Текст книги "Солнечный зайчик"

Автор книги: Сергей Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

***

Группа сидела на сцене какая-то пришибленная. Только мы с Диной вошли, как ребята с невнятными криками бросились навстречу:

– Юра, знаешь, во что мы вляпались? – громче всех заорал Кайрат.

– Не думаю, что во что-то страшное. – спокойно отвечаю – А где Ирина Сергеевна?

– Она у директора. А ты знаешь, что мы едем на областной конкурс?

– Ничего себе! Откуда областной, когда районного ещё не объявляли? И вообще, при чём тут район, у нас ведомственная школа, у нас руководство в Целинограде?

– Тихо, ребята! Я сам всё объясню! – гаркнул Кайрат, и уже спокойным голосом принялся объяснять – Тётка из РОНО, когда нас услышала, сразу сказала директору, что таких ВИА даже в Ленинском4040
  Ленинское – районный центр в Кустанайской области.


[Закрыть] нет, не то, что по совхозам. И что мы сможем достойно представить район на областном конкурсе самодеятельности, а может и в республике. Понял?

– Ну и прекрасно! Не я ли вам говорил, что группу мы создаём именно ради этого? Говорил?

– Говорил. Но кто же знал, что всё так и произойдёт, да ещё с первого выступления?

– Что с первого, даже я не догадывался. – признаю очевидное – А вот что насчёт всего остального, то получите и распишитесь.

– Здорово! Это получается, мы будем отдыхать от школы, пока будем кататься на конкурсы?

– Нет, Кайратик, тут ты крупно ошибаешься! Предупреждаю тебя и остальных: учиться нужно только на отлично, только в крайнем случае допуская четвёрки. Хорошо, что Гена ушел сам: с его успеваемостью в группе делать нечего.

– Что, и меня выгонишь? – тут же напрягся Валера.

– Друг мой, Валера, у тебя, насколько помню, в прошлом году была только одна четвёрка, по труду. Неужели ты допустишь снижения своих показателей? Надеюсь… Да что там! Я уверен, что этого не произойдёт. С уроками труда мы тебе поможем, а самое главное, в этом году мы начнём изучение автомобиля, так что тебе стыдно будет не знать его на отлично. Кайрат, тебе нужно подтянуть химию, биологию и алгебру. Не волнуйся: тебе тоже надо подниматься не с троек, а вовсе даже с четвёрок. А мы все тебе поможем, правда, ребята?

Ребята одобрительно загудели.

– А теперь представлю ещё одного участника нашей группы, вы её прекрасно знаете, Дина Нурпеисова.

– Она же не поёт и не играет! – подала голос Фая.

– Я знаю. Зато Дина пишет прекрасные стихи, в том числе и на казахском языке. Кроме того, Дина будет у нас конферансье, и возможно, будет читать со сцены юмористические монологи.

***

Поздно вечером к нам забежала медсестра, Алла Игоревна.

– Юра, сегодня, около семи часов вечера, помер Валера Иваниенко.

– Ну, как говорится, царство ему небесное.

– Валера, как его привезли, всё молчал, только когда терял сознание, то стонал. Под конец начал бредить, поминал тебя. Всё просил помянуть его душу.

– Что он ещё говорил?

– Да ничего. Только несколько раз повторил, что у настоящих комсомольцев бог в душе. Странно, правда?

– Наверное. Я-то в бога не верую, но Валера, похоже, был верующим.

– Только Юра, ты это, никому о том не говори. Борис Иванович строго наказал и мне и Стеше, нашей санитарке помалкивать, и даже милиции ничего не говорить, дескать, это врачебная тайна. Нам-то что, помолчим, не первый раз.

– Договорились, помолчу и я. А хоронить когда будут?

– Вот тут дело странное, Юра. Так-то Валера жил бобылём и нелюдимом, а тут появился молодой парень, из этих, из тюремщиков, весь в наколках, даже на шее. Говорит, что сын Валерки, только вишь ты, отчество-то у него совсем другое, не Валерьевич!

– Так чего он хочет, тюремщик этот?

– Всё допытывается, с кем дружил Валерка, да с кем разговоры разговаривал.

– Понятно. Что-то тут мутное, нехорошее.

– И Борис Иванович так говорит. Уж как он радуется, что ты с Валеркой даже словом не перемолвился, просто страсть как радуется!

– А как бы я с ним поговорил, когда он всю дорогу молчал, да вокруг люди. То врач, то медсёстры, то санитарки. Всё время на глазах.

– Ага! Вот и я, то же самое говорю.

***

Красивые ворота у нашего автопредприятия: проём высотой метров пять или даже семь, сами ворота состоят из двух секций и открываются при помощи электромоторов, отъезжая в стороны. А наверху, на сетчатом фоне из трубок малого сечения сварено изображение грузового автомобиля: новейшего на тот момент ЗиЛ-130. Под грузовиком, во всю ширину ворот надпись, тоже сваренная из искусно согнутых трубок: «Троебратское автомобильно-транспортное эксплуатационное предприятие»

Но мне в ворота не надо, я поворачиваю направо, туда, где стоит небольшой клуб автопредприятия, мне за него, к зданию, в котором отныне работает швейный цех.

Дверь швейного цеха огромная. На стальном каркасе в два слоя еловые доски, а между ними утеплитель. Сверху, с обоих сторон, ещё слой утеплителя покрытого дерматином. Но дверь открывается неожиданно легко и плавно – её вывешивал лично мой папа, а он большой умелец по части строительства. Большая дверь здесь нужна чтобы при необходимости заносить новое оборудование, а оно в швейном цеху довольно громоздкое: одни раскроечные столы чего стоят. Оно конечно, можно поставить и стол с составной столешницей, но цельная удобнее в работе, я это знаю не понаслышке.

За дверью открывается цех: просторный, светлый, с высоченными потолками. Высокие потолки – это уже моя заслуга: изначально потолки здесь были обычные, что-то около трёх метров, и когда мы осматривали здание, я тогда сразу сказал отцу и Давиду Иосифовичу:

– Так не годится, мужики! В цеху будет работать много людей, от ткани идёт пыль, частички ниток. В таких условиях немудрено доиграться до туберкулеза.

– Спаси милиция! – замахал на меня руками отец – А что ты предлагаешь делать?

– Нужно увеличивать высоту потолка и ставить хорошую вентиляцию.

– Вентиляция не проблема, закажем в Кустанае, специалисты приедут и соберут всё что нужно, а если хорошо попросим, то сделают в кратчайшие сроки. Но как поднимать потолок? Если сносить крышу и надстраивать, то до зимы мы не успеем. – солидно покивал Осетинский

– Верно! – поддержал инженера начальник цеха, в смысле Давида Иосифовича поддержал Владимир Алексеевич – Что уже придумал, Юра?

– Не нужно ломать крышу. – успокаиваю я – Смотрите: здание на высоком, чуть ли не два метра, цоколе. Убираем пол, вот вам и добавка к высоте потолка.

– Тоже верно! – воспрял Давид Иосифович – тем более что для оборудования нужно бетонное основание, а его лучше лить не на перекрытие, а на подушку.

– А что, мы тогда по периметру уложим теплоизоляцию, чтобы не было мостика холода, и пол не был холодным. – добавил отец – И окна прорубим вниз, в цеху станет ещё светлее.

– Папа, только сразу ставьте стеклопакеты.

– Это само-собой, сынок. Хотя на столяров придётся надавить, да и уплотнительную резину добывать придётся самим. Ну да ладно, резину достанем через авиаторов.

Чуть больше месяца, и строители довели здание до рабочего состояния. Двери навешивал отец лично, а я был на подхвате. Хорошо, что в Оптовой базе имелся подъёмник-штабелёр, при помощи которого мы и передвигали эту неподъёмную дуру, точнее две: ещё одна дверь на выходе. Зато получилось просто замечательно: цех получился не только тёплым, светлым и просторным, но и очень удобным и уютным. Ещё бы! Я пятнадцать лет отработала начальником цеха, и хотя производство было совсем другим, общие принципы управления известны и очень помогают сейчас. Впрочем, все свои знания я облекаю в оболочку советов и рекомендаций, и выдаю их лишь по прямой просьбе, как сейчас, или строго наедине: нельзя даже в малейшей степени покушаться на авторитет официального руководителя. Что до моих советов озвученных по просьбе, то как раз они повышают папин авторитет: все видят какой у него умный сын.

А кто воспитал такого сына? – Вот то-то!

Установка оборудования, расстановка столов, стеллажей, и прочей необходимой в работе мебели тоже не обошлась без моего участия, а вернее прошла по моим планам. Отец пока что неуверенно руководил, а всё свободное время посвятил учёбе. Ему привезли комплект учебников швейного техникума, и теперь он буквально проглатывал один за другим, в чём ему старательно помогала мама.

Потом цех выдал первую продукцию: восемьсот тридцать комплектов джинсовой спецовки для всех без исключения сотрудников АТЭП. Ещё восемьсот тридцать комплектов были пошиты из диагонали, по сему поводу было устроено торжественное мероприятие: все водители, не находящиеся в дальних командировках, получили по своему комплекту спецовки, переоделись и выстроились на главной площадке, на фоне чисто отдраенных машин. Рядом, держа равнение, стояли автомеханики, слесаря, наладчики, вулканизаторщики и прочий обслуживающие персонал АТЭП. А на правом фланге – управление автопредприятия, тоже в новой нарядной спецовке. Все были очень довольны новой формой, такой модной, красивой и удобной.

Директор, как положено в таких случаях, сказал речь, после него выступил парторг и приехавший из района деятель. Всё это снимали на свои фотоаппараты корреспонденты районной и областной газеты, а также репортёр из журнала «За рулём», и мужики уже предвкушали, как они будут хвастаться перед знакомыми своей фотографией во всесоюзном журнале.

Собственно управление цехом отцу далось легко: всё-таки он офицер милиции, привык работать с личным составом и с населением. Мгновенно образовалось множество полезных знакомых во всех организациях посёлка и в округе. Оно и понятно: для цеха нужно много всего – материалы, инструменты, различные приспособления или фурнитура. Что-то можно добыть в Кургане, что-то в Кустанае или Целинограде, а что-то и в более отдалённых местах. Швейные машины у нас аж из Иваново, а бестеневые лампы для освещения цеха – из Ленинграда. Что до меня, то я частенько мотался по различным конторам по поручению отца. Очень скоро взрослые и начальственные дяди и тёти стали со мной здороваться при встрече, некоторые даже за руку, и через меня решать различные вопросы. Я тоже потихоньку-полегоньку стал пользоваться своим положением и заказывать в разных местах нужную фурнитуру.

В мехмастерских депо оказался пресс, а в инструментальном цеху специалист по пресс-формам. Как только я это узнал, мехмастерские получили заказ на пряжку для ремня и бляшку на лейбл джинсов. Я притащил мастеру иллюстрацию из книги про Чингисхана, и попросил перенести изображение на металл.

– Сделать-то я сделаю, не вопрос. – сказал мне инструментальщик – Только тово… Чингисхан он же был завоеватель, нет? Не возникнет лишних вопросов?

– Дядя Лёша, зато он был наш человек. – авторитетно отвечаю я – Чингисхан родился в Забайкалье, в Ононском бору. А как вырос, объединил всю Монголию и вообще всю Великую степь. Вы же знаете, как казахи уважают потомков Чингисхана.

– Это верно! – оживился – У нас парторг, Муса Азимович, как раз их чингизидов4141
  Чингизид – прямой потомок Чингисхана.


[Закрыть], спросим-ка его.

Вызванный для совета парторг почесал голову:

– Сложная проблема, однако. С одной стороны Чингисхан действительно наш герой.

– Ага! – поддакнул я – Великий просветитель Чокан Валиханов гордился тем, что он чингизид.

– А с другой стороны в учебнике истории о Чингисхане сказано не очень хорошо.

– Ну так поднимите вопрос, Муса Азимович! С таким вопросом и в ЦК компартии Казахстана не стыдно выйти. У нас многие народы чтят эту историческую личность.

Запрос в ЦК ушел, вопрос обещали рассмотреть в течение года, а бляшки разрешили штамповать прямо сейчас. Как шепнули парторгу, разрешение дал сам Динмухаммед Ахмедович Кунаев.

В общем, вскоре в магазинах появились джинсы фирмы «Чингисхан». На ремне, что шел в комплекте и на круглой бляшке, укреплённой на лейбле имелось изображение великого завоевателя и миротворца, а вокруг надпись на русском, казахском и монгольском языке: «Тэмуджин-Чингисхан – Потрясатель Вселенной». А наша группа выдала песню «Чингисхан»4242
  Автор музыки – Ральф Зигель.


[Закрыть] на русском и казахском языках. Музыку предоставил я, а вот слов, кроме «Чин-Чин-Чингисхан!» я не помню, поэтому текст полностью написала Дина. Уж не знаю насколько он близок к оригиналу, поскольку с переводом не знаком. А так да. Песня получилась заводная, мгновенно набрала популярность. На танцах её крутили весьма часто.

– О! Юра пришёл! – радостно завопила Жанна Терещенко – Ты нам споёшь, Юрочка?

– Только тем, кто выполнил мою просьбу! – по-голливудски обнажаю я все свои тридцать два зубы.

– Ха-ха-ха – покатывается со смеху Наташа Белобородова, заклятая подруга Жанны – Жанка, ты отродясь не выполняла обещания!

– Зато я красивше некоторых! – не остаётся в долгу Жанка.

– Не ссорьтесь девушки. – говорю я примиряющим тоном – Я вам спою, но не сегодня. Сегодня я по делу: надо помочь папе.

– Ну тогда ладно. – сдаёт назад Жанка.

Отца она побаивается. Батя при всём своём демократизме держит коллектив в ежовых рукавицах, впрочем, с женщинами иначе нельзя.

В это время отец высовывается из кабинета:

– Что за шум?

– Па, это я пришёл, принёс чертежи рубашки, куртки и сарафана.

– Ну заходи. – отец посторонился в дверях, чтобы я прошел со своими костылями и большой папкой, а сам повернулся к Жанке:

– Жанна, позови Александра Пахомовича. Скажи, что Юра принёс новые модели.

– Счас он примчится!

Действительно, спустя три минуты раздаётся стук костылей и в дверях появляется закройщик.

– Здорово, Юрок!

– Здравствуйте, Александр Пахомович!

– Вот какой ты уважительный парень. Молодец! И умница к тому же. Вот хожу с твоими костылями, нарадоваться не могу, до чего они способные!

Закройщик дядя Шурик инвалид: на войне он потерял ногу. Раньше он пользовался обычными костылями, а теперь я ему преподнёс костыли с локтевыми упорами, и фронтовику стало удобнее. Он и раньше относился ко мне очень тепло, а теперь почитает едва ли не сыном. Но и требования ко мне повысились: дядя Шурик человек старой, сталинской закалки и считает, что если человек справляется с делом, то нужно ему ещё добавить нагрузки.

– С моей новой ногой дело не продвинулось? – интересуется он.

– Придётся подождать, Александр Пахомович. Дядя Егор обещал прислать титановые трубки, но пока не прислал. А со стальной трубкой протез будет тяжеловат. И так суставы стальные…

– Понимаю, Юрок. Ладно. Зачем позвали? – поворачивается он к отцу.

Отец отрывается от папки с чертежами:

– А вот присаживайся, Александр Пахомович, да посмотри что нам предлагают наши художники.

– Что, Ленуська тоже участвовала?

– Куда же без Ленуськи?

– Ну тогда я спокоен: будет красиво, удобно и нетрудно в производстве.

– Ты считаешь? – поднимает бровь отец.

– Ляксеич, я тебе сто раз говорил, что у Ленуськи самый настоящий талант. Девочке надо учиться. Посылай её в швейный институт, пусть учится на модельера! Грех такой талант зарывать в землю.

– Ты, Пахомович, не суетись. У Ленуськи своя голова на плечах, и голова эта светлая. Куда она поступит, туда и поступит. Мы с Таисией дадим ей советы, как же без этого, но решать Ленуська будет сама.

– Это верно, Ляксеич, но больно редкостный талант у девочки. Не поверишь, даже мне завидно. Не, не завидно, а хочется посмотреть во что Ленуська вырастет.

– Это я понимаю. А за модели-то берёшься?

– Ясно море, берусь! Вот только я тебе Ляксеич сразу говорю, как начальнику, ты думай головой и не смей обижаться.

– Чего удумал, Пахомович?

– А того удумал. Смотри: у нас в производстве стоят четыре комплекта спецодежды: летний и зимний, и из джинсы и диагонали. Линейку размеров мы соблюдаем. Так?

– Так.

– Теперь смотри дальше: аляски, многослойные куртки, рюкзаки, джинсы «Чингисхан».

– Есть такое.

– Швей у нас уже двадцать пять, а отгрузка товара расписана на полгода. Так?

– Так. Да к чему ты это, Пахомович?

– К тому, Ляксеич, что пора открывать второй цех. Ищи хорошего закройщика, поскольку я и в этом цеху едва успеваю. Правда, если Юрок, как обещал сделает протез, я ещё пошебуршусь, но это ненадолго, годочков пять, много если семь, и амба.

Отчим внимательно посмотрел на дядю Шурика и помолчал. Да. Настоящие они мужики: без соплей и лишних слов планируют всё, даже собственную смерть.

– Я тебя услышал, Александр Пахомович. Насчёт расширения мысль правильная, но сам понимаешь, ещё рано: мы только-только открылись. Но закройщиков нужно обучать, тут ты прав. Приходили ко мне двое, мальчик и девочка, он после техникума, она после института, я с ними хорошо поговорил. Я планирую провести их по всем стадиям производства, чтобы выросла хорошая смена для нас, стариков. Присылать к тебе?

– Присылай, Ляксеич, обучу.

ПГТ Троебратский, 11.35. 06.09.1970 года, воскресенье.

Сегодня хороним Валерку Иваниенко. Провожающие собрались во дворе больницы, сюда же подъехали две грузовые машины: одна для перевозки гроба, а другая, с установленными лавками, для живых. Четверо местных алкашей, подряженных в могильщики, вынесли из морга гроб с покойным, и установили на две табуретки. Проводить Валерку в последний путь пришло всего пятеро: мрачноватый парень уголовного вида, с наколками на кистях рук и на шее, испитого вида баба, неопределённого возраста, небольшого роста круглый поп, с рыжими кудрями и с густо заросшими рыжей шерстью руками. На переносице у попа виднелся шрам. Кроме них были я и отчим, он же водитель одного из грузовиков. Второй водила не вылез из кабины, и теперь дымил папиросой, отвернувшись в сторону.

– Кто-то что-то хочет сказать? – хмуро спросил отчим у немногочисленных присутствующих. С полминуты все молчали, в том числе и «сын» Валерки. Потом, словно очнувшись, вперёд выступил поп:

– Раба божьего Валерия следует проводить молитвой.

Присутствующие заскучали, а поп начал размахивать дымящей начищенной серебряной диковиной и затянул молитву. Я, чисто на всякий случай, как и просил Валерка, скрестил на ногах пальцы. Стоять стало неудобно, но раз обещал, потерплю. Ещё немного подумал, сунул руку в карман и взялся за член. Стало смешно, и давящее ощущение от молитвы исчезло. Посмотрел на отчима, и мне стало нехорошо: отчим завороженным взглядом следил за серебристой железякой в руках попа, а лицо его сделалось каким-то отрешённым. Так-так-так! А ведь Валерка, царствие ему небесное, предупреждал не зря! Мелко-мелко переступая, приближаюсь к отчиму, и безжалостно давлю ему каблуком на пальцы ноги. Отчим слегка дёргается и сонным голосом шепчет:

– Юра, сынок, ты чего? Видишь, люди молятся, не мешай, грех это!

– Папа – шепчу я ему злым голосом – немедленно сунь руку в карман и возьмись за член, а не то проклятый поп тебя заворожит!

Отчим ошарашено оглядывается на меня, и, помедлив, суёт руку в карман. Спустя мгновение он давит усмешку и шепчет:

– Спасибо, сын, ты мне снова очень помог!

А поп тем временем продолжает свои камлания. Молодой урка и его баба заворожено следят за ним, у бабы из угла рта потянулась тонкая нитка слюны.

– Страх-то какой! – шепчет отчим – Неужели я так же стоял? Как истукан безмозглый…

– Поп-то явный гипнотизёр, папа. И очень сильный гипнотизёр. Постарайся ему наедине не попадаться – заворожит в одно мгновение!

– Откуда знаешь?

– Предупредили.

– Валерка?

– Так уж получилось.

– Так вот оно что! Ладно, всё понял. Эвона кто по душу моего сына наповадился… Учту. – едва слышно пробормотал он, но я его словам не придал значения.

Молитва закончилась алкаши погрузили гроб в кузов грузовика, и полезли в кузов машины отчима. Остальные полезли туда же, только я полез в кабину. Правда, поп сунулся, было туда же, но, поймав хмурый взгляд отчима, полез в кабину другой машины.

За элеватором, на кладбище, Валерку ждала уже выкопанная могила. Гроб быстренько опустили, присутствующие кинули по горсти земли, после чего алкаши быстренько закидали могилу, получили свою бутылку да по трояку на рыло, и, побросав в кузов отцовского «Мормона» лопаты, весело переговариваясь, учесали в сторону лога, где виднелись кустики. Поминать будут, ага.

– А может ты, раб божий Юрий, хочешь сказать своё слово над прахом раба божьего Валерия? – спросил поп таким медовым голосом, что моя левая рука непроизвольно нырнула в карман и нащупала член. Правой рукой я держал костыль.

– Что тут скажешь, товарищи! С Валерием Иваниенко мы жили по соседству, но не общались. Всё-таки возраст и интересы у нас сильно разные. Но я не слышал ни от кого дурных слов о нём. Валерий, уж простите, пожалуйста, но не знаю его отчества, был достойный, трудящийся человек. Он много работал. Говорят, Валерий сидел в тюрьме. – при этих словах мнимый сын Иваниенки на меня злобно покосился – Но свою вину, уж какой бы она ни была, он искупил полностью. Так уж получилось, мне довелось вытащить Валерия из горящего дома, но он там уже был без сознания. В больнице он тоже был в бессознательном состоянии. Вот и не довелось мне с ним ни разу пообщаться. Очень жаль, что врачам не удалось сохранить его жизнь, всё-таки он был человек. Земля тебе пухом, Валерий. Покойся с миром.

Я кивнул напоследок, и сделал шаг назад.

– Теперь ты, Олег, скажи своё последнее слово над гробом отца. – в голосе попа послышалась тщательно скрытая издёвка.

– А, это… Ну типа, пусть земля пухом, ёпта4343
  Подлинный образчик надгробной речи, услышанный собственными ушами. (примечание автора)


[Закрыть].

***

Вечером у заветной кровати в кустах меня дожидалась Лиза. Все прошедшее время мы встречались ежедневно, по два-три раза, и удивительно, что никто нас так и не заметил. Впрочем, заметить нас трудно: место уединённое, а мы старались быть осторожными.

Встреча, как всегда, началась очень бурно, но страсть мы утолили, и вот отдыхая, лежим на кровати.

– Где ты пропадал сегодня? – спросила меня Лиза – Знаешь, как я тебя ждала?

– Примерно так же, как и вчера. – улыбнулся я, поглаживая рукой её идеальную грудь.

– Да, я тебя и вчера ждала, и завтра буду ждать, и через неделю, и через год… Я начинаю тосковать по тебе уже через секунду после расставания. Я люблю тебя, мой мальчик.

– Извини, но твоё чувство безответно, Лиза.

– Я знаю, но всё равно безмерно тебе благодарна, Юрий. Я наконец стала женщиной. Да, после пяти лет замужества стала женщиной. За эту неделю я получила женского счастья даже больше, чем мне мечталось.

– Спасибо за высокую похвалу, Лиза.

– А ещё я чувствую себя защитницей нравственности.

– Это как? – удивился я.

– Ну, как… Ты такой красивый, страстный и сильный. Тебе, наверное, очень хочется девичьей ласки, а девчонки, я уверена, на тебя просто вешаются: вон какие ты песни сочиняешь! Я вчера слушала, как ты поёшь соседям песню про меня, и чуть не умерла от страха: а ну как догадаются?

– Как ты слушала? Я тебя не видел. Правда, на посиделки собирается уже человек по пятьдесят, если не больше…

– Я из нашего палисадника слушала. Там две сирени, а под ними скамеечка. Знаешь, как я хотела к тебе? И ревновала: там было десять девчонок, и они все тебя хотят. Но я не дам свершиться плохому!

– Каким образом?

– Всю твою страсть и нежность я приму в себя. Ты же не против?

– Не против, Лиза…

– Ах, какую ты мне красивую песню сочинил!

Лиза шёпотом запела:

Лиза, еще вчера мы были вдвоем,

Еще вчера не знали о том,

Как трудно будет нам с тобой расстаться, Лиза,

И новой встречи ждать день за днем…

Лиза, когда теперь увидимся вновь?

Кто знает, – может, это любовь?

А я еще не смог сказать о самом главном

Тебе всего лишь несколько слов…4444
  Песня из репертуара Андрея Губина.


[Закрыть]

Она пела, а из глаз одна за другой катились крупные слезинки.

***

На выходе из кустов меня дожидался отчим.

– Пошли со мной! – хмуро мотнул он головой.

Мы зашли в мастерскую, отчим запер дверь и мрачно спросил:

– Ты это, Юра… С Лизаветой вы давно любитесь?

– Недавно. Примерно неделю. Откуда ты узнал?

– Катька сказала. Передала, чтобы вы поосторожнее были. Вроде как, она по-бабьи понимает Лизавету, но как бы вам Лизкиному мужу на глаза не попасть.

Отчим помолчал, и вдруг, с жадным интересом спросил:

– А что, правда, что Лизавета тебе девочкой досталась?

– Правда. Откуда ты знаешь, батя?

– Да Катька и сказала. Пятно на диване осталось, Лизавета его плохо затёрла. Да… век живи – век удивляйся. После пяти лет замужества баба ещё целка, а её муж, как последний mudак её обвиняет, что она ему деток не рожает. А то, что он на двадцать пять лет её старше, он в расчёт не берёт. Каааззззёёёл! – и отчим смачно сплюнул.

– Папа, а что нам делать? Любит она меня. Если расстанемся, боюсь, женщина наделает глупостей.

– Это точно. Помочь – поможем. Мать в курсе. Она первая и приметила. Катька тоже на вашей стороне: сама мучается с неспособным мужем. Тут ведь какая беда: Петро, муж Лизаветы, он в Челябинском КГБ в немалом чине, то ли майор, то ли целый подполковник, а ты тут ему рога на фуражку приладил. – отчим коротко хохотнул.

Я только вздохнул. Ситуация до предела глупая, кругом ненужный риск… А ведь меня к этой несчастной женщине тянет всерьёз, впрочем, не настолько, чтобы предлагать руку и сердце.

– Ты сам-то сам, случаем, глупостей не наделаешь, сынок?

– Да какие там глупости! Как женщина Лиза меня полностью устраивает, да. Что до возраста… восемь лет разницы, это не запредельно. Но жениться… Батя, я не смогу её содержать. У дамы сформировались дорогие привычки, а ты знаешь, один хороший поход с компанией в ресторан – это не меньше твоей месячной зарплаты. Но ничего, уедет к себе, страсть уляжется.

– Вон как ты по-взрослому! Я и не заметил, как ты стал разумным мужиком. В общем, так: мать хотела с тобой ругаться, но я её отговорил. Бесполезно это, глупо. Всё равно поперёк пойдёте, попадётесь, да и погубит вас Лизкин муж. Ладно. Мы здесь, а Катя там, вас прикроем. Недолго осталось, слава богу, а через месяц Лизавета со своим мерином4545
  Мерин – кастрированный конь.


[Закрыть] уедет, билеты уже куплены. Катька говорила.

На наше с Лизой счастье погода в этом сентябре стояла ясная, сухая, но всё равно листья к концу сентября загорелись разными яркими цветами и стали опадать. Убежище наше превратилось в ненадёжное, просматриваемое с улицы, и последнюю неделю перед отъездом мы встречались в мастерской отчима. Я сделал в мастерской откидной топчан, на который мама втихомолку от меня принесла отличный пружинный матрас и новенький комплект постельного белья. Лиза не замечала этих мелочей, и любила меня со всей силой пробудившейся в ней страсти. Мне казалось, что чем ближе к отъезду, тем сильнее она будет тосковать о будущем расставании, но нет: Лиза цвела всё сильнее. В чём дело, она объяснила последнюю минуту перед последним расставанием, у самого забора:

– Юрочка, – жарко зашептала она – во мне уже растёт частичка тебя. Я почти уверена, что это будет девочка, я так мечтаю о девочке! Ты хочешь, чтобы у нас была девочка, Юра? Пожелай мне девочку, пожалуйста!

– От всего сердца желаю. Пусть будет девочка, такая же прекрасная как ты. Но что будет, если получился мальчик?

– Буду любить его изо всех сил. Это же твоя кровь!

Лиза поцеловала меня, и шагнула в лаз.

Пос. Ленинский, 14.00. 07.11.1970 года, суббота.

Сегодня у нашей группы чрезвычайно важный день: выступление перед районным партийно-хозяйственным активом, на концерте. Нам, несмотря на молодость группы, выделили целых четыре номера, и обязательным номером назначили только песню, посвящённую Революции. Долго мы голову не ломали, и по предложению Ирины Сергеевна, разучили «Левый марш» на немецком и русском языке. Вторую песню попросил исполнить дальний родственник Алексея Максимовича Пешкова, начальник районной милиции. Он подошел к нам вместе с женой, они очень хотели слышать «Галину». Третьей подошла к нам жена начальника РОНО, и робко улыбаясь, попросила исполнить «Я у твоих ног». Ну и последней стала «Мы желаем счастья вам». Этой песней и завершался концерт, чем были страшно недовольны местные звёзды районного масштаба, привыкшие купаться в куцых лучах провинциальной славы.

Зал районного Дом Культуры был переполнен. Люди стояли даже в проходах. Было бы жарко и душно, но по счастью, верхние фрамуги окон были открыты, и прохладный ветер уносил весь жар, что скапливался в зале.

Нас приняли с восторгом: слухи о необыкновенной группе с замечательным репертуаром, преодолели восемьдесят километров, и достигли районной столицы. Народу нравятся наши песни: мы не несём заумную чушь, мы не пытаемся подражать пустым и занудным битлам вкупе с прочими англосаксами. Песни у нас душевные и наполненные глубоким смыслом, за что нас и полюбили. Справедливости ради надо признать, что и у англосаксов бывают душевные песни со смыслом, но это скорее исключение. Очень редко у них бывают душевные песни: не тот народ.

Единственным минусом для нас оказались бытовые неудобства: гримёрки нам не выделили: три малых гримёрки оказались занятыми местными звёздами, а большая была просто забита прочими участниками концерта. Ирина Сергеевна посмотрела на это безобразие, да и скомандовала ретираду4646
  Ретирада – отступление (устаревший военный термин).


[Закрыть] в гостиницу. В гостинице, в своих номерах, мы спокойно и тщательно привели себя в порядок, накинули поверх концертных костюмов куртки и пальто, и по хрустящему свежему снегу вернулись в ДК. Там мы уселись на принесённых с собой раскладных стульях, спокойно дождались своего выхода, вышли и отыграли. Никакого волнения ребята не испытывали, в чём огромная заслуга Ирины Сергеевны, сумевшей не только великолепно подготовить нас, но и внушить непоколебимую уверенность в наших возможностях.

Я, с некоторых пор, не солирую: у Ленуськи, Фаи, Валерки и Кайрата голоса и сильнее и богаче. Ирина Сергеевна усиленно с ними работает, улучшает вокальные данные, и действительно, получается здорово. Нотную грамоту знают уже все, теперь усиленно работаем над тем, чтобы быстро и безошибочно читать с листа, и так же быстро записывать мелодии. До совершенства далеко, да и есть ли в этом мире совершенств? Кроме солистов в группе десять инструменталистов, которые сейчас работают над своей техникой, доводя её до сколь-нибудь пристойной. Ирина Сергеевна тиранила их так, что даже мне, чёрствому и бездушному по натуре человеку, становилось жалко, а ребята плакали, но терпели и учились.

Ну, дай боже вам удачи, ребята.

Сейчас, стоя на сцене районного Дома культуры, я автоматически играл на гитаре, и внимательно вглядывался в лица своих земляков, заполнявших зал. Простые, милые, добрые лица, щедрые на эмоции, открытые, честные. Здесь собраны лучшие люди маленького района огромной страны: и те, кто испокон веку жил здесь, и те, кого занесло в наши края военное лихолетье, и те, кто приехал поднимать целину. Здесь выковался особый тип людей: стойких, трудолюбивых, честных и гордых. Настоящие советские люди! У нас много таких сообществ: Северяне, Бамовцы, Дальневосточники… А передо мной сидят целинники.

Золотой фонд державы!

Золотой фонд, пущенный прахом…

***

На обратной дороге, в автобусе, новеньком ПАЗе, выделенном нам дирекцией АТЭП, я опять достал любимый томик Цветаевой, и погрузился в чтение. Выпал из мира. Очнулся я от прикосновения к плечу, это ко мне пересела Ирина Сергеевна.