Текст книги "Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка (СИ)"
Автор книги: Сергей Белокрыльцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Тогда человек подошёл к нему, прихватил за шкирку и с неожиданной лёгкостью поставил на ноги. Как ещё рубаха не порвалась. Человек, как киборг, потащил бестолково упирающегося Броккена к порталу. Фиолетовая гудящая гладь замаячила перед самым лицом Броккена, освещая его призрачным светом.
Из кухни, вооружившись скалкой, выбежал Гербес и отчаянно бросился на человека. Тот лениво полуобернулся и выстрелил. Гербес упал.
Воспользовавшись этим, Броккен, сложив пальцы пауком, вытянул руку и вцепился противнику в сокровенное. Человека закоротило и сжало. Лицо его обрело нехорошее выражение. Губы сложились кружочком, а глаза затуманились небывалой нежностью, будто человек приготовился к самому важному поцелую в своей жизни.
Броккен, вырвавшись из ослабшей хватки, протянулся змеёй и зацепил-таки скалку. Вскочил на ноги и с остервенением ухнул человеку по затылку. И не один раз. Человек разжал пальцы, уронил пистолет и рухнул. Его бурые волосы моментально слились с кровью, стекающей на пол.
Броккен несколько секунд таращился на поверженного противника и приходил в себя. Убил, нет? Потом перевёл взгляд на покойно лежащего Гербеса с кровавой дырой в груди размером с кулак. Глаза брата незримо смотрели вверх. Броккен упал на колени рядом с ним и заплакал. Плакал недолго, потому что с удивлением обнаружил, как жуткая рана на Гербесовой груди затягивается. Рана уменьшалась в размерах до тех пор, пока совсем не исчезла. Осталась только запачканная кровью дыра на рубашке.
Гербес открыл глаза, сказал "эээ" и замолчал. Глаза его виделись стеклянными.
"Он стал ходячим?!" – испугался Броккен, которому после Ракком-сити ещё долго снились кошмары, и покрепче сжал скалку. Гербес дёрнул рукой и дёрнул ногой. Броккен нерешительно занёс скалку над головой Гербеса.
– Мне приснилось, что я умер, – отстранённо и вяло сообщил Гербес. – И попал на тот свет. Удивительное место: много песка, и повсюду гиены в карты играют. – Гербес обратил внимание на зависшую над ним скалку. – Вижу, Брокк, ты не очень-то и рад моему возвращению.
– Так ты не умер и не превратился в ходячего! – с облегчением всхлипнул Броккен, опуская скалку.
– Так я не умер и не превратился в ходячего. Кстати, почему я не умер? – деревянно спросил Гербес и попытался встать, однако это у него получилось только при помощи брата. Гербес сел на табуретку и устало опёрся о стену.
– Слабость страшенная и сердце болит, – пробормотал он, прижал руку к груди и погладил остатки от фитнес-браслета со встроенным рассказчиком анекдотов. Гербес вынул из кармана искореженный браслет, теперь похожий на предмет абстрактного искусства, и бросил его на пол.
– Вот сука… Только грязная кружка и осталась от моей любимой… Для выродков ничего святого нет. Есть попить и пожрать?
– Вода и земля только, – виновато сказал Броккен.
– Массаракш, – выругался Гербес. – Если ты жрёшь одну землю, рано или поздно земля сожрёт тебя. Впрочем, рано или поздно земля сожрёт всех. Эта земля очень неразборчивая в еде. Жрёт всё подряд… Воды давай.
Тут он заметил распластавшегося в коридоре человека с головой, превращённой в кровавую чашу с неровными краями.
– А с этим что?
– Я, кажется, убил его, – поведал Броккен.
– И правильно сделал. Ты давай его того…
– Чего “того”?
– Избавься от незваного гостя, вот чего “того”. Незваный гость хуже татарина, особенно если вооружён пистолетом, вышибает двери и убивает хозяев. Я с татарами особо не общался, но думаю, что, придя в гости, они не оставляют после себя горы трупов и выбитых дверей. В портал урода. Сам напросился. Пушку не выбрасывай. Мощная, зараза…
Гербес потрогал восстановленную грудь. Броккен кивнул и приступил. Человек оказался чересчур тяжёлым для своей, казалось бы, стройной комплекции и среднего роста.
– Может, ему рану перевязать? – предложил Броккен, с пыхтением подтаскивая человека к порталу.
Гербес закатил глаза.
– Этот ублюдок только что убил меня, твоего брата, и ты хочешь перевязать ему рану? Ай, какой ты хороший и добрый, аж злость берёт. Он дохлый уже. Неплохо ты его скалкой отхерачил, братишка, башка – смотреть тошно. Настоящая отбивная.
Броккен затолкал человека в портал. Через некоторое время, после того как в фиолетовом овале исчезла последняя часть человека в жёлтой футболке, портал скрутился в белую тонкую полоску и исчез, будто телик выключился. Броккен посмотрел на Гербеса и удивлённо поморгал, смахивая слезинки ресницами.
– И всё-таки я не понимаю, как?
– Как, как… – пробормотал Гербес.
Он медленно, с усилием, поднял руку, нащупал клапан плечевого кармана, отстегнул его, сунул пальцы в карман и вынул горсточку горошин. Они уже не переливались лавой и заметно побледнели.
– А ты не верил. Папины бусы. Вот она, Брокк, сила добра. Карма, мать её. Видишь, бусы побледнели и рассыпались. Второй раз не прокатит, так мне госпожа Чечевичка и сказала.
Тремя этажами ниже, в квартире номер “1408”, госпожа Чечевичка находилась в весьма замечательном расположении духа. Она только что накормила птиц сапогами. Броккен не совсем точно высказался по поводу этой привычки. Госпожа Чечевичка кормила птиц сапогами не потому, что птицам сапог хватало надолго, а потому, что ей самой сапог хватало надолго. Она скармливала птицам сапоги и забирала сапоги обратно. Зерном и хлебом госпожа Чечевичка птиц тоже кормила, не совсем же она была сумасшедшая.
К тому же она любила гулять по лесу и, надо сказать, забиралась в настоящие дебри, куда если и ступала нога человека, то очень и очень редко. Госпожа Чечевичка могла бродить по лесу с раннего утра до позднего вечера и возвращалась лишь тогда, когда наступала темень хоть глаз выколи, что в лесу сделать проще простого. С прогулок она изредка приносила удивительные находки, которых у неё набрался целый ларец: медная птичка, батарейка, узорчатая фляга с таинственным тёмным соусом… Много любопытных вещей таилось в ларце госпожи Чечевички.
7. Шуршать из Шуршенка
– Меня убили из-за того, что ты собирался, как обдолбанный ленивец! – выговаривал Гербес. – Как можно быть таким безответственным?!
Они с Броккеном шуровали по узкой дороге. Дорогу сжимали разномастные заборы, разномастные деревянные дома и разномастные коттеджи. Путников доброжелательно обстреливали лаем местные хейтеры, адские сторожевые. Вероятно, желали счастливого пути и успехов в личной жизни. Псы гремели цепями и томились за заборами. Или не гремели цепями, но томились...
Мода на адских сторожевых медленно дошла до консервативного Шуршенка ровно через год после того, как в Новаскоме она пошла на спад и сменилась повальной манией на парадайзкэтов.
Правда, парадайзкэты с наиболее смазливыми мордочками имеют побочный эффект. В 10 из 100 случаев они заражают хозяев сентиментальным вирусом размазни Оскотиана. Заражение происходит через умильный взгляд глаза-в-глаза. Пострадавшие с угрожающей частотой постят на своих страничках мерцающие открытки в кричащих тонах и гифки, щедро сдобренные эффектом красочно переливающегося глиттера.
Вдобавок заражённые в промышленных масштабах постят фотки своих райских любимцев, распространяя тем самым вирус Оскотиана среди даже тех, которых они в глаза не видели…
Корпорация по разведению домашних питомцев "Жизни зверей важны!", ответственная за создание адских сторожевых и парадайзкэтов, официально заверила общественность в том, что она делает всё возможное для того, чтобы искоренить вирус Оскотиана, несмотря на то, что благодаря этому вирусу продажи парадайзкэтов увеличились в сотни раз.
Свирепые люминесцентирующие глаза адских сторожевых, как правило, огромные и жуткие. Но с детьми сторожевые ладят, и ладят искренне. Вот парадайзкэты ладят с детьми источников корма по расчёту. Они вообще умелые манипуляторы. Как только их вывели, они легко обошли в популярности более простодушных адских сторожевых, которые день-деньской и ночь-ночьскую по большей части впустую брешут и гремят цепями, силясь доказать свою преданность. Хотя куда эффективнее и эффектнее было бы затаиться и внезапно напасть на того, кто сунется. Эх, ещё бы источники корма покупали какие-нибудь специальные бесшумные цепи-спецназ, а то лязганье и глупый лай весь корм распугивает...
Парадайзкэты быстро просекли, что их главные конкуренты, сторожевые, конченые идиоты. Ведь чем больше для кого-то напрягаешься, тем большего от тебя требуют, поэтому лучше вовсе не напрягаться. И так неплохо кормят. Всё, что необходимо делать, так это ластиться об источники еды, преданно спать на лицах источников еды и почаще смотреть им в глаза…
Адских сторожевых, как и всех собак, высокомерные парадайзкэты, как и прочие коты, считают чем-то вроде самодвижущейся неуклюжей, дурно пахнущей и обросшей шерстью мебели, что истекает слюной и обладает интеллектом чаши Генуи.
Сразу после спаривания внешность зародышей адских сторожевых настраивается лучшими сторожевистами, выжившими после огненной практики в производственном аду.
“Да я из Города…”, – легкомысленно представился бдительной продавщице шуршенского магазинчика один понаехавший умник. Он привёз с собой адскую сторожевую с петушиным гребнем, который вкусно светился сочным красным в темноте.
После первой же ночи в Шуршенке, оказавшейся бессонной, на огороде умника быстренько образовалось покрытие из увесистых камней. А утром под дверью нашлась записка: "Либо отсекай гребень под корень, умник, либо уматывай!". Не спавший ночь умник не сразу догадался, о каком гребне идёт речь.
Умники вообще, как правило, бывают неместными (редактор “Либерти” предложил автору исправить на “неуместными”), приезжими и понаехавшими. Местные умники автоматом становятся городскими сумасшедшими, иногда изобретателями, с которыми никто не общается. В общении с простым людом всё просто: либо держишься общего уровня интеллекта, либо ты задрот и ботан, либо долбоёб и еб…ан. Тут необходимо точечное попадание.
Так что пришлось понаехавшему умнику срезать гребень у бедного пса и сделать его похожим на лысую пришибленную виверну Геральта с несчастными глазами. "Лучше пускай от унижения страдает мой пёс, чем я", – здраво рассудил умник. А потом и вовсе усыпил пса и купил новую адскую сторожевую, более отвечающую высоким стандартам непоколебимого Шуршенка. Мы в ответе за тех, кого мы приручили, а за тех, кого мы изуродовали, тем более в ответе.
Обычно шуршенцы не заморачиваются и выбирают из заводских вариантов. Ну а чё? Лишь бы цепью гремел и пугал до усрачки. В Шуршенке считают, что гребень есть свойство чисто петушиное. Сторожевая же псина должна иметь вид грозный и лаять внушительно. И в темноте глазами фософеру… фосфиранту… Да что за ебл…ны такие слова придумывают?! Короче, глазами в темноте светить, потому что прикольно. Ну и с детьми ладить.
Приезжий умник продолжал считать, что никто никому ничего не должен, но теперь про себя. А с годами стал соглашался с местными и про себя. Истина истиной, но огород проще возделывать, когда его не скрывает бугристый ковёр из камней. Будь проще, и народ не забросает тебя камнями.
– А это Баргест, – указал Броккен на жуткого могильно-зелёного пса. Пёс оглушительно лаял и старался вырвать цепь вместе с будкой. Будка грозно скрипела и кренилась в сторону незнакомцев. – А вон и Чёрный Шак забесновался, демон волосатый.
– Откуда ты их знаешь?
Гербес поминутно озирался. Ему мерещилось, что пришельцы вот-вот настигнут их на своём корабле, слепящем имперской белизной.
– Гуляю тут иногда. Это вот мой любимчик, Мудди Дуу.
– Скуби-Ду?
– Мудди Дуу. Красивый, правда?
– Судя по его поганой морде, муди он ещё тот… И чего они на тебя лают, раз ты тут шляешься?
– Так они на тебя лают. Тебя-то они не знают.
Броккен на ходу сорвал яблоко и вгрызся в сочную мякоть, откусив сразу половину.
– Ты совсем аутист?! – едва не взвизгнул оглянувшийся Гербес, который принял хруст яблока за рёв неумолимо приближающегося корабля, слепящего своей белизной. – Нас могут в любой момент настигнуть долбаные пришельцы и похитить, а ты как ни в чём не бывало жрёшь яблоко! Тебя заставят свидетельствовать против своей планеты, а меня изнасилуют! А потом и опыты поставят! А ты будешь смотреть, как меня насилуют, и грызть своё чёртово яблоко? Я до одури боюсь, что меня изнасилуют инопланетяне!
– Какие инопланетяне?
– Любые! Это мой самый главный подсознательный страх! Я тогда схвачу оголённые провода зубами и убьюсь током! Ещё я боюсь утонуть в тарелке с супом, но это не так страшно.
– А ты много размышлял на эту тему, продумал все варианты, – заметил Броккен, прожевав очередной кусок яблока. – Поди уверен, что все инопланетяне тайно посещают иные планеты в бесконечных поисках тебя, чтобы похитить тебя и изнасиловать… тоже тебя. Только о себе любимом и можешь говорить. Поэтому пришельцы заранее без одежды разгуливают, хвастливо потряхивая своими инопланетными серыми колбасками, которые указывают на тебя, как стрелка компаса на север. И стоит тебе куда-то направится, как их колбаски дружно поворачиваются за тобой. У тебя, знаешь ли, извращённая мания величия. Исходя из вышесказанного, я думаю, что от инопланетян нам не скрыться. Мы обречены. Их большие колбаски следят за нами, пока ты… с нами. Гордись, всё сущее сосредоточено на тебе.
Броккен представил, как пришельцы насилуют Гербеса, а потом голого, истощённого, дрожащего и покрытого белой слизью вышвыривают с трапа корабля где-нибудь в пустошах. И Гербес, наткнувшись на линию электропередач, из последних сил забирается на опору, разгрызает толстую оболочку провода, расколупывает её ногтём и убивается током. Обугленное до черноты дымящееся тело в белой пузырящейся запеканке драматично падает в высокую траву и в конвульсиях подрагивает конечностями, как пришпиленный жук лапками.
Задумавшись, Броккен не глядя швырнул огрызок в чей-то двор. Собаки там не было, но хозяин разлаялся похлеще адской сторожевой. Беглецы прибавили шаг.
Расписание, приклеенное на бок старенькой деревянной остановки, покосившейся, будто к ней длительное время привязывали массивно-агрессивную псину, сообщало, что ближайший автобус до железнодорожной станции будет завтра утром, в 5-30. Он же единственный.
– Автобус раз в сутки?! – вопросил небеса недовольный Гербес. – Ещё и так поздно. Надо в полтретьего ночи. Я как раз люблю прогуляться в это время...
– Боишься, что тебя изнасилуют, а сам по ночам шляешься. В неблагополучном маргинальном районе. Есть над чем задуматься…
Гербес сумрачно посмотрел на Броккена.
– Я борюсь со своими страхами.
– Я огня боюсь, но не бросаюсь же головой в костёр. И что теперь делать?
– У тебя свечка есть?
– Нет. А что? – заинтересовался Броккен.
– Зажёг бы фитилёчек, сунул бы свой язычишко паскудный в пламенишко и заткнулся бы.
– Вряд ли это ускорит прибытие автобуса, даже если мы всю ночь простоим на остановке со свечками в руках.
– Свечки водителей не интересуют. Но стоит открыть банку пива с намерением скрасить ожидание, как тут же на горизонте показывается автобус, и именно тот, которого ты ждал. Пошли в бар “Золотая перчатка, которую надел Джек”. На стоянке шага негде ступить. Кто-то да едет в Новаском.
– Гляди, и гигантская улитка есть, – заметил Броккен. – И улитучер рядом с ней. Можно с неспешным ветерком добраться до Новаскома. И улиточный билет дёшево стоит.
– Это же заднеприводная улитка, Брокк. Посмотри на узор раковины. И раковина такая же фиолетовая. Заднеприводные очень своенравные. Помнишь, как мы на такой же из Ракком-сити удирали? Еле-еле заставили набрать приличную скорость. Нас даже тот старикан-зомбак едва не догнал на своей скрипучей инвалидной коляске. До сих пор с содроганием вспоминаю мерный визг коляски, его протянутые к нам полусгнившие руки и пустые глаза. Проклятье, как будто есть специальные инвалидные коляски для погони за жертвой на тот случай, если ты превратишься в зомби. А потом не могли эту рогатую заставить остановиться. Не, нафиг. Желательно на этом бы тоже не передвигаться на большие расстояния… да и на маленькие. – Гербес показал белую видавшую виды машину с красной окантовкой, похожую на толстую торпеду с гребным винтом. Сбоку к аппарату приделали неуклюжую коляску. – У меня нет доверия к машинам, которые выглядят, как гигантские тюбики зубной пасты…А к тем, кто их седлает, тем более нет.
В придорожном баре “Золотая перчатка, которую надел Джек” играла ныне забытая “Щенячья любовь” и хватало разнообразного народу. Хотя как забытая? В интернете никогда ничего не забывается окончательно. Интернет постоянно всем обо всём напоминает, даже о том, о чём ты никогда не знал и знать не хотел.
Автор мог бы описать крутую драчку, многое поведать о барах, так как является признанным бароведом в некоторых кругах, треугольниках и почётном пятиугольнике “Синусный коснус окосневший”, куда берут каждого третьего, но автор уже столько писал о барах и столько иронизировал над барами, что удивительно, как он вообще не спил… сался?!
Броккен заприметил синего тонконогого и тонкорукого типчика с треугольными наростами на голове, в красно-белых ботинках и белых перчатках. Типчик держал в руке бокал с пузырящимся коричневым напитком и общался с шаровидным толстяком в чёрных штанах, красной куртке и тоже белых перчатках. У толстяка были синие круглые очки без дужек, как бы вставленные в глаза, и длинные рыжие топорщащиеся усы, как у Рокфора, учуявшего сыр.
– И как отыскать тех, кто едет в Новаском? – спросил Броккен. – Вон, давай у них спросим. Вид у них вроде миролюбивый.
– Не дрейфь, брат, всё под контролем. Айда к стойке.
– Я и не дрейфлю, – пожал плечами Броккен.
Гербес подманил веснушчатого бармена пальцем и спросил:
– Есть такие, кто в Новаском собирается?
Бармен кивнул на синего типчика с усатым толстяком.
– А, чёрт! А ещё кто?
Бармен показал на парня в белом скафандре с весьма рельефной мускулатурой. Скафандр имел небольшой встроенный ранец и был перетянут крест-накрест синими подтяжками и синим поясом с чёрной кобурой на боку. Голову парню заменял земляной червяк исполинских размеров. Руки стягивали синие же перчатки.
Червяк сидел за столом, уперев одну руку до локтя в бедро, а другую положил на столешницу. Он зверски скалил зубы и пучил глаза, которые из-за маленьких разноцветных зрачков походили на глаза маньяка.
Компанию червю в скафандре составляли пузатая кружка пива и зелёный старик. Старик мирно храпел, положа руки на стол, а голову на руки. Кружка периодически подносилась ко рту. Старик периодически ворочал головой.
– Да они все тут выглядят, как психи! – сказал Гербес. – Нормальных-то нет?
Неразговорчивый бармен покачал головой.
– И питают слабость к синему цвету, – заметил Броккен.
Заиграла не менее забытая “Вы меня похитили!”. Гербес вздохнул.
– Ну пошли к этому червю и зелёному деду.
Червь в скафандре оживлённо разговаривал сам с собой.
– Коровы… коровы… – с ненавистью повторял он.
– Коровы? – насторожился Гербес, которому коровы с помощью нехитрой цепочки ассоциаций напомнили об изнасилованиях.
Червяк кивнул.
– Я с натугой переносил цветочных коров до коровника... Чёртовы пришельцы пытались их похитить, но я защитил коров, затушил их в огромном чану, а потом… потом одна из коров раздавила мою возлюбленную, даму-в-беде как её там, упав на неё сверху в тот самый момент, когда я после долгих лет скитаний отыскал её. С тех пор и пью.
“Белая горячка, – мелькнуло в голове у Гербеса. – Этот червь весь проспиртован текилой.”
“Бедняга”, – подумал Броккен.
– Давно это случилось? – участливо спросил Броккен.
– 30 лет назад. Когда-нибудь я разыщу корову-убийцу и отомщу ей… Я тоже упаду на её возлюбленную сверху... раздавлю в лепёшку гадину… гадину-говядину.
Червь выставил перед собой руку и сжал её во внушительный синий кулак.
– Мне очень жаль, – монотонно проговорил Гербес и представился.
– Жим-Жим, червь Жим-Жим, – в ответ представился червь в скафандре.
– Тебе что-то надо менять в своей жизни, Жим-Жим.
– Моя любовь раздавлена бездушной коровой. Всё тщетно и тленно…
– Но тщеславие влечёт меня наверх! – встрял Гербес.
– Влечь наверх должны здравый смысл, ну или зависть и жадность.
– А последние по утрам дают мне пинка. Тогда я падаю на пол и сильно ударяюсь головой.
– Стиильноо, – глухо промычал старик, как заправский зомби, не поднимая головы. – Гыыы… ыыы.
Братья настороженно посмотрели на старика. “Вот почему я подолгу валяюсь в постели, – догадался Брокен, любуясь зелёной плешивой башкой. – Во мне нет ни зависти, ни жадности, ни здравого смысла.”
– Бросай бухло, – предложил он, вернув Жим-Жима в обзор.
– Но тогда моя жизнь потеряет смысл! Я ведь больше ничего не делаю. Белая горячка как причастие. Похмелье как воскрешение. Запой как смерть. 30 лет назад я был известным героем, а сейчас обо мне почти все забыли. Я лишь тень самого себя… Отними у алкоголика спиртное, что от него останется? И я, и ты уйдём за ним, оставив только тени…
“За кем, за алкоголиком?” – подумал Броккен.
“Как неравнодушны пришельцы к коровам. Может, они их насилуют?” – подумал Гербес. Эта мысль странным образом утешила его.
– Слушай, Жим-Жим, тут такое дело, нам срочно нужно в Новаском. Подбросишь?
Червяк перестал таращиться на кружку с пивом и изучающе посмотрел на Гербеса с Броккеном своими маньячными глазами с точками-зрачками, словно медленно фокусируя на них сбитый пивом прицел. И медленно кивнул.
– Можно. Вот только пиво допью и полетим.
– Спасибо, Жим-Жим, – горячо поблагодарил Гербес. – Ты отличный чер… мужик!
– Десятка золотом. С каждого.
– Сколько?! – поперхнулся Гербес. – Это форменный грабёж!
– Дорога дальняя, алкоголь дорогой…
– Давай хоть по три с половиной штуки! – воскликнул Гербес.
– Давай хоть по десять штук? – передразнил Жим-Жим.
– Ах ты, говно когтистое! Грёбаный спившийся червяк! Слушай, Брокк, пошли ещё народ поспрашиваем…
– Ну давай хоть по три с половиной, – невозмутимо уступил Жим-Жим, – но это форменный грабёж. Бессовестные люди, вы пользуетесь безграничной добротой жалкого спившегося червя.
Тут Броккен увидел лежащий на столе пистолет наподобие револьвера. Поначалу его загораживала широкоплечая фигура Жим-Жима, вернее, его широкоплечий скафандр.
– Ого, пистолет! – сказал Броккен. – Гляну?
– Глянь, – сказал Жим-Жим и глотнул пива. Броккен протянул руку. – Но я бы не советовал. – Рука Броккена застыла и, немного подумав, вернулась на исходную. – Старый весьма ревнует к своему оружию. Он очень чуток к нему. Валяй, гляди, если пара лишних зубов во рту завалялась. Впрочем, могу дать подержать свой пистолетик. Он красный и толстый. Я от него в восторге.
Жим-Жим вытащил из кобуры пистолет, действительно красный, с пузатым стволом и блестящий от гладости. Из дула выглядывал тонкий жёлтый лучик с жёлтым шариком на конце. Жим-Жим протянул пистолет Броккену. Тот повертел оружие в руках.
– Круто! – восхитился он.
– А знаешь, какого цвета мой красный пистолет?
– Красного?
– Не-а. Зелёного! – Жим-Жим коротко хохотнул. – Не обращай внимания, шутка для своих. Все говорят, что красный. Только один сказал, что зелёный. Да и тот оказался дальтоником.
– А что за зелёный старик, прекрасный в своей плешивости? – спросил Гербес.
Жим-Жим вернул пистолет в кобуру и допил пиво.
– Это Гумбалдун. Он чувствует себя лишним в нашем мире, вот и бухает. Ему надо срочно в Новаском, чтобы вернуться в свою реальность и снова стать нужным. Поможете дотащить старика до машины?
– Да без проблем, – сказал Броккен.
– Обобрал как липку, ещё и старика тащи, – проворчал Гербес. – Странные у червей понятия о доброте.
Броккен с Жим-Жимом подхватили Гумбалдуна под зелёны рученьки и потащили к выходу.
Машиной червяка Жим-Жима оказался тот самый аппарат, похожий на тюбик зубной пасты.
– Надёжная тачка? – с сомнением спросил Гербес.
– Надёжней некуда, мужик. – Жим-Жим с глухим стуком похлопал по корпусу аппарата, который был такой же пузатый, как его пистолет и пивная кружка. – Я на ней, знаешь, на скольких планетах побывал? Ууу… тебе и не снились такие планеты.
Гербес скромно промолчал. Иногда ему снились кошмары, что его похищают на многочисленные планеты и там массово насилуют. О некоторых вещах лучше никому не говорить.
– Знаешь, как я зову свою тачку?
– Тюбик? – брякнул Гербес.
– Точно! – восхитился Жим-Жим проницательностью нового товарища. – И как ты догадался?
– Много думал над этим бессонными ночами.
Они усадили спящего Гума в коляску и расселись сами. Жим-Жим нажал на кнопку, и всех накрыло куполами из плексигласа. Устроившись, Гербес снова оглянулся и всё-таки засёк их?. Вернее, их белый корабль-утюг.
– Они! Они! – истошно завопил Гербес в самое ухо Броккена. – Да заводи же свою тарантайку! Они сейчас всех похитят и изнасилуют! Особенно меня!
Гум всхрапнул и сквозь сон пробормотал:
– Я сейчас сам их изнасилую своим шестизарядником.
– Сейчас, сейчас, – сказал Жим-Жим, нажимая ногой на железную педаль с клетчатой, как вафля, поверхностью. – Заклинило… Неужто происки Злобреда? – с надеждой вспомнил Жим-Жим. – Хотя какой, нахрен, Злобред… тыщу лет не виделись.
Пришельцы неуклонно приближались.
– Ты сказал, машина надёжная! – завизжал Гербес. – Никогда не доверял тюбикам! Они хуже мёртвых стариков в инвалидных колясках!
– Лучше не хвалить, а то сглазишь! – хохотнул Жим-Жим, обернулся и весело посмотрел на Гербеса своими безумными глазищами с маленькими разноцветными зрачками. – Не дрейфь! Супергерои побеждают даже тогда, когда они никому не нужны.
Гербес едва с ума не сошёл от страха. Пришельцы были всё ближе. И вот когда они уже нависли над стоянкой бара, отбросив на них свою тень, Жим-Жим вдруг заорал:
– Иииииха! Иииииха! Время приключений!
И его замечательная машина, побывавшая на множестве планет и похожая на тюбик зубной пасты, взревела, со страшной скоростью сорвалась с места, чиркнув по асфальту, и с реактивным звуком по продолговатой дуге взмыла в небеса, оставив бар и пришельцев с их кораблем в прекрасном далёко.
Глаза Жим-Жима окончательно налились безумием, а красный пистолет, который зелёный, наверное, стал ещё пузатее.
