355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Мстиславский » Случай в лесу » Текст книги (страница 3)
Случай в лесу
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:13

Текст книги "Случай в лесу"


Автор книги: Сергей Мстиславский


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

12

Ваня выбежал на опушку леса. Он старался бежать по всем правилам, неся, как следует, голову и, как следует, вынося локти, но все-таки задохся. Не столько от бега, сколько от волнения.

У опушки, на траве, лежали четыре мальчика. Пост. Ваня крикнул:

– Есть... Самые ваши... Трое в красноармейском, с ящиком. Мы на тропке, что с Малоозерской дороги, перехватили... К просеке крадутся...

– С Малоозерской? – отозвались мальчики. – Так они, что ж, назад пошли? Вася видал, как они в том краю с неба...

– Вперед, назад – это уж я не знаю: а выследили их – факт. Петя послал, чтобы сейчас же истребительный... Сам он – по следу...

Один из мальчиков просвистал насмешливо.

– Хватился! Истребительные давно уже в лесу – и с нашего колхоза и с Дзержинского. Они с той стороны облавой идут. А по опушке – посты. Парашюты эти самые нашли: мы видали, как их тащили.

– Беги вот так, прямо. – Мальчик показал рукой. – Обязательно на цепь напорешься. Панкратов за старшего. Ему и скажи.

Опять сквозь лес, по целине; хлещут, на бегу, ветви по щекам, как ни поворачивай, ни прячь голову, ни укрывай руками. Сквозь вязь древесных стволов замаячили люди. Вооруженные. Сбились тесной кучкой. Ваня крикнул, продираясь прямиком через заросли:

– Товарищ Панкратов... Нашли!

Бородатый колхозник, С винтовкой, обернулся, глянул через плечи окружавших его «истребителей».

– Кого?

– Диверсантов. Трое, в красноармейском, не русские. Точь-в-точь как Вася видал... Петя следить остался, а я за вами... Они тут недалеко уже, наверно... К просеке шли.

Кучка разомкнулась. Подбежавший Ваня увидел: в кольце колхозников два человека в красноармейской форме. Один из них, седоватый, приземистый, квадратный, рассмеялся коротким, хрипловатым смешком.

– Ну, вот видите. Все и разъяснилось. Нашлись прохвосты. А вы – на нас. Какие мы к чорту-дьяволу диверсанты? От макушки до пятки самые кровные русаки. Это тоже непорядок – своих без никакого повода за ворот хватать. Сейчас, слава тебе, христе-спасе, не то проклятое царское время, чтоб в каталажку тащить без всякой причины.

– Насчет поводу ты, христе-спасе, потише, между прочим, – морщась, сказал Панкратов и дал знак колхозникам.

Они тронулись с места за Ваней беглым шагом, уводя с собой и тех двух. Панкратов продолжал говорить на ходу:

– Парашютисты были? Факт. Трое? Факт. В красноармейской? В красноармейской...

– Ну, это еще требует доказательств, – перебил человек в красноармейской форме. – Кто это на лету определить мог? Что у него – бинокль заместо глазов? Мало ль кому что померещится... Документы при нас правильные. Люди сквозь фронт, жизни не щадя, к своим прорвались, а им, изволь видеть, такая встреча. За шиворот.

– За шиворот я тебя пока что не брал, – обрезал Панкратов. – Документ – документом, а человек – человеком. В штабе разберут... А вот что спиртным от тебя пахнет, – это вовсе непорядок.

– В чем грешен – в том грешен, – не смутясь, подмигнул квадратный. – Подвернулась по дороге оказия, использовали бутылочку. Рассказать?

Навстречу, по лесу – треск: очертя голову мчался Петька.

– Скорее, скорей! – крикнул он. – На просеке... в наушниках сидит, над ящиком – не по-нашему, по-немецки, наверное, разговаривает. Так и чешет.

– Четверо при задержанных! – крикнул Панкратов. – За нами выводи на просеку. Глаз не спускать: ежели шевельнутся бежать – бей! Остальные за мной. Натрепать вихор следовало бы, по старинке, Васькиным дозорным: что они – до пяти считать не умеют? Бегом, товарищи.

13

Шукур над микрофоном, усмехаясь одними глазами, договаривал взволнованным, совсем-совсем девичьим голосом, по-немецки:

– Дайте скорей, мотор будет сейчас исправлен, надо уходить в воздух, не теряя секунды. Тут недалеко деревня, могли заметить, куда мы сели. Перехожу на прием.

Он замолчал, вслушиваясь, и брови сдвинулись резко. Голос дошел, пришепетывающий и визгливый, с акцентом:

– Сейчас подойдет обер-лейтенант, я послал. Ты что, не узнала моего голоса, Клерхен? Я же предупреждал, что дежурю сегодня. Ты совсем цела? Обещание помнишь? Говори скорей, пока не подошел офицер. Перехожу на прием.

– Будь он трижды... – прошептал Шукур. – Какое там еще обещание?

Он поднял было глаза на Менгден, но сейчас же раздумал и наклонился к микрофону.

– Ради бога... поторопите господина обер-лейтенанта. В лесу шум... Кажется, идут... Скорей, все дело сорвется.

– Ответ! – прохрипел голос «оттуда».

– Ответ? Сам должен знать, что может ответить девушка...

Менгден сжала руки. Это ж Винфрид, там, в штабе, у микрофона.

– Придешь! – гавкнул язвительно голос. И, мгновенно, угас: в наушниках Шукура сухим шелестом зашуршал шепелявый, гнусавый тенор:

– Радист Менгден? Ефрейтор Бернгардт передал, что полковник убит? Позовите штурмана, я сообщу ему место посадки.

– Не могу, господин обер-лейтенант, – почти умоляюще прозвучал голос Шукура. – Он чинит мотор, мы не можем терять минуты... Штурман мне поручил... и Бернгардт заверит... Скорее, прошу вас, пока рация работает.

Молчание.

Или понял, ушел?

Шукур крикнул:

– Скорее же, ради бога! В лесу шум... Идут, кажется. Скорей! Штурман кричит, чтобы я шла к пулемету.

Колдунов шумно перевел дыхание – по лицу Шукура он понял: есть!

Шукур пригнулся совсем к микрофону.

– Повторите еще раз... Она такая трудная, эта русская топономия. Груше... как? Я не могу понять... Грушевицкое? Можно сломать язык. Я ищу по карте... Зюд-вест-вест от Норовки Грушевицкое... Нашла... Мотор кончили... Я кончаю передачу... Вы о нас скоро услышите.

Он сбросил наушники и выпрямился. Колдунов, довольный, потер руки.

– Ну, теперь держись. Переключаешься на наш штаб, Шукур?

Шукур кивнул.

– Перехожу на ключ. Шифром. Для верности.

Он метнул глазом на Менгден. Она подошла ближе.

– Что он вам сказал про меня, этот ефрейтор?

Шукур поморщился брезгливо.

– Не стоит повторять, – начал он. И обернулся рывком: ключ застучал под рукой Колдунова – Колдунов брал реванш.

14

– Руки вверх!

Десяток винтовочных дул: колхозники подходили бегом. Впереди, вприпрыжку, несся вихрастый мальчик. Он тоже кричал пронзительно и торжествующе:

– Руки вверх!

– Руки заняты, видишь. Куда я их подниму, – смеясь, крикнул навстречу подбегавшим Колдунов: он помогал Шукуру и Менгден свертывать рацию. – А, следопыт! Вот неотвязный. За это молодец. Поведешь нас, покажешь, как ближе выйти на Малоозерскую дорогу.

– Постой, ты... с Малыми Озерами. Вы тут чего делаете? – спросил, не опуская винтовки, Панкратов. – Откуда?

Колдунов засмеялся громче.

– В адресный стол заходили. Понимаешь, насчет одного адреса справиться. Куда посылку посылать.

Дошел нарастающий гул моторов. Шукур радостно ударил себя по бедрам.

– Пошли наши! Ну, главбаза... Получай с полной нагрузкой. И с нашею тарой.

Над лесом загудели бомбардировщики. Колдунов взглянул на свои браслетные часы.

– Вот это я понимаю: работа. При такой работе радостно и голову сложить.

Панкратов строго взглянул на Петьку.

– Ты тут чего ж это?

Петька пробормотал:

– Честное же слово... он по-немецки...

– Правильно, – кивнул, посмеиваясь, Шукур. – А как же иначе с немцами разговаривать: они только по-немецки справки дают. Ну, не вешай носа: из тебя толк будет. Только, понимаешь, разведчику больше мозгом ворочать надо. Не по каждому случаю, дорогой мой, караул кричать...

– А может, еще я и недаром караул кричал, – упрямо ответил мальчик. – Может, ты еще диверсантом окажешься. Из них тоже – ловкие попадаются...

Из лесу на просеку вышли еще шесть человек: четыре колхозника, двое в красноармейской одежде.

– Красноармейцы? – настороженно спросил Колдунов. – И без оружия? Как раз пара, Шукур.

– Мы их... – начал рядом с Колдуновым стоявший колхозник.

Но Панкратов остановил его жестом. Шестеро подходили уже. И один из красноармейцев – седоватый, квадратный, без шапки – крикнул:

– Взяли-таки диверсантов? Молодцы!

Шукур шевельнул скулами, и взгляд стал пристальным и пронзительным.

– Каких диверсантов?

– Не заливай! – засмеялся красноармеец, подмигивая. – С поличным попался. Это – что?

Он ткнул пальцем в сумку, висевшую через плечо Колдунова.

– Заграничная, фашистское изделие – сразу видать. А ну-ка, раскрой, сделай милость.

И раньше чем Колдунов успел ответить, он отщелкнул быстрыми, ловкими пальцами мудреный замок, откинул крышку.

– Подрывные! Ага! Ты это что же задумал, фашист окаянный? Да я тебя...

Он взмахнул рукой – и запрокинулся навзничь, сбитый могучим ударом Шукура. Второй «красноармеец» – молодой, горбоносый, высокий – пригнулся, как на прыжок. И в глазах – лютая, смертная, неугасимая злоба.

Винтовочные дула взметнулись.

– Стой! – крикнул Панкратов. – Ни с места!

И глухо:

– Почему сумка?

– Мы тут, неподалеку, труп парашютиста нашли, – сказал Колдунов. – С него сняли. Вон там, в прогалине.

– В прогалине? – Панкратов дал знак одному из колхозников. – А ну, Матвей, проверь быстрым манером, со своею пятеркой, что там. Забери с собой того паренька, что за ящиком заховался, пусть покажет, где именно.

Матвей тронул дулом винтовки плечо Менгден, присевшей на землю, за рацией; она сидела, отвернувшись спиной ко всем, и сердце колотилось, как бешеное. Что такое случилось? Почему в них только что целились? И лица у этих крестьян такие суровые и беспощадные: ведь только что, на полях, она видела таких же, и с винтовками тоже, и они улыбались, приветно махали руками, а женщина какая-то встречная бросила в машину, на ходу, пучок васильков. А эти грозятся... И эмигранты-парашютисты с ними, как свои...

Дуло стукнуло о плечо настойчивей. Матвей кивнул в сторону прогалины.

– Вставай, вставай. Веди. Где там парашют?

Парашют. По этому слову, по кивку, она поняла. Она встала, боязливо отведя рукой ствол, низко-низко опустив голову. Колхозники – пять крепких парней – окружили ее, двинулись к лесу. Диверсанты, свои? Крикнуть тем, русским, они же знают ее, знают, что ее привезли сюда силой.

Дошел голос – захлебывающийся, злобный. Что он кричит? Ей? Нет. Страшно, когда не знаешь, не понимаешь языка. Нет, не ей, потому что колхозники, вокруг нее, шестеро, шагали всё быстрей, не оглядываясь.

Высокий кричал, пригибаясь и приседая, перебирая пальцами, точно нащупывая горло, чтобы вцепиться в него мертвой хваткой:

– С трупа сняли? Какой тебе дурак поверит! С неба на него мертвые валятся. А радио – тоже с неба свалилось? А книга эта немецкая?

Скрюченный палец потянулся к коду, лежавшему на траве. Панкратов нагнулся к книге. Шукур быстрым движением принял ее.

– Нельзя, товарищ. Она секретная. Я за нее отвечаю.

– Секретная немецкая! Слышали, братцы?

Седоватый быстро поднялся с земли.

– Он еще измывается над нами? Бей их, товарищи! Нечего тут с ними возиться. Таких, был приказ, на месте бить, как собак бешеных. Бей!

Он топтался на месте, сжав кулаки. Но никто не тронулся с места.

– Приказа такого не было, – сквозь зубы сказал Панкратов. – Но дело, все же, надо сказать, действительно, что неясное. И с книгой и с сумкой... Ежели парашютиста нашли, – почему не сказали в первую очередь: «Диверсия, ищи по лесу, товарищи»...

Колдунов кивнул.

– Тут, действительно, наша промашка есть... От радости, что удачно задание выполнили, малость голову завертело. Да и в голову притти не могло, что с вами какое-нибудь недоразумение может выйти. Придется вам в штаб с нами вместе пойти, если у вас сомнение.

– В штаб – это само собой, – отозвался Панкратов. – Для порядку, однако, сдавай, пока что, оружие и прочее...

Шукур покачал головой.

– Оружие мы вам не сдадим, товарищи, хотя вы и народная оборона. Красноармейцу сдавать оружье дозволено только...

– Панкратов! – Матвей подходил бегом, проламываясь через кустарник. – Бери... этих!.. Тот, что с нами пошел, – немка, баба переодетая... По-русски слова не разумеет. А убитый – наш, русский... Обмундирование красноармейское и документы при нем... Опять же лежит он в кусту, а парашют совершенно особо – безо всякого к нему касательства.

Шукур стиснул зубы. Чорт знает... Действительно, получилась глупость: не надо было отстегивать. И с немкой этой распутывайся теперь.

Панкратов сказал растяжисто, пошевеливая винтовкой:

– Это что же выходит? Вы, что ли, его и угробили?

Трещали кусты: колхозники вели назад Менгден. Она шла бледная, щупая перед собой руками, как слепая. Высокий чуть не вскрикнул, увидев ее. И перекинулся быстрым взглядом с седоватым. Колдунов махнул гневно рукой.

– Вот, действительно, получился дьяволов водевиль.

– Я ж сказал, едем в штаб, – отрывисто сказал Шукур. – У нас машина в лесу оставлена. Объяснять вам здесь, какое у нас поручение было и зачем с нами эта военнопленная, мы не будем. Это дело секретное. Ни одной живой душе мы его не скажем, хотя бы и под смертной угрозой. Вы люди советские – сами должны не хуже нас понимать.

– Вот это правильно! – воскликнул восторженно седоватый и прихлопнул в ладони. – Вот это красноармейский разговор. Очень прошу прощенья, товарищи. Сначала и я видимости поддался, за диверсантов принял. Но по этим твоим словам вижу: такие же вы честные красноармейцы, как мы. И с этого часа мы, так сказать, вместе...

Он встретился, наконец, глазами с Менгден, ловившей его взгляд. Она сделала ему чуть заметный знак. Он мигнул в ответ, понимающе, и ударил по плечу Панкратова.

– Бери с собой пару ребят – и гайда в штаб: проводи, если хочешь, для очистки совести, хотя мы бы и одни дошли; нам же все равно туда. А остальным и тут дела по горло.

– Так и пойдем, полагаешь? – усмехнулся хмуро Панкратов. – Вас пятеро, да нас трое? Или, может быть, одних пустить? Это откуда же у тебя такой, с божьей помощью, поворот? То кричал – бей, а сейчас – заступаешься? Немке той, между прочим, ты почему мигнул? Сговор у вас, что ли? Из одного гнезда воронье?

Седоватый осклабился. Но веки его дрожали.

– Мигнул. На то и глаз, чтобы мигать. У тебя не мигает? Какое тут может быть особенное значенье. Брось ты тень наводить... дело же ясное – любой ребенок в нем разберется.

Шукур рассмеялся.

– Что верно, то верно. Именно любой пионер.

Он кивнул Петьке.

– А ну, тимурид, докажи, с места не сходя, в один прием: кто тут диверсант.

От слова «тимурид» глаза мальчика, потемнелые, напряженные, потеплели. Он открыл уже было рот. Но Панкратов перебил его:

– Да ты что думаешь: мы сами не...

– Погоди, – остановил его Шукур. – Дай мальчику попрактиковаться.

Петька молча смотрел на седоватого и высокого. Потом спросил, слегка запинаясь от волнения:

– Когда товарищ Сталин по радио речь советскому народу говорил, какие в той речи последние слова были?

Лица людей в красноармейских шинелях дрогнули. Они молчали.

Петька в волнении сжал худенькие свои руки.

– Вот... Какие же вы можете быть наши, советские, если от такого вопроса вас дрожь взяла?

– Правильно, товарищ! – Шукур положил руку на голову Петьки. – Да и слова – беспамятный, и тот запомнит: «Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!»

Опять шевельнулись винтовки. Менгден переводила глаза с Шукура на высокого. Высокий внезапно вобрал голову в плечи и ринулся на Шукура. Радистка за спиною текинца быстрым движением выбросила руку к кобуре револьвера на его поясе. Но встретила... ладонь Колдунова. Колдунов сжал ее руку.

– С приездом, барышня.

Она оглянулась вокруг. Нет, никто не бросился за высоким. Ему уже крутили назад руки. Менгден поняла. Колдунов выпустил руку. Девушка зажала ладонями глаза и опустилась на землю.

Шукур обернулся.

– Она что? В спину хотела? – медленно проговорил он. – Выходит, склад ваш, фашистский, такой, что вас уже не переделать. Не быть вам людьми. Ни прошлого у вас, ни будущего... Только в лом пустить... Ну, что ж, становитесь с теми двумя в ряд.

– Так-то надежней, – сказал Панкратов. – Ты не думай, что нас в обман ввел... Только что подозрение было, нет ли с вами еще кого: может, не трех, больше с самолета ссыпали... С того ожиданья – мой грех! – и товарищам было веры не дал. Видимость-то против них больше, чем против вас была... И двое из них – не русские... А вы... по обличию, действительно, как ты сказал, «русаки с пят до головы». А по сути... Как у тебя подлый твой язык повернулся! «Русские». С фашистскими гадами назад, на нашу землю родную приползли? Не достреляли погань эту в гражданскую. Под корень самый надо было брать, до последнего семени... Это нам урок. Теперь уже позаботимся. Чисто будет. Второй раз – ни один змееныш советскую землю не запоганит. В штабе просить будем: дать нам своими руками вас кончить.

– Шинель!.. Шинель!.. – выкрикнул внезапно Петька и рванулся вперед, к седоватому. Он повел дрожащим пальцем по его распахнутой красноармейской шинели. На высоте груди палец вошел в круглое отверстие, насквозь. Второе... третье... четвертое...

– Пули были, пули. Смотрите сколько...

Колхозники, Шукур, Колдунов тесно сгрудились вокруг.

Да. Верно. Шинель на груди пробита. Четыре пулевых, смертных жала сквозь защитное, поношенное сукно.

– У тебя с кого же это... шинель? – глухо сказал Панкратов, и ствол винтовки хрустнул, казалось, так крепко сжали его темные, на работе заскорузлые пальцы. – Что же это... хозяева твои не доглядели, не подштопали. Целых советских шинелей, видать, не достается фашистским гадам? Только с мертвых снимают? Ну, дай срок...

Он тяжело перевел дыханье. Молчали кругом колхозники, молчал лес – ни ветерка, ни птичьего посвиста, – тихо. Но страшно становится от такой тишины. Потому что за такой тишиною всегда – громовый, неотвратимый, все крушащий удар.

Высоко над лесом прогудели моторы. Ровным строем шли назад, к себе, с победного налета – бомбардировщики.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache