Текст книги "Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка (СИ)"
Автор книги: Сергей Белокрыльцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Эй, оглох что ли?!
– А? – Броккен оглянулся и непонимающе уставился на пришельца.
– Ты ведро забыл наполнить.
5. Братья
“Ты смотри-ка, как общение помогает, отвлекает и... развлекает! – мрачно размышлял Броккен по пути домой. – Особенно с душевными инопланетянами... В кровавой бане помылся – заново родился… Депрессию, как из чердака в окно выбросили! Правда, разбив при этом окошко к херам собачьим, кошачьим и чертячьим. И лишь ветер гуляет в башке у меня... В один миг маски сбросили, мать их. Сеанс шоковой терапии устроили, чтоб их… Ага, щас, побежал к ним документалочки смотреть про их цивилизацию. Уже! Шутнички, блядь, хуевы.
Видать, не депрессия и была. Депрессия мощнее прессует… А это так, прихоти разума, крышечка от трехлитровой баночки с отверстиями для дыхания. А внутри этой баночки хоронился я: то в облике котейки, то в обличье монстра, который чуть что – ведром в голову ближнего своего, чтобы все раненые ходили, а не только он... Сходил, блин, за землицей… Теперь как бы посттравматический синдром не схлопотать. Не задавил депресс, так раздавит стресс.”
Броккен Мун пребывал в паскудном состоянии эмоционального распада, оттого и острил, чтоб не рехнуться в одночасье. Хотелось унестись от самого себя в недостижимые дали покоя в стремительном болиде юмора, заправленном высокооктановым бензином бравады.
Процесс гибели отряда ГМО мелькал перед глазами отрывистыми и до отвращения яркими и отчётливыми кадрами, преимущественно в кровавых тонах. Вот живой, цельный человек, с которым он минуту назад разговаривал, а через мгновение вместо него – растерзанные куски, разбросанные по кустам. Будто по пазлу невидимым снарядом влепили. Такая панорама смерти до самой смерти преследовать будет.
Как молотком стучит в ушах, и всё тошнит, и голова кружится, и мальчики кровавые в глазах…
На подходе к Зелёной Цитадели Броккен увидел мужика в жёлтой футболке с изображением зловещего чужого в его классической позе эмбриона с зелёной подсветкой. Под чужим красовалась чёрная надпись: “Чужой – главный ксенофоб научной фантастики!”. Мужик куда-то шёл. Кажется, он из соседнего дома, Нойшванштайна. Броккен, несмотря на пережитое, а может именно из-за него, почувствовал сильнейшее раздражение. Что за идиотская надпись у мужика на футболке? Это такая шутка? Да и у мужика вечно вид такой довольный, как у идиота. И рожа противная. Аж бесит. Каким надо быть напрочь отмороженным гиком, чтобы носить футболку с персонажем давно забытых дней? Кому сегодня нужен этот чужой? Чужих и без него хватает.
Засмотревшись на футболочного чужого, Броккен ступил во что-то неприятно податливое, мягкое и густое. Предчувствуя недоброе, Броккен посмотрел вниз. Предчувствия не обманули. Дерьмо. В буквальном смысле слова. Вот дерьмо! Да уж, зло на каждом шагу, смотри, не вляпайся в него. А это к тому же очень пахучее зло. Злоехучее. То ничего не происходит, то всё разом липнет.
Броккен беспомощно оглянулся в поисках травы. Костяная парочка уже успела куда-то сдриснуть. Вот кому ботинок в чистку бы отдать. Забвение, знаете ли, очищает от любого дерьма.
Усердно обтерев подошву о край бетонной полосы, охватывающей Зелёную Цитадель, Броккен поднялся на восьмой этаж, хотя настроение у него было что ни на есть подвальное. Хотелось запереться в подвале и ужраться в соплину. Почему в подвале? А потому что настроение такое.
Поднявшись на восьмой этаж, Броккен тут же столкнулся с МегаЗадом, который устроил засаду на своём излюбленном месте в тупике коридора, у открытого окна.
Ещё бы не у открытого. За курение у закрытого окна госпожа Чечевичка сожрала бы МегаЗада, кстати, с merde. Но сперва бы с истошными воплями: “ПОМОГИТЕ!! ГОРИМ!!” отчаянно избила красными сапогами, которые госпожа Чечевичка всегда носила с собой, банановой связкой перекинув через плечо, на тот случай, если МегаЗаду вздумается курить, не открыв окна. И заодно кормила сапогами птиц.
Один раз госпожа Чечевичка уже провернула такое. После избиения МегаЗада госпожа Чечевичка безжалостно смешала его с грязью, развернулась и унесла сапоги в свою квартиру. Бедный МегаЗад, и без того тощий и болезненный, от пережитого шока едва не бросил курить, но вовремя опомнился. Госпожа Чечевичка едва не лишила МегаЗада единственной радости в его нелёгком и одиноком быту.
МегаЗад покойно дымил сигаретой в ожидании жертвы и, величественно сложив худые ручонки на впалой груди, запахнутой в вызывающе драный халат, скорбно смотрел в окно. Обернувшись на звук шагов, МегаЗад до неприличия искренне обрадовался появлению жертвы.
– Здоров, сосед! Как жизнь, сосед, как дела? – МегаЗад совершил напористую разведку боем.
Голова синекожего МегаЗада, лысая, огромная и репообразная, мелко тряслась от предвкушения безнаказанно выговориться.
– Норм, – сухо ответил Броккен, у которого не было ни малейшего желания слушать, как безнаказанно выговаривается МегаЗад.
– Там чё, опять эти голожопые серожопики на своём утюге припёрлись? Я видел, как они приземлились на своём пустыре и за высоким забором спрятались. А потом смотрю, ты оттуда выходишь. Так я уж решил вторую выкурить, чтоб тебя дождаться. Ты чё, сосед, этих звезданутых мутантов не испугался? Они же того, всех подряд похищают.
– А я кустами.
МегаЗад коротко и равнодушно мыкнул и со свойственной ему деревянной прямотой переключился на свои дела:
– Сосед, ты не представляешь, сколько вокруг мудачья! Я сам только недавно начал это осознавать. И всё это мудачьё так и норовит использовать меня в качестве унитаза. Лезут и лезут со своими негативными признаниями!
– Какими ещё негативными признаниями? – машинально спросил любопытный Броккен.
Ему очень нравилось, когда собеседник рассказывает какие-то подробности о себе и вообще что-то новое, хотя, казалось бы, норму историй на сегодня Броккен с лихвой перевыполнил на десятилетия вперёд. Истории были его слабостью, наверное, оттого, что он сам никак не мог сочинить интересный сюжет для книжки. Все надумки виделись второсортными и скучными.
МегаЗад был не из тех, кому надо повторять дважды. Броккен, мающийся в поисках сюжета, проглотил наживку, и МегаЗад приступил к безнаказанному выговариванию:
– Да вот припёрся ко мне недавно Стеблан Сморчков со второго этажа. Ну, симпсон этот. С бутылкой, разумеется. Тыщу лет с ним не общались, а тут припёрся. Говорит, прикинь, Абразовский миллионером стал! Возмущается, да как так, говорит, да за что?! Он же, кричит, набитый дурак, а разбогател! Не иначе как наворовал! Вот, кричит, дуракам везёт! А я вот умный, кричит, а попробуй чего украсть, так меня мигом повяжут! А я, сосед, знаешь, что ему сказал? Знаешь что? Я ему говорю, хошь, я тебе в лоб звездану? Обиделся – ушёл. Эта ещё краля на днях приходила, с седьмого этажа, Какан Сакан. Я про себя называю её Верховной Ведьмой седьмого этажа. А коридоры у нас тут длинные… Хе-хе. Говорит, у меня по вечерам лучшие умы этажа собираются, обсуждаем искусство, политику. Меня к себе звала. А я ей, знаешь, сосед, что сказал? Знаешь, что я ей сказал, сосед, а? Сказал, я тебе сейчас руку выверну. Ну откуда у этой дуры ум, чтобы что-то обсуждать? Один негатив только люди приносят с собой. Потом ещё кто-то приходил зачем-то, не упомню уже, но я предложил ему врезать сковородой по его тупой роже. Больше никто из них ко мне не приходил. Мигом зауважали!
У Броккена возникло желание врезать этому синему хлюпику по его огромной синей и пустой башке, смять её, как яйцо, раздавить эту башку ногами, как мерзкого, надутого синежопого таракана-мутанта. Тем более настроение было подходящее, впечатлительное. Броккен покрепче сжал кулак и отвёл руку, намереваясь от всей души молодецки хряснуть МегаЗаду по зубам, но услышал голос брата:
– А, вернулся! – с облегчением воскликнул Гербес. – А то ушёл и пропал! Нет и нет! Я уж думал, тебя пришельцы на опыты похитили. Здравствуй, МегаЗад. Как дела?
МегаЗад затушил сигарету в грязно-серой консервной банке из-под ананасов.
– Очень плохо, Гербес, вокруг одно мудачьё. Знаешь…
– Знаешь, МегаЗад, нам пора, – мягко, но решительно прервал его Гербес. – Ещё наговоримся: за жизнь покалякаем, за мудачьё... Всё думаю, как бы к тебе заскочить, пирожковым пивком угостить, да всё некогда, то то, то не то.
МегаЗад что-то буркнул и, сунув руки в карманы своего полосатого халата, зашуршал тапками по коридору. От шуршания явственно веяло прелым фатализмом, запущенным злым роком и давно не стиранным нигилизмом.
– Я уже хотел втащить этому мудаку, – сообщил Броккен злым голосом, стаскивая ботинки в прихожей. – Какая всё-таки самодовольная жаба!
– Грудная?
– Почему грудная? Устами грудной жабы говорит истина, а тут… вполне ополовозревшая жаба.
– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал Гербес.
– Какого хера ты с ним весь такой вежливый, обходительный? А на меня постоянно орёшь.
– Да тут всё просто, – охотно объяснил Гербес. – Мне на него насрать, а на тебя совсем не насрать, вот и всё. Да и с мудаками лучше быть вежливым, они на это постоянно клюют. Они же несчастные, неприкаянные, им, как и всем, уважение, внимание нужно, а всего этого у них нет, потому что они мудаки. Вот и ходят мудаки по мудацкому кругу, мудями потряхивая.
– Все мы волей-неволей потряхиваем, – как бы намекнул Броккен.
Гербес посмотрел на брата, тяжко вздохнул и подошёл к окну полюбоваться величественной красотой Недостижимых гор.
– Прости, что в последнее время часто ору на тебя, брат. Ты и правда как-то слишком размяк, я переживаю за тебя. Мы очень разные, верно, но я чувствую, что могу оказать на тебя благотворное влияние, дополнить и улучшить тебя своим примером. Тебе очень не хватает целеустремлённости, брат. Ты пойми, если ты не научишься продвигаться сам, продвигать тебя никто не будет. Если не ты сам, то больше никто. Обществу нужны те, кто приносит пользу, например, деньги, а кто ничего не приносит, того общество отбрасывает на окраину и хоронит заживо. Не можешь же ты всё время питаться одной землёй. В ней витаминов мало. Одни минералы. Может, всё же заглянешь ко мне? У меня фрукты есть, зелень, мясо, овощи. Борщ вчера сварил вот. Вон какой ты бледный, щёки впалые, а от борща у тебя щёки сразу краснотой набухнут. И мозги от наваристого заработают.
Броккен отнёс ведро с землёй на кухню и сел на кровать.
– Спора у нас не получится, – сказал он. – Для спора нужны два глупца.
Гербес усмехнулся.
– Намекаешь, что здесь только один глупец?
– Не, не намекаю, просто характеры и идеалы у нас разные, вот и всё. Мы оба это понимаем, по крайне мере, стараемся понять. Не будем стараться понимать это, вот тогда и станем глупцами.
Гербес повернулся к Броккену.
– Знаешь, некоторые не видят выход, даже если найдут его, но ты даже не ищешь выход.
– Значит не пришло ещё моё время выход искать.
– Ты сам решаешь, когда и для чего время. И чем быстрее ты решишь действовать, тем лучше для тебя.
Броккен вздохнул. Опять и снова опять. Гербес разогнался с полоборота:
– Понимаешь, чем умные отличаются от дураков? Умные действуют, а дураки мечтают! Не будь дураком – действуй! Тот успешен, кто первый успел.
Броккен сжал губы, засопел и покосился на брата, словно бык на красную тряпку. Сегодня что, красный день в календаре: день, когда все встречные-поперечные учат тебя жизни?!
– Ладно, ладно, прости, – Гербес примирительно поднял руки, – опять меня понесло.
– Знаешь… – Броккен помолчал и продолжил: – Я всегда готов к тому, что могу оказаться неправ. В отличие от тебя. Самое важное для тебя – ты.
Теперь вздохнул Гербес.
– Может ты и прав. Ну а для тебя – ты?
– Я не знаю, честно. Наверное. Возможно, мне вообще ничего не надо. И никогда не будет надо.
Голос Броккена прозвучал очень уж подозрительно недовольно.
– А твои книжки?
Броккен отделался пожатием плеч и сменил тему.
– Я тут с пришельцами, знаешь ли, пообщался.
Гербес вытаращился на него и зазаикался:
– Да ладно?! Я же… ты же… они же… С ними же нельзя вступать в контакт! Ты ненормальный! Они же похищают! На опыты!
– Да успокойся ты. Они оказались такими милыми ребятами... На свою планету приглашали, денег вот предложили.
– Да ладно?! – с не меньшим изумлением повторил Гербес и раскрыл рот. А когда закрыл, то спросил: – И… сколько предложили? И, главное, за что тебе деньги предлагать?!
– Да ничего особенного. Сто тысяч золотом. Ежемесячно.
– Да ладно?! – возопил Гербес.
– Угу, – мрачно угукнул Броккен.
– За что такие деньжищи тебе, брат, за что?! За то, что ты сгораешь в пламени безделья и верхом на постели удираешь от реальности?!
– Ну, этот Бол, который, вроде бы главный у них, сказал, что будет перечислять мне сто штук ежемесячно, если я перестану читать и писать.
– О, курва! – вскричал нервный Гербес. – О, курва! Только не говори мне, что ты отказался, только не говори мне, что ты отказался!
– Я отказался.
– О, курва, о, курва, о, курва!! Я говорил тебе, что ты дебил?!
– Да. Час назад.
– Тогда я боюсь, что повторюсь: ты дебил!! Да кто ж в здравом уме отказывается от таких деньжищ! Да что тебе вообще в этой жизни надо?!
– Читать и писать.
– Вот именно!! Потому что ты дебил!! Чёрт, а! Ох… Блин, Брок, извини, пожалуйста. Я так расстроился, что снова наорал на тебя. Когда упоминают суммы от ста тысяч и выше, от которых добровольно отказывается мой брат, я становлюсь неуправляемым.
– Ничего, брат. Всё норм.
– Ну а потом что?
– Пришельцы решили объявить войну Новаскому.
Гербес снова распахнул рот, как ворота.
– Как войну? Из-за того, что ты отказался от денег?
Броккен поведал, почему пришельцы решили объявить войну Новаскому. Под конец рассказа он криво ухмыльнулся.
– Теперь, брат, ты понимаешь, что у меня появилась очень веская причина покинуть окраину и перебраться в Новаском. Ну, типа, затеряться в толпе, залечь на дно. Всё как ты и хотел.
Гербес схватил стул за спинку и уселся напротив Броккена. Лицо у него было очень серьёзное.
– Послушай, ты точно уверен, что они решили объявить войну Новаскому, без шуток?
– Да вроде не шутили. И тот монстр тоже не шутил, когда заправски разорвал солдат своими щупальцами. Я этого… до конца жизни не смогу забыть.
Гербес ободряюще похлопал Броккена по плечу.
– Послушай, никому не рассказывай о случившемся. Ни-ко-му.
– Господи, Герб, ты меня совсем за идиота держишь? Если я не знаю, чего хочу от жизни, это не значит, что я идиот!
– Вот и хорошо. Значит ты понадобишься им как свидетель, чтобы Галактический Совет дал добро на объявление войны Бесконечному миру?
– Ну да.
– Ничего себе милые ребятки… Брокк, какой же ты наивный. Они же тебе взятку предлагали, однако ты отказался. Скорее всего, они и о предстоящем нападении этого ГМО знали. Молодец, брат, что отказался от денег. Ты поступил очень умно. Значит, ты согласен рвать когти в Новаском.
– Да куда уж теперь деваться. Как-то не хочется свидетельствовать из-за одного дурацкого ГМО против целой ни в чём не повинной планеты.
Гербес обнял Броккена.
– Я уважаю и люблю тебя, брат. И я чертовски рад, что ты наконец созрел для переезда в Новаском, пускай для этого и понадобилось вмешательство кучки воинствующих засранцев с другой планеты. А эти воинствующие засранцы пускай катятся в Обливион... – Гербес отстранился от Броккена и повёл носом. – Никак не пойму, чем это так тонко воняет?..
– Да как обычно, брат, дерьмом. Я на говно наступил, а ботинки в прихожей.
– Выходишь из дома раз в неделю, и то умудряешься вляпаться в неприятности.
– Ага, в самое дерьмо.
– Самое время острить, самое время.
6. Смертельный удар
– Почему пришельцы тебя сразу не похитили?! – нервно вопросил Гербес. Он уже минуту с отвращением, спешно и безуспешно, рылся в Броккеновском шкафу.
Он искал носки, но находил что угодно, но только не носки: пакет из-под чипсов, картинку с морским тигром, виртуозную шахматную доску для игры с нейросетью-гроссмейстером Нускарл Магнуссен.
Нускарл Магнуссен – одна из сложнейших противниц в шахматы во всём Великом Нигде частично из-за того, что соглашается играть только на доске из редких и дорогих материалов, например, из плиток крашеного водорода или гомняных тапочек королевской четы чернокожих гомнов, что тесно общаются с дуирдами и эфлями.
На виртуозных досках Нускарл Магнуссен играет по четвергам с девяти до девяти по Новаскомскому времени. Броккен сыграл с Магнуссен две партии. Второй раз выиграл. На третью партию Магнуссен выдвинула требование: наличие шахматной доски из туго переплетённых внутренностей вымершей виверны Геральта, которой у Броккена не было.
Однако о своей победе над Магнуссен Броккен никому не говорил. Шахматы его не интересовали. Так, в детстве баловался.
Будильник, будивший запахами, Броккен использовал для ароматизации одежды. Набор из линяющего пластилина “Слепи что захочешь или что получится” (для тренировки внимания). Железная фигурка Железного человека. Деревянная фигурка Деревянного человека. Раскрытый капкан с острейшими зубьями… Гербес с визгом отдёрнул руку. Капкан с бодрым лязгом захлопнулся.
– Какого чёрта у тебя среди трусов притаился капкан?! – завопил Гербес.
Броккен виновато почесал затылок.
– Да я подумал, вдруг кто вломится ко мне в квартиру, пока меня нет, и начнёт рыться в шкафу, так я там капкан установил.
– Да! Первым делом вор начнёт ворошить твои драгоценные трусы! Меня мог предупредить?!
– Да я, Герб, как-то совсем забыл про капкан.
– Ты что, трусы не меняешь?
– Меняю. Капкан может находиться только в одном месте, а трусы… они везде. Блин, а…
– Да ладно уж, – постарался успокоиться Гербес, которому не хотелось называть брата дебилом третий раз за утро. – Не огорчайся ты так, Брокк. Всё ведь обошлось: я успел отдёрнуть руку, и мои пальцы не пострадали.
– Так я из-за этого и огорчился, что ты успел отдёрнуть руку. Признаться, я ужасно расстроен и подавлен. Продавец заверял, что от капкана невозможно увернуться. А за капкан, между прочим, я две штуки отстегнул. И снова очередной продавец в очередной раз сумел меня облапошить. Очень, знаешь ли, неприятно, когда разводят на деньги. Никогда не верил продавцам, а теперь вообще верить не буду.
Гербес не стал пререкаться и выяснять, откуда у Броккена деньги, и почему он тратит их на капканы, которые размещает на полках бельевого шкафа. Не время. Две пачки носков по 10 пар всё же нашлись, и Гербес сунул их в свой 20-литровый рюкзак.
Свои вещи он собрал в армейском темпе и помогал собраться брату, которому явно не помешало бы ускориться. Хотя как раз Броккен в армии служил, в отличие от Гербеса.
Когда пришло время отдавать долг Родине, 18-летний Гербес руководил пятью палатками, ахово торговавшими инопланетной жратвой. Далеко не всякий отважится попробовать пушистые яйца яичного трясуна с кровью вертушечных проституток, поражённых проксиманским спидом, или варёную кожу динозавра-клоуна со вкусом отборного грима, щедро приправленную андромедским сахаром, добытым из расщеплённых тел наёмных убийц Светлого сестринства, у которых никогда не работает дверной звонок. Были товары и попроще: пучеглазые ветки ассорти, сладкие коготки свекрови (поштучно), солёные лапы тёщи (в одни лапы не больше двух лап), зубастые железные камни на развес, зефир из гнёзд трубчатых шимпанзе с планеты Кусь-Кусь, который может содержать следы детёнышей трубчатых шимпанзе, перемолотых фабричными механизмами по недосмотру персонала (человеческий фактор), что, как правило, не приводит к летальному исходу, если у вас имеется третий желудок и запасная печень.
Дельце мелкое, ненадёжное, но кой-какую прибыль приносило. Гербес взялся за него в расчёте занять свою нишу на рынке. Не пошло. Уже потом, работая над ошибками, Гербес сообразил отказаться от длинных непонятных названий, а такие слова, как “поражён”, “проксиманский спид” и “проститутка” заменить на “благословен”, “утешение ангела” и “святая женщина”.
С малых ногтей Гербес испытывал пагубное пристрастие к финансовым махинациям и совершал их даже тогда, когда в том не было необходимости. И к ним же прибегал во избежание банкротства. Однако по неопытности запутался в финансовых махинациях и превратил вероятное банкротство в банкротство неизбежное. Палаточная пенталогия, хаотично дребезжа каркасом в медном тазу, пронзительно засвистела и газанула в трубу. Оставшейся суммы, укрытой от судебных приставов, как раз хватило на покрытие долга Родине. Врачи согласились взять деньгами, но сказали, что Родина свою долю обязательно получит. Долг Родине, так сказать, платежом красен.
Гербес не хотел служить Родине, Гербес хотел зарабатывать деньги. Он обжигался на ошибках, но не так сильно, чтобы потом каждый раз дуть в унитаз, прежде чем сесть на него.
Ошибаются все, даже лучшие из лучших. Известный герой Пацанской войны капитан Параноик из-за плохой видимости лазерным взглядом разрезал самолёт с сотней гражданских беженцев на борту. Знаменитый ас Покрыхин с планеты Республиканская Песочница начал свою боевую карьеру в войне с планетой Стальных усатых маршей с того, что очередью из плазменного пулемёта лихо сбил республиканский бомбардировщик СРУН-02.
Известный политик Языкачесальд Трап-Тарарап четырежды становился банкротом, а потом вдруг стал президентом планеты Звезданутых. Но даже для звезданутцев это оказалось чересчур, и на второй срок Трапа-Тарарапа не переизбрали. В памяти многих звезданутцев он остался самой тупой, безмозглой и толстожопой пародией на президента. А такого у звезданутцев, знаете ли, далеко не всякий удостоится. Только самые великие.
Палочку президентства у Трапа перехватил и, повинуясь оральному инстинкту, послюнявил во рту, перепутав с карамелью, некий многозначительный старец Банджо Плохайден, начавший правление с череды незамедлительных ошибок и сложных отношений с велосипедами.
Пребывая на некой выставке, Плохайден взял детский велосипедик, сложенный вдвое. И тут его лицо обрело классическое выражение: “Где я? Кто я? Кто все эти люди? Какого хера я взял этот чёртов велик?!” Плохайден озадаченно вертел велосипед в руках, прикидывая, как бы половчее избавиться от него, пока на помощь президенту, оказавшемуся в затруднительном положении, не ринулся ближайший мальчик. Дальнейшее развитие событий профессионально сокрыл охранник президента, заслонивший собой камеру. Двое других подоспевших охранников отвлекли оператора тем, что ненавязчиво взяли его под руки и увели в неизвестном направлении, уверяя, что всё будет хорошо.
Через три дня, катаясь на велосипеде, Плохайден остановился перед кучкой журналистов, картинно упёрся ногами в землю, руками – в руль и приступил к обязательной ежедневной раздаче порций ослепительных улыбок.
И вдруг, когда, казалось бы, ничто не предвещало беды, ни с того ни с сего, без всяких предпосылок и предупреждений, шмякнулся на землю, будто кто-то невидимый резким ловким движением выдернул из-под ног президента невидимый коврик. Президента тут же подняли. Да и правильно. Негоже президенту валяться в дорожной пыли. Не затем его выбирали.
Похоже, Плохайден родился задолго до того, как изобрели велосипед, и пока ещё не приспособился к нему. Так сказать, соприкоснулось несоприкосуемое. Надо заметить, что дата рождения Банджо Плохайдена настолько засекречена звезданутым правительством, что даже у самого Плохайдена нет доступа к этой информации.
В молодости Плохайдену нравилось ездить на прытких 300-килограммовых бородавчатых бредоносцах, которые частенько сбрасывают неопытного ездока. Вот и ударился сознанием о внезапный флешбэк из своей юности, когда он ещё не совсем владел искусством езды на бредоносце, и по устоявшейся привычке упал. Однако Плохайдену ни разу не приходилось складывать и раскладывать прытких 300-килограммовых бородавчатых бредоносцев. И тут он дал маху.
В общем, ошибаются все. И великие и невеликие.
– Да откуда я знаю! – огрызнулся Броккен. – Тебя послушать, так пришельцев хлебом не корми, дай только кого-нибудь похитить.
– Сдался им твой хлеб... Да не спи ты! Задолбал своим трансом! Собирай рюкзак! Я что ли все твои вещи должен тащить? Бери необходимое: полотенце, мыло, бритву, презервативы... Деньги не забудь! Человек, способный расплатиться за себя, вызывает уважение. А, да откуда у тебя деньги… одни капканы в шкафах. Надо срочно валить отсюда, пока серожопые не передумали и не явились за тобой. – Гербес захлопал по карманам куртки и штанов. – Проклятье, где же мой фитнес-браслет со встроенным рассказчиком анекдотов? Мне его Ландри подарила. А, вот он, за пазухой, у самого сердца... Эх, Ландри, Ландри, где ты теперь, с кем ты сейчас? Этот браслет – единственная память о ней… Если не считать её розовой кружки с недопитым каркаде, которую я не стал мыть. Теперь это неприкасаемая грязная кружка. Она так и стоит там, где её оставила Ландри вместе с блюдцем, на котором остался её недоеденный бутерброд. Бутерброд я долго тёр о свои губы в надежде вновь ощутить вкус её губ… и не удержавшись, съел его, давясь ненавистью к Ландри и жалостью к себе. И подавился. Пришлось допить и каркаде.
– Ландри в Новаскоме в активном поиске, таков её статус, – сказал Броккен. – Пишет, что ищет спутника, умеющего зарабатывать деньги, но при этом не думающего о деньгах.
– Как и твоя суженая, – сухо сказал Гербес. – Твоя тоже в Новаскоме и тоже ищет привлекательного молодого маргинала, читающего, умного и не пьющего. Удрали от нас и активно ищут нас, засевши в столице... Эй, какого Асмодея ты шаришься по страничкам моей бывшей?
– А ты какого Левиафана шаришься по страничкам моей суженой? – хладнокровно парировал Броккен.
Ему не хотелось говорить о Вероне, потому что он и без того часто о ней думал. Гербес тоже не особо горел желанием развивать тему бывших. Оба брата всё ещё вздыхали о девушках. Верона ушла от Броккена в непростой для него период чрезмерного увлечения земляным самогоном (то, что падает, стоять не может) и чересчур активного участия в жизни шуршенских маргиналов.
Ландри же посчитала, что Гербес слишком много думает о деньгах и слишком мало о ней, испугалась, что он её разлюбит, когда разбогатеет, и поэтому решила разлюбить его первой. А когда Ландри разлюбила его, то посмотрела на Гербеса трезвыми глазами и решила, что он некрасивый и скучный. И чего она в нём нашла, ей совершенно непонятно.
Недолго думая, обе девицы, поплакав друг дружке в упругие груди, собрали манатки и умчались в Новаском, оставив вместо упругих надушенных грудей вялые душные записки. В записках говорилось, что если их встреча была не напрасной, значит им суждено встретиться ещё, а если их встреча была напрасной, значит так тому и быть, просто надо уметь отпускать дорогих людей.
Логики заключительной фразы покинутые парни не поняли. Зачем вообще отпускать дорогих тебе людей, если можно не отпускать? Тем более, что девушки их не отпустили, а по факту бросили. Так бы и написали: надо уметь бросать дорогих тебе людей. И по всему выходило, что парни любили девушек куда крепче. Гербеса никакие деньги не могли отлучить от Ландри, а Броккена отлучить от Вероны не могли никакой самогон и никакие маргиналы, что тоже очень логично. Ни самогон, ни маргиналы не обладали упругими грудями.
– Я не понимаю, кто такие эти ГМО? – сказал Броккен. – Ну коров распотрошили, ну и что? Ну местных похитили, ну и что? Понарошку же, типа припугнуть, чтобы местные под ногами не путались. Инопланетян никто не тревожил, и они никого не тревожили, всё по-честному.
– Нужный человек не в том месте может спалить мир в горниле войны, Брокк. Какая тебе разница? Твоя проблема в том, что ты слишком много думаешь и пытаешься всех понять, даже мудаков и дебилов. А их не надо понимать, с ними надо учиться взаимодействовать или избегать их. Как мы сейчас и делаем. Мы учимся взаимодействовать с пришельцами, избегая их.
– Вспомнил! Капитан Спайс говорил, что это его коров прирезали. Нет, ну не нельзя же так из-за коров расстраиваться…
– Я не понимаю, на чьей ты стороне? На стороне пришельцев что ли, которые в любой момент могут тебя похитить, чтобы заставить под пытками дать показания против Бесконечного мира? Похищали понарошку, но похищали же. Всё! Я готов.
Гербес застегнул рюкзак и обернулся. Броккен как стоял с пустым рюкзаком посреди комнаты, так и продолжал стоять.
– Ты дебил?! – разорался Гербес, который страшно трусил и от страха торопился, как на последний в этом столетии поезд из ада. – О, курва, о, курва, проклятие фараонов! Быстро собирай вещи! Ай, чтоб тебя, дай сюда!
Охваченный нетерпением Гербес выхватил у Броккена рюкзак и убежал в ванную. Броккен пошёл в прихожую одеваться, когда в дверь постучали. Броккен подкрался к двери и заглянул в глазок.
– Не открывай!! – придушено прошипел Гербес из ванной.
Как ни странно, стучал тот тип в футболке с чужим. Не отстёгивая цепочки, Броккен мягкотело приоткрыл дверь.
– Да?
– Можно войти? – спросил человек в жёлтой футболке и ослепительно улыбнулся.
– Зачем? У меня сейчас нет времени.
– А так время найдётся? – продолжая ослепительно улыбаться, поинтересовался человек и наставил на дверь пистолет, который до этого прятал за спиной.
Ствол пистолета состоял из прозрачного цилиндра. Внутри цилиндра переливалось что-то красное с чёрными вкраплениями. Прозрачный ствол предохранял поясок из металлических пластин.
Броккен, не стал разглядывать ствол столь же подробно, как описал его автор. Он мгновенно захлопнул дверь и щёлкнул замком. За дверью раздалось мягкое жужжание, всасывающее и нарастающее. Жужжание разродилось хлопком. Из середины двери вылетела приличная её составляющая в форме обкусанного круга. Кусок плашмя влепился в Броккена и повалил с ног. На мгновение Броккен ощутил себя звезданутым президентом, парящим в ореоле славы.
Человек в жёлтой футболке добил ногой отщепенившийся нижний край, пролез через брешь, услужливо поднял с Броккена угодивший в него деревянный снаряд и прислонил к стене.
Затем он навёл пистолет на стену и нажал на спусковой крючок. Снова раздалось жужжание. В стене образовался портал, овал от пола до потолка. Овал состоял из богатого на оттенки фиолета, в котором расширялись и сужались жёлтые точки. Портал имел светло-кремовую рамку и издавал пульсирующее гудение.
– Заходи, – велел человек и показал пистолетом на портал.
– Куда? – спросил Броккен первое что пришло на ум.
Похоже, Броккен страдал от смертельно опасной мании задавать вооружённым людям идиотские вопросы.
– В Фэроут, разумеется, совету правдивые показания давать, – нетерпеливо пояснил человек и потянул носом. – Чем тут у вас так воняет?
Броккен подниматься не спешил, но не по трезвому размышлению, а просто от страха.
