Текст книги "Сибирское дело"

Автор книги: Сергей Булыга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 21

Шли они долго. Молчали. Тропа спускалась вниз, в туман. Когда дошли до тумана, он рассеялся, а тропа стала подниматься вверх, между двумя горами. Солнце уже перевалило за полдень и то выходило из-за туч, то опять скрывалось. Маркел притомился. Но вогулы и не думали делать привал. Старый вогул, идущий впереди, даже не оглядывался. А вертлявый шёл рядом с Маркелом и иногда на него пристально поглядывал, но ничего не говорил. Чем выше поднимались в гору, тем тропа становилась грязнее, сверху же текла вода от тающего снега. Хорошо ещё, думал Маркел, что у него отобрали пищаль, а так бы сейчас тащил её, такую тяжеленную, и проклинал, потому что какой от неё толк, от незаряженной? И тут же подумалось: а что у них в том длинном мешке с жердями, уж не вторая ли пищаль? Но если это так, и если об этом где надо дознаются, то дедушке Макару мало не покажется, тут уже и голову отрубят запросто! А что в других мешках, в которых железо погромыхивало? Там, наверное, чурки железа, вогулы отнесут их своим кузнецам, те им ножей, серпов, шил, кос, вил или чего ещё наделают. А в других, лёгких мешках, лежат, скорей всего, где бусы, где платки, ленты, серьги, колечки и прочая мелочь. И за всё это платили соболями! А это разбой! Это нельзя! Никакая шкурка мимо государевой казны пройти не может!..

Но, тут же спохватился Маркел, всё это не его забота, а его забота – это царская сабля и царский же пансырь, вот что он должен возвратить в казну под запись, а всё остальное его не касается, на это царь найдёт других людей, а Маркел должен искать то, что ему велено. И он же ищет! Вот что тогда думал Маркел, а они поднимались всё выше и выше. И вот они уже взошли на самый верх тропы, на перевал, снегу там было ещё много, и горы по бокам были в снегу, а тропа спускалась прямо вниз и забирала чуть вправо, и там, уже ниже снегов, в грязи, был виден маленький ручей. Они к нему и свернули. Теперь они шли быстрей, радостней. Маркел тоже прибавил шагу.

Когда дошли до ручья, старый вогул поднял руку с копьём, и все остановились. А он начал что-то выкрикивать, и все остальные стали понемногу приплясывать. Один Маркел стоял неподвижно. Тогда вертлявый начал дёргать его за рукав и повторять: «давай! давай!». Чёрт его знает, в честь чего это, сердито подумал Маркел и не приплясывал. Вертлявый разозлился, стал дёргать сильнее. Но тут старый вогул замолчал, все перестали приплясывать и, наклонившись кто как мог, стали пить из ручья. Маркел тоже приложился. Вода оказалась холодная, чистая, вкусная, Маркел пил с удовольствием.

Потом старый вогул махнул копьём, и все пошли дальше. Шли всё время вдоль ручья. Ручей становился всё шире. Так они шли ещё не меньше часа, а потом завернули за угол очень большого камня, и за ним Маркел увидел лодки, лежащие на берегу, а возле лодок стоял сторож, тоже вогул конечно же. С собакой. Собака увидела Маркела и поджала хвост. Маркел посмотрел на лодки. Они были крепкие, долблёные. Но все пошли не к лодкам, а дальше, за камень.

Там, на другой стороне камня, была вырезана страшная бесовская рожа с толстыми губами. Вогулы встали перед ней на колени и начали вразнобой что-то приговаривать. А Маркел на колени не встал. Но теперь его никто не дёргал, всем было не до него. Все кланялись роже, мотали головами и приговаривали «поэм! пым! поэм! пым!». Потом старый вогул встал с коленей, достал нож, порезал себе руку и стал этой кровью мазать бесу губы. Потом также сделали другие.

А потом вернулись к лодкам, столкнули их в ручей и поплыли, отталкиваясь вёслами от дна. Маркел плыл на третьей лодке, вместе с вихлястым и ещё тремя вогулами. Маркелу не дали весла, он сидел и смотрел по сторонам. Смотреть было страшновато, потому что ручей был очень быстрый и в нём было много камней, вода возле камней бурлила, вот лодка и болталась как скорлупка. Маркел то и дело крестился. Так их трясло довольно долго, уже начало смеркаться. Маркел думал, что сейчас они сделают настоящий привал, перекусят и лягут поспать.

Но старый вогул, а он плыл на первой лодке, опять даже не думал оборачиваться, и они плыли и плыли. Берега ручья были с обеих сторон высокие и густо засыпанные камнями. Да и в самом ручье камней тоже хватало, лодку кидало с боку на бок. Маркел читал про себя Отче наш. Вертлявый иногда вдруг приговаривал «речка!» и скалил зубы. Зубы у него были мелкие, изъеденные. Маркел не сдержался и спросил, понимает ли вертлявый по-нашему. Но тот в ответ только ухмыльнулся и ничего не сказал. Значит, понимает ирод, подумал Маркел, а вот говорить почему-то не хочет. Или ему не позволяют.

Тем временем совсем стемнело, но гребцы продолжали грести, правильней, отталкиваться вёслами.

Но вот, наконец, впереди закричали. Потом там показался огонь. Лодки, подплывая к нему, останавливались, и вогулы выходили на берег. Вышел на берег и Маркел, и сразу увидел ещё одну рожу, выбитую в камне. Под рожей горел огонь, возле огня стоял сторож. И опять старый вогул начал размахивать копьём, а все остальные пританцовывать и напевать о чём-то. Потом роже поднесли дары – бусы, ленты, бубенцы и ещё какую-то мелочь. Это они у дедушки Макара наменяли, подумал Маркел, а вот железа не дают, оно им самим сгодится.

Вдруг крепко запахло рыбами. Это сторож выставил их целую корзину. Вогулы разбирали рыбу, тут же разрывали на куски и прямо сырьём ели. А Маркелу дали прут, он наколол на него свою рыбу, немного обжарил на костре и, полусырую, съел.

Потом начали укладываться спать. Ложились прямо на голую землю. А Маркела отвели за камень и приказали лезть в шалаш. Маркел залез, зарылся в ветки и подумал: дикари какие, и ничего их не берёт, как это Ермак с такими воевал? А как Шуянин воюет? Или его давно уже убили? Как после убьют и Маркела. Ну а пока не убили, надо ехать дальше и искать царские вещицы, а найдя, вернуться и сказать князю Семёну…

И Маркел заснул. Вначале ему снилась Параска, но потом она пропала, и стало сниться только то, как его хотят убить и съесть сырого. От таких мыслей спалось очень плохо.

Зато проснулся живой, и от этого на душе сразу стало весело. Но веселиться было некогда, потому что вогулы уже рассаживались по лодкам, вертлявый прибежал и стал кричать:

– Чердын! Вставай! Лодка бежит! Скорей!

Понимает по-нашему, чёрт, радостно подумал Маркел, вылезая из шалаша. Вертлявый тоже улыбался, взял Маркела за руку и потащил к лодке.

Они быстро отчалили и также быстро поплыли. Маркел искоса поглядывал по сторонам. Речка уже стала настоящей рекой. По обеим берегам рос густой лес. Вертлявый долго молчал, а потом вдруг сказал:

– Ты, чердын, больше не бойся. Наш бог тебя принял. Теперь хорошо!

– Как это принял? – настороженно спросил Маркел.

– Так принял! – ответил вертлявый. – Не убил! А мог убить!

– За что? – спросил Маркел.

– А просто так, – важным голосом ответил вертлявый. – Глазом моргнул, губой дыхнул, и ты в ледышку превратился. Он это умеет! А тебя пощадил. Поедешь дальше.

– А это куда? – спросил Маркел.

Но вертлявый уже ничего не ответил, а, как глухой, смотрел в сторону.

Так они плыли полдня. Потом вышли на берег, к ещё одной каменной роже, поклонились ей, поднесли дары, подкрасили бесовские губы своей кровью и поплыли дальше. Маркел спросил:

– Долго ли нам ещё плыть?

Вертлявый подумал, потом поднял кулак и начал разгибать пальцы. Разогнул четыре.

– И что там? – спросил Маркел.

– Город, – нехотя ответил вертлявый.

– А кто в городе?

– Аблегирим, большой князь.

– А этот тогда кто? – И Маркел указал на старого вогула впереди.

– Малый князь, – ответил вертлявый и презрительно поморщился.

– А ты кто?

– Поркоп, – сказал вертлявый.

– А где ты научился по-нашему?

– Я же говорю, что я Поркоп! – сердито ответил вертлявый. – Меня на вашей стороне крестили. Назвали Поркоп. А я убежал. Давно уже! – И засмеялся.

А Маркел подумал, что Поркоп – это, наверное, Прокофий.

Плыли дальше, река становилась всё шире и глубже. Гребцы уже не отталкивались веслами от дна, а гребли по-настоящему. И так гребли до самой ночи, после опять причалили возле бесовской рожи, и вогулы все вместе поели сырой рыбы, а Маркела отсадили отдельно и развели ему отдельный костёр. Он сам себе нажарил рыбы и поел, потом также отдельно лёг в шалаш, зарылся в ветки и заснул. А утром они опять поплыли. Поркоп молчал. Тогда Маркел сам спросил, почему к нему никто не подходит и не заговаривает с ним.

– Потому что боятся, – ответил Поркоп. – Чердынские люди, они все шайтаны.

– А куда меня везёте? – спросил Маркел.

– Покажем большому князю, – нехотя ответил Поркоп. – Если ты ему понравишься, он возьмёт тебя к себе и отведёт на молельное место. А если нет, прогонит дальше по реке.

– А кто дальше по реке живёт?

– Раньше жили всякие. А теперь поселился один ваш. Казак Васька называется.

Маркел радостно усмехнулся и подумал, что это, наверное, про Василия Шуянина сказано. Значит, дедушка Макар не накривил, и они пока что правильно плывут, так что теперь только одна забота – не приглянуться вогульскому князю, чтобы он не отвёл на молельню, а то это как-то недобро звучит – «отвести». И Маркел крепко об этом задумался, думал весь день. Также и Поркоп молчал.

Вечером пристали к берегу, перекусили, легли спать. Утром проснулись и поплыли дальше. Плыли очень быстро и почти без остановок: утром, как только взошло солнце, сели и гребли до полудня, в полдень пристали, наскоро перекусили и гребли дальше, пока солнце не зашло. А в мае месяце дни длинные!

А река становилась всё шире и шире. По обоим берегам стоял густой лес, и нигде не было видно никакого жилья. Маркел спрашивал, неужели здесь никто не живёт, на что Поркоп отвечал, что, конечно, живут, но зачем это показывать? Будешь показывать, злые люди про тебя узнают, придут и убьют тебя, и всех твоих родичей убьют, и всё твоё добро пожгут.

– Или пограбят, – прибавил Маркел.

– Зачем грабить? – удивился Поркоп. – У них и так всё своё есть. Им только одно надо: чтобы ты их рыбу не ловил, их зверя не стрелял и их самих не убивал. Вот чего злые люди хотят!

– А большой князь чего хочет?

– А! – засмеялся Поркоп. – Большой князь совсем ничего не хочет. И он не боится, что ты его убьёшь. У него крепкий дом, ты в него не войдёшь! И тебя убьют, если полезешь! Но мы не полезем. Мы придём и поклонимся ему, и поднесём дары, которые у твоих братьев наменяли, и большой князь нас помилует.

– А если не помилует, тогда что?

Поркоп не ответил. И молчал весь день. Только вечером сказал:

– Если ты большого князя разгневаешь, он с тебя волосы снимет.

– Как это? – не понял Маркел.

– А очень просто! – ответил Поркоп. – Вот так возьмёт за макушку, вот так ножом чиркнет – и снимет волосы, как шапку, себе к поясу привяжет, и твоя сила перейдёт к нему, а тебя в речку бросят, и всё. Или отнесут на молельное место, чтобы тебя там священные птицы склевали.

Маркел больше ничего не спрашивал, молчал. А ночью ему снился большой князь с ножом, князь ходит по лесу и негромко посмеивается.

Утром погода испортилась, пошёл сильный дождь и не прекращался до ночи. Когда они пристали к берегу, костёр возле беса не горел. Поркоп сказал, что это дурная примета – им же завтра приезжать к большому князю, а они сейчас даже не могут поднести бесу дары. Поркоп называл беса ойкой, конечно. Маркел задумался, потом спросил, каков большой князь из себя. Поркоп ответил, что он высокий и толстый, примерно такой же, как Ермак.

– А ты что, видел Ермака? – спросил Маркел.

– Да, видел, – ответил Поркоп. – Он к нам приезжал. Большой князь с ним пировал. А потом Ермак уехал.

– А для чего он приезжал? – спросил Маркел.

Но Поркоп вдруг очень сильно помрачнел и сказал, что не будет про Ермака рассказывать, сегодня этого делать нельзя. Сперва, сказал он, нужно прийти к большому князю и поклониться ему. Маркел поел сырой рыбы (потому что костёр не горел) и лёг спать в шалаше. А утром встал со всеми и поплыл. Дождь ещё ночью кончился, но небо всё равно было хмурое. Река сделала крутой поворот, и Маркел наконец увидел вогульский город, город большого князя Аблегирима, а сам город, как сказал Поркоп, называется Полум, а не Пелым.

ГЛАВА 22

– Потому что, – продолжал Поркоп, – что такое Пелым? Это чердынское слово, бесовское. А Полум – это наше, правильно имя. Так великого бога зовут: Полум, сын Торума. Он здесь, рядом, в священной роще живёт. Ему все земные звери подвластны, и все птицы, и все рыбы. Он только одно слово скажет – и звери пойдут к тебе, только успевай стрелу закладывать. И рыба сама в невод поплывёт, птица сама в силок запрыгнет. А не скажет, ничего не будет, опухнешь с голоду, звери придут и задавят тебя, до костей мясо обгрызут, а птицы жилы с костей склюют начисто, а рыбы остатки обсосут!

И он ещё что-то говорил, но Маркел его не слушал, а смотрел вперёд, туда, где при слиянии двух рек, на высоком холме, стоял крепкий толстенный частокол, на нём там и сям висели черепа звериные, с рогами, за частоколом были видны берестяные крыши. А у воды, Маркел их только что заметил, стояли вогулы, все с копьями, в кожаных латах, а кое на ком блестели и железные. А один, стоявший впереди, был и выше всех, и толще, и он был без копья, зато у него было две сабли – в правой и в левой руке. И латы на нём сверкали ярче прочих.

– Кто это? – спросил Маркел.

– Большой князь Аблегирим, – с почтением ответил Поркоп. – Понравишься ему, убьёт. А не понравишься, тоже убьёт, но уже в другом месте.

– Так как тогда быть?

– Просить пощады.

Маркел хмыкнул. А лодки тем временем всё приближались к стоящим на берегу вогулам. На передней лодке положили вёсла, теперь только последний гребец загребал, лодка развернулась и уткнулась в берег. Старый вогул первым сошёл на землю, поклонился большому князю и что-то кратко сказал. Большой князь одобрительно кивнул. Подплывали остальные лодки, вогулы выходили на берег, выносили мешки с товарами и составляли их перед большим князем. Маркел думал, что и его сейчас вытолкают вперёд, к мешкам, но ошибся – его, наоборот, затолкали в самую толпу, чтобы большой князь его пока не видел. Или чтобы мог сделать вид, будто не видит.

А большой князь, заткнув свои обе сабли за пояс, уже начал рассматривать дары. Поркоп, а с ним ещё двое помощников поочерёдно развязывали мешки и высыпали их содержимое на специально расстеленные на земле шкуры. В мешках была всякая мелочь – опять бусы и ленты, колокольчики, зеркальца, платки, холсты и прочая бабья рухлядь. Но попадались и нужные вещи – ножи, топоры без топорищ, а то и просто куски и полосы железа, это уже для местных кузнецов. Большой князь иногда улыбался, и тогда Поркоп поднимал понравившуюся ему вещь, большой князь её рассматривал и передавал шедшим за ним дружинникам, или отырам, если по-вогульски. Отыры были в богатых одеждах, но большой князь был одет лучше всех. А ещё у всех было только по две косички, а у него четыре, и у всех ничего на голове не было, а у него был повязан позолоченный ремешок со вставленными в него золочёными фигурками бесов. Бесы торчали как зубцы в царской короне. Маркел меленько перекрестился.

А когда большой князь остановился и отвёл руку, чтобы кому-то что-то показать, Маркел увидел у него на поясе связку человеческих волос на человеческой же коже, и эти волосы были не только чёрные, вогульские, но и наши, русые. Маркелу сразу стало жарко.

Большой князь тем временем осмотрел все мешки кроме последнего – длинного, из которого торчали жерди. Там пищаль, почему-то подумал Маркел, дедушка Макар, скотина, продал пелымцам пищаль, пелымцы научатся стрелять и перестреляют всех нас!..

А большой князь уже подошёл к тому мешку и стал его рассматривать. Потом что-то спросил. Поркоп ответил. Большой князь опять что-то спросил. Поркоп усмехнулся, повернулся к Маркелу и поманил его рукой. Вогулы расступились. Маркел, а куда было деваться, вышел вперёд. Большой князь стал пристально его рассматривать. Потом одобрительно кивнул. Поркоп повернулся к Маркелу и сказал:

– Большой князь, тере Аблегирим, спрашивает, кто ты такой.

Маркел повернулся к Аблегириму и сказал по-нашему:

– Я – Маркел Косой, человек из Чердыни. – И тут же, мало ли, прибавил по-татарски: – Я тебе кланяюсь, князь. – И, сняв шапку, поклонился.

– А! Я это маленько понимаю! – так же по-татарски радостно сказал Аблегирим. – Я был в Кашлыке. А ты был?

– Я туда еду, – ответил Маркел.

– Зачем?

– Мне такой сон приснился. Мне надо в Кашлык.

Аблегирим посмотрел на Маркела, прищурился и зло сказал:

– Собака! – тоже по-татарски.

Маркел, растерявшись, молчал. А Аблегирим уже опять повернулся к тому длинному мешку и снова сказал по-вогульски. Мешок подняли и понесли к городу.

Также и все остальные дары сложили обратно в мешки и понесли. А потом и лодки понесли. И все остальные туда же пошли. На берегу, возле воды, остался только один Маркел. Он смотрел на город и думал, что не бывают холмы с такими почти что отвесными склонами, это вогулы его так обкопали, чтобы на него нельзя было подняться. И ворот в частоколе не видно, а есть только башенки, а в башенках везде стоят люди. А люди, идущие к городу, правильнее, к городскому холму, начали обходить вокруг него и скрываться за ним. Там у них, на той стороне холма, наверное, ворота. А что ему делать одному на берегу, без лодки, подумал Маркел.

И вдруг увидел, что Поркоп возвращается. Подойдя к Маркелу, он сказал:

– Большой князь подумал, что ты ещё можешь ему пригодиться. Если хочешь, я отведу тебя к нему. А если нет, иди сам дальше, большой князь тебя не держит.

Иди, зло подумал Маркел, а куда? И далеко ли он уйдёт? И не пошлёт ли большой князь за ним погоню? Конечно, пошлёт! Поэтому Маркел спросил, куда девался его узел с вещами. Поркоп сказал, что узел несут в город.

– Тогда и я туда! – сказал Маркел.

Они развернулись и пошли за остальными.

ГЛАВА 23

Как Маркел думал, почти так оно и оказалось. То есть когда они с Поркопом завернули за холм, то на его обратной стороне Маркел увидел вход в город. Только это были не ворота, а просто с самого верха, с частокола, до самого низа холма тянулась длинная верёвка. Она была с узлами для удобства. Маркел полез по ней, следом полез Поркоп. Склон был крутой, обкопанный, а когда Маркел долез до частокола, то увидел, что брёвна в нём поставлены так плотно, что нигде между ними мизинца не просунешь. И так же и стрела не пролетит, подумалось.

Как только Маркел взлез на самый верх, до остро отточенных верхушек частокола, ему с той стороны, от крепости, сразу подали руки, и он перелез туда, встал на подмости, хотел осмотреться, но ему не дали, а сразу подвели к бревну с зарубками, он по нему сошёл на землю и уже только там осмотрелся. Посреди города (даже скорее маленького городка, а то и просто острога) возвышалась большая двухэтажная хоромина с высоким крыльцом, с широко прорубленными окнами и островерхой берестяной крышей, а вокруг теснились приземистые избы для местных лучших людей, полуземлянки для худших, и ещё всякие подсобные постройки и службы. Всё это было обнесено высоким крепким частоколом, в котором нигде не было видно ни входа, ни выхода, кроме того бревна, по которому сошёл Маркел. Маркел обернулся к Поркопу и спросил:

– Как это вы без ворот живёте?

– Были раньше ворота, – ответил Поркоп. – А этой зимой разобрали. Времена пришли очень недобрые. Много чужих людей стало вокруг шататься.

Маркел промолчал. Поркоп повёл его к хоромине. Там возле крыльца стояли отыры. Когда Маркел с Поркопом подошли к крыльцу, отыры перед ними расступились. Поркоп сказал снять шапку, Маркел снял, и они стали подниматься по крыльцу. На крыльце, как и при частоколе, ступеней не было, а были только неглубокие зарубки в брёвнах. Зимой, подумал Маркел, сюда не очень-то взойдёшь, а у них тут почти всегда зима.

Поднявшись по крыльцу, они прошли через сени, где всё было увешено и устелено шкурами, поднялись на второй этаж, опять же по зарубкам, и вошли в просторную светлицу, пол в которой был почти весь застелен толстой белой кошмой, на которой в самом почётном месте, возле чувала, сидел, скрестив ноги по-татарски, пелымский князь Аблегирим и, усмехаясь, смотрел на Маркела. Маркел поклонился. Аблегирим похлопал по кошме рядом с собой. Маркел ещё раз поклонился, прошёл и сел рядом с Аблегиримом. Аблегирим молчал и наблюдал за тем, как по кошме ходят босые челядины и расставляют закуски и выпивку. Закусок было много, самых разных, а вот посуда была только деревянная.

– Чего смотришь? – спросил Аблегирим, усмехаясь. – Голодный?

Маркел на всякий случай промолчал. Аблегирим окликнул одного из челядинов, тот взял ближайшую тарелочку (правильнее, деревянную дощечку) и подал её Маркелу. На тарелочке лежали мелко порезанные кусочки сырого мяса.

– Ешь, ешь, не бойся, – сказал Аблегирим.

Маркел взял один кусочек и начал жевать, а потом скорее проглотил.

– Вот хорошо! – сказал Аблегирим. – Теперь будешь быстрый как олень. Я каждый день это ем. А ваш Ермак не ел! И не убежал от татар. Вот так-то!

И сделал знак челядину. Тот убрал эту тарелочку, подал другую. Маркел взял самый маленький кусочек и проглотил, не жуя. Аблегирим усмехнулся, сказал:

– Теперь ты будешь говорить только правду, как ворон. Иначе умрёшь!

Маркел мысленно перекрестился. Аблегирим отпустил челядина, повернулся к дверям и трижды хлопнул в ладоши. В светлицу начали входить отыры и рассаживаться вдоль кошмы. Среди отыров был и хорошо знакомый Маркелу старый вогул. Когда отыры расселись, в светлицу стали входить простые воины, так называемые ляки, и они уже не садились, а так и оставались стоять вдоль стен, на голом полу. Вместе с ляками вошёл Поркоп, и остановился прямо за спиной у Маркела.

И почти сразу же один из отыров начал быстро-быстро говорить по-вогульски, все остальные это подхватили, а потом запели. А кто-то стал бить в бубен и выкрикивать. Потом, по знаку Аблегирима, отыры замолчали, разобрали берестяные ковшики и выпили. Маркел тоже выпил. Выпивка была некрепкая и пахла мёдом. Поставив ковшики, все начали закусывать. Маркел увидел вяленое мясо, забрал его себе и начал есть. А увидел лепёшки – и стал есть лепешки. Но вдруг вспомнил слова про правду и про ворона, и сразу разогнулся от кошмы, и ничего уже не ел – не мог. Конечно, думал он, княжьи слова – это, скорей всего, обычные бесовские хитрости, но всё равно лучше не гневить Бога и ничего нечистого не брать. Подумав так, Маркел перекрестился.

А когда всем, по аблегиримову велению, опять налили, Маркел только пригубил, а остальное, будто ненароком, вылил. Аблегирим это заметил, но смолчал, только сверкнул глазами.

Время шло, отыры начали всё больше и больше хмелеть, общий разговор становился всё громче и путаней, Маркел покусывал лепёшку, а когда наливали, он каждый раз отпивал по глоточку, не больше. Но хмель всё равно стал понемногу забирать и забирать его! Аблегирим это заметил, тихо засмеялся и махнул рукой. Тут же забренчала, задудела, заныла татарская музыка, в светлицу вбежали девки в просторных рубахах, с длинными распущенными волосами, и начали плясать, ловко прыгая между закусками. Маркел широко раскрыл глаза.

– Ха! – радостно воскликнул Аблегирим. – Я у Кучума пировал. Я знаю, как вы веселитесь! Смотри, чердын!

Маркел смотрел. Девки плясали очень ловко. Аблегирим опять заговорил:

– Какая тебе больше нравится? Скажи, подарю! Не понравится, завтра вернёшь, возьмёшь другую. У меня их много. Выбирай!

Маркел молчал, смотрел на девок, думал: ага, так и скажу, я, думаешь, не знаю, что это только колдовство и вид один, а никого здесь нет, Параска говорила же… Или, может, Параска врала, а на самом деле…

Но дальше он додумать не успел, потому что Аблегирим вдруг громко хлопнул в ладоши, музыка сразу смолкла, девки убежали, и в светлице стало совсем тихо. Аблегирим повернулся к Маркелу и мрачно сказал:

– Обидел ты меня, чердын. Да вы, чердыны, все такие злые, только и думаете нас обидеть. Но мы вам не поддадимся!

И он опять повернулся к двери, поднял руку, щёлкнул пальцами – и снова заиграла музыка, но уже не быстрая, а скучная и заунывная. Ляки налили в ковшики, отыры выпили. Маркел тоже выпил, и теперь уже до дна. Аблегирим смотрел перед собой в кошму, молчал. Маркел ждал, что будет дальше.

А дальше было то же самое – ляки налили, отыры выпили и ещё сильнее зашумели. А кое-кто из них уже даже начал размахивать руками, вскакивать. А кто сидя задремал. А кто совсем привалился к стене. Ляки опять налили, отыры опять выпили.

Аблегирим не пил. Сидел как истукан. Потом вдруг, повернувшись к Маркелу, сказал:

– Приходил к нам сюда Ермак, постоял три дня внизу, пострелял из пищалей. А наверх не полез! Я выходил на стену, приглашал его. Но он всё равно не полез. Мало уже было у него людей, и он мне говорил: дай мне своих людей, дай мне припасов, и я уйду от тебя. А я отвечал: а зачем тебе уходить? Стой здесь! Я буду сверху на тебя смотреть, мне будет радостно. Но он ещё день постоял и ушёл. И убили его! И это правильно! Зачем он ходил в медвежьей шубе? Он что, Консыг-ойка, чтобы так рядиться? И за это его и убили, за шубу.

– Так шуба у него была медвежья? – спросил Маркел.

Аблегирим кивнул.

– А пансырь на нём был какой?

– Пансырь железный, красивый, – с видимой завистью ответил Аблегирим. – Мой человек в него стрелял и попал, но стрела отскочила. А хорошая был стрела, заговорённая! Ермак смеялся, хвастался, что этот пансырь ничем не пробить, его ваш главный князь ему пожаловал. И так оно после и было, никто не смог тот Ермаков пансырь пробить, такой он был крепкий. Так Ермак в том пансыре и утопился.

– Как утопился?

– А как люди топятся? Пошёл на дно и пузыри пустил, и всё. А его ляки разбежались. Татары шибко радовались, три дня на берегу плясали, ждали, когда Ермак всплывёт. Но он не всплыл. Его Аутья-отыр съел. Про Аутью знаешь?

Маркел молчал. Аблегирим продолжил:

– Аутья-отыр – младший брат Конгсыг-ойки, Конгсыг-ойка в лесу живёт, Аутья-отыр в воде, во всех реках. Вот он Ермака и сожрал. Вот как бывает с теми, кто чужую шубу носит! Ваш Ермак, он что, медведь? Или он Конгсыг-ойка?

Маркел ничего не ответил. Аблегирим щёлкнул пальцами. Поркоп наклонился и налил Маркелу в ковшик. На этот раз питьё было мутное, Маркел не решался его пить.

– Пей, пей! – сказал Аблегирим. – Тогда много чего нового узнаешь!

Маркел выпил. Воняло грибами. Его что, отравить хотят, что ли, подумал Маркел. А Аблегирим, усмехнувшись, продолжил:

– Вот сейчас мы с тобой поговорим! Сейчас это будет славно! – И спросил: – А теперь прямо скажи: куда едешь? И зачем?

И Маркел, сам того не ожидая, вдруг ответил:

– Еду в Кашлык. Мне велено узнать, убит Ермак на самом деле или нет.

– Убит, убит! – радостно ответил Аблегирим и даже рукой показал, как убит. – Это все у нас тут знают. А что ещё тебе велено?

– Велено найти две царские вещицы, которые он Ермаку пожаловал: саблю и пансырь. Где эти вещицы?

– Как где? – переспросил Аблегирим. – У татар, где ещё. Это мы ничего не берём, а только убиваем, а татарин нет, татарин может не убить, а заберёт всё! А я, если бы убил, ещё бы Ермаково сердце съел. Это мне много силы дало бы!

И он широко усмехнулся, засверкал зубами. Маркел невольно отстранился от него. Аблегирим неслышно засмеялся и сказал:

– А хочешь, съем твоё? Что, оробел? – И опять засмеялся. А потом уже серьёзным голосом, продолжил: – Это шутка. Мы уже давно никого не едим, мы же не самоеды. Вот самоеды съели бы! Самоеды – злые люди, но их здесь нет, это надо далеко на север ехать, у них князь – баба! Золотая. Говорить умеет. Она живёт на острове, сидит в пещере, к ней люди приходят, спрашивают, как им быть, она отвечает, и как она скажет, так они и делают. Вот это сильный бог! А самоеды всё равно смешные. Бабу слушают! Пусть даже золотую!

Сказав это, Аблегирим опять засмеялся, а после вдруг как опомнился, нашёл на кошме свой ковшик и поднял его. И велел то же самое сделать Маркелу. Маркел сделал. Поркоп налил им грибной настойки. Они выпили. Аблегирим немного подождал, потом облизал губы и спросил:

– Что видишь?

– Ничего, – честно ответил Маркел.

– Закрой глаза!

Маркел закрыл.

– Смотри!

Маркел снова ничего не видел. В глазах было совсем черно. Потом начало понемногу светлеть, и вскоре Маркел увидел, что он как будто в лесу и идёт по тропинке. Потом выходит на широкую поляну и видит перед собой очень толстую, очень высокую и очень старую берёзу. На ней на ветках навязаны ленточки, бусы, тряпичные куклы, обрывки цветного холста, возле неё лежат на земле зеркальца, ножи, топоры без топорищ… И пищаль! Пищаль новенькая, салом смазана, блестит. Маркел наклонился к пищали…

Но его сзади схватили за бока, а после завернули ему голову и повалили на землю. Повалил Аблегирим, встал коленом Маркелу на грудь, из голенища вынул нож и хотел резануть… Но Маркел увернулся, вскочил! А его опять свалили аблегиримовы отыры, и Аблегирим опять надавил Маркелу коленом на грудь, достал нож – и полоснул! И кровь как хлынет! Маркел схватился руками за горло, кровь хлестала по рукам, Маркел хрипел, а Аблегирим смеялся, говорил:

– Вот тебе за наших всех! И вот тебе и за ваших! Зачем в наших богов стреляете? Зачем сюда пришли? Хочешь ещё?! – и опять замахнулся ножом…

А Маркел, со зла, крикнул:

– Хочу!

Аблегирим опять ударил! Маркел ещё громче захрипел!..

И проснулся. Было совсем темно, только в чувале угольки мерцали. Маркел лежал на кошме. Рядом лежали отыры и громко дышали во сне. Маркел выпростал руку, перекрестился и начал читать «Отче наш». Прочёл, зажмурился и затаился. Вспомнил Мансурова, опять прочёл, опять перекрестился. После провёл рукой по горлу. Оно было целое. Слава Тебе, Господи, подумалось, приснится же! Или так оно на самом деле было? Маркел опять пощупал горло, оно было липкое. Маркел облизал пальцы и почуял на них кровь. А, что будет, то будет, подумал Маркел, вот только Параску жалко, будет ждать, дура, слёзы лить…

И поплыло всё перед глазами, и Маркел заснул. Или куда-то провалился.