Текст книги "Солнечный зайчик"

Автор книги: Сергей Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– И что?

– Ну что? Бабы ведь не успокоились, пока не заставили Гришку с Галочкой помириться, да своими руками ту калину в палисаднике посадить. А потом пошли мои детки в ЗАГС, заявление подавать.

– Как романтично! – всхлипнула Ленуська.

– Наверное. – кивнул Алексей Максимович – Я-то таких слов не знаю, потому как простой мужик. Хорошо получилось. Через две недели будем свадьбу справлять.

– Поздравляем!

– Вот я пошел по народу, приглашать на свадьбу, а первым зашел к вам. Батьку и матушку ваших я отдельно приглашу, всё одно, по дороге, а вас сейчас приглашаю.

– Извините, но нам, вроде бы, не по возрасту – возражаю я.

– Молод ты ишшо, понимать в каком возрасте человек взрослым становится. – усмехнулся Алексей Максимович – Помню, на войне ребята в десять-двенадцать мужиками становились. А вы с родителями обязательно приходите. Я вас, детушки, на первый стол, впереди многих взрослых и начальных посажу. Потому как заслужили. А если ещё споёте на свадьбе – благодарен буду без меры. Но это если сами захотите.

– Спасибо за приглашение.

– И примите от меня, Галочки и Гриши подарок. Инструмент непростой – я его с фронта привёз, мне его немецкие коммунисты подарили, когда мы их в феврале сорок пятого, из поезда смерти освободили.

– Что Вы, Алексей Максимович, мы не можем принять такой дорогой подарок! – воскликнула Ленуська – Он же столько денег стоит!

– Подарок дорогой. – обстоятельно пояснил Алексей Максимович –Потому что от души. Вот как мне подарили, так и я вам. Сам я играть уже не могу, потому как суставы на пальцах стали распухать, а вам пригодится, с такими-то песнями. А деньги я вам и не предлагаю, нет. Певцу нужен инструмент, вот вы его и получите. Договорились? И родителей я предупрежу.

Он открыл футляр, Weltmeister Sibylla Brand засверкал на солнце зеленым перламутром облицовки, и Ленуська как сомнамбула дрожащими руками потянулась к аккордеону:

– Боже, какой прекрасный инструмент! «Вельтмейстер»!!!

– Я как погляжу, хозяйка для инструмента нашлась. – улыбнулся Алексей Максимович – Ну, доброго дня вам, ребята, и ещё раз спасибо.

В актовом зале чудо как хорошо: верхние форточки были открыты, и ветер гулял под потолком. Бесшабашные воробьи запрыгивали в форточки, прыгали на нешироком прилавке раздаточного окна, что на противоположной стене от сцены, и быстро вылетали обратно: что им делать в пустом зале? Вот когда заработает буфет, и появятся неизбежные крошки… А пока рано. Впрочем, на воробьёв люди, находящиеся в зале, не обращали ни малейшего внимания. Я представил песни «Дождь», «Обручальное кольцо», «Прекрасное далёко» и «Дальние моря», причём последнюю песню я приписал Ленуське. Ленуська запыхтела, но промолчала – оставила разборки «на потом», тем более что песенка ей понравилась, а Гена вообще пришел в восторг.

– Слушай, Юра, а почему у тебя так стали получаться песни? – обратился Кайрат – Ты нашел какой-то секрет, или у тебя открылся бешеный талант?

– Знаете, ребята – задумчиво говорю я – секрет, на самом деле прост. Берём мелодию, и мысленно дробим её музыкальные фразы, а фразы на такты. Затем подставляем на место тактов слоги, чтобы из них получились слова и целые предложения. Таким образом, на месте музыкальной фразы появляется строчка.

– Не совсем понятно, поясни на примере. – попросил Кайрат

– Да пожалуйста. – я беру в руки гитару – Вот, к примеру, берём песню «Дождь». Я пою с одним текстом, акцентируя слоги, а вы мысленно их про себя проговариваете:

Дождь, дождь на окне дробиться

Дождь, дождь в сердце мне стучится

В дождь, в дождь – душа ночная птица

В дождь, в дождь – грезит об одном

Вся листва спешит под ливнем умыться,

Вся трава спешит под ливнем напиться

А в ночной тиши смелое сердце

К ней стремиться одной

Были ливни мне на встречу, на встречу

Обними меня покрепче, покрепче

Путь к любимой тобою помечен

Проводи к ней домой

Дождь, дождь раскрасил спящий город,

Дождь, дождь смыл жару и холод

Дождь, дождь, а я влюблён и молод

Дождь, дождь, этой ночью друг мой

Дождь подольше будь со мной.1313
  Автор музыки Бернд Симон, а что до слов… я знаю не менее десяти вариантов песни, два из них приведены тут же. (Здесь и далее прим. автора)


[Закрыть]

– Что мы слышим? – продолжаю лекторским тоном – А слышим мы вполне нормальный медляк. Теперь споём её с немножко другим текстом, пародийным. Заранее предупреждаю, что слова списать никому не дам. Знаю я вас, хулиганов. Итак, слушайте:

Пьем, пьем – а воно нэ лизе,

Пьем, пьем – пузо не зализне,

Пьем, пьем – а воно всэ мало,

Пьем, пьем – закуси нэ стало…

Послали Льоху до гастроному,

Щоб вин прынис нам кубынського рому.

Ми того рому понапылыся,

Да яко свыни спати уялглися…

Спым, спым – а воно нэ спыться,

Спым, спым – в жывоти – крыныця,

Спым, спым – пузо пидпыраем,

Спым, спым – чую: кум рыгае…1414
  Одна из десятка известных мне переделок этой песни. Кстати, самая приличная.


[Закрыть]

Допеть песню мне не дали: в зал вошла завуч, и с трудом сдерживая смех, погрозила пальцем:

– Юра, не хулигань! Что это за выходка?

– Извините, Любовь Николаевна! – делаю честные глаза – но я всего лишь привёл пример, как на одну и ту же мелодию можно положить разные тексты, с одинаковой ритмической основой.

– Ты должен был привести пример поприличней! – строго указала завуч. – Учти, если ещё так нахулиганишь, мне придётся поговорить с твоей мамой.

Под мои уверения, что всё будет прилично, завуч ушла. Впрочем, недалеко: в коридоре, напротив раздевалки спортзала, в кабинете медсестры сидели свободные сотрудники школы – им было любопытно послушать новые песни.

– Ладно – обращаюсь к ребятам – с примерами всё понятно? Тогда вот вам домашнее задание: возьмёте любую мелодию, и положите на неё новые слова. Какие слова – это уже ваша проблема. А сейчас репетируем песню «Дальние моря». Солируют девочки. Девочки, возьмите текст. Взяли? Ваша задача: каждая поёт по две строчки. Последние две строчки запева поёте втроём, а припев поём все хором. Что, очерёдность? Ага! Первая поёт Оля, вторая Ленуська, последняя Фая. На последних двух строчках, девочки, нужно чтобы голос Фаи звучал отчетливее. Второй куплет поём так же. Поехали!

Выше птицы, выше неба затаилась мечта,

А еще бы мне бы, мне бы, чтоб со мной ты был всегда.

Я по улицам слоняюсь, я дождинки ртом ловлю.

Солнцу, ветру удивляюсь, это счастье берегу.

А весною небо шире, словно в море острова.

Дважды два да не четыре, только кругом голова.

То бывает, не бывает – вот такая вот нынче я.

Я куда-то уплываю прямо в дальние моря,

Дальние моря.

Дальние моря острова

Никуда, никуда не денутся от меня

Дальние моря острова

Никуда, никуда не денутся от меня1515
  Исполнители «Иванушки International»


[Закрыть]

***

Для матери я сшил платье-сафари цвета хаки, с широким брезентовым поясом, украшенным чеканными бляшками с изображением зверушек. Ленуське такое платье было уже сшито, и теперь она невыносимо страдала: платье она решила надеть в день рождения, а до той поры оно висело в шкафу. Лучших времён ждали и джинсы. Я только потихоньку посмеивался, глядя на Ленуську, не забывая обучать её основам кройки и шитья. Ученица попалась толковая, заинтересованная, так что понукать её не требовалось. Наоборот, Ленуська старалась изучить предмет до самых тонкостей, и даже без напоминаний завела толстую тетрадь, куда записывала всё то новое, что узнавала.

Для отца решили соорудить целый комплект: джинсы и джинсовую куртку, а к ним просторный жилет цвета хаки, со множеством накладных карманов и с тонким капюшоном, спрятанном в кармане на загривке.

Вечером опять собрались соседи, и меня с Ленуськой пригласили «спивать». Выйдя за ворота, мы сразу оценили уровень завоёванного авторитета: для нас с Ленуськой кто-то из соседей не поленился, принёс стулья. Впрочем, зрители и себя не забыли: шпалы, лежащие у забора, положили на чурбаки и накрыли их полосатыми домоткаными ковровыми дорожками. На скамейках и шпалах разместилось с десяток баб, а семеро мужиков переместились поближе и подпирали штакетник палисадника.

– Что хотите услышать, дорогие соседи? – интересуюсь я, легонько перебирая струны своей гитары…

– А давай, Юра, нашу, сибирскую песню сыграем. – предложила Кривенчиха.

– Это какую?

– Да ты помнишь! – помогла подруге Пална – «Это было давно, лет семнадцать назад».

– Ленуська, помнишь мелодию?

Ленуська развернула баян, и мелодия полилась:

Это было давно, лет семнадцать назад,

Вез я девушку трактом почтовым,

Круглолица, бела, словно тополь стройна

И покрыта платочком шелковым.

Заводила Пална. Голос у неё от возраста стал глуховатым, но пела она с большим чувством. Бабы слаженным многоголосьем подхватывали её запевы, а мужики вполголоса поддерживали.

Перед смертью она рассказала мне все:

Далеко из тюрьмы убежала.

За Советскую власть, за рабочую кровь

Своей жизнью она рисковала.

Посмотрите, вдали холм высокий стоит,

Холм высокий, покрытый травою,

А под холмиком тем красна девица спит,

Что взяла она песню с собою.1616
  Я знаю восемь вариантов этой песни как народной.


[Закрыть]

Закончилась песня, растроганные слушатели вздыхали.

– Мда… – вздохнула Пална – А мой дед знавал того ямщика, про которого песня. – она гордо обвела взглядом слушателей – Дед мой жил под Минусинском, там в царское время много было ссыльных. А та девушка, как дед мой говорил, видно из народовольцев была, прямо как старший брат Ленина, вот её казаки-то стразу и застрелили, потому что боялись. Отчаянной храбрости, надо полагать, была девушка. Ох, жаль, что имя ея не сохранилось.

Народ принялся припоминать и обсуждать песни, написанные о реальных людях и событиях.

– Юрик, а давай про панфиловцев споём. – попросил один из мужиков. У нас многие отцы от Москвы до Берлина прошли. Многие в Панфиловской дивизии воевали.

Кружилась в поле злая осень,

Шумела поздняя листва.

Их было только двадцать восемь,

А за спиной была Москва.

На них чудовища стальные

Ползли, стреляя на ходу

“Так защитим Москву, родные!” –

Сказал гвардейцам политрук.1717
  Слова и музыка А. Софронов.


[Закрыть]

– А вот ещё есть хорошая песня, «Огней так много золотых» – подала голос соседка Галя Цаплина – давайте споём, а?

Спели эту песню, потом «На улице дождик»

На улице дождик, с ведра поливает,

С ведра поливает, землю прибивает.

Землю прибивает, брат сестру качает,

Ой люшеньки, люли, брат сестру качает.1818
  Слова и музыка народные


[Закрыть]

– Юра, а сыграй нам что-то повеселее – попросила Кривенчиха – да и отпустим вас, а то Таюшка наша, ваша мама, хмуриться начала. Вам спать пора, а мы ещё посидим.

– Хорошо. Мы тут готовим песню к школьному утреннику, думаю, что и вам понравится. Петь будет Ленуська, у неё голос подходящий. И мы исполнили «Крылатые качели».1919
  Слова Ю. Энтин, музыка Е. Крылатов.


[Закрыть]

Три дня спустя. ПГТ Троебратский, 6.50 утра

 Приснилось мне, что роскошная женщина с выдающимся бюстом одарила меня ошеломляющим поцелуем. И только я собрался ответить ей на страстное лобзание, как женщина мяукнула, захихикала и.… пришлось открывать глаза. На подушке сидел Мурзик, и с энтузиазмом лизал мне нос, одновременно придерживая лапой слегка шевелящуюся крысу. Это он мяукал. А хихикала, глядя на такое великолепие, вредная Ленуська.

– Мурзик, ты, конечно, молодец, что ловишь крыс, но таскать их мне в постель запрещаю. Понял?

Удивительно, но кот понял. Мурзик забрал свою крысу и потащил её к выходу.

– А ты чего хочешь, вредное создание? Мурзика с крысой ты наверняка специально запустила?

– Как тебе не стыдно, Юрочка на любимую сестрёнку такую напраслину возводить! – затарахтела Ленуська, но я её прервал:

– Ладно отпираться, врушка. Я тебя всё равно очень люблю, а потому всё прощаю. Чего разбудила, сестрёнка?

– Там мама заставляет папу надеть на работу его рабочий костюм, который мы с тобой шили, а он упирается. Пошли быстрее! Папа только тебя и послушается.

– Сомнительно, конечно, но пошли.

Я натянул выцветшие синие трико, майку, некогда бывшую голубой, и босыми ногами пошлёпал к родителям.

– Да не буду я этот костюм надевать! Вот на праздник какой, хотя бы и на Леночкин день рождения наряжусь, а на работу надо идти в рабочем. – упирался Владимир Алексеевич.

– Не болтай глупости, Вова. Дети тебе сшили одежду для работы, вот и носи на работу.

– Доброе утро, папа и мама! – объявил я себя, появляясь в дверях – О чём спорите?

– Юра, отец не желает одеваться в рабочий костюм. Хоть ты скажи, что надо одеться, как следует.

– Папа! – я немедленно включил режим обаяшки – Мама совершенно права, это рабочая одежда, и тебе её надо носить, и вовсе не потому, что она красивая, а потому что она удобная. Вот поносишь немного и убедишься. Да и Ленуська расстроится, а она знаешь, как старалась?

– А ты не расстроишься?

– Знаешь папа, я приму любое твоё мнение, но мне, как и Ленуське будет ужасно приятно, что ты будешь ходить в нашем костюме.

– Ладно. Так и быть, одену я этот костюм. Правда, мужики смеяться будут.

– Да ладно, папа, главное, что тебе будет удобно в этой спецовке.

– Какая ж это спецовка?

– Обычная. В Америке джинсы рабочая одежда, это только последние десятилетия её начали носить разные пижоны, но от этого джинса не стала хуже. Хотя нет, вру. Стала хуже и прилично: сейчас джинсовую ткань специально делают не такой прочной, чтобы чаще покупали.

– А сам ты откуда знаешь?

– Читал.

– Ну идите. Я переодеваться буду.

– Пошли, Ленуська, чем ты меня обещала на завтрак кормить, а, сестренка?

Я приобнял Лену за плечи, и мы отправились на кухню. Там я уселся за стол, а Ленуська стала подавать завтрак.

– Пока, дети, не скучайте тут! – донеслось из коридора и хлопнула дверь. Вскоре взрыкнул мотор ЗиСа, это родители уехали на работу.

– Что сегодня будем делать, а Юра?

– Забыла? Сегодня нас будет слушать Ирина Сергеевна, Гендос обещал её уговорить.

– Точно! – подхватилась Ленуська – Ешь скорей, нам надо ещё в парикмахерскую сбегать, не могу я перед Ириной Сергеевной появиться непричёсанным чучелом!

– Ты же её не знаешь?

– Ну так познакомимся! Кончай обжираться, времени совсем нету!

Путь в дом быта опять вышел очень затейливый:

– сначала к Оле Белошевской, чтобы она приготовилась к прослушиванию, и напомнила Фае, чтобы та хорошенько нарядилась;

– потом в магазин на бугре, чтобы купить по стаканчику мороженного;

– потом в железнодорожный клуб, чтобы посмотреть какое будет кино;

– потом на вокзал, чтобы узнать… А что узнать-то Ленуська и забыла;

– потом вернуться в железнодорожный магазин, купить китайского чая;

– потом завернуть к пекарне, похрустеть крошками…

Тут, у пекарни вспомнил я это редкостное, незнакомое ребятам из других мест наслаждение: лопать свежие хлебные крошки. В пекарне имеется окно с оббитой жестью направляющей, через которое выпеченный хлеб в лотках подавали на машины-хлебовозки. Во время операции погрузки хлебные крошки сыпались на направляющую, и с неё можно было собрать несколько горсточек свежих, ещё горячих, ароматных и безумно вкусных крошек и лакомиться ими.

– Ты тут постой, – инструктировала Ленуська меня – а я наберу крошек. Ты уже большой, на тебя пекари ругаться будут, а маленьких они не так гоняют.

Я встал у угла столовой, и наблюдал, как Ленуська подошла к пекарне, поднялась на помост для загрузки машин и скрылась за углом. Вскоре она появилась снова, страшно довольная, с бумажным кульком в руке.

– Держи! – Лена протянула кулёк мне.

– А тебе?

– А у меня свой есть. – и Лена вытащила из кармана пакетик побольше.

Блуждания продолжились:

– зашли к Фае, которая, как оказалось, живёт рядышком, и объявили ей о необходимости готовиться к прослушиванию, а то Оля такая безалаберная, может и забыть предупредить;

– вернуться к магазину, попить лимонаду;

– пробежаться к нефтебазе,

– и наконец-то, постричься, замучив мастера своими пожеланиями…

Только потом Ленуська привела меня к школе.

ПГТ Троебратский, 11.50 20.08.1970 года, четверг.

Уже привычно я открыл гримёрку, и ребята разобрали инструменты.

– Пошли на сцену, камрады?

Молча, мои друзья прошли на сцену и встали на привычные места, а я остался в зале, как-то по-новому рассматривая ребят. Что-то изменилось в них за последнее время, как-то по-иному они стали говорить, двигаться, да и взаимоотношения в группе претерпели изменения. Гена, похоже, всерьёз увлёкся Олей, а Лена, до сих пор считавшая Гену едва ли не собственностью, смотрит на это с полным равнодушием. Хотя нет, не с равнодушием, а чуть ли не с облегчением. Кайрат, с тех пор как стал участником ВИА, всерьёз занялся физкультурой, и теперь выглядит более подтянутым. Впрочем, его можно понять: теперь у Кайрата появились первые поклонницы, но он ещё не выбрал для себя пары. А хорошо смотрятся ребята! Даже на репетицию они оделись тщательно, нарядно. Фая приодета наряднее всех, с лёгким макияжем, эффектная как модель с обложки глянцевого журнала, то и дело бросала взгляды на меня, начисто игнорируя внимание Валерия.

– Подключайте и настраивайте инструменты, сейчас начнём репетицию. Не забываем: сегодня важный день! К нам должна прийти наш художественный руководитель. Геныч, Ирина Сергеевна придёт, ты предупредил её?

– А я уже здесь! Здравствуйте ребята!

У стеклянных дверей стояла юная женщина, в белой блузке с короткими рукавами и яркой цветастой юбке чуть ниже колена и лёгких туфельках. Я, по давнишней привычке любителя детективов, сразу же набросал словесный портрет: рост метр шестьдесят семь – метр семьдесят, худощавого, гармоничного телосложения, талия тонкая, грудь второго размера, кисти рук красивые, холёные, пальцы тонкие, с ухоженными ногтями. Ступни узкие, изящные. Размер ноги – тридцать пятый-тридцать седьмой. Шея длинная, волосы средней длины, уложены в причёску. Лицо овальное с чуть заострённым подбородком, губы припухлые, совершенной формы. Глаза большие, серо-синие, ресницы длинные, пушистые. Косметики почти нет. Из украшений – только тонкая цепочка на шее и брошь на отложном воротнике блузки. Мдя… Удивлён, что у такой красавицы возникли проблемы вплоть до отчисления. Хотя… Скорее наоборот – проблемы говорят о высокой морали и развитом чувстве собственного достоинства.

– Здравствуйте, Ирина Сергеевна! – здороваюсь я, склонив голову, пока парни приходили в себя.

– Тёть Ира, мы сейчас тебе покажем, что умеем! – жизнерадостно завопил Гена.

– Геннадий! – строго обрываю его – Это дома называй тётю так, как она тебе позволяет. А здесь она на работе и поэтому все её зовут по имени-отчеству, и только на Вы. Всем ясно, камрады?

Ребята закивали.

– Спасибо! – сказала Ирина Сергеевна – Вас зовут Юра?

– Совершенно, верно. Только я хочу отметить, что в нашей школе учителя обращаются к ученикам на ты. Так нам комфортней. И позвольте представить остальных участников ВИА: вот с краю стоит Ваш племянник и мой лучший друг Гена. Рядом с ним второй мой лучший друг Валера, и третий мой лучший друг Кайрат стоит с другого края. Рядом с Валерой стоит моя сестра Елена, справа от неё Ольга, а далее Фаина. Мы уже кое-что разучили, и хотим представить вам на строгий суд для последующего исправления. Вас это устроит, Ирина Сергеевна?

– Да-да, конечно.

– Разрешите предложить Вам стул.

– Спасибо, Юра.

– А теперь я поднимаюсь на сцену, и мы поступаем в полное Ваше, Ирина Сергеевна, распоряжение.

Поднимаюсь на сцену и командую:

– Начинаем с «Родимой школы», а дальше по списку, как у нас уложены листы с текстами. Поехали!

Ирина Сергеевна уселась на предложенный стул, и, достав из сумочки блокнот и карандаш, стала слушать, периодически делая в блокноте какие-то пометки. В коридоре, за приоткрытыми стеклянными дверями столпотворение. Там собрались любопытные, на сей раз, они пришли со своими стульями. В зал они не лезут, разговаривают полушёпотом, поэтому совершенно не мешают.

Десять песен мы отыграли, делая небольшие паузы между номерами, каждый раз, вопросительно поглядывая на Ирину Сергеевну, но та невозмутимо сидела, и только кивком обозначала: играйте, мол.

Наконец закончили.

– Теперь бы мы хотели услышать Ваше мнение, Ирина Сергеевна! – обращаюсь к ней я на правах прежнего руководителя.

– А знаете, ребята у вас всё просто замечательно! – улыбнулась Ирина Сергеевна – И тексты, и музыка, и ваш настрой. Исполнение слабовато, но тут всё понятно: вы любители, незнакомые даже с нотной грамотой, поэтому всё довольно сыро. Но для начального уровня очень неплохо.

– Ирина Сергеевна, Вы возьмётесь за нас, станете нашим художественным руководителем?

– Это очень лестное предложение, Юрий, и я охотно позанимаюсь с вами до конца лета. А потом мне надо будет искать работу.

Звякнуло разболтанное стекло в двери, и все повернулись в сторону входа: там стоял директор.

– Ирина Сергеевна, а чем Вам не нравится место учителя музыки в нашей школе? Дополнительными часами станут музыкальный кружок и руководство ВИА. Кроме того, я договорюсь в железнодорожном клубе, Вам дадут ставку кружковода. Соглашайтесь! Ребята, что вы молчите? Просите Ирину Сергеевну!

– Да я согласна, Жумагалей Ахмедович, не надо меня так уговаривать!

– Ну и прекрасно, пойдёмте в мой кабинет, Ирина Сергеевна, будем оформлять Вас на работу.

Ирина Сергеевна и директор вышли, а я скомандовал:

– Слышали, что сказал профессионал? Слабо мы играем! Давайте-ка порепетируем «Всё только начинается», особенно проигрыши. Поехали!

Вскоре вернулась радостная Ирина Сергеевна.

– Ребята, с этого дня я официально работаю с вами.

– Ура-а-а-а! – завопил ВИА в полном составе.

– Спасибо. Ваш репертуар я прослушала, однако, впереди у нас знаменательная дата: Первое сентября. У нас есть песня к школьной линейке?

Все взоры тут же повернулись ко мне.

– Ви хочите песен? Их-таки есть у меня! Слушайте.

И я запел песню, которую в той жизни, в теле Елены Ивановны разучивала с внучкой к линейке первого сентября:

Приветливо снова и снова

Весёлый звонок прозвенит.

Все дети на свете к урокам готовы —

Да здравствуют школьные дни!

Здравствуй, школа, здравствуй!

Здравствуй, мир прекрасный!

Самые счастливые года,

Добрые уроки и учитель строгий

С нами остаются навсегда.2020
  Слова и музыка И. Потехина.


[Закрыть]

– Ну, как? – спрашиваю закончив.

– Прекрасно! Именно то, что надо. – Ирина Сергеевна сразу же взяла бразды правления в свои руки – А сейчас мы займёмся работой над этой песней.

Работа началась, и мы очень быстро поняли, что Ирина Сергеевна под личиной красивой женщины скрывает свою истинную сущность – свирепого диктатора. Но… назвался груздём – полезай в кузов.

***

Ночью меня разбудил какой-то шум и треск, доносящийся с соседней улицы. Быстро одевшись, выскакиваю из дома на двор. Несмотря на ночь очень светло, и немудрено: на соседней улице полыхает дом.

– Сынок, что случилось? – высунулся из окна отчим.

– Папа, там, кажется, дом хромого Иваниенки горит.

– Докурился в постели, пьянь дурная! – в сердцах выругался отчим – Может, успел выскочить, беги, Юра, проверь, да возьми что-нибудь дверь ломать. А я следом пойду.

– Хорошо, батя!

Схватив топор, я побежал на пожар. У горящего дома уже суетилось несколько женщин, двое мужиков притащили с собой погружной насос, и теперь прилаживали его в колодец. Удлинителей не хватало, и один из мужиков полез на столб, чтобы подключиться прямо к проводам.

Я подбежал к пожарищу, и первым делом срубил проводку, подходящую к дому: никому не надо чтобы, когда начнут заливать водой, кого-нибудь долбануло током. Женщины тут же, без команды, подхватили палками обрубки проводов, и оттащили в сторону: для безопасности.

– Дядя Валера вышел из дома, не знаете? – спрашиваю у суетящихся рядом баб.

– Не-а, он тама, у внутрях! – уверенно ответила одна из них.

Ну что делать! Бросаюсь к дверям – заперто. Ударил плечом раз, другой, дверь крепкая, даже не шелохнулась. Ну что делать, подскакиваю к окну, и в три удара выношу двойную раму: изнутри ударил дым и жар.

– Дядя Валера!

Нет ответа, хотя… вроде какое-то мычание послышалось.

Я уже собрался нырнуть в горящий дом, но сильная рука, схватившая за шиворот, остановила меня.

– Куда, Юрка! Опалишься весь, как та свинья. Дай оболью!

Обернулся. Рядом весело скалился сосед, Сашка Цаплин. Сашка такой: вечно лыбится, хотя не раз крепко получал за неуместные ухмылки. Он только на похоронах бывает серьёзным, да и то не всегда.

– Обливай.

Сашка быстренько опрокинул на меня ведро с водой, а из другого ведра достал мокрую тряпку, похожую на рваный мешок.

– А это сверху накинь. Я бы сам полез, да вишь ты, шибко маленькое окно.

И я нырнул в окно, оказавшееся кухонным. Страшно!

Четыре шага, и я оказался у двери, ведущей в большую комнату. Залу, как называют их в здешней местности. Потолок в зале уже горел, испуская жар, дым клубился под потолком. Горели телевизор, этажерка с книгами, угол стены и дальний конец дивана. Рядом с диваном лежал Валерка Иваниенко. Руки его были связаны за спиной, ноги связаны и привязаны к дивану, так что он не мог отползти далеко. Валерка в отчаянии дёргался, но диван стоял крепко: он ножкой застрял в щели неровного пола. Подскакиваю к Валерке, с немой мольбой глядящего на меня, и топором перерубаю верёвку, спутывающую ноги. Впрочем, с немой – это я погорячился – во рту Валерки кляп, он пытается кричать, но всё равно ничего не слышно, кроме довольно громкого мычания. Ладно, кляп потом удалим, сейчас времени нет.

– Вставай, дядя Валера! – подхватываю Иваниенку за подмышки, помогая встать, но тот коротко взвыл, и обмяк в руках.

– Твою же мать! – роняю тело и смотрю на свои руки, густо покрытые кровью. – Экий ты скользкий, прямо не мужик, а рыба какая-то, но вытаскивать тебя всё равно придётся.

Снова хватаю обмякшего Валерку, и тащу к выбитому окну: путь к двери уже отрезан огнём. Твою же ж маму! Жить-то как хочется!

– Ну что там, живой Валерка-то? – крикнул Сашка Цаплин, дежурящий у окна.

– Живой. Только он раненый и связанный – кашляя от дыма, отвечаю Сашке – Держи!

Сашка подхватил тело, и помощью подоспевшего мужика вытащил. Я полез, было, следом, и тут кровля начала рушиться. Уже почти выскочил, да упавшая балка ударила меня по ноге.

– Мать-мать-мать! Больно-то как!

– Юра, сынок, что с тобой? – подбежал отчим, и подхватив меня на руки, отнёс на противоположную сторону улицы, подальше от суеты.

– Па, мне бревном по ноге попало, ушиб, наверное, сильный.

Владимир Алексеевич посмотрел на мою голень, согнутую под углом, и грустно усмехнулся:

– Ага, ушиб у тебя… Перелом, бlя, дай боженька, не открытый. Лежи Юра тут, не двигайся, сейчас я машину подгоню, повезу вас в больницу.

Лёжа у забора, смотрел на тушение пожара: мужики, прибежавшие первыми, бросили шланг до крыльца до горящего дома, и теперь поливают стены и крышу. Кто-то топорами и баграми ломал и растаскивал дом, кто-то таскал воду вёдрами. Я хотел было крикнуть, чтобы постарались не затоптать место преступления, но промолчал: лето, сушь, не приведи господи, огонь перекинется на другие дома. Валерка Иваниенко выжил, вот пусть сам и расскажет милиционерам о своих обидчиках.

– Юрочка, родной, тебе больно?

Это примчалась Ленуська.

– Ничего страшного, Ленуська, немного ушиб ногу.

– Ага, немного ушиб! Папа сказал, что ты ногу сломал! – и Ленуська обняв меня, зарыдала, уткнувшись в грудь.

Но тут зарычал двигатель, и подъехал «Мормон» отчима.

– Ну, как тут? Больше пострадавших не появилось? – жизнерадостно спросил отчим. Он вообще, в тяжёлой работе, опасности или драке становится весёлым – такая уж у него натура.

Такие мужики, знаю это из собственного опыта, и есть самые надёжные, преданные и верные среди всего поголовья самцов. Уж поверьте, девоньки, но рожать нужно именно от таких мужиков, даже если бог не дал своего такого, то можно ради будущего сыночка и согрешить.

– Ленка, ты, почему здесь? Я тебе, что наказал сделать?

– Папа, я Аньку Боженко в больницу послала, чтобы она предупредила, что сейчас ты привезёшь пострадавших при пожаре.

– Лена – строго сказал отец – я тебе поручил это сделать.

– Но, папочка, а как я могла бросить Юрочку, ему же плохо?

– Очень хорошо, что ты заботишься о брате, но из-за задержки ему может стать ещё хуже.

– Папуля, Анька бегает как лошадь, вообще быстрее меня! Не ругайся, папуля, пожалуйста!!!

– Ладно! Давай грузиться. Эй, мужики, помогите грузить пострадавших!

Подошли трое мужиков, отчим и один из них полезли в кузов, а двое других стали подавать пострадавших снизу. Разместились неплохо: в кузове уже лежали два старых ватных матраса и две подушки. Ленуська тоже забралась в кузов, и всю дорогу придерживала меня и Валерку, чтобы не сильно трясло. Владимир Алексеевич ехал осторожно, медленно, но уже через десять минут он был у больницы, где нас ожидали врач, медсестра и две санитарки.

В приёмном покое я, наконец, осмотрелся: больница как больница. Чисто, стены на человеческий рост выкрашены светло-зелёной масляной краской, а выше выбелены извёсткой, как и потолок. Пол красно-коричневый, двери и рамы – покрыты белой масляной краской. Пахнет хлоркой и карболкой – старыми проверенными дезинфицирующими средствами. До «Акваминола» ещё далеко, его, пожалуй, и не разработали. Но самое главное, тут создана стерильная зона, и это успокаивает. Значит, работают профессионалы.

Валеркой занялись первым – его повреждения выглядели значительно опаснее. Я лежал на каталке, меня раздевала пожилая санитарка, а за ширмой врач и медсестра со второй санитаркой занимались Валеркой. Слышно было, как Валерка скрипит зубами и матерится, а врач командует: «Срезайте одежду, да складывайте в кучу! С нею ещё милиция будет работать»!

Что там дальше делали с Валеркой, не знаю, так как меня, по моей просьбе и с разрешения врача, покатили в душевую, и помыли. По-моему, санитарка сильно удивилась: мальчикам положено смущаться перед женщинами, а мне-то чего стесняться? Я тоже женщина, хотя и глубоко внутри. И тут меня просто обожгло: а как же я буду ходить в общественные туалеты и в бани???

А, ладно, поживём-увидим.

Поместили меня вместе с Валеркой Иваниенко в трёхместной палате, на втором этаже железнодорожной больницы. Третья кровать пустовала, а потом её и вовсе убрали, поскольку милиция возбудила следствие, и допуск в палату запретили всем, кроме лечащего врача, одной медсестры и одной санитарки. Так как Валерка был нетранспортабелен, то из Пресногорьковки уже к обеду пригнали передвижной рентген, и на нём же, заодно, сделали снимок ноги и мне.

Валерка был безнадёжен: его жестоко пытали и ломали. Четыре ребра было сломано, причём осколок ребра находился в опасной близости от сердца. Коленные и локтевые суставы раздроблены, сорваны ногти на левой руке. Но лицо, при этом, было целым, даже синяков не наблюдалось. Тело же несчастного представляло собой сплошной синяк, впрочем, плохо различимый на фоне татуировок. Милицейский капитан, пришедший опрашивать Валерку, увидел татуировки на руках, попросил медсестру раздеть Валерку. Мне с моего места было не видно, что там, у Валерки на груди и животе, но капитан был сильно впечатлён:

– А дядя-то в авторитете! Законник2121
  Законник или вор в законе – титул некоторых членов преступного мира, относящихся к его элите


[Закрыть], если не фальшивый, конечно.

Капитан попытался задавать тихим голосом какие-то вопросы, но Валерка только закатывал глаза и только иногда невнятно мычал, пуская пузыри. Наконец он и вовсе обмяк, потеряв сознание.