Текст книги "Мелочи жизни (сборник) (СИ)"

Автор книги: Сергей Боровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ваше здоровье! – отметилась гостья и опрокинула огненную воду внутрь, заправски крякнув.

Англичане издали одобрительные крики и разродились аплодисментами. У них все женщины поголовно – леди, и на такие фокусы согласятся только по решению суда.

– Ещё! – потребовала она, видя такой успех.

– А не поплохеет? – усомнился Андрюха

– Мне нужно снять стресс, – аргументировала она.

Со вторым стаканом она разделалась так же мастерски. Мы невольно прониклись уважением к её профессионализму .

– Тебя как звать-то? – оттаял Андрюха.

– Зинаида Юрьевна, – отрекомендовалась она, намекая на разницу в возрасте, но тут же понизила критерии. – Отчество можно будет опустить. После третьей.

Андрюха повиновался.

– Слышь, Зина, – шёпотом спросил он, когда дама отдышалась от новой дозы. – А что там были за выстрелы?

– Где? – сначала удивилась она, но сразу же спохватилась. – А, это Витюн.

– Муж? – догадался я.

– Муж, – подтвердила Зина, протягивая назад пустой стакан.

– А зачем он стрелял? – не унимался Андрюха.

– Ну, так ясно зачем. Ревнивый он у меня.

Переводчик тревожно вслушивался в наш разговор, и только англичане пребывали в полном неведении происходящего, получая удовольствие от лицезрения Зининых способностей.

Прошла ещё парочка тостов, и Фред созрел для того, чтобы положить ей на плечо свою руку. Она не противилась и даже наоборот – всячески поощряла осмелевшего британца, сводя глаза к переносице.

– А ты красавчик, – похвалила она, прижимаясь к нему.

Мы никогда не узнаем, как далеко зашли бы их отношения, потому что в следующее мгновение послышался лай собаки, а потом у костра появился давешний мужичок. Он по-прежнему сжимал в руках ружьё, и лицо его не стало менее свирепым.

– Шлюха! – заорал он, завидев жену, и демонстративно загнал в ствол патрон. – На колени!

Зина выронила стакан, расплескав его содержимое, и неожиданно ловко спряталась за мной, хотя никаких поводов для этого я не давал. Её ногти впились в мою задницу – даже через грубый материал штанов почувствовалась их острота и прочность. Я не собирался геройствовать, но только выхода у меня другого не оставалось.

– Витёк, – сказал я. – Давай не будем пороть горячку и спокойно всё обсудим. Сядем. Выпьем.

Ход оказался правильным.

– Давай, – легко согласился Отелло и подсел к столу, принимая от Андрюхи водочный паёк в размере полного стакана.

Ружьё он держал между колен, не выпуская – опытный, видать, боец.

Навыки его в питье оказались ещё более удивительными, чем у жены, поэтому он вызвал новую бурю аплодисментов со стороны англичан. И чувствовал он себя в новой компании, словно пылесос на ковре.

Зина сначала держалась от него на дистанции, но потихоньку, в процессе трапезы, подобралась поближе и приобняла. Он вроде как не обращал на неё внимания – кобенился. Якобы терпел. А потом они поцеловались, как голубки на насесте, и окончательное примирение состоялось под оглушительный залп шампанского – его мы тоже обычно прихватываем. И мы не жмоты, и людям приятно.

Веселье продолжилось. Витюн демонстрировал иностранцам чудеса русской алкогольной выносливости и травил анекдоты, которые заставлял переводить. У Артёма в связи с этим наметились большие проблемы, поскольку англичане не знали ни Штирлица, ни Петьку с Василием Иванычем. Все пояснения насчет того, что один из них – офицер Вермахта, а двое других – красные партизаны времён Гражданской, только усугубляли непонимание.

Цивилизации соприкоснулись на какой-то шутке по поводу мужа, внезапно вернувшегося из командировки – это международное. И Витюн, вдохновлённый успехом, решил его немедленно развить.

– А ну, Зинка, станцуй нам! – предложил он.

– Да где ж тут? – замялась она. – Музыки-то нет.

– Как нет музыки? – удивился супруг и завертел головой в поисках опровержения Зининых слов.

Действительно. Быть такого не могло.

– Уан момент! – понял его без переводчика Честер, доставая ай-фон.

Для связи прибор, конечно, не годился в лесу, но вот для концерта – в самый раз. Послышались знакомые звуки весёлой песенки из «Мадагаскара». Больше отговорок у Зины не оставалось, и она честно принялась отрабатывать выпитое.

Где у них селе учат этому, я не знаю, но исполнительница достигла в ремесле эротического танца несомненных высот. Она энергично двигала бедрами и игриво приподнимала края ночнушки. Пару раз через дыры в ней показалось что-то вполне аппетитное. Англичане пришли в полный восторг, а Честер так даже полез за кошельком, доставая из него смятые фунты. Витюн их бережно упрятал за пазуху.

– Давай! – подбадривал он.

Вскоре Зинаида Юрьевна, при безоговорочной поддержке публики, перешла к более активным действиям, и нашему взору открылись тугие, пылающие жаждой насилия, соски. И объём имущества впечатлял – литров по пять в каждой ёмкости.

Краем глаза наблюдая за развитием событий, я склонился к Андрюхе и, сохраняя на губах похотливую улыбку (для конспирации), шепнул:

– Как только он оставит ружьё, хватай его.

– А собака?

– А что собака?

– Покусает.

– Если будет, что кусать – уже радость.

– А ты?

– Отоварю его чем-нибудь тяжёлым, пока соображать будет.

Андрюха продолжал сомневаться.

– Может, поменяемся? Ты хватаешь ружьё, а я бомблю.

Кивнуть в знак согласия я не успел, потому что рёв мотора накрыл своим мощным телом лесную тишину – писк ай-фона не в счёт. В кромешной темноте мы увидели слепящий прожектор, направленный на нас. Раздался предупредительный гудок, и что-то большое и неуклюжее влетело в наш катер, стоявший у берега.

Хруст переломленных рёбер судна свидетельствовал о том, что столкновение получилось нешуточным. В подтверждение тому прожектор агрессора погас, сорвавшись мачты в воду, и на смену ему пришёл веселенький выбух пламени, озаривший поляну, где мы стояли с раскрытыми ртами, завороженные зрелищем.

Я успел увидеть лишь общие контуры хаоса, но этого хватило, чтобы сделать выводы о полной гибели обеих эскадр.

– Ах, ты тварь! – заорал Витюн и бросился в атаку, не забыв прихватить ружьё. – Борман! Фас!

Андрюха увязался за ними, а мне вдруг стало совершенно безразлично. И почему-то не страшно. Я опустился на бревно и налил себе полный стакан водки, собираясь его немедленно осушить. Лай собаки, грязная ругань и звуки, похожие на те, которые издают нимфы во время купания в лунную ночь, были прекрасным фоном для намеченной акции.

– Вот так и мучаюсь с ними, оболтусами, всю жизнь, – раздался над самым моим ухом Зинин обречённый голос. – С восьмого класса.

Она всхлипнула.

– Люблю их обоих. Ничего поделать с собой не могу.

Вот оно что. Треугольник, значит.

– За любовь! – сказал я и вылил в себя священную жидкость.

Сергей Боровский

Houston, 2011

ЗА МУСОРОМ

Однажды в осенний жаркий полдень, аккурат посреди бабьего лета, мой близкий друг и соратник Лёха решил вынести мусор. Получив благословение супруги и прихватив с собой полное ведро отходов домашней жизнедеятельности, он сунул ноги в тапочки и выбежал на улицу.

Надо сказать, что Лёха – отличный семьянин, и по хозяйственным делам ему нет равных во всем нашем околотке. Он ловко опорожнил ведро в стоявший специально для этих целей бак и рысью бросился обратно, где его уже ждали сдобные булочки с молоком, но тут, словно из-под земли, перед ним выросла двухметровая личность и заключила в свои объятья.

– Старик! – закричала личность, при более детальном рассмотрении оказавшись бывшим однокурсником Макеевым. – Дай я тебе, прощелыге, влеплю засос!

Лёха обрадовался – не так уж часто к нам являются старые друзья – и потащил, было, Макеева к себе домой, но тот остановил его жестом римского оратора и произнес:

– Нет, брат, так не пойдет. Сначала нам, брат, нужно в магазин. «Полгоры» работает?

– Работает, кажется, – засомневался Лёха. – Поднимемся ко мне? Я только штаны нацеплю.

– Да брось ты! Я на машине. Смотаемся за две минуты.

И Макеев поволок Лёху к действительно стоявшим неподалеку «Жигулям» пятой модели.

«Полгоры», как не трудно догадаться, являлся винным магазином. Окрестили его так студенты, в изобилии населявшие окрестности, за его расположение – на половине дороги от института к вершине, где держал оборону от белобилетников военкомат. Макеев вытащил на свет толстую пачку банкнот и строго сказал продавщице:

– Пять «Пшеничной».

– Пять?! – изумился Лёха.

– А чего? Пусть лучше останется, чем потом по всему городу бегать. – Макеев, чего тут греха таить, обладал сверхъестественным предвидением.

Не знаю, бывали вы когда-нибудь в нашем городе, но только здесь невозможно ступить и шагу, чтобы не встретить знакомого. Макеев завизжал, лишь они отошли от прилавка. И было от чего: последним в очереди стоял никто иной, как Шелезяка – еще один бывший однокурсник. В правой руке он держал огромного вяленого леща, а левой сжимал поводок, на противоположном конце которого притаилась приземистая собака весьма неприветливого и несимпатичного вида.

– Это мой бультерьер Степан, – пояснил Шелезяка после того, как утихла первая волна радости.

Как выяснилось в процессе непринужденной дружеской беседы, у них обоих с утра во рту не было маковой росинки, и они пришли сюда пополнить запасы продовольствия и напитков. Войдя в их положение, откупорили одну бутылку и пригубили ее из горлышка прямо на месте, у дверей магазина.

– Ну, отцы, это – сама судьба, – с пафосом заключил Макеев, занюхивая выпитое рукавом рубахи. – Сейчас мы идем к Лёхе...

Но не успел Лёха прикинуть, как к этому отнесется его жена, как Шелезяка решительно замотал головой:

– Нет, пацаны, так не пойдет. Дело в том, что у Рюмкина родился сын. – Он подвесил театральную паузу, чтобы полюбоваться на произведенный эффект, но поскольку на лицах друзей ничего не отобразилось, то пришлось продолжить. – Мне сейчас надо ехать в роддом, а потом – к нему домой. Сами понимаете, дело святое.

И тут, наконец, Макеев пришел в дикий восторг.

– И ты молчал?! – заревел он так, что прохожие испуганно шарахнулись от него, а у Шелезяки слегка подогнулись колени.

– Так я ж вам битый час толкую... – начал оправдываться он.

– А кто такой Рюмкин? – поинтересовался Лёха.

Макеев чуть не поперхнулся излишками воздуха:

– Рюмкин? Ты Рюмкина не помнишь? – Судя по его интонациям, это являлось самым тяжким преступлением, на какое только способен человек. – У ювелирного валютой торговал. У него еще одного глаза не было.

– Нет, то не он, – поправил Макеева Шелезяка.

– Как не он? А кто?

– Того Фарой звали. А Рюмкин – он, как Лёха, только повыше. – Шелезяка сначала поднял руки вверх, а потом развел их в стороны. – И потолще.

– А-а! У него еще нос такой. – И Макеев показал, какой.

– Нет, – гнул свое справедливый Шелезяка. – Нос такой у этого... как его... А Рюмкин, он с таким носом. – Шелезяка не успел показать, потому что Макеев схватил его за плечи и тряхнул изо всех сил.

– Что же ты нам голову морочишь? Едем к нему! Машина под задницей!

Они погрузились в «Жигули», и тут Лёха слабо запротестовал:

– Подождите! Я же в трико!

Макеев критически оглядел его с ног до головы и предложил такой план: они сейчас заскочат к Лёхе, чтобы тот надел брюки, поздороваются с его женой… Хотя, нет, жену можно взять с собой – после непродолжительных торгов ей отводилось десять минут на сборы. Заедут в универмаг купить ползунки (бабы знают, какие) и оттуда – прямо в роддом, где и отыщут самого Рюмкина. А там – по обстоятельствам.

Приняли план единогласно, но, несмотря на всю его гениальность, он стал рушиться с первых же минут выполнения. Шелезяка потребовал по второй, ссылаясь на головные боли. Остановились. Выпили. И едва они проехали после этого сто шагов, как тот же Шелезяка заорал «Стой!» и, бросив Лёху с лещом и Степаном на заднем сиденье, выскочил из машины, не дожидаясь, пока она окончательно затормозит, словно заправский каскадер.

Кувыркнувшись пару раз на газоне через голову, Шелезяка ловко встал на ноги и устремился к табачному киоску, расположенному неподалеку. Дверь сбоку была открыта, и он зашел в нее без тени сомнения.

– Не понял, – сказал через некоторое время Макеев, нервно взглянув на часы. – Подожди-ка меня тут.

С этими словами он отправился по следам ушедшего товарища, и вскоре его голова высунулась наружу из киоска.

– Давай сюда! – закричал он Лёхе. – Тут все наши!

В киоск набилось полно знакомого и не очень народу, отчего «Пшеничная» пошла ударными темпами. Не пил только Степан, а бдительный Шелезяка следил за тем, чтобы водителю наливали на палец меньше, чем всем остальным. Поэтому, когда через полчаса они выбрались из киоска, Макеев был, безусловно, самым трезвым, что не помешало ему, однако, расстелиться на тротуаре, споткнувшись о куль с семечками, и поцеловаться с какой-то женщиной, как потом оказалось, абсолютно посторонней. Макееву женился в своей жизни дважды, и оба раза удачно.

Когда друзья снова оккупировали машину, Лёха вдруг почувствовал приступ голода. Он немилосердно вырвал у леща плавник и вцепился в него зубами, перепачкав жиром свою майку и заднее сиденье.

– Что ты делаешь? – вскричал Шелезяка. – Без пива?

– Жрать охота, – объяснил свой легкомысленный поступок Лёха. – Сил нет.

– А ведь он прав, – поддержал Лёху Макеев и развил мысль дальше. – Надо купить пива.

Они вернулись на «полгоры», где приобрели ящик «Славянского», развесной студень на общую сумму сорок четыре копейки и три килограмма сильно квашеной капусты. Чтобы заморить червяка, Лёхе дали понюхать бумажный пакет со студнем.

– Полная машина жратвы! – удовлетворенно отметил Макеев, прихлебывая пиво и складывая провизию в багажник. – Едем в роддом.

Дорога к роддому оказалась еще более тернистой. Сначала Макеев с трудом смог увернуться от троллейбуса, нагло ехавшего по встречной полосе, а потом какой-то гаишник замахал своей полосатой палкой, требуя остановиться. Макеев аккуратно объехал его по тротуару и свернул во двор.

– Так короче, – заявил он. – И гаишников тут нет.

Его утверждение оказалось сущей правдой, но дорога стала слишком извилистой и ухабистой, отчего Макеева быстро укачало. Опорожнив внутренности в акацию, он упал на заднее сиденье, а Шелезяка перебрался за руль. Рокировка не замедлила сказаться на качестве езды. Причем, не в лучшую сторону. Когда через полчаса выяснилось, что они, заблудившись, вернулись к тому самому месту, где недавно бодались с троллейбусом, пришлось запарковать авто и вместо него взять такси.

Решение это несло на себе печать мудрости, поскольку таксист знал город лучше и рулил профессиональнее.

Очень скоро друзья прибыли к трехэтажному зданию темно-зеленого цвета, расположенному в тени гигантских тополей. Удушливый запах карболки свидетельствовал о том, что оно являлось медицинским учреждением. Вспомнили, что не купили ползунки, но такси уже укатило на новые заработки, и Макеев призвал народ к активным действиям.

Ознакомительный рейд вокруг больницы не дал результатов, поэтому они решили действовать изнутри. Друзья разделились на три равных группы по одному человеку в каждой, чтобы найти вход в здание с наименьшими потерями энергии. Лёха свой отыскал сразу, но строгая женщина в белом халате категорически отказалась его впустить в помещение, несмотря на домашний вид и заверения, что будет вести себя хорошо.

Безрезультатно пособачившись с ней, Лёха снова вышел на улицу. Ни Макеева, ни Шелезяки он там не обнаружил. Тогда он обошел больницу по периметру несколько раз и понял, что просто не может догнать быстроногих товарищей, которые, видимо, тоже ходят кругами. И он побежал.

К трико репейник приставал особенно здорово, и когда Лёха, вконец запыхавшись, остановился и осмотрел себя, он мысленно поблагодарил Макеева за то, что тот помешал надеть ему выходные брюки. В тот же миг над его головой раздались громкие крики и улюлюканье. Он перевел взгляд по направлению источника звука и увидел в окне третьего этажа Макеева в обнимку с какой-то девицей.

«Наверное, это жена Рюмкина», – рассудил Лёха, но его выводы оказались преждевременными.

– Ты где пропал, отец? Давай сюда! – Макеев потряс в воздухе бутылкой шампанского.

– Мы в патологии, – добавила счастливая девица. – Двенадцатая палата.

Лёха хотел им поведать о своих разногласиях с вахтерами больницы, но зрители исчезли, и рассказывать эту грустную историю было решительно некому.

И тут он увидел пожарную лестницу. Не раздумывая, он вскарабкался на третий этаж, пинком ноги открыл ближайшее окно и просочился внутрь, упав с подоконника на что-то мягкое. Всё получилось на удивление легко, однако в комнате, заваленной всяческой больничной утварью, никого не обнаружилось, а входная дверь оказалась запертой. Лёха сильно подергал за дверную ручку, постучал в нее ногой, а затем приложил губы к замочной скважине и стал звать Макеева. Ему ответило чье-то злобное рычание сзади. Он обернулся и увидел Степана, лежащего в куче тряпья и издающего эти неприятные слуху звуки.

– Степан, это же я, – попытался вразумить его Лёха, но тот зарычал еще сильнее.

Ничего другого не оставалось, как затаить дыхание и сесть в углу возле двери. Соображая, что делать дальше, Лёха мирно заснул, увлекая за собой в сладкое небытие и бультерьера.

Неизвестно, сколько женщин родило за то время, пока они спали, но когда их разбудили вопли Макеева и Шелезяки, за окном совершенно стемнело. Оба были в белых халатах и отличном расположении духа. Вот только ни Рюмкина, ни его жены они так и не нашли.

– Ты, старичок, что-то напутал, – успокаивал Шелезяку Макеев. – Надо было в третий ехать, а мы поехали во второй.

– Да нет же! Рюмкин говорил, во втором они, – не соглашался с ним Шелезяка.

– А точно она родила? – встрял Лёха.

– Стопудово!

– Значит, ее уже выписали, – подал идею Макеев. – Поехали к ним домой.

Шелезяка посмотрел на него с искренним уважением:

– Едем! – призвал Макеев, не дожидаясь, пока влажные чувственные губы Шелезяки примкнут к его деснам.

И они отправились по месту прописки Рюмкина, взяв напрокат очередное такси.

Но так уж видно сгруппировались в тот вечер звезды – друзьям понадобилось проехать всего два перекрестка, чтобы Макеев вдруг вспомнил о своем запаркованном автомобиле, о гнусных ночных хулиганах и о потраченных на тюнинг деньгах.

Поехали искать машину и быстро ее нашли. Что, впрочем, не удивительно. Поставленная под углом в сорок градусов по отношению к проезжей части и в миллиметре от фонарного столба, она была заметна издалека. Макеев, приговаривая разные ласковые слова, поцеловал ее в капот, после чего они продолжили первоначальный путь.

– Как у нас с горючим? – спросил Шелезяка, и к чести присутствующих, ни один из них при этом вопросе не подумал про бензин.

Макеев в задумчивости пожал плечами.

– Все ясно. Поворачивай направо.

Шелезяка для верности показал рукой, куда, и уже через десять минут они стройной колонной входили в «Дом актера».

Следуя славным традициям, описанным в романах Булгакова, наш город тоже обзавелся собственным «Грибоедовым», c рестораном, оборудованным по последнему слову кулинарии. Отдадим также должное служителям музы за их любовь к животным – Степана здесь встретили с такой же радостью, как и Шелезяку, который, очевидно, был среди них своим. Кстати, непонятно почему. Его последнее общение с литературой датировалось восьмым классом средней школы во время написания сочинения про Анну Каренину, которая, по его версии, утопилась в пруду, не вынеся разлуки с братом.

Заказали выпить и закусить, чем сразу привлекли к себе повышенное внимание не только официантов, но и аудитории – великое количество народу присоединилось к их трапезе. К своему стыду Лёхе удалось запомнить лишь двоих: басиста местной рок-группы «Отшельники» и поэта-бунтаря Протопопова. Остальные фамилии и клички просто не умещались в его переполненной напитками памяти. Компания сложилась на редкость культурная и грамотная – никто не пил без тостов, не скатывался в политику и не лез целоваться, не говоря уже о других недостойных поступках. И лишь когда ближе к полуночи разбудили Макеева, и он произнес получасовой витиеватый тост, басиста стошнило в промежуток между коленями.

Момент следующего просветления сознания наступил для Лёхи глубокой ночью. Пламя костра освещало знакомые лица, вот только он напрочь перестал различать Шелезяку и Степана. На невесть откуда взявшемся мангале жарились шашлыки, от запаха которых у Лёхи мутнело в глазах.

Играла гитара, и поэт-бунтарь декламировал свои вирши, пока на востоке в небе не разгорелся настоящий пожар, и компания не начала расходиться.

Ватного и тяжелого Шелезяку довезли до дома первым. Усадили на площадку перед дверью, которую он наотрез отказался открывать при посторонних. А затем добрались и до Лёхиного подъезда.

Было солнечно и морозно. И немного грустно.

– Ну, старичок, давай, – сказал Макеев, протягивая Лёхе руку для пожатия. – Я, наверное, подниматься не буду.

Лёха кивком головы изобразил свое полное согласие и направился к лестнице, ведущей к дверям.

– Постой! Ты ведро забыл! – Макеев загрохотал автомобильной утварью, извлекая из багажника Лёхину собственность. – Держи.

Друзья еще раз обнялись, и Макеев тронулся с места, оставив после себя легкое облачко белого дыма. Лёха помахал ему пустым ведром, ещё немного постоял, глядя вслед удаляющейся машине, и неторопливо зашагал вверх по ступенькам.

Сергей Боровский

Москва, 2005

ЛОЖЬ

«Дальше тянуть некуда, – решил он. – Сегодня же вечером придётся ей всё рассказать».

Он на мгновенье представил, как будет выглядеть в глазах жены после сделанных откровений, и мысленно отмахнулся от получившейся неприглядной картины.

Подоспевший трамвай вернул его к действительности, но ненадолго. Лишь только он забрался в угол, где концентрация острых локтей была существенно ниже, как назойливое самобичевание нахлынуло на него с новой силой.

Зачем он соврал? На что понадеялся, сплетая небылицы, которые рано или поздно будут развенчаны? Хотел прибавить себе веса, уважения? Прибавил, называется.

Они отметили «событие» в модном ресторане, а на следующий день она купила ему дорогой костюм и множество мелких побрякушек, иметь которые обязывал «новый статус».

– Ты теперь большой человек, – сказала она, оправдывая сделанные подарки.

О финансовой яме, ожидавшей их в результате последних расходов, она, конечно, не догадывалась. Ну да, ведь «продвижение по службе» сопровождалось значительным повышением заработка – с его же собственных слов.

Не во всём была его вина – слабое, но утешение. Ему намекали, всячески поощряли любые его заблуждения на этот счет. Он просто поверил. И поторопил события. А на освободившееся место поставили другого.

Проклятье!

На ужин она приготовила мясо по-французски и его любимый зелёный салат из редиски – он продолжал собирать дивиденды, не имея на них ни малейшего права. Дорогая, твой муж – неудачник, и не обижайся на него за то, что ты была всё это время не в курсе.

– Нравится? – спросила она, бережно прикоснувшись тонкими пальцами к его щеке.

– Очень.

– Добавки?

– Нет. Спасибо. Любимая...

Он отложил в сторону смятую салфетку. Взял её руки в свои.

– Что? Ты что-то хочешь мне сказать?

– Нет. Просто ты у меня – самая прекрасная и очаровательная.

Ненависть и презрение к самому себе – не самые приятные чувства, но других в тот момент он подобрать не смог.

Они посмотрели на ночь какой-то фильм, осевший в его памяти сплошным серым пятном. Спасительный сон пришел чуть позже, обволакивая его сладкой мыслью о том, что настанет завтрашний день, который обязательно разрушит стену лжи, так нелепо возникшую между ними.

Она погасила его ночник и бережно поправила на нём одеяло. Затем подошла к окну и, раскрыв его, взобралась на подоконник. Осторожно, чтобы не шуметь, расправила крылья и, оттолкнувшись от твёрдой поверхности, порхнула в небо.

Сергей Боровский

Houston, 2011

ВИРУС

Лариса ещё раз внимательно перечитала своё резюме и, не найдя никаких неточностей, сохранила окончательную версию на рабочем столе. Затем прикрепила получившийся файл к письму и нажала кнопку «отправить». Всё. Остаётся только ждать ответа, и он, она надеялась, будет положительным.

Описание позиции подходило к её знаниям и опыту идеально: аккуратность, пунктуальность, умение общаться людьми, владение компьютером на уровне продвинутого пользователя...

– Привет! – раздалось в динамиках.

– Ой! – вздрогнула она от неожиданности.

На экране всплыла картинка мультяшного вида: мужчина-красавец с явно выраженными чертами плэйбоя и слегка ироничным взглядом.

– Как дела? – стандартно осведомился он.

Лариса поискала глазами крестик в верхнем правом углу, чтобы закрыть незваную программу, и не нашла его.

– Ну, здрасьте! – произнесла она вслух. – Когда это я умудрилась подцепить его?

Дело в том, что на прошлой неделе её бойфренд Игорь почистил компьютер от всякого мусора и каких-то там «троянов». В довершении всего он поставил «адский», по его же выражению, антивирус. А тут опять кто-то хозяйничает внутри её кибер-собственности.

Лариса со вздохом набрала на мобильнике номер.

– Игорюша, это я. Не разбудила?

В трубке раздалось невнятное бормотание, и она поняла, что всё-таки разбудила. Суббота, как-никак. Парень отсыпается после трудовой недели.

– Тебе позже позвонить?

Но Игорь взял себя в руки и согласился выслушать её историю про красавца-вируса.

– Сколько раз я тебе говорил: не тынцкай, куда попало!

– Да я не тынцкала!

– А откуда он взялся тогда?

– Не знаю.

– Не знаешь... Внимательней надо.

– Так ты приедешь?

Игорь недовольно засопел носом.

– Дел у меня по горло, – сообщил он, но тут же смилостивился. – Ладно. Через пару часов буду. Жди меня и ничего трогай

Не теряя ни минуты, Лариса замесила тесто и достала из морозилки готовый фарш, оставшийся от вчерашних котлет. Игорь любит пельмешки. Как раз к его приходу и поспеют.

Пока тесто «отдыхало» перед раскатыванием, она вернулась к компьютеру убедиться, что вирус никуда не исчез. Такое иногда случалось. Но он покоился на прежнем месте.

– Вызвала мастера? – спросил он.

– Не полощи мне мозги, – ответила она. – Ты – всего лишь говорящая голова, а я – человек. Хотя, и доверчивый.

– И добрый.

– Что ты сказал?!

Впрочем, она тут же одёрнула себя. Все эти монологи вируса, конечно же, написаны заранее, в расчёте на удачное совпадение фразы. У этих хакерских фирм, наверное, целый штат психологов работает. Анализируют наиболее типичные реакции людей, сопоставляют данные...

– Угол падения равен углу отражения. – Лариса решила немного поиграть с незнакомцем.

– Не всегда, – покачал головой нарисованный парень.

Картинка, оказывается, умела шевелиться. Примитивно несколько, но всё же...

– Порой нет никакой необходимости отвечать грубостью на грубость, например, и даже любовью – на любовь.

«Пожалуй, я вернусь к пельменям, – подумала она. – И дождусь Игоря».

Она плотно закрыла за собой кухонную дверь и принялась за дело. Всего каких-то полчаса, и три десятка кругленьких аппетитных мясных шариков, одетых в белое, лежали на деревянной дощечке.

В прихожей раздался звонок, и она побежала открывать, радуясь, что скоро избавиться от этих мелких, но совершенно неприятных проблем.

– Сначала посмотрим на твоего гостя, – сурово сказал Игорь в ответ на предложение пообедать.

Он по-хозяйски уселся к экрану, «разбудил» операционку и криво усмехнулся.

– Челентано просто какой-то! – пошутил он, глядя на картинку и засучивая рукава (фигурально, конечно).

Он строгий, но отходчивый. И за это она его любит. Впрочем, не только за это.

– Не удаляйте меня, пожалуйста, – жалобным голосом сказал вирус. – Ведь мы могли бы стать друзьями. В наше время это такая редкость – живое человеческое общение.

– Ну, конечно! – воскликну Игорь. – База данных сколько не обновлялась? Я же поставил тебе автоматическое обновление. Кто его отключил?

Лариса только развела руками. Неужели это всё из-за той программки, которую ей дали позавчера знакомые девчонки? Вряд ли. Они все ей пользуются, и никаких проблем.

– Придётся делать полный скан, – подытожил Игорь, запуская антивирус. – Чёртова уйма времени уйдёт. Ну, давай твои пельмени.

Лариса встрепенулась, почувствовав почву под ногами, бросилась на кухню, поставила кастрюлю на огонь и наполнила её горячей воды из чайника – скорее закипит.

– Ты как будешь, с маслом или в бульоне?

– С маслом. А потом – бульон. Отдельно.

Да, он любил так делать иногда.

Примерно на половине тарелки, из гостиной, где мирно шуршал компьютер, раздался голос, полный страданий:

– Зачем вы это делаете? Больно!

Игорь поперхнулся, откашлялся и принялся с удвоенной энергией поглощать порцию.

– Не стоит на месте техника, – заявил он с полным ртом. – Развивается.

Затем они попили вдвоём чайку, и Игорь сказал, прислушиваясь к звукам в гостиной:

– Кажись, всё.

Он наспех вытер полотенцем губы и устремился к компьютеру.

Лариса убрала со стола тарелки, но не стала их мыть, а отправилась вслед за Игорем, потому что ей тоже не терпелось увидеть результат.

– Ничего не понимаю. – На лице Игоря отображалась растерянность, а весело улыбающаяся картинка мужчины стояла на прежнем месте.

– Я не держу на вас зла за те неприятные минуты, которые вы мне причинили, – произнёс вирус. – Но давайте впредь будем благоразумными. Тем более, что я ни в чём перед вами не виноват. Клянусь!

Игорь принялся нервно щелкать кнопками и водить мышью.

– Надо же !– удивился он через некоторое время. – Как хитро они его зашили. Но мы ещё посмотрим, кто кого. Сейчас...

И он продолжил свои странные для стороннего наблюдателя манипуляции.

– Получается? – участливо осведомился вирус, когда пауза затянулась.

– Заткнись! А то колонки отключу.

На лице мужчины сформировалась гримаса разочарования и брезгливости. Такое ощущение, что он претерпевал какие-то мутации и даже развивался в своих способностях. Определенно, новое поколение вредоносных программ.

– Может, не надо? – подала голос Лариса, окаменело стоявшая сзади.

– Как не надо? Вот смотри...

– Игорь, послушайся девушку!

На мгновенье в комнате воцарилась тишина, но Игорь первым из всех троих пришёл в себя.

– Круто! – отпустил он похвалу по адресу противника. – Это они распознавание речи поставили. Штука не новая. Определили наши имена...

– Да-да. Рассказывайте ваши сказки.

– Ну, и интеллект, какой-никакой присутствует.

– Мне даже обидно такое слышать.

– Всё! – закричал вдруг радостно Игорь.

И действительно, картинка погасла, голос умолк. На экране светилась лишь привычная заставка – поле, засеянное до горизонта пшеницей. В прошлом году Лариса сама сделала этот снимок где-то под Курском, когда они с родителями возвращались с моря.