Текст книги "Чужой (СИ)"
Автор книги: Сергей Герман
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
– Женя, у меня нога.
Разбираться и осматривать рану было некогда. Превозмогая боль в боку, Женька взвалил мальчика на плечи, схватил автомат и, прихрамывая, побежал по еле видневшейся тропинке, в горы. Спрятавшись за валун, он слышал крики солдат, острый луч прожектора шарил по земле, валунам, дороге. В том месте, где осталась перевёрнутая машина, раздался взрыв, из-за кустов поднялся столб пламени. Прожектор продолжал скользить по камням, не давая подняться. Женька дёрнул к себе автомат, прицелился в слепящий круг, выдохнул:
– Господи, благослови!
Автомат в его руках дёрнулся нервной, злой дрожью. Со второй или третьей очереди прожектор погас, навалилась темнота. Женька неслышной тенью метнулся в сторону. Залёг за валуном, дождался, когда ответные очереди стали кромсать камень, за которым лежал раненый мальчик. Не жалея патронов, выпустил остатки магазина по вспышкам впереди себя. Прижавшись спиной к валуну, быстро сменил магазин, прислушался. В звенящей тишине слышался топот сапог и лязг металла. Кто-то громко матерился, командовал:
– Иванцов, вызывай гвоздику!
Женька кинулся обратно к камню, где оставил мальчишку, шепнул ему:
– Терпи!
Взвалил его на спину, и, пригнувшись, бросился выше, в горы. Гремели автоматные очереди, и звенел тонкий мальчишеский голос:
– Гвоздика, гвоздика, я седьмой. Напали духи, до пяти человек, у нас один трёхсотый. Гвоздика, гвоздика, я – седьмой.
Потом Женька и сам долго удивлялся, как в кромешной темноте, прыгая с камня на камень, он умудрился не сломать себе шею. Наверное, проснулись гены, предков-таёжников, добывающих в тайге зверя, живущих охотой. А может быть, опасность обострила все чувства, заставила превратиться в дикое животное, спасение которого зависит только лишь от быстроты и ловкости ног, остроты зрения и слуха. А может быть, Божья матерь, чей лик он видел в раннем детстве, распростёрла над ним свою ладонь, оберегая от смерти. Только через час он решил сделать короткий привал. Алик уже не стонал и не плакал, он был без сознания. Женька осторожно положил его на землю, осторожно снял окровавленные брюки. Пуля прошила левую ногу. Рана кровоточила и сочилась кровью. Женька с тоской вспомнил об оставленных в машине медикаментах. Он снял с себя футболку, порадовался про себя, что она из хлопка. Разорвал её на ленты, помочился на оставшийся кусок тряпки. Потом вытащил из автоматного рожка патрон, зубами раскачал и вытащил пулю. Высыпал порох на края раны, перекрестился и поднёс зажженную спичку. Тут же мокрой тяпкой прихлопнул вспыхнувший порох. Мальчик закричал от боли. Женька ладонью закрыл ему рот, чувствуя, как острые зубы вцепились ему в пальцы. Торопясь и оглядываясь по сторонам, он перевязал рану и, взвалив мальчика на плечи, бросился в темноту. Он падал и поднимался, колючки раздирали его тело. С каждым шагом ноша становилась всё тяжелее и тяжелее. Поняв, что не донесёт мальчика, бросил автомат. Несколько раз Женька прикладывал ухо к его груди, прислушиваясь к тому, бьётся ли сердце.
Натолкнувшись на ручей, он упал на колени и долго пил ледяную воду. Потом, намочив ладонь, обтёр мальчику лицо, попытался влить ему несколько капель в рот, сквозь стиснутые зубы.
Небо начинало сереть, когда он вышел к аулу. Он и сам не понимал, что помогло ему добраться до дома, не заблудиться и не сорваться в пропасть – случай, везение, или инстинкт загнанного зверя, по следу которого идут охотничьи собаки. Женька занёс мальчика в свою каморку, положил на кровать. Андрей дёрнулся, вскочил с дивана:
– Цто, цто слуцилось? Цто с пацаном, где Шамиль?
Не отвечая, Женька сгрёб со стола буханку хлеба, несколько луковиц, спички. Андрей дрожащими руками раздевал Алика, ощупывал его тело, причитал:
–Ахмед, тебя убьёт!
Женька крикнул:
– Заткнись! – Потом добавил. – С пацаном всё в порядке, жить будет, рану я продензифицировал. Шамиля больше нет. Попали в засаду. Ему снесло полбашки. Уже у порога бросил старику: – Скажи, меня пусть не ищет, моей вины в этом нет. Пусть лучше занимается мальчишкой. Мне из– за него и так обратной дороги к своим нет.
Выскочил в серый рассвет и рванул в горы. Потревоженные собаки проводили его громким лаем. До позднего вечера Женька просидел в расщелине скалы, рядом с домом Усмановых. Сверху он хорошо видел снующих по двору женщин. Марьям что-то кричала Ахмеду, прижимая к груди руки. Через несколько минут после того, как он залёг в своём убежище, Андрей, поддерживая под руку, привёл старую Зуру. Она была известна тем, что лечила болезни, заговаривала зубную боль, вправляла вывихи.
Пока его никто не собирался искать, но, на всякий случай, он достал из кармана начатую пачку сигарет, выпотрошил табак и, поднявшись выше, присыпал свои следы. Женька, конечно понимал, что это всё – ерунда. Люди, всю жизнь живущие в горах, если захотят, сразу отыщут его. С величайшим сожалением он вспоминал брошенный автомат. Оружие во все времена давало человеку чувство уверенности и защищенности.
Ближе к вечеру, когда уже навалились сумерки, он двинулся в путь. Куда и зачем идёт, он не знал. Нужно было просто выйти к людям, попытаться раздобыть какие-нибудь документы, а потом выбраться из Чечни. Возвращаться в часть было нельзя. Как объяснить особистам, почему в твоём автомате не оказалось патронов? Почему не оказал сопротивления? Почему полгода не пытался бежать? Да и во вчерашней перестрелке он ведь стрелял по своим, кого-то ранил, ехал в одной машине с бандитом, по сути, помогал ему и выполнял его приказы. Как ни крути, верный трибунал, сколько лет ему дадут – пять, десять, пятнадцать?
Он старался идти, выбирая самые глухие места, уже заросшие травой тропы. Днём отдыхал, прячась от чужих глаз, шёл ночью, ориентируясь по звёздам. На третий день он вышел к дороге. Хотелось есть и пить. Буханка хлеба и лук были давно съедены. Он решил плюнуть на всё и выйти к людям. Через десять или пятнадцать минут его обогнал армейский «Урал» с тентованым кузовом и эмблемой ВВ на дверце кабины. Машина резко затормозила, подняв облако пыли. Из кабины выскочил молодой лейтенант в пятнистой форме. Женьке в спину упёрся ствол автомата, оглянувшись, он увидел за своей спиной двоих контрактников.
Везли его недолго. Минут через 20-30 дорога свернула в сторону, проехали один блок– пост, потом другой. Машину не проверяли. Лейтенант из окна показывал равнодушным солдатам пропуск с красной полосой и ехали дальше. На последнем блоке, подтянувшись на руках, в кузов заглянул какой-то военный в грязном камуфляже и чёрной косынке на голове. Женька знал, что их носят те, кто воевал уже не одной войне. Военный внимательно посмотрел на съёжившегося на грязном полу Женьку и потянувшись через борт, приподнял за волосы его голову.
– A это, какой породы зверь?
– Да наверное волчьей, товарищ майор, другие здесь не водятся.
Майор ещё раз посмотрел Женьке в лицо, отпустил его волосы и спрыгнул на землю.
– Лейтенант,– крикнул он, брезгливо вытирая ладонь о собственную куртку. Твоего душка вечером ко, на беседу. Я с прогулки вернусь, лично им займусь.
Через несколько минут потянуло дымком, запахом подгоревшей каши. «Урал» въехал на территорию воинской части. По репликам солдат Женька понял, что это был ОПОН, отдельный полк особого назначения.
Когда подчиняясь команде он спрыгнул на землю, его ещё раз обыскали, уткнув лицом в деревянный борт грузовика.
Потом приказали раздеться до трусов, вывернули карманы, отобрали шнурки и брючный ремень. Лейтенант передал его какому-то прапорщику, который молча и быстро осмотрел его руки и плечи, нет ли на них синяков от приклада автомата, пулевых или осколочных шрамов. Потом долго рассматривал его ладони, даже понюхал их. Махнул рукой, что-то вполголоса сказал подскочившему к нему солдату и тот повёл Женьку в сторону от палаток и строений, где на столбе висела табличка «Стой! Опасная зона. Часовой стреляет без предупреждения».
На корточках сидел часовой с широким скуластым лицом. Он был раздет на пояса, пятнистая куртка валялась на земле, автомат со сдвоенными магазинами лежал рядом. На брезентовом ремне с широкой солдатской пряжкой вместо штык-ножа болтался широкий нож устрашающих размеров. Часовой, примерно одного возраста с Женькой, неторопливо курил, как бы нехотя выпуская изо рта и носа струйки дыма. Конвоир остановился рядом, достал сигарету, жестом попросил прикурить. Перекинулся с часовым парой фраз, назвав его Ильдаром. Всё это время Женька стоял рядом, с руками за спиной. Докурив, контрактник толкнул Женьку в спину, в сторону листов ржавой жести, валявшихся чуть в стороне. Приказал часовому:
– Этого в яму, до особого распоряжения. Вечером к Селюкову на чай.
– В яму так в яму, к Селюкову так к Селюкову, нам татарам всё равно – проворчал Ильдар, оттаскивая в сторону лист ржавой жести и опуская в показавшуюся яму толстую верёвку. Из темного чрева, похожего на могилу, потянуло запахом нечистот и человеческих испражнений. Толкнул Женьку к яме:
– Считаю до трёх, кто не спрятался, я не виноват.
Обдирая ладони о жёсткую поверхность верёвки, Женька съехал вниз. Ноги оказались в чём-то густом и липком. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он присел на кусок картона, валяющийся в углу ямы. Рука нащупала несколько окурков, коробок со спичками. Сунул бычок в рот, несколько раз чиркнул спичкой. Отсыревшая сера крошилась, потом вспыхнула неярким, каким-то болезненным пламенем. Пока догорала спичка, Женька огляделся по сторонам. Яма была примерно метра три на четыре, глубиной метров четыре– пять. В одном углу стояло помятое ржавое ведро.
– Эй, Ильдар! Сколько мне здесь сидеть?
Жесть отъехала в сторону, в проёме показалось лицо часового.
– Называется это зиндан, а сидеть тебе здесь ещё долго. В Чернокозово мы отправляем раз в месяц. Если тебя конечно раньше майор Селюков на свободу не отправит. Вчера, он одного, такого как ты освободил…от земных тягот. Тяжёлый сука попался, пока до машины дотащил, взмок весь.
Слышь, а у тебя здесь кто-нибудь есть? Если есть, давай я сообщу родственникам, пусть деньги собирают на залог, или жратву хотя бы принесут. Если до Чернокозова живым доберёшься и там выживешь, поедешь в Пятигорский Сизо, или Ростовский. Оттуда вообще не скоро вернёшься, вашего брата боевика, суды не очень жалуют, по 10-15 лет сроки дают. А их ещё и прожить надо, а то может и конвой где-нибудь на этапе сапогами забить, или братва на пику посадить.
– Да какой я боевик!? Три года назад приехал на заработки, а хозяин паспорт спрятал, да и пропал куда-то. Может убили его, а может уехал или в горы ушёл.
Ильдар протянул:
– Ну смотри сам, моё дело сторона. Хотя при желании мог бы и водочки выпить, да и пирожками домашними закусить.
Солдат ещё долго что-то долго бубнил про родных, которые должны приносить еду для задержанных и деньги для солдат, про то что нужно тащить службу, а кто-то сейчас на гражданке развлекается с девчонками, про то, что вот он вернётся из этой долбанной Чечни и потом…
Женька не слушал, в голове крутилась какая-то мысль.
– Ильдар, а кто такой Селюков?
– Селюков, это начальник разведки полка, третью войну уже тянет. Чехи за его голову сто тысяч зелени обещают. Лично со всеми пленными беседует. У него в Зою Космодемьянскую никто не играет, бесполезно. Жить все хотят и все понимают, что если соврать, то он сам приговор вынесет и сам же его исполнит. Почему у нас в полку потери минимальные? Да потому что начальник разведки крови не боится и лично молодёжь убивать учит. Не важно чем ножом, палкой, гвоздём, куском проволоки. Когда майкопскую бригаду в Грозном убивали, многие даже не выстрелили ни разу, потому что убивать были не готовы. Побольше бы таких офицеров как Селюков, и тогда бы все боевики уже давно в ямах сидели.
Женька сидел молча. Словоохотливый Ильдар сменился, сменивший его солдат, молчал. Женьке тоже не очень хотелось разговаривать. Он ждал, когда его поведут на допрос. Время шло, но его никуда не вызывали. Стемнело. Женька молча смотрел на звёздное небо, потом задремал, свернувшись калачиком на куске картона.
Проснулся он от холода и от того, что в яму сыпалась земля от спускаемой верёвки. Незнакомый солдат весело скалил в улыбке зубы. От голода и неподвижного сидения в яме Женьку слегка покачивало. Только здесь на свежем воздухе он почувствовал, что тело и одежда пропитались запахом мочи и экскрементов. Уже привычно сложив руки за спину, он зашагал по тропинке. Несмотря на поздний час, полк напоминал муравейник. Работали двигатели машин, безостановочно сновали люди, раздавались крики команд и громкий мат.
Его привели в какую-то комнату, посадили на табуретку в углу. Конвоир стоял рядом. Из соседней комнаты слышался громкий голос:
– Да откуда я могу знать этого информатора. Селюков мне не докладывал, у него свои люди во всех сёлах. Взял разведчиков и на двух БТРах помчался на встречу. Обещал привезти информацию по банде Абу Тумгаева, но перед селом попал в засаду. Когда мне доложили, что идёт бой, я выслал подкрепление, вызвал вертушки. Нет. Пока ничего не известно. Селюков убит, с ним ещё восемь двухсотых. Добивали суки, трое пропали без вести. Село зачищаем.
Некоторое время стояла тишина, мужчина в соседней комнате кого-то внимательно слушал, потом вслед повторил «конец связи», положил трубку и разразился громкой матерной тирадой. Как раз в это время Женькин конвоир, негромко покашляв, заглянул в слегка приоткрытую дверь:
– Разрешите товарищ подполковник?
Грузный военный лет сорока-сорока пяти, с красными воспалёнными глазами, раздражённо рыкнул на него:
– Тащи обратно эту падаль, не до него сейчас.
Женьку опять отвели в яму. Из обрывков разговоров он уже понял, что пока допросов не будет. Полк потерял начальника разведки и с ним одиннадцать бойцов. Личный состав подняли по тревоге для поиска банды, устроившей засады.
Всю следующую ночь шёл холодный дождь. Ржавые листы железа и куски рубероида почти не спасали от потока воды. Женька натянул себе на голову кусок одеяла, валяющийся в углу ямы. Он вжимался плечами в мокрые земляные стены, стараясь найти хоть какую-то защиту от холода и сырости. Неожиданно рядом с ним упала верёвка.
–Ну ты чо, душок, спишь. Давай вылезай, на допрос тебя вызывают. И давай шевели булками, а то у нас не любят когда опаздывают.
Недоспавший и тоже промокший солдат был зол, ему выпало стоять в карауле уже под утро, в самые сонные часы. А тут ещё надо тащиться под дождём в штаб, конвоировать этого недобитого зверька. Часовой даже не задумывался, почему он причислил сидящего в яме человека к боевикам. Неважно, что он славянской внешности. На прошлой неделе приезжал особист из группировки, рассказывал, что у Шамиля Басаева в банде много наёмников из Украины, Прибалтики. Есть даже российские офицеры, которые попали в плен, а теперь служат инструкторами. Или переодеваются в российскую форму и под видом федералов совершают убийства, грабят, насилуют. Поэтому бабы чеченские и не дают солдатам, презирают. Раньше, до Чечни полк стоял в Астрахани, так по вечерам от местных путан отбоя не было. А здесь приходится воздерживаться, пойти некуда, да и боязно. Месяц назад двое контрактников пошли ночью баб искать, так и не вернулись, пропали.
Солдат ёжился от холода, матеря вполголоса Чечню, в которой нет даже блядей, Шамиля Басаева вместе с Хаттабом, затеявших эту войну, командира полка полковника Миронова, который спит сейчас с контрактницей Маринкой, и этого урода, которого надо тащить на допрос.
В штабе горел свет. Часовой на крыльце глянул на Женьку безо всякого интереса, и, не вынимая изо рта сигарету, пробурчал:
– Первая дверь направо, к капитану Сазонову.
В кабинете за столом сидел офицер. Он перебирал лежащие на столе бумаги, совершенно не обращая внимания на вошедших к нему людей. Женька боком прислонился к стене, наслаждаясь теплом. За его спиной топтался часовой.
Офицер за столом, поднял глаза.
– Ты чего здесь стоишь? Спросил он – Давай садись, в ногах правды нет. Махнул рукой конвоиру с автоматом – Выйди, подожди за дверью. Вызову, когда будешь нужен.
Остерегаясь подвоха, Женька осторожно присел на край табурета.
Капитан закурил сигарету:
– Тебя задержали в зоне боевых действий, без документов. Кто ты такой мы не знаем. На твоей одежде обнаружены частицы пороха, на руках характерные мозоли и следы оружейной смазки. В нескольких километрах от места твоего задержания была устроена засада. Всего этого достаточно для того, чтобы в боевых условиях поставить тебя к стенке без суда и следствия. Поэтому если хочешь жить, рассказывай всё по порядку – имя, фамилия, как оказался в Чечне, у кого в отряде воевал, где прячешь оружие, в каких операциях принимал участие, сколько человек убил лично ну и так далее, подробно. Наша беседа с тобой сегодня первая, и она вполне может оказаться последней. Поэтому давай без формальностей. Я заключаю с тобой сделку. Ты рассказываешь мне всё честно и без утайки, а я безо всякого причинения вреда здоровью отправляю тебя сначала во временный отдел милиции, а потом в следственный изолятор Ростова, Пятигорска или Ставрополя. Это уж как повезёт. В СИЗО тебя ждёт камера с кроватью и белой простынёй, трёхразовое питание, баня и прочие прелести цивилизации. Но самое главное, как только ты покинешь Чечню, у тебя появится надежда, что ты будешь жить, и возможно, ещё очень долго. Через пять лет освободишься, получишь паспорт и уедешь на все четыре стороны хоть в Америку, хоть в Китай.
Женька подавленно слушал.
–В противном случае, если ты начнёшь передо мной изображать героя подпольщика, и будешь молчать, или попытаешься рассказать какую-нибудь страшную сказку о своей жизни, то шансы выжить у тебя автоматически падают до ноля. В этом случае ты можешь рассчитывать только на то, что в лучшем случае твой труп прикопают где-нибудь у дороги. В худшем, тебя сожрут бродячие собаки или крысы. Минута на размышление. Согласен?
Женька утвердительно кивнул головой. Капитан положил перед собой стопку желтоватой грубой бумаги, пододвинул шариковую ручку.
– Итак, начнём. Кто ты такой? Фамилия, имя?
– Рядовой Евгений Найдёнов, 205 мотострелковая бригада, воинская часть № 74980, призван в мае 1999 года.
– Звание и фамилия командиров?
– Комбриг полковник Назаров, командир роты капитан Муратов.
– Как оказался вне расположения части? Дезертировал?
– Никак нет. Меня с группой солдат отправили в лес за дровами. Напали вооружённые чехи. Во время боя меня ударили по голове прикладом, потерял сознание. Очнулся уже в багажнике машины, без оружия и связанный.
– Кто из военнослужащих был с тобой в составе группы?
– Прапорщик Морозов, сержант Зыков и четверо рядовых. Они не из нашего взвода. Я две недели как прибыл в часть из учебки и мало кого в роте знал по фамилиям.
– Когда это произошло?
– В начале декабря прошлого года, точный день не помню.
– Что делал у чеченцев? Почему не бежал?
– Жил в семье Усмановых, работал по дому, помогал по хозяйству. Бежать было некуда, горы кругом. Всё равно бы с собаками поймали. Тогда бы точно головы лишился. Выждал момент, бежал. Вот теперь у вас в яме сижу.
– Какова судьба остальной группы?
– Не знаю, я же говорю, без сознания был. Кроме меня больше никого не привезли. Может быть, кто-то раненый в лесу и остался. Чехи об этом ничего не говорили. Но оружие они всё собрали и с собой забрали.
– Кто совершил нападение?
– Братья Усмановы – Шамиль, Идрис, Аслан, Ризван. Старшего Мусу убили раньше. Я жил у их отца Ахмеда Усманова, он называет себя Ахмед– Хаджи.
– Где сейчас находятся Усмановы?
–Старик в селе живёт безвылазно, с невесткой и внуком. Младшего Идриса убили месяца два назад, Шамиля на прошлой неделе. Живы ещё Аслан и Ризван, но они сейчас в лесу, у отца почти не появляются. Зимой, как зелёнки не станет и в горах похолодает, тогда они на отдых спустятся.
– Ты лично принимал участие в операциях против российских войск?
– Нет, никогда. Я же вроде как батрак был, за харчи работал. Шамиль, правда, хотел в свой отряд забрать, но думаю, что он больше для смеха предлагал. Шутник был большой, пока не убили. Да и я желания не изъявлял.
– Почему у тебя на руках оружейная смазка?
– Это не оружейное масло, а автомобильное. Я Ахмеду технику ремонтировал, ну там генератор дизельный, трактор, движок у машины. Вот руки и были вечно в солидоле, да в автоле.
– Кроме Усмановых, кто ещё против нас воюет? С кем из боевиков знаком, имена, фамилии, позывные?
– Мы как-то с Шамилем в Яраш-Марды заезжали. Там у хозяина, его Умар зовут, забирали лекарства и продовольствие для боевиков.
– Адрес Умара?
– Не помню, да и ночью это было. Если в селе окажусь, то, наверное найду. У него вокруг дома забор интересный, из белого силикатного кирпича.
– Кто засаду на майора Селюкова организовал, знаешь?
– Да откуда мне знать, я же в яме сидел, когда Селюков погиб.
Сазонов встал из-за стола, прошёлся по кабинету. Несмотря на ночь и непролазную грязь на улице, капитан был чисто выбрит, выглядел бодрым и отдохнувшим. Он курил, стоя у окна, и о чём-то сосредоточенно думал, складывая в уме одному ему известную мозаику.
– В каких ты отношениях со старым Ахметом? – спросил внезапно Сазонов.
– Какие у нас могут быть отношения? Он хозяин, а я вещь, которую он может подарить, продать или выбросить за ненадобностью. Я русский солдат, взятый в плен, а у него русские троих сыновей убили. Хотя какое-то расположение с его стороны, наверное есть, я ему внука спас как-то.
– При каких обстоятельствах это произошло?
– Это когда мы с Шамилём за лекарством к Умару ездили, пацан тогда с нами был. На каком –то блоке нас обстреляли, мальчишку ранило и я дотащил его до дома.
– Что было дальше?
– Воспользовался переполохом и сбежал из села. Несколько дней плутал по горам, потом спустился на равнину и попал уже в вашу яму.
Капитан усмехнулся.
– Так ты, получается, жалеешь, что от чехов ушёл. Может быть, тебе у них лучше было? Между прочим, ты солдат давал присягу на верность Родине. А сам вместо того, чтобы сражаться с оружием в руках, служил врагу. В боевых условиях сам знаешь, чем это чревато. Я тебя просто бойцам своим отдам, и скажу, что ты наёмник, снайпер. Они тебя за минуту на ремешки порежут – Сазонов говорил негромко, пристально смотря Найдёнову в лицо.
Женька подавлено молчал, возразить было нечем. Капитан лишь озвучил мысли, которые каждый день крутились в Женькиной голове.
– Ладно, солдат, иди. Подумай над своей судьбой и над тем, как ты можешь облегчить свою судьбу. А я пока над твоим рассказом подумаю, проверю всё, и если не соврал, постараюсь помочь. Русский офицер своё слово держит. Давай иди. Конвой! – крикнул он негромко.
Ожидавший за дверью караульный, шагнул в дверь.
– Задержанного накормить, содержать на общих основаниях.
Женьку опять отвели в яму. Он так и не сомкнул глаз до самого утра. Было очень холодно. Мокрая одежда не грела, и Женька сворачивался как эмбрион, стараясь хоть немного согреться и заснуть. Утром в яму на верёвке опустили котелок с пшённой кашей, завёрнутый в газету кусок хлеба. Холодная каша не лезла в горло, но Женька запихивал её в рот, убеждая себя, что надо есть, что надо выжить.
Мысль ускользала, он никак не мог сосредоточиться и додумать до конца, зачем надо жить. Казалось, что всё уже кончено, из этой ямы не выбраться никогда. Прошлая жизнь виделась чем-то ирреальным, похожим на сон. Страха уже не было, появилось равнодушие к своей жизни, и к судьбам других. Женька спрашивал себя, почему же он так боялся умереть, ведь это совсем не страшно?
К вечеру следующего дня, на дно ямы опять упала верёвка. Его повели уже знакомой дорогой. Но на этот раз кабинет был пуст, Сазонова не было. Следом за конвоиром вошли двое солдат в пятнистых маскхалатах. Ни слова не говоря, один из них ударил Женьку в лицо. Каким – то звериным осязанием, он почувствовал, что будет удар, и поднырнул под кулак. Его руки мёртвой хваткой вцепились в воротник чужого маскхалата. Он нанёс удар коленом в пах и, падая на обмякшее тело, вцепился пальцами в чужое горло. Солдат захрипел.
Второй солдат ударил Женьку прикладом в затылок. И когда тот отвалился в сторону, пытаясь спрятать голову и закрыть её от ударов, его начали бить ногами, не давая подняться. Удары кирзовыми сапогами приходились в лицо и живот. Уже теряя сознание, он услышал стук двери и знакомый голос:
– Отставить мордобой! Иванцов, Карамышев я вам, что приказал? Доставить задержанного ко мне. А вы что сделали? Или под трибунал захотели? Я вам это быстро устрою. Марш в караулку и утру, чтобы объяснительные лежали у меня на столе.
– Товарищ капитан, он сам на Иванцова бросился, хотел автомат вырвать, чуть не задушил. Здоровый душок, еле угомонили. Мы ведь его слегка только расслабили, даже не сломали ничего.
– Я кому сказал шагом марш? Ещё одно слово и сами в яму сядете.
Женька услышал скрип закрываемой двери, стук каблуков в коридоре. Превозмогая боль, присел на корточки, прислонившись спиной к стене.
– Ну, что, Найдёнов, как ты себя чувствуешь? Говорить можешь? Тогда слушай и запоминай.
Капитан прошёл к столу, взял в руки какую-то бумажку.
– Я проверил всё, что ты мне рассказал. В большей части твоя информация подтверждается, но тебе это ровным счётом ничего не даёт. Да, ты военнослужащий российской армии. Да, попал в плен. Эти факты установлены, и не вызывают никаких сомнений.
Другой вопрос, при каких обстоятельствах ты попал в плен? Почему все твои сослуживцы убиты, а ты жив? Что ты делал у чеченцев несколько месяцев? Почему оказался в одной машине с полевым командиром Шамилем Усмановым, и самое главное. Почему, когда вас обстреляли на блок-посту, ты не убил Усманова, или не поднял руки и не заорал «Ребята, я свой»? Ведь ты же находился в плену у боевиков, и согласно логики должен был, как манны небесной ждать освобождения. Вместо этого ты опять оказался у ваххабитов, а потом неизвестно для чего, в расположении объединённой группировки российских войск. Я тебе скажу так, вопросов у особого отдела и военной прокуратуры будет много. У нас люди даже с меньшим количеством прегрешений навсегда остаются в яме. Скажу больше, для тебя было бы даже лучше, если бы ты был чеченским боевиком, а не российским солдатом. Те хоть периодически под амнистии попадают, или родственники их выкупают. А за тебя деньги никто платить не будет, потому что для всех ты предатель, и амнистия на изменников не распространяется. Ты всё понимаешь, что я говорю?
Женька молча кивнул головой.
–Тогда ты также должен понимать, что дела твои плохи. Выживешь сейчас, потом сам запросишь смерти. В России с клеймом предателя жить совсем не сладко.
Капитан замолчал, наблюдая за Женькиной реакцией. Найдёнов проглотил липкую слюну, прохрипел сдавленным голосом.
– А какой у меня выход? Вы ведь не просто так ведёте со мной душеспасительные разговоры.
– Вот видишь я в тебе не ошибся, ты не дурак. Это радует. Война штука подлая и жестокая. Она ломает человеческие судьбы и превращает их в мясной фарш. Я хочу тебе помочь, потому что верю, ты не враг. Но и ты должен помочь мне.
Женька молча слушал.
– Один из братьев Усмановых, Ризван – довeрeнноe лицо шейха Абу-Бакра. Его ещё называют Арабом. В 1996 году назад Ризван прошёл подготовку в специальном тренировочном лагере под Кабулом. Занятия по тактике с ним проводил некий Беслаудин Рзаев, офицер пакистанской разведки, работающий под прикрытием гуманитарных организаций.
В настоящее время Усманов находится в Грузии, но со дня на день мы ожидаем его появления в Чечне. Именно к его прибытию была подготовлена операция по уничтожению разведгруппы майора Селюкова. Бандитам необходимо было представить доказательства своих успехов в борьбе с неверными. Именно от результатов инспекции Ризвана Усманова зависит, какая сумма будет направлена боевикам.
Мы сделаем так, чтобы ты снова оказался у Усмановых. Рано или поздно Ризван заявится к отцу. Ты дашь нам сигнал и на этом твоя задача будет считаться выполненной. Согласен?
Женька ответил вопросом.
– А у меня, что, есть выбор?
Сазонов задумался.
– Я думаю, что нет. Поэтому, ты сейчас подпишешь документы и дашь подписку. Твой оперативный псевдоним будет, ну-у-у, к примеру... свояк, или свой.
Женька невесело усмехнулся:
– Тогда уж лучше – чужой. И ещё объясните, как вы собираетесь уничтожать Ризвана Усманова, мне ведь надо вам сначала сообщить, а для этого оттуда ещё как-то выбраться надо?
– Через 20– 25 минут после активации маячка на место подачи сигнала будет сброшен воздушный десант. Командир группы десантирования будет предупреждён о тебе. Ты уйдёшь вместе с десантниками. Уголовное дело в отношении тебя будет прекращено по амнистии. Дослуживать ты уже не будешь, пару – тройку недель полежишь в госпитале, пройдёшь обследование и на гражданку, к родителям.
Несколько дней тебе ещё придётся посидеть в яме. Мы должны подготовить легенду по твоему возвращению к Усмановым. И поверь, что сегодняшний инцидент, это всего лишь часть плана по уничтожению бандитов, и твоей реабилитации. Через несколько дней, ты всё поймёшь сам. Подписывай здесь и здесь.
Женька, не глядя, расписался на разложенных перед ним листах.
Капитан нажал кнопку под столом. Вошёл караульный и Женька привычно, сложив руки за спину, шагнул за порог.
– Меня не застрелят. Я им нужен...
Он испытывал странное, необъяснимое состояние, сплошное нагромождение мыслей. Они роились у него в голове, отталкивая друг друга. Чувствовал он себя как-то беззаботно, пусто, не утвердившимся в разуме существом.
На следующий день ближе к вечеру в яму опустили молодого чеченца. Звали его Умар. По словам Умара, его задержали во время зачистки села. В бандах он не был, оружия в руках никогда не держал, и надеялся, что в скором времени родственники соберут деньги и выкупят его. Умар хорохорился и делал вид, что ему совершенно не страшно.
На следующую ночь пьяные контрактники вытащили их из ямы и долго били ногами. Умару сломали руку, а Женька долго уворачивался от ударов, привычно пряча лицо в колени, закрывая пах и живот. Контрактники бросили Умара и переключились на Женьку.
Только под утро их бросили в яму. Умар стонал, прижимая к груди сломанную руку. Женька был без сознания.
Прежнее, далекое, недавно пережитое состояние беспросветности вернулось к нему в облаке серого омрачения. Облако касалось просыпающегося сознания, оживляя его сдержанной болью. Но оно никак не могло устояться, боль балансировала на грани уходящего и приходящего сознания и там не было привычных мыслей о плене, о яме, о том что будет завтра. Он не думал о прошлой жизни, её не было, это был сон, мираж, виртуальная реальность. Он старался дистанцироваться от своего тела, от боли рвущей его на части и представить, увидеть себя через месяц, десять, двадцать лет. Когда то читал, кажется у Джека Лондона, что это возможно. Тайники сознания могут показывать не прошлое, а будущее. И казалось, что во-вот он увидит себя повзрослевшим и свободным или наоборот пустоту, тёмный и пустой туннель...