Текст книги "Купина неопалимая группы мозг, или Третий куст Виталия Найшуля"
Автор книги: Сергей Шилов
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
То есть, сущность Российского не артикулирована, возник жест, поступок, но не возник еще Русский язык. Я говорю о Русском языке не как об этнонациональном, культурном явлении, а о Русском языке в чистом виде.
Поясню. Павловский говорит о приходе поколения горожан. Сообразно статистике, с 1968 года динамика городского населения впервые опередила динамику сельского населения у нас в стране. Вот поколение это проявляется сегодня: Абрамович, Дерипаска и другие. Что оно использует, на что опирается как на "подручное средство"? На деньги и власть в постсоветской форме, форме, производной от советской, которую в своей работе Кордонский раскрывал как капитал связей, отношений, привилегий, образующий, по его мнению, капиталистическую основу советского хозяйства. Есть другая часть поколения, к которой я имею честь принадлежать. На что может опереться эта часть поколения, что она может использовать как "подручное средства" для самореализации? Или должно ждать пока подрастут выводки господ олигархов, подучатся на западе и откроют музеи современного искусства и университеты? Как бы то ни было, времени на это нет у самой страны. Эта часть поколения имеет единственное только достояние – Русский язык, и она вынуждена разрабатывать и форматировать его таким образом, чтобы "из ста возможных талеров русского языка получить сто действительных талеров". Как если бы на переговорах об инвестициях преимущество было у переговорщика, владеющего русским языком. Какая часть поколения для материи-истории более ценна? Та, что обеспечит капитализацию и конкурентоспособность России в современном мире. Вот я и утверждаю, что с постсоветскими деньгами, властью и собственностью мы далеко в современном мире не уедем. В действительности нового века капиталом становится реальное новое мышление, которое раскрывается как язык. Владение русским языком как владение новым мышлением. Ведь говоря о "Капитале" в начале прошлого века – было еще большее непонимание того, как некая абстракция капитала изменяет мир. Иначе говоря, новая книга новой доктрины нового века должна бы называться "Язык" (Конец цитаты).
А вот из недавнего: (Начало цитаты): Русский человек не есть "политический человек". Для знакомых с историей европейской философии (рациональности) и фундаментальной структурообразующей ролью аристотелизма в ней, точнее прозвучало бы, конечно, определение "политическое животное", однако, в той системе не вполне просвещенного чтения, которую мы имеем, такая дефиниция выглядела бы бранью. Смысл аристотелевского определения состоял в выявлении того "прилагательного", предиката, который и есть, собственно говоря, имя существительное, сущностное, раскрывающее субъективность самого субъекта. И по сю пору в истории мышления не выработан опыт разума, дефинирующего сущность человеческого лучше, чем опыт различения человеческого и животного. Человеческое в аристотелевско-европейской рациональности вычисляется как значение разности между человеком и животным.
Русский человек не есть "политический человек" Старого европейского света, "политический человек"
Русский человек не есть и "экономический человек". Русский человек не есть "экономический человек" британско-штатовской формации.
Вся совокупность характерологических черт русского человека, русскость, как она феноменологически схватывается в русской литературе, в повседневности, как в само-бытности, в быту бытия, – вместе со всем разнонаправленным оценочном средовым контекстом данной совокупности убедительно демонстрирует, что – да, во-первых, русский человек не есть политический человек, не есть староевропеец, и, во-вторых, русский человек не есть "экономический человек", человек Нового американского света Старой Европы (это принципиально важная лингвоформула, в которой американизм фиксируется не как Новая Европа, но, прежде всего, как Новый свет Старой Европы, раскрывшийся, взошедший через великобританский горизонт Старой Европы).
Русский человек, в-третьих, есть европеец, то есть, идентификация русскости улавливает, содержит в себе базовый ген европейскости, который присутствует во всех прошлых, настоящих и будущих формах европейскости – ген античного рационализма. Доказательство тому – русская классическая литература, которая для существа русского характера, коренящегося в русском языке, и есть сама русская жизнь. Особый христианский обряд русской культуры, имеющий византийскую природу, есть русская поэтика как фундаментальное человеческое, интеллектуальное измерение Русского языка. Здесь мы используем тот же методологический прием, к которому прибегли в начале данной электронной статьи, а именно: мы определяем как поэтику человеческое существо языка, отличающее его от языка животных, миметических языков и иных форм коммуникации "всего со всем", из которых (форм коммуникации, прариторики) и состоит природа. Поэтика как изначальная структура литературы есть человеческая структура языка, методологические основание его генезиса и методографическое основание его структуры.
Русский человек – это загадочный европеец. Русская душа воспринимается как "черный квадрат" европейскости. Русский человек – этот тот европеец, который не является ни политическим, ни экономическим человеком. То есть, русский человек – это Европеец той Европы, которой еще нет. Европеец Новой Европы, Грядущей Европы. Европеец той Европы, которой нет, но которая была Греция, и вернется.
Русский человек есть новый человек, возникающий из истории мышления, он – непосредственный продукт, результат Переоценки ценностей, результат Великого возвращения всего человечества от Времени к Бытию, прорыва из Истории Нового времени к Истории Нового бытия. Таков русский человек как смысл Русской истории, как порождение, святая простота и житие Русского языка.
Русский человек есть математический человек. Это принципиально новая сущность человека сравнительно с его политической и переходной экономической сущностями. Эта сущность еще не институционализирована. Институционализация математической сущности русского человека и представляет собой гончарное дело создания Новой России, новой русской цивилизации как единой гуманитарной цивилизации.
Математическое, как новая сущность человека, "человеческого животного", сравнивается с политическим и экономическим по методологическому основанию Свободы. Математическое есть исчисление свободы. Политическое лишь только предполагает исчисление свободы, является исторической предпосылкой, субстанциональной формой истории, для образования исчисления свободы. В экономическом же, как в переходной форме, в которой смешаны, не отделены еще друг от друга политическое и математическое, идет их борьба, война, победитель в которой – математическое – определен уже заранее, но должен теперь выкристализоваться в процессе этой войны как новое единое методографическое основание общественной коммуникации, общественного договора, как исчисление общественного согласия.
Либерализм, как граф свободы, как тензор истории, всегда был руководящей нитью чутья человеческого животного. Либерализм вел политического человека, ведет экономического человека, будет вести математического человека. Либерализм есть рациональная теория человеческого выбора, носящая имя (в качестве теории) Свободы. ЛИБЕРАЛИЗМ ЕСТЬ ИСЧИСЛЕНИЕ РЕЛИГИИ. Свобода имеет божественное происхождение как единственный источник человеческой сущности человеческого животного. Мышление, как языковое, человеческое мышление, есть религия, второе основание (вторая сущность) Языка Человека, исчисляющая поэтику, первое основание (первую сущность) Языка человека. Религия есть методография языка, письмо абсолюта, беспредпосылочно сообщающего о самом себе. Религия есть априорная форма поэтики. Политический либерализм религиозен. Экономический либерализм, в значительной степени, в той самой степени, в какой он является переходной формой либерализма, атеистичен, не размышляет об абсолюте. Математический либерализм, русский либерализм, сверхрелигиозен, он более истинным образом религиозен, чем фундаменталистский ислам. В русском математическом либерализме достигается непосредственная форма коммуникации с абсолютом, которая в политическом либерализме существовала только в виде философии (мышления) откровения. В русском математическом либерализме абсолют является непосредственною телесностью Русского языка, данной в умозрении.
Русский человек, русский характер – "железный либерал", "свободный радикал" по природе своей, какие бы взгляды он не произносил, какие бы посты не занимал, вплоть до высшего государственного поста. "Звуковой смысл" русских речей, как бы они не были тематизированы, проблематизированы, концептуализированы, прагматизированы, терминологизированы, – это смысл и внутренняя интонация русского математического либерализма. Для математического либерала уверенность и убежденность имеет железный математический смысл, так как основана на высшей форме достоверности – на математической достоверности, которую в огромных количествах доставляет по первому требованию Русский язык, который всегда "под рукой" у русского человека. Таков смысл явления, именуемого как русский фатализм, основанного, на деле, на достоверности русского математического либерализма, достоверности-исчислимости абсолюта.
Немарксистский взгляд на вещи, чуждый экономического детерминизма, или, хотя бы, осознающий его границы, в социально-экономической области начинался со взглядов Вебера и зафиксирован такой его парадигматической вещью, как "Протестантская этика и дух капитализма". Однако, перед Вебером не стояла задача СОЗДАНИЯ ДУХА КАПИТАЛИЗМА, он лишь фиксировал немарксистское обстояние дел в среде реального бытия.
ЗАДАЧА НОВОЙ РОССИИ КАК БАЗОВАЯ ЗАДАЧА МАТЕМАТИЧЕСКОГО РУССКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА ПРЕДПОЛАГАЕТ ВЫРАБОТКУ РУССКОЙ ЭТИКИ КАК МЕТОДОЛОГО-МЕТОДОГРАФИЧЕСКОГО ОСНОВАНИЯ СТАНОВЛЕНИЯ НОВОГО РУССКОГО КАПИТАЛИЗМА.
Основоположением Русской этики выступает теоретическая концепция математического человека как резюмирующего смысла русской истории. Теоретическая концепция математического человека есть субстанциональная концепция, концепция спинозистского рода. В полемике с марксизмом, да и в общем существе истории мышления в целом, социологическое объяснение является недостаточным условием выработки истинной концепции развития, опирающейся на истинные смысл и представление истории. Создание теоретической концепции математического человека – это задача уровня Спинозы, недостижимая для Маркса – по его собственному признанию. Спиноза создал "геометрическую этику", в которой этические императивы показывались как "естественные схемы" субстанциональной организации сущего на основе единой субстанции – природы. Субстанциональный анализ стал впоследствии главной причиной, истоком возникновения первого исчисления, первой рациональной победы бытия над временем, исчисления бесконечно малых ("флюксий") Ньютона-Лейбница, возникновение которого связано с лейбницевской монадологией как методологией субстанционального анализа.
Субстанциональное значение математической сущности человека субстантивирует, проясняет в среде оснований и его политическую и экономическую субстанции. Язык является общим субстанциональным основанием человека как некоторого бытия, располагающего некоторым временем в аспекте, в акциденции победы этого бытия над этим временем. Риторика, таким образом, является истинной, универсальной, единой Этикой.
Русская риторика, располагающая божественном происхождением Русского языка, есть та самая Русская Этика, которая является единым, сквозным основанием институционализации Новой России. Русский математический либерализм является основанием здания нового русского капитализма.
Русский институт возникает из субстанции Русского языка. Таким образом, русский институционализм есть новая форма институционализма. Институт в традиционном понимании схватывается как ограничение, граница рыночных реалий. Институционализм во многом возникал как плод марксистской социологической критики всевластия рыночных сил.
Русский институционализм есть возрождение эллинизма, и он заглубляет понимание сущности института, движется к пониманию более фундаментальному, нежели понимание институтов как институционально-рыночных ограничений. Хайдеггер пишет так: "Обычно, мы полагаем, что границы – суть то, около чего нечто прекращается. Но границы – согласно древнегреческому смыслу – всегда являются характером собирания, а не отрезания. Граница является тем, исходя откуда и в чем нечто начинается, распускается в качестве того, что оно есть. Тот, кому такой смысл границы остается чуждым, никогда не будет способен рассматривать греческий храм, греческую статую, греческую вазу в их присутствии... Граница не отвергает, она выдвигает облик в свет присутствия и несет его".
Я бы добавил, что тот, кому задача увеличения ВВП представляется более приоритетной, нежели задача институционализации, не способен оценить истинную математическую красоту действительного экономического роста, как "чистого из-себя-распускания и сияния". Путь действительного экономического роста, высвобождающего скрытые и несокрыто-самостные силы математической сущности человека, – это сквозной путь человека, а котором Аристотель говорил так: "Но существует путь (к бытию сущего) и он таков по своей сути, что ведет от чего-то более близкого нам, потому что именно для нас оно более явное, к тому, что (потому что оно распускается из себя самого) является чем-то самим по себе более явным и в таком смысле чем-то уже прежде доверенным нам".
Институт как институт развития – это "бытие, как что-то более явное из себя самого". "Вне зависимости от того, рассматривается ли нами оно специально или не рассматривается, оно уже светится; ведь оно светится уже даже тогда, когда мы испытываем то, что является только для нас более явным, то есть то или иное сущее, каковое показывает себя только в свете бытия" (Хайдеггер).
Институт развития есть языковое представление о человеческом бытии. Совокупность институтов развития образует либерально-церковный портал, сферу, внутри которой математический человек живет, живя истинной, живой жизнью внутри языкового бытия.
В настоящей электронной статье мы, таким образом, улавливаем феномен института развития, который мы терминографически фиксируем как "электронный институт". Электронный институт, на самом деле, и есть жизнь Языка как структурообразующая основа всеобщего человеческого роста, всеобщего роста человеческого измерения, как вечная жизнь древа человеческого квалитативизма (количественно исчислимой качественности). Электронный институт есть новая человеческая телесность, которая всегда уже была в человеке, человеком языковая телесность, языковой внешний вид человека. Мысля об этом языковом внешнем виде человека как об "эйдосе" греческой статуи, Рильке писал:
"Здесь нет ни единой точки,
которая бы тебя не видела:
Ты должен переменить свою жизнь".
Электронная цивилизация установится только там и тогда, где и когда будет установлена власть над ней, человеческая власть над электронной цивилизацией.
По существу, старая цивилизация была атомной цивилизацией, которая и завершается атомным веком, веком атомного противостояния и экономико-либеральным механизмом атомизации государства и общества как средством разрешения атомного противоречия. Греческая атомистика как естество времени человеческого бытия была возведена, одухотворена и распространена христианством в верховный принцип европейского рационализма. До этого же греческая атомистика стала парадигматической основой формирования римского права как первого опыта мыслительного нормообразования, выведения норм права.
Русская электроника должна образовать новое естество времени человеческого бытия – математическое естество. Русская электроника есть конкурентоспособное начало русской духовности, генеральный ПРОДУКТ русского мышления, содержащийся в непосредственной и естественной простоте Русского языка в огромных количествах, достаточных для обеспечения жизнедеятельности и нового качества жизни новой единой гуманитарной цивилизации.
Русская электроника образовалась как продукт, потенциал исчисления Русского языка, как механизм самоподдержки и саморазвития Русского языка. Единственная и единая особенность Русского языка состоит в том, что это единственный язык, способный функционировать в условиях завершения, исчерпания импульса божественного первотолчка, в условиях, когда "Бог умер", а, на деле, отошел в сторону, чтобы посмотреть выживет ли его детище самостоятельно. Такая сущность Русского языка является результатом, и, значит, целью всей Русской истории. Таким образом, Русский язык есть изготовленный мировой историй мета-физический (мета-исторический) язык. Язык, на котором говорят после конца истории.
Русский язык есть бытие Русской истории, которое все время и уклоняется от нас и посылается нам, как судьбоносный посыл бытия.
Русский язык – это нечто, наиболее явное и близкое для нас. Он и есть главный институт русской институционализации. Если в традиционном институционализме институты почитаются за ценности, аксиомы общественного бытия, то русский институт – это, по меньшей мере, постоянство и непрерывность переоценки ценностей, то есть, собственно говоря, Русский язык, а, по большому московско-питерскому счету, – новая ценность, Русское мышление.
Непрерывность Русского языка образует рентную структуру экономической модели, которая всегда устанавливается в России РЕАЛЬНО. Рента, как известно, есть "доход от использования фактора, предложение которого абсолютно неэластично, то есть, доход, обусловленный ограничениями в экономической деятельности", – институциональными условиями. МЫ ВСЕ, ОТ НИЩЕГО ДО ОЛИГАРХА, ЖИВЕМ ЗА СЧЕТ РЕНТЫ РУССКОГО ЯЗЫКА, И ПОРА БЫ НАУЧИТЬСЯ ЭКОНОМИЧЕСКИ ОСМЫСЛЕННО ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЭТУ РЕНТУ.
Рента Русского языка должна быть использована для создания промышленно-экономической инфраструктуры Русской электроники. Русский язык, вообще, всегда был главной промышленной (продуктной) сферой информационной России, которая (Россия) существовала столько, сколько существовал Русский язык.
Язык есть средство сквозной институционализации жизни людей, все типы и формы институтов есть, прежде всего, сущностные формы языкового бытия людей. Потому-то язык и образует главный инфраструктурный ресурс экономического развития, осуществляющегося в форме экономической институционализации.
Русская электроника как продуктивное (экономическое) измерение Русского языка станет доминантой электронной цивилизации именно в качестве ее гуманитарной, человеческой доминанты, человеческого измерения. Математическая сущность человека, выраженная, нашедшая свое воплощение в Русском языке, образует онтологию нового европейского гуманизма.
Русская электроника как парадигматическая структура мышления подготовлена всей русской классической литературой как литературой присутствия. Греческая атомистика была вызвана мышлением, трагедизированным сущностной неудачей феноменологического схватывания вечно ускользающего на каком-то не схватываемом уровне бытия. Русская электроника есть видение, умозрение русской литературы, которое уже надежно схватывает, фиксирует само бытие в его природе, усматривает на всем печать бытия, работает с "электронным" (=существенным) измерением бытия с использованием более мощной оптики для наблюдения за бытием, с использованием более совершенных языковых инструментов наблюдения.
Русская электроника структурирует присутствие, обеспечивает обмен и связь в рентной экономике Русского языка как экономике присутствия. Западноевропейская экономика, экономика смешанного политико-экономического человека, зависла сегодня над миром, застыла как стрела в отдельный момент времени полета, – как экономика отсутствия, отсутствия непереходной, самотождественной человеческой сущности. В экономике отсутствующей человеческой сущности, где действует невидимая рука рынка (=сила отсутствия, непредставленности математической сущности человека), разнонаправленно действуют, не узнавая себя друг в друге "силы слова" (маркетинг, менеджмент, модели) и "силы числа" (монетарные силы), – действует "алхимия финансов".
Лишь наличие самотождественной человеческой сущности в экономике, лишь "экономика с человеческим лицом", станет реальной новой экономикой новой цивилизации. Сам рынок, вообще говоря, это экономическая (переходная) объективация истинной математической сущности языка. В Русском языке, более, чем в каком-либо другом, достигнуто тождество числа и слова. Именно это обстоятельство фиксируют, когда говорят, что для русского человека слова и есть дела. Сознание состоит из числа настолько же всеобще, насколько биологическое тело человека состоит из воды. Однако, именно Слово является той невесомой точкой сборки, в которой собирается человеческая сущность. Слово восстанавливает своим присутствием словесное, божественное происхождение числа из потока чисел, потока языковой телесности.
Русская электроника – это не просто гипер-конкурентоспособность будущей российской электронной промышленности, это парадигма новой цивилизации, сменяющая греческую атомистику на ее боевом посту Стратега цивилизации. Русская электроника – это проект нового исчисления реальности, технологический (технографический) проект Нового бытия. Основа новой экономики с человеческим лицом математического человека.
Математический русский либерализм является теоретической базой Русской электроники, методологическим Духом Русской электроники.
Русская электроника есть, прежде всего, ВЕРА В РУССКОГО БОГА, В СВОБОДУ, практическое БОГОДОКАЗАТЕЛЬСТВО, лежащее в основе Русской этики как творящей силы Русского капитализма, гуманитарного капитализма" (Конец цитаты).
Что такое политический язык?
Найшуль. Что такое политический язык? На самом деле, точный термин – не "политический язык", а "общественный язык". Политический язык – это часть общественного языка. Он используется в организации сотрудничества неблизких людей. В общественный язык не попадает дружба, любовь, семейные отношения и т.д. Но взаимоотношение людей на лестничной площадке – это уже общественный язык.... Я еще раз хочу сказать, что политический, общественный язык придется конструировать. С этой точки зрения, он не является естественным. Но означает ли это, что он будет неестественно восприниматься? Предложения были введены Пушкиным по аналогии с французским синтаксисом. Замечает ли это кто-то?
Шилов. Замечает ли кто-то, как успешно производится разработка такого языка на www.kreml.org/users/shilov Кто-то все-таки замечает. Так ведь?
Валитов: Да нет никакой проблемы языка. Есть проблема исторического субъекта и исторического деятеля. Есть проблема того, кто мыслит российскую историю, в ней самоопределяется и ставит в ней цели.
Найшуль: Меня, видно, не поняли. Еще раз хочу проговорить логическую цепочку. Без языка вы не будете иметь знания того, что происходит в стране. Мировую политическую культуру вы не будете иметь в нашей стране. Вы не сможете сформулировать, что есть ваше государство. Вот и все.
Шилов: Виталий, я сейчас Вам подсоблю и логическую цепочку предъявлю повесомей – я ведь эту тему уже десятилетие размышляю все же. Либералы-переходники, заговорившие сегодня о необходимости демократических институтов, все никак не могут понять – почему же не образуется главный институт, Судебная система. Подобно тому, как в монетарной системе ее базовым элементом, границей определимости является монетарная трансакция, подобно этому в судебно-правовой системе – первоэлементной структурой, основой строительного материала системы, является суждение, в отношении которого принципиальна функция истинности или ложности. Потому – то же значение, какое для монетарной экономики имеет, скажем, бюджет, ровно такое же значение для судебно-правовой и шире – институционально-правовой системы имеет всеобщая риторическая ценностная модель ("конституционное мировоззрение"), посредством которой и осуществляется институционализация, институциональный инжиниринг.
Валитов:. Ерунда это. Неправда. Почему это?
Шилов: Купина неопалимая – горящий, но не сгорающий Куст, в котором Бог являет свое Имя – это не просто Образ, это Сущность, Смысл языка как единственного Творца истории. Вот, посмотрите, – пришел Буш (в переводе с англ. яз. – КУСТ) и мгновенно самовозгорелся 11 сентября 2001 года, что-то померещилось планете в этом Акте, какой-то лик, и весь мир бросился на борьбу с терроризмом – заговорил на языке БОРЬБЫ С ТЕРРОРИЗМОМ.
Чадаев. Удивительная дискуссия и удивительные вопросы. Настолько удивительные, что хочется их как-то скорректировать.