Текст книги "Грим Аврора"

Автор книги: Сергей Ануриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– А судьба где в этой истории? – спрашивал Макс с едва приоткрытым ртом.

– А судьба в воздухе, она всюду следует за нами, но при этом остается неизведанна нашему четкому пониманию, ей свойственно помогать нам, она притягивает нас к верным решениям или, наоборот, затягивает к провалу глубочайших ошибок. Главное не останавливаться, не оберегать свой мозг от мыслительной деятельности. Чем больше размышляешь, тем больше ты обогащаешься новыми целями, и жизнь становится как бы многослойным пазлом. Картина приобретает характер многообразного сюжета.

– Твои мысли определенно имеют смысл. Хорошие, достойные размышления, мне необходимо немного переварить их. – Макс явно был воодушевлен моим повествованием.

– А с тобой приятно вести беседу. Макс, нам необходимо будет воссоздать этот вечер, если ты, конечно, хочешь повторно увидеться со мной.

– Без сомнений, я очень рад знакомству с таким занимательным собеседником.

Макс написал на листочке, на котором разместились чертежи моей теории пазла, номер своего телефона.

Ночь плавно перемежалась в рассвет, приятный разговор протекал до абсолютного опьянения, сменяя бодрую эйфорию неосмотрительным безрассудством.

Глава 1.3 

Предание забвению

Пепел рассеивается по воздуху. Ветер ускоряет процесс разложения сигареты в моей руке. Мой взгляд присох на развитие тленной процедуры, изредка отвлекаясь на томные тучи, проносящиеся по небу. Моросит дождь, порывы воздуха помогают закончить создание картины апокалипсиса, иначе не назовешь. Люди в городе подверглись вымиранию. Исчезли, эпизодически мелькая от дверей машин в направлении задуманных в их голове пунктов назначений.

Я, словно око, наблюдаю за поведением опустошителя, поглотившего мегаполис.

Повторное дуновение ветра прикончило за меня сигарету. Капли воды, падающие с неба, участились, прогоняя надзирателя, мешающего вершить первозданный хаос непогоде.

Неминуемо приближался вечер, а мне только сейчас удалось прийти в себя после приятного времяпровождения с Максом.

Давид уехал с родителями в неизвестном направлении, кинув пару слов текстовым сообщением. Кто вообще еще так делает?

Одинокие комнаты истощают вдохновение. Мне необходимо срочно вырываться из заунывной обстановки и двигать прямиком в компанию чего-то неясного и крепкого.

Темнота заинтригованно сгущалась, противореча сезону. Всему виной фригидная погода.

Я вышел из машины. Кругом созерцала непроглядная ночь. Воздух промерз, решительно подвергая разум забвению о факте присутствия в городе лета. Я снова решил не утруждать голову и остановился в привычном заведении. Оно с каждым вечером привязывало к себе, подобно одушевленной субъединице.

Меня проводили через оживленное скопление людей к столику. Я изъявил желание закрепить его за собой на весь месяц вперед. Сообразив заказ, включающий в себя добротный напиток и что-то из мяса, я начал искать глазами, задаваясь вопросом о том, с кем провести сегодняшний вечер.

Беспокойный фон мешает собраться мыслям в чистую волну, вытворяя в голове радиопомехи.

Человеческий балаган – парочки с прожигающими друг друга взглядами, всечасные алкоголики, шумные компании, резво поглощающие шоты, завершают восхваляющие тосты звонким биением рюмок о стол.

Никуда и без сморщенных лиц официантов, суетливо разрезающих пространство, пытающихся успеть удовлетворить просьбы каждого клиента.

После приема нескольких стаканчиков полюбившейся моей душе жидкости представленная канитель начала приобретать еще более непонятный салат людских смешений. Боясь окончательно растерять свой философский потенциал, я принял решение пробраться сквозь безумие, поскорее к свежей прохладе улицы.

Вдыхая неутомленные потоки воздуха, одновременно проводя ингаляцию легочной ткани сигаретным наполнением, моя голова вертела идеи на сегодняшний праздник жизни.

Эту ночь я предпочту провести в женском окружении. По завершении ингаляционных мероприятий мое тело побрело в налегающем дурмане обратно в бар высматривать милую особу. Кто-то обязательно сможет составить мне компанию в чертах пьяного хаоса. А может, и за его пределами.

Проголодавшийся зверь зашевелился в штанах от возникших мыслей. Животный инстинкт усиливал активность розыска той самой, что сможет разрешить внезапно возникшую инициативу. Никого не обнаружив в диапазоне видимого обзора, шатающиеся ноги поплелись назад к столику к дальнейшему распитию топлива. Яички сводило тянущей болью, они подавали сигналы мозгу о неприемлемости продолжения сексуальных воздержаний.

Я наливаю темный напиток с терпким ароматом трав, подвижно сливавшихся в окружающем меня воздухе с запахом спирта и примесями хвойных добавлений. Неожиданно в пределе исследовательского периметра мой взгляд уловил девушку. Она была высокой, в коротком черном платье. Шатенка обладала шикарной фигурой – налитая грудь, изгибы намагничивали внимание. Взгляд так просто и не опишешь, в нем было что-то неведомое для меня, тайна загадочных эмоций. В нем скрывалось и одновременно читалось знание собственной ценности. Гордая, подавленная, задумчивая девушка. Хочу представить себя.

Потеряв контроль над собой, я желал быть замеченным ею. Меня притягивала ее воля, она, подобно гравитации, тянула к познанию себя.

Собравшись с силами, я поднялся из-за стола для завоевания внимания сложной персоны.

– Здравствуй. Разрешишь наполнить привлекательное одиночество твоего вечера? – мой голос уже насытился нотками пьяных звучаний, но ей же не было известно его истинных фонаций.

Растерянный взгляд, немного помешкав, дал согласие кивком головы.

Я пригласил ее за столик, где процветала моя алкогольная эпопея.

– Присаживайся. Я махнул рукой, подзывая к нам паренька в униформе.

– Заказывай, что пожелаешь, – предложил я красивой незнакомке.

– Нет, спасибо, пока ничего не хочется, – ответила она, не отрывая своего взора с меня. Ее голос был слегка прожжен, но это лишь придавало силу ее влиятельному явлению.

– Я Филипп, – не желая терять драгоценного времени, я решил разогревать наше знакомство, на автомате подключая свои обольстительные способности.

– Называй меня Моник. – Она была немного уставшей или чем-то опечаленной. Зрачки потерянно блуждали в радужке, выдавая отсутствие настроения в глубине души.

– Хорошо, Моник, может, чего-нибудь перекусишь?

– Я лучше выпью.

– А это твое настоящее имя? Мне что-то подсказывает, что Моник – образное название себя. – Внутри закралось сомнение, и я решил выяснить правдивость своих предположений.

Суматошный паренек, скрывшийся с виду пять минут назад, вернулся к нам, похлопотав о моей просьбе.

Моя рука встревожила бутылку, скучавшую в алюминиевой емкости, заполненной льдом.

– Выпьешь?

Она пыталась избежать внятного ответа на предыдущий мой вопрос, теряя пространство настоящего.

– Что именно выдает мое выдуманное имя? – озадаченно спросила она.

– Могу предположить, будь это твое настоящее имя, то ты не начала бы представления себя со слов, называй меня.

– А от тебя ничего не скроешь, позволю себе предположить, что ты работаешь в юридической сфере? – Моник расцветала, вовлекая себя в игру презумпции.

– Да ты и сама не промах, прозреваешь в самое яблочко, – подыгрывая ей, отвечаю я, немного смущенный правым предположением собеседницы.

Наши глаза встретились в одобрительной симпатии. Что-то в ней было, что заманивало меня, как мотылька, летящего на свет, за которым подстерегала неминуемая гибель.

– Что привело тебя в этот бар? Мне не приходилось раньше видеть тебя здесь, да и такие красавицы сюда редко заглядывают, – словно подливая обольстительного соуса в пикантное блюдо, я воспроизвел вопрос наружу.

– Наверное, что и тебя: скрасить вечернее одиночество в компании приятного партнера.

Наша беседа разгульно развивалась в шумном помещении. Она знала, о чем говорит, и понимала, о чем говорит. Меня затягивали ее сознательность и глубокомыслие.

– Выпьешь еще? – Не буду отрицать, меня интересовали не только мысли, запрятанные в трезвых рамках.

Она молча кивнула, совершая плавное движение головой, что заставило длинные пряди волос проступить вперед, несколько из них прилипли к накрашенным темно-коричневой помадой губам.

– Давай выпьем за красивый вечер, за великолепный вечер, застигнувший нас врасплох, – поднимая стакан, предложил я тост. Приятная музыка исполняла нужную атмосферу, заряжая в нас романтический настрой.

– Давай! – Ее лицо сморщилось от половины выпитого стакана, демонстрируя реакцию жесткого содержимого.

Мы разговаривали в милом течении времени, не вдаваясь в дебри глубоких личных загонов. Общение помогало нам проявлять потерянные воспоминания, добывали забытые кусочки своей жизни, придавая вечеру уютный семейный окрас.

Маргинальная парочка неподалеку от нас подбежала к музыкальному автомату. В помещении зазвучала медленная музыка, приглашая нас присоединиться к парному танцу. Знакомство перешло в свидание, а свидание приблизилось к флирту и намекам. Нас захлестнуло в полете двух одиноких людей. Ее волосы возбуждающе развевались в тесном соприкосновении. Притягательный запах. Мне хотелось опробовать их на вкус. Я жаждал поскорее овладеть ею.

Последующая песня оказалась не менее романтичной, что подвигло нас не сопротивляться презентам судьбы и продолжить танец. Мои руки скользили по изгибам сексуальной фигуры. Меня отделяла от нее только ткань платья. Обворожительная улыбка. Не удержав своего желания, я притянул губы к ее губам, погрузив нас в страстный поцелуй. Сердце дребезжало от удовольствия. Одурманенные притяжением, мы отправились на улицу обдать возбуждение прохладой ночи. Снаружи шел дождь. Я вдыхал потоки свежести, восстанавливаясь от спертого воздуха помещения. Легкая одышка минувшего танца в обычной манере толкнула на мысль о необходимости избавления от пагубной привычки, но здравое помышление встревожило меня на время. Освободив мозг от гнета неуместного рассуждения, наши губы вновь соединились в насыщенный поцелуй.

Вскоре мы вернулись за стол. Я испытывал приятный страх юности. Мне было страшно спугнуть ее спешностью действий. Чтобы потянуть еще немного время, я решил узнать у Моник ее мысли на тему о смысле жизни.

– Моник, что ты думаешь о значении человеческой жизни? – Мой взгляд и голос одаривали ее заинтересованностью. Познание сторонних смыслов зарождало во мне собственное течение. Этот вопрос мандражировал мой покой. Мои слова встревожили ее залипание. Она вздрогнула в пробуждении и переспросила меня.

Я повторил, нагнетая свой внутренний мир в замирание предстоящего ответа.

– Непросто дать однозначный ответ. Я сейчас посещаю психотерапевта, пару встреч назад от него поступил похожий запрос. Он дал мне время до следующего сеанса, но я и близко не приблизилась к нелегкой разгадке безответного суждения.

– Он поручил мне выполнить задание создать картину мира, в котором я буду чувствовать себя счастливой. – Она терялась в собственных фантазиях, периодами возвращаясь ко мне.

– Вот вроде бы простое поручение, а оно претворилось в неподъемное решение для моего воображения. В предыдущие интервалы своей жизни мне не приходило в голову задумываться на такие темы. Я посвящала свою жизнь другим людям, всерьез не относясь к себе. Как бы растворяла свою действительность в чужой обыденности.

Иногда люди оценивают слова или поступки как глупые, только мне видится моя жизнь как одна сплошная изрядная глупость. Неосознанный путь. Под таким видом я волокла себя на протяжении десяти лет. Покупки тряпок, рестораны, побрякушки, драгоценности и другие пустые радости вошли в мое типичное постоянство. Они стали стандартом моей жизни.

Я не была несчастна, напротив, мой уклад в целом удовлетворял мои устои бытия. Вкусная пища, покупки, регулярный секс – что еще нужно было мне? Задай мне такой вопрос лет пять назад, мне бы не пришло в голову искать осмыслений, чтобы найти себе ответ.

Бездумная волокита и не более – это мое былое все. Извини, кажется, я забыла, какой был изначально вопрос, не мог бы ты мне помочь вспомнить его?

Пребывая в легкой загрузке, я допил алкогольное содержимое стакана и, осушив губы салфеткой, повторил вопрос.

– Верно, мы начали со смысла жизни! Для меня суть человеческих дней – последствия, ради которых мы готовы осуществлять какую-либо деятельность. Своеобразная начинка далеко несладкой выпечки. Мне вырисовывается жизнь, как стройка. Наше существование возводится, как некий дом. По кирпичику возносим стены, образуем окна, открываем двери. Образуя величайший проект под названием – жизнь.

Дом, а именно его содержимое, напрямую связан с людьми, которых я впускаю в него. Чем больше гостей, тем насыщенней жизнь, но сохраняя условие, что мы что-то приобретаем от посетителей. Не используя в проекте участие людей, концентрированной постройка не получится.

Наверное, мой взгляд на жизнь самобытен. Я жду сладости от выполнения намеченных задач, и это крутится за счет окружающих меня людей.

В моем случае я не искала для себя смысла, и люди, которые приходили ко мне в дом, мне не было интереса что-то перенять, чему-то научиться у них. Фундамент моего дома просел, и окон толком так и не образовалось, лишь сотни дверей. Пути его регенерации мне не известны.

– А почему в твоем доме только двери, где же окна?

– По всей видимости, я впускала в свою жизнь множество людей. Они заходят и тут же уходят, при этом не оставляя в моей душе ничего. Я изначальный макет. За долгое время во мне накопилось столько непроглядной, темной пустоты, путей выхода сгущениям которой выхода не найти. Это и привело меня в бар. Я совершаю попытки воспоминания себя. Мне хочется разбавить тьму, засевшую внутри.

Ты, наверное, думаешь о том, какая я бестолковая. Люди во всем мире ищут способы излечения тяжелых заболеваний, варианты сохранения природы и мира, а она страдает по себе.

На моем лице вырисовывалась улыбка.

– Да какая же ты глупая? Напротив, я бы назвал тебя умнее многих мне знакомых людей. Во-первых, я бы поспорил о желании людей спасти мир или найти лекарства актуальным болезням. Хочет ли человечество на самом деле найти ответы на волнующие нас вопросы. Но сейчас не об этом. Во-вторых, преткновения твоей души, на мой взгляд, не менее глобальны, чем пелена идеального мира, волнующая все человечество.

В первую очередь нужно найти согласованную идиллию внутри себя, а уже после браться за наделение мира новыми свойствами, так необходимыми свежим эмоциям. Не стоит возлагать на себя вопросы, которые в действительности не волнуют тебя. Зачем вступать на путь бескрайних степей, безнадежных дебрей, которые лишь запутают тебя? А вопросы, проектирующиеся в голове, что не являются аксиомой мировоззрения и которым ты не готова посвятить свою жизнь, их необходимо предавать абстракции. Ничего, кроме новой порции пустоты, они тебе не доставят.

Лицо Моник в очередной раз озарилось одобрением, по моему мнению, в ее чистилище мыслей осуществилась концессия. Дальнейшую беседу мы направили на достижение заключений, словесных партий, стараясь сохранить отсутствие механических суждений.

– Хочу отметить, что твой взгляд на жизнь интересен и небезоснователен. Его своеобразность и личностный характер привязывают к себе внимание. Ты высказалась, таким образом разъяснив представший перед тобой мир ясным явлением, а это заслуживает отдельной похвалы. Спасибо тебе за новые необходимые дозы для моих умозаключений.

После я поведал Моник свою теорию, тарахтевшую в извилинах моих полушарий.

– Филипп, поехали к тебе. – По всей видимости, я успел утомить ее разговорами. Перестраивая мозг, мои пальцы забегали по экрану смартфона в поисках вызова транспорта. Водитель не ввел нас в долгое ожидание, и через несколько минут мы отправились, очутившись на заднем сиденье в интимном объятии друг друга.

Автомобиль двинулся в сторону моей квартиры. Дождь мелкими каплями тарабанил по стеклам, усугубляя вид и без того кромешной непроглядности ночи.

Глава 1.4 

Мысль без удовлетворения

Взгляд – о чем он мне говорит? Всматриваясь в лица посетителей бара, я улавливаю чуждое течение мысли. Красивая девушка за барной стойкой пронзает глубину бутылок, расположенных напротив нее. Кинематографичный взгляд вызывает во мне искреннюю потерянность. Пустое осмысление. Она огорчена, в глазах спрятаны слезы. В руке изящно основан бокал шерри. Красное вино идеально подходит к статной внешности.

Только что, нарушив наблюдение, пробежал мимо меня парень с озадаченным взглядом. Намеренно? Нет, скорее взволнованно. Он спешит куда-то. Проследив за ним, мне стало понятно направление его забавных сокращений, они тянулись в сторону туалетов.

Бармен преподнес опечаленной девушке следующий бокал с вином. Она одухотворяла напиток, придавала ему ценность. Брови служащего за баром смещались в кучу, вырисовывая серьезные складки в межбровном пространстве. Его мысли, очевидно, где-то в теплой постели.

В самом отрешенном и темном углу зала сидит мужчина. Он добивал алкоголем оставшиеся крохи сознания. Интересно, наши с ним взгляды похожи? Его умозрение очевидно, как и мое, пытается найти ответы на терзающие душу вопросы.

В помещение зашел знакомый светловолосый парень.

Давид вернулся после продолжительного отпуска. Наконец мои одинокие вечера завершены. Возвращение друга приведет мою жизнь к излюбленным ритмам. Я торжественно поднялся из-за стола и двинулся к нему навстречу. Преисполненный радостью, я буквально набросился на него, трепетно зажимая его в своем крепком объятии.

– Давид, рад видеть тебя, – оживленное приветствие друга неосознанно синхронизировалось с взмахом руки официанту. Неконтролируемая привычка, свойственная моей манере делать сразу несколько дел.

– А как мне приятно видеть тебя. Дружище, что с внешним видом? Тебя жизнь совсем не щадила в мое отсутствие.

Меня одернуло от него. Примесь из подозрений, возмущений и недопониманий задержалась во мне.

– О чем ты говоришь?

– Филипп, не делай вид, что не понимаешь, о чем идет речь. – Его мимика озадачилась.

– Позволь для начала я тебя спрошу, как долго ты уже пьешь? И вот еще, что никак не пойму, пьянство препятствует тебе соблюдать нормы гигиены?

– Разве я плохо выгляжу? Давид, в чем дело? Что ты набросился на меня? Откуда столько агрессии? – Во мне заговорили задетые чувства. – Плохо отдохнул? В чем причина всей неудовлетворенности?

– Да ладно, парень, успокойся. Что я такого сказал. Я немного шокирован твоим внешним видом, даже не сразу признал тебя. Агрессии нет, ты себе надумываешь.

– Шокирован? Ты шокирован моей внешностью? – Нелепая критика задела меня.

– Я не хочу продолжать этот разговор, Филипп, ты явно не в себе сейчас.

Давид пытался сделать вид, что хочет закрыть тему, умело подогревая конфликт. Я не пытался сопротивляться его откровенным провокациям.

– Ты все же, как я понимаю, что-то хочешь сказать мне. Не сдерживайся, говори как есть.

– Что мне говорить? Тебе достаточно взглянуть в зеркало. – В его голосе слышалось осуждение, переплетенное с иронией. Он недостойно преподносил мне замечания, исполняя между делом насмешку. – Могу помочь. Я начну. Небрежная щетина, растрепанные волосы, отекшее лицо, мешки под уставшими глазами, я молчу про запах перегоревшего алкоголя, смешанного с парфюмом. Одежда неопрятная, мятая, в чем уснул вчера, в том и пришел сегодня.

– А кто тебе говорил, что я вообще куда-то уходил? Тебе лучше молчать, Давид. Так умнее смотришься. Я отдыхаю. Устроил здесь драму распущенной молодости. Ой, Давид, что с тобой? Посмотри скорее в зеркало, у тебя вот здесь прядь волос выбилась из строя.

Разозлившийся Давид, не сказав ни слова, развернулся в сторону выхода. Официант, оказавшийся свидетелем нашей перепалки, растерянно стоял в стороне, опасаясь, что сейчас может достаться и ему.

Шумные компании нервировали поломанное равновесие. Я выпил залпом последующий заказ. Мышцы лица свело от резкого поглощения большой порции напитка. Он был прав о переизбытке в моей жизни алкоголя. Мне не следовало так реагировать на слова друга. Я понимаю, что дело во мне, но признавать слабость всегда нелегко. Избранный путь обвинения проще позиции раскаяния.

Мне не хочется продолжать контакт с ним. Зачем он только вернулся? Давид подошел через несколько минут, сообщая о своем уходе. Он хотел, чтобы я последовал за ним.

– Куда мы отправимся? – спросил его я, запрыгнув в машину.

– Подвергаться отвлекающей релаксации. Думаю, нам обоим не помешает перезагрузить вечер.

Мы ехали больше часа. Дорога загоняла в утомление. Ночное освещение города сменилось панорамой грубейшей темноты, оставляя для нас минимальные ориентиры вдоль дороги – фонари. Машина двигалась в неведомом направлении, все дальше отдаляя меня за черту города.

Вскоре свернув в лесополосу, я догадался, куда едет Давид. Преодолев высокое ограждение, для нас открылся вид на выдающийся особняк – выразительное сооружение. Высокий забор, дорогостоящая облицовка, шикарные сады. Владельцем всей этой помпезности был отец Давида. Насколько мне известно, здесь часто проводились светские приемы так называемого высшего сословия общества.

– И что мы собираемся здесь делать? – я адресовал вопрос, не понимая необходимости прибытия.

– Филипп, признайся себе, ты нуждаешься в сторонней помощи, пожалуйста, не противься и дай сделать так, как будет лучше для тебя.

Как же я не люблю опеку. Я согласился на многое противоречивое, чтобы скорее сбежать от назойливых нравоучений родителей. И вот, получив долгожданную свободу, пусть и частично мнимую с облаками домашней кабалы, он берется снова поучать меня. Нет, я не хочу получать наставления. Где, какой в этом смысл?

Непроглядность в доме заместилась ярким светом. Еще в холле я прочувствовал тщеславную пропитку дома. Люксовый достаток вычурно навязывался посетителям иллюзорностью жирного благополучия.

Я расположился на диване в гостиной. Тело кинуло в дрожь от температуры в доме, она ощутимо была ниже положенной нормы. Закинув в рот сигарету, я повсеместно проводил обзор комнаты. Мой взгляд приковала коллекция виниловых пластинок. Прихватив со стола пепельницу, я принялся листать коллекцию. Пролистывая содержимое полки, мой разум затих в воображаемом далеком прошлом, когда люди воодушевленно, так же, как я сейчас, листали тысячи пластинок на прилавках торговых лавок, желая найти нужный им экземпляр.

Внимание привлекло размытое лицо на красном фоне. Пластинка из нереальных тысяча девятьсот восьмидесятых. Проникнувшись родственной фотографией на картоне, я извлек пластинку, устанавливая ее в проигрыватель. Игла позиционирована на стартовую дорожку. Тишина. Скрежет. Полился странный звук, погружающий в несуществующую ностальгию. Духовная кома. Реальность покинула тело. Дым от сигарет добавляет безумного шарма. Страдания, я чувствую его в их голосах.

Мой слух отдан незнакомому голосу, а зрение отправлено в измотанный тлен. Меня медленно распирает в странном танце дня. Голоса нагоняют и снимают тревогу. Я продолжаю курить, пролетая в круговороте, позволяя раствориться себе в творении истории. Иллюзия слов – точность момента. Зачем стараться удержать? Запал целует. Он не покинет меня. Я опустился на колени. Сигарете в руке не хватало выпивки. Безудержная мания расслабляющей жидкости не давала мне полноценного покоя. Я принялся ползком шарить, жаждая удовлетворить навязчивую идею. Интоксикационная потребность была не управляема мной. Легкий мышечный тремор в сочетании с приливом пота немного усложняли поиски.

В гостиную зашел Давид, его лицо отреагировало негодованием, завидев меня.

– Здесь нет выпивки, Филипп, старания напрасны. – Он ликовал, насмехался над моей слабостью. Его взгляд переполняло упоение моими невзгодами.

– Зачем ты меня сюда привез, я хочу уйти. Не желаю ни минуты продолжать пребывание в этой пафосной усыпальнице.

– Успокойся. Мы пойдем сейчас в сауну, я приведу тебя в порядок настоящими мужскими способами. Через пару дней благодарить меня будешь.

Я не понимаю, о чем говорят его глаза. Зачем ему возиться со мной?

– Соглашайся, ты ничего не потеряешь, оставшись на пару дней за городом, хочешь, позовем девочек. Свежий воздух, баня, бассейн. Завтра приедет массажистка. Можем вместе намазать ее маслом и размять, как мы это умеем.

Ему не дано понять моей потребности. Разложение души – чувство, сравнимое с беспамятным голодом. Какая тривиальность. Мой организм побуждали другие желания. Избитые предложения не в силах привлечь внимание. За время отсутствия Давид перешел в стандарты общепринятых фигур – пошлая предсказуемость не насыщает сферу познаний.

– Мне надо подумать.

Уткнувшись коленями в пол, я продолжаю слушать тревожную музыку, приветствуя мысли для принятия правильного решения. Моя особенность, вне всяких сомнений, изменена. Обыденный каскад не дозволяет отдохнуть в плоскости.

Покинув музыку, я поднялся с пола, чтобы сообщить Давиду о том, что останусь на одну ночь. Утром я отправлюсь обратно в город. Он не стал возражать.

                                        * * *

Что-то внутри меня говорило о безопасности. Давид сидел рядом, откинув голову назад на кафельную стену. Неспокойные потребности мешают уловить отдых.

– Давид, открой глаза. Скажи мне, в чем ты видишь свое предназначение?

Неохотно раскачиваясь, прогибая позвоночник до хруста, он приоткрыл правый глаз.

– Ты сейчас действительно хочешь разговаривать?

Я кивнул головой.

– Филипп. Все просто. Конкретность. Я отчетливо вижу свой смысл в конкретных дополнениях, они наполняют меня. Первое – удовольствие. Где удовольствие, там и моя жизнь. Всемерное движение. Я ради наслаждений. Не буду вдаваться в подробности. Мы из одной среды, сам знаешь, как мы достигаем максимума.

– Конечно, я не могу без значимости и превосходства.

– Превосходства? – перехватив речь, переспрашиваю Давида.

– Рельефная исключительность в собственном преподношении. Колоритное первенство в делах. Для меня важно быть первым во всем. Наслаждение властью. Быть значимым и превосходительным. Карьера, приобретения, девушки – для себя только лучшее. Преобладание наделяет уверенностью. В этом кроется моя сила.

– Неожиданно. Почему так важно превосходство? В чем весомость этой материи? Правильно понимая тебя – твое время идет ради фантастичного преимущества над другими людьми?

Я не хочу критиковать, без выпивки тяжело принимать несвойственные теории.

– А разве для тебя положение в обществе безразлично? – Был бы ты важным сегодня без своих возможностей? Тебя выделяют с первого сердцебиения. Ты, как и я, из среды финансового благополучия. Лучшие школы, университеты, машины, подруги – я помню такого Филиппа.

Давид резко реагировал на обусловленную потребностью критику. Неуверенность в собственных мыслях – только так я расцениваю оказываемую реакцию.

– Мне и представить невыносимо, будь я обычным человеком среднего или ниже среднего класса. Тем, кто изначально обречен на поражение многих стремлений. Мир, в котором прописаны провалы любых отправных точек задумки. Превосходство – неотъемлемая структура нашей с тобой жизни.

Давид непоколебимо продолжает изрекать свои убеждения. Он яростно обороняет устои обыденности, не имеющие по сути отношения к вопросу о предназначении. Пролонгируя ответ на мой вопрос, мне довелось познать следующий пункт.

– Следующее дополнение неуклонно самое важное для меня. Секс занимает первостепенное место в моем списке вкуса жизни.

– А разве он не относится к удовольствию? – Его соображения размножали сомнение. Насколько правильно понят поставленный вопрос? Во мне накипал неприятный осадок. Пусть он замолчит. Находиться в его окружении и продолжать слушать бред я не намерен.

– Нет, секс следует выделить отдельным номером. Я с тобой согласен, секс – прямая разновидность удовольствия, но как бы то ни было, эффекты, оказываемые на меня горячим процессом, не сопоставимы с прочими видами утешений. Я не понимаю отсутствие близости. Для меня такие допущения противоестественны, по крайней мере, сейчас.

– Ты слишком много придаешь значения сексуальным ощущениям? – беглыми штрихами бормочу невнятным языком комментарии.

– Не исключено. А твои сексуальные потребности больше не на былом уровне? Пьянство сделало свое дело. Я за тобой раньше не поспевал. Девушек, обработанных тобой, ведь не счесть, – а вот и снова озлобленный Давид отреагировал негативным тоном.

– Почему же? Мои сексуальные инстинкты сохранены. Только вот зачем устанавливать животной потребности ранг, именуемый приоритетом жизни. Давид, в чем причина твоих резких реакций на меня?

– А как я реагирую на тебя? Филипп, как давно ты стал таким нежным?

– Неважно, давай продолжай, поведай, есть ли еще важные дополнения в твоей жизни?

– Как представителю сильного пола, мне свойственно завоевание. Сделать свершения, которыми я смог бы гордиться до конца своей жизни.

Внезапно мое чувство защищенности сменилось предчувствием беды. Тревога без конца досаждала душевному пространству. Я не могу найти текущему чувству объяснений. Речь Давида пролетала мимо моих ушей. Беспокойство доминировало над всеми остальными видами чувств. Насекомые, как они здесь появились? Они хотят коснуться моего тела. Колонии мелких паразитов выползали из швов между керамических плиток. Унылые слова Давида утомляют меня. Хочу выпить. Я не могу в одночасье лишиться спокойствия. Где моя прежняя радость?

Я хочу, чтобы он замолк. Щекотливое ощущение мерзких лапок на своей груди вызвало резкий удар правой рукой по раздраженной области. Я надеялся уничтожить мерзость, посягнувшую на неприкосновенность.

Давид, недоумевая, смотрел на меня, как на психопата. Его выражение лица стало для меня своеобразной цитатой вечера.

– Все нормально, – успокаиваю его. – Продолжай. – Вынужденный запуск блевотного изречения немудрой мысли. Необходимо отвлечь его внимание от моих неполадок.

Мои мысли сосредоточились на тактильных безумиях. Я на сто процентов уверен в инородном и мелком прикосновении. Пот усилился. Соленая река, стекающая по лицу, усиливала неприязнь к самому себе. Видимый диапазон сужался. Отчетливая видимость растворялась. Мое тело растекается.

– Ты меня слушаешь? – озадачился Давид. Он подозревает, что со мной что-то происходит. – Может, принести воды? Тебе плохо?

– Немного тошнит. Видимо, алкогольные токсины выходят из меня.

Бредовые слова сладко зашли ему.

– Ты говори, мне так легче, – предложил я ему в надежде на скорый конец нежданных галлюцинаций.

Он продолжал словесную ограниченность. Мой тактильный бред усиливался. Я слышу еще чей-то голос. Его интонация насыщена чем-то зловещим, демоническим, приятным. Не могу разобрать, что он мне говорит. Надо прислушаться внимательнее, его голос приобретает отчетливый характер.