Текст книги "Фантом"

Автор книги: Сергей Дубянский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Если честно, все действительно здорово, – Ира уселась в уголок и взяла Димину сигарету, – это история – настоящая, живая история. Ты знаешь свою историю?

– В ней нет ничего интересного, – Диме расхотелось рассказывать что-либо – зачем, если все у него так, как у других, и его дед с бабкой ничем не отличаются от ее деда с бабкой?

– Так не бывает. Ты прости, если я испортила спектакль. Ты, наверное, еще хотел мне рассказать об этих людях с фотографий?

– Нет, – он отвел глаза. Говорить-то им, оказывается, о чем. Тогда для чего он пригласил ее?..

– Ди-ма!.. – она потрепала его по руке, – давай что-нибудь делать, а то мне станет скучно. Ты весь какой-то потухший… Вечно я все порчу. Давай, что ли, выпьем?..

– Давай. Я сейчас принесу.

– Тебе помочь? – крикнула Ира, когда он скрылся в комнате.

– Не надо! – он почти с ненавистью оглядел фотографии на стенах и решил завтра же убрать их в шкаф – пусть все прошлое пылится в одном месте, подальше с глаз! – водку будешь?

– А есть варианты?

– Нету!

– Чего тогда спрашиваешь?

Когда Дима вернулся, гостья сидела на том же месте и с интересом изучала шкатулку.

– А это, что за штуковина? – спросила она.

– Такой у тебя не было? – он хотел пошутить, но получилось так зло, что Дима сам почувствовал это, и Ира почувствовала.

– Дим, я уже извинилась, если обидела тебя, а если ты будешь таким, я просто уйду.

– Не надо, – то, что шкатулка оказалась для нее загадкой, сразу вернуло тему разговора и, соответственно, хорошее настроение, – я сам не знаю – ононе открывается, понимаешь?

Ира долго рассматривала гремящую коробочку, но тоже не нашла способа проникнуть внутрь, а Дима, тем временем, успел выставить закуску и даже наполнил рюмки.

– Куда ты мне столько? Я буду пьяная, начну приставать…

– Только попробуй!.. – Дима засмеялся, – я буду отбиваться.

Разговор сделался обычным для мужчины и женщины, которые хотят стать ближе, но пока не решаются это сделать. А уж когда они выпили, Дима физически почувствовал, как спадает внутреннее напряжение.

– Ир, я очень рад, что ты приехала, – сказал он, – когда ты позвонила, я стоял на крыльце и думал, вот, докурю и позвоню…

– Видишь, ты собирался, но так и не собрался, а я, вот…

– За тебя, – Дима решил, что, скорее всего, она права, и снова наполнил рюмки, но Ира закурила, не поддержав тост. На фоне окна было хорошо видно, как струйка дыма разрасталась в облако, поднимаясь к потолку.

– Может, откроем что-нибудь? – предложила она.

– Конечно, – встав, Дима сначала распахнул дверь в сени, а потом и на улицу – на крыльце, распушив хвост, сидел серый кот.

– Боже!.. – Ира даже опустила сигарету, – это что за монстр?

– Понятия не имею, – Диме показалось, что глаза кота становятся шире, а зрачки начинают пульсировать, распространяя сияние, как круги от брошенного камня, – он сам пришел, когда бабка умерла. Я не знаю, чей он.

– Странно… – Ира задумчиво смотрела на кота и вдруг позвала, – Тихон… (кот повернул голову и чуть заметно шевельнул ушами). Ти-хон, иди сюда. Кс-кс-кс…

Кот снова повел ушами и уставился на Иру.

– Ты что, знаешь его?!..

– Я не знаю, но пока ждала тебя, прочитала объявление: «Пропал серый кот. Большой. Пушистый. Зовут Тихон. Просьба вернуть за вознаграждение». Еще там был телефон.

– Правда?.. А я не видел.

– Ты ж не читаешь объявлений на столбах, а мне делать было нечего. Позвоним? Только я телефон не помню. Сходи, посмотри, а я покараулю его. Кот-то хороший, жалко…

В принципе, Диме было наплевать на судьбу кота, но в глазах Иры он хотел выглядеть добрым и благородным. Хотя, не так уж это и благородно, если «за вознаграждение»… Короче, он сам не знал почему, но чувствовал, что позвонить надо непременно. Все повторялось, как в прошлый раз, когда он пошел искать дом полковника Ивлева. Как пишут в текстах контрактов «обстоятельство непреодолимой силы» – помнится, эта фраза всегда смешила его, но сейчас он понял ее смысл.

Чтоб не спугнуть животное, Дима вышел через главный вход и почти бегом бросился к остановке. Объявление, действительно, висело на столбе, и, самое интересное, что оно было совсем свежее, иначе вчерашний дождь должен был бы смыть его полностью.

Когда Дима вернулся, кот уже зашел в сени и старательно обнюхивал кипу старых газет.

– Закрой дверь с улицы, – прошептала Ира, – а я, с кухни.

Кот не разгадал их маневр, и через пять минут, истошно вопя, уже метался в тесном помещении с тусклым окном.

– Как собака, – заметил Дима, возвращаясь в дом.

– Звони, пока у него не случился разрыв сердца.

– Ага. Сейчас! – добежав до телефона, Дима набрал номер и услышав женский голос, спросил – извините, у вас пропал кот?

– Вы нашли его?!

– Похоже на то. Он огромный, серый, красноватые глаза…

– Это он!! – воскликнула женщина, – что с ним?!

– Ничего. Он уже несколько дней ходит вокруг моего дома.

– О, господи! Бедный Тиша… Вы кормили его?

– Какой, к черту, кормили? Он сейчас у меня в сенях бьется, как тигр в клетке. Заберите его, пока он дом не разнес, – Дима назвал адрес и ему показалось, что это вызвало замешательство.

Ира стояла у двери с сигаретой, громко приговаривая:

– Тихоня… или, как тебя там?.. Ну, потерялся, что ж теперь делать? Все будет хорошо. Успокойся, котик, сейчас придут твои хозяева… – но от незнакомого голоса и замкнутого пространства кот орал еще громче.

– Пойдем на улицу, – предложил Дима, – или я с ума сойду.

Они уселись на скамейке. Дима подумал, что самое время для объятий, но кошачьи вопли доносился даже сюда, ломая лирическое настроение.

– Блин, скоро они там? – Ира ссутулилась, подперев голову кулачками, – животное охренеет, и мы вместе с ним!

– Обещали минут через десять.

Оба замолчали и сидели так, пока не скрипнула калитка. В сад вошла немолодая женщина в вязаной кофте, которая когда-то была, наверное, ярко голубой. Дима поднялся навстречу, а Тихон, на минуту умолкнув, завопил с новой силой.

– Тиша, бедный!.. – выдохнула женщина вместо приветствия, – где он?

– Идемте, – Дима провел хозяйку кота на кухню и указал на дверь, – там.

Женщина уверенно проскользнула в сени, даже не спросив, что там находится. Через несколько секунд кот замолк, а еще через минуту женщина появилась вновь, держа своего любимца на руках. Кот прильнул к ней совсем по-человечьи, обхватив лапами за шею. Успокоившаяся хозяйка стояла посреди кухни, оглядываясь по сторонам, словно ища что-то.

– Знаете, – она обернулась к Диме, – а вот здесь, кажется, был встроенный шкаф.

– Да. Его пришлось сломать, когда подключали газ, – автоматически ответил Дима, и только потом вник в суть вопроса, – а откуда вы знаете, что здесь было?

– В детстве я играла здесь. Этот дом для меня, как родной. Его строил мой отец.

– А как фамилия отца? Не Красавин?

– Крапивин. Алексей Николаевич Крапивин.

– Младший лейтенант?.. – растерянно уточнил Дима.

– Да, – женщина улыбнулась, – тогда, младший лейтенант.

– А сейчас он жив?

– Умер в восемьдесят девятом, – женщина вздохнула, переминаясь с ноги на ногу. Видимо, ей не хотелось уходить.

– Пойдемте со мной, – сказал Дима. Он еще не успел связать в единую цепочку появление кота; свое желание найти строителей дома; страничку, выпавшую из дневника; объявление на столбе, и просто подумал, как удачно все складывается.

Они перешли в комнату. Женщина сразу подошла к портрету деда и остановилась, продолжая гладить кота. Она смотрела на портрет, будто перед ней висел лик святого.

– Я помню Василия Павловича, – мечтательно произнесла она, – замечательный был человек. Добрый. Он всех пытался накормить. Не знаю почему, но все казались ему голодными. Для солдат, которые строили дом, он всегда сам покупал хлеб и молоко. Клал возле сарая, где хранился инструмент… Отец ему объяснял, что им привозят обед, а он отвечал строго: – Товарищ младший лейтенант, генерал лучше знает, что нужно бойцу.

Дима слушал, верил, но представить своего деда таким, не хватало фантазии.

– А жена его, Мария Ивановна? – спросил он.

– Ее я плохо знала. Она жила в городе. До того, как они построили этот дом, им же предоставляли квартиру. Я не помню где именно – маленькая была, а, может, мне и не рассказывали. Знаю только, что она очень не хотела сюда переезжать.

– Она не хотела?.. Но она же так любила этот дом!..

– Не знаю. Помню, как они ругались. Он говорил, что советский генерал не должен жить отдельно от жены, что это портит его партийную репутацию, а она кричала, что ей плевать на его репутацию и жить здесь она не будет, даже если его за это выгонят из армии. Она приезжала сюда два раза в неделю – они ругались, и она уезжала обратно.

– Не может быть!..

– Я говорю то, что видела, – обиделась женщина.

– Нет-нет, я о своем, – спохватился Дима.

– А Василий Павлович жил здесь, – продолжала женщина, – вон, там, – она показала рукой на запертую дверь комнаты, давно превращенной в промежуточный склад между домом и сенцами (следующей этапом являлась помойка), – кухня уже была, но готовить генерал не умел и каждый день ездил в столовую. Знаете, у него был такой огромный, черный автомобиль с открытым верхом… «Мерседес», кажется.

– Разве он водил машину?

– Нет, что вы!.. У него был шофер – Миша. Помню, сядет Василий Павлович на переднем сиденье, сложит руки на животе и говорит торжественно: – Все, Миш, поехали. Медлить нельзя. Война войной, а обед по расписанию. Он был помешан на еде…

– Это ваш отец писал? – Дима взял со стола листок.

– Да, – она только заглянула в него, не решаясь отпустить уснувшего кота, – это его почерк.

– А вы знаете, что стало с теми румынами?

– Детей сюда не пускали, пока не расчистили стройплощадку, – она подняла голову, внимательно глядя на Диму, – тут столько оружия валялось!.. Но мы все равно и потом находили. Тогда его никто никуда не сдавал – вся земля была им напичкана. Если пацан шел без «Вальтера» в кармане, над ним начинали смеяться. И трупы никто не хоронил так, чтоб по-человечески, иначе б тут было сплошное кладбище. Их просто закапывали, кого, где нашли, особенно немцев – своих еще пытались как-то разыскать…

– А с этими что сделали?

– С этими?.. Когда фундамент углубляли, их в яму побросали и засыпали.

– То есть, они прямо под домом лежат?

– Ну да, вон, там, – гостья вновь показала на дедову комнату, – там мы тоже рылись, – она грустно улыбнулась, – понимаете, мы ж дети войны. Кругом была смерть, поэтому покойников никто не боялся, а у этих, всякие интересные знаки на мундирах были, не наши и не немецкие, так мы их на сахар меняли; на шоколад, если у кого родители в пайках получали…

Она еще продолжала говорить, а Дима смотрел на давно запертую дверь, пытаясь представить, что находится под этой комнатой. Видимо, женщина поняла, что ее уже не слушают, поэтому осторожно тронула его за руку.

– Извините, заболталась я, но это мое детство. Сколько я вам за Тишу должна? Пенсия у меня, конечно, маленькая…

– Да что вы?!.. – возмутился Дима, – это я вам еще должен за то, что вы все это помните!

– Спасибо вам, – женщина склонила голову, прижавшись щекой к пушистой Тишиной холке, – мы вдвоем с ним остались. Без него, как в склепе, тишина и ни одной живой души – с ума сойти можно… – женщина направилась к выходу, но все-таки оглянулась, стараясь скорректировать детские воспоминания.

Иры на скамейке не было. Пока ловили кота, Дима напрочь забыл о ее существовании, а теперь вспомнил. …Уехать она не могла…Медленно пошел вокруг дома. Ира стояла под деревом, держа в руке надкусанное краснобокое яблоко.

– Я тут съела парочку, ничего?

– А они никому не нужны, – Дима махнул рукой, – все равно сгниют. Слушай, кота, значит, поймали, но… пойдем лучше, я тебе кое-то покажу…

Диму устраивало, что Ира ни о чем не спрашивала, потому что не смог бы пересказать то, что чувствовал. Открыв шкаф, он просто достал альбом и подвинул к Ире.

– Господи!.. – перевернув страницу, та прикрыла ладошкой рот, – что это?..

– Это то, что было на месте моего дома. А вот, самый первый документ, – он протянул записку лейтенанта Крапивина.

– И что дальше?.. – осторожно спросила Ира.

– Их всех закопали прямо под домом. Он стоит на братской могиле. Ничего фундамент, да? Хозяйка кота, оказывается, дочь того, кто этот дом строил – ну, автора записки. Я хотел найти ее, после того, как наткнулся на фотографии, а она сама пришла.

– Не сама. Ее кот привел.

Дима почувствовал легкий холодок, пробежавший между лопаток. Весь конгломерат последних дней вдруг начал складываться, если не в логическую схему, то, по крайней мере, переставал быть нагромождением случайностей.

– Пойдем, выпьем, – предложил он тихо, – потом я тебе еще кое-что покажу.

Ира выпила до дна, выдохнула и сунула в рот кусочек сыра.

– Я говорила, что здесь запах, как в Сокольих горах.

Дима смотрел на нее и думал, с чего начать? Курил, выпуская дым тоненькой струйкой почти ей в лицо, но она не возмущалась, молча ожидая продолжения.

– Дом – любимое детище моего деда. Больше его не хотел никто – ни бабка, ни моя мать, хотя она тогда была еще маленькой и своего мнения, наверное, не имела…

– Почему?

– Не знаю. Но хозяйке кота нет смысла врать, тем более, все участники истории давно умерли. Получается… как говорится, до деда был хаос, то есть, была война. В детстве мне рассказывали, что до войны здесь находился кинопрокат, в котором хранились добрые довоенные фильмы…

– Ты, прям, как роман читаешь, – улыбнулась Ира.

– Я не роман читаю – я думаю вслух. Дед приказал закопать их прямо здесь. Что такое для генерала два десятка трупов?.. И он построил дом. Построил так, как хотел. И жил здесь. Один. Несколько лет. Потом переехала бабка. Я думаю, он просто перестал платить за ту, городскую квартиру. Это все было до меня. А потом я уже начинаю помнить, хотя и был совсем маленьким. Наверное, бабка, действительно, тогда не любила дом или боялась его. Я не осознавал этого – так, какие-то фрагменты. Например, пока она была моложе, все время старалась уехать в город. Она просыпалась утром, завтракала, одевалась и уезжала. Целыми днями болталась по магазинам, ходила в кино – даже на какие-то курсы записалась… даже обедала в кафе! И возвращалась только к вечеру. Дед страшно ругался за то, что в доме не убрано, что вечно нечего есть. И я злился – с одной стороны, наслушавшись деда, а, с другой, потому что обедать, мы ездили в столовую при Доме Офицеров – этот ежедневный ритуал отбирал три часа времени. Все считали бабку никудышной хозяйкой, издевались за глаза, а она, наверное, просто бежала из дома. Теперь мне так кажется…

Потом дед умер. Я помню, как он упал в своей комнате и не смог встать – ноги отказали, но он запретил перекладывать себя на постель. Лежал на полу и царапал доски. Говорил, что так ему лучше, так ближе… Никто не мог понять, к чему ближе. А, может, ближе к ним? Они ж все лежат, именно, под его комнатой… – Дима замолчал, окунувшись в свое детство и вновь видя перед глазами лежащее на полу грузное тело с отечным лицом, дряблой кожей, мешками под глазами…

Прикосновение вернуло Диму к реальности. Он настолько явственно вернулся в прошлое, что вздрогнул от неожиданности, и в первую минуту даже не понял, что за девушка находится перед ним, и как она очутилась в доме.

– Дим, – Ира сжала его руку, – вернись. Я здесь. Не уходи, пожалуйста, – она улыбнулась.

Дима попытался сосредоточиться, но не смог – он по-прежнему ощущал себя мальчиком и смотрел с высоты своего крошечного роста на огромную руку, скребущую пол, как ковш экскаватора замерзшую землю.

Постепенно видение отступило. Лицо Иры стало более реальным, чем видение, но он все равно никак не мог поймать мысль. Это было ужасно неприятно. Да, он говорил о деде, но не мог вспомнить, что именно, а, типа, повторял до этого чьи-то чужие слова, не запоминая и не осмысливая их. Наконец он пришел к выводу, что так не сможет восстановить нить повествования.

– О чем я говорил? – спросил он.

– Ты рассказывал, как умер твой дед. Как лежал на полу…

– Да! – перед Димой перевернулась страница, и пусть он не помнил содержание предыдущей, но мог читать дальше, – так вот, когда он умер, бабка перестала уезжать в город. То есть, перестала вообще. За продуктами она ходила в ближайший магазин, одежду себе не покупала, донашивая имевшуюся, а всякие мелочи привозили мои родители, появлявшиеся раз в две недели навестить меня. А еще, она выходила в сад и сажала цветы. Море цветов. Она никогда не посадила ни одного помидора или огурца, а цветов было, море. Причем, самых разнообразных, натыканных бессистемно, иногда просто под деревом или посреди какой-нибудь лужайки. Но сколько их было!.. Она запрещала их рвать. Говорила, что они должны быть здесь, и она должна их видеть. Один раз, помню, мы крупно поругались из-за этого. Я уже учился в институте и опаздывал на свидание, поэтому чтоб не тратить времени, нарвал пионов. Кусты были огромные, прямо розовые холмы посреди зеленой травы – там и заметить-то отсутствие десятка цветов невозможно, но когда я вернулся, она устроила скандал по этому поводу. Кричала, что в них ее спасение, а я не понял, что за спасение и от чего. Я решил, что она выживает из ума.

На следующий год была бесснежная морозная зима, и все цветы погибли. Она не стала сажать новые, а просто перестала выходить на улицу. Часами сидела, разбирая старые документы, листала мемуары, которых от деда осталось множество (все они были испещрены пометками, в которых дед не соглашался с трактовкой авторов – наверное, он был мыслящим военачальником…) Это был уже ее дом, понимаешь? Она боролась за каждую трещинку, за каждую паутинку – боролась с моей женой и, в конце концов, выжила ее…

– И как же ты не заступился за жену, если любил ее? – перебила Ира.

«Книга» перед Димой снова захлопнулась. Он остался один на один с поставленным вопросом и замолчал, потому что в этот момент не готов был мыслить самостоятельно, а только излагал предложенную кем-то свыше версию. Молча моргал, неприязненно глядя на Иру – и зачем она вывела его из сладостного транса?..

– Ты не любил ее, – заключила Ира, не дождавшись ответа.

В Димином сознании схематично, но очень объемно возникли две субстанции: Валя и Дом, и Валя показалась спичечной коробкой рядом с огромным бетонным кубом. Дима не мог применить сюда понятие «чувства»; решить, что он любит больше, а что меньше – этих понятий просто не существовало. Перед ним находились две массы, две физические величины, одна из которых тысячекратно превышала другую, и все. Облаченная в слова, мысль прозвучала бы грубо и цинично, поэтому Дима промолчал, оставляя Иру с собственным мнением.

– Ну, продолжай, – вздохнула она, – извини, что перебила.

Но «книга» больше не открывалась, а сам Дима ничего сказать не мог. Мысль застопорилась на двух кубах, большом и маленьком, и упорно не хотела двигаться дальше.

– Давай, еще выпьем, что ли? – предложил Дима, – а то голова, вроде, пустая; а, вроде, в ней такая путаница!.. Не знаю, как это может быть одновременно, – он закурил и увидел, что в пачке осталась одна сигарета, а пепельница полна окурков. Как они столько накурили, он не заметил.

– Дим, – Ира взяла эту последнюю сигарету, – тебе не кажется, что у тебя крыша едет?

– У меня?!.. (ему-то казалось, что Ира, наоборот, должна понять все его сумбурные экзерсисы. По крайней мере, ему так хотелось) Ты же сама рассказывала про троглодита, про Сокольи горы – считай, что я поверил и теперь ищу объяснение своей ситуации, с помощью твоего знания!..

– Я не об этом, – улыбаясь, она и погладила его руку, – не обижайся. Я хотела спросить, тебе хорошо здесь? Ты чувствуешь себя спокойно?

На столь конкретный вопрос Дима должен был бы знать ответ, но неожиданно понял, что не знает. На какое-то мгновенье он превратился в деда, который ходит по комнатам, проверяя, все ли в порядке; берет знакомые, принадлежащие ему вещи, переставляет их с места на место, чувствуя себя хозяином целого мира, находящегося внутри этих крепостных стен. Это было состояние покоя и умиротворения. Потом внезапно становился бабкой, рвущейся в город, потому что давит тишина и одиночество, и ты превращаешься из хозяина в узника…

Не решаясь определиться с ответом, он молча наполнил рюмки, поднял одну из них и выпил. Вместе с вливавшейся внутрь водкой, мир стал наполняться красками, а мистические пентаграммы недавних размышлений рассыпались, обретая вид незатейливого орнамента на кухонной клеенке. Он даже услышал, как редко, но методично капает вода из крана; покрутил пустую сигаретную пачку и прицельно бросил в ведро.

– Возьми в шкафу, – сказал он.

Ира потянулась к верхней полке, где среди баночек, оставлявшихся Валей неизвестно для каких целей, краснела пачка сигарет, и Дима увидел, как Ирина майка медленно выползает из-за пояса джинсов. Ему вдруг захотелось увидеть хоть кусочек ее тела, хоть узкую полоску, но майка оказалась слишком длинной. В этом ему не повезло, зато полностью вернулось ощущение реальности – будто в кукольном домике неожиданно подняли крышу, и туда хлынул солнечный свет, вдыхая жизнь в маленькие фигурки, сидящие на стульчиках за столиком, покрытым лоскутом от старого халата.

Дима устал от воспоминаний. Он чувствовал себя опустошенным, но в то же время, очищенным от прошлого, и поэтому настоящее открывалось с новой пронзительной яркостью. Он взял в свои, обе Ирины руки. Она через стол потянулась к нему, даже привстала. Дима вложил свое лицо ее ладони. Он видел, что ей неудобно стоять, вот так, наклонившись, не имея точки опоры, но руки она не отнимала, и это его радовало.

– Вот сейчас мне хорошо, – признался он.

– Странный ты, – Ира погладила его по голове, – скажи честно, ты приглашал меня, чтоб поговорить о доме или?..

Вопрос кольнул самолюбие, вроде, не оправдал он оказанного доверия, но ответил сразу. Ответил так, как чувствовал – он слишком устал, чтоб анализировать, что можно сказать, а чего лучше не говорить в такой ситуации.

– Я об этом как-то не задумывался. Мне просто хорошо с тобой, а дальше, как получится.

– Наверное, получится… – она провела рукой по его лицу, прикрывая глаза, смешно играя с нижней губой, – потому что мне тоже хорошо с тобой. Но получится в следующий раз, если не передумаешь, – она встала, оставив недопитую рюмку, – мне пора.

– Почему?

– Дел еще полно.

Все произошло так неожиданно, что Дима даже не попытался удержать ее. Ира поспешно обулась, накинула ветровку. Единственное, что успел Дима, это поймать ее за руку и на мгновение притянуть к себе; почувствовал, как дернулось ее тело и обмякло. Ира подняла голову, закрыв глаза, и он целовал ее долго и нежно. Дыхание ее стало чаще, а ногти с силой впились в его спину. Когда она отпрянула, глаза ее блестели, а на щеках выступил румянец.

– Пока, – Ира выскользнула на улицу, не закрыв дверь.

Дима видел, как она чуть ли ни бегом, словно спасаясь от кого-то, добралась до калитки и исчезла, тут же переместившись в другой, неподвластный ему мир. Дима не понял, что произошло, но все равно, ему становилось очень хорошо от воспоминания об блестящих глазах и предательски выползающей из джинсов майки.

Он вернулся на кухню. Облака табачного дыма казались почти осязаемыми. Распахнул настежь окна; опустился на табурет, глядя на остатки трапезы, на недопитую Ирину рюмку и слушая, как сквозняк шелестел в коридоре старой газетой. Взглянул на часы. Оказывается уже вечер, а он даже не заметил и, казалось, солнце тоже не заметило, потому что продолжало невозмутимо светить, даже не собиралось спускаться за горизонт.

Курить не хотелось – во рту и без того стоял горьковатый привкус. Пить тоже не хотелось. Бывает такое напряженное состояние, когда пьешь и не пьянеешь – наверное, организм просто отторгает алкоголь, не оказывающий привычного воздействия. Дима прошел в комнату и лег на диван. На сером потолке виднелись желтоватые пятна от прошлогодних дождей, когда на крыше съехал лист шифера, и вода напрямую устремилась в дом. Он вспомнил, как капли сползались в одну огромную каплищу, отрывавшуюся от поверхности, и с противным бульканьем падавшую в подставленное ведро. Повернулся на бок и закрыл глаза…

Неожиданно Дима услышал пение птиц и стрекотание кузнечиков. Ему даже показалось, что он реально чувствует прикосновение теплого ветерка и запах разогретой солнцем травы. Из этих ощущений постепенно, как бы раздвигая невидимый занавес, начала складываться картинка.

Сначала сквозь узкую щелочку ударил солнечный луч. Потом обзор стал шире, обнажив поляну с редкими ромашками, возвышающимися над жесткой, высохшей травой своими поникшими от жары белыми головками. На другом конце поляны чуть слышно шелестела листвой реденькая березовая рощица, вся пронизанная светом, прозрачная и ажурная, как опустившееся на землю бело-зеленое облачко.

Полотнища занавеса сомкнулись где-то за спиной, и Дима почувствовал под ногами горячую траву, слегка покалывающую ступни прошлогодней остью. Опустил голову и обнаружил, что стоит босиком, шевеля пальцами, наконец-то освободившимися после длительного заточения в обуви. Долго смотрел на свои ноги; на то, как через одну из них быстро перебежал муравей и скрылся, соскользнув вниз. Когда Дима снова поднял голову, то увидел посреди поляны столик на резных ножках, и это его почему-то не удивило. Он даже знал, что там должно находиться.

Действительно, это были шахматы – белые фигуры с его стороны и черные у отсутствующего противника. Но само сочетание фигур являлось настолько фантастическим, что он замер, растерянно вглядываясь в их блестящие деревянные головы. Смотрел он так долго, что фигуры начали сливаться в сплошную неясную шеренгу, терявшую конкретные очертания. Он только помнил, что позади ровного ряда белых пешек, по обе стороны от громоздкого короля в непропорциональной короне и ферзя, напоминающего детскую пирамидку, стояли кони. Шесть коней!.. По три с каждой стороны. И никаких других фигур. Это была странная партия.

Из состояния растерянности Диму вывела вспышка, мелькнувшая перед глазами. Он вскинул голову – картинка вновь изменилась, причем, кардинально. Рощицы почти не стало видно. Перед ней, блестя на солнце начищенными бляхами и оружием, выстроились войска – ровные прямоугольники пехоты в незнакомой форме. Солдаты стояли плечом к плечу, плотно сомкнув строй, и даже лица у них (он видел это совершенно четко, несмотря на расстояние) наводили на мысль о братьях-близнецах. А чуть поодаль стояли танки без опознавательных знаков. Крышки люков были открыты; экипажи сидели на броне, и лица у всех были такие же одинаковые, как у пехотинцев. Все это замершее воинство излучало непобедимую мощь, и в том, что ни один солдат за все время даже не моргнул, тоже было что-то пугающее – словно перед тобой целая армия зомби. Дима в страхе оглянулся… оказывается, у него за спиной тоже был лес, только совсем другой, настолько несовместимый с прозрачными березками, будто два совершенно разных пейзажа висели на одной стене. Мрачная дубовая чаща закрывала полнеба, и тянуло оттуда холодом и сыростью. А на опушке тоже находились войска, только совсем другие. Форма у них была пестрая, как клоунские костюмы, и стояли они не в парадном строю, а сидели, лежали, развалившись на траве. Их ружья, длинные с четырехгранными штыками, были составлены в пирамиды. Чуть поодаль паслись кони с шелковистыми гривами и длинными хвостами, такие красивые, но неприспособленные для войны. Вся эта идиллия дополнялась гитарным перебором, смехом и лошадиным ржаньем.

Дима перевел взгляд на противоположную опушку. Там появился высокий генерал, разложивший на броне танка карту и что-то докладывавший другому человеку. Откуда-то Дима знал, что этот второй – здесь главный, хотя на нем не было короны, а такая же черно-серая форма. Диму очень злило, что «король» все время стоял к нему спиной. Он не мог видеть лица, но внутренне чувствовал, что знает его. Никогда не видел, а просто знает!

Генерал свернул карту и решительно направился к первому батальону пехоты. …Сейчас что-то должно произойти… –испуганно подумал Дима, но тут же сообразил, что у него тоже должен быть генерал – ведь он видел на доске белого ферзя!.. И в тот же миг раздался конский топот. Перед ним остановился всадник, несмотря на жару, одетый в длинный белый плащ и капюшон, закрывающий лицо. Чудом, не запутавшись в своем одеянии, он спрыгнул с коня и замер, щелкнув каблуками невидимых сапог.

– Вы что, мой генерал? – спросил Дима, растерянно оглядывая странную фигуру.

– Ваш генерал упал и сломал ногу, – ответил незнакомец неожиданно высоким голосом.

– И что мне теперь делать?

– Воевать, Ваше Величество. Вы можете доверить мне свою армию? – незнакомец одним движением откинул капюшон. Дима даже прищурился от ослепительной белизны волос незнакомки – играя на солнце, они создавали над ее головой сказочный нимб, – так можете, Ваше Величество?

Дима так увлекся волосами, что лишь вновь услышав голос, взглянул в ее лицо. Всадница улыбалась. Чуть раскосые глаза, тонкий нос и рот, большой и чувственный… Ее нельзя было назвать красивой, но она источала непонятную притягательность. Дима подумал, что более прекрасной женщины еще не встречал, и ей он может позволить все, даже командовать армией, несмотря на всю глупость подобного предложения.

– А что мне остается делать? – ответил он со вздохом.

– Не бойтесь, мой король, – она рассмеялась, – мы все успеем, ведь мы белые, и раньше нас они не начнут.

Новоявленный генерал на удивление легко вскочила на лошадь, и направилась к войскам. Дима видел, как солдаты стали нехотя подниматься. Смолкла гитара. Они медленно и лениво стаскивали свои шутовские наряды, под которыми оказались обычные защитные гимнастерки, только почему-то без погон и знаков различия. Зато у некоторых на груди поблескивали медали (их еле слышное звяканье ветерок доносил до Диминого уха). Солдаты стали ловить коней, надевать на них, неизвестно откуда взявшиеся, седла, выравнивать стремена. Через несколько минут развеселый и бесшабашный табор перестал существовать. Стройные ряды всадников и пехотинцев замерли в боевых порядках. Дима невольно залюбовался ими – на мгновение он забыл, что против него выстроились танки, артиллерия и, скорее всего, никакой битвы не получится, но все равно, это была егоармия, такая красивая и такая преданная, которую он может бросить в бой одним движением руки.

Генерал вновь оказалась перед Димой, гарцуя на своей белой лошади, с красными, как у кота Тихона, глазами. Теперь она смотрела на него с гордостью.

– Ваше Величество, Вы умеете играть в эту игру?