Текст книги "По крапу"

Автор книги: Сергей Чевгун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Сергей Чевгун
По крапу

Отчетливо помню число: 12 августа. Для меня это важно. Именно двенадцатого, примерно в половине седьмого, я стоял на остановке и поджидал трамвая № 3. Мне нужно было доехать до ТЮЗа, зайти во двор девятиэтажного дома, подняться на пятый этаж и постучаться в дверь налево. Да, попрошу отметить: я был трезвым и без пиджака.

Уже не день, но еще не вечер. Не так чтобы прохладно, но и не жарко. Не слишком много людей на остановке, но и не я один жду трамвая № 3… Подобная неотчетливость во всем, что меня окружало, действовала подобно снотворному. Она усыпляла, и я ей поддался. Присел на казенную лавочку и закрыл глаза.

«Похоже, этот уже готов. Семенов, вызывай машину!» – услышал я сквозь легкое забытье, и открыл глаза. Плакатного вида сержант, улыбаясь, глядел на меня, как на родного брата. Другой милиционер, пожиже званием, уже беспокоил рацию, пытаясь извлечь из нее начальственные голоса.

– А вот и ошибся, сержант! – я стал подниматься с места. Но тотчас же получил толчок в грудь и остался там, где сидел.

– Это кто там ошибся? Я, что ли? – сержант повернулся к напарнику. – Вызови патрульную машину! Паспорт есть? – это опять ко мне. – Я сказал, сидеть!..

Скверно, если у человека нет паспорта. Это хуже, чем оказаться без брюк в приличном обществе. Но там хотя бы могут списать твою рассеянность на легкий шок в связи с падением акций на бирже, а здесь ты сразу же попадаешь в разряд подозреваемых или бомжей.

– Паспорт есть, но он в пиджаке. А пиджак…

– Вызывай машину!

Затем меня обыскали. Ни оружием, ни наркотиками я сержанта не порадовал. Так, немного денег, сигареты, ключи… Потом подошла машина, и меня повезли на восток. А может, и на юго-запад.

Итак, меня, беспаспортного и беспиджачного, да еще в чем-то жутко подозреваемого, везли в дежурную часть. Не по трамвайному, замечу, маршруту. «Orient» пока был у меня на руке. Я посмотрел на часы: без пятнадцати семь. В начале восьмого в квартире на пятом этаже наверняка кто-то скажет: «Что-то Витька запаздывает. А обещал ведь…». И ему ответят: «Приедет! Может, пока без него начнем?»

И они начнут отмечать Сашкин день рождения. Вспоминать, веселиться, ёрничать. Передавать друг другу тарелки с закусками и дружно уходить курить на балкон…

Здесь я невольно закрыл глаза и провалился в грешную молодость. Всегда полезно заглянуть в свое прошлое, чтоб в настоящем не сойти с ума.

Однажды я это уже пережил – злое бессилие перед уходящей свободой. Я прощался с ней через решетчатое окошко «газика», и не было сил остановить ее… удержать!.. Это было в одном из приамурских городков, где я надолго задержался, случайно отстав от поезда. Ну, может, и не случайно, а по дури… Однако своего чемодана с тех пор я уже не встречал.

Мой чемодан уехал в Хабаровск, не попрощавшись. Я проводил поезд безнадежным взглядом и откупорил бутылку пива, только что с боем выдернутую из привокзальной очереди. И расправился с теплым «Жигулевским» в пятнадцать секунд. Я был в пиджаке и при документах. Это хорошая новость. Но была новость и плохая: в тот раз я был при деньгах.

Счастливое было время! Веселое, словно брага в бидоне. Початая пачка червонцев ворошилась в пиджачном кармане и просилась на волю. Я прихлопнул пачку ладонью, чтобы не скулила, и отправился покупать билет.

– Ближайший. До Хабаровска. Желательно скорый, – небрежно бросил я в билетное окошко.

– Ближайший – ночью, почтово-багажный. Медленный, – лениво выбросили из окна.

Пришлось брать, что дают. Возвращаться в пивную очередь не хотелось, и я подался в привокзальный ресторан. Заказал первое и второе, а к ним – ровно двести, в пузатом графинчике. Ну и пива, само собой. А на десерт пригласил официантку – скрасить мое денежное одиночество. Но она почему-то обиделась, принесла заказ – и ушла.

Зато появился ресторанный малый в несвежем халате. Не сразу, а как раз к последней рюмке.

– Говоришь, Ленку тебе? А вот этого не хочешь? – и потянулся ко мне ручищами потомственного мясника. Посыпалась на пол посуда, зазвенело стекло… Единственное, что я успел подхватить со стола, это пивную бутылку. Что было дальше – не интересно: разбитый череп и кровь ручьем. Закончилось же все очень скверно: появился наряд милиции – и слепил меня, тепленького. Вместе с деньгами, паспортом, билетом и пиджаком.

Быть может, когда-нибудь я вспомню продолжение той давней истории, вот только выпутаюсь из этой…

И здесь я вынырнул из прошлого. И открыл глаза.

– Выходи!

Я вышел. Прихваченная в машине пассажирка – вошь платяная (Pediculus humanus corporis) тихо радовалась свежему воздуху. Я смахнул пассажирку с левого рукава и посмотрел на правый.

– Сейчас ты башкой-то покрутишь! – меня подтолкнули к крыльцу. На нем стояли двое в форме и курили.

– Ну, ты, Семенов, даешь! Уже седьмой, что ли?

– Да нет, восьмой.

– Молодец! Еще парочку привезешь – и в отгулы…

Стоявшие на крыльце побросали окурки мне под ноги и удалились за вертушку, дважды проскрипев что-то вроде: «А вот хрен ему, а не отгул!»

Я поднялся на крыльцо и в свою очередь проскрипел нечто маловразумительное. За вертушкой по правую руку меня поджидал барьер, забранный толстым плексигласом, с маленьким полукруглым окошком, живо напомнивший оставшийся в прошлом вокзал.

– Вот этот, без документов. Спал на остановке, – сержант подтолкнул меня к барьеру. Очереди у окошка не было.

– Понятно, – дежурный кассир в погонах капитана мельком взглянул на меня сквозь мутный плексиглас.

– Хотя, постой… Вроде трезвый? – капитан пару секунд мучительно размышлял над очевидным, но все равно невероятным. – Давай его сюда.

Меня завели в дежурку. Телефоны, радиостанции… хозяйственная сумка у стены… узел с тряпьем… магнитофон со снятой крышкой… какие-то инструменты… Словом, как в любой дежурной части – средства связи вперемешку с вещественными доказательствами, этими невольными свидетелями преступлений, которые кем-то уже совершены.

Фуражка, лежавшая на столе, блеснула кокардой. Это капитан потревожил головной убор, выдернув из-под него чистый бланк протокола.

– Фамилия?

Я ответил.

Он переспросил, и я снова ответил, теперь уже с именем-отчеством. Но капитан опять чего-то не понял. Пришлось прибавить еще и год рождения.

И так – несколько раз.

Мне задавали вопросы, стараясь поймать и запутать. Меня переспрашивали и у меня же уточняли. Потом записали все это малопонятной милицейской вязью и сказали: «Ну-ну!». На всякий случай отняли все лишнее. А сигареты оставили (не «Мальборо»!). Пообещали долго не задерживать. И отвели в камеру со странным названием «обезьянник». А куда же еще?

Орангутанг за решетчатой дверью пил воду из полиэтиленовой бутылки. Ему бы дать половинку банана… Да нет у меня банана, нет!

– Ждать долго придется. Присаживайся. – Длиннорукий мужик лет сорока поставил бутылку на пол и подвинулся на скамейке. – По девяносто первой закрыли?

– Вообще-то я здесь случайно…

– А им по фиг! Случайно, не случайно… – он деловито потарахтел спичками. – Сигаретка есть?

Закурили на пару: я, в чем-то подозреваемый, но пока еще не «расколотый», и сосед, которого уже «раскололи». Или продолжают «колоть», тревожа по телефону самых разных людей.

– А я тебя где-то видел, – сказал длиннорукий, аккуратно притушил недокуренную сигарету и положил ее в карман. – Ты в Центральном районе живешь?

– Почему в Центральном?

– Я тебя там видел. Сегодня после обеда.

– Может, вчера?

– Ты это, в натуре, брось! Раз говорю – сегодня, значит, сегодня. Ты как раз по улице шел, а меня…

Взвизгнул замок, и обстоятельства нашей встречи потонули в голосе дежурного:

– Какой ты, на хрен, Миронов Виктор Павлович, шестьдесят третьего года рождения, когда тебя в базе данных нет?!

Я был беспаспортным, беспиджачным и подозреваемым, а вот теперь еще стал и безымянным. Пять тысяч русских фамилий вспыхнули в моем сознании – и разлетелись, подобно туче светлячков.

– Да как же так? Я Миронов…

– Херонов ты, а не Миронов! Ну, подожди, утром придет майор, сразу вспомнишь свою фамилию, – пообещал дежурный. Захватил с собой длиннорукого и ушел.

Я попытался мысленно представить базу данных, в которой почему-то не оказалось моей фамилии. Я увидел подвальное помещение с деревянными полками, на которых пылились папки «Скоросшиватель» с лиловыми номерами на них. Тридцать восемь тысяч сто одиннадцать, тридцать восемь тысяч сто двенадцать, тридцать восемь тысяч сто… да, сто четырнадцать. Папки под номером 38 113 на полке нет.

Быть может, папку прихватила уборщица – полистать на досуге жизнеописание гражданина Миронова В.П., 1963 года рождения, русского… и так далее? А может, она затерялась на другой полке? В этом подвале все может быть!..

– Чего кричишь? – это опять дежурный.

– Миронов я! Вы проверьте. Позвоните по телефону…

– Жетона нет, чтоб звонить, – по-милицейски изящно пошутил дежурный. Открыл замок и втолкнул в «обезьянник» давешнего орангутанга. – Вон, ему насчет Миронова будешь рассказывать! А станешь в дверь стучаться – наручники надену.

И захлопнул дверь.

Лицо у соседа было грустное, а глаза – холодновато-расчетливые. Я ухватился за чужой взгляд – и потянул на себя, вытаскивая из длиннорукого его недавнее прошлое. И вытащил, насколько смог.

Я увидел длиннорукого там, у стола дежурного.

– Ну так что, Колупанов, с тобой делать? Домой отпустить, или как?

– Отпустить, начальник! Три часа здесь сижу.

– И еще три посидишь. До ночи. А там и до утра, – ласково пообещал дежурный. – А можешь и домой полететь… прямо сейчас. Соображаешь, Колупанов?

– Что? Да я… А в чем дело?

– Там с тобой человечек сидит… темнит что-то он, недоговаривает… Ты бы с ним, Колупанов, поговорил по душам, узнал, что и как? А я тебе через часок позову. Ты понял?..

Эти семьдесят три слова я перебрал, словно четки. Душа спряталась в подреберье, а сердце сжалось в кулак.

– Нет, точно я тебя сегодня видел. У магазина, – сказал длиннорукий, плюхаясь на скамью. – Ты с ребятами стоял, базарил о чем-то… Лёму знаешь? – неожиданно спросил он.

– Да кто же его не знает? – кинул я половинку банана. Готов поклясться: было слышно, как у орангутанга щелкнули челюсти. – Но только это не Лёма был, а… Егоров, – назвал я первую пришедшую на ум фамилию.

– К-какой Егоров? – челюсти у орангутанга разжались.

– Такой Егоров. Капитан. С которым ты только что разговаривал, – отвечал я с ленивой неспешностью отдыхающего. – Он ведь днем в штатском ходит, поэтому ты его сейчас и не узнал.

Не спорю: я рисковал нарваться на провокационный вопрос: «Если Егоров тебя знает, какого же хрена ты здесь сидишь?!» Но на это у меня уже был приготовлен ответ: «Оттого и сижу, что он хорошо меня знает!» Но сосед про Егорова не спросил, а я настаивать на этом не стал. Мы с полчаса просидели, лениво перебрасываясь словами. А потом открылась дверь, и длиннорукого увели, теперь уже с концами.

Я мысленно пошел за ним и остановился за спиной – там, в комнате дежурного. Потом долго слушал, как длиннорукий рассказывал обо мне подробности, достойные последнего романа Фридриха Незнанского (см. страницы 98–126). До сих пор удивляюсь, почему меня не расстреляли прямо в дежурной части. Наверное, пожалели патронов. А может, рассчитывали получить за меня лишнюю звездочку, или даже медаль отхватить.

– Не врешь, Колупанов? Насчет человечка? – засомневался дежурный.

– Да что ты, начальник! – Глаза у длиннорукого увлажнились от предчувствия близкой свободы. – Я его только увидел, так сразу же Лёму вспомнил! Так он у него… у Лёмы…

– Ну, все, Колупанов. Вали!

Тот шмыгнул носом и бочком ввинтился в распахнутую две

...

конец ознакомительного фрагмента