Текст книги "Подлинные имена бесконечно малых величин"

Автор книги: Сергей Дигол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

7. Анна

Больше всего это напоминало сеансы психотерапии. Они словно поменялись ролями, хотя и продолжали сидеть каждый со своей стороны решетки. Анну можно было принять за нерешительную пациентку, Виктор же воплощал в себе лучшие качества опытного психолога: открытость, терпение, умение расположить к себе.

– Не нужно стесняться, – уговаривал он. – Представь, что откровенничаешь с подружкой. Между подругами принято делиться самым сокровенным.

– Господи, Витя, какие подружки? – терла разболевшиеся виски Анна. – Их у меня никогда не было.

– Ну, хорошо. Пусть не подружка. Пусть будет коллега с работы. Как будто вы выпили в пятницу вечером, ну и слово за слово, дошли до личного. Со всеми подробностями: в рассказах женщин они звучат не как грязные сплетни, а как предмет для гордости.

– Но я никуда не хожу.

– Аня, мы же договорились, – лопалось терпение и у новоявленного психолога. – Мы исполняем мои желания.

Анна вздыхала и подчинялась. В конце концов, муж был прав. Ради одного-двух свиданий в месяц можно было и потерпеть, помня о том, что остальные двадцать восемь дней он вынужден проводить в одиночестве, которое не исправить пребыванием в тесной и сырой камере на восьмерых. Само собой, рассказывать ей было нечего. Конечно, обманывать его ожидания было бы преступлением. Разумеется, она начала фантазировать.

– Это все новый сосед, – начала Анна.

– О! – поднял указательный палец супруг. – Отличный поворот, просто отличный. Так-так, дальше.

Оказалось, сосед переехал в их дом недавно, два месяца назад. Молодой, лет до сорока и не женатый, скорее все разведен. Развод – великий стимул для покупки новой квартиры. С деньгами. Чуть ли не с первого дня начал капитальный ремонт квартиры.

– Симпатичный хоть? – уточнил на всякий случай Виктор, и Анна сама не поняла, как вместо ответа кокетливо опустила глаза.

Дмитрия – так звали нового соседа – Анна избегала как могла, что оказалось не самой простой задачей. Дмитрию удалось почти невозможное: с его деньгами и пыльным ремонтом завоевать симпатии женской половины дома. Особенно умилялись женщины за пятьдесят. Умилялись его общительности и искренней вежливости, ничуть не комплексуя по поводу того, что более серьезные виды на Дмитрия уж точно не про них. Они, конечно, все ему уже разболтали и в первую очередь про эту надменную блондинку с третьего этажа, муж которой сбил насмерть подростка. Надежды на что-то большее, чем ее едва слышное приветствие на бегу, Анна ему не давала, пока он, наконец, не понял, что в ее случае нужен напор, а не учтивость.

– Поинтересовался, хорошо ли смотрятся его жалюзи, – сообщила Анна мужу.

– Стоп, – не поверил Виктор. – Вы же еще толком не разговаривали. Ты не могла так быстро оказаться у него в квартире.

– Он меня на улице остановил, – сказала Анна. – Просто встал на пути и спросил, как мне его жалюзи.

Виктор недоумевал.

– Они все разве не одинаковые?

– Они у него какие-то особые, треугольные, – торжествовала Анна, мысленно воспевая себя за то, что заранее продумала легенду и порылась на сайте производителей жалюзей. – Это если сбоку посмотреть. Треугольники вращаются, изображения меняются. Да, кстати. На каждой из трех плоскостей – фрагмент изображения. Получается что-то вроде пазлов. На одну такую планку посмотришь вблизи – ничего не понятно. А вместе и издали – получается рисунок. Вот с улицы и видно, как у него меняются изображения. В принципе, изображение там одно – цветок подсолнуха. Только он меняет положение. Утром смотрит на горизонт, днем цветок задирает голову, а вечером сникает. Как будто следует за движением солнца. Ну и с вечера до утра жалюзи пропускают больше света, там еще угол автоматически регулируется.

Механизм работы жалюзей Дмитрий объяснил коротко и без напрягающей женский мозг детализации.

– Жалюзи подключены к источнику энергии, конкретно – к розетке, – сказал он. – Поворот треугольников происходит автоматически, соответствующий интервал закладывается в программу. Можно даже с мобильного телефона управлять, находясь в километрах от дома. Я еще стереообои на стены делаю – простите, что пока не могу показать. Обещают к следующей неделе доделать, но строители – это, знаете, особо низкая во всех отношениях каста.

Виктор удивленно хмыкнул.

– Ловко он тебя подцепил, – сказал он. – Ну и как он в постели?

Анна молчала. Если играть, то уж до конца и на кураже, какой бы идиотской не была игра. В конце концов, это ей навязали игру, но никто не запрещал ей менять по ходу правила.

– Виктор, – сказала она с легким укором. – У нас ничего не было. Дмитрий – приличный и воспитанный человек, и я совсем не уверена, что когда-нибудь переступлю порог его квартиры. С приличными людьми труднее всего перейти границы просто дружеских отношений.

Ей показалось, что муж напрягся.

– Ты что, влюбилась в него?

Анна почувствовала веселость, небывалую для нее в этих мрачных стенах.

– Ничего не понимаю, – улыбнулась она. – Ты хочешь, чтобы я спала с ним без любви?

На лбу Виктора образовались глубокие складки.

– Все равно как-то неожиданно, – сказал он.

– У него знаешь что?

У нее было странное чувство. Словно они в постели и будто она не устает его удивлять. Так, как было у них в первые годы брака.

– У него кадык, – она пощупала себя за шею. – Но совсем не такой как у тебя.

– Красивее, – сказал Виктор.

– Он сильно выпячивает. Так, что даже страшно, вдруг он зацепится за что-то острое? За ветку или сетку, выпирающую из забора?

– Пусть не зевает.

– Я хочу поцеловать его. Прямо в кадык. Обхватить его губами и водить языком по самой верхушке. Или по кончику? В общем, по этой выпирающей части. Там еще точки волосиков выглядывают, хотя он всегда чисто выбрит.

– Ну, хватит!

Муж вскочил и тут же за спиной Анны появился охранник.

– Свидание окончено, – сказал он.

– Да-да, конечно, – поспешно вставала Анна. – Мы как раз собирались.

Она, кажется, переиграла. Виктор был похож на старого тигра, которому тычут в морду факелами, издавая радостные крики оттого, что через узкие решетки не пролезет даже лапа хищника, устало отбивающаяся от огня на длинных палках.

– Уведите меня, – хрипло сказал он.

Анне стало стыдно. Свидание не вызвало в ней никакого беспокойства за мужа. Мысли о его возможном суициде казались ей чужими, надуманными, также как и возможный интерес к Виктору со стороны тюремных извращенцев. Она видела то, чего муж сам не понимал. Ей удалось завести его внутренний механизм, впервые за несколько лет, но теперь они разошлись по разные стороны от решетки, каждый в свой мир.

В ее мире Анну ждал новый сосед по имени Раду. Его появление невозможно было не заметить, как и его машину. Огромный синий внедорожник, который он парковал прямо под окнами своей квартиры, перегородив узкий двор и единственную дорожку, подходящую для колясок и детских велосипедов.

Впрочем, это было лишь начало интервенции. В ходе затеянного новым соседом ремонта двор лишился еще части территории, которую, в отличие от джипа, передвинуть не было никакой возможности. Купив жилье на втором этаже, прямо под квартирой Анны, Раду быстро провернул еще одну сделку. Приобрел пустовавшую после смерти пенсионера Платоныча двушку на первом этаже, в которой он, недолго думая, затеял грандиозную реконструкцию. К балкону на месте теперь уже бывшего палисадника был пристроен еще один балкон, размером с большую комнату, который, если судить снаружи – а внутрь Раду никого из соседей не приглашал, – поглотил старый балкон. Пристройка, вызвавшая недоумение и возмущение соседей, высказываемое, однако, вполголоса, не только не развалилась от насылаемых на нее проклятий, но и стала расти в высоту и вскоре достигла уровня второго этажа, тем самым образовав еще одну комнату. Четвертую вдобавок к трем уже имевшемся на втором этаже.

Сомнений не было: последуй Анна в тюрьму вслед за супругом, на ее квартиру быстро найдется новый владелец – сосед со второго, а теперь и с первого этажа. Способов Раду изобрел бы массу. От банальной покупки до сфальсифицированной дарственной или, того лучше, включенного в приговор пункта о полной конфискации имущества.

И все же обвинить соседа в безудержном эгоизме было бы не совсем справедливо. Весь творимый им беспредел и хамство были не только его прихотью. Раду был женат, и его супруга, крупная женщина с большим, но мало привлекательным бюстом, дважды в день удостаивала двор своим посещением, выгуливая лабрадора и сея тихую панику среди детей и старушек. Остальные ненавидели ее за кучи собачих фекалий, которые огромная псина оставляла в любом месте, свободном от джипа и стихийной застройки ее хозяев. Ни с кем из соседей Раду и его жена не общались и даже смотрели будто сквозь них. Иногда Анне казалось, что даже в постели Раду и его жена продолжают молчать, глядя друг на друга исподлобья.

Потом Анна поняла: ее Дмитрий был не просто противоположностью Раду. Он был ее заговором, ее бессознательной порчей, насылаемой на наглого соседа. Даже внешне они были полными антиподами: высокий и широкоплечий красавец Дмитрий и толстощекий Раду, с его звериным взглядом и складками на бритом затылке. От Дмитрия шел свет, теплый и яркий, такой, что Анне никак не удавалось, даже закрыв глаза, увидеть четкие линии его лица. В глаза ей бросался лишь его кадык – он выпирал так сильно, что на нем могло удержаться обручальное кольцо.

Кадык она рассмотрела хорошо и видела его каждый день. На шее Виталия Боршевича.

8. Нику

Вика, Викуля, Виктория. Кого же из них звали Викой? Была ли среди них хоть одна Вика?

У ворот частной клиники Нику не на шутку разволновался, спасаясь нелепым занятием. Вспоминал, как часто ему в жизни встречались все эти Вики, Викули, Виктории – женщины, которых принято считать счастливыми обладательницами имен, символизирующих победу. Его собственное имя почему-то никто никогда не связывал с Никой, тоже богиней победы, то ли римской, то ли греческой.

Реклама «Фон Клиник», частной больницы, открытой в Кишиневе лет десять назад какими-то немцами – то ли медиками, то ли просто бизнесменами, – поначалу не сходила с телеэкранов. Подозрения Нику о том, что дела в клинике далеки от первоначальных фантазий, рассеялись на первых же шагах по ее территории. Это был какой-то другой Кишинев, о существовании которого он и не подозревал. Какой-то другой город в какой-нибудь Австрии или Швейцарии, где Нику тоже вряд ли когда-нибудь побывает. Зеркально-белый – неужто из слоновьей кости? – ангелок у подножья фонтана, прохладный даже на вид портик, похожий на гигантский гриб посреди сочно-зеленого травяного ковра с вкраплениями желтых, фиолетовых и красных цветов – среди всего этого великолепия сразу забывалось о том, что в калитку Нику шагнул прямо с разбитого асфальта.

На прием он записался заранее, позвонив в регистратуру по номеру, который узнал от Машиной одноклассницы. Долго общаться с Нику она не стала, даже не поинтересовалась его проблемой.

– Запись на консультацию в регистратуре, – сказала Виктория, дав понять, что каждое слово из ее уст имеет цену, и цену немалую.

Консультация стоила семьдесят евро, включая, заметил голос регистраторши, предварительное обследование. Что включало предварительно обследования, ему обещали объяснить уже в клинике, а для этого нужно было явиться лично и оплатить консультацию. Порочный круг и заоблачные цены не испугали Нику: буквально накануне у него выдался щедрый рабочий день – недвусмысленый намек на то, что в клинике все будет не менее удачно, чем в чужих квартирах.

А он взял их целых три – и это в один день. Из первых двух он ушел с двенадцатью тысячью леев наличными, спортивными часами «Сейко», совсем новой переносной установкой вай-фай и шкатулкой, которую ему не удалось вскрыть, но которую он, не раздумывая, захватил с собой. Крышка шкатулки была сделана из толстого рефленого стекла, что, впрочем, не могло скрыть от него ее содержимого: два десятка колец, три пары сережек и две цепочки. Последние, судя по видимой тяжести и массивным крестам, принадлежали мужчине.

Зато в третьей квартире его ждал сюрприз. Фотография, которую он сразу узнал – и рамку, и изображение под стеклом. Он ее хорошо помнил, и это обрамление, и этих людей – лысоватого мужчину и улыбающуюся блондинку, прижавшихся друг к другу щеками. Он видел их и даже мог точно сказать где – в квартире на улице Матея Басараба, в пятиэтажке за сороковой школой. В квартире, которую он взял лет восемь назад.

Они совсем не изменились – на фотографии уж точно, и он подумал, что их переезд мог стать последствием его первого визита к ним. Нику воспринял это как знак. Фотография подфартила ему в первый раз, не должна была она изменить ему и сейчас. Это был явно его день: три конверта, наивно рассованные в карманы мужского пиджака, висящего прямо в прихожей, Нику счел расплатой за мучительное безденежье. Должно же было наконец повезти, думал он и уже дома сообразил, что семь тысяч евро и четыре тысячи долларов оказались в пиджаке не случайно, и непростительная безалаберность хозяев тут, скорее всего, ни при чем. Нику взволнованно гулял по квартире, бормотал и ухмылялся себе под нос, подолгу задумывался и никак не мог припомнить, чтобы кому-нибудь когда-нибудь удалось унести уже заготовленные для дачи взятки конверты. Подарок ли небес, шанс ли на миллион – одно из двух уж точно выпало на его долю.

О связанном с ним проклятии людей с фотографии он не думал. Во дворе «Фон Клиник» вообще не думалось о плохом, даже о том, что через считанные шаги окажешься в полном распоряжении людей в халатах.

Нику задрал голову. Здание клиники, высотой в семь этажей, походило скорее на центральный музей в европейской столице. Высоченные колонны, утопленные между рядами окон, мускулистые атланты во врачебных халатах и колпаках, придерживающих козырек над главным входом, причудливые перила на площадке на крыше, где так к месту пришелся бы бассейн под небом, где врачи, сбросив с себя намокшие на операции костюмы, устало рассекают лазурную гладь, не спеша потягивают радужные коктейли и нежатся под солнцем на полосатых лежаках.

Доктора Вику звали Викторией Скрипченко, и когда Нику оказался перед триста седьмым кабинетом с табличкой «Репродуктивная психология и психоаналитическая сексология», он на мгновение задумался. Вспомнив, что бумажка с номером кабинета и фамилией врача является, помимо прочего, свидетельством оплаты за консультацию, он решил, что семьдесят евро – сумма достаточная, чтобы покорно сносить все, что ожидает его за этой дверью.

А пока его ожидало сомнение в правдивости Машиных слов. Вика, Викуля, Виктория, она же доктор Скрипченко оказалась довольно крупной женщиной под шестьдесят, носила очки и выглядела скорее не одноклассницей, а старшей сестрой Маши. Конечно той, прежней Маши, о схожести с которой пьяной женщины в слабо освещенном такси свидетельствовал лишь огненно-рыжий оттенок волос.

Приказав ему раздеться и заметив, как Нику вертится в поисках ширмы, Виктория Скрипченко указала ему на кровать в углу с толстым, накрытым кремовой простыней матрасом.

– Догола и ложитесь на кровать. Крючки и вешалки для одежды на стене.

Виктория на что-то нажала, и Нику увидел шторку, которую до этого и не приметил. Она чуть слышно заскрипела, проползая почти от изголовья кровати по едва заметной тонкой нити, почти сливающейся с потолком, пока не распрямилась, оказавшись вертикальными жалюзами, загораживающими кровать от остального кабинета. За исключением другой кровати, прямо напротив кушетки с Нику. Над этой второй кроватью, показавшейся голому Нику не вполне уместной в его положении, вдруг зажегся свет. Вернее, целая иллюминация, мягкая и не ослепляющая. Свет шел из небольшой люстры в потолке с похожими на бутоны тюльпана плафонами, а еще из-под синего абажура, пристроенного на тумбочке у самого изголовья. В целом, нельзя было не признать, что кровать напротив выглядела намного более уютной.

Внезапно Нику почувствовал, как его голова поднимается, плавно и вместе с верхней частью всего его организма, а все вместе – из-за поднимавшейся верхней части кровати. Привыкнуть к новому полусидячему положению ему не дали: докторша еще на что-то нажала и у Нику стали сгибаться ноги в коленях.

– Сидите спокойно, – предупредила она. – Уже скоро.

Ноги согнулись, но не провисли – уперлись в подставку, образовавшуюся после очередного сложения кровати, на этот раз в виде узкой планки шириной с размер стопы.

– Расслабьтесь и постарайтесь не двигаться, – сказала доктор Скрипченко. – Я буду с другой стороны ширмы.

Она вышла, отодвинув край жалюзей, и теперь Нику понял, почему не мог видеть причудливую кровать напротив, едва оказавшись в кабинете. Ширма с еще раскачивающимися от прикосновений Скрипченко жалюзами, теперь соприкасалась с довольно толстой, в ширину двух ладоней, стенкой, скрывавшей уютный уголок от посторонних глаз. Теперь все было понятно, и странная то ли кушетка, то ли кресло, где он уже то ли не лежал, то ли еще не сидел, и уютная инсталляция напротив – все было создано исключительно для пациентов. Спустя несколько мгновений Нику ощутил еще одно усовершенствование. Его тело стало мягко проваливаться, он чувствовал, как проседает под ним начинка кресла, а руки оставались на поверхности и теперь возлегали на невысоких подлокотниках, но главное – его мужское достоинство тоже покоилось на высоте. Хотя Нику был как никогда далек от эрекции, его член уже целился в верхнюю треть зеркала, невесть откуда взявшееся над кроватью напротив. Зеркало, в котором он отражался целиком, за исключением ног ниже коленей. Он чуть поднял и сблизил бедра, тут же нарвавшись на окрик докторши:

– Я же просила не шевелиться! Расслабьте ягодицы, разведите ноги в прежнее положение! Не сжимайте яички! Руки и спину не напрягать!

Он вспомнил данное себе обещание перед кабинетом. Быть молчаливым мужчиной. Что бы, мать вашу, не стряслось. В конце концов, он не у глазника на приеме, да и кто сказал, что не нужно беспрекословно выполнять требования окулиста? Нику расслабился, попутно почувствовав, что кресло стало гораздо удобнее и, чтобы переключиться, стал подробнее рассматривать обстановку напротив себя.

Кровать напротив и в самом деле смотрелась не по-медицински. Она была двуспальной, накрыта бирюзовой накидкой с бежевой бахромой по краям. Зеркала касались две красные подушки. Кованные железные ножки на ближней к Нику стенке кровати соединялись причудливыми узорами, образуя что-то напоминающее лилию, верхушка которой походила на корону.

Внезапно из-за ширмы раздался тихий треск и в образовавшуюся в жалюзях брешь просунулась голова Виктории Скрипченко.

– Все в порядке? – спросила она и, не дожидаясь ответа, начала раздавать новые указания. – Просто сидите и смотрите вперед. Руки остаются на месте. Ничего не трогайте и старайтесь не двигаться, даже не вертеть головой. Считайте, что вы смотрите фильм.

– А что, будет фильм?

– Разговаривать тоже не надо. Договорились? – и она исчезла за раскачаивающимися полосками.

Удивительное дело: в зеркальном отражении Нику теперь не видел себя. Что зеркало действительно наклонилось – вперед и под приличным углом, – он понял, когда от него отделился прямоугольник. Незаметная дверца, слева от синего абажура, из которой вышел мужчина в темно-красном, в тон подушек, халате и тут же закрыл за собой невидимую дверь, восстановил целостность зазеркалья. Не обращая внимания на Нику, словно того и не было перед ним в дурацком положении, голого, полусидящего-полулежащего на кресле-кушетке, мужчина развязал пояс халата и, скинув его, предстал перед Нику равным ему. По крайней мере, в плане абсолютной наготы. Забравшись в кровать и укрывшись накидкой с бахромой, мужчина легонько побарабанил по зеркалу над собой ногтями, обнажив безволосые подмышки.

В зеркале вновь возникла дверь, и теперь из нее вышла женщина. Невысокая, с темными волосами средней длины, прихваченными выше лба невидимым обручем, она не стала сбрасывать с себя халат, нежно-розоватый, отливающий сдержанным блеском, а прямо в нем полезла на кровать и стала целоваться с мужчиной, демонстрируя Нику светлую полоску нижнего белья из-под коротких пол халата.

– Не нужно отворачиваться, – голос Виктории прозвучал тихо и с явным расчетом не потревожить целующуюся пару.

Камеры, что ли за ним следят? Иначе откуда ей знать, что он опустил глаза, почувствовав шевеление между разведенными бедрами. Член почти не изменился в размерах, но эрекция была не за горами: перед Нику разыгрывался настоящий порнографический спектакль.

Мужчина стоял на кровати, в полный рост и спиной к зрителю. Его зад, однако, не был виден: мужчина накинул на себя покрывало и стал похож на бэтмена, готовящегося к полету с крыши небоскреба. Зато Нику видел накренившееся зеркало и в нем – кое-что поинтереснее. Во-первых, спину и ягодицы женщины, скинувшей с себя не только халат, но и трусики. Во-вторых, грудь мужчины и его ноги, которые он расставил так, что между ними умещалась вставшая на колени женщина. Наконец, его член, соединенный с ее губами, то утопавший в них, то выныривавший почти целиком. Зрелище, от которого хотелось зажмуриться. Сцена, от которой невозможно оторваться. Нику резко опустил и тут же поднял глаза, оценив метаморфозу своего второго «я», чувствуя, как оно становится первым. Член уже вытянулся, будто выполз из норы и все уверенней выбирался на свет.

Остатки таинственности слетели вместе с упавшим с плеч мужчины покрывалом: символический жест, означавший, что остановки не будет, что все будет идти только по нарастающей. Они демонстрировали ему свои профили, излучали агрессивность, а от звука их частых соприкосновений, этих ритмичных влажных шлепков, Нику и сам вспотел.

Потом была передышка, во время которой Нику почувствовал, как под мышками у него остывает сползающий ручеек пота. Потом – новый виток безумия, когда женщина, оскалившись, смотрела партнеру в глаза, словно выжигая в них слово «похоть», когда она подпрыгивала на его бедрах, пытаясь соскочить с его упругого шеста, но каждый раз передумывала в последнее мгновение. Ее писк переходил в стон. Вначале сдержанный, затем неуверенный и, наконец, в бесстыдный. Когда же она, выкатив глаза, стала исступленно бить себя ладонью по лобку, Нику зажмурился. Стиснул зубы и почувствовал, как первая струя нерешительно выскользнула из члена. Вскочив, Нику схватился за член, подставляя ладонь – в основном, безуспешно, – под ритмично извергающиеся потоки. Из-за распахнувшейся шторки в него полетело бумажное полотенце.

***

Через десять минут Нику сидел в удобном кресле у стеклянного столика, в соседнем кабинете, куда вела дверь из помещения, где ему только что довелось пережить одно из самых странных происшествий за всю свою жизнь. Отмывшись, одевшись и почти остыв от стыда, Нику ел грецкие орехи, изюм и курагу с небольшой тарелки, которую перед ним поставила девушка в костюме медсестры. Доктор Скрипченко сидела напротив него, за большим столом с монитором и забитыми бумагами настольными лотками в несколько ярусов.

– Знаю, что некоторые мои коллеги в подобных ситуациях начинают с извинений, – улыбнулась она. – Впрочем, у каждого врача – своя тактика.

Откинувшись в кресле, она сняла очки и положила их на стол.

– Надеюсь, вы понимаете, что то, чему мы вас только что подвергли – не унижение. Хотя, возможно, вы себя и почувствовали униженным. Согласна, подобного рода медицинское обследование удивляет и даже шокирует. Увы, без этого не обойтись: бывают же и у самых безопасных медикаментов побочные эффекты. Это устройство, – она вытянула указательный палец в сторону двери в соседний кабинет, – не просто трансформирующаяся кушетка. Это – диагностический аппарат высочайшей степени точности. Стоимостью восемьдесят тысяч евро – но это так, к слову. Главное же – начинка этого устройства, скрытая в том, что с виду кажется обычным матрацем. В этом матраце спрятаны почти четыреста электродов, более двухсот чувствительнейших датчиков, фиксирующих моментальные изменения состояния вашего организма. Малейшие возбуждения, связанные с работой половых гормонов и их влиянием на остальной организм не остаются без внимания нашего аппарата. Даже конструктивно он устроен так, чтобы максимально свести на нет влияние особенностей дизайна аппарата на конечные результаты обследования. К примеру, проще и дешевле было бы надеть на запястья и щиколотки специальные браслеты, снимающие показания. Знаете, бывают такие прищепки, которые используют для снятия кардиограммы? Учитывая особенности диагностики, разработчики устройства отказались от подобных решений, справедливо решив, что подобные дополнительные опции могут на подсознательном уровне как тормозить реакции, так и напротив, ускорять их. Могли же вы, к примеру, принять датчики в виде колец за наручники, которыми партнерша приковывает к кровати? Подобные вмешательства недопустимы, нам необходимо было подвести вас к началу собственно диагностического эксперимента в, так сказать, предельно нейтральном состоянии полового возбуждения.

– Вообще-то это было похоже на стресс.

– Поначалу – да, согласна. Но обстановка, которую вы могли наблюдать – уютное ложе напротив, мягкий свет, зеркало в конце концов, – все это располагало к умиротворению. Аппарат не врет: ваша нервная система быстро вернулось в нейтральное состояние.

– И что, это все было видно?

– Разумеется. Аппарат с экраном, перед которым я сидела, получает информацию прямо из вашего организма. Это информационный центр, собственно говоря – компьютер большой мощности. В него стекаются показания из спрятанных в кресло-кровать датчиков. Они позволяет получать результаты и корректировать процедуру обследования как путем изменения тех или иных установок, так и посредством контакта с обследуемым на предмет корректив в его поведение. Пока вы находились на кушетке, с вашего организма снимались показания, фиксировавшие процесс во всей его полноте. От первых сигналов возбуждения до эякуляции.

– Ну и зачем весь этот цирк? Нельзя было просто журналы дать, видео показать?

– Странный вопрос, – подняла брови докторша. – Вы же не спермограмму пришли делать и не жену на искусственное оплодотворение привели. Есть определенная диагностика, и напичканное датчиками кресло – лишь техническая сторона вопроса. Куда более важно было проследить эволюцию процесса. Проще говоря, понять, на что вы способны сейчас и что мешает вам добиваться большего.

– Я чем-то болен?

Доктор Скрипченко вздохнула.

– В вашем возрасте быстрое семяизвержение, безусловно, является отклонением от нормы. Причин может быть с десяток, но мы для того и провели диагностику, чтобы найти единственно верный ответ. Правильней было бы сказать – начать поиск этого ответа.

Нацепив очки, она подняла со стола несколько одиночных листов и сложила их стопкой, как будто нацелилась на длиннющий доклад.

– Ничего катастрофического я у вас не увидела. Потребуется, конечно, комплексное медикаментозное решение, но это скорее тонизирующее мероприятие. Витаминные комплексы в специальных пропорциях, ряд иммуностимулирующих препаратов. Ваша проблема не носит острого патологического характера, а главное, не обусловлена генетическими факторами. В последнем случае лечение наиболее затрудненное и дорогостоящее, да и, по правде говоря, без особых шансов на успех. Но не это главное, – она отложила листки и сняла очки. – Вы любили когда-нибудь?

Нику поднял брови, изображая недоумение от бестактности вопроса.

– Ваша искренность так же важна, как своевременность жалоб на боли в животе у пациента с острым аппендицитом. Я просто не смогу назначить вам полноценное лечение. Да и о каком верном диагнозе можно говорить, не имея всей полноты картины? Так что – любили или нет? Учтите, вопрос требует вашей открытости, а не моих извинений.

– Ну да, – буркнул Нику, – люблю. Одну женщину.

– Вы из-за нее здесь?

Он кивнул.

– Уже хорошо, – двумя пальцами Виктория потерла боковинки переносицы. – Понимаете, либиграф…. Либиграф – это прибор, на котором вы проходили обследование, – пояснила она. – Его изобретение произвело или, точнее говоря, производит революцию в диагностике мужской сексопатологии. Теперь мы имеем возможность наблюдать процесс полового влечения во всех его подробностях и, при наличии проблемы, находить слабые точки. Но более интересно другое, и исследования на эту тему – не у нас, конечно, а в ведущих научных институтах Штатов и Европы, – уже появляются. И, что совершенно невероятно, благодаря особенностям либиграфа, фиксирующим минимально возможные реакции организма, складывается поразительная и невероятная картина. Да что там, даже я ее наблюдаю каждый раз, проводя обследование. Даже сегодня, даже с вами. Это, – она взволнованно взмахнула руками, – это почти как Вселенная. Каждый раз – совершенно неповторимая комбинация элементов. Каждый раз – будто новое рождения мира. И это при том, что механизм, вроде бы, всем понятен и прост до невозможности.

Сейчас доктор Скрипчено была похоже на людей из телевизора, рассказывающих о контактах с пришельцами.

– Профессор Стюарт Конигсберг, – сказала она. – Вам это имя знать не обязательно, хоть он и является одним из разработчиков либиграфа. Профессор Конигсберг – один из ведущих в мире специалистов в области сексопатологии и психологии сексуальности. Он не просто предложил идею либиграфа. Не просто активно участвовал в его разработке. Он продолжает удивлять научный мир, открывая все новые возможности диагностики посредством своего великого аппарата. Точнее сказать, открывает целые миры мужской сексуальности. Например, он исследовал женатого мужчину, наблюдающего за видеозаписью измены собственной жены. Для подопытного это было полной неожиданностью, а вот женщину пришлось долго заманивать ради участия в эксперименте, но чего не сделаешь ради науки? Наблюдаемые при этом психосоматические реакции мужского организма представляли собой настолько целостный, настолько непредсказуемый, настолько уникальный процесс, что профессор Конигсберг – и к его мнению присоединяются все больше его коллег по всему миру, – высказал предположение, что зафиксированная реакция позволяет проследить механизм возникновения импотенции. Более того, определить комбинацию генов, отвечающую за возникновение мужского бессилия, тем самым вмешиваться в процесс на генном уровне.

– Не совсем понял, но у меня, кажется, немного другой случай.

– Конечно, другой. И даже могу достаточно подробно описать диагноз. Хотите?