Текст книги "Письма к Науму Сагаловскому"

Автор книги: Сергей Довлатов

Довлатов Сергей
Письма к Науму Сагаловскому

Наум Иосифович Сагаловский (род. в 1935 г. в Киеве) – поэт, сатирик, по основной профессии инженер, закончил Новочеркасский политехнический институт, в 1979 г. эмигрировал в США, живет в Чикаго, до эмиграции с Довлатовым знаком не был. Печатался в газетах «Новый американец», «Панорама», «Новости», журналах «Семь дней», «22» и др. Автор стихотворных книг «Витязь в еврейской шкуре» (Нью-Йорк, «Dovlatov's Publishing», 1982), «Песня певца за сценой» (Чикаго, «Renaissanse Publishing», 1988) и совместного с Вагричем Бахчаняном и Сергеем Довлатовым сборника «Демарш энтузиастов» (Париж, «Синтаксис», 1985).

Письма Сергея Довлатова к Науму Сагаловскому печатаются впервые, с небольшими купюрами, касающимися излишне острых реплик в адрес живых людей. Некоторые имена и фамилии заменены инициалами.

1

23 дек. (1982?)

Дорогой Наум! Во-первых, поздравляю Вас и Ваше семейство с бесчисленными еврейскими, православными и светскими праздниками, в которых я запутался.

Второе – посылаю Вам газеты со стихами – всем очень нравится. Надеюсь, первый ничтожный гонорар получили, обещают платить и дальше, хотя бы и гроши, в знак уважения.

Я больше и больше отдаляюсь от всяческой русской прессы, но Вас очень прошу – пишите и печатайтесь. Вы – один из самых талантливых людей в нашем, так сказать, поколении, и Вам надо все шире наплывать на русскую литературу, Мандельштам говорил, что все нужное – останется. И еще раз, простите за поучения, но думайте о «большой форме», характер Вашего дарования – сюжетный, не хотите писать прозу – дайте настоящий роман в стихах об эмиграции, придумайте сюжет, Вы же мастер.

Обнимаю, всем привет, Лена, мама и Коля приветствуют вас.

С. Довлатов

2

22 июля (1983)

Дорогой Наум!

Вы пишете: «…Леня[1]1
  Леонид Сагаловский – сын Наума Сагаловского, поэт.


[Закрыть] ощущал себя членом семьи…» Я вспоминаю Собакевича из «Мертвых душ», который, угощая Чичикова жареным поросенком, приговаривал что-то вроде:

«Добрый поросенок, год его откармливал… Ухаживал, как за сыном…»

Очень рад за Вашу матушку и за Вас (вас).

Т., будучи Лениным (то есть моей жены Лены) заказчиком, приходит к нам в среднем четыре раза в день. Человек он, в общем, приличный, как минимум не вор, что в Нью-Йорке уже показатель качественный, но преисполнен глубокой и неясной внутренней обиды на все. То есть абсолютно на все и на всех. Если ему сказать: «У тебя новые брюки», то его глаза наполняются слезами и он укоризненно говорит: «Что ты хочешь этим сказать? Разве я не имею права купить себе брюки?» […]

Сегодня утром Т. попросил «чего-нибудь холодного». Я принес яблочный сок. А он говорит: «Я же не пью яблочный сок!» Я говорю, откуда мне было это знать? По радио не объявляли… Т. повернулся и хотел уйти. А Лена говорит: «Ты и так распугал всех заказчиков…» А разве я виноват?..

Наум! Каждый раз, когда заходит речь о Ваших лирических стихах, Вы умышленно искажаете мои отточенные концепции. Я никогда не говорил, что мне не нравится Ваша лирика, потому что она мне нравится. Я говорил и могу повторить, что это замечательные стихи на уровне Давида Самойлова, Олега Чухонцева, Саши Кушнера, Липкина. Я даже не могу написать – и так далее, потому что «далее», в общем-то, и нет. Но: при всей их точности, искренности, при всем их блеске – Ваши лирические стихи не уникальны, в них, пышно выражаясь, отсутствует феноменологическое начало. В них нет сенсации, открытия и шока. Кроме того, я считаю, что лирическая поэзия (великая) должна касаться жизненного материала лишь в разрезе самых высоких метафизических понятий – Бог, душа, вечность, дьявол и пр. Конечно, это звучит претенциозно, но литература вообще претенциозное дело. А как же иначе, человек пером на бумаге создает не больше не меньше как новую реальность? И т. д.

Я же не сравниваю Вас с […] и прочей эмигрантской скудостью. Но имею я право любить, скажем, прозу Лермонтова больше, чем его стихи, пьесы Чехова – меньше, чем его рассказы, у Достоевского любить романы и не любить его журналистику, у Толстого предпочитать прозу – народным байкам? Я же не говорю, что Достоевский как журналист ниже Градобоева[2]2
  Н. Градобоев, наст. имя Николай Дудин, ныне покойный журналист из нью-йоркской газеты «Новое русское слово».


[Закрыть], а толстовские сказки уступают хуйне Родиона Березова[3]3
  Родион Березов, наст. имя Родион Михайлович Акульшин (1896 1988) – детский писатель, фольклорист, во время Второй мировой войны попал в плен и эмигрировал в США. Очень плодовитый автор стихов и прозы, много работавший как журналист, он выпустил в эмиграции более 20 книг, не отличающихся заметными достоинствами, во всяком случае – с художественной точки зрения.


[Закрыть]…

Ваши, так сказать, юмористические вещи, при всей их внешней непритязательности заключают в себе и феноменологию и уникальность. Не будьте вечным участником капустников, перечитайте «Графа Нулина» абсолютно тем же способом написано, я был прав…

Я все-таки надеюсь, что Вы покончите с самодеятельным подходом к Вашему творчеству, напишете смешной роман об эмиграции и заработаете кучу денег. Это реально. Я уже почти заработал. Хотя способностей у меня в четыре раза меньше, чем у Вас. Зато я – труженик, профессионал, а Вы любимец и кумир студенческой аудитории.

Прислала ли Вам 6 долларов женщина, которая взяла у меня Вашу книжку и адрес?

Когда закончите Вашего «Чужого»[4]4
  Имеется в виду поэма Н.С. «Чужой в раю», вошедшая в «Демарш энтузиастов».


[Закрыть], пришлите. Давайте тиснем его в «Новой газете»[5]5
  «Новая газета» – еженедельник, начавший выходить в 1980 г. в Нью-Йорке под редакцией ушедшего из «Нового американца» Евгения Рубина, в прошлом советского спортивного журналиста.


[Закрыть], забыв обиды?! Или пошлем в журнал «22»[6]6
  «22» – «общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле», издающийся в Тель-Авиве под редакцией Рафаила Нудельмана.


[Закрыть]? Он – наименее партийный.

У меня вышла одна книжонка по-русски и скоро выйдут еще три штуки. Буду Вам присылать по мере получения авторских экземпляров.

Авторские права на «Компромисс» купили шесть стран. И это при том, что лето, и книжка еще по-английски не вышла. Что же будет в октябре-ноябре? Куда я дену все заработанные мною деньги?!

Привет всему Вашему милому семейству, где даже теща – интеллигентный человек.

С. Довлатов

3

7 декабря (1983)

Дорогой Наум!

Баллада одобрена, набрана и готова к печати. Наклею ее в понедельник. Газету сразу вышлю.

Три дня назад звонила девица из «Новостей»[7]7
  «Новости» – русская ежедневная газета, выходившая в Нью-Йорке менее года.


[Закрыть], спрашивала Ваш адрес, так что движется какой-то гонорариум.

Лирику, глумливо отвергнутую […], немедленно пришлите мне. Рукопись малоодаренного Л. Консону[8]8
  Вадим Консон – литератор, радиожурналист, автор частушек, издававший в Нью-Йорке сатирический журнал «Петух», в котором печатался и С.Д.


[Закрыть] передал.

Тореева[9]9
  Наталия Тореева – русская художница, работала на киностудии «Ленфильм», живет в Чикаго. Она оформила и иллюстрировала книгу Н.С. «Витязь в еврейской шкуре».


[Закрыть], конечно, хороша. В моем доме перерабатывается неслыханное количество бумаги, рисунки сохранились чудом и обнаружены в результате долгих поисков. Надеюсь, это – все, или почти все. Но вообще-то в таких случаях надо предупреждать: «верните оригиналы», а не спохватываться через полтора года. Тем не менее, дай ей Бог выйти замуж за хорошего рабочего парня.

Пишете ли Вы роман об эмиграции? Вот, пожалуйста, сюжет. Неустроенному русскому эмигранту надоело бедствовать, он отправился в порт, выждал, когда уплыл советский корабль, и объявил полицейскому, что он – невозвращенец. Его привезли в Пентагон, дали охрану и квартиру. Днем он читает «Новое русское слово», а по вечерам докладывает Пентагону сведения о сов. экономике и так далее. Развейте.

Всех обнимаю. Ваш

С.

4

28 февр. (1984)

Дорогой Наум! Ваш этюд № 6[10]10
  «Этюд № 6 в тональности ре-минор», входит в «Демарш энтузиастов».


[Закрыть] я прочитал по телефону всем знакомым, включая одного человека в Дартмуте, одного в Анн Арборе и двух в Бостоне. К сожалению, с учетом всех этих иногородних товарищей, знакомых у меня человек девять, с остальными я поругался.

Относительно «позы просителя» я с вами не совсем согласен. Таков уж механизм: вы отсылаете свое произведение, у редактора нет времени ответить (ибо, как правило, этим редактором исчерпывается штат), затем ваше произведение неожиданно публикуется с купюрами и опечатками, а когда вы мягко сетуете по этому поводу, вас начинают считать амбициозной каверзной личностью с дурным характером. Не говоря уже насчет заплатить гонорар. И это еще в лучшем случае, поскольку в худшем вам не отвечают и к тому же не публикуют.

Все это так. Низость русской прессы (объяснимая, имеющая причины, логику и так далее) мне знакома. Я один из создателей этой низости, или активных (в прошлом) участников, хотя именно с Вами я вел себя более или менее прилично, и только потому, что у меня никогда не было меньших сомнений в таланте автора. Уверяю Вас, масса людей помнит меня как невнимательного, высокомерного душителя талантов. А.Л. до сих пор не здоровается со мной на радио «Либерти» после того, как я в 80-м году не реагировал на какую-то его похабную рукопись и мелко уклонялся от телефонного обсуждения этого вопроса.

Проблема существует, и я Вас понимаю. Я сам ни в одном американском русскоязычном издании ничего не хочу (а во многих случаях и не могу) напечатать. Правда, Максимов, что называется, сменил гнев на милость и печатает в № 39 мой рассказ[11]11
  Рассказ «Представление», напечатанный в «Континенте» (1984, № 39), главным редактором которого был Владимир Максимов. В его журнале печатались и другие вещи С.Д.


[Закрыть], но и то: рассказ был ему отослан с холодным сопроводительным письмом (то есть, я встал, по Вашему выражению, в позу просителя), никакого ответа не получил, а затем косвенно, через общих знакомых услышал, что Максимов говорит: «Довлатов, конечно, ничтожество, но рассказ смешной, и мы его опубликуем…» Что-то в этом роде.

Есть еще одна новость, точнее – новая возможность, и тоже – за океаном. Редактором умирающего журнала «Грани» стал Владимов[12]12
  Георгий Владимов был главным редактором «Граней» с 1984 по 1986 г.


[Закрыть], очень хороший, прямой и мужественный человек. Вот его адрес: Georgij Vladimov, Lubecker strasse 7, D-6236 Eschbom/Taunus 1, West Germany.

Если хотите, сошлитесь на меня, он призывал меня к сотрудничеству, причем довольно активно, а значит, такАя ссылка – уместна. Я бы на Вашем месте (поскольку моя ситуация несколько другая, и не потому, что я лучше, а потому, что я пишу прозу и меня переводят) все же послал бы свою лирику и «Чужого» и вообще – все, что есть – в «22», «Континент», «Время и мы» и в «Грани».

Проблема еще и в другом. Я довольно много разговариваю с разными людьми о Ваших вещах, и выявляется какая-то странная картина, что-то вроде недоразумения, корни которого – в самой природе Вашего творчества. Есть какое-то противоречие, которое Вам явно вредит, и в котором Вы совершенно неповинны. Я сейчас не размахнусь на филологический трактат: «Главное противоречие творчества Сагаловского», но в двух словах – происходит вот что. Ваши вещи по внешнему облику, по костюму, так сказать, абсолютно демократические, вроде бы – для народа, такой еврейский Демьян Бедный, то есть, фразеология, синтаксис и прочая внешняя атрибутика – народные, массовые, но! – оценить Ваши вещи, я уверен, способны только чрезвычайно интеллигентные люди. В результате, народ, условно – Брайтон-Бич, удивляется – почему нет мата и смака, где тетя Хая с китайцами, яйцами и прочими делами, где антисоветские частушки и так далее, а интеллигенция (средняя, нормальная, не такая изысканная, как мы с Вами) смущена внешне народной формой, наличием если не тети Хай, то Рабиновичей, Кацев и некоторых фривольностей.

Есть и второе противоречие. Российские люди (Максимов, Некрасов, Толя Анохин[13]13
  Анатолий Анохин – литератор, журналист, недолгое время главный редактор газеты «Новости», живет в Нью-Йорке, женат на эфиопской принцессе.


[Закрыть]) воспринимают Вас (иногда явно, иногда тайно и даже бессознательно) как жида с жидовской темой, а евреи (мрачные и тупые вроде П.), наверное, считают Вас антисемитом.

Но и это еще не все. Ваши вещи (в большинстве) рассчитаны на эмигрантскую аудиторию, а приличные люди (например, Владимов) возглавляют журналы, сориентированные на Союз, где не знают того материала, на котором построены Ваши истории, то есть, попросту говоря, не знают, что такое фудстемпы[14]14
  Фудстемпы – заменяющие деньги денежные знаки, которые можно использовать только для покупки еды. С.Д. имеет в виду строчки из «Этюда № б…» Н.С.: А я надену праздничный пиджак, Пойду в собес и попрошу фудстемпов.


[Закрыть].

Короче, пишите. Если можете заставить себя – пошлите что-то в журналы. Если нет – издайте через год-два еще одну книжку. Герой Булгакова говорит:

«Никогда слава не придет к человеку, который пишет дурные стихи». Эта фраза имеет и обратную силу. Рано или поздно все состоится. Разве не чудо, что Булгаков и Платонов, выступавшие при жизни в третьих литературных ролях, стали безоговорочными лидерами новой русской прозы? Ведь все нашли и откопали, мельчайшие газетные заметки Платонова вплоть до обработанных им писем в редакцию воронежской газеты за 24-й год.

У меня все нормально. Дня два назад отослал Вам письмецо. Так что в плане дружбы с Вами я опережаю на 1 очко, не говоря про объем.

Обнимаю все Ваше семейство, начиная с незнакомой, но заранее мне симпатичной Вашей матушки.

Ваш С.Д.

5

25 авг. (1984)

Дорогой Наум!

Благодарю Вас за прямоту, «Иная жизнь»[15]15
  Одна из «Сентиментальных историй» С.Д. (см. настоящее издание); первоначальный вариант, написанный в 1968 г., назывался «Отражение в самоваре».


[Закрыть], действительно, – барахло. Мне давно хотелось выступить против серьезности, написать что-то в жанре философской ахинеи. И задумано все было не так уж худо. Просто я не могу органически действовать вне бытового реализма. Но пытаться буду.

Стишки в прозаическом тексте – очень древний фокус[16]16
  «Иная жизнь» заканчивается стихами, записанными как прозаический текст. Их каноническая форма была бы такой:
Кончается история моя.Мы не постигнем тайны бытиявне опыта законченной игры.Иная жизнь, далекие мирывсе это бред. Разгадка в нас самих.Ее узнаешь ты в последний миг.В последнюю минуту рвется нить.Но поздно, поздно что-то изменить…

[Закрыть]. Западные писатели делают это сто лет. Набоков в 30-е годы закончил стихами «Дар». Стилистически это – курсив, выделение. Все равно, что напечатать абзац зеленой краской. Так что аксеновская «Цапля»[17]17
  Пьеса Василия Аксенова «Цапля» частично написана рифмованной прозой.


[Закрыть] – ни при чем. Фокус настолько старый, что принадлежит всем и каждому.

«7 дней»[18]18
  Журнал «Семь дней» выходил в Нью-Йорке под редакцией Петра Вайля и Александра Гениса в 1983–1984 гг. Вышло 57 номеров.


[Закрыть] еще живы. Вайнберг[19]19
  Валерий Вайнберг – заместитель главного редактора газеты «Новое русское слово» по коммерческой части. «Семь дней» субсидировались газетой. В настоящее время Вайнберг – владелец и издатель «НРС».


[Закрыть] продал их (вернее – передал убытки) некоему Липману[20]20
  Игорь Липман – окололитературный бизнесмен. «Семь дней» ни «проданы», ни «переданы» ему не были.


[Закрыть], издающему говенный журнал «Бизнес оп'ортьюнитиз». В этом журнале Липман восхваляет деловые качества некоего Губанова, а Губанов нежно характеризует Липмана. Но и Губанов, и Липман – одно и то же лицо. Я беседовал с ним раза три, и он мне не понравился. Своего двойника Губанова Липман называл в разговоре «май партнер», именно так ставя ударение. И еще он говорил, что журнал должен быть «атрактив»[21]21
  «Атрактив» – «attractive» – «привлекательный» (англ.).


[Закрыть]. По-моему, этого достаточно, чтобы депортировать его в Мексику.

«Стансы к Марусе» – одобряю. Мне кажется, это Ваш – средний уровень, то есть, для нормального человека – очень высокий. Почему эти стихи не для книжки? Пропустите его (их?) через «Точку зрения»[22]22
  «Точка зрения» – издававшийся в Нью-Йорке в 1984 г. «журнал для женщин» под редакцией Нины Аловерт, Марии Сван и Натальи Шарымовой. Гл. редактор Н. Шарымова.


[Закрыть]. Я, например, дал им рассказ. К сожалению, плохой[23]23
  «Точке зрения» напечатан рассказ С.Д. «Роль» (см. настоящее издание). Готовность занизить оценку собственной работы – одна из характерных черт литературного поведения С.Д.


[Закрыть].

«7 дней» обречены исторически. Единственный выход для Пети и Саши избавиться от хозяев, увеличить нагрузку, взять на себя деловые обязанности, а главное – придать журналу остроту. Но они ничего этого не сделают. В них как-то дико сочетаются энтузиазм с апатией. Им нужен человек (не подумайте, что намекаю именно на себя), который готов брать на себя ответственность. То есть принимать решения, а затем их навязывать. Этим и отличается главный редактор от нормального журналиста.

Книжка наша продвигается[24]24
  «Демарш энтузиастов».


[Закрыть]. С понедельника Лена будет набирать Вас и меня. Бахчаняна набирать не надо. Затем Вагрич будет делать макет. А там посмотрим,

Гриша Поляк[25]25
  Григорий Поляк – редактор-издатель издательства «Серебряный век» (Нью-Йорк).


[Закрыть] в принципе интересуется, но он темнила и уклончивый тип. Он говорит, покажите готовую продукцию, хотя и так знает, на что мы способны. Дальше. Ефимов[26]26
  Игорь Ефимов – редактор-издатель издательства «Эрмитаж» (Тенафлай, штат Нью-Джерси). См. его воспоминания о С.Д. в настоящем издании.


[Закрыть], с которым я вел переговоры на всякий случай, отказал. Я даже не спросил – почему? Какая разница! Есть в запасе Маша Синявская[27]27
  Мария Розанова, жена Андрея Синявского – редактор-издатель журнала «Синтаксис» (Париж).


[Закрыть] с ее приличной типографией. Они здесь были, и я говорил о нашей книжке. Она заинтересовалась, но есть противопоказания. Во-первых, это за океаном. Кроме того, Марья, при всех ее талантах, никогда не отвечает на письма, никогда и ничего вовремя не посылает, а главное – норовит вставить в чужую книгу собственные выпады против Максимова и Солженицына.

Кроме нее в запасе есть Проффер (тяжело болен)[28]28
  Карл Проффер (1938–1984) – американский филолог-славист, владелец издательства «Ардис», в котором вышла первая книга С.Д. «Невидимая книга».


[Закрыть], Габи Валк[29]29
  Габи Валк – нью-йоркский представитель находящегося в Германии издательства НТС «Посев».


[Закрыть] […], Ирина Кухарец в «Руссике»[30]30
  Ирина Кухарец – работница нью-йоркского магазина и издательства «Руссика» (Russica Publishers, Inc.).


[Закрыть] […] В общем, кто-нибудь издаст. В конце концов я раздобуду деньги, которые быстро окупятся. Не пропадем. К Новому году выйдем.

«Невидимую газету»[31]31
  Имеется в виду книга С.Д. «Ремесло» (Анн Арбор, «Ардис», 1985). В нее входит «Невидимая газета». Книга вышла уже после смерти Проффера с посвящением: «Памяти Карла».


[Закрыть] издает Проффер, обещает к Новому же году.

Как Вам «Демарш энтузиастов»?

Всех обнимаю.

Ваш С.Д.

6

23 окт. (1984?)

Дорогой Наум,

спасибо за стихи, как всегда талантливые, разве что на этот раз чуть пышноватые – фолиант, Рубикон, добродетель…

В «Грани» лирику все же советую отправить. Ты пишешь – «надо, чтобы стихи подошли Владимову», и это тебе не нравится, но ведь иначе не бывает. Владимов же – хороший, умный редактор, связанный, правда, в какой-то мере требованиями «Посева». Стихи ему, я уверен, подойдут, и тем более – понравятся.

Дорита[32]32
  Дорита Брайбург, поэт, прозаик, печатала стихи в СССР, с 1975 г. в эмиграции, псевдоним Рита Брай, автор книги «Правдивая история ее жизни» (Holyoke, «New England Publishing Co.», 1986).


[Закрыть] звонит, действительно, частенько. Роман ее – ни плохой, ни хороший, в том смысле, что это вообще не литература. Написан он правильным, казенно-обывательским языком: «Заходящее солнце осветило верхушки деревьев…»

Маше Синявской я писал дважды, сегодня напишу в третий раз и параллельно буду просить содействия у Гладилина и Некрасова.

После лета на наше семейство посыпались неприятности: пришлось усыпить собаку Глашу – ей было 16 лет и она не могла ни двигаться, ни есть, кроме того, почти беспрерывно хворает сынок, да и маманя сильно одряхлела. Поэтому – настроение хреновое. И зарабатываю мало.

Всех обнимаю. Не пропадай. Пришли мне 5–7 лир. стихотворений, я сам отправлю их в «Грани», не ленись.

Марью Синявскую рано или поздно достанем.

Извини за опечатки – пишу на чужой машинке.

Бахчанян написал повесть «О том, как поссорились Иван Денисович с Александром Исаевичем».

Твой

С. Довлатов

7

11 июля (1985)

Дорогой Наум!

Никогда и никому, особенно – интеллигентным людям, не говори, что Бродскому далеко до Евтушенко, иначе тебя будут принимать за харьковчанина или, в лучшем случае, подумают, что ты переутомился.

Я не знаю, как вел себя Е. в Чикаго, но то, что они с В. устроили в Карнеги-холле, было верхом неприличия. Подробности – в «Панораме» № 220[33]33
  «Панорама» – русский еженедельник, выходящий с 1980 г. в Сан-Франциско под редакцией Александра Половца.


[Закрыть].

Что касается дел на работе, то это весьма грустно, если, конечно, твои опасения не преувеличены. Не будь ты домовладельцем, то в случае увольнения я бы торжествующе стал звать тебя в Нью-Йорк. Я почти уверен, что хоть чем-то мог бы быть полезен с трудоустройством – все-таки у меня есть какое-то количество знакомых инженеров, и среди них – милые и опытные люди. А по вечерам мы бы, вяло хихикая, мастерили бы какой-нибудь убыточный журнальчик.

«Невидимая газета» вышла в «Ардисе», буквально вчера я получил экземпляры и на днях начну рассылать их знакомым. Книжка мне – без кокетства – не нравится, хотя бы потому, что она не беспристрастная, а во-вторых, там как-то явно нарушен баланс между беллетристикой и фактографией. Короче – проходная, дурацкая книжка. «Заповедник» лучше.

Стихи о Пушкине с утра читаю знакомым по телефону. Вообще, должен сказать, что если бы в эмиграции существовал культурный и пристойный музыкальный коллектив, не кабацкий, а эстрадный, то из нескольких твоих стихотворений можно было бы сделать хорошие песни.

Думал было послать стихотворение Марье Синявской, чтобы вставила в нашу книженцию, но испугался, что она перепутает нумерацию страниц, и вообще, обретет лазейку и простор для надругательства. К тому же, я надеюсь, что книжка уже в производстве.

Всех твоих женщин обнимаю. Изволь переписываться со мной и дальше.

С. Довлатов

P.S. Привет твоим корешам – Евтушенко, Рыгору Бородулину, Раисе Ахматовой, Адаму Шогенцукову, Долматовскому и Наровчатову.

С.

8

31 июля (1985)

Дор. Наум!

Я почти все время торчу в горах, мы сняли так называемое «бангало», напоминает пресловутое жилище Ленина в Разливе, так что в Нью-Йорке бываю мало и пишу коротко.

Саше Половцу я отправил «Ремесло» с надписью:

«Дорогому Саше, который будет жить и после ядерной войны». Таков он и есть. По типу это – коренастый крепыш […]

Печататься тебе «есть где» и кроме «Панорамы». В «22», например. Если бы у тебя возникла «не еврейская» подборка, то – в «Гранях» и в «Континенте». С еврейской темой у них сложно, хотя Владимов и сам наполовину еврей. Но на твои стихи обидятся и евреи, и антисемиты. Ведь и среди тех, и среди других хватает идиотов.

В Чикаго я пока, увы, не собираюсь. Разве что осенью пригласит Морис Фридберг[34]34
  Морис Фридберг – американский филолог-славист, профессор Иллинойсского университета в Урбане, Шампейн.


[Закрыть] из Иллинойсского университета. Тогда увидимся.

Бахчаняна оперировали насчет геморроя. Он придумал кличку Юзу Алешковскому – Юзд Алешковский. (Used).

Земля круглая потому, что вертится, а куры носят яйца, как и все мы, включая Солженицына.

Я сижу на диете и очень похудел. Одна старуха остановила в Форест-Хиллс мою мать и говорит:

– Как похудел ваш сын. Он что, с турмы?

С Машей Синявской я договорился в смысле сроков – неопределенно: осень – начало зимы. Первого сентября пошлю ей письмо с вложенным конвертом, двумя интернациональными марками и схемой письма ко мне. Например: «Дорогой Сергей. Ваша с Бахчаняном и Сагаловским книжка ВЫШЛА, ВЫХОДИТ НА ДНЯХ, НЕ ВЫЙДЕТ НИКОГДА. (Нужное подчеркнуть)…» И так далее. Других вариантов, кроме Маши, не было. Такие уж мы с тобой отпетые диссиденты.

Подождем.

Обнимаю тебя и все семейство.

С.

9

30 ноября. (1985)

Дорогой Наум!

Я чувствую, что замучил тебя своими письмами. Ты отвечай не сразу, регулируй.

Поэму с удовольствием прочитал вслух Грише Поляку и Соломону Шапиро[35]35
  Соломон Шапиро – кинорежиссер из Минска, эмигрировал в США в начале 1980-х, нью-йоркский сосед С.Д.


[Закрыть], однофамильцу твоего героя.

Поэма замечательная, для «Граней» всячески годится. Конец, мне показалось, неожиданный, но не стопроцентно эффектный, к последней строчке забываешь, что все началось из-за пива и сигарет. Через три секунды это вспоминается, но три секунды потеряны. Но это – мелочь.

Еще мне не понравилось «за два счета» (…и самолет Аэрофлота его доставит за два счета…) «В два счета» – идиома, то есть словосочетание нерушимое, я бы сделал, например: «…и самолет Аэрофлота его доставит к нам в два счета…», «к нам» в данном случае воспринимается естественно, я в своих дурацких передачах всегда пишу «наша литература», «наша страна», «наши порядки» – и всем ясно, что речь не об Америке, а о Союзе.

Я думаю, идеально было бы послать в «Грани» сразу – и лирическую подборку, и поэму, пусть они решат, с чего начать, я бы начал с лирики. Если ты в течение недели лирику подготовишь, то лучше бы я послал их вместе, не на выбор, а для очередности, тут есть некоторый журналистский момент, лирика для первой публикации – безоговорочнее. Короче, если в течение недели не получу лир. подборку, отсылаю поэму.

«Грани» никогда ничего не редактируют и не сокращают. Когда я предупреждал на этот счет Владимова, он сказал: «Мне бы такое и в голову не пришло».

Сичкин[36]36
  Борис Сичкин – киноактер, известный более всего по роли Бубы Касторского в фильме «Неуловимые мстители», эмигрировал в США. С.Д. считал его одним из лучших устных рассказчиков.


[Закрыть] куда-то пропал. Спасибо, что напомнил. Надо его разыскать.

Гражданства не получил и не очень стремлюсь.

Индюшку ел в гостях, куда отправился на машине Соломона Шапиро с мамой, Леной, Катей и Колей, всем семейством. Моя мать рассказывала за столом кавказские истории, и литературная общественность после этого сказала (как всегда все говорят после знакомства с нашей маманей): «Теперь мы знаем, откуда Серега черпает хохмы».

О Бродском спорить не желаю. Если уж Милош[37]37
  Чеслав Милош – польский поэт, лауреат Нобелевской премии, живет в США.


[Закрыть] тебя не убедил, то я и подавно не смогу убедить. Будем считать, что ты к нему относишься, как Толстой к Шекспиру. Кстати, читал ли ты Толстого? Прочти, тебе понравится. Можно даже в автобусе, если автобус идет из Цхалтубо в Сан-Франциско.

Всех обнимаю. Гони подборку.

С.

10

29 мая (1986)

Дорогой Наум!

Прости, что я назвал тебя талантливым. Я ведь от души. И что это ты вдруг спохватился на седьмом году моих восторгов?

Разреши прочитать тебе на правах младшего короткую лекцию.

Есть три уровня жизни. Первый – для себя, второй – для людей, и третий – для Бога. Бог в данном случае – высшее начало. Ты живешь для того, чтобы писать стихи. Для меня это совершенно очевидно, а для тебя – не знаю. Но без тебя в литературе не хватало бы очень существенной ноты. Представь себе какую-нибудь «Хованщину» без ноты «ля».

Может быть, тебе кажется, что стихи – это твоя собственность. Это не так. Они в большей степени моя собственность, чем твоя. И так далее.

Половца надо воспитывать. Каждый раз, когда он меня обманывает, я в оскорбительной форме указываю ему на это. Но у него есть и достоинства. Он не обидчивый […] Напиши ему, как в свое время написал А. С. Пушкин братцу: «Лев, верни деньги!» Но если не желаешь связываться, мне это понятно.

Возвращаюсь к идее взаимных комплиментов. Хорошо когда-то действовал Марамзин[38]38
  Владимир Марамзин – прозаик, один из издателей парижского журнала «Эхо». В Ленинграде входил в литературную группу «Горожане» – вместе с Борисом Бахтиным, Владимиром Губиным и Игорем Ефимовым, – к которой очень тяготел С.Д.


[Закрыть]. Году в 67-м он сказал на дне рожденья Леши Лосева: «Довлатов пятый прозаик земного шара». Умный и точный Леша спросил: «А кто первый?». Марамзин ответил: «Конечно, Боря Бахтин»… Оказалось, что все пять лучших прозаиков земного шара живут в Ленинграде, знакомы между собой и даже сидят за одним столом.

Меня очень удивила сумма в 124 доллара. Вайлю с Генисом заплатили тысячу минус дорожные расходы. Мне – тоже. Чем ты хуже? Во всех случаях […] Мара Столина[39]39
  Мара Столина – заведующая одним из русских культурных центров в Сан-Франциско.


[Закрыть] должна была до выступления сообщить условия.

Я ей напишу вежливое, но сухое письмо с требованием объясниться. Я бы написал сию минуту, но ты какой-то сложный человек и вдруг обидишься. Сообщи мне срочно, не возражаешь ли ты против такого письма.

Дело не в тебе, а в хамском отношении к пишущим людям, которое стало в эмиграции нормой. Я с этим абсолютно не желаю мириться. Я этих блядей воспитываю, воспитываю, а они все равно норовят насрать в душу.

Обнимаю. Жду письма.

Твой С.

11

14 июня (1986)

Дорогой Наум!

Наша книжка у Марьи – вышла. Едет морем. Через месяц будет здесь. Говорят, все получилось не так уж худо.

Дальше. Владимова уволили из «Граней». Там командует НТС – что-то вроде русского ку-клукс-клана. Даже Солженицына они считают либералом и жидом. Вместо Владимова назначен Ю.К.[40]40
  Главным редактором «Граней» после Георгия Владимова была назначена Е. А. Самсонова-Брейтбарт.


[Закрыть] – крещеный еврей, ужасно набожный, пасмурный и устремленный в несуразную высь.

Я, может быть, писал тебе, что в трудную минуту ослабел и продал Половцу за 1.000 долларов несуществующую повесть «Иностранка». Сейчас я эту повесть в испарине строчу. Получается невообразимая херня.

Но: героиню зовут – Мария, Маруся, Муся Татарович, она символизирует Россию, Эмиграцию с большой буквы и еще черт знает что. Так я подумал, нельзя ли под каким-то предлогом сунуть туда в целях облагорожения текста твои стихи «Маруся, хочешь стансы напишу?». Разумеется, с указанием твоего авторства. Допустим, в финальной сцене среди гостей появляется поэт Наум Сагаловский и читает стихи. Действие происходит в Квинсе. Все реально.

Ужас в том, что я эти стихи не могу отыскать в своих завалах. То есть, я, конечно, найду, но это потребует большой чистки. Не сердись и пришли мне копию[41]41
  В окончательном варианте «Иностранки» стихов И.С. нет.


[Закрыть]. И как можно скорее.

Я в Торонто прочитал твоего «Архимеда», чрезвычайно хлопали. Я сказал – надо бы вам Сагаловского пригласить. Они сказали – он у нас выступал. Судя по всему – с успехом. Все же ты не такой забитый, каким представляешься. И жена у тебя – крупная женщина. И дети развитые. И с работы тебя все не увольняют.

Пришли копию.

Твой С.

12

21 июня (1986)

Дорогой Наум!

Огромное спасибо за стансы. Если уж ты такой благородный, что предлагаешь что-то переделать и даже написать заново, то разреши изложить тебе довольно сумасшедшую просьбу. Для этого сначала я должен раскрыть тебе страшную тайну. Вернее, поделиться литературным секретом. Только не думай, что я помешался.

Дело в том, что у меня есть такая как бы теория. Я считаю, что каждый прозаик должен надевать какие-то творческие вериги, вводить в свое письмо какой-то дисциплинирующий момент. В поэзии роль таких вериг играет рифма + размер. Это дисциплинирующее начало уберегает поэтов от многословия и пустоты. У прозы таких рамок нет, их, мне кажется, надо вводить искусственно. Особенно тем, у кого нет от природы железного отборочного механизма, какой был у Зощенко. Известно, что знаменитый французский писатель Жорж Перек в течение десяти лет не употреблял в своей прозе букву «е», самую популярную во французском алфавите[42]42
  Жорж Перек (1936 – 1982) – французский писатель, автор романа «Вещи» (1965) и принесшего ему мировую славу романа «Жизнь-инструкция» (1978), в 1969 г. написал роман «Исчезновение», ни разу не употребив в нем букву «е».


[Закрыть]. Что касается меня, то вот уже лет шесть я пишу таким образом, что все слова во фразе начинаются у меня на разные буквы. Даже предлоги не повторяются. Даже в цитатах я избегаю двух слов на одну букву в одной фразе. Например, в «Заповеднике» я цитирую из Пушкина: «К нему не зарастет народная тропа…» Меня не устраивали «нему» и «народная». И я пошел на то, чтобы поставить: «К нему не зарастет священная тропа…» А затем сделал сноску: «Искаженная цитата. У Пушкина – народная тропа». С предлогом «не» пришлось смириться, ничего не смог придумать.

Короче, для меня это стало психозом. Вот раскрой мои три-четыре последние книжки и убедись.

Если бы ты мог оказаться таким дусей и слегка поправить в эту сторону твое стихотворение! Еще раз, не сочти меня умалишенным. И помни, что если уж я Пушкина исправил, то тебе обижаться не следует.

Посылаю тебе условный вариант правки, чтобы ты видел, о чем речь.

 
Маруся, хочешь – стансы напишу?
Как сладостно томление разлуки…
…В кафе «Снежинка» города Прилуки
ем на обед молочную лапшу
с огурчиком. Фуражка набекрень.
Распахнута моя косоворотка.
Вокруг сидят улыбчиво и кротко
крестьяне из соседних деревень.
Кондовая, махорочная Русь,
галоши, телогрейки и портянки…
Бывает, что увидится мне с пьянки
приют неунывающих марусь,
но – Родина!..
Не мне ли суждено
дожить мой век среди ее отбросов?..
Я прежде был ученый и философ
(в «философе» два «л» или одно?).
Маруся, жизни нет. Замкнулся круг.
Здесь всякий холмик мнит себя Казбеком,
ведь я был не последним человеком
в системе Академии Наук.
А нынче – к огнедышащим печам
я подношу формованное тесто.
Моим словам просторно. Мыслям – тесно,
и в сердце – неизбывная печаль.
Шесть лет, как я покинул СССР.
Считай, что я в загранкомандировке.
Как накуплю вещичек по дешевке
и вышлю аккурат на твой размер.
 

И так далее.

«Погас огонь. Остался свет лучины…»

И еще:

«мы ласточки. А может быть – стрижи…»

Все остальное соответствует. Наум, не сердись. И не думай, что я рехнулся. А если и рехнулся, то отнесись с пониманием.

И еще сообщи – где было напечатано это стихотворение? Но, впрочем, даже если в «Панораме», я его вставлю. Авторство укажу непременно.

С этим все. Жду.

Дальше. В «Гранях», действительно, переворот. Владимова погнали за жидолюбие, юмор, отсутствие желваков на скулах. Короче – за талант и за качество. Это – метафизика серых. Так и должно быть.

Журнал «22» мне активно не нравится. Там сидят снобы […] Выходят редко, денег не платят, почти не циркулируют, да еще и считают, что печататься у них – честь. Лучше восстанови отношения с «Панорамой».

Половец обжулил тебя случайно, […] деньги он платит более-менее аккуратно и авторов, в общем, ценит. Впрочем, и в «22» пошли что-нибудь. Кстати, физический цикл – это очень в их русле. А так, что я могу узнать насчет Сагаловского? Естественно, они ответят, что пусть пришлет, будем рады.

Совместным творчеством мы обязательно займемся осенью. Но мы напишем не детективную повесть, а эпистолярную. Я давно задумал договориться с кем-то, обозначить два характера, выдумать тему переписки, например пропажа коломянковых брюк на дне рождения эмигранта Мешкевицера, и начать долгую переписку с широким обзором событий и лиц. Осенью поговорим.

На дачу я отвожу семейство 27-го июня. Всю неделю буду в Нью-Йорке, а на выходные буду уезжать. Так что пиши смело по знакомому адресу.

Теперь еще. Марья прислала 30 экземпляров «Демарша». Надеюсь, это только часть. Пока что тебе полагается 10 штук. Одну книжку я в понедельник вышлю с почты 1-м классом, а девять – 4-м. Если Марья пришлет, как я надеюсь, еще, ты все получишь. […]

Наум, я в полном цейтноте. Обнимаю. Жди книжку + еще девять. А я жду письма. Женщинам и детям – киссиз, киссиз, киссиз!

Твой С.

P.S. «Иностранка» в «Панораме» – говно. Украшением (единственньїм) будут твои «стансы».

С.

13

2 июля (1987)

Дорогой Наум! Писать как будто нечего – все обсудили по телефону. История с больницей явилась, конечно, шоком, так что не знаю даже, как дальше потечет жизнь – с ежемесячными проверками, без водки, сигарет, но зато с рекомендуемой сексуальной воздержанностью. Короче, я должен переродиться в какую-то незнакомую и малосимпатичную фигуру – тихоню и педанта. Черт с ним.