете!

– Как вы смеете! Я доложу командованию о вашем возмутительном поведении.

– Нашла чем испугать?! – оскалил зубы Хук. – Да из нас скоро кишки начнут выпускать, это понятно? Все, игры закончились! И кому вы что доложите?!

Он кричал одним сипом, надувая толстую шею. Лицо побагровело, глаза выпучились и потеряли всякое выражение.

– Пока что из нас ничего не выпускают, – твердо сказала Эдвардс. – И я приказываю вам взять себя в руки и не забывать, что вы военнослужащий вооруженных сил Великобритании. То, что мы оказались в плену, еще не значит, что следует распускаться и терять человеческий облик. Нам всем нелегко, поэтому прошу вас проявить хоть каплю мужества.

Ее энергичная речь прозвучала звонко и в высшей степени прочувствованно. Роман не без удивления глянул на суховатую англичанку. От страха ее так разобрало, что ли?

Нет, непохоже. Скорее всего, решил Роман, ей стало стыдно за соотечественника. В пещере он повел себя, мягко говоря, как последний трус. Вместо того, чтобы применить автомат по его прямому назначению, поспешил избавиться от него как можно быстрее. Ну да, было понятно, что сопротивление бесполезно и любая попытка его оказать закончится немедленной смертью. Но все-таки он – солдат, его основное предназначение воевать и, если потребуется, с готовностью умереть без страха и упрека. Но что-то Хук этой готовностью не порадовал. Напротив, всячески стремился к тому, чтобы от своих обязанностей отвертеться и жизнь свою драгоценную спасти. Винить его за это было трудно, всякая живая тварь более всего желает жить, не считаясь ни с чем и ни с кем. Однако щелкнуть сержанта по носу, чтобы не зарывался и не превращался в мокрицу, не мешало бы, и капитан Эдвардс не преминула этого сделать, благо чин и характер тому соответствовали.

После ее слов Хук замолчал, катая желваки под кожей. То ли что-то дошло, то ли задумался над тем, как преподнесет его поведение Эдвардс, если им посчастливится когда-нибудь оказаться на воле. Моральные терзания ему вряд ли был ведомы, но вот перспектива понести дисциплинарное наказание могла оказать должное воздействие на его солдафонскую психику. Поэтому он волей-неволей прервал поток обвинений и глянул на Эдвардс более осмысленно.

– Извините, капитан, – пробормотал он минуту спустя. – Нервы, знаете…

– Ничего, сержант, – откликнулась Эдвардс. – Вы просто устали. Постарайтесь уснуть. Это восстановит ваши силы.

Хук послушно кивнул и закрыл глаза, как бы пытаясь и в самом деле подремать. Но Роман видел, как бьется жилка на его шее, и понимал, что ему сейчас совсем не до сна.

Впрочем, Эдвардс выглядела очень довольной, а стало быть, хоть кому-то ее речь принесла видимую пользу.

Вдруг послышались громкие голоса. Дверь сарая распахнулись, в нее вошли несколько человек.

Роман узнал в одном из впереди стоящих своего спасителя, который своевременным вмешательством не дал перерезать ему горло.

Но первым выступал рослый пожилой мужчина, носивший отпечаток начальственности. Одет он был в богатый национальный костюм, в руке держал четки из лазурита, которые неспешно перебирал указательным и большим пальцами. Его черные, как смоль, глаза под надвинутой на лоб нуристанкой оглядывали пленников с презрительным вниманием.

С обеих сторон теснились боевики разного возраста, все без исключения вооруженные до зубов.

Только лишь свет из двери пал на лица пленников, как один из боевиков, молодой парнишка, почти мальчик, вдруг шагнул вперед и отчаянно закричал, указывая пальцем на Хука.

«Он был там! – перевел про себя его вопль Роман. – Он был там!»

Тяжелое, обрюзгшее от переживаний лицо Хука залила синюшная бледность. Он не понимал, о чем идет речь, но взволнованный тон паренька и направленный на него палец ясно говорили о том, что его в чем-то обвиняют.

– Ты точно помнишь этого человека? – строго спросил парнишку начальственный человек.

– Я очень хорошо его помню, Али-хан, – закивал тот. – Это он и его люди расстреливали наш кишлак. А этот – он убил дядю Саида и его сына. Я сидел под амбаром и видел все. Это он, он!

Хук затрясся всем телом.

– Что он говорит? Что он говорит? Русский, – дико зыркнул он на Романа, – почему этот мальчик тычет в меня пальцем?!

Роман отвел глаза, боясь, что Хук прочитает в них свой приговор.

– А эти?

Али-хан, не обращая внимания на бьющегося в истерике Хука, кивнул на Эдвардс и Романа. Обвинитель начал пристально вглядываться в их лица, и Роман испытал не самые лучшие мгновения в своей жизни.

– Нет, – покачал головой честный подросток. – Этих там не было.

Даже Эдвардс поняла, что только что решалась ее судьба. Что же касалось Романа, то он второй раз за сегодняшний день успел попрощаться с жизнью.

– Спроси эту собаку, – важно сказал Али-хан, ни к кому персонально не обращаясь. – Он был в кишлаке Кара-Гуль?

Тотчас из-за его плеча выступил молодой красавец – обидчик Эдвардс и не менее важно обратился на английском языке к Хуку.

– Говори, ты был в кишлаке Кара-Гуль?

– Нет, – отчаянно замотал головой Хук, уже обо всем догадавшийся. – Не был, клянусь богом, я там не был! Не убивайте меня, я прошу, не убивайте…

Молодой переводчик, кривя рот, быстро перевел его слова на ухо Али-хану.

– Ты лжешь, пес! – крикнул, гневно нахмурясь, Али-хан. – Твои глаза лживы, и ты сам весь мокрый от страха. Вонючая свинья!

Переводчик даже не счел нужным переводить его слова, настолько понятны были интонации.

– Скажите ему, – лепетал Хук, бегая глазами по лицам обступивших его людей, – мое правительство даст за меня большой выкуп. Я не простой солдат, я офицер, у меня боевые награды…

Он встал на колени, сделал пару торопливых шагов в направлении Али-хана. Переводчик ощерился и ударил его ногой в грудь. Хук грузно завалился на бок.

– Мэм, – завопил он, – что же вы молчите? Капитан! Скажите им, что за меня дадут большой выкуп. Я простой исполнитель, я выполнял приказ!

Эдвардс, с ужасом наблюдавшая за происходящим, попыталась сказать какие-то слова в оправдание бедного сержанта, но на нее так грозно прикрикнули, что она сочла за лучшее прикусить язык.

Роман и не пытался вмешиваться, по опыту зная, что это, во-первых, бесполезно, во-вторых, обойдется себе дороже. Он тихо сидел у стены и ждал окончания первого отделения. Что будет второе, а возможно, и третье с четвертым, он не сомневался.

– Увести, – приказал Али-хан.

Хука подхватили под руки, поставили на ноги и выволокли из сарая. Сержант пытался протестовать, выворачиваясь и выкрикивая слова оправдания в сторону Али-хана, но его несколько раз ударили по лицу кулаком, и он замолчал, безвольно волочась за своими конвоирами.

Роман переглянулся с Эдвардс. Она была бледна, прежнее спокойствие исчезло, разыгранная на ее глазах сцена показала ей, как непрочно было их положение. Невозможно было предугадать, каким будет следующий приказ всесильного Али-хана, и это внушало гораздо больший страх, нежели внезапное нападение боевиков в пещере.

Теперь Али-хан остановился напротив Романа. Некоторое время изучающе смотрел на него, медленно перебирая четки.

Так же изучающе смотрел на него и Роман, что, видимо, сильно не нравилось переводчику. Он помнил оскорбление, нанесенное ему в пещере, и, судя по выражению лица, с удовольствием наказал бы наглого гяура за дерзость.

Но, слава Аллаху, его полномочия были ограниченны, и Роман мог не обращать внимания на суженные глаза и негодующее – впрочем, едва слышное – шипение своего новоиспеченного недруга.

Али-хан сделал знак, ему подали стул. Али-хан неторопливо сел (он все делал неторопливо), одна рука привычно уперлась в бедро, вторая, с четками, легла на колено выставленной ноги. Его глаза оказались почти на уровне глаз Романа. Чтобы не искушать судьбу, Роман умерил пристальность взгляда.

– Мне сказали, ты русский? – спросил Али-хан на своем языке.

– Да, Али-хан, я русский, – подтвердил Роман.

– Как тебя зовут?

– Роман Морозов.

– Ты из тех русских, Роман Морозов, которые воевали когда-то с моим народом?

– Я не воевал с твоим народом. Я помогал твоему народу. По крайней мере, тогда я так думал.

Али-хан усмехнулся, неторопливо перебрал несколько голубых бусинок.

– А сейчас как ты думаешь?

– Не знаю, – пожал плечами Роман. – Было пролито много крови, но была и дружба между нашими странами. А дружба – это всегда хорошо.

– Но ты вернулся сюда не как наш друг.

– Если бы я не был вашим другом, я не искал бы встречи с вами. К тому же я был без оружия.

Спаситель Романа подтвердил верность последней фразы. Али-хан снова занялся четками, пройдя на этот раз полный круг.

– Зачем ты искал нас?

– У меня задание. Я должен встретиться с генералом Фахимом.

При этом имени боевики за спиной Али-хана шевельнулись.

Роман почувствовал мгновенную тревогу. Как бы не оказалось, что Али-хан враждует с Фахимом. Тогда проблем не оберешься.

Впрочем, их и так хватало.

– Что ты хочешь передать генералу Фахиму? – спокойно поинтересовался Али-хан.

– Это я могу сказать только ему.

– Почему ты думаешь, что он захочет с тобой разговаривать?

– Мы старые друзья. Нас многое связывает. Я думаю, если Фахимджан узнает, что я ищу с ним встречи, он не откажется принять меня.

– Ты очень самонадеян, русский, – нахмурился Али-хан.

– Просто я верю в мужскую дружбу. Сделай доброе дело, Али-хан. Передай генералу Фахиму, что Ромаджан находится у тебя в гостях и ждет встречи. Я думаю, твое сообщение доставит ему радость.

Боевики снова зашевелились. Дерзость этого неверного не знала границ.

– А если ты ошибаешься? – спросил Али-хан.

Пальцы, лежащие на колене, сомкнулись в кулак, грозя раздавить четки. Или того, кто вел себя слишком смело, не осознавая всей шаткости своего положения.

– Тогда поступай так, как посчитаешь нужным, – смиренно ответил Роман.

Али-хан хмыкнул, оценив чисто восточный фатализм пленника. Затем его взгляд переключился на Эдвардс.

Та приняла позу, подобающую, по ее представлению, для разговора с главарем бандитов. То есть выставила вперед подбородок и встопорщила костистые плечики. Демонстрировала, что ее не запугать. Похоже, ей к тому же было стыдно за Хука, чьи крики еще стояли в этих стенах, и она вознамерилась своим безупречным поведением спасти подмоченную репутацию британских военных.

– Она кто? – спросил Али-хан Романа.

То, что он обратился за разъяснениями к нему, Роман расценил как добрый знак. Во всяком случае, его пока не потащили вслед за Хуком, а это было уже немало. Глядишь, скоро он займет место толмача при Али-хане и сместит своего молодого соперника с его почетного места. Поди, тот уже придумал не один способ, которым он расправится с подлым выскочкой.

– Капитан английской армии, – сдержанно аттестовал Роман тщетно сдерживающую волнение Эдвардс.

– Зачем она пошла с тобой?

Задавая вопрос Роману, Али-хан смотрел на пленницу. Та, не понимая, о чем идет речь, едва заставляла себя молчать, хотя глаза ее то и дело негодующе скользили по лицу Романа. Как будто он мог что-то сделать!

– У нее свое задание, – сказал Роман дипломатично.

– Какое?

– Она ищет оружие, отбитое две недели назад в ущелье за долиной такыров.

– И ты для этого хочешь встретиться с генералом Фахимом? – вдруг остро глянул на Романа Али-хан.

– Да, – не стал вилять Роман. – Это и есть мое задание. Хотя, – помолчав, добавил он, – я меньше всего хотел бы возвращать оружие англичанам. Моя цель в корне отличается от цели этой женщины.

Али-хан покивал, возвращаясь к неспешному перебиранию четок. Роман понял, что его ответ помог сложить Али-хану более-менее ясную картину происходящего. Да и что тут было неясного? Каждый вел свою игру – обычное дело на войне. Вопрос лишь в том, чью сторону следует принять третьему игроку. Но тут уж повлиять хоть как-то на ход мыслей Али-хана Роман был не властен. Он свои карты раскрыл, а дальше Али-хан пусть решает сам.

– О чем вы говорите? – не выдержала Эдвардс.

– Помолчите, прошу вас, – сказал Роман.

– Как я могу молчать…

– Тише, женщина! – вдруг рявкнул Али-хан, вздымая руку над головой.

Эдвардс разом потеряла свой воинственный вид и вжалась в стену. Ее ввело в заблуждение то обманчивое спокойствие, с которым разговаривали главарь боевиков и русский капитан. Трудно было сказать, какие она из этого делала выводы, но только она сильно ошибалась, полагая себя спасенной и даже принимающей извинения за доставленные неудобства. Окрик Али-хана – окрик настоящего дикаря-головореза – мгновенно восстановил статус-кво, и она снова благоразумно вернулась к роли запуганной женщины – самой, к слову сказать, лучшей роли в сложившихся обстоятельствах.

Допрос был закончен. Не снизойдя до разговора с женщиной (окрик, естественно, не в счет), Али-хан поднялся, приказал развязать пленных и вышел из сарая. Таким образом, их дальнейшая судьба пока оставалась неясной. Но хоть развязали, и то хорошо.

После ухода боевиков Эдвардс некоторое время обиженно молчала, потирая затекшие руки. Казалось, она присоединилась к мнению Хука о том, что Роман нарочно завел их в логово бандитов. А что? Вон и разговаривал он с Али-ханом вполне по-дружески, и веревки с них соблаговолили снять. С чего бы такое расположение?

– Как вы? – спросил Роман.

– Отлично, – фыркнула Эдвардс.

Тон ее слабо вязался со знаменитой британской невозмутимостью. Но Роман не был настроен копаться в сложностях британского менталитета. Девушка, кажется, духом бодра, ну и ладненько.

Он бы на этом общение и прекратил, но Эдвардс захотела пообщаться сама.

– В чем обвинили сержанта Хука? – спросила она отрывисто.

Роман коротко объяснил.

– Что с ним будет, как вы думаете? – искоса глянув на Романа, задала Эдвардс первый неприятный вопрос.

– Трудно сказать, – осторожно заметил Роман.

– Его расстреляют?

Роман лишь тихонько вздохнул.

Объяснить ей, что расстрел был бы лучшим исходом для сержанта? Роман уже начал подбирать в уме подходящие фразы, но, взглянув на взволнованное лицо Эдвардс, счел за лучшее промолчать. Как оно там дальше сложится, жизнь покажет, а пока он раздумал выступать в роли пророка. Мало ли чем его пророчество ему в дальнейшем отольется?

– Вы в самом деле искали встречи с талибами? – после минутной паузы последовал второй неприятный вопрос.

– Что бы, интересно, вы хотели услышать в ответ? – вопросом на вопрос ответил Роман.

– Правду, – немедленно отозвалась Эдвардс.

– Извольте, – пожал плечами Роман. – Я действительно предполагал, что такая встреча возможна. Но я бы не стал утверждать, что стремился попасть в плен. Как вы сами видите, удовольствие это не из приятных, один запах в этом милом сарайчике чего стоит…

– Вот вы шутите! – вдруг звенящим шепотом зашипела Эдвардс. – А по вашей вине между тем погибли люди! А сержант Хук будет казнен! Это тоже вам кажется смешным?!

Роман позабавило, что, несмотря на весь свой гнев, Эдвардс не рискует повысить голос.

– Нет, не кажется. Если хотите знать, мне жаль ваших ребят и жаль сержанта Хука. Но мы находимся на войне, хотел бы вам напомнить, а на войне иногда убивают. И вы, как военный человек, должны это понимать. Но какие претензии могут быть лично ко мне? Я получил задание, замечу, непростое задание… Ведь вы делали попытки выйти на контакт с генералом Фахимом, но все они потерпели неудачу. Разве не ваш полковник сам мне об этом говорил?

Эдвардс лишь угрюмо промолчала в ответ.

– Ну вот, – продолжал Роман. – Я понял, что нужно применить какой-то нестандартный ход. Вы знаете этот цирковой трюк, когда дрессировщик сует голову в пасть ко льву? Вижу, знаете. Признаться, я не придумал ничего лучше, как воспользоваться этим трюком. Шансы, правда, были мизерны, но все-таки попытаться стоило.

– Вы могли хотя бы предупредить о вашем замысле, – проворчала Эдвардс.

– Зачем? – пожал плечами Роман. – Чтобы операцию тут же забраковали? Ваш милейший полковник и так с трудом отпустил нас, поэтому я не мог рисковать, делясь с ним своими планами.

– И потащили нас в пасть ко льву?

– Вам понравилась моя метафора? – улыбнулся Роман.

– Нет, не понравилась.

– Мне, если честно, тоже, – признался Роман. – Будем считать, что мы ловили на живца, выступая сами в качестве такового. Но если говорить по существу, я руководствовался следующими соображениями. Этот район контролируется боевиками генерала Фахима. Значит, окажись мы подальше от базы, да еще малыми силами, и обнаружь себя каким-либо способом, люди Фахима обязательно выйдут на нас, рано или поздно. Резонно?

– Допустим. Но ведь вы шли на колоссальный риск! Неужели вы этого не понимали?

– Конечно, понимал. Я же не идиот. Но, да будет вам известно, я сторонник решительных действий. Ну, начал бы я искать встречи с Фахимом обходными путями. Во-первых, это заняло бы много времени. Во-вторых, меня подвергли бы многочисленным проверкам, что, по сути, тождественно сегодняшнему плену. В-третьих, действуя слишком осторожно, да еще от вашего имени, я навлек бы на себя подозрения Фахима. А это наверняка уменьшило бы его степень доверия ко мне, столь необходимого для откровенного разговора.

– Я вижу, вы все продумали, – проворчала Эдвардс.

– О чем я вам и толкую, – энергично кивнул Роман. – Теперь вы видите, что лучшим вариантом был именно тот, который избрал я. Да, рискованно. Но зато максимально быстро и результативно.

– Почему вы так решили? Ведь встреча с генералом Фахимом еще не состоялась.

– Да, не состоялась, – спохватился Роман. – Но мне кажется, Али-хан, наш хозяин, сообщит ему…

– Наш – кто? Хозяин? – поразилась Эдвардс.

– Ну да. А что вас удивляет? Раз мы его пленники, он может делать с нами все, что ему заблагорассудится. Он может подвергнуть нас пыткам, а может накормить и отпустить с миром…

Словно в подтверждение его слов двери сарая открылись, и молодая женщина внесла поднос с большой плоской лепешкой и кувшинчиком воды. Поставив поднос на пол, он тут же удалилась.

– Вот видите, – торжествующе сказал Роман. – Я был прав. Наши шансы растут. Предлагаю вам на время отбросить сомнения и перекусить.

Он разломил только что испеченный нан – афганский хлеб и протянул половину Эдвардс.

– Прошу, капитан.

Эдвардс, казалось, раздумывала, стоит брать пищу из его рук или нет.

– Еще горячая. Берите же.

Запах свежего хлеба, перебив навозный дух, коснулся ноздрей англичанки. Нормально она ела только утром, а потом лишь сжевала сухарик на ходу. Надвигался вечер, и молодой организм потребовал дозаправки, напоминая о себе некоторыми не совсем музыкальными звуками в области желудка. Оставив колебания, Эдвардс поспешно схватила лепешку и впилась в нее крепкими зубами.

– Осторожней, – предупредил Роман, знавший особенности местного хлеба, печенного в открытой глиняной печке, – если вы не хотите попасть на прием к стоматологу.

– Вы думаете, когда-нибудь я смогу попасть на прием к стоматологу? – спросила Эдвардс, прожевав первый кусок.

– Не все так плохо, уважаемая коллега, – улыбнулся Роман. – Приятного аппетита.

Они съели свой хлеб, по очереди запивая его водой из кувшина. Трапеза была не бог весть какой, но червячка заморили, утолив заодно и жажду, и в этом смысле жаловаться на судьбу пока было грех.

Зашла давешняя молодайка, забрала поднос и кувшин. Дверь закрылась, с силой брякнув железным засовом. Эдвардс вздрогнула, что не укрылось от глаз Романа.

– Придется ждать утра, – изрек он, чтобы звуком своего голоса приободрить девушку.

– Да, – только и сказала та.

Нельзя сказать, что, насытившись, англичанка стала относиться к Роману мягче. Но хоть перестала допекать его разговорами, и то ладно.

Зная по опыту, что на Востоке дела решаются не так быстро, как того хотелось бы западному человеку, Роман начал укладываться спать. Утро вечера мудренее, это знают и на западе, и на востоке, и нечего мучить голову разными, преимущественно беспокойными мыслями. Куда лучше вздремнуть покрепче, пока розовоперстая Аврора не возвестит начало нового дня. Глядишь, там что-нибудь и откроется утешительное.

Эдвардс тихо возилась в своем углу. Роман подумал, не предложить ли коллеге использовать его ноги в качестве подушки. Все удобнее, чем елозить ухом по земле. Или, может, она будет так любезна, что позволит ему примоститься на своих бедрах? А еще можно спать на коленях друг друга поочередно, это так романтично.

Но, взглянув на темнеющий в двух метрах от него облик англичанки, решил, что его предложение вряд ли встретит понимание. Мысли она параллельным курсом, не отползла бы в дальний угол. А то вон только шуршит да сопит сердито. Договорись с такой. Нет уж, лучше не трогать ее вовсе. Так оно даже и спокойнее как-то.

Роман лег на бок, положив под голову согнутую руку. Эх, соломки бы под бочок. Ну да ничего, сойдет и так. В тепле да при сытом желудке можно и на голой землице ночь провести.

– Спокойной ночи, – сказал Роман в угол.

Эдвардс ответила тихим смешком. Видно, чувство юмора возобладало над неприязнью, которую она по вполне объяснимым причинам питала к своему российскому коллеге.

Это хорошо, что смеется, решил Роман, закрывая глаза. Поспит, совсем в норму придет.

Однако время спать еще не наступило.