Текст книги "Апокалипсис вчера: Комментарий на Книгу пророка Даниила"

Автор книги: Сергей Шемякин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

6

За перевалами поля конопли кончились. Почти совсем уже ночью автобус съехал с гор, и начались леса.

Я все еще думал над тем, что сказал золотоискатель Виталька: «явление духов есть научно установленный факт». На самом деле это, конечно, не так. Наука не может изучать привидения по одной простой причине: в явлениях духов отсутствует главное (то, без чего наука немыслима) – регулярная повторяемость.

Вращение планет, окраска щенков, родившихся от разномастных родителей, замерзающая при нуле по Цельсию вода, эдипов комплекс у сыновей красивых мам... Все это – события регулярно повторяющиеся. Именно они являются объектом изучения науки. Больше ничего.

Повторяемость – это непременное условие существования науки. Обнаружив, что яблоки всегда падают не вверх, а вниз, Ньютон смог правильно описать этот процесс и перейти к следующей фазе: сформулировать закон (яблоки не просто падают, а летят с ускорением свободного падения).

Обнаружить цепочку регулярно повторяющихся событий – правильно описать процесс – сформулировать закон. Только так наука и может развиваться. Любая наука – кроме истории.

Что бы вы по этому поводу ни думали, современная наука история ни в каком смысле не является наукой. За словом «история» сегодня скрывается частично коллекция допотопных анекдотов, частично – набор колотых горшков, а по большей части – дырка от бублика. Никакой науки за этим словом не скрывается.

Попробуйте провести эксперимент: заговорите в компании малознакомых людей на тему науки физики. Думаю, что как только вы поинтересуетесь мнением собеседника насчет общей теории полей или последних работ Стивена Хокинга, тот заскучает и разговор будет окончен.

Однако если вы заговорите не о науке физике, а о науке истории, все сразу изменится. Через десять минут подобного разговора многие обнаружат в ближнем смертельного врага, а в теме беседы – личное оскорбление. Наука – занятие скучное и неинтересное. Любая наука – кроме науки истории.

Хорошо астрономам. Астрономия может интересовать широкую публику только в аспекте астрологии или в аспекте летающих тарелок. Историкам сложнее. В какую бы сторону они ни шагнули – тут же окажется, что они наступили на чью-нибудь любимую мозоль.

Прошлое человечества редко бывает интересно само по себе: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Прошлое интересно только как ступеньки, ведущие нас в завтра. Если со ступеньками что-то не так, то ведь и забраться мы можем совсем не туда. А это к скучной науке отношения уже не имеет.

Результат такой пристрастности налицо. Количество точек зрения на то, что такое история, как она движется и куда ведет, сегодня точно равняется количеству тех, кто берется за подобные рассуждения.

Что может быть естественнее для ученых, чем изучить факты, свести их в единую схему и попробовать спрогнозировать дальнейшее развитие процесса? Так поступают все ученые. Так не поступают только ученые-историки.

Физики, астрономы, химики, биологи давным-давно накопили необходимое количество фактов и перешли к формулированию законов. Любой, кто без двоек окончил среднюю школу, сможет по памяти назвать хотя бы несколько законов, относящихся к этим наукам. Однако как ни пытайтесь, вам не удастся вспомнить ни одного закона истории.

Единственный контекст, в котором лично я слышу хоть о каких-то «исторических законах», – это фразы типа «Законы истории неодолимы!». Думаю, не стоит объяснять: единственный смысл этих фраз состоит в том, что те, кто ходу истории сопротивляется, скоро получат в торец.

Нет законов – нет науки. Сегодня слово «история» означает не название научной дисциплины, а веселый анекдот. Когда приятель с порога бросается к вам – «Ну и ИСТОРИЮ я тебе расскажу!» – ведь правда, вы не думаете, что речь пойдет о древних египтянах?

Первый признак научного подхода – точность и беспристрастность в критериях. Разработав четкие критерии и классификацию, биологи отнесли похожих акул и дельфинов к различным классам живых существ, а непохожих свиней и гиппопотамов – к одному.

Можете ли вы назвать хоть одну классификацию исторических событий, основанную на беспристрастном анализе фактов? Вернее, не так. Можете ли вы представить, будто такая классификация вообще существует?

Единственная классификация фактов, имеющаяся сегодня у историков, – это деление всемирной истории на три больших раздела – Древность, Средневековье, Новое время. Хотите, я расскажу вам, откуда появилось это чудо теоретической мысли?

Одним из первых делить историю на три большие главы лет восемьсот тому назад додумался итальянский мистик и смутьян Иоахим Флорский. Наверное, новатору было невдомек, что сам-то он живет именно в Средние века.

Это название было введено в 1667 году неким профессором Горном. Так он называл скучный отрезок времени между веселой Античностью и веселым временем жизни самого профессора. Термин же «Новое время» сперва означал цивилизованную эпоху, которая наступила после Крестовых походов.

Окончательный вид трехголовой схеме в XVII веке придал профессор Христофор Целлариус. Его открытие выглядело вполне к месту. Биологи того времени были уверены, что мухи и тараканы заводятся сами собой из грязи. Географические карты на треть состояли из белых пятен. Физики увлеченно искали теплород, а кое-где еще и философский камень.

На протяжении следующих столетий науки развивались бурно. Ни одно положение наук, современных Целлариусу, не осталось в неприкосновенности. За одним исключением – вы уже догадались каким?

Правда, «Новое время» все растягивалось и растягивалось и никак не хотело кончаться. Поэтому для обозначения ХХ века пробовали ввести термин «Новейшее время». Смешная выдумка. Если так пойдет, то ХXIV век будет именоваться Самое-Самое-Наиновейшее время.

Пропорции данной схемы чудовищны: в разделе «Древний мир» содержится столько же тысячелетий, сколько десятилетий содержится в разделе «Новое время». Границы невнятны: разброс в оценках начала периода «Средневековье» составляет больше двух тысяч лет. Тем не менее три периода данной схемы и объединяют сегодня то, что положено изучать историкам.

7

Утром на автовокзале города Абакан (Хакасия) я нанял таксиста и поехал осматривать окрестности. День выдался холодный. Приличной шапки с собой у меня не было, и уши от холода немного ломило. Зато в машине было натоплено, тепло, уютно. Я курил и смотрел в окно. Центр Абакана состоял из блочных пятиэтажек, а окраины – из деревянных избушек. С архитектурной точки зрения наиболее интересен был ансамбль местной тюрьмы. Несколько высоченных, крашенных в веселенькие цвета корпусов. Зеки торчали у окон и махали проезжающим машинам руками.

Водитель был русский. Руками он не держался за руль, а прямо на ходу щелкал кедровые орешки. Город Абакан кончился быстро. Дальше мужчина гнал прямо через степь. И в этой степи через каждые пятьдесят метров торчали холмики старинных курганов. В основном совсем небольшие – метр-два в высоту. Но их здесь были тысячи. Может быть, даже десятки тысяч.

Осматривать каждую встречную достопримечательность я не собирался. На это ушли бы годы. Водителю я сказал, что хотел бы взглянуть лишь на царский курган Большой Салбык. Где именно он расположен, водитель не знал. Иногда он останавливался возле хакасских поселков, спрашивал у аборигенов дорогу. Те каждый раз показывали пальцами в разные стороны и клялись, что ехать нужно вон туда.

Водитель возвращался в машину, выкручивал руль и негромко ругался:

– Чертовы хакасы. С самого утра уже пьяные. Специально ведь врут. Не хотят, чтобы ты на их священные места смотрел.

Мы снова долго ехали через степь, а потом нам опять указывали в противоположную сторону, и водитель опять разворачивался и матюгался. Между хакасских изб бродили стаи огромных хищных собак с подрубленными хвостами. Водитель рассказывал, что есть поселки, куда русским вообще лучше не соваться. И машину отнимут, и самим наваляют. Но это не тут, а ближе к горам. Здесь-то хакасы мирные, только вечно пьяные. И сами они, и девки ихние...

– Ты вот знаешь, что у хакасок щель идет не вдоль, как у наших баб, а поперек? Точно тебе говорю! Мне один мужик шепнул, у которого с хакасской было это самое. Щель, говорит, вот такенная, идет поперек, а когда хакаски ходят, она у них чавкает, как рот. Зря не веришь.

– Да я верю.

– Ты сам-то откуда? А к нам зачем? Только курганы осмотреть, и все? Специально за этим, что ли, приехал? Во ты даешь! Только посмотреть – и домой? Вот это да! А еще где-нибудь был?

– Да. В Тыве.

– Ух ты! За Саянами был?

– Был.

Водитель помрачнел.

– Знаешь, я тебе так скажу. Я вот сибиряк. Здесь, в Абакане, родился, здесь сорок четыре года и прожил. Но мне ни разу и в голову не приходило на ту сторону ездить, понимаешь? Потому что Тыва есть Тыва. Повезло тебе, парень.

– Почему?

– Ну, как объяснить? Ты ведь видел тувинцев, да? То-то и оно! У них там даже фамилии какие-то нечеловеческие: все на два «о» начинаются. Типа «Ооджан». Или там «Оолун». Так что, считай, повезло тебе, парень, что ты с той стороны невредимым выбрался.

8

Стоящий посреди степи царский курган Большой Салбык мы отыскали только после обеда. Правда, осматривать там было особенно нечего. Когда-то он торчал над землей, будто небольшая гора. А потом археологи срыли его почти до основания, и от самого огромного сооружения Северной Азии осталось лишь несколько каменных столбов, каждый весом в сорок тонн.

Если смотреть отсюда, из сердца Азии, то привычные исторические схемы вовсе не кажутся такими уж стопроцентно верными. Я не имею в виду, что человеческое прошлое полно загадок. Это и так понятно. Также я не имею в виду, что уровень развития древних цивилизаций был куда выше, чем мы можем представить. Об этом пусть напишут оригиналы-уфологи. Я хочу сказать всего лишь, что нам, современным, от этих древних цивилизаций ничего не досталось. Высок был уровень их развития или не очень высок – сегодня это уже не важно. Потому что все они давно мертвы и забыты.

Человеческое прошлое – это вовсе не общая копилка, куда понемногу складывают свои достижения культуры с разных концов земли. Вовсе не башня, где первые этажи построены древними, последние будут достроены людьми будущего, а мы пока находимся где-то посерединке. Прошлое – это просто очень-очень много людей, которые когда-то жили, но потом умерли. И нам от них ничего не досталось.

Скажем, самая громадная постройка человеческой древности – это вовсе не пирамида Хеопса и не Колизей, а так называемый Маунд Монахов в американском штате Иллинойс. На его строительство было затрачено почти триста лет непрерывного труда, а по объему эта рукотворная гора превосходит любую из египетских пирамид. Согласитесь, звучит неплохо, а? Вот только какое влияние оказал Маунд на историю? А никакого! Индейцы долго трудились, строили свой курган, отделывали его поверхность. А потом они умерли, и курган стал понемногу разрушаться. С годами разрушился довольно здорово. И что?

Я выбрался из машины. Салбыкские столбы были огромные и многотонные. Они напоминали старые ногти. Кое-где на камнях сохранились древние рисунки, но разглядеть их сегодня уже невозможно: камни покрыты надписями типа «Здесь были мы, семья Желудевых из Удмуртии, 1964 год».

Принято считать, будто история – это летящая из прошлого в будущее стрела. Века проходят, стрела летит, с каждым веком человечество становится все цивилизованнее. Некоторые оригиналы вносят поправку: не стрела, а скорее уж спираль. То есть века, конечно, идут, да только движутся они по кругу и все без конца повторяется. Но вот лично мне более правдоподобной кажется совсем иная картинка: история – это не линия, а пунктир. Много-много начал и концов. Миллиарды жизней, которые уже кончились, ушли в землю, забыты и не нашли никакого продолжения в будущем.

Современные историки пытаются изучать то, чего нет: единую и непрерывную историю человечества от питекантропа до наших дней. Вместо этого историкам следовало бы обратить внимание на факт, не замечать который невозможно. История – это не непрерывное развитие, а череда смертей. Человечество вовсе не накапливает свой опыт... вернее, конечно, накапливает до какого-то момента... но потом случается катастрофа, и все приходится строить заново... приблизительно раз в полтора тысячелетия культуры гибнут, и следующим поколениям приходится начинать с нуля.

Сказав водителю, чтобы он подождал еще немного, сейчас поедем, я напоследок вскарабкался на вершину главного салбыкского столба. Слева были видны еще шесть громадных земляных пирамид. Справа – всего три. Несколько тысяч лет назад кто-то все это построил. В ту эпоху эти степи были практически центром мира. А сегодня они почти необитаемы. Кто знает, может быть, очень скоро похожим образом будет выглядеть и родная мне Европа?

5. Северное Перу

1

У въезда в поселок мальчишки предлагали товары: холодную кока-колу, домашнюю выпечку и старинные инкские амулеты. Они наперегонки подлетали к машинам и автобусам и, пока те не тронулись, пихали все это добро прямо в окна.

– Деньги! – кричали они пассажирам. – Давай деньги!

Я спросил у водителя, настоящие ли у мальчишек амулеты? Тот кивнул:

– Конечно! Все настоящее, выкопанное из курганов.

– Как же так? – удивился я. – Разве копать могилы не противозаконно?

Водитель скривился:

– Это ж инкские амулеты! Да им от силы лет пятьсот! Кому они интересны? За инкские безделушки даже в полицию не забирают. Вот если найти что-нибудь времен цивилизации мочика...

Утром я не успел выпить свой кофе и всю дорогу до Чиклайо (северное Перу) меня рубило. Снаружи лежала пустыня. Смотреть на нее было неинтересно. Над помойками парили кондоры. Солнце лупило вовсю. Уже в десять утра железный автобус, в котором я ехал, раскалился, как духовка, а я был тостом в этой духовке.

Центр Чиклайо выглядел симпатично. Чистенькая городская площадь. Аккуратный кафедральный собор. Правда, почти сразу за собором начинались населенные перуанскими бомжами трущобы. Криминальная обстановка в городке настолько веселая, что на каждом более или менее приличном здании висит warning: «По непрошеным гостям здесь стреляют без предупреждения».

Дальше из Чиклайо я ехал уже на такси. Водитель был немного косой и с неправильным прикусом. Звали его Луис. Чумазая футболка, из шортов торчат тощие ноги. Пока мы ехали до гробокопательских поселков, Луис объяснял обстановку:

– Последнее время копать стало сложно. Полиции в районе больше, чем местных. Но копают до сих пор. Каждый год что-то находят. Копают даже те, кого правительство наняло охранять могилы от копателей. Заниматься-то тут больше все равно нечем.

Я умирал без своего кофе и просто смотрел в окно. Часам к двум мы наконец приехали. Деревенька была совсем крошечная. Улицы были пусты. Только у входа в единственное местное кафе тусовалось несколько страшных уголовных рож. Низенькие, небритые, кривоногие, в потных футболках. Народ в этих краях живет небогатый, но работящий. Берется за любую работу: хочешь – перевезут через границу партию кокаина, хочешь – разграбят древнее индейское кладбище.

Я вылез из машины и закурил.

2

В справочниках и энциклопедиях о Каменном веке говорится, что это была «эпоха использования каменных, кремневых и костяных орудий». Звучит не очень обнадеживающе. Думаю, вы понимаете: единственное, для чего такие орудия годятся, – взять и хорошенько треснуть ближнего по лбу. Считается, будто до начала истории у человека не было ни домов, ни одежды, ни орудий труда, ни домашних животных или растений, ни кухонной посуды... У человека имелась злобно перекошенная харя, а больше ничего. Хотя на самом деле это неправда. С доисторических времен сохранилось огромное количество всякой всячины.

Вот, например, британский Стоунхендж. Слышали когда-нибудь? В двух часах езды от центра Лондона стоит сооружение, общий вес которого – сто тысяч тонн, а возраст пять с лишним тысячелетий. Четыре гигантских кольца. Арка из каменных блоков, сориентированная по точке зимнего солнцестояния. Считается, будто в Каменном веке Британские острова населяли племена первобытных охотников. Но, стоя в тени Стоунхенджа, призадумаешься: такими ли уж первобытными были эти охотники?

Или другой пример – дольмены. Этим словом называют каменные постройки в виде домиков: четыре плиты образуют стены, а пятая крышу. Возраст дольменов – пять-шесть тысяч лет, высота – до пяти-шести метров, а количество исчисляется тысячами. Кто все это построил? Зачем? Нет ответа.

Гигантские постройки Каменного века стоят по всей планете. Во Франции рядом с поселком Карнак сохранилось святилище, состоящее из трех тысяч древних каменных колонн... На Мальте раскопано больше тридцати доисторических храмов... Ирландская гробница Нью-Грейндж сложена из блоков весом по десять тонн каждый... К странным руинам возят туристов. Оригиналы-писатели издают книжки о том, что все это построено атлантами или инопланетянами. А археологи просто молчат. На то, чтобы всерьез заняться вопросом, откуда в Каменном веке взялись все эти сооружения, у них нет времени.

А уж в северном Перу древних могил и вовсе по нескольку штук в каждой деревушке. В одном только поселке Тукуме выстроено целых двадцать шесть пирамид – больше, чем в любом городе Египта. Мальчишки играют в тени древних построек в футбол. Буквально за два месяца до моего прибытия экскурсовод вел через соседний поселок группу туристов. Маршрут был давно знакомый, сто раз хоженный. Только группа попалась неспортивная: какие-то европейские тетки. Они задыхались, не могли быстро идти и просили привал. Экскурсовод согласился, остановился не там, где обычно, и сказал, что здесь они немного отдохнут. После этого сел на пригорок и провалился в погребальную камеру древнего жреца, вместе с которым были похоронены двенадцать задушенных девственниц.

Чтобы разобраться с древнейшим прошлым человечества, археологи через мелкое сито просеивают песок и с лупой в руках ползают по раскопам. Может, все дело просто в неправильной оптике? Может, археологам просто никто не сказал, что древние цивилизации нужно разглядывать не через микроскоп, а в бинокль? Ведь то, что дошло до нас от доисторического прошлого, – довольно крупные постройки. Камни Стоунхенджа. Петроглифы Карелии. Стелы Карнака. Дольмены Кавказа. Руины тувинских крепостей и курганов. Перуанские пирамиды. Пусть о доисторическом прошлом нам известно не очень много – но вот это-то невозможно не заметить.

3

На обратном пути из Чиклайо я познакомился с молодым норвежцем. Дальше он уговорил меня поехать на автобусе.

Вообще-то я собирался купить билет на местный самолетик и добраться до следующего города минут за двадцать пять. Но норвежец говорил, что автобус дешевле и интереснее. Вблизи посмотрим Анды, и все такое. Короче, я согласился.

Немного смущало лишь то, что ехать предстояло через район, который центральное правительство почти не контролирует. Перуанский писатель Марио Варгас Льоса утверждал, что лет двадцать назад здесь вполне в порядке вещей была ситуация, когда партизаны из «Движения имени Тупака Амару» вытаскивали иностранных туристов из автобусов и насмерть забивали камнями. Но я все-таки поехал. И как оказалось, партизаны в горах были вовсе не главной проблемой.

Продавщица билетов сразу предупредила и меня, и норвежца: дорога в горах не очень. Но тогда я не понял, что она имела в виду. Выезжал автобус рано с утра. Первые пять часов мы тащились через пустыню, и все было ОК. Потом начались горы. Шоссе стало задираться все круче вверх, а потом просто кончилось. Иногда мне казалось, что водитель рулит просто напрямик. На небольших высотах это было ничего, но вот после обеда начались реальные горные перевалы. Там в одном месте был такой спуск... автобус наклонялся носом вперед градусов на сорок... водитель обеими ногами жал на сцепление, но вещи все равно поползли по проходу вперед... и в лобовое стекло я увидел, что впереди просто обрыв... два километра пустоты... перуанцы в соседних креслах спали, а те, кто не спал, баловались с мобильными телефонами... я же чувствовал, как от ужаса у меня в паху зашевелились волосы. Автобус протискивался по козьей тропке, тесной даже для пешехода. Ни ограждений, ни бортиков, ничего в таком роде. Без преувеличений: одним бортом он задевал стену слева, а справа колеса свешивались над провалом. Плюс иногда сверху на крышу падали довольно большие камни. Все вместе это было похоже на воздушную яму, когда самолет рушится в никуда и желудок вдруг оказывается у вас выше головы, но только теперь я сидел не в надежном аэробусе, а в дребезжащем автобусе и кончиться этот кошмар не мог больше четырех часов.

Бледный норвежец сидел рядом и пытался улыбаться. На каждом новом повороте он повторял по-английски:

– Кажется, сейчас я наделаю себе в штаны... Кажется, сейчас...

Самое удивительное, что это было не экстремальным туром, а обычным рейсовым маршрутом. Перуанцы ездят так постоянно. С собой у меня был путеводитель Lonеly Planet. Чтобы хоть как-то отвлечься, я пытался его читать. Однако ничего утешительного путеводитель не сообщал. Перу (говорилось там) – одна из самых отсталых стран в мире. Бедность, отсутствие дорог, крайне низкий уровень образования, зато высокий уровень преступности. Десять процентов населения не умеют ни читать, ни писать. Треть никогда в жизни не ела досыта. В стране есть регионы, куда не ступала нога полицейского. И вообще (удивлялся Lonely Planet), чего это вам взбрело в голову сюда приезжать?

Я убрал путеводитель в рюкзак. То, что он сообщал, выглядело странно. Дело в том, что перуанская цивилизация – чуть ли не самая древняя на планете. Культура здесь возникла даже раньше, чем в Египте или Месопотамии.

Археологам известны сотни древних перуанских городов. Пару дней назад я ездил взглянуть на священный индейский город Пачакамак. Некогда это был священный оракул – Дельфы Нового Света. Только Пачакамак был раз в двадцать громаднее оригинальных древнегреческих Дельф – и намного богаче. Чтобы задать вопрос пачакамакскому идолу, паломники съезжались сюда со всего континента. Целый год им предстояло поститься и обращаться к идолу с мольбами. Секс и питие шоколада на весь этот период были строжайше запрещены. Лишь тот, кто выдерживал испытание, мог взойти по ступеням к подножию главного храма и изложить свою просьбу жрецам. Но и это не гарантировало решение вопроса. Некоторые паломники проводили в Пачакамаке и пять лет, и семь. Лишь после этого божество удостаивало их ответом.

Ждать так долго мне не хотелось. К месту, где когда-то стоял идол, я вскарабкался минут за двадцать. Пачакамак был необитаем и пуст. Хотя если бы у вас появилось желание, то заселиться сюда можно хоть сегодня: город во вполне рабочем состоянии. Улицы, здания, крепостные стены... немного подлатать крыши – и живи себе. Я смотрел по сторонам и не мог понять: если тысячи лет назад перуанцы были в состоянии строить ВОТ ТАК, то почему сегодня каждый десятый житель Перу живет в коробке из-под холодильника?

У Южной Америки была огромная фора. В те годы, когда жители Европы еще ходили в звериных шкурах, здесь уже строили величественные города и каменные дворцы. И куда все это делось? Культура в Перу появилась раньше, чем в других местах, и развивалась дольше. А значит, к нашему времени эта страна должна была вырваться вперед, стать светом миру и маяком прогресса. Но ведь каждый знает, что это не так. И в чем же здесь причина?

Автобус все пер через горы. Только один раз, уже под вечер, мы остановились, чтобы перекусить. Я зашел в ресторанчик и полистал меню. Испанские названия ни о чем мне не говорили, а, кроме того, после всех этих аттракционов со скачками по перевалам есть не особенно и хотелось. Официанта я попросил принести суп. Тот улыбнулся и сразу же вынес из кухни большую тарелку.

Возможно, в кафе не было горячей воды, а может быть, хозяевам просто было лень мыть посуду. Но на тарелку они натянули полиэтиленовый пакет: поел, выкинул пакет – и тарелка снова чистая. Сам суп оказался густой, наваристый, а сверху его еще посыпали жареным маисом. Я съел его весь. И только после этого увидел, что на дне тарелки лежит здоровенное коровье ухо. Оно было розовое, разваренное, покрытое жесткими черными волосами.