Текст книги "80 лет форы"

Автор книги: Сергей Артюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Десантники, уже два часа спустя захватив Зволен, оседлали трассу между Банско-Бистрицей и Крупиной и повели наступление в двух направлениях. 214-я бригада ударила на север, к Бистрице и Брезно, в то время как воины 201-й бригады по этой же дороге двинулись в другую сторону. И те и другие по пути уничтожали как встреченные обозы, так и мелкие группы немцев.

Неподалеку от Крупины солдаты отдельной разведроты перерезали недавно выстроенную немцами железную дорогу, по которой из Остравы снабжались части вермахта, воюющие в Венгрии. Едва это произошло, как один из дозорных сообщил о приближении поезда. В темпе подорвав часть колеи, десантники приготовились к встрече дорогих гостей. Подкативший буквально сразу паровоз оказался настоящим подарком.

Когда с немногочисленными обороняющимися было покончено, майор Аленький с удивлением узнал, что захваченный его бойцами эшелон вез к фронту боеприпасы.

О том, что недостаток именно этих самых снарядов и патронов в критический момент привел к сдаче немецкими войсками Будапешта, майор так и не узнал.

9 мая 1942 года. Бразилия, Рио-де-Жанейро.

Президент Альверде был в задумчивости. Внимательное изучение всей доступной информации приводило к однозначному выводу – у СССР тоже имеются пришельцы из будущего. Причем пришельцы не хилые – раз так накатили Гудериану и K°.

Был, правда, и еще один вариант: они попали в прошлое не своего мира, а параллельного. Этот вариант был удобнее. Но интуитивно генерал понимал, что, вероятнее всего, произошло именно первое.

И теперь во всей красе перед президентом Бразилии стоял извечный русский вопрос: что делать?

О положении своей страны генерал иллюзий не имел, реалистично оценивая возможности освоения новых технологий. Захват Аргентины и Уругвая, конечно же, серьезно увеличил промышленный потенциал Великой Бразилии, но в сравнении с потенциалом США или других промышленных монстров он выглядел, мягко говоря, слабовато. Даже с новыми технологиями.

Стране были нужны станки. Американцы согласились поставлять некоторое их количество в обмен на каучук и другие важные ресурсы. Но этого было недостаточно. Абсолютно и совершенно недостаточно.

Альверде с некоторой дрожью вспомнил, какого труда стоило организовать производство не самых сложных образцов бронетехники – самоходок, весьма сильно напоминавших немецкие «Хетцеры», – и винтовок. На нечто большее он, несомненно, замахивался, но очень-очень медленно и аккуратно.

Попробовать поторговаться с русскими? Не очень удачная мысль. Если Советы еще не догадались о присутствии в Бразилии иновременных пришельцев при наличии своих таких же, то вскоре догадаются. И вряд ли захотят растить себе противника.

К США генерал тоже не питал особо теплых чувств, прекрасно понимая, что те им попросту попользуются и кинут при первой же возможности.

Кто у нас остается? Япония? Им уже явно не до Бразилии. И хотя они вроде как успешно сопротивляются американцам, но чем все кончится – прекрасно известно.

Германия? Те тоже уже не жильцы. Стоп. Не жильцы? Именно! Пока есть возможность, можно аккуратно договориться с немцами. Тогда, в прошлом варианте, они здорово помогли Аргентине, особенно с военной промышленностью. Те даже свой реактивный самолет умудрились сделать. Так, может, предложить им убежище и воспользоваться немецкими научным и промышленным потенциалом и опытом?

С другой стороны, если это всплывет, все может закончиться еще хуже. Тот еще вопросец…

10 мая 1942 года. Городок Крупина, Чехословакия.

– Жопа к нам приходит, жопа к нам приходит, жопа к нам приходит, полная жопа-а-а. – Дурацкая переделка мелодии из рекламного ролика про кока-колу и Новый год с самого утра крутилась в голове Антонова, выводя его этим из себя.

Учитывая, что атаки одной из отступающих пехотных дивизий немцев, пытающихся прорвать кольцо окружения, также продолжались с самого утра, поводов для радости было как-то маловато.

– Гоги, а ты можешь доказать теорему Пифагора? – услышал Владимир разговор нескольких солдат, отдыхающих в недолгом перерыве между боями. Несмотря на то что эту подколку молодого грузина он уже знал, майор все равно продолжал слушать.

– Канэчно, могу. Правда. – Парнишка никак не мог понять, что тут смешного?

– Ну докажи?

– Она правылная. – Безапелляционное заявление грузина вызывало улыбку.

– Почему?

– Мамой клянусь!

Послышался смех. Антонов усмехнулся. Несмотря на молодость и некоторый недостаток знаний, грузин был неплохим солдатом. Не то что те, на Второй Грузинской.

Полезшие в голову воспоминания о прежней жизни прервал рванувший неподалеку снаряд. Свист осколков как-то не оставлял места для ностальгии. Очередная атака немцев только начиналась.

12 мая 1942 года. Окрестности города Кенигсберг, Восточная Пруссия.

– Голенко! – Обернувшийся танкист увидел направлявшегося к нему майора Колобанова. Уже подходя к замершему танкисту, комбат бросил:

– Никита, отбой своим парням дашь. Сегодня в атаку не пойдем.

– Так точно, товарищ майор. А почему не пойдем-то?

– Да черт его знает. Вроде как Гитлер город неприступной твердыней объявил. Вот, наверное, командование и хочет его так взять, чтоб весь мир увидел, что с «неприступными твердынями» бывает.

– Нет таких крепостей, которых не могут взять большевики! – присоединился к разговору политрук Шульга. Никита терпеть не мог этого сорокалетнего мужика. Сам не знал, почему.

– Вот-вот, Петр Матвеевич. Врежем немчуре так, чтоб они не то что костей, пепла не собрали. Как под Минском! – Майор Колобанов и Шульга хохотнули, вспоминая бой их тогда еще роты, в котором они сожгли полсотни фашистских танков. Зиновий Колобанов именно после этого Героя получил. Шутка ли – двадцать два танка за один бой!

– Я с Говорковым говорил. Им еще боеприпасов довезли. Так что еще пару деньков расхреначивать Кенигсберг артиллерией будут.

Чего Шульга не знал, так это того, что несколько последних ночей в район Кенигсберга доставляли многочисленные РСЗО, в том числе и оснащенные новехонькими трехсотмиллиметровыми снарядами. «Андрюши» вместе с «катюшами» должны были в очередной раз продемонстрировать всему миру бессмысленность сопротивления Красной Армии.

Советское командование не намеревалось класть десятки, а то и сотни тысяч солдат в лобовых атаках на превращенный в крепость, опоясанный рубежами долговременной обороны и забитый ненамеренными сдаваться частями вермахта город.

15 мая 1942 года. Кенигсберг, Восточная Пруссия.

«Ну, вот и еще один день начался. Как же достало это утомительное ожидание ночных обстрелов». – Йохан Таль передернул плечами. Ночная прохлада заползала под шинель, не давая уснуть.

«Город окружен. Нам крышка. Но этот дебильный фон Ляш слушает Гитлера, распахнув рот. Идиот! Не зря папа говорил, что с русскими лучше не связываться. И Бисмарк то же самое говорил. Вот уж кто точно был великим человеком, не то что этот бесноватый урод. Дерьмо! Ну почему мы все так верили этому шизоиду!» – Мысли немецкого солдата явно не отличались восторженностью.

«Может, попробовать сбежать? Наверняка ведь все, что говорят, – пропаганда и ничего больше. Черт, а вдруг правда? Ну хоть на сколько-то? И меня ведь в Сибирь отправят… а там жутко холодно и страшные медведи. У них даже в европейской части такие морозы, что вообще кошмар. А что же тогда в Сибири? Может, даже и хорошо, что нас выпнули из Белоруссии. А то мы до Москвы точно не дошли бы – поперемерзли бы все по дороге. Всей долбаной армией». – Мысль Таля была прервана грохотом разрывов.

«Ну вот, опять началось. И зачем устраивают эту свистопляску? Ведь постреляют час-другой, твари. И чего они добьются? Пока в крепости сидит фон Ляш – город вы не получите», – думал немец, заползая в укрытие. На всякий случай.

Удобно устроившись на предварительно захваченном покрывале, Йохан даже закурил. Затянувшись пару раз, он с недовольством посмотрел на полупустую пачку.

«Черт, надо еще сильнее экономить. Скоро кончатся». – Солдат уже неделю курил только в караулах, чтобы не делиться сигаретами с менее запасливыми сослуживцами.

Грохот бьющей по городу артиллерии нарастал. Это было необычно. Советская артиллерия на той неделе обстреливала город с регулярным темпом, словно никуда не торопилась.

Йохан напрягся. Что-то было не так. А потом среди рева рвущихся снарядов он различил знакомый свист.

– ??!!!! Дерьмо!! Это же полный… – Немец орал во все горло все ругательства, которые знал, попеременно смешивая их то с богохульствами, то с молитвами.

Жуткий вой ракет, подкрепленный взрывами снарядов крупнокалиберной артиллерии, сводил с ума.

Бросив винтовку, Таль скрючился на земле, обхватив голову руками. А страшный грохот не прекращался, становясь все громче и громче.

В ужасную какофонию тем временем вплетались новые, незнакомые звуки – стошестидесятимиллиметровые минометы и трехсотмиллиметровые «андрюши» в боях еще не применялись.

На глазах Йохана в один из домов влетел снаряд, мигом превративший каменное здание в груду щебня.

Появившиеся над городом бомбардировщики, сбросившие термобарические бомбы вперемешку с напалмовыми, не были даже замечены.

Красивый старый город, перепахиваемый вглубь и вширь всеми видами оружия, созданного советскими конструкторами, прекращал свое существование. Красная Армия давала настоящий ответ за Минск и другие уничтоженные нацистами города, сталью и огнем показывая, что ждет сопротивляющихся.

16 мая 1942 года.

Передовица газеты «Правда». «Падение Кенигсберга. На очереди Берлин!»

«Вчера ночью закончились последние бои в одном из могучих бастионов нацистов – Кенигсберге. Доблестные советские войска, ведомые замечательными командирами и приказами нашего любимого вождя, товарища Сталина, сломили последние остатки сопротивления в „неприступной твердыне“, снова продемонстрировав народам Европы и мира неотвратимость победы великого и могучего Советского Союза!

На протяжении многих столетий Восточная Пруссия была рассадником самого жуткого варварства. Прусские короли короновались не в своей столице – Берлине, а именно в нем, павшем вчера бастионе – Кенигсберге. Прусские алчные юнкеры, эти потомки кровавых псов-рыцарей, олицетворяющие все самые темные стороны германской истории – насилие, ложь, непомерное высокомерие, служили главным оплотом германской реакции и милитаризма. Их политика была политикой хищников без традиций, не признававших ничьих прав и никаких обязательств. Они участвовали во всех войнах в Европе, стремились награбить как можно больше добычи. Они сыграли роковую роль в кровавых планах Гитлера. Восточная Пруссия, протянувшаяся далеко на восток, была для них цитаделью, бастионом, выдвинутым вперед плацдармом для разбойничьих набегов на нашу любимую Родину.

Гитлер убеждал весь мир и немецкий народ, что Кенигсберг не может пасть. В который раз советские солдаты, летчики и моряки показали, что кровавый выродок, правящий Германией, – лжец. Бойцы Красной Армии шли по пятам врага и той самой земле, по которой около двухсот лет назад, в Семилетнюю войну, победоносно шли на столицу Восточной Пруссии – Кенигсберг – русские полки – шли так, словно это было недавно! За двести лет здесь не смог простыть след русских войск. Красноармейцам казалось, что впереди во тьме ночи дымят костры русских бивуаков. Потомки шествовали по стопам предков.

И не посрамили их! Во время штурма Кенигсберга было написано множество полных ярких примеров мужества и отваги страниц истории Красной Армии, под предводительством великого Сталина приведшей в исполнение приговор истории над прусскими милитаристами![3]3
  В тексте использовались материалы газеты «Калининградская правда».


[Закрыть]

Гнусному режиму Рейха осталось недолго. Уже скоро Красная Армия победоносным маршем пройдет по улицам Берлина. Уже скоро советский народ будет праздновать Победу над самым страшным врагом в истории человечества! Ведомые волей товарища Сталина и учением великого Ленина, мы справимся с величайшей задачей построения коммунизма! И, как доказывает падение Кенигсберга, перед нами нет непреодолимых препятствий и „неприступных твердынь“! Никто и ничто не сможет остановить единый Советский народ!

Кенигсберг пал. На очереди Берлин!»

17 мая 1942 года. Город Мишкольц, Венгрия.

– Эй, Лень! Леонид! Майор Васильев, мать вашу! – Наконец услышавший сквозь рокот танковых моторов крики майора Шимазина, Леонид обернулся:

– Товарищ майор?

– Ты чего, оглох, что ли? Чуть горло не сорвал, пока докричался.

– Надо было подойти и спокойно сказать, а не вопить с другого конца города, – недовольно буркнул уставший Васильев.

– Да ладно, я ж так, показать тебе чего хотел. Топай давай за мной. – И, приглашающе махнув рукой, Шимазин зашагал туда, откуда появился.

– Эй, Терентий, а чего там такого? Важное что или как? Мне еще с танкерами договариваться насчет совместных действий.

– Забей на танкеров. Нашему полку две роты «суворочек» выделили.

– Скорее уж «сучек»,[4]4
  Фронтовые прозвища самоходной артиллерийской установки СУ-76.


[Закрыть] – бросил один из танкистов, прислушивавшихся к разговору.

– Ну, это кому как, – мягко заметил Васильев, наспорившийся с танкистами насчет методов взаимодействия и не желавший спорить теперь еще и на эту тему.

– И чего они нам их выделили? – поинтересовался Леонид, идя вслед за Шимазиным. – Я в том смысле, что нам-то чего напрягаться? Сегодня выделили, завтра заберут…

– А ты не слышал, что ли? Нашу дивизию скоро в тыл отправят. Последняя операция – и назад. Пополнение получать и технику. Нас «мотострелками» делать будут.

– Ты-то откуда знаешь? – укорил комбата Васильев.

– Да мой шурин сейчас в такой дивизии воюет под Кенигсбергом. А начинал также в обычной стрелковой.

– И ты решил, что нас будут переформировывать? С чего?

– А зачем еще нам «сушки» прикреплять? И говорить при этом что-то типа: «Привыкайте. Будете теперь богато воевать»? Я это сам от комдива слышал.

– Да, мож, шутковал генерал?

– Родимцев в таких вещах не шуткует. Да еще и при Малиновском.

– Где самоходки-то? Ты ж говорил, они в пяти минутах? А мы уже точно больше десятка топаем!

– Да пришли уже. Вечно ты, Васильев, всем недовольный.

– Не недовольный, а неудовлетворенный! – Леонид улыбнулся.

Шимазин, покосившись на выражение лица Васильева, задумчиво добавил:

– Ага. Точно. Бабу тебе нужно. Но тебе ж у нас абы кто не нужен, так ведь? Тебе звезду Голливуда подавай. – И, едва сдерживая рвущийся наружу смех, Терентий с самым серьезным видом погрозил майору пальцем.

– Я вам, товарищ майор, когда-нибудь голову оторву, вот честное слово.

– Ну, бравого майора Шимазина для подобной экзекуции еще догнать надо, а он завсегда быстрее некоего Васильева бегал. – И оба рассмеялись.

Капитан, командовавший одной из рот самоходок, долго не мог понять, над чем хохочут эти два усталых человека.

Простая реакция на грязь и кровь войны.

18 мая 1942 года. Город Мишкольц, Венгрия.

– В целом задачи и цели понятны? – Полковник Гнатюк, с неизменной кружкой в руке, внимательно смотрел на командиров батальонов.

– Да чего тут понимать? Топаем во втором эшелоне после танкистов. Занимаем позиции и ждем немчуру. Как какие серьезные проблемы – зовем «сухарей». – Майор Ляпичкин пожал плечами.

– Вы, товарищи командиры, все же не забывайте – командарм Малиновский лично со мной говорил. Просил удержать контрудар. Мы – лучший полк в дивизии генерала Родимцева. И должны это доказать! – Гнатюк одним глотком допил чай и с силой стукнул кружкой по облезлому столу. – Вы уже знаете, что это – наша последняя операция как стрелковой дивизии. После нее – в тыл. Отдохнем, получим пополнение и технику. Так что лучше бы нам не опростоволоситься.

– Товарищ полковник, справимся мы, я уверен. Не подведем! – Шимазин оптимистично улыбнулся.

– Надеюсь, товарищи, надеюсь, – полковник вздохнул. – Ладно, все свободны. Идите, ставьте задачи ротным. Выходим через три часа.

19 мая 1942 года.

Васильев устало опустился на землю. Сил у него больше не оставалось. Шимазин сидел так уже несколько минут, в перерывах между затяжками продолжавший выговариваться старому другу:

– Не, ну ты представляешь, Лень, эта сука про Женевскую конвенцию кричала? Эсэсовский урод. Когда они наши деревни в Белоруссии и на Украине сжигали целиком, вместе со всеми жителями, они про конвенции не вспоминали. Или когда расстреливали наших политработников. Как там? «Евреи и комиссары – два шага из строя». Твари.

– Эсэсман – он и есть эсэсман. Чего с него возьмешь? Зато танкист нормальным оказался. Честный солдат.

– Это который «сухарей» ненавидит?

– Ага. Только ненавидел. Его при третьей контратаке кончило. Он, кстати, «сухарь» «ратш-бумом» называл.

– Чего? – переспросил Васильева Шимазин.

– «Ратш-бумом», – повторил майор, небрежно ткнув рукой в темноту, изредка разрываемую далекими вспышками.

– Пускай привыкают, – Терентий передернул плечами, – у нас их все больше и больше с каждым днем. – И он коротко и нервно хохотнул.

Где-то вдалеке прогремела серия взрывов.

– Немецкие легкие самоходки. – Шимазин выбросил сигарету и, встав, начал разминать шею. – Недалеко. Так что скоро опять наша очередь лезть в бой.

– Когда Малиновский ударит уже?

– Ночью мы должны нащупать слабые точки, а Малиновский контратаковать будет утром.

Немного помолчав, майор добавил:

– И хотя это логично, мне как-то надоедает быть постоянной морковкой перед немцами. А то кто знает, что они придумают в следующую секунду.

– Хуже, чем в Варшаве, скорее всего, не будет. Это уж наверняка. – Поднявшийся на ноги Васильев похлопал друга по плечу. – Ты-то чего здесь остался? Тебя ж зацепило, Терентий? Сидел бы уже в госпитале при штабе.

– Обижаешь, Лень. Здесь, конечно, не гостиница, а грязный окоп в мокром лесу. Но я сам должен командовать своими парнями. Не первый раз, в конце концов. В финскую бывало и не такое. Я обстрелянный солдат, товарищ майор, а не какой-нибудь мальчишка. Обидно только, что командарм, наверное, где-нибудь в другом месте по немчуре врежет, а мы не увидим и не услышим.

– Да ладно, не парься, – Васильев хмыкнул. – Если Малиновский устроит наконец свой любимый «Большой Бум», то все прекрасно слышно будет.

– Слушай! Вот мы уже давно вместе служим. А ты вообще сколько в армии?

– С тридцать восьмого, – сказал Леонид после некоторого молчания. – Я даже на Халхин-Голе повоевал. Но Испанию я не застал. Хотя хотелось тогда туда отправиться.

– А чего не поехал?

– Молодой был, в училище еще учился. Командир толковый был, услышал, как мы с друзьями это обсуждаем, по ушам надавал, типа «вам учиться и учиться еще, не фига всякой дурью маяться». Хороший был мужик.

– Был?

– Еще в финскую в землю лег.

– Вон оно как.

Два командира помолчали, тревожно вслушиваясь в предрассветную тьму.

– Товарищ майор! – прервал их молчание появившийся словно из ниоткуда якут.

– Да, Федор! – Васильев кивнул, разрешая говорить.

– К роще немецкие танки идут. Много.

– Много – это сколько?

– Темно, товарищ майор, трудно посчитать. Но где-то тридцать-сорок.

– Не фига ж себе. Видать, не понравилось им, чего мы с их эсэсманами сделали.

– Товарищ майор, – прервал Шимазина Охлопков, – я точно не уверен, но это какие-то новые танки.

– В смысле?

– Здоровые. Как KB, а то и больше. Я таких раньше не видел.

Два комбата обеспокоенно переглянулись.

– Терентий, посмотри, чего там за танки и вообще че, как, а я людей организую! – Шимазин согласно кивнул.

– Давай, веди меня, товарищ Охлопков. Разберись тут, Леня. – И майор, пригибаясь, побежал за якутом.

Раздав указания расчетам четырех соракапятимиллиметровых противотанковых орудий и нескольким бронебойщикам с РПГ, Васильев стал ждать возвращения Шимазина.

Тот вернулся достаточно быстро, и, грохнувшись в окоп рядом с Леонидом, быстро произнес:

– Плохо, Леня. Очень плохо. Охлопков прав – это новые танки. Явно ничего хорошего. Прут как на параде, не боятся ничего.

– Далеко?

– Километрах в трех пока. Но мимо нас точно не пройдут. Часть прет прямиком к нашему замечательному леску. – Шимазин обвел рукой вокруг головы.

– Пехтура есть?

– Сидят на броне. Танковый десант, черт бы их побрал. Одна надежда – если рацию починят наши герои и мы сможем летунов вызвать.

– Вряд ли те успеют, даже если сейчас их вызывать будем. Но давай посмотрим этот вариант. – Уже вскочивший Васильев повернулся к Охлопкову и добавил:

– Федя, очень надо. Если какой урод из танка свою башку высунет – снимешь его, хорошо?

– Так точно, товарищ командир, сниму. – Кивнувший сержант вновь исчез.

Меньше чем через пару минут Васильев разговаривал с радистами, отчаянно пытающимися с помощью починенной кое-как рации вызвать штаб.

– …Глаз… ва… прие… – Среди неразборчивого шипения послышалась перебиваемая помехами речь.

– Я – Десятый, вызываю Глаз-1, прием!

– Я… слы… ошо… рием…

– Я – Десятый, срочно нужна помощь авиации, атакован батальоном тяжелых танков, повторяю, срочно нужна помощь, атакован батальоном тяжелых танков с поддержкой пехоты, прием!

– …зиция? Пов… ряю, уточните свою…

Васильев уточнил, с трудом удерживаясь от использования мата.

– Помощь скоро будет, постарайтесь продержаться, помощь уже идет. Повторяю, держаться! – неожиданно четко прозвучало из приемника.

– За что, за хрен, что ли, держаться? – буркнул злой Шимазин.

Вдалеке щелкнул выстрел. Затем – еще один. И еще.

– Охлопков работу на свою голову нашел? – Шимазин посмотрел на Васильева. Тот пожал плечами:

– Хороший боец. Один из лучших у меня. Я его к Красному Знамени представил. Будет его третьей серьезной висюлькой.

– А чего у него еще есть?

– Красная Звезда и еще одно Знамя, как у меня. Скоро, чувствую, он у меня на Героя потянет. Фрицев отстреливает десятками. Снайпер.

– Повезло тебе с ним. – Шимазин покачал головой. – Мож, отдашь?

– Ага, счас. Да он и не пойдет, Терентий. У него в моем батальоне брат погиб, еще зимой, в Варшаве. Вот Охлопков чего-то вроде клятвы дал. «Дойду до Берлина». И после мелкого ранения снова ко мне вернулся. Братья в моей тогда еще роте лучшим пулеметным расчетом были. Их вместе и накрыло. Только Федору повезло – его краем зацепило. А его брата… – Васильев замолчал. Шимазин понимающе кивнул. Вздохнув, Леонид продолжил: – Я, когда его из-под обвалившейся стенки вытаскивал, думал, что Федор все, не жилец. Весь в крови, мозгами обрызганный. Я не сразу понял, что это по большей части не его. Вижу, дышит с трудом, ну, думаю, надо его успокоить, что ли. И приговаривал что-то вроде «Все хорошо будет. До Берлина дойдешь, за брата отомстишь». Сам не понимал, что несу. – Васильев снял с пояса фляжку и, отпив содержимого, продолжил: – А тот, когда очнулся и в себя пришел, решил, что только со мной до Берлина дойдет. И как с цепи сорвался. Немцев стал косить, как в тире. Так что не пойдет он, Терентий, к тебе. И я не отдам.

– Да ладно, это я так. Думал, может… – Начавшего объясняться Шимазина прервал прозвучавший на опушке взрыв. Немцам потребовалось всего несколько минут, чтобы понять, откуда прозвучал выстрел.

Появившийся спустя еще полминуты Охлопков, смущенно улыбаясь, доложил:

– Товарищ майор, я какого-то фрица, высунувшегося из танка, застрелил, как вы и приказывали. А потом решил, что раз уж начал, то можно еще по пехоте на броне пострелять. Человек пять снял.

– Молодец, Федор! Я так понимаю, у нас сейчас гости будут, так что держи РПГ. – Васильев протянул якуту трубу гранатомета. Тот закинув винтовку за спину, аккуратно принял подарок для немцев.

– Вот, еще пару снарядов держи, и дуй на позицию. И это. Бить танки в борт. В лоб может и не взять.

– Так точно, товарищ майор.

Посмотрев вслед убежавшему якуту, Васильев повернулся к Шимазину и, горько усмехнувшись, произнес:

– А до отпуска всего ничего оставалось, а?

– Не боись, Леня, прорвемся. Тебе еще звезду Голливуда в жены надо найти. Так что помирать нам еще рано.

Васильев улыбнулся и, поудобнее перехватив свой ППС, приготовил свисток.

Иван Васильев, пилотирующий новехонький Су-8, получил новое целеуказание буквально через пять минут после вылета. На логичный вопрос, чего происходит, командир эскадрильи в несколько грубой форме посоветовал не задавать глупых вопросов. Потом, правда, добавил, что там полк пехоты погибает и им срочно нужна помощь. Про то, что спасать Иван будет своего однофамильца, комэск ничего не сказал.

Восемь самолетов после этого сообщения вдруг стали казаться какими-то медленными. Выжимая из них все что можно, летчики спешили к месту сражения.

Леонид тем временем расстрелял последний магазин своего автомата и даже не надеялся на выживание. Новые танки немцев оказались удивительно хороши. Противотанковые орудия смогли подбить только несколько, да и то только потому, что были хорошо замаскированы и дождались, когда фашисты подъедут поближе.

РПГ справлялись неплохо – на их счету было еще несколько танков, но их было чертовски мало.

Три СУ-76 смогли подбить только один танк, и то не до конца – его явно можно было отремонтировать.

Появление авиации было воспринято майором без особого энтузиазма – «эрэсов» он на самолетах не увидел, а что могут пушки – разве что еще пару-другую танков сожгут. Ну и пехоты чуток положат.

Увидев на фоне восходящего солнца заходящий на цель самолет, Леонид вдруг сообразил, что тот какой-то незнакомый. Не «горбатый», точно. И не Пе-2 тоже…

Иван вывел самолет на цель просто идеально. «Ну, счас вы у меня отхватите, уроды». – Злорадная мысль, промелькнувшая в сознании, никоим образом не нарушила концентрацию.

Четыре сорокапятимиллиметровые пушки заработали с такой силой, что самолет неслабо дернулся. Хотя, вполне возможно, это было не из-за пушек, а из-за двух крупнокалиберных пулеметов необычной четырехствольной конструкции…

Летящий необычный самолет вдруг окутался пламенем – и танк-цель взорвался, а пехота, прячущаяся за броней, разом полегла. Остальные самолеты также на секунду-другую окутывались пламенем, уничтожая пехоту и калеча танки.

– У них там что, по двадцать пулеметов, что ли, стоит? – пробормотал один из сержантов.

Неожиданно с очередного заходящего на цель самолета сорвалось несколько молний «эрэсов» – судя по всему, Васильев в темноте их попросту не заметил…

21 мая 1942 года. Москва, Кремль.

– Таким образом, контрудар Малиновского имел успех. Немецкие войска дезорганизованы и начинают сдаваться. Идея с десантом в тыл оказалась удачной, – закончил доклад Шапошников.

Внимательно слушавший Сталин поднялся из кресла и, подойдя к карте, спросил:

– У вас все, Борис Михайлович?

Тот кивнул и отправился к своему стулу. Слово попросил Василевский:

– Товарищ Сталин, следует особо отметить дивизию генерала Родимцева. Именно благодаря тому, что его бойцы устояли перед немецким контрударом, Малиновский сумел перегруппировать силы и нанести удар во фланг наступающим. Потери дивизии Родимцева в личном составе превысили шестьдесят процентов. Сам генерал… сам генерал ранен. – Василевский выпалил все это на одном дыхании, сбившись уже под конец.

Вождь помолчал. Затем, после нескольких выпущенных колец дыма, произнес:

– Товарищ Сталин про подвиги совэтских бойцов знаэт. В том числе и про дивизию товарища Родимцева. Один из его полков фактически больше не существует, да?

– Да. Личного состава на две роты не наберется.

– И это именно они захватили новые немецкиэ танки, да?

– Один танк. Генералом к Герою представлено сразу трое – два майора, командиры батальонов Шимазин и Васильев, а также старший сержант Охлопков. И еще несколько человек к Красному Знамени и Красной Звезде.

– Посмотрим, товарищи. Но звучит так, что эти награды бойцы заслужили…

22 мая 1942 года. Москва, Кремль.

– Здравствуйте, товарищ Кравченко. – Поднявшись навстречу вошедшему в кабинет ученому из будущего, лидер СССР протянул руку.

– Добрый вечер, товарищ Сталин. Для меня огромная честь встретиться с вами. – Длинный и худой, как каланча, Илья Петрович пожал протянутую руку вождя. Глаза молодого человека просто светились от счастья.

– Как ви прекрасно понимаэте, у товарища Сталина много дел. И он очень хотел бы знать, для чего вам потребовалась такая срочная встреча? – Вождь сел обратно в кресло и показал ученому на стул, приглашая того присоединиться.

– Понимаете, товарищ Сталин, то, что я обнаружил в имеющемся архиве специальных материалов, – вождь понимающе кивнул, – не просто важно. Это архиважно! – От волнения ученый даже вскочил и, схватив портфель, вытащил из него листок. После чего, размахивая им, словно знаменем, выпалил: – По сравнению с этим даже атомная бомба не выглядит такой уж серьезной штукой.

Взгляд главы СССР мгновенно изменился, став из расслабленно-изучающего предельно серьезным и сосредоточенным.

– И что же это такое, Илья Петрович?

– Целая серия материалов по нанотехнологиям. И особенно – по созданию атомно-силового микроскопа!!!

Вождь взглянул на сидевшего неподалеку Берию. Тот пожал плечами. Видя некоторое недопонимание, Кравченко добавил:

– А атомно-силовой микроскоп – прямой путь к нанотехнологиям. Со всеми вытекающими. До нахождения этих материалов создание АСМ состоялось бы в лучшем случае году в семидесятом. Теперь мы сможем сделать его лет на десять-пятнадцать раньше. А то и на все двадцать.

– И насколько эта отрасль техники важна? – негромкий вопрос Берии прервал поток слов ученого. Тот кивнул и снова полез в глубины портфеля.

– Вот я тут принес статью от девятнадцатого года… две тысячи девятнадцатого. Это обзор того, что удалось сделать в этой отрасли за тридцать три года с открытия АСМ. – Илья Петрович протянул Сталину бумаги.

Тот, быстренько пробежавшись глазами по статье, замедлился лишь на страницах «Нано и ВПК» и «Наномедицина». После чего поднял голову и улыбнулся взлохмаченному ученому.

– Ви большой молодец, товарищ Кравченко. – Вождь поднялся и отдал обзор Берии. Тот углубился в чтение. Хозяин кабинета тем временем продолжил: – Я полагаю, что о наличии этих материалов не знает никто, кроме нас?

– Да, товарищ Сталин, только я, вы и товарищ Берия.

– Вот пусть это пока так и останэтся. А когда наша наука закончит с покорэниэм ядэрных сил, то ми обратим особоэ вниманиэ на нанотехнологии, – вождь ободряюще кивнул Кравченко.

Еще некоторое время поговорив с ученым, Сталин отпустил того отдыхать. После чего повернулся к закончившему чтение главе НКВД и спросил:

– Лаврентий, расскажи-ка мне поподробнее про товарища ученого.

– Молод. На момент попадания сюда ему было тридцать четыре года. Сейчас соответственно тридцать пять. Умен – не зря в тридцать четыре возглавлял на одном из предприятий ВПК целое направление. Из важных особенностей – был вашим ярым… эээ… поклонником, несмотря на то что, как вы уже знаете, тогдашнее правительство не особо вас жаловало.

– Ярым поклонником? – Сталин насмешливо наклонил голову.