Текст книги "Тюрьмерика"

Автор книги: Сергей Давидофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Персонажи

В нижней клетке три мекса поселились, слышу их через вентиляцию: бла-бла-бла всю ночь на испанском. Не могу уснуть, мысли мешают, настроение плавает. Иногда успокаиваюсь, но, чаще, мучают терзания, вспоминая остановку и обыск. Адвокат обещает получить у полиции видео обыска. Там, он говорит, видно, что меня остановили и обыскали нелегально, и меня, мол, гарантированно отпустят.

Как я мечтаю каждый день, что меня вдруг вызовут по интеркому и скажут: «сорри, все ок, вы свободны». И я поеду на такси за своей машиной, сяду и не остановлюсь до самого Нью-Йорка. А там – на самолет и домой. В село глухое, где нет федералов. Огород, подвал, речка, выращиваю огурцы, помидоры. Но это мечты. Пока я сижу в клетке с придурком, которому грозит двадцать лет. А сколько мне светит? Без понятия.

Народ тут меняется постоянно. Одни исчезают, ночью отбывают, другие появляются. Но есть и старожилы. Один из них – Тони, индус, жрачку раздает. Он на всех работах тут, лишь бы оставаться занятым, время быстрее идет. Его депортируют после отсидки, срок у него семь лет. Грозило тридцать, но пришлось сотрудничать с ФБР, иначе бы никогда не вышел. А так, еще пять лет и свободен.

Два с половиной года тут сидит. Их целая банда индусов была, перевозка кокаина, США – Канада. Тони перевозил порошок в колесах. Это была первая самостоятельная поездка, он даже не знал, где именно наркота запрятана, его дело было ехать. Но вот что произошло: лето, жара, в Аризоне свыше сорока градусов. Тони едет нон-стоп, на следующий день надо быть на границе с Канадой, там меняться прицепами. И вот от жары резина перегрелась и один скат взорвался! Порошок взлетел вверх фейерверком, хайвэй белый в кокаине. Некоторые останавливались и даже нюхали прям на дороге. Траки мчатся мимо, а они кокс собирают. Правда, трасса через пятнадцать минут была перекрыта. Вертолеты, батальон копов, канал новостей. Даже документальный фильм про эту банду снимали, но Тони с киношниками отказался общаться. И так живым бы домой добраться, а там схорониться. Фамилию поменяет, переедет в Гималаи, спрячется в горах и забудет про тюрьмерику.

Таков план, а пока Тони душевые кабинки моет, еду раздает, но не унывает: скоро, скоро отсюда в обычную тюрьму… еще чуть-чуть. Срок свой он уже знает, вину признал, договор подписал, еще пять лет и свободен. А сколько планов на воле: только отпустите! Про кокаин забыл, буду честно жить, – мечтает Тони, – честно пре-честно… Буду медитировать, муху не обижу, только отпустите».

Еще один долгожитель зала – Ларри. Шестьдесят три года, белый, хромой, лысый, злой, доктор биологических наук. В прошлом профессор, а сейчас педофил. Но говорит, что не виноват – недоразумение. Скоро разберутся и выпустят. Федералы предложили подписать соглашение о виновности и отсидеть пять лет, но Ларри твердит, что невиновен и подписывать ничего не собирается. Он полтора года тут, а раньше еще два года в Бразилии сидел. Там они по восемь рыл в клетке, на полу спали, крысы через вентиляцию в гости заходили, на тараканов и клопов даже внимания не обращали.

Ларри преподавал биологию в университете Рио-де-Жанейро. Был женат на красавице аспирантке с круглой задницей, карими глазами, волнистыми каштановыми волосами, нежными чувственными губами и мягкими ласковыми руками. Об остальном он умалчивает, иначе – слезы. Сморщится, прикроет лицо ладонью, зашмыгает носом, отворачивается и ковыляет к себе в клетку.

Его посадили за детское порно. Но профессор утверждает, что там была сетка учебных компьютеров по всему факультету, инфа передавалась и путешествовала между машинами. Почему именно его арестовали? Всё отобрали. На одних лишь адвокатов триста тыщ ушло, жена испарилась как бразильский дым, все его забыли, только сестра осталась, она ему и помогает.

Ларри в калеку превратился от страданий, а ведь бодрячком еще недавно был. Теперь же из-за стресса ноги отказывают, на костылях ходит. Жалкое зрелище – доктор наук, бывший Дон Жуан, ковыляющий с заплаканным лицом.

Тут мексиканская диета: фасоль да рис каждый день. Напитки: порошковая химия. У кого есть деньги, заказывают жрачку в тюремном шопе. Там ассортимент заправки, но взаперти весь тот мусор кажется деликатесом.

Адвокат на мои звонки не отвечает, а марок выслать ему письмо пока нету. Как просто вопросы со связью решались на воле: Е-мэйл, звонки, соцсети. А здесь ниче не остается, только – ждать.

Полно времени на размышления. Как много лишнего было в жизни… надо было все отбрасывать, весь тот мусор, что крутился, как сателлиты вокруг сознания. Как мало нужно было на самом деле… Я бы сейчас отказался от всего, что волновало меня раньше… Оставил бы только самое главное: жить с радостью в душе, работать чуть-чуть для самого необходимого, крыша над головой, еда на столе…

Редко с кем общаюсь, иногда спускаюсь в зал, но в основном сижу в клетке. Внизу за столами полно педофилов и как-то стремно в их компании находиться. Это тебе не уличные хулиганы или мелкие продавцы наркоты, а интеллигентного вида белые мужчины от сорока до шестидесяти лет. И им почти по столько же предстоит сидеть в тюрьме.

Написал начальству, чтобы перевели в другой блок, но ответа не последовало. Напишу и адвокату. Но пока терпимо. Bunkie55
  Сокамерник


[Закрыть] тихий, примет свои таблетки и спать.

Тут два раза в день вызывают на прием медикаментов. Я так посмотрел на очередь, процентов сорок принимают антидепрессанты и снотворное. А потом спят по шестнадцать часов, только на жрачку выползают.

Сокамерника моего закрыли в карцер сегодня, так что я впервые один в камере. Давно я не чувствовал такого кайфа от уединения: стоял в тишине у окна, смотрел на весеннюю красоту, на плывущие облака над лесом, на тишь и прелесть природы… и вдруг радость внезапная просочилась в сердце… ниоткуда, из ничего: восторг такой, что слезы навернулись на глаза…

Негр беспредельщик

Недолго я побалдел один в клетке – ровно сутки. Подселили чернокожего. Тоней зовут. Пятьдесят пять лет, гангстерский походняк, красные кроссовки, повязка черная на голове, как у бедуина.

«Сижу тихо на парковке, в своей машине, никого не трогаю – рассказывает Тоней – а рядом, на асфальте, пистолет валяется. Я так посматриваю на него, но жду и оглядываюсь. Это и копы могли подкинуть специально, чтобы я подобрал… Они же за мной следят… я ведь раньше сидел, на меня досье пять ящиков, они даже цвет моего дерьма знают. Сижу, ниче не делаю, музычку так тихо включил… А у меня классные сабвуферы в багажнике. Но я негромко, так, чтобы только я слышал. Сижу, курю… Хотел и косячок закрутить, но пока не буду. Мало ли, щас может и приедут лягавые. У меня нюх на этих пидарасов есть, я их постоянно в заднее зеркало вижу. Смотрю в зеркало… а-а… вон он, бля, едет, номера мои пробивает. Никак не оставят нас, нигеров, в покое, всех решили пересадить.

Итак, я сидел там около полу часика, где-то так… на часы не смотрел, не помню точно… у меня память неважная. Сижу, оглядываюсь… никого нет, только гомик один с собачкой, с белым пуделем гуляет, и так на меня косится. А надо сказать что у меня БМВ черный, нафаршированный, диски, цацки, блестит, даже перламутр ему дал сверху, на солнце переливается, чтобы негритянок привлекать. Они на блестящее бегут. Я у кузена своего запчасти покупаю, иногда на крэк меняю. У него гараж. Он там ворованные тачки разбирает. Он тоже сидел лет двадцать, но щас дома, передышка от тюрьмы, мастерскую открыл. А что еще делать? Нам же везде суки «белые» двери позакрывали. Не в обиду, ты белый, но ты русский… так что как бы не совсем белый. Ты ведь тоже копов ненавидишь?

– Ну… после чего меня посреди хайвэя тормознули ни с того ни с сего, все отобрали и в тюрьму, – то да… смешанные чувства к блюстителям порядка.

– Ну вот, я знаю… по глазам вижу, что не любишь копов. А кто их любит? Только они друг друга любят, пидарасы! Так вот, сижу я там и подумываю, как бы мне так выйти из машины и легонько так пнуть ногой тот пистолет… будто прогуливаюсь и вроде случайно задел: ударил ногой. Я же в этих красных кроссовках был: «Майкл Джордан», триста баксов пара.

– Триста баксов за эти штиблеты?

Тоней так посмотрел на меня, обмерил взглядом, даже какая-то презрительность мелькнула в глазах. И мне стало почему-то неудобно, оттого что не разбираюсь в кроссовках.

– Я их купил за триста, потому что с трупа сняли, а так они три тыщи стоят. Вы же там в России в чем ходите? В сапогах, наверное. Хорошей обуви и не видели. А я могу сейчас эти ботинки продать за тысячу. Нет, за полторы… – Он наклонился, сдул невидимую пылинку с них и о чем-то задумался. – Так… о чем я говорил? – Он почесал башку, снял тряпицу, осмотрел ее, завязал обратно.

– О кроссовках… о цене…

– А-а… да-да… Это еще дешево я их купил… Их можно и за тысячу продать. Может, даже и за две. Ты знаешь, у нас на районе нигера одного замочили за кроссовки. Пристрелили, сняли обувь и до свидания. Ниче больше не взяли, только кроссы. Раньше такого не было… Ну, стреляли друг друга, конечно… но, чтобы за кроссовки? – Он мотнул головой, будто отгоняя грустное воспоминание. – Итак, подхожу я.., оглядываюсь… никого нет, только гомик мелькнул в кустах. Он в таких коротких шортиках был и в розовой маечке в обтяжку. Я подхожу так, будто прогуливаюсь, даже присвистываю… и ногой – хлоп! эту пушку… А я ведь раньше футболом занимался. Я так и ударил, сзади… прием такой есть…, и оно пошло-пошло юзом по асфальту, и прям у дверей моей «бэхи» остановилось. Будто даже просится внутрь.

Отлично, думаю, хороший знак… настроение поднялось, подхожу, посматриваю по сторонам, напеваю Стиви Уандера: «I just called to say I love you…»66
  Я позвонил сказать, что люблю


[Закрыть] Помнишь?

Конечно, помню, заелась в сознании: Стиви Уандер в очках, мотает дредами77
  Спутанные в локоны волосы


[Закрыть] у рояля.

– Вот-вот, – и Тоней просвистел мелодию. – Итак… наклоняюсь я, будто шнурки на кроссах завязываю. Я специально, когда шел на один конец шнурка наступил, чтобы он развязался… Наклоняюсь, а сам смотрю: никто из кустов не наблюдает? А не удивлюсь, тут же везде слежка. У меня, вон, заправка возле дома… ну не совсем возле дома, за угол надо зайти… так я там насчитал шестнадцать видеокамер на потолке! Может еще были спрятанные в коробках или в плюшевых игрушках, но на виду висели – шестнадцать штук, май френд! Это на маленькой заправке. Я спрашиваю клерка… индуса в чалме… такой же черный, как и я, может даже темнее… говорю ему: «шестнадцать камер насчитал босс… зачем»?

А он так посмотрел на меня, ухмыльнулся, выдержал паузу, и указывает черным пальцем на стенку с фотографиями… А там нигеры с чипсами и пивом в двери выбегают. Целое панно фоток, коллекция. «Вот почему «шестнадцать камер», – говорит надменно. – Потому что ВЫ воруете. У нас в Индии такого нет. Я у себя дома двери открытыми оставлял. И вообще я там доктором работал, а тут… – Он презрительно обвел взглядом помещение… – А тут… приходится «этим» заниматься, в вашей факиной Америке…» – И поправляет пистолет под пиджаком, так чтобы я видел.

«Опять я отвлекся… – сказал Тоней. – У меня после драки память глючит. Даже не помню, в каком году поколотили меня нигеры с соседнего района. Ногами били, может даже дорогими кроссами, не видел, темно было. Били сильно и сто баксов и пятнадцать центов забрали. Ну, сто баксов понимаю… А пятнадцать центов? Ну на хера мелочь забирать, спрашивается? Ты забрал бы?

Я задумался, интересный вопрос. Мне даже лень было бы на улице пятнадцать центов с земли поднять.

– Забрали, ну ладно, ну а зачем так избивать? Они меня оглушили сзади, чтобы я их потом не узнал. Но я нашел одного. Ему это дорого обошлось. – Он взглянул на свои кроссовки, смахнул пылинку… задумался.

– Я в коме лежал… уже считали трупом… А, нет, – выжил. Правда сердце стало шалить, много медикаментов кололи. Чем они меня там накачали, что аж мотор стал глючить? – Он опять замолк, задумался. – Так… о чем я говорил?

– Ты кроссы подвязывал, шнурки…

– А-а, точно… я в парке был… Так вот, подвязываю я свои кеды, посматриваю вокруг, и так тихонько дверь пассажирскую открываю… будто за ручку держусь, а дверь сама открывается… Я аккуратно беру пистолет, оглядываюсь – никого… Поднимаю, и под сиденье кидаю. Смотрю по сторонам – всё тихо. Я пошустрее свои кроссы подвязываю, и уже подсчитываю в уме, за сколько продам «Берету». А это была «Берета», я заметил. Кажется, была у меня такая… не помню. Вот… обхожу я свою машину спереди, а она блестит на солнце, красавица. Открываю двери пальчиком… она пальчиком так легко открывается… клац! как часики. Сажусь, и закуриваю косячок. Заслужил, молодец я… Так ловко я «Берету» под сиденье закинул. Даже если и камеры были, никто этот трюк не заметит, как фокусник сработал. Смотрю по сторонам, затягиваюсь, дым через нос выпускаю… расслабон такой конкретный, хорошая трава. Вдруг, вижу – вон они пидорасы! Чтоб они все горели в аду! Полицейский круизер подъезжает и рядом со мной паркуется. Два белых копа, армейские стрижки, внутри сидят, по рации трещат, на меня смотрят. Я сразу же бычок в окно выбросил, рукой дым разгоняю.

Один выходит, неторопливо так приближается, рука на кобуре.

– Сэр, не могли бы вы выйти из машины?

– Я? Выйти? Зачем?

– Нам сообщили, что у вас нелегальное оружие в автомобиле.

– У меня? Оружие? Откуда? – удивляюсь. А сам уже думаю: «Откуда я деньги возьму на китайскую лапшу и кофе взаперти, если пять лет дадут?» А это пять лет, я уже все ихние факины законы изучил. Пять лет за незаконное хранение оружия, если уже была судимость. А она у меня конечно же была. И не одна. Раз двадцать за решеткой побывал в городской тюряге, все углы помню.

– Будьте добры, выйдите из машины, – говорит коп, а сам так смотрит на партнера. У них какие-то знаки глазами, телепатически общаются, и кобуру незаметно расстегивает – я вижу.

– А вы что, имеете ордер на обыск? – спрашиваю.

– Мы почувствовали запах марихуаны из вашего автомобиля. Так что, имеем полное право. Выйдете из машины, сэр.

«Ну, думаю – всё, пиздец. Как, бля, произошло, что я вот щас вот отправляюсь за решетку на пять лет? Сижу себе в машине, Стиви Уандера слушаю… Ну на хера мне тот пистолет сдался? Везде… везде следят за нигерами! Если не камера, то – сознательные граждане».

Выхожу, руки на капот. Обхлопали, наручники – клац! Еще две минуты тому назад я был свободным гражданином, меня ведь дома жена ждет с жареной курицей, а я опять в наручниках. Да сколько можно!

И тут я вижу, второй коп полез под мое сиденье и вытаскивает оттуда… пистолет. Аккуратно так его пальчиками держит, показывает мне и улыбается. А я тебе скажу вот что: я в тот момент увидел улыбку… дьявола. Вот в этом полицейском оскале я увидел, клянусь!

И марихуану нашли. Мелочи, ну может грамм десять. Они у меня в специальной табакерке такой лежали. На крышке гравюра Африки и флаг наш. «Вот зачем вы нас, суки, с континента привезли триста лет тому назад? Чтобы в тюрьме держать? Отпустите! Улечу в Африку прям сейчас!»

Меня садят в круизер… аккуратненько так голову придерживают, заботливые… чтобы не ударился при входе. Бац! – Дверь за мной захлопывается! И всё! Я в тюрьме. Если за тобой захлопнулась дверь полицейской машины, то знай – ты в тюрьме. Даже не сомневайся. Моли богов африканских или русских и вспоминай, кто у тебя есть с деньгами на свободе, чтобы вызволили под залог. Вспоминай, вспоминай всех… даже тех, с кем десять лет не общался. Проси, клянчи, но выпроси денег. Надо выйти под залог, дорогой мой русский… надо выйти и свалить срочно. Через Мексику, через Канаду… нет, через Канаду опасно, лучше через Аляску. И там по льдинам – в Россию, на свободу, в тайгу, к медведям!

Я кивнул: согласен.

Сижу я на заднем сиденье в круизере и вспоминаю, – продолжает негр – прокручиваю в памяти друзей и родственников: у кого могут быть денежки на bond88
  Залог


[Закрыть]. Да у кого они есть? Только у драгдилеров были, но их уж всех пересажали, дома конфисковали, а деньги копы и федералы себе забрали. Это у тебя друзья, наверное, в фейсбуке, а моя вся братва – в тюрьме или в могиле.

А они тем временем мою криминальную историю пробили. У этих пидарасов в машине есть лэптоп и доступ к базам. А я раньше сидел конечно, десять лет за грабеж. Давно, лет тридцать прошло, молодой был. Да какой там грабеж? Сумку у бабки выдернул на парковке. Она из церкви шла к своей машине, а у нее такой огромный перламутровый корабль – «Ford Thunderbird». Я надеялся, что в сумочке ключи, и пока она сообразит… они ведь медленно соображают… ей, наверное, лет двести… то я и уехать успею. Там одни колеса десять тысяч баксов стоили. Я семью целый год содержал бы на эти деньги. У меня ведь трое детей было, я же в тридцать семь дедушкой уже был…»

Тоней меня все время развлекал историями, только во время приема пищи от него отдыхал. Рассказал еще, что имел четыре инсульта и два инфаркта. По нему не скажешь – кроссы натянет, тряпицу черную обмотает на голову и давай качаться. Наполняет пластиковые пакеты водой из крана, подвешивает их на швабру – получается штанга. Позанимается часик, потом начинается парфюмерный ад. Он очень любил мазаться, все тело блестит, волосы набриолинены, в зеркало любуется. У него их три: над умывальником, внутри шкафчика и еще одно заклеено на верхней полке, чтобы он мог на себя и лежа смотреть.

Веселые соседи

В нижнюю клетку поселились два весельчака – Майк и Джим. Они всю ночь хохочут. Не знаю, когда спят, камеди клаб, а не тюрьма. Ну просто заливаются смехом. У одного пятнадцать лет срок, у другого десять.

Майк, агент по недвижимости, попал за ипотеку. Фальшивые бумаги о доходах предоставлял банкам, раздувал цены на недвижимость, но говорит, – не виноват, бухгалтер-аферист деньги стащил и на босса свалил.

У него был свой самолет, двадцать миллионов в недвижимости, половина федералы конфисковали, но несколько домов, те, что на мать записаны, уцелели. Десять лет срок дали, но после ста пятидесяти тысяч адвокатам, снизили до пяти. Сейчас он как раз по пути в суд – апелляция.

Джиму пятьдесят пять, весит сто тридцать кг, живот будто беременный, с трудом передвигается. Усатый, лысый, веселый, диабетик, наркоторговец. Говорит, переводил доллары в золото и закапывал на кладбище, там самое надежное место, федералы никогда не найдут. Остальное всё отобрали: дом, две спортивные машины и катер, на котором он в Гольфе Мексико с девушками кокс нюхал. Есть что вспомнить, но пятнадцать лет немало, когда тебе пятьдесят пять плюс диабет. Тогда откуда веселье? Ржут всю ночь, прям зависть берет.

Четыре утра. Майк и Джим внизу гогочут. Тоней пытается спать, вертится, кряхтит. Народ начинает выползать из клеток на прием медикаментов. Много диабетиков, выходят на прием инсулина. Когда-то они были здоровые, красивые, подающие надежды мужчины, женихи и сердцееды… сейчас же уколы каждое утро и тридцать лет за решеткой. Тут даже есть двое в инвалидных колясках. Один потерял ногу из-за диабета, а второй, молодой негр, убегая от копов, соскочил с крыши дома и сломал обе ноги. Вон они, в очереди, один принимает инсулин, другой обезболивающее.

Пытаюсь изучить правила поведения. Например, нельзя общаться с разным цветом кожи, рекомендовано держаться ближе к своей расе. Я сижу за столом с Майком и Джимом – соседями из нижней клетки, а вчера к нам присоединился Норманн. Рыжий, толстый, важный, круглое честное лицо, по тюрьмам двадцать лет, вор–медвежатник.

Рассказывал историю: забрался как-то в богатый дом ночью на второй этаж, видит – сейф. Ну он, конечно, давай пробовать отпирать. И так, и так… А в доме сигнализация сработала: слышит, копы летят, сирена.

Норм открывает окно, выпихивает сейф на улицу и сам вслед прыгает. А там болото внизу, ночью не заметил. Ящик застрял в грязи, да и воришка влип. Четыре патрульные машины перед домом с мигалками и сиренами, а Норманн по колено в грязи под окном, рядом с сейфом.

Часа через два копы уехали, дом опечатали. Хорошо, что Норм догадался окно за собой прикрыть, иначе такая фотка была бы для новостей: рыжий толстый воришка сидит в болоте с сейфом в обнимку и глядит жалостно вверх.

Норманн таки выволок ящик из болота. Сходил за машиной, сейф тросом обвязал, вытащил, привез домой и распилил. Девяносто тысяч кэш там было, документы, драгоценности кое-какие. Не густо, зато адреналина сколько. Документы он им ночью обратно в почтовый ящик закинул.

Двадцать восьмое июня сегодня. Три месяца как взаперти. Тоней перевелся в другую клетку, а ко мне подселили двух мексиканцев. Тут много латинос из Южной Америки. Оказывается, нелегалов не просто депортируют, а сначала в тюрьму сажают. Один из моих новых сокамерников храпит. Маленький, а храпит как крупный. Это нехорошо. А второй целый день ТВ в зале смотрит. Сидит тихо и завороженно пялится в ящик. В зале шесть телеков, на стенках висят высоко, каналы менять имеет право только охрана.

По двум крутят латинские шоу, еще на одном – спорт, по остальным – шоу про полицейских, какие они молодцы и герои, отстреливают криминал… чуть что померещилось, пистолет и стрелять. Утром, в новостях одни мигалки, сирены, копы тащат нарушителей в тюрьму, диктор рассказывает взахлеб что произошло. Пока средний класс в субурбии спал, набирался сил и летал в астрале, в гетто тем временем пытались заработать на пару грамм крэка, чтобы забыться и еще один день протянуть на этой земле… Но, вдруг, полиция вламывается в дом: «На пол! Ложись, суки!» – Автомат в голову, дети орут, отец семейства пытается выпрыгнуть в окно, двадцать лет за пакетик крэка светит. Вон тащат его, вталкивают в круизер, «попался гад, теперь мир станет лучше без тебя».

Это типичные утренние новости, когда только проснулся и бродишь по залу в полудреме, а ум впитывает происходящее и передает полученную информацию в подсознание на переработку и хранение, авось пригодится когда-нибудь в этом жестоком мире.

Мои новые сокамерники – Педро и Антонио, оба из Гвадалахары. Педро пять лет в Америке, из которых четыре в тюрьме. Говорит, что все равно будет пробовать здесь батрачить. Работал на сборе урожая. Сады опрысканы химикатами, в маске, глаза слезятся, вечером тошнит, но напиваешься текилы и спать, а денежки домой, семье. Там жена, двое детишек в школу ходят, надо им ранцы покупать, носочки, даже ноутбуки просят. Растут, растут, а он в тюрьме сидит. Но это не напрягает. Тут он на всем готовом, фасоль да рис кушает, Библию читает. А вот детки там без денег, это не есть mucho bueno99
  Очень хорошо


[Закрыть]

Два пацана кучерявых у него – Франсиско и Паблито. Фотки зубной пастой приклеил внутрь шкафа. Открывает, грустно смотрит. Там же иконка висит. Помолится Педро шепотом, Библию почитает, потом засыпает и храпит. Вечная Книга на лице, страницы в такт дыханию шевелятся.

Антонио, второй bunkie1010
  Сокамерник


[Закрыть] – тихий, ну просто ангел, тоже Библию читает. Ему сидеть подольше, лет двенадцать, за то, что таскал кокаин через подземный туннель из Тихуаны в Сан-Диего. Ползал он там с мешками на спине полгода, пока федералы не встретили на американской стороне. Но зато хорошо заработал, лет на десять семье хватит, даже в тюрьму ему будут на китайскую лапшу и чили соус высылать.

В зале набралось около десяти мексиканцев, кучкой сидят перед латинскими телеками и хохочут. Гомерический хохот и ЭХО-О-О! В другом конце зала, на педофильской стороне, ржет постоянно пузатый тип, которому дали сорок лет за изнасилование. У мексов маленькие сроки, можно и повеселиться, в среднем три-пять лет за нелегальное пребывание, потом депортация домой. А педофилу сидеть взаперти лет сорок, если выживет.

Ну просто задыхается от смеха группа в зале. А когда их запирают в клетки и в зале тихо, тогда уже Майк и Джим из нижней клетки ржут. Че-то я не понимаю: может им выдают какие-то специальные «смехотворные» медикаменты? Вон, мексы опять истерично захохотали. Возможно, им тут лучше, чем дома.