Текст книги "Больше Ничего (СИ)"

Автор книги: Сергей Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Таня немного отстранилась, и, тотчас, боковым зрением заметила что-то странное; а именно; какую-то подозрительную пустоту за окнами, где должны были проплывать стены домов. А когда она повернула голову, то, что она увидела, повергло ее в легкий шок. Вместо городских улиц вокруг был унылый, загородный ландшафт – пожухлая, холодная трава тянувшаяся по ровной как стол поверхности во все стороны от дороги, остатки индустриальной эпохи, попадающиеся в виде мертвых заводских корпусов вдалеке; над всем этим низко висело тяжелое, серое небо: не столь заметное еще недавно на фоне жилых домов. Ошарашенная Танечка даже забыла о своем спутнике и перевела перепуганные глаза на кондукторшу, которая все еще трудилась над своими ногтями.

– Что это? – Перепугано спросила она. Вопрос конечно прозвучал глуповато, да только Тане уже было не до смущения, когда не пойми что вокруг происходит. Работница салона, как бы то ни было, откликнулась сразу; вернее подняла голову и уставилась на чем-то взволнованную пассажирку; и, притом, с явным недоумением, едва пробившимся через откровенное безразличие написанным на ее лице.

– Где? – С легким неудовольствием спросила кондукторша и слегка отведя взгляд, глянула в окно за спиной у Тани.

– Вот это – что? – Еще более испугано пролепетала та, – почему мы за городом?

За спиной кто-то захихикал и послышалась фыркающая усмешка. Сидящий перед ней Данила, тоже, признаться смотрел на нее как минимум с удивлением, если не сказать с неприятным сомнением во взгляде. Кондукторша, немного подумав, и еще раз оглядев снизу вверх, явно, с ее точки зрения, странную пассажирку, медленно произнесла:

– Это наш маршрут. Мы всегда так ездим.

– Какой еще маршрут, – Таня чуть было привстала, но тотчас уселась обратно, – вы же сказали что я до вокзала доеду.

– Я ничего не говорила, – с достоинством ответила кондукторша и вернулась к своему занятию. А за спиной опять послышалось мерзкое свинячье фырканье, явно выражающее радость от истории в которую угодила несчастная девушка.

– Вот это да, – сочувственно покачал головой Данила, – это я тебя так заболтал? Ну прости, я правда не хотел.

Ну, что еще оставалось делать, кроме как ошеломленно уставится на своего неожиданного собеседника, потом перевести взгляд на кондукторшу, а потом снова посмотреть за окно. Нужно было выходить, при том непонятно где, на какой-нибудь глухой, пустынной остановке в поле, где никого нет, или наоборот, кто-нибудь да будет. Глушь какая кругом, даже машин нет. И вот так стоять, ждать автобуса в обратную сторону, а самое ужасное, что денег у Танечки было в обрез; ну, хватило бы от силы еще на одну поездку. Доберется она обратно в город, а дальше что? Эта неприятность даже оттеснила от нее всю бредовость происходящего вокруг; как она вообще могла не заметить, что они заехали непонятно куда? Таня много чего боялась в жизни, в том числе и перестать дружить со своей головой. Еще два года назад с ними жила бабушка, тяжело болевшая перед смертью, в том числе и в конец тронувшаяся. Хотя ее внучка и понимала, что ей как минимум рано беспокоится о подобных вещах, один вид трясущейся, испражняющейся под себя несчастной старухи, которая, к тому же, с каждым днем приближающем ее к смерти, страдала все более тяжелыми провалами в памяти, оставили просто приснопамятные впечатления.

– А когда конечная будет? – Уже чуть не плача спросила Таня, тщетно пытаясь собраться с мыслями и придумать себе, что теперь делать дальше. Кондукторша с житейским видом посмотрела в сторону кабины водителя и слегка пожав плечами, ответила;

– Ну, вот уже сейчас.

– Сейчас?

Нового ответа не последовало. Тогда Таня собрала всю храбрость, какая у нее была, и чуть ли не умоляюще попросила:

– Помогите пожалуйста. У меня денег не осталось. Автобус ведь потом обратно пойдет? Отвезите меня в город. Пожалуйста.

– Во дура, – опять заговорил кто-то из мерзкой парочки за спиной, – та не пойдет а поедет. Тебе что, так назад хочется?

– Пожалуйста, – повторила Таня уже чуть не ноя и чувствуя себя полной амебой, кондукторша лишь приподняла на нее взгляд и пробурчала себе под нос:

– Много вас таких. – Но видя что Танечка сейчас еще чего доброго зарыдает навзрыд, нахмурилась и недовольно подытожила;

– Как знаешь.

Это тоже прозвучало довольно странно, но Тане было сейчас не до этого. Первая волна навалившегося несчастья кажется отхлынула, заставив ее выдохнуть с некоторым облегчением.

– Честное слово, – произнесла она, – если зайдет контролер, я ничего не скажу.

– Чего не скажешь? – Вновь подняла голову кондукторша, и не успела Таня ответить, как немолодая тетка , теперь это вдруг стало хорошо заметно, заулыбалась обнажив блестящие желтые зубы; – в следующий раз соображать надо, куда садишься. А контролера можешь не боятся, далась ты ему.

Тут автобус довольно резко затормозил и встал на месте. "Приехали" – почти с мальчишеской радостью объявил Данила от которого переволновавшаяся Таня отвлеклась и ей даже стало сильно неловко, стоило только представить как он, сейчас, наблюдал всю эту сцену, где она дурнушка умоляла отвезти ее обратно. И точно, он уже не сидел а стоял рядом; так, что Тане пришлось поднять голову и уставится в красивое лицо своими наивными карими глазками.

– Что ж, – бодро сказал он, – вынужден отклонятся. Спасибо за беседу и прошу прошения, если стал невольным источником неприятностей.

И улыбнувшись на прощание, развернулся к еще закрытым дверям, которые тотчас, как по команде, распахнулись. Эх, Таня горестно вздохнула, разумеется тихо, про себя, да и вообще, скорее по инерции. И куда он здесь пойдет; она завращала головой, к легкому удовольствию заметив, что пространство неподалеку за спиной тоже освободилось, а хамье это уже спускается по ступенькам через заднюю дверь. Пейзаж вокруг несколько не изменился, только теперь автобус кажется стоял где-то на развилке, на широкой, плохо заасфальтированной площадке, которая, видимо, служила отстойником для транспорта. На противоположной стороне стояла неприятная бетонная остановка, разумеется теперь это казалось совершенно в порядке вещей – совершенно пустая и продуваемая ветрами. Таня хоть и не ощущала на себе этих ветров, но совершенно явственно представляла как на такой неживой, весенней равнине холодно. Честное слово, ну ни одной живой души вокруг; только что эта кондукторша, которая скосила на Таню глаза, но ничего не сказав отправилась к выходу. Да еще невидимый водила хлопнул своей дверью на противоположной стороне борта. И вроде бы ее больше никто не видел, но все равно Танечка напустила на себя вид невинный и несчастный одновременно, чтобы сразу стало ясно в какую неприятную историю она попала, бедолажка. И чтобы успокоится и не думать, во-первых, о странной метаморфозе с ней приключившейся, а во вторых, абстрагироваться от чудовищного уныния за окном; Таня решила выбить клин клином и начала соображать, что теперь делать, как только она вернется на нормальную городскую улицу; вот мама-то ей задаст. Ох, а сколько времени-то? Она вытащила свою дешевую мобилку и тотчас ее осенила мысль – надо позвонить матери и во всем сознаться, что время-то тянуть. В любой другой ситуации, и наверное в любом другом месте, подобная мысль показалась бы хоть и правильной, но неприятной; и уж тем более неуместно смотрелась бы радость, когда Танечка лихорадочно нашла нужный номер и судорожно поднесла телефон к уху. Перспектива услышать голос родительницы сейчас, где-то там в их квартире, в эту минуту вдруг показалась такой родной и даже милой сердцу; Таня даже не сразу сообразила кто – квартира или мама: ой, как Танечке сейчас этого хотелось! Поэтому, она даже не сразу и сообразила, что связи нет. Не-ту. Бедная девушка ошалело уставилась в дешевый экранчик своего мобильного телефона, и, при этом, каким-то высшим силам показалось мало подобных фокусов над смертным, и они явили еще один. Приподнявшись по ступенькам, не заходя в салон до конца, во внутрь сунулась кондукторша, которая принесла новую весть;

– Эй, слышь?

– А? – точь-в-точь как совсем недавно, разинула Таня рот глядя на кондукторшу диковатым взглядом.

– Ты это... выходи. Гриша обратно не поедет.

– Кто? – Прошептала Таня, еще, судя по всему, не совсем осознав всю бездну случившегося.

– Водитель. Выходи.

Ну что ж, как минимум сидеть и смотреть в одну точку было совершенно неконструктивно и глупо. Да и вообще, натасканная Танечка привыкла быстро исполнять все обращенные к ней команды. Издержки воспитания. Про такие случаи говорят – на ватных ногах. Вот-вот, нечто подобное она и ощущала когда шла к входу. А там все оказалось почти как она и ожидала, разве что гуляющий вокруг ветер был холодным но не пронзительным. Попахивало табаком – это кондукторша курила, прислонившись спиной к автобусу. На Таню она посмотрела совершенно равнодушно.

С той же в свою очередь все было совсем нехорошо; судя по тому как у девушки заметно задрожали губы, которые к тому же растянулись в чудовищное подобие кривой улыбки, надвигалось на Таню что-то недоброе.

– А что делать? – Чуть слышно произнесла она, вызвав у немолодой тетки удивленный и одновременно пренебрежительный взгляд.

– Ну скажите хоть, тут другие автобусы часто ходят? – Вновь умоляюще спросила Таня, так и не дождавшись ответа, – ну, чего вы молчите?

– Садись на остановку, жди, – последовал безразличный отклик, – кто-нибудь приедет.

– Да почему вокруг никого нет то! – Таня и сама не заметила как ее голос начал набирать силу, причем зазвучал он, не сказать что сильно приятно. Может быть из-за того, что она даже и не вспомнила бы скорее всего, когда вообще в последний раз разговаривала на повышенных тонах, вместо своего традиционного шелестящего лепета. – Где мы вообще?

Кондукторша уже открыла рот и, судя по не меняющемуся на нем холодному выражению лица, вполне собиралась сказать что-нибудь вроде "я тебе карта что-ли", но Танечка ее опередила, разрыдавшись просто навзрыд. Реагировать теперь на все происходящее вокруг безобразие как-то по другому, у нее уже просто не осталось сил. Да чем она вообще все это заслужила? Одна, не пойми где, всем плевать, этот Данила который взялся неоткуда и так же в никуда растаял в воздухе, что это, собственно говоря, за чертовщина? Слезы хлынули ручьем, так она уже наверное давно не плакала, уж пару лет точно, после отвратительной школьной истории, когда ей устроили обструкцию собственные одноклассники и мечта по-человечески закончить школу, накрылась. Тогда казалось жизнь начинает чернеть не успев начаться, проклятущее ПТУ впереди, серость, сумерки. Тане и подробностей вспоминать не хотелось, но ревела она тогда так, что даже обычно суровая мама, и та ее пожалела. Каждый выживает в этом мире по мере своих способностей и хитрости; Тане сейчас было жутко страшно и обидно, но где-то за начавшейся истерикой билась еще и легкая надежда, что этот чужой и неприятный человек перед ней, дымящий сейчас сигаретой, смягчится и вдруг волшебным образом предложит решение проблемы.

Отчасти это и случилось, но явно не совсем в той форме, на которую Таня в глубине души рассчитывала. Кондукторша действительно уставилась на нее сначала с легким удивлением, потом нахмурилась, а после нахмурилась еще больше.

– Ревом тут не поможешь, – постаралась она состроить строгую мину, но, кажется, Танечка отчасти своего добилась, беззащитный маленький ребенок, ну у кого сердце не оттает? Тетка выкинула дымящийся бычок и выпалила:

– Чего я тебе вообще сделать должна? Я же сказала, Гриша обратно не поедет.

– А куда вы сейчас? – Вовсю еще всхлипывая, спросила Таня.

– В другую сторону. Сейчас подальше грамотеев заберем и в их НИИ поедем. Короче, теперь – мы служебный автобус.

Таня уже в который раз обвела взором окружающее пространство. За время их короткого диалога погода то ли удивительным образом стала хуже, то ли слегка шокированная Таня не сразу обратила внимание как под ее пальто забирается едкий холод. Вдруг перед ее носом пронеслась какая-то размытая белая точка, потом вторая, уже похожая на белое перышко. И стало понятно что пошел легкий снег. И действительно; жухлая, грязно-зеленая земля за пределами асфальта заметно побелела и стала выглядеть даже не так отталкивающе, но от этого не менее страшно. И на кондукторшу это обстоятельство вдруг оказало какое-то свое впечатление, она заметно смягчилась еще больше и кивнула головой в сторону открытых дверей автобуса;

– Иди обратно. Теперь уже все равно ничего не поправишь.

Таня, все еще хлюпая носом, посмотрела на нее с недоверием.

– А вы что, думаете и правда никто не приедет?

– Вот ты глупая. Ты здесь хоть одну машину видишь? Доедешь с нами – там видно будет. Все лучше чем здесь стоять. Впрочем, решай сама.

Тем временем раздался характерный звук хлопающей двери с другого борта, надо полагать водитель вернулся на свое место. И кондукторша, слегка отодвинув Таню, сделала несколько шагов и ухватившись за поручень грузно поднялась в салон. Заработал мотор, тут уж стало ясно, что ждать и решать чего-то времени больше нет; водилу, Гришу этого, никто ни о чем не предупреждал и двери с неприятным лязгом сейчас просто закроются. Да и чего тут можно было решить или к какому выводу прийти; что лучше, захлопнутся ли створки перед ее носом или за ее спиной? Она едва успела плюхнутся на свое прежнее место, как автобус двинулся дальше а кондукторша стянула с себя свою сумку, спрятала ее куда-то, за свое строго обозначенное для простых смертных пассажиров место, и от туда же извлекла длинную картонку, на которой Танечка мельком успела прочесть что-то вроде "НИИ ПРГтУМ" или "ПРТгУМ", какая разница, и выглядело и звучало это совершенно не обнадеживающе. Другая табличка с четверкой, была извлечена и заменена на эту вот тарабарщину. Хоть оказавшись внутри Таня немного и успокоилась; все же не на чудовищной остановке и в полном одиночестве теперь, тем не менее хорошего все еще было мало: а за окнами, в это время, разыгралась целая погодная трагедия. И от куда только целую снежную бурю надуло, даже не видно ничего, почти как в молоко смотришь. Но не успела девушка загрустить еще и по этому поводу, как транспорт опять резко затормозил и еще толком не остановившись, распахнул двери, правда теперь, только передние. Сразу задуло холодным ветром и Таня, еще раз, поразилась такой погодной аномалии; в жизни она не помнила, чтобы в самую холодную и мерзопакостную весну, хот раз обрушился такой снежный циклон. А там, за дверьми, ничего и не происходило и никого не было видно. Только вихри из кружащихся снежных хлопьев; и все пространство, весь воздух будто присыпан снежной порошкой. Так они простояли почти целую минуту и судя по тому, что кондукторша никак не высказывала какого-либо неудовольствия или удивления, это ожидание было обычным делом и ей знакомо. Но тут, из снежной пелены, показалась фигура, едва различимая, что и неудивительно; потому, что приблизившись ко входу в транспорт, стало заметно, что этот некто облачен в длинный белый халат до колен. Танечке непонятно почему пришла в голову аллегория, которую она вроде где-то слышала – это халат несет в себе человека. Кажется кто-то так высказывался про их ректора и его старый, мешковатый костюм. И вот этот самый человек в белом, ухватился за поручень, поднялся по ступенькам, и даже не глядя на Таню, сел на одно из свободных мест. Реально – вот прям человек в белом лабораторном халате, еще совсем молодой, со светлыми волосами выстриженными род полубокс, из-за чего он смахивал на немца из фильмов о Второй мировой войне. Он был не один, но следующая фигура выплыла из белой полумглы уже когда первый опускался на сидение.

И второй пришелец мало чем отличался от первого, разве что не имел коротко выстриженного затылка и височной зоны, зато тоже светловолосый, и в таком же халате. Кстати, очень приятного на вид, Таня даже залюбовалась; настолько это был белоснежный цвет и при этом не резал глаза, а даже казалось отдает какой-то синевой. Одновременно, Тане все еще нисколько не нравилось происходящее и она испытывала почти жгучий страх, что кто-то из этих чужаков сядет рядом. Спасибо, один вот уже сел. Права, наверное, мама насчет мужчин-то. Немного комические фразы о том, что лучше бы она, мама осталась старой девой, тоже бывало звучали. Танечка раньше не совсем понимала что это значит, улавливая только общий смысл. А недавно поняла уже весь и честно признаться, немного обиделась.

Потом появилось еще двое, одновременно; эти даже тихо переговаривались и как будто специально уселись на то же самое место, где до этого помещалась пара хамов; Таня настолько вжалась в свое сидение, что даже не рискнула повернуть головы. И наконец внутрь проник последний белый халат, это стало понятно потому как створки за ним без промедления захлопнулись. И водитель снова не дожидаясь когда все рассядутся, тронул машину с места, впрочем этот удержался на ногах после резкого рывка, еще бы, настоящий великан. Таня не совсем была уверена, что очень высокий рост как-то влияет на координацию, учитывая что это тип был высок как каланча: ни широких плеч, ни громадных рук, он даже не был долговязым, просто очень высоким. Было хорошо видно, что его голова практически упирается в потолок из-за чего стоять ему приходилось слегка ссутулившись. Впрочем стоят он и не собирался, а очень даже быстро уселся, грузно опустившись на одиночное сидение – как вы думаете какое? Вот то самое, где до него сидел Данила – прямо напротив Танечки.

Та бессознательно попыталась вжаться в сидение еще глубже, она ужасно испугалась этого огромного человека напортив себя, реально очень крупного и самым неприятным было то, что он больше всего напоминал какую-то несуразно большую копию человеческого тела, вот как будто взяли – и всюду добавили, так, что все осталось пропорциональным, но бестолково, отталкивающе большим. Совсем рядом была голова – худая, слегка вытянутая и такая же большущая; с бледной белой кожей и почти совсем черными прямыми волосами, со спадающей на лоб прядью волос. Самое кошмарное, что эта голова повернулась в ее сторону и уставилась на бедную девушку своими синими глазами, точь-в-точь такого же цвета как у предыдущего пассажира, только теперь Танечка не секунды не млела, а испытывала почти сущий ужас и желание запищать как полуживая мышь. Ощущение было такое, словно она смотрит в два глубоких синих провала, а от туда ее что-то выжигает насквозь. А этот великан похоже обо всем без труда догадавшись, слегка наклонившись вперед, произнес:

– Боишься? – Голос как и подобает оказался низким. Тут же Таня испытала то, что видимо называется "дежавю", потому как за спиной опять раздались смешки, разве что не такие мерзкие как прежде. Еще и голос послышался:

– Ты, Гаврила, девочку не пугай.

Названый Гаврилой посмотрел исподлобья за Танину спину и она как будто физически ощутила как некий невидимый стержень пролег между ее правым плечом и шеей, туда, где сидел кто-то из тех двоих, кто бросил эту реплику. Однако, сколь странное ощущение, у Тани просто перехватило дыхание; какое же красивое и пугающее лицо одновременно: она уже просто не могла отвести взгляд. И этот почти нелепый халат, совершенно белоснежный.

– Я не люблю когда меня так называют, – произнес густым голосом Гаврила, – так и отдает лаптями и запахом кислых щей.

– Ну так какая местность, так твое имя и звучит, – снова хохотнул кто-то сзади.

– Вы, коллега, не правы, – это заговорил самый первый белый халат, с немецкой стрижкой, он сидел сбоку от Тани – насчет местности − это уже определенно не актуально.

Видимо сидящий рядом с Таней великан тоже был такого мнения, потому что теперь снова вперил свой взгляд в весельчака у Тани за спиной, теперь наполнив его многозначительностью.

– Молчу-молчу, – снова раздалось от туда, – наше дело маленькое. Но ты, все равно, не пугай ребенка сильно.

Этот самый Гаврила или не пойми кто, снова перевел свои синие глазищи на Танечку и недолго ее поразглядывав, произнес с плохо скрываемой усмешкой:

– А ребенок ли ты вообще?

Таня тихонечко всхлипнула, вдруг почувствовав себя ну настолько усталой от всего этого бреда происходящего вокруг, что хоть чувств лишайся. На нее и правда в один миг навалилась такая усталость, которая способна лишить человека элементарного чувства самосохранения. Она подняла на сидящего рядом свои карие глаза, и, как котенок, который демонстрирует жуткой внешней силе, что он маленький, слабый и беззащитный, и его не в коем случае нельзя обижать, произнесла жалостливым голоском (опять таки, ей и стараться сильно не пришлось, вряд ли у нее сейчас вышла бы какая-нибудь другая интонация):

– Скажите, кто вы такие?

– О, ужас! – Раздалось из-за спины, с тааа-ааким количеством ядовитого сарказма, – посмотрите на нее, она обо всем догадалась.

И залился смехом. Первый халат, Танечка заметила краем глаза, пожал плечами:

– А чего тут замечать – не замечать? Еще бы, такой бред вокруг происходит.

– Да кто вы?! – Уже чуть не заскулила Таня, – что это вообще такое?

– Не ной, – сурово оборвал ее Гаврила, и она и правда мгновенно заткнулась, – тебе никто здесь не поверит.

Он наклонился еще ближе, и почти уже парализованная девушка подумала, что скорее всего она сейчас как минимум еще слегка и поседеет.

– Ну так что, – негромко спросил Гаврила, – может ты и правда обо всем догадалась? Я знаю, ты девочка неглупая.

– Честь по чести, – сказал тот что справа, – то что ты хлопаешь глазками и пытаешься всех разжалобить – в некотором роде, да, не твоя вина. Это своего рода защитный рефлекс свойственный людям, да и, впрочем, практически всем живым существам, включая клопов. Но ты не забывай, как у вас говорят – незнание законов не освобождает от ответственности.

– Что я должна понять? – Залепетала Таня уже начиная глотать слезы.

– Строго говоря, он прав, – Гаврила кивнул головой в сторону – не твоя вина еще не означает что она не твоя. Нечего и правда хлопать тут глазками и думать что тебя погладят по головке, успокоят и дадут конфетку. То, что вообще с тобой разговаривают, считай тебе крупно повезло, успокойся, например, этим, если конечно сможешь. Хотя мне, совершено все равно.

– Ну скажите, – спросила Таня с неприятной гримасой на лице, хлюпая носом, – кто вы такие, что нам от меня надо?

– Это тебе вечно что-то было надо. – Последовал сухой и одновременно суровый ответ, – сказано было вам – довольствуйтесь малым, страдания даются не просто так и вообще, испытания достаются по силам. А ты как себя ведешь, дура? Ты возомнила что насмотрелась всех страданий на свете. Родилась некрасивой, всю короткую жизнь прожила в унылой берлоге с полусумасшедшей, дурно пахнущей старухой и суровой мамашкой. А вот когда твоя бабка наконец умерла, перед этим измотав вам все нервы, так что же? Никак ты облегчения не почувствовала?

– Ай-ай, – донеслось из-за спины, все с тем же отталкивающим сарказмом -какое, однако, малодушие! Право, натуры тонко чувствующие, из-за вашего нытья на несовершенство мира, все беды, для этого мира, и приходят!

– А теперь ты еще ноешь и спрашиваешь что нам от тебя надо? – Продолжал Гаврила слегка надсаживая голос, -да нам, собственно, от тебя ничего. То что ты просила – то и исполнилось. Еще и с комфортом едешь, дуреха.

– Но куда? – Все, теперь уже плакала Таня, она говорила жутко искажая голос, почти завывая, как делает до глубины души обиженный, и невероятно потому расстроенный ребенок, – я знала что не нужно было сюда садится. Нужно было там, на остановке остаться.

– Интересно и что бы ты там делала? – Вдруг раздался голос кондукторши, про которую Таня уже и забыла, – ха! Да ты даже не представляешь, что это за участь – вечно ждать. Такое и самым отъявленным мерзавцам не всегда прописывают.

– Ну что, – снова заговорил сидящий справа, – воспринимай это как своего рода подарок, каким бы чудовищным он тебе не показался. Ты хотела чтобы все изменилось – вот, пожалуйста, бог услышал тебя. Теперь все изменится и никогда твоя жизнь не будет такой, как прежде. Да и говорить "жизнь", теперь, мягко говоря, неуместно.

Танечка поглядела на соседа справа слегка ошарашенным взором, потом перевела свои вытаращенные глаза на того, что сидел перед ней и с совершенно искренним изумлением прошептала:

– Я не умерла.

По ее интонации не совсем было понятно, спрашивает ли она это или утверждает. Но справа от нее, белый халат пренебрежительно фыркнул.

– Как это не умерла, если очень даже умерла?

– Чушь это, конечно, отчасти, – подхватили сзади, казалось странным образом смягчившись, – конечно это не смерть. Ну, не в том понимании, в котором это могла бы обозначить ты. Просто считай что твой земной путь закончен, и пора уходить. Больше не будет страданий и несправедливости. А ты подумай, сколько бы их еще было бы впереди? Поверь, у тебя много; даже по скромным меркам, к тридцати гадам ты бы превратилась в откормленную свинку с эндокринными заболевания, принц на белом коне так бы и не прискакал, да и кому нужна низенькая, жирная дурочка с богатым внутренним миром, но без сисек? Даже если внутри тебя произошел Большой взрыв и родилась целая новая вселенная, никто и не заметит. Пора Таня, пора.

– А ты слышала такой анекдот, – это вновь послышалось справа, – где господь говорит одному законченному неудачнику – "ну не нравишься ты мне, не нравишься!" Ты вот не представляешь, насколько он все же близок к тому, что порой случается на самом деле. Ох этот Даниил, прилетит как птичка, крылышками помашет, нагадит и улетит. Что он там плел тебе про счастье-то? Послушай меня, я тебе проще объясню – вам всем ходить и разевать рот до ушей не полагается, что это вообще за счастье, когда счастливы абсолютно все? Или хотя бы большая часть? Когда масса страдает, те кому повезло, действительно повезло, ловят судьбу за хвост, получают желаемое, про таких говорят – "удача сопутствует". И ты к их числу, увы, не относишься.

– Но тебе повезло, – тяжелым голосом, который теперь казалось стал еще ниже, подхватил Гаврила, – не будет слез, болезней, бед и неудач. И даже предсмертных мук не будет. Можешь наслаждаться последней поездкой... да ты, судя по всему, не представляешь с кем ты вообще, сейчас разговариваешь. Можешь мне поверить, до вас, вшей, мы редко нисходим.

– Чем наслаждаться, – продолжала всхлипывать Таня, -пургой этой?

– Какой пургой? – Спросил Гаврила, можно сказать что почти удивленно, но, на самом деле, совершенно равнодушно.

Танечка глянула за окно и поразилась; куда только все пропало: не было больше ни снежной бури, ни всей этой белой пелены за стеклом. Да и земля больше не выглядела по весеннему промерзшей, еще не проснувшейся после зимы. Просто, обычный унылый вид родных просторов, но теперь все это заливало лучами все еще высокое, но уже предзакатное солнце; окрашивая бесконечное пространство по которому они неслись, в траурные, но в тоже время торжественные, вечерние оттенки.

– Кто вы такие? – Опять спросила Таня.

– А ты не видишь? – Заговорили сзади, -ученые мы. Ну правда лаборанты в основном. Молчу, молчу.

Это Гаврила вновь поднял свой тяжелый взгляд. Потом сфокусировал взгляд на Танечке:

– Сейчас мы переедем реку, там наши корпуса.

– А что со мной там будет?

– Этого заранее тебе никто здесь не скажет. Но ничего, там красиво.

– Это... рай?

Тут со всех концов автобуса донесся смех. Даже Гаврила улыбнулся и пояснил:

– Да то же тебя в рай-то пустит? Это раз. А два, ты вообще не представляешь, что такое рай. Скорее всего, тебе не очень бы туда захотелось. Хотя, если подумать, много на земле всегда чудиков было.

Гаврила заметно расслабился, словно тот, кто уже был недалеко от родного порога; он закинул ногу на ногу, из-за чего сидя на низком сидении стал напоминать букву "И".

– Попробуй утешится тем, что ты поможешь другому человеку. Твоя жизнь в обмен на чужое счастье, да, несправедливо, но что теперь. Где-то далеко от нас застрял человек который любит девушку которая живет от него очень, очень далеко. Она тоже его любит, хотя и не хочет об этом ему говорить, и ее можно понять. Она уже очень устала и не верит что когда-нибудь они смогут быть рядом, кроме своих снов. Война, кровь, разруха, границы. Считай что ты отдаешь свою жизнь за их счастье. Теперь они будут вместе. Не знаю, мне трудно представить себя на твоем месте, но все же. Считай что это твой подвиг, единственное что ты сделала полезное в своей жизни, вернее, уже после нее. О, нет. Она опять ревет, сейчас начнется нытье о том, что это несправедливо. Как ты меня достала, ты дура еще не представляешь что тебя ожидает. Довольна?

Таня совсем не была довольна. Таня была то ли в ужасе, то ли пребывала в состоянии для которого еще не придумали названия, и никогда не придумают в этом мире. Она заливалась горькими слезами, рыдая навзрыд. Так, что если на секунду представить, что кто-то вдруг оказался на этом ровном поле, рядом с неширокой асфальтной дорогой, под страшными, но не ослепляющими лучами тяжелого, древнего солнца; то как только мимо пронеся огненный шар, смутно напоминающий автобус: то этот некто, и то бы успел расслышать чьи-то завывания, как последний, едва слышный отблеск навсегда погубленной, никому не нужной, души. Потом этот некто мог бы посмотреть на запад, где раскинулась широченная, величественная река над которой пролегал обыкновенный, автомобильный мост. Странно; та сторона казалась находилась в совсем другом временном промежутке, совсем не на исходе дня. Сразу за рекой начиналось нагромождение холмов, застроенных многоэтажными зданиями строго вида, лишенных каких-либо архитектурных излишеств. Их было много, одно стояло выше другого, наверное где-то там, между ними пролегали дороги; но от сюда, с противоположной стороны, их было бы не видно. Над всем этим было чистое безоблачное небо, в котором, как будто, навечно застыл полдень. О чем бы там не мечтала уже не существующая Таня, это уже не имело значения. Что было то было, а что было – то прошло.