Текст книги "Лето, очень плохое лето"
Автор книги: Сергей Баруздин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Я маму жду, – сказала она. – Вдруг чего-то испугалась, что ни мама сейчас не вернется, ни папа. Он далеко у нас, там, где идет война… Мы с мамой очень беспокоимся за него, понимаешь!
– Ты – счастливая! – вдруг вырвалось у мальчишки. – В самом деле счастливая!
Сейчас он даже ей, Лиде, показался совсем ребенком. Маленьким, забавным ребенком! И губы у него надулись по-ребячьи, и щеки покраснели, и уши оттопырились – может, от дождя?
– Почему?
– Потому, что отец у тебя есть и мать! И о них можно беспокоиться…
Она опять не знала, что говорить. Хлопнула дверь, но это была не мать. Еще раз хлопнула, и опять не она.
– А почему ты так говоришь? Ты иди, иди сюда ближе, а то там дождь…
Он подошел ближе. И ничего не сказал. Только хлюпнул носом.
– У тебя платка нет? – некстати спросила она.
– Почему нет? Есть! – Он достал платок и, кажется, назло ей громко высморкался. Повторил: – А ты правда счастливая!
Кажется, она догадалась:
– У тебя что? Нет родителей? – Испугалась, сказав это. – А где же ты живешь?
– Мы в Киеве сейчас живем, в детском доме, – сказал он. – Там у нас, конечно, очень хорошо. А ты знаешь Киев?
– Нет… Не знаю…
– Приезжай, правда, приезжай, увидишь! Киев тебе обязательно понравится! – пообещал он. – А до этого я в Караганде жил, и в Оренбурге, и в Иркутске, и в Хабаровске, и на Камчатке, когда мать была жива…
– А отец? – не выдержала она. – Папа?
– Папу я не знаю, никогда не знал, – сказал он. – Мама ведь цыганка у меня была, и я – цыган… Вот и бродили мы, где только не были! А когда мама умерла, я в детский дом определился. Сам! Чтоб не бродяжничать!.. Надоело как-то… Правда, первый раз удрал. На Кубу хотел попасть или во Вьетнам. Но не получилось. Вернулся. У нас в детском доме, в общем-то, хорошо. Жить можно.
Дождь лил, лил, лил. Хлестал по асфальту. По фонарям хлестал. И по ступеням перед подъездом.
– А плакать не надо, – вновь сказал он. – Ты счастливая! И я… – Он смутился чуть, помолчав. – Я очень рад, что увидел тебя… Правда, приезжай в Киев… Я тебе все покажу! Я ведь там уже восемь с половиной месяцев – весь город знаю.
– А здесь? – спросила она.
– Мы с экскурсией здесь. Татьяна Григорьевна мне поручение дала – шариковые ручки купить, а их нет, как назло. Во всех магазинах был. А сейчас мне уже бежать надо. Поезд у нас сегодня. Ждут меня! «Синяя стрела», слышала? Ночь проспал и утром – в Киеве!.. Ну, я побегу… Ладно? Только ты… Приезжай, правда, приезжай! А-а?
Интересно, что же все-таки это такое?
В школе Лида часто встречала девчонок, влюбившихся в мальчишек. Знала мальчишек, тайно любивших кого-то. Чаще слышала просто разговоры: «Ой, девочки, он мне так нравится!» И просто вздохи. Другие девчонки, уже подкрашивающиеся и пудрящиеся, рассуждали проще: «Любовь, девочки, – это же только в книгах! В наш модерный век любовь – желание! Вот вчера я с Вадькой из почтового ящика целовалась. А сегодня захочу – еще с кем… Надо брать от жизни красивое!»
О любви в школе были и диспуты. Но скучные. Может, потому, что сама Лида еще никогда никого не любила. Ей нравился кто-то, и только. Один раз этот «кто-то» был ее одноклассник, но он оказался выскочкой и дураком, и она уже не могла видеть его без раздражения.
Другой раз «кто-то» был артист кино, и она пять раз смотрела фильм с ним в главной роли, а потом все прошло – и фильм, и сам артист. Любят, наверно, не так, думала она. Сначала думала, что любят красивых. Потом думала, что любят умных. Сейчас подумала о другом…
Вот мать ее и отец. Она никогда не видела ничего – ни поцелуев, ни громких слов, ни ласк, – но сейчас она понимала, как они любят друг друга. Ведь заботиться друг о друге – это тоже любовь. И уважать друг друга, считаться друг с другом – любовь. И помогать – тоже любовь…
И наверно, когда мать отправляла отца туда, где он сейчас, она действительно очень сердилась на него. Лида помнит это. Но отец настоял на своем, и мать сдалась. И стала любить его еще больше! Ведь она сама поступила бы так…
А могла бы она, Лида, так? Если была бы на месте отца, могла бы? Если была бы на месте матери, могла бы?
Она не знала. Хотелось думать: «Могла бы…»
Вспомнился массивный подъезд дома, дождь и мальчишка, промокший до нитки, и его слова: «А ты правда счастливая!»
Смешной! Мальчишка совсем, а как у него все трудно и не так, как у нее и у всех. И вот «Синяя стрела» увезла его в Киев. Странно!..
На даче было сыро и дождливо по-прежнему. Словно они и не уезжали отсюда на несколько часов.
Еще пуще – в березовой роще, и в сосновом бору вдоль дороги на станцию, и даже на их участке – росли грибы.
Еще ниже опускали к земле свои лапы ели и сосны.
Еще гуще росла крапива и тянулись к невидимому небу сорняки.
И бузина, и молодая рябинка намокшей листвой прижимались ближе к земле. Малина отошла, рано в этом году отошла, и клубника отошла на участке соседа. Он жаловался на худое лето.
А вот два дубка крепились. Они вымахали за эти несколько месяцев вровень с крапивой, блестели мокрыми крепкими листьями и словно не ждали приближающейся осени.
Ближе к концу августа дожди преобразились. И небо, доселе безнадежно серое, преобразилось. То оно солнышком проглянет, то бледной голубинкой, то летучим облаком.
Дожди шли, но без прежней устойчивой занудности, вперемежку с просветами в небе, то сильные ливни, то тихие, чуть накрапывающие, то мелкие, как из тонкого сита, с солнцем.
И птиц не поубавилось к концу августа. Пожалуй, еще больше появилось галок и ворон, которые несусветно галдели по вечерам вокруг гнезд. А на мокром рыже-желтом жнивье и под дождем важно ходили иссиня-черные грачи. И кружились воробьи над стогами обмолоченной соломы. И еще какие-то, невесть какой породы пичуги разбрасывали трели по лесам и полям, стоило проглянуть солнцу.
Казалось, и поезда теперь шумели чуть по-иному. Глухо проходили товарные – с зерном и с нефтью, со скотом и углем. Шли на запад эшелоны с машинами, шли на восток поезда с огромными генераторами и турбинами.
И только электрички бежали легко и ровно. Видно, людей, разочаровавшихся в лете, все труднее становилось выгнать из города. А зря. Ведь…
Лида подумала, что вот с окончанием лета, может, и дожди кончатся, а значит, и сентябрь будет хорошим, и хотела уже похвалиться перед матерью своим открытием, но… Вспомнила последнее, теперь уже очень давнее, письмо отца: «Единственно, что огорчает нас, – приближение, естественное в этих местах приближение конца периода дождей…» – и смутилась.
– Ты что-то хотела мне сказать, Лидуша? – спросила мать.
– А где у нас книга эта? Баратынский?
– Сейчас найду тебе, – сказала мать. – А что?
Она очень изменилась за это лето, мама. Не загорела, как обычно, не пополнела, а наоборот – осунулась и посерела как-то. И лицо ее обострилось, и под глазами не проходили синяки.
– Давай я сегодня обед приготовлю? Только сама! – вдруг сказала Лида, когда мать принесла знакомую старинную книгу. – Ладно? Можно?
И приготовила. Не очень, наверно, ладно, но приготовила. Валентина Михайловна хвалила.
Сказала даже:
– Вот ведь, видишь, Лидуша, все получается, когда захочешь!
Родные мои! Все хорошо, и, надеюсь, мы скоро, очень скоро увидимся. Может быть, раньше, чем вы переедете с дачи и Лидуша пойдет в школу.
Помните? Нет, вы, конечно, не помните. А были такие строчки:
Я возвращусь к вам, поля моих отцов,
Дубравы мирные, священный сердцу кров!
Когда-то в детстве я очень увлекался этим поэтом – Евгением Баратынским. И сейчас помню его стихи, хотя другие, не раз проверял, имени его и то не знают. Я бы только добавил к этим строкам, что вернусь и к вам, родные мои, о которых очень скучаю. Берегите себя!..
Теперь Лида помнила, знала. А мать, наверно, помнила, знала всегда эти строчки!
Письмо пришло невзначай, когда уже прошли все сроки ожидания. И тем больший был у них сегодня праздник.
– Мамочка, а ты знаешь, – сказала вдруг Лида, – что не такое уж плохое было это лето. Верно?
И потом невзначай спросила:
– Как ты думаешь, в Киеве много детских домов или один?
Валентина Михайловна, кажется, не расслышала.
– Тебе что, в Киев хочется поехать? – спросила она. – Я тоже давно мечтаю! Никогда не была. А говорят, очень красивый город.
– Давай поедем? – предложила Лида. – Хоть на два дня, хоть на денек! На «Синей стреле» – всего одну ночь!
– Давай! Когда папа вернется, хоть на Камчатку. Лишь бы скорей! Ждать всегда очень трудно…
