Текст книги "Вчера будет война"

Автор книги: Сергей Буркатовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

* * *

Вероятнее всего, плохое качество советских танков было в немалой степени следствием того, что станочный парк СССР заметно уступал германскому. Советские руководители осознавали важность этой проблемы, однако поставки из Германии по торговому договору не покрывали всех потребностей, а американские станки были недоступны из-за «морального эмбарго», введенного после войны с Финляндией, вплоть до весны 41-го года.

Д. Пелед. «Красная броня». Латрун, 1960

Десятого июня Сталин, как и обещал, приехал в Кубинку еще раз. Не на весь день – работы было слишком много, а на пару часов. Девятнадцать танков пылили по дороге, заходя на последний перед окончанием двухсоткилометровой дистанции круг. Один все-таки не выдержал – запах перегретого масла чувствовался даже со ста метров, – и черные фигурки опять суетились вокруг. Правда, ветер дул в сторону проверяющих.

– Уже лучше. Но… недостаточно хорошо. Что с машиной?

– Разбираемся, товарищ Сталин, – Морозов с черными от масла руками старался держаться подальше.

– Давно стоит?

– Два часа. На сто семьдесят первом километре встал, – Морозов выглядел расстроенным.

– Товарищ Малышев! – Нарком тяжелой промышленности оторвался от разговора с техником-лейтенантом. – Разберитесь в причине поломки. Машина из новых – или из тех, что мы тут видели в прошлый раз?

– Из новых, что и обидно.

– Неудивительно. Небось старые танки до последней гайки вручную отполировали? – Возражать никто не стал. – Ладно. Разберитесь с этой поломкой. Если это случайность – поставить директору завода на вид. Если не случайность… или если эта случайность повторится – подберите товарищу менее ответственную работу. В войсках полировать танки будет некому. И некогда.

Из-за выступа рощицы послышался усиливающийся лязг. Колонна машин выползала из-за деревьев. Пять, шесть… Девять… Тринадцать… Все девятнадцать. Одна за одной машины подходили к бетонированной площадке, разворачивались, образуя неровный строй. Обсыпанные пылью, пышущие жаром машины отличались от двух виденных в прошлый раз парадных «красавиц», как шахтер от балерины. Экипажи, обалдевшие от многочасового грохота, спрыгивали на бетон и формировали короткие шеренги по краю площадки. Сталин подошел к строю и остановился у крайней четверки.

– Ну что, товарищ капитан? Как поживает ваш зверь? Не ломается? – И, поймав глаза шатающегося от усталости командира, обернулся к Федоренко: – Товарищ генерал-лейтенант! Отправьте людей на отдых. Отчеты они напишут после. Представите их мне. А сейчас… У вас найдутся девятнадцать сменных экипажей? – Справа раздался грохот запускаемого двигателя. Отставшая «тридцатьчетверка» дернулась назад – вперед, танкисты закрыли жалюзи и полезли внутрь, машина выпустила сизую тучу и пошла по дороге. – Двадцать сменных экипажей?

– Да, товарищ Сталин, найдутся.

– Посадите их во все эти танки и гоняйте их до тех пор, пока машины не выйдут из строя до такой степени, что устранение поломок силами экипажей станет невозможным. И подробно опишите – что, когда и при каких обстоятельствах вышло из строя. Товарищ Морозов! Будем считать, что задание Правительства вы выполнили. Теперь разрешаю заняться улучшением конструкции. Обратите особенное внимание на удешевление производства и, пожалуй… на условия работы экипажа. Вон, люди на ногах не стоят. И как они будут сидеть в такой тесной башне в зимних полушубках, я понимаю с трудом. А параллельно… Параллельно рисуйте новую машину. Лучше, чем «Т-34М». Тонн на тридцать, с пушкой восемьдесят пять – сто миллиметров. И, – он опять задрал голову, посмотрев на крышу башни, оценивая высоту, – пониже. Но не увлекайтесь. Сейчас доводка и действительно массовый выпуск этой… красавицы, – он, наконец, похлопал танк по горячей броне, – важнее.

Морозов кивнул.

– Товарищ Малышев! Сколько таких машин выпущено заводами?

Нарком тяжелой промышленности к вопросу был готов.

– Тысяча шестьсот семь, товарищ Сталин! Из них с усовершенствованным двигателем и новой КПП – семьдесят четыре, остальные – старых типов.

– Значит, нам нужно модернизировать полторы тысячи машин. За какое время мы можем это сделать?

– Зуборезные станки из США мы получим не раньше конца месяца. Пароход приходит во Владивосток только через десять дней. Даже если товарищ Каганович даст поездам со станками зеленую улицу – мы сможем установить их только в середине июля. До этого времени мы с трудом справляемся с производством КПП нового типа только для вновь выпускаемых танков. Кроме того, не хватает квалифицированных рабочих. Но эту проблему со временем решим.

– Со временем… А есть ли у нас оно, это время?

* * *

Обратить особое внимание на обучение поступающего пополнения навыкам движения в колонне, в том числе – ночью, с принятием мер светомаскировки.

Приказ начальника ГАБТУ Федоренко от 10 июня 1941 года

Времени не было совсем. Ни одной свободной минуты. Последним временем отдыха, насколько помнил Андрей, была дорога до Самары. Вот уж не думал, что придется ехать в знаменитой теплушке – а поди ж ты. Даже знаменитые таблички «40 человек или 8 лошадей», оказывается, еще были в ходу. Экзотика. Некоторое время удалось посидеть у открытого по летнему времени дверного проема, покурить. Давид попал с ним в одну теплушку, чему Андрей не удивлялся. Вечером, пока сопровождающий их старшина не подал команду «отбой», маленько поговорили – еще на невоенные темы. Андрей пришел на призывной пункт уже бритым налысо, «под Котовского» – за три давешних месяца несвободы к такой стрижке он привык и чувствовал себя достаточно комфортно. А вот Давид за свою шевелюру, чувствовалось, переживал.

И выглядел он в карантине после стрижки, действительно, как-то несерьезно, отчего, небывалое дело, стушевался и попритих. Впрочем, переживать ни ему, ни Андрею особенно не давали. Со второго же дня понеслось – подъем сорок пять секунд – тот же старшина, что сопровождал их команду, фамилия его была Селиванов, закалку имел еще царскую, потом – гимнастика (народ тут был крепкий, Андрею и еще двоим городским приходилось туго), строевая, уставы, политзанятия. На политзанятиях, как говорили Андрею отслужившие там, можно было, теоретически, отоспаться. Но тут это было рискованно, особенно для него. К счастью, политрук роты в основном дергал либо деревенских – для соответствующей накачки, либо активистов типа Давида. А вот строевая подготовка доставала реально. Тупая долбежка плаца, смысла, как считал Андрей, ноль. Ну тут уж ничего не попишешь, приходилось по мере сил осваивать солдатский шаг. Благо с портянками вопросов не возникло – привык к ним еще на заводе. Хотя автоматизм в скоростной намотке пришлось, конечно, нарабатывать по ходу дела. На стрельбы новобранцев не возили, оружия до присяги не давали. А вот в автопарк погнали сразу. Что характерно – права были у всех, большинство пришло с ними из Осоавиахима. На проверочном вождении Андрей неожиданно оказался в числе лучших – благо к полуторке успел на заводе попривыкнуть. А с теорией Андрей вообще попал. Уже на второй день техник-лейтенант, излагающий им матчасть, прикрепил его в качестве шефа (было тут такое понятие – «шефство над отстающими») к здоровенному парню из их команды – Мамину. Что характерно – тоже сибиряку. Мамин был парняга неглупый, но уж больно тормозной. Со всем, что можно было пощупать, справлялся на раз, а вот электричество ему не давалось. И приходилось вместо личного времени сотый раз объяснять здоровенному лбу, что такое электричество, откуда берется, как бежит по проводам и каким образом из него внутри фар получается свет. Как Мамин, быстро перекрещенный в Мамина-Сибиряка, и Амирджанов, который и по-русски-то говорил с огромным трудом, получили у себя в колхозах права, было совсем непонятно.

После очередной «самоподготовки», перед отбоем, удалось пять минут покурить, и Мамин завесу тайны все-таки чуть-чуть приоткрыл. Ну да, образование у него было формально обязательное, семиклассное. Но учителя хотя и гоняли на переподготовку в Тюмень, знал он программу свыше четвертого класса весьма поверхностно. Ну и учил соответственно.

– К тому же знаешь, земляк (ну да, от Тюмени до Острожска тыщи полторы километров всего, считай, соседи), с пятого класса учились-то в основном зимой. Осенью – уборошная, весной сев. Да и зимой в тайгу, на лыжах зайца поохотить – сам-милое дело. А электричества у нас в деревне отроду не было. Бают, в нонешном году линию проведут. Было бы оно, это электричество – уж я б его освоил. А так непонятная, скажу тебе, вещь. С машиной-т проще – по-перву с батей на тракторе поездил, потом сам уже. Ну а как восемнадцать исполнилось – мне на машинной станции документ и выправили.

Амирджанов не курил, читал по слогам Устав гарнизонной и караульной службы, иногда обращаясь за разъяснениями. Вот для кого армия счастье. Вернется грамотным, уважаемым человеком. Если вернется, конечно. Дай Аллах ему удачи. Завтра уже четырнадцатое июня. Наши передадут заявление ТАСС, опровергающее слухи о якобы неизбежной войне. А немцы на него не ответят. Или ответят?

* * *

… В середине июня Иден огорошил меня совершенно неожиданным и обескураживающим известием – якобы Гитлер решил все-таки согласиться с требованиями Молотова, выдвинутыми на встрече в ноябре сорокового года. Мысль о возможном союзе двух диктаторов, направленном на установление контроля над Турцией и Средним Востоком, привела меня в крайнюю степень беспокойства.

У. Черчилль. «Вторая мировая война»

– Хм. Действительно ответили… – Сталин еще раз перечитал текст ноты германского МИДа от двадцатого июня. Строго говоря, реагировать целой нотой на заявление пусть и официального, но всего-навсего телеграфного агентства, немецкий МИД был не обязан. Конечно, оставить сообщение ТАСС совсем без ответа было бы странным – но присутствующим показалось, что Сталин удивлен. Причем удивлен неприятно.

– Возможно, таким образом немцы дают нам понять, что советско-германские отношения имеют для них очень большое значение, – Молотов испытывал облегчение. Нагнетавшаяся подспудно с начала мая напряженность давила страшно. Надежда оттянуть войну была уже, как он думал, похоронена. Оказалось, неглубоко.

– Так… Выражая глубокую уверенность… Плодотворное сотрудничество… Стремление совместно утверждать новый мировой порядок… Провокации клики Черчилля… – пока это все слова. Я бы даже сказал – констатирующая часть. За ней, как мне кажется, должны последовать какие-то предложения?

– Полагаю, предложения скоро последует, товарищ Сталин. К нам едет Риббентроп.

– Да вы прямо Гоголь, товарищ Молотов! «К нам едет ревизор!» Ну, хорошо. Сообщите Германии – пусть едет. Мы не возражаем. А вот нам надо постараться не попасть… в положение городничего. Мы ведь не хотим попасть в положение городничего, не так ли? А значит, нам нужно ориентироваться не на слова господина… Риббентропа, а на реальные факты. Немцы ведь не снизили концентрацию войск около наших границ, так, товарищ Голиков?

– В настоящее время немецкие войска в восточных районах Польши, а также в Румынии остаются на своих позициях, – начальник Главного разведуправления Генштаба после месяца работы на износ напоминал собственную тень. – По сведениям наших агентов, они занимаются боевой подготовкой. Однако один из наших источников в железнодорожном ведомстве сообщает, что штаб сухопутных войск вермахта заказал подачу людских вагонов и платформ для техники в целях войсковых перевозок в направлении Болгарии и Греции. Сроки начала перебросок датируются двадцать пятым – тридцатым июня. Кроме того, германское посольство в Болгарии активизировало контакты с болгарской армией и флотом. Возможно, немцы планируют перенос основных своих усилий на южный театр военных действий. Об этом же говорит и начавшаяся переброска десантно-высадочных средств, ранее подготовленных для атаки на Англию, на Средиземное море. Часть этих средств перебрасывается в Грецию и Югославию, часть – в ту же Болгарию. Таким образом, высадку в Англии, притом что британская авиация и флот находятся в значительно лучшем состоянии, чем год назад, мы полностью исключаем.

– Согласен, – Сталин подошел к большой карте Европы. – А Румыния? Что происходит в Румынии?

– Там все спокойно, товарищ Сталин. Никаких заметных передислокаций, никакой особой политической активности. Железные дороги около наших границ работают в обычном режиме.

– Значит, Болгария и Греция… Интересно. Фактически, это означает одно – вектор военных усилий Германии – если, конечно, верить этим сведениям, – Голиков дернулся, но успокоился, Сталин махнул трубкой, все, мол, нормально, – вектор немецкого продвижения определяется однозначно. Из Греции и особенно из Болгарии идти можно только в одно место – в Турцию. Чтобы ударить по англичанам на Ближнем Востоке еще и с севера. Очень логично. И снимает для немцев проблему войны на два фронта.

– Вы считаете, товарищ Сталин, – Молотов был единственным, кто называл Сталина на «ты» и по партийной кличе, но, конечно, не на людях, – что Риббентроп едет информировать нас об этом?

– А вот это должны были нам сказать вы, товарищ Молотов. Впрочем… посмотрим. Все зависит от позиции самой Турции. Если немцы договорились с турками по-хорошему – тогда просто проинформируют. А вот если им это не удалось… А могло и не удаться – Инёню[6]6
  Исмет Инёню, президент Турции.


[Закрыть] хитрый лис, сейчас он активно лавирует между Англией и Германией… Тогда, полагаю, они будут склонять нас на что-то вроде второго издания тридцать девятого года. Возможно, предложат нам Армянское нагорье и Иран. Но тут я не понимаю одного. В сороковом году мы уже отвергли схожие предложения, поскольку немцы не пошли нам навстречу в вопросе о Болгарии. Что нового они могут предложить нам на этот раз? Кстати, товарищ Шапошников. Каковы могут быть военные последствия обоих вариантов? Я имею в виду – добровольного присоединения Турции к Оси, во-первых, и ее оккупации немцами, во-вторых.

– Я считаю, Иосиф Виссарионович, что оба варианта для нас губительны. Если мы предположим, что немцы тем или иным способом получают контроль над Турцией и Ближним Востоком, – наше положение осложняется катастрофически. Во-первых, с территории Турции немцы получают возможность угрожать нефтеносным районам Баку и нашим черноморским базам. Как с воздуха, так и с суши. Во-вторых, они получают доступ к гигантским нефтяным ресурсам. И, в-третьих, – немецкий контроль над черноморскими проливами позволяет странам гитлеровского блока в любое время перебросить в Черное море все еще весьма мощный итальянский флот. Особенно, если они вытеснят англичан из Средиземноморья.

– Значит, губительны. Что же, посмотрим, что скажет нам господин Риббентроп.

* * *

А представь себе, что большевики успели бы запустить в серию «И-185» Поликарпова. Он начал полеты в феврале и к июню вполне мог начать поступать в части. Три 2-см пушки и скорость за 600! Тогда нашим ягерам пришлось бы несладко. И «МиГ-3» они сняли с производства, а это был единственный высотный истребитель иванов. Так что мы били русских в хвост и в гриву, спасибо towaristschu Сталину. Непонятно только, какая муха его укусила.

http://forum.luftwaffe-45.de, участник Sbwalbe

Огромный четырехмоторный «Фокке-Вульф-200» «кондор» пересек границу СССР ровно в четыре часа утра 22 июня 1941 года. Он летел над лесами, забитыми полностью (насколько, конечно, успели) готовыми к бою, накачанными на политинформациях и вздрюченными посредством приказов солдатами. И боевой техникой отремонтированной, пусть зачастую «хоть как-то», пусть на день боя – но отремонтированной. Над железнодорожными станциями, на которых разгружались эшелоны с топливом и боеприпасами. Его сопровождали рупоры звукоулавливателей и накачанные до полной паранойи глаза зенитчиков – чудо, что никто не открыл огонь. Дважды, в порядке бдительности, параллельными курсами проходили эскадрильи «ишачков». Уже под Москвой в качестве эскорта к «кондору» пристроилось звено незнакомых ранее ни пилотам, ни Риббентропу, ни сопровождавшим его офицерам остроносых истребителей, отдаленно напоминавших «Bf-109». Один из сопровождавших рейхсминистра офицеров, гауптман[7]7
  Чин германской армии, соответствующий званию капитана.


[Закрыть] люфтваффе, заснял незнакомые машины для отчета.

После посадки на Тушинском поле у него появилась возможность сделать еще несколько снимков: прямо напротив немаленького «кондора» выстроилась линейка из полутора десятков столь же огромных (а то и поболе) четырехмоторных бомбардировщиков, причем не гофрированно-полотняных «ТБ-3», а зализанных хищных тяжеловесов. Рядом с ними демонстративно уходил к краю поля ряд стремительных маленьких машин, таких же, что и взлетевшие на сопровождение – или на перехват? – истребители.

Пока Риббентроп обменивался рукопожатиями с встречающими, гауптман отщелкал всю пленку. Уж если иваны решили что-то показать – грех не воспользоваться. Помешать ему никто, конечно, не мог – да и не хотел. Чего гауптман, конечно, не знал – так это того, что выпуск тяжелых «ТБ-7» и высотных истребителей «МиГ-3» был уже месяц как прекращен, что все микулинские моторы срочно перебрасывались на производство бронированных «Ил-2» и что на авиазаводах вместо тяжелых бомбовозов уже производятся пикировщики Петлякова. Перетряска для советской авиапромышленности была жуткой и совершенно неожиданной. Многие ждали следующей волны репрессий, но как-то обошлось.

Пострадавшие больше всех – сняли с производства единственную серийную машину – Микоян с Гуревичем днем и ночью вкалывали в Куйбышеве с малоизвестным двигателистом из Харькова Архипом Люлькой. Чем они там занимались, что чертили – мало кому было известно, но видимого огорчения от снятия их машины с производства они не испытывали.

А вот Николай Николаевич Поликарпов, старейший из советских авиаконструкторов, был крайне расстроен. Даже несмотря на полную реабилитацию. Он был абсолютно, не на сто, а на двести процентов уверен, что его новый истребитель «И-185» был именно той машиной, которая необходима советским ВВС, что его летные данные, подтверждаемые на опытных машинах с января, на голову превосходят не только конкурентов, но и врагов.

Но указание с самого верха было прямым и недвусмысленным – все работы по самолету и по 18-цилиндровым перспективным двигателям прекратить вплоть до дальнейших распоряжений, винтомоторную установку поликарповского детища с 14-цилиндровым швецовским «М-82» адаптировать для установки на серийный «ЛаГГ».

Нет, логика была понятна – в воздухе ощутимо пахло порохом, видимо, верхи сочли, что необходимо насытить ВВС современными истребителями как можно быстрее. Да и «три мушкетера», как называли Лавочкина, Горбунова и Гудкова в авиационных кругах, были, конечно, талантливыми молодыми конструкторами. Но оказаться, как ни крути, в подчиненном положении было… унизительно. Тем более что до его, Поликарпова, уровня всей троице было расти и расти.

Николай Николаевич вздохнул и еще раз бросил взгляд на разложенный на столе чертеж. Помещение для КБ в Горьком, куда и его, и Лавочкина перевели без объяснения причин, еще не было оборудовано до конца, даже кульманов не хватало. Конструктор взял карандаш и задумался. Да, вот тут молодые явно намудрили. Даже без продувок видно (по крайней мере, ему), что маслорадиатор расположен неудачно и будет отъедать у машины километров пять, а то и десять в час. А если перенести его вот сюда? Наскоро наметив изменения, он взял «простыню» и отправился к коллегам. Большая аэродинамическая труба ЦАГИ осталась, естественно, в Москве, а строительство такой же установки в Горьковском филиале завершится не раньше сентября. Но переделать один из трех построенных опытных самолетов прямо на серийном заводе и снять скоростные показатели непосредственно в полете можно было и так.

* * *

Как правило, вещественные доказательства являются более надежными уликами, чем показания свидетелей. Поэтому поиск вещественных доказательств является наиболее важной задачей следствия.

Доктор М. Хофмайер. «Научная криминалистика». Берлин, 1972

Предложение Риббентропа поразило своей щедростью всех присутствующих. Иран и Армянское нагорье с озером Ван были ожидаемым бонусом за участие в предполагаемом разгроме Турции. Но то, что и Босфор и Дарданеллы были признаны Германией «входящими в сферу интересов России» (хотя, конечно, не так уж прямо сплеча, а принятыми в языке дипломатии полунамеками), вызвало натуральный шок даже у Молотова. По крайней мере, Вячеслав Михайлович не был уверен, что смог сохранить неизменно-непроницаемое выражение лица, или, как говорят американцы, «poker face». Сталин же казался всего лишь крайне заинтересованным. Такие выгоды от всего лишь продолжения вековечной, с Ивана Грозного еще, борьбы, да еще и в паре с таким мощным союзником… И всего лишь заинтересованность. Да, товарищ Молотов, до Кобы тебе далеко.

Естественно, столь заманчивое предложение требовало обсуждения. Риббентроп откланялся и отбыл в германское посольство, а Сталин предложил собрать вечером заседание Политбюро.

Оставшись в одиночестве, вождь долго ходил по кабинету. Было совершенно ясно, что без влияния попавшей к немцам информации такого резкого поворота в политике Гитлера произойти не могло. Год назад, в сороковом, немцы уперлись из-за Болгарии – а тут несут на блюдечке проливы.

И жизненно (или смертельно) важно было понять – действительно ли Гитлер испугался? Нужно поставить себя на его место. Бесспорная улика (да, лучше всего размышлять именно в этих терминах) только одна – невозможная в этом мире аппаратура. Остальное – показания, что письменные, что при личной встрече, могут быть подделкой. Значит, остаются только часы. Сталин предпочитал думать о приборчике как о часах. В конце концов, возможности жемчужной коробочки служить телефонным аппаратом ему не демонстрировали.

Итак, у нас есть часы, решительно в этом мире невозможные. Предположим, версию подделки мы исключили полностью. В часах имеем надписи на русском и английском языках, хотя произведены они немецким предприятием в Китае. Однозначно установить можно только то, что Германия в будущем является мощной экономической державой. Остальное – домыслы. Можно ли испугаться этого факта настолько, что отказаться от своих планов? Вряд ли. Значит… Либо предложение Гитлера ловушка, либо… Либо он с самого начала не собирался нападать на Советский Союз.

В конце концов, какие бесспорные факты, связывающие странные приборы с якобы неизбежной войной, есть у него самого? Только один – яростная песня этого… Высоцкого со странной стеклянной пластинки. «От границы мы землю вертели назад». Но с другой стороны – с пластинки ли? К серебристому диску было подключено столько машинерии, что спрятать промеж нее хороший американский магнитофон не составило бы труда. А сочинить песню – и вовсе не проблема. В Советском Союзе много хороших песенников. Как и хороших инженеров. И часть из них, что характерно, до сих пор проходит по ведомству Берии.

А кстати. Лаврентий хитер… Как только сбежал его сотрудник (по собственной ли инициативе?), он сразу же предложил разобрать устройство. Во избежание дальнейшей утечки. Так что теперь концов не найти, даже оригинал пластинки еще раз не послушаешь – только обычную копию, для патефона. Поставить, послушать еще раз? Нет, не стоит. Песня вызывает слишком много эмоций, а сейчас нужна холодная голова. Итак, протоколы допросов Чеботарева могут быть и сфальсифицированы. Нарком вполне мог наскрести по лагерям достаточно умных голов, чтобы сконструировать страшное, но вполне убедительное будущее.

Интересно, мог ли он найти среди зэка талантливого актера, способного убедительно играть роль вот уже… почти три месяца, да? Товарищ Сталин не был наивным человеком и контролировал «Паука», помимо НКВД, и по своим каналам. А теперь, когда тот призван в армию – НКВД и вовсе отстранили от контроля, передав человечка, естественно втемную, военным.

С другой стороны, предложение Риббентропа… слишком щедро. Немцы неизбежно займут проливы раньше нас, им от Болгарии посуху ближе и проще, чем нам по морю. Уж если они разнесли Францию за пару недель. И Босфор с Дарданеллами они в этом случае могли полностью оставить за собой – по праву победителя. Ну, может, выделили бы нам за участие пару островов под базу. Так нет – с чего-то же они идут на такие гигантские уступки? Хотят повязать кровью – не понарошку, как тогда в Польше, а всерьез? Уж проливов-то Англия не простит…

Нет. Это все домыслы. Принимать решения на столь хлипком основании – не просто глупо, а преступно глупо. Нужны не догадки, а бесспорные аргументы. Даже донесения агентов в немецком тылу будут, пожалуй, недостаточно надежными.

– Товарищ Поскребышев? Пригласите ко мне товарищей Голикова и Жигарева. Да, начальника Управления ВВС. Через час. Он успеет? Хорошо. – Начальник ГРУ Голиков точно в Москве, а вот то, что Жигарев не успел вылететь в западные округа, было удачно.

Когда оба генерала вошли в кабинет, Сталин задумчиво смотрел на большую настенную карту.

– Садитесь, товарищи. Товарищ Голиков. Вы недавно информировали нас о том, что немцы намерены вывозить свои войска из Польши на юг? И концентрируют для этого в Польше поезда и подвижной состав?

– Так точно. Наши источники на польской железной дороге, а также в Румынии и Болгарии получили инструкции по обеспечению бесперебойного движения эшелонов.

– А на какую дату назначена погрузка войск?

– Непосредственно в зону погрузки доступа у нашего польского источника нет. Однако, исходя из имеющихся данных, первые эшелоны должны быть отправлены двадцать пятого – двадцать седьмого июня.

– То есть уже через несколько дней. Это плохо, товарищ Голиков, что у вашего источника нет доступа к местам погрузки. К тому же… Источником могут двигать… разные мотивы. А ситуация складывается так, что нам необходимо получить действительно объективную информацию. Информацию, я бы сказал, из первых рук. Поэтому я пригласил вместе с вами товарища Жигарева. Товарищ Жигарев. Немцы ведь активно ведут воздушную разведку нашей территории?

– Да, товарищ Сталин. За последние сутки…

– Не надо. Это сейчас неважно. Важно другое – они получают о нас много интересной для них информации. А мы о них такой информации не имеем. Как вы думаете, товарищ Жигарев, это – правильно?

– Товарищ Сталин, мы выполняли прямой приказ командования – на провокации не поддаваться!

– А поддаваться и не надо. А надо, товарищ Жигарев, обеспечить руководство страны точными и надежными разведданными. Вы в состоянии сделать это?

– В состоянии, товарищ Сталин, – а вот в этом недавно сменивший печальной памяти Рычагова генерал-лейтенант был не уверен, но разве скажешь это вот так прямо? – Однако, как правило, все крупные железнодорожные узлы немцы прикрывают большим количеством зенитной артиллерии и авиацией. Наши самолеты они просто не пропустят.

– Наши – не пропустят, да. А если это будет немецкий самолет?

– Немецкий?

– Ну мы же закупили у Германии в прошлом году несколько новейших самолетов? В каком они состоянии, товарищ Жигарев? Могут они пролететь, например… над Седльце? – И Сталин ткнул мундштуком в серое пятно на карте. – Это крупный железнодорожный узел, и немцы не могут не использовать его при переброске. А по знакомому силуэту зенитчики открывать огонь вряд ли станут.

– Но… Немцы могут поднять истребители и сбить самолет или принудить нашего летчика к посадке.

– А вы не посылайте такого летчика, который… принудится. Вы пошлите такого летчика, который сам их… принудит. Кто у нас сбил больше всех немцев в Испании?

– Думаю, майор Шестаков, товарищ Сталин. Восемь сбитых лично и до тридцати – в группе. Еще – Лакеев, Остряков, Якушин…

– Лакеев и Остряков… Нет. Лакеев и Остряков не подойдут. Генералов в разведку не посылают. Да, жаль, Серов разбился. А вот Шестаков и Якушин – подойдут. Где они сейчас?

– Якушин – в Москве, Шестаков – в Одесском округе, товарищ Сталин.

– Вызовите. Можете воспользоваться моим телефоном. Завтра в четырнадцать ноль-ноль я их жду. Подготовьте два лучших по техническому состоянию истребителя. Лучше всего – «Мессершмитты-109». Их немцы знают хорошо. И позаботьтесь о том, чтобы, если наших летчиков все же собьют, немцы не могли доказать, что это те самолеты, что они продали нам. А то, что нашим летчикам в плен сдаваться нельзя, они и сами, как я думаю, понимают.

– Товарищ Сталин! Я полностью уверен в наших летчиках, но… Такая операция противоречит всем нормам ведения войны. Полет на самолете с чужими опознавательными знаками – это против всяких правил!

– А вы можете обеспечить нас надежными разведданными, этих самых правил не нарушая?

– Нет, но…

– «Но» нас, товарищ Жигарев, не устраивает. Точные, своевременные и, главное, объективные данные о намерениях немцев сейчас, как считает Правительство, являются, без преувеличения, вопросом жизни и смерти для страны. И если мы стоим перед выбором – потерять страну, действуя по правилам, или сохранить ее, немного нарушив эти правила… Впрочем, как я понял, вы не хотите брать на себя ответственность. Кто у нас непосредственно командовал ВВС на Финской? Товарищ Новиков?

– Так точно.

– Хорошо. Поручите эту операцию ему. С вас, товарищ Жигарев, я ответственность за нарушение правил снимаю. И больше не задерживаю.

Когда за генералами закрылась дверь кабинета, Сталин опять прошелся из угла в угол. Да, Жигарева пора менять. Потому что если невозможно победить по правилам – надо побеждать как получится. А многие, слишком многие, этого не понимают. Боятся проявить инициативу. Боятся взять ответственность. Если Новиков справится – нужно будет передать ему все ВВС.

Он опять закурил. Все-таки успокаивает нервы. А нервы сейчас напряжены у многих. Кстати, интересно будет посмотреть, кто из тех, кто в курсе всей этой заварухи с неслучившимся нападением, дернется первым – Лаврентий (Сталин не исключал и такой вариант), «Паук» или… Гитлер.