Текст книги "Два миллиона (сборник)"

Автор книги: Сергей Шапурко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Коля, Коля, Николай!
Повесть

«Поле, Русское По-о-оле!» Хорошая песня, не правда ли? Но не о ней сейчас. А о Поле.

Широко оно и привольно. И порой кажется, что не имеет оно границ. Гуляет ветер по просторам, гнет пшеницу к земле и стелется та покорно, не ропща о своей участи. Но один упрямый колосок, дрожа от натуги, стоит ровно и не гнется. Ветер злится, дует еще сильнее, давит на стебли. А непослушный колосок не поддается, продолжает стоять на своем.

Отгулял ветер, пришла гроза. Бьет она молниями, гремит громом, заливает дождем. Но стоит упрямый стебелек, лишь посмеивается.

Наступила осень. Прошел комбайн и собрал пшеницу. А наш знакомец по-прежнему на месте! Увернулся как-то от острых лезвий жатки.

Так и стоит он до последнего, доказывая всему свету, что не согнуть его и не сломать. И пользы, вроде бы, от него никакой, а уважением пользуется. Почему? Да, просто потому, что не поддался стихиям, вот и все.

Мало таких колосков на Русском Поле, но они есть. Не играют они существенной роли в общей жизни простора, но и без них она, эта жизнь, как еда без соли, пресная и невкусная.

Вагон спирта

В далекие 60-е, в тот момент, когда Леонид Брежнев, еще молодой и здоровый, выдавил с партийного трона кукурузного фаната Хрущева, в стране произошло менее значимое с общественной точки зрения событие. В небольшом приморском городе родился Николай Николаевич Живцов.

После своего появления на свет он довольно быстро из неприглядного красного комочка превратился в подвижного и озорного мальца.

– Коленька, не ешь песок! Колечка, не души котенка! Коля, не рви цветы! Николай, не дергай девочку за косу!

Постоянно ограничиваемый в своих действиях, он вынужден был углублять свою жизненную позицию и становиться все более изощренным.

Благодаря изобретательности и активности он легко и естественно стал безоговорочным лидером в детском саду. Ломать игрушки, не слушаться воспитательниц, бить стекла и кидать камнями в голубей было, конечно, интересно, но Коля с еще большим удовольствием занимался накопительством. Он умудрился присвоить себе почти все общественные игрушки, не испортив при этом отношений ни со своими сверстниками, ни с администрацией детского сада.

В школе Николай продолжал гнуть свою линию. Используя те преимущества, которые предоставляет портовый город, он выменивал у иностранных моряков жвачку и сигареты и весьма выгодно перепродавал их своим одноклассникам. Став постарше, он переключился на джинсы, бывшие в те годы исключительно дефицитным товаром. Закончил он школу не только с аттестатом зрелости, но и с весьма приличной суммой наличных денег.

Параллельно он успевал заниматься в секции бокса. И это занятие также получалось у него весьма успешно – крушил он челюсти всем подряд, не исключая и тренеров.

Жизнь страны едва поспевала за Колиным взрослением. Выполнялись и перевыполнялись пятилетние планы, принималась Продовольственная программа, собирался очередной съезд Коммунистической партии, старел, превращаясь в зомби, дорогой Леонид Ильич.

Вскорости Николай Живцов с удивлением обнаружил, что на нем одежда защитного цвета и находится он в армии. Бритая голова придала его лицу еще большую округлость, и улыбка стала еще радостнее. Глаза широко смотрели на мир и сияли светом и озорством.

Его молодой организм, обтянутый формой, приобрел возможность наращивать мышечную массу, благодаря утренним кроссам и подтягиваниям на турнике. А природная сообразительность нашла себе применение в несложных махинациях со строительными материалами, что позволило Николаю уйти на дембель не только с мощным торсом, но и с полными карманами хрустящих купюр.

Вернувшись домой, в родной приморский город, он с удовольствием закружился в веселом водовороте перестроечной эпохи. Чувствуя, что настало его время, Коля развил кипучую деятельность. Учитывая исторический момент, спекулировать джинсами уже было как-то не солидно и путем различных комбинаций он, несмотря на молодость, занял пост коммерческого директора небольшой торгово-закупочной фирмы с довольно странным названием «Фивы».

Поскольку город был небольшой и к тому же глубоко провинциальный, серьезные сделки случались довольно редко, что не могло не сказаться не только на размере банковского счета компании, но и на внутреннем убранстве офиса и на лицах его обитателей.

Кабинет Николая Николаевича представлял собой этакую причудливую смесь плацкартного вагона и склада контрабандного товара. Столом служил огромный лист ДСП, обтянутый зеленым биллиардным сукном, с чернильными пятнами и дырками от пуль. Установлен он был на двух деревянных «козлах», задрапированных пожелтевшими листами ватмана. Сидение для коммерческого директора так же не было приобретено в салоне офисной мебели, а было отобрано у зубного врача за долги. Оно представляло собой стоматологическое кресло, у которого отломали все лишнее и покрыли тканью. На стенах в творческом беспорядке висело несколько картин, но не с целью эстетического развития служащих, а чтобы закрыть дырки в обоях.

Утром в один из дней 90-х Живцов сидел в своем кабинете и изучал журнал «Playboy». Когда это занятие ему наскучило, он вызвал секретаршу Ольгу и попросил достать папку с договорами с самой верхней полки трясущегося, словно от испуга, стеллажа.

Пока девушка, как опытный скалолаз, добиралась по пирамиде из стульев к необходимой документации, Николай Николаевич имел возможность сравнить параметры фигур лучших моделей из мужского журнала с живой представительницей маленького, но славного, города. И, надо сказать, во многих компонентах выигрышнее выглядела его секретарша.

Живцов уже давно и беззаветно любил женский пол. Имея очень располагающую внешность: округлое лицо, высокий лоб, добрые глаза и, все время улыбающийся, чувственный рот, он, словно паук, заманивал в свои сети юных красавиц. А если те слегка сопротивлялись, он использовал свое главное оружие – обаятельные и одновременно наглые речи настолько сбивали с толку незадачливых особ, что они безропотно шли в объятья сладкоголосого молодца. О чем, кстати, впоследствии не жалели.

– Николай Николаевич, я тут накладную на вагон со спиртом нашла, – из-под потолка прокричала секретарша.

– Какую еще накладную? – недовольно спросил Живцов, захлопывая журнал и прерывая ход приятных мыслей.

– Помните, мы в начале года вагон очень дешево купили? – девушка спустилась со сложного сооружения из стульев и подошла к столу.

– А где он сейчас?

– Наверное, там же где и был – в тупике, на товарной станции.

Вагон, о котором шла речь, имел свою весьма интересную историю. Он не был куплен, как говорила Оля, а попросту был угнан с одного из многочисленных полустанков необъятного южного края. Номера перекрасили, документы новые выправили и пустили его в дело.

Продав его несколько раз различным фирмам, его благополучно спрятали на товарной станции в соседнем городе и объявили без вести пропавшим. Через месяц, когда страсти несколько поутихли, вагон со спиртом был опять же несколько раз продан и снова обрел новых хозяев лишь на время.

Сторожа у вагона менялись с калейдоскопической быстротой – не всякий русский мужик выдержит близкое соседство со спиртом. А спирт был техническим, вот и травились они потихоньку, освобождая рабочие места для следующих соискателей.

Однажды вагон, из-за ошибки сцепщика, был отправлен на Восток страны и благополучно совершил рейс до Челябинска и обратно. Причем, так как на нем не было написано, что он имел в своем нутре спирт, вернулся он целым и невредимым. После этого случая его, от греха подальше, отогнали в самый дальний конец железнодорожной станции, и сварщики приварили его к рельсам.

Одним из качеств Николая, всецело принадлежащего душой и телом к неугомонному русскому народу, было вечное и навязчивое желание весело проводить время. И только периодические трудности с наличностью не давали воплощать в жизнь это всепоглощающее желание в полной мере.

Напоминание о вагоне прервало дремоту мозга, и мысли потекли в направлении возможных вариантов извлечения прибыли. Можно ведь было еще раз продать неожиданно нашедшийся спирт.

– Ольга, – обратился он к секретарше, – а кто сейчас в Трансбанке директор?

– Был – Повальнюк, а сейчас – не знаю.

– А зам кто?

– Миронова Алла Ивановна.

– Это та, что учительницей в шестой школе была?

– Да.

– Так я же ее в свое время… того, – сказал Живцов и осекся, посмотрев на ставшие недобрыми глаза Ольги.

– … в ресторан водил, – и, видя, что взгляд секретарши не утратил подозрительности, добавил, – когда кредит выбить надо было на закупку пиротехники.

Секретарша, которой босс уже несколько раз обещал продвижение в их личностных отношениях, не стала устраивать сцен, помня о разумности в поведении и чтя Кодекс Закона о труде.

Николай Николаевич незамедлительно отправился в головной офис Трансбанка.

Зайдя в кабинет замдиректора, он фамильярно присел на край стола, слегка ущипнул за щеку Аллу Ивановну и, улыбнувшись, спросил:

– Не скажешь ли, красотка, а почем в Одессе рубероид?

Алла Ивановна, усилием воли подавив в себе позитив, вызванный приходом приятного ей человека, нахмурилась и ответила:

– С тех пор, как мы с тобой последний раз виделись, сильно подорожал.

– Это все происки конкурентов. Я вас умоляю! Мы готовы торговать на приемлемых условиях.

– Это, как вы понимаете, уже невозможно.

– Чушь абсолютная! Все возможно в этом величайшем из миров, когда дело касается двух сердец, которые волею обстоятельств были разлучены безжалостной судьбой…

– Коля, стоп! Ты сейчас меня так словесной шелухой засыплешь, что и выбраться не смогу.

– Ах, значит это для тебя шелуха!..

– Говори, зачем пришел, мне работать надо.

– На тебя посмотреть.

– Конкретней.

– Кредит нужен. Хотим дом многоэтажный строить.

– Обеспечение какое?

– Алла, ну ты же знаешь…

– Потому и спрашиваю, что знаю.

Коля встал со стула, подошел сзади к Алле и, крепко обхватив ее за плечи, прижал к себе. С томным придыханием зашептал в самое ухо:

– А моего слова тебе не достаточно?

Алла Ивановна была ответственным и знающим работником, но несмотря на это оставалась женщиной, к тому же не замужней.

– Коля, отпусти. Ты же знаешь правила. Я от них отступить не могу. Под кредит необходимо обеспечение.

– Есть у меня цистерна со спиртом.

– Неплохо, конечно. Но этого мало.

– Ешкин кот! А чего же тебе еще надо!

– Что-нибудь из недвижимости.

Не успела сидящая на подоконнике муха сделать хотя бы один взмах крыльями, как у Живцова был готов план дальнейшего продвижения к заветному кредиту.

– Я же дом себе строю. Коробка уже готова. Отделка осталась. Вот тебе и обеспечение, – беззастенчиво врал коммерческий директор.

– Покажи.

– Поехали.

Сев в машину, Николай медленно погладил по коленке Аллу Ивановну и, слегка прищурив глаза, спросил:

– Может вначале по бокалу шампанского?

– Не-е-ет, – неуверенно ответила банкирша, – вначале – дело, а потом посмотрим…

Выехав за город, Живцов направил машину к первому попавшемуся недостроенному дому, и сказал Алле:

– Вот дом. Поехали за кредитом, – и дополнил свое предложение довольно таки жарким поцелуем.

Алла Ивановна, когда спала легкая поволока с глаз, встряхнула головой и сказала:

– Теперь цистерну показывай.

– Аллочка! Туда же ехать полчаса.

– Поехали, – заупрямилась Миронова.

– Мама не горюй! Хорошо. Но на личное общение у нас останется гораздо, подчеркиваю, гораздо меньше времени.

– Давай, давай, деятель, жми на газ.

До товарной станции примчали намного быстрее означенного Николаем срока.

Цистерны не было. Но и здесь Живцов не стал впадать в отчаяние, а молча взял за руку Аллу Ивановну и повел к начальнику станции, чье участие в исчезновении явно прослеживалось.

Как выяснилось в результате опроса, проведенного среди попадающихся по пути дорожников, руководитель раздолбанного товарняка, как не сложно было предположить, недолго взирал на бесхозную цистерну. Он вначале продал ее содержимое, а потом и ее саму сдал в металлолом.

То, что ему предстоит сложный разговор, начальник станции понял по лицу вошедшего в его кабинет резкого в движениях разгоряченного мужчины плотного телосложения. Оставшаяся в коридоре Алла, услышала сквозь слегка приоткрытую дверь короткий, но весьма эмоциональный диалог, потом хлопки, какие бывают, когда хозяйки выбивают подушки, и спустя некоторое время увидела выходящих из кабинета мужчин.

Начальник станции, пылая щеками, переминался с ноги на ногу. Николай Николаевич вытирал кулак носовым платком.

– Аллочка, цистерну, оказывается, в вагонное депо отогнали – тормозные колодки поменять необходимо. Правда? – обратился коммерсант к железнодорожному работнику. Легкая угроза в голосе читалась, но не была уж очень явной.

– Да, да, конечно, – торопливо ответил начальник станции и виновато потупил взор.

– Это не надолго, Аллочка. Дня на три, – Коля взял даму под руку и препроводил к автомобилю.

В банке проблем не возникло – кредит был выдан в сжатые сроки, и небольшая его часть была с блеском потрачена этим же вечером в лучшем ресторане приморского города.

На следующее утро, посчитав дальнейшее пребывание в провинции лишенным всякого смысла, Николай Николаевич сел в поезд и двинулся в Москву.

В пути

Сколько человеку необходимо денег для счастья? Вечный вопрос. Философы решили, что счастлив тот, кто умеет довольствоваться тем, что имеет, и на этом успокоились. Однако, чрезмерная обобщенность формулировки не удовлетворила подавляющее большинство сознательных граждан и не пресекла их ежедневные попытки хоть как-то улучшить свою жизнь.

Девяностые годы вроде бы и дали бывшим винтикам социалистического механизма неплохие шансы стать хозяевами своей судьбы, но и санитары общества, «волки» городов не дремали. С бритыми затылками, аккуратно одетые с застывшими взглядами и скудным лексиконом, они тоже имели свои виды на доходы граждан. И вновь народ не обрел счастья и благоденствия. Что, честно говоря, и не удивительно для такой загадочной и нелогичной страны.

Россия конца двадцатого века напоминала Древний Рим времен упадка. Она, как забытый на перроне чемодан, стояла на отшибе мира, а мимо проносились экспрессы истории. Ветер гонял по давно не убираемым улицам мусор и выброшенные за ненадобностью людские надежды.

Но стоит заметить, что столица страны – Москва во все времена жила неплохо. Даже когда под стенами города стояли хан Батый, Наполеон или Гитлер, желающих расстаться с московской пропиской было немного. Постперестроечный период был не ахти какой радостный, но все же переживался жителями столицы так, как молодой человек могучего здоровья переносит легкую простуду.

Подъезжая к Москве, Николай надел костюм, повязал галстук и вышел в туалет отдать дань физиологии. В кабинке, которая хронически не отвечала санитарным нормам, он достал из нательного пояса деньги и еще раз их пересчитал. Сумма была приличная – более полумиллиона долларов.

Убрав дензнаки, он возвратился в купе и стал наблюдать в окно за последними километрами Подмосковья.

Размышляя про себя о своем нынешнем положении, Живцов вяло отвечал на бесконечные вопросы не в меру активной упитанной сорокалетней женщины, соседки по купе.

Мысли его были в основном абстрактны и не доставляли особого беспокойства организму. Он хоть и не знал, чем именно он займется в Москве, но все же у него была значительная сумма при себе и, следовательно, сильно уж насиловать мозг необходимости не было.

В проходе поезда уже начали скапливаться наиболее нетерпеливые пассажиры.

– А мы вовремя прибываем? Говорят, в Москве вокзал какой-то взорвали. Вы не слышали? А в такси лучше не садиться. Мне сестра сказала, что все водители бандиты: завезут в лес, ограбят и изнасилуют, – стреляла словами упитанная дама, причем слово «изнасилуют» она произнесла альковным шепотом, сделав испуганные глаза и слегка придвинувшись к Живцову.

– Вам, мадам, не в Москву надо, а в Карловы Вары – минералкой от нервов лечиться, – слегка раздражаясь, ответил Николай.

«Сбросить бы ей лет двадцать, можно было бы и на примере ей показать, как именно московские таксисты с такими лохушками поступают, когда, как она говорит, завозят в лес. И где, интересно, в ее представлении, лес в Москве?» – подумал он, поправляя узел галстука на шее.

Приближение вокзала угадывалось во всем. Разветвленной стала железнодорожная сетка, еще острее запахла колесная смазка и на лицах пассажиров появилась озабоченность, испуг и деловитость одновременно.

Состав, после плавного торможения, последний раз вздрогнул и замер. В проходе и во всех купе вагона началась легкая суматоха.

Живцов с одним небольшим чемоданчиком, содержащим предметы первой необходимости, ступил на благодатную московскую землю и подхваченный потоком прибывших граждан, двинулся в сторону метро.

В Москве

Оказавшись в метро, молодой человек загрустил. Люди с пустыми глазами манекенов, будто огромный водопад лились по эскалатору, заполняли фойе и растекались по вагонам. За годы, проведенные в провинции, Коля привык к размеренному образу жизни, поэтому этот московский гигантский хоровод подействовал на него угнетающе.

Проехав несколько станций, он вышел на Площади Революции и пошел к центру города.

Возле газетного киоска двое калек выпросили у него незначительную сумму и тут же исцелившись (у одного неожиданно выросла нога, а другой прозрел), скрылись в манящих недрах винно-водочного магазина.

Побродив по Красной площади, осмотрев засушенного вождя и оценив нереальность цен ГУМа, он прогулочным шагом проследовал на Старый Арбат.

Очутившись на улице-базаре, панели искусств столицы, Живцов с удовольствием поддался общему беззаботно-восторженному умонастроению, так свойственному художественному торжищу.

Усатый мужчина в красноармейской шинели и потрепанных галифе, протирал видавшей виды тряпкой отвратительно яркие картины. Заметив праздношатающегося Николая, он доверительно спросил:

– Старинные монеты не интересуют?

– Старинные нет. Современные очень. Можно сказать, страстно люблю.

– Н-да. И насколько глубоко это чувство растлило вашу душу?

– Трудно сказать, но, я думаю, не меньше, чем у всех остальных представителей рода человеческого. А может даже и больше.

– Тогда вам надо алмазами торговать, а не по улицам прогуливаться.

– Кто же против?! Только что-то россыпи упомянутых вами драгоценных камней не очень часто встречаются в нашем суровом климате.

Диалог с общительным красноармейцем не только слегка развлек Николая, но и заставил призадуматься. И вот о чем… Деньги-то у Живцова, благодаря безвозвратному кредиту, были, и деньги замечательные, но их явно бы не хватило на всю оставшуюся жизнь, учитывая его склонность к расточительству.

– Это вы, уважаемый, про алмазы просто так сказали или имеете, что предложить?

– Не такие нынче времена, чтобы с незнакомыми людьми о таких тонких материях рассуждать.

– Вполне согласен. Может, по кружке пива себе позволим, для начала знакомства?

– Можно и по кружке.

– А товар свой где оставишь?

– Я вот в этом доме живу.

– Тогда давай относи свои шедевры, а я пока тут погуляю.

Через пару часов совместного времяпровождения новых знакомых, если не быть очень придирчивым, можно было назвать приятелями.

Поскольку Николай не имел жилья в столице, Евгений (а именно так звали усача) предложил ему свой кров.

Вечером, перейдя на более крепкие напитки, они сидели на кухне в жениной квартире и, тыкая вилками в пережаренный омлет, составляли наполеоновские планы.

– Колян, поверь, все это очень просто. Главное – деньги у нас, вернее у тебя, есть. А дальше заказываем визу в посольстве Анголы. Ждем три дня. Получаем. Летим в Африку, там в Министерстве шахт покупаем лицензию и со спокойной душой скупаем алмазы у местных негров.

– Чушь абсолютная! Если бы все было так просто, в твоей Анголе уже давно везде бы слышалась русская речь. Не мы одни алмазы любим.

– А так оно и будет. Но через пару лет. А сейчас у нас есть шанс, если и не быть первыми, но хотя бы с авангардом в страну вступить.

– А до нас, что же, некому было и перепродажей алмазов заняться?

– Работают там крупные компании, но и для нас немало останется.

В конечном счете, винные пары опустили пелену на мировосприятие обоих собеседников и они, ни до чего толком не договорившись, пошли спать.

Утро преподнесло Живцову неприятный сюрприз. Красноармейца в квартире не оказалось. Как, впрочем, и других, более значимых, предметов, как-то: новая кожаная куртка Николая и все его деньги.

Обыскав всю свою одежду чуть ли не до нитки, он понял, что произошла катастрофа – из полумиллионера он превратился в нищего. Спасло Живцова от помешательства молодость организма и оптимистичность нрава.

Выместив всю злость на ни в чем не повинной мебели и посуде, он попытался добыть у соседей хоть какие-нибудь сведения о наглом воре. Но те лишь испуганно моргали глазами и разводили руками – не то было время, чтобы лишнее говорить. Положение казалось безвыходным.