Текст книги "Пьески-юморески (СИ)"
Автор книги: Сергей Кузнецов
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Сергей Кузнецов
Пьески-Юморески
От автора
Представленные здесь пьесы – это театральные комедии, написанные с лёгким юмором, для хорошего весёлого настроения. Все они – миниатюры, которые предназначены для постановки на небольших камерных сценах с участием ограниченного количества актёров, с использованием минимального антуража и декораций, короткие по длительности. Потому я и назвал их уменьшительно – пьески. Они могут быть составными частями полновесных концертов или других тематических мероприятий.
Три пьески-юморески из данного сборника посвящены взаимоотношениям поколений – дедушкам, детям и внукам – это очевидная дань моим возрастным интересам. А другие три пьески посвящены грузинской теме. Это тоже очевидная дань – только по месту проживания – моей многолетней симпатии к Миргородскому музею Давида Гурамишвили.
Предки-музыковеды
Дедушка и Бабушка сидят на диване перед телевизором и обсуждают достоинства и недостатки различных музыкальных инструментов применительно к обучению внука.
Действующие лица:
Дедушка – в возрасте, в домашней одежде и тапках, с телевизионным пультом управления в руках. Периодически направляет пульт вперёд и нажимает кнопки.
Бабушка – в возрасте, в домашней одежде и тапках, со спицами, вяжет.
ДЕДУШКА. Ну что, мать? Чайник закипел?
БАБУШКА. Нет ещё. Смотри своё «Поле чудес». Я заварю, когда закипит.
ДЕДУШКА. Ну что, дочка заходила? Чего у них там?
БАБУШКА. Нет, не заходила – звонила давеча. Говорит, отдают Андрейку в музыкальную школу. На класс фортепиано. Только не решили ещё окончательно, к какому преподавателю – к Людмиле Михайловне или ещё к кому.
ДЕДУШКА. Ох, не понимаю я их, пианистов этих! Повыучиваются играть на таких тяжеленных инструментах, на фортепьянах. А потом сами же и мучаются. Ну, куда ж его, рояль этот? А ну, как на пятый этаж, без лифта?! Любой грузчик упарится. Нет бы чего попроще, полегче – гитарку там или баян… Вот, опять же, дудку какую – хорошо. И слушать приятно и носить легко. Вон я видал у одного знакомого музыканта дудку – маленькая, удобная, в кармане помещается. Дак у него их ещё и несколько, одна – дудка, а другая – дудук. Армянский какой-то. Говорит, что звук ему нравится. Что ж поделаешь, коли нравится?
БАБУШКА. Ну что, дудка-то? Дудка свистит! Свистит, да и только. Несерьёзный инструмент. Только щёки от неё и болят. Да и мало ли что ты видел у кого-то. У твоего знакомого всякое бывает. Вон и баян у него тоже есть. Сам не поймёт – баян или аккордеон, то так называет, то этак. Несерьёзный он какой-то. И инструмент, и хозяин.
ДЕДУШКА. Чего ж несерьёзный? Вон шансон французский – только так…Жалостливо получается…
БАБУШКА. А вот несерьёзный, да и всё тут. Серьёзные инструменты – это те, что со струнами. Чем больше струн, тем лучше, звончее. Ну, хоть бы арфа или бандура.
ДЕДУШКА. Бандура!? Бан-ду-ра – ду-ра. Трень–трень. А арфа и того хлеще. Тот же огромный и тяжеленный рояль, только вид сбоку, без корпуса и вертикально. Видал я по телику – дамочка такая тонкая, интеллигентная, сядет возле неё, поиграет-поиграет, а перенести-то её и не может. Даром, что струн много, а «под мышку» не возьмёшь. Ни в метро, ни в такси… И на корпоративчике не слабаешь. Эх…
Хороший инструмент – это который можно в футляр, и на халтурку. В подземный переход. Там на инструменте играешь, а в футляр денежки-то и бросают. Это тебе – и типа «шляпа», и типа «кошелёк». Футляр, он – кормилец!
БАБУШКА. Ну, что халтура? Серьёзней надо быть… современней… в мировом масштабе… Вот ещё хороший инструмент – саксофон. Президентский! Можно сбацать джаз. Да и Моника какая-нибудь, опять же, внимание обратит. Если хочется устроить какой-нибудь секс-скандал, то саксофон – самый лучший инструмент и есть. Сексофон!
ДЕДУШКА. Ну, мать! Речь-то сейчас про внука. Какой скандал? Надо, чтоб выучился играть хоть на чём-нибудь. Да и джаз, он всё ж таки не наш – американский. Вон наши инструменты есть хорошие. Балалайка. Родные – народные!
БАБУШКА. Балалайка !? Ба-ла-лай-ка – ба-ла-бол-ка! Вот уж точно тренькалка несерьёзная. За границу с ней никак. Одни частушки…
Вот орган – самый большой инструмент. Почти что фортепиано, только ещё… (Разводит широко руки.) больше!!! На нём и ногами играть можно… Авторитетно!
ДЕДУШКА. Да, большой инструмент. Громкий. Но играть можно только в соборе. Где это у нас соборы-то? А вот скрипка – самая вещь. И небольшая, и футляр, опять же, имеется. С точки зрения сопромата скрипка – самый прочный инструмент. Её пилят-пилят, пилят-пилят – и никак не перепилят. И звук такой жалостливый, цыганский…
БАБУШКА. Да уж, в сопромате ты силён был в молодости. Не поспоришь. Вот про железяки свои и рассуждал бы. А про музыку тебе лучше помолчать, коль не понимаешь ничего.
ДЕДУШКА. Так-то оно так! Да только и ты консерваторий не кончала. Вяжи свои носки, не умничай!
БАБУШКА. Ты только погляди на него! Возражает, будто разбирается. Я-то музыку слушать люблю, не то что…
ДЕДУШКА. А что? Может, я и не сильно в симфониях разбираюсь, но мнение своё имею!
БАБУШКА. Фортепиано! Без вариантов!
ДЕДУШКА. Скрипка или гитара! Не спорь!
БАБУШКА. Фортепиано! Однозначно!
ДЕДУШКА. Скрипка! Говорю тебе!
БАБУШКА. Фортепиано! И я оплачу грузчиков на пятый этаж!
ДЕДУШКА. Скрипка!… Заваривай чай! Вон, уже чайник закипел…
БАБУШКА. Ну, слава Богу, не нам решать – пусть дочка решает…
2009 г.
Глаз да глаз нужен…
Дедушка и Бабушка сидят на стульях (перед телевизором) и обсуждают своего сына.
Действующие лица:
Дедушка – в домашней одежде, с очками в нагрудном кармане, с пультом от телевизора и кружкой в руках. Периодически одевает и снимает очки, отпивает из кружки.
Бабушка – в домашней одежде, в очках, с мобильным телефоном устаревшей конструкции и кулинарной книгой. Листает книгу, бормочет про себя кулинарные термины.
ДЕДУШКА (отпивая из кружки). Ну что, мать, сына сегодня завтраком кормила? Он хорошо покушал?
БАБУШКА. Да, хорошо. Скушал всё – и кашу, и чай попил с блинчиками. И бутерброды я ему с собой завернула.
ДЕДУШКА. А рубашку ты ему погладила?
БАБУШКА. Да, погладила. А как же?
ДЕДУШКА. А Витасик-то наш молодец… Носовой платочек чистый ты ему в карман положила?
БАБУШКА. Да, положила. И поцеловала на дорожку, и перекрестила.
ДЕДУШКА. А зонтик он с собой взял? А то, как бы дождя не было…
БАБУШКА. Да, и зонтик с собой взял.
ДЕДУШКА. Хорошо. А сказала, чтобы он позвонил, когда дойдёт до места? А то ведь машины на улице ездят туда-сюда, туда-сюда… глаз да глаз нужен…
БАБУШКА. Да, сказала. И про машины, и про светофор тоже. Беспокоюсь я за Витасика. Хочется, чтобы всё у него было хорошо. Не дай Бог, что случится! Наталья-то такая невнимательная. Боюсь, недоглядеть может за нашим-то сыном.
ДЕДУШКА. Дак, она и сама ещё не достигла того возраста, чтоб серьёзной-то быть. За ней самой ещё нужно смотреть… глаз да глаз нужен…
А ты позвони сыну-то. Наверное, уже дошёл… спроси, как там?
БАБУШКА. Да, сейчас… (Берёт мобильный телефон, крутит его, держит в правой руке вверх ногами, нажимает кнопки указательным пальцем левой руки.)… Не получается… (Трясёт телефон, прикладывает к уху.)… Вот досада, забыла я начисто… что тут нажимать, чтобы сын ответил?… Может, зелёную?… (Деду.) Ты не помнишь, что тут надо нажимать? А?
ДЕДУШКА (надевает очки, берёт телефон, держит его точно также неправильно, переводит очки на лоб). Ой, я с этими мобилками тоже не в ладах… (Отдаёт телефон обратно.)… Ну, найди в списке телефонов «ВИТАСИК» и там нажми. Он так объяснял. А я сам плохо помню.
БАБУШКА. Ну ладно, давай уж я сама как-нибудь… (Опять крутит телефон.) Где же оно тут?… Или красную?
ДЕДУШКА. Да скажи, чтоб без шапки на улицу не ходил, в лужи чтоб не лазил, и чтоб на ветру без шарфа не стоял. Недолго простудиться!… (Ищет очки, находит на лбу.)… Глаз да глаз нужен…
БАБУШКА. А, да! Вот, набрался номер. (Громко говорит в трубку.) Алё!!! Витасик! Как ты? Дошёл? Машины тебя не обрызгали? Мы с папой волнуемся. Да? Всё хорошо? Ну, слава Богу!
ДЕДУШКА. Не кричи так громко, а то он тебя без телефона услышит. Спроси, в комнате у него тепло? Отопление хорошо работает?
БАБУШКА (в трубку). Витасик, сынок, тепло ли у тебя в комнате? (Деду.) Да, всё хорошо. Говорит, что построение уже провёл, в полку всё в порядке, дежурство без чрезвычайных происшествий.
ДЕДУШКА. Ну, слава Богу. Надо попросить генерала, чтобы присматривал за Витасиком. А то жена Наталья за всем может и не уследить. Хоть и сама уж бабушка, и внуки уж свои. А Витасик, того и гляди, на учения без завтрака убежит… И подполковников этих, заместителей, надо попросить, чтоб помогали ему командовать-то, сам ведь не справится со всем, хоть и полковник.
БАБУШКА. Ох, и волнительно. Как он там, полком-то командует? Сам!!!
ДЕДУШКА. То-то и оно! Личный состав-то нынче такой непослушный. Так и норовит от работы отлынивать. А Витасик наш добрый, отзывчивый. Всё близко к сердцу принимает, волнуется. Так и курить может начать, чего доброго.
ОБА РАЗОМ. Глаз да глаз нужен!!!
2011г.
Деды и внуки
Дедушка и Внук разговаривают о жизни и применении технических устройств. Дедушка затрудняется в использовании электронных гаджетов.
Действующие лица:
ДЕДУШКА 1 в первой сцене – он же ВНУК 2 во второй сцене.
ВНУК 1 в первой сцене – он же ДЕДУШКА 2 во второй сцене.
Сцена 1. Наши дни.
ДЕДУШКА 1. Слушай, внучек. А как там у тебя дела в школе? (Кашляет, горбится.) Ты успеваешь учить уроки? По всем предметам?
ВНУК 1. Да, конечно. (Легкомысленно крутит в руке мобильный телефон.) А что там трудного? Слушай, запоминай, что говорят. Вот и все дела. У меня с этим проблем нет. Память хорошая. Я стараюсь. Папа обещал купить мне планшет, если закончу четверть без троек.
ДЕДУШКА 1 (недоумённо). Планшет? Это что такое?
ВНУК 1. Ну, это такой маленький ноутбук. Или большой смартфон.
ДЕДУШКА 1 (растерянно). А… да… теперь стало понятно.
ВНУК 1. А если ты, дедушка, хочешь узнать насчёт моей успеваемости, то можешь позвонить Марье Ивановне. Это наша классная. Вот номер её мобилы.
ДЕДУШКА 1. Мобилы? Вот с мобилами с этими у меня как раз несогласованность. (В сторону.) Я сыну-то еле-еле могу дозвониться. Не то, что учительнице. (Крутит в руках мобильный телефон старой модели, держа его вверх ногами.) Трудное это дело для меня, звонить по мобиле. Всё время забываю, как там номер набирать. (Вглядывается в табло.) То ли цифры мелкие, то ли памяти уже совсем нет.
ВНУК 1. Ну, дедушка, можно ещё посмотреть мои оценки в Интернете на сайте школы. Это нетрудно.
ДЕДУШКА 1. Да… а как это?
ВНУК 1. Да, там это… всё просто. Надо в поисковике, в Гугле, набрать… ну, или в браузере набрать адрес «Наша школа, точка УА», и всё. Ну, или в папином электронном почтовике скопировать активную ссылку и перенести её в браузер. Открыть. Там и увидишь мои оценки. Это не трудно.
ДЕДУШКА 1 (совсем растерянно). А… вот теперь мне всё совсем стало ясно. Браузер, говоришь? Придётся на слово внуку поверить. Пусть уж как-то сам учится.
ВНУК 1. Да ты, деда, не парься. Там у меня в школе всё О’кей, чики-пики, нормалёк.
ДЕДУШКА 1. Ну-ну, нормалёк… верю…
Сцена 2. Через много лет.
Уже постаревший внук, в свою очередь став дедом, затрудняется в использовании уже других технических устройств со своим внуком. Первый дедушка преображается во второго внука. А первый внук преображается во второго дедушку. Взаимная смена образа – через сгорбленную позу и тембр голоса.
ДЕДУШКА 2. Внучек, ну ты хоть расскажи дедушке, как там у тебя дела в школе? Хорошо ли учишься? Успеваешь ли? По всем ли предметам?
ВНУК 2. Да, деда. Всё класс. Нормалёк. Чики-пики.
ДЕДУШКА 2. А… это хорошо. Чики-пики – это хорошо.
ВНУК 2. А помнишь, деда, ты обещал меня сводить в настоящий зоопарк? Если я буду хорошо учиться. А? (Мечтательно.) Ты ведь рассказывал, что там есть настоящие живые животные!
ДЕДУШКА 2 (задумчиво). Да, помню. Обещал. Помню, что животные там были. Правда, не совсем помню, где был сам зоопарк… памяти совсем нет.
ВНУК 2. Ну, так что? Деда! Полетели в зоопарк? Может быть, получится покататься на живом слоне! А? Давай, в Африку, в саванну. Полетели! Мне же самому пока ещё нельзя, только с взрослыми.
ДЕДУШКА 2. Да, давай слетаем. Только вот я плохо помню, как пользоваться этой штукой.
ВНУК 2. Какой штукой? Антигравитатором, что ли? Вот дела… это же так просто.
ДЕДУШКА 2. Да я бы не сказал, что так уж просто… (Крутит в руках прибор.)
ВНУК 2. Деда, ну вот же! Тут надо ввести программу перелёта, задать координаты точки приземления, и нажать зелёную кнопку Старт. Вот и всё!
ДЕДУШКА 2 (озадаченно). Да уж, задать координаты… нажать кнопку… Прошлый раз вот с твоим папой хотели слетать на рыбалку, задали координаты, я нажал кнопку. И оба вместо тёплого горного озера с форелью оказались в Антарктиде с пингвинами. На льдине, в шортах и с удочками. Хорошо, хоть быстро исправили ошибку, не успели замёрзнуть. Эти антигравитаторы такие приборы непонятные! Кто их только выдумал? Такое сложное управление. (Вглядывается в табло.) Вообще понять невозможно. Я только зелёную кнопку разобрать и могу! И цифры какие-то мелкие.
ВНУК 2 (грустно). Да, дедушка… катание на слоне явно откладывается. А то, возможно, мы вместо Африки окажемся на северном полюсе.
ДЕДУШКА 2. Ну, внучек, не всё же так грустно.
ВНУК 2. Да, уж… А ещё моя учительница по истории хотела узнать у тебя, как вы в своё время решали проблему взаимопонимания поколений. Я хотел тебя попросить поговорить с ней… по дальней объёмной психосвязи. Да видно, не стоит…
Поэт и Прозаик
Приятели-литераторы дискутируют на тему ценности разных жанров, каждый защищает свой.
Действующие лица:
Прозаик – циничен и насмешлив.
Поэт – задумчивый и меланхоличный лирик, в руках лист бумаги.
ПРОЗАИК. О, что я вижу? Коллега! Здравствуйте, уважаемый. А что это у вас вид такой озабоченный… или задумчивый? Уж не пишите ли вы, коллега, очередной шедевр? А, да, да, да. Вижу, вижу. Вот они, строчки на бумаге. Хе-хе… да это никак стихи? (Пренебрежительно.) Опять стихи…
ПОЭТ (задумчиво глядя вверх). Да, да… вот… пишу. Нахлынуло, знаете ли…
ПРОЗАИК (развязно). Так вы лицо-то попроще делайте. А то впечатление такое, что решаете мировую проблему.
ПОЭТ. Да вот, пришло вдохновение. И я склонен думать, что Любовь и есть главная мировая проблема. Пришли в голову несколько строчек на эту тему. Решил черкнуть, пока свежо в памяти.
ПРОЗАИК. Насчёт вдохновения у вас, это прямо скажу, даже видно невооружённым глазом. Стоит человек и смотрит в небо. Там, прямо на небе, скорее всего, текст и написан. Непосредственно. (В сторону.) Только вот вид у него при этом несколько глуповат и рассеян. Сразу можно понять – человек пишет стихи. Ну, поэт, что с него возьмешь?
ПОЭТ. Да, подбираю вот рифму к слову «любовь»…
ПРОЗАИК. Ну, это-то как раз несложно – «кровь, бровь, вновь, морковь». Вот я знаю, что вас, всех поэтов, отличает от нормальных литераторов. (В сторону.) Да и вообще, от нормальных людей. Это погоня за рифмой и задумчивый вид. Все отрешённо смотрят в небо или, в крайнем случае, на закат. По ситуации.
ПОЭТ. Да, Природа придаёт поэту вдохновения. (Пафосно.) Стихия! Космос! Вселенная! Кстати, а какая может быть рифма на слово «вселенная»?
ПРОЗАИК. «Пельменная»! Вот уж увольте! Подбирать слова в пары, чтобы получалось звучно? Фу! Одна из самых бестолковых затей. Чепуха. Это от безделья, когда совсем уж делать нечего. Даже не собираюсь забивать себе голову подобной ерундой.
ПОЭТ. Как же тогда, по-вашему, писать чувственно, выражать красивую мысль? А?
ПРОЗАИК. Да вот так и выражать, без всяких рифм и задумчивого вида! Надо мысль правильно формулировать. И всё. Просто словами. Мысль должна быть умной и взвешенной, а не красивой и не чувственной. Это можно написать и без всяких рифм. Просто прозой. Проза, Её Величество Проза – вот лучший вид литературы! Роман, повесть, рассказ – вот чем стоит заниматься уважающему себя литератору. А не ваше, вот это всё… с придыханием и слезами.
ПОЭТ. Помилуйте, а как же выразить без рифмы то чувство, когда чаще бьётся сердце?
ПРОЗАИК. Когда чаще бьётся сердце – это называется аритмия, это повышенное давление. Это недостаток и болезнь. Таблеточку соответствующую надо. Хотя бы корвалол. Она и поможет.
ПОЭТ (пафосно). А как же выразить то томительное волнение, когда хочется петь и летать?
ПРОЗАИК. От волнения опять же существуют таблетки, только другие. Ну, например, валерьянка. А петь? Петь – это в караоке.
ПОЭТ. Вот уж нет, не согласен я с вами. Поэзия – это высокое искусство! Поэзия – это всё возвышенное, патетическое. Это ямб и хорей, амфибрахий и анапест. Они выражают сильные чувства. А вы всё упрощаете, коллега.
ПРОЗАИК. А вы всё усложняете, коллега. Абзац, глава, простая строка – вот достаточный инструмент для литератора. Если вам есть, что сказать, то этого вполне достаточно.
ПОЭТ. Вот уж нет, опять не согласен. А как же песня? Песня! Её-то вы как напишите без ритмики и рифмы? Или опять «простой строчкой»?
ПРОЗАИК. Хм… Песни – это капризы и вычурные выдумки. Они не стоят внимания серьёзного литератора. Ахи да охи. Сю-сю-пу-сю. Любовь-морковь. Несерьёзно. Можно и без них обойтись.
ПОЭТ. Да уж, дожились… перегибаете вы палку, коллега. Так недалеко дойти и до отрицания Пушкина! (Жест предостережения.) А там, дай вам волю, вы и на самого Шевченко замахнётесь. Это уж перебор!
ПРОЗАИК. Не надо меня пугать своими авторитетами. Достоевский и Толстой – вот апостолы и авторитеты. Прозаики! Серьёзные писатели. Стишочков всяких не писали. Уважаю!
ПОЭТ. Но у Пушкина и Шевченко тоже есть проза. Они писали в разных жанрах.
ПРОЗАИК. Да, это их несколько извиняет. А вот остальные поэты… ну, те, которые отметились только малоформатными стишочками – эти не интересны с точки зрения высокого искусства.
ПОЭТ. Да нет же, вам говорю. Поэзия – высокое искусство само по себе. Тонкие чувства!
ПРОЗАИК. Ничего высокого не вижу. Сами стишочки коротенькие. А книжечки со стихами точно тонкие. Так, кое-где поэмы подлиннее встречал… и то редко. Редко бывает, но хоть что-то достойное уважения из стихов, так это поэмы. А так – нет. Всё остальное, короткое – не формат. Фу!
ПОЭТ. Что ж вам, смысл и ценность литературы – это её размер? Длина произведения важна, так сказать? И толщина?
ПРОЗАИК. Конечно! А что же ещё? Вот возьмите, хотя бы, «Войну и мир». Вот это вещь! Четыре тома. Вес! Объём! Приятно в руках подержать. Уважение к писателю. Сразу видно, что писатель великий, мирового значения.
ПОЭТ. Как-то вы сейчас говорите, как приёмщик макулатуры. А как же «унылая пора, очей очарованье»? Хотя… вижу, вам этого не понять…
ПРОЗАИК. Конечно, не понять. Напишите эту вашу «унылую пору» на отдельном листке да уроните под письменный стол серьёзного писателя, как бы случайно. Она там и затеряется сразу. И не найдёте потом. Малая форма, тонкий листок. Не то! Вот «Мёртвые души» – это то, серьёзная вещь, не стихи какие-нибудь. Хоть и назвали почему-то поэмой.
ПОЭТ. «Унылая пора, очей очарованье» не затеряется. (Уверенно.) Не затеряется, уж точно. Не затеряются и другие:
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастёт народная тропа…».
ПРОЗАИК (вопросительно). «Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа?»
ПОЭТ. «И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал».
ПРОЗАИК (вопросительно). «Что в мой жестокий век восславил я Свободу и милость к падшим призывал?»
ПОЭТ. «Веленью Божию, о муза, будь послушна, обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно, и не оспаривай глупца»,– сказал один поэт. По-моему, удачно и правильно.
ПРОЗАИК. Да уж, тут придётся согласиться, правильно и удачно. Уговорили. Но это исключительный и редкий случай!!!
2017 г.
Гурамишвили и Гоголь
Николай Васильевич Гоголь (1809 г.р.) и грузинский поэт Давид Гурамишвили, автор сборника стихов «Давитиани» (1705 г.р.) – литераторы, в разное время жившие в Миргороде, обсуждают проблемы литературы и современности. Возраст персонажей в тексте следует уточнять в соответствии с текущим годом постановки пьесы.
Действующие лица:
Гоголь – с гусиным пером в правой руке и папкой для бумаги в левой.
Гурамишвили – в грузинском национальном костюме (в чохе), с шариковой ручкой в газыре и книгой «Давитиани» в руках, под мышкой держит компьютерную клавиатуру. Говорит с грузинским акцентом.
Памятники Давиду Гурамишвили и Николаю Гоголю в Миргороде.
(Гоголь пишет гусиным пером, стоя, положив папку с бумагой на левый локоть, бормочет про себя «Птица, птица-тройка…». Входит Гурамишвили).
ГУРАМИШВИЛИ (энергично). Гамарджоба, батоно Николоз! Как поживаешь, коллега и земляк?
ГОГОЛЬ (задумчиво). Вашими молитвами, сударь. Хорошо.
ГУРАМИШВИЛИ. Что делаешь, уважаемый? Чем занят?
ГОГОЛЬ. Пишу вот. На историческую тему… хотелось бы что-то нравоучительное… в назидание… для потомков. Чтобы читали, смеялись и становились лучше…
ГУРАМИШВИЛИ. На историческую, говоришь… Да мы уж сами давно стали исторические. Музеи вон в нашу честь открывают. Памятники ставят. Уважают потомки. Хорошо.
ГОГОЛЬ. Да, хорошо. А вам, милостивый государь, сколько ж годков от роду будет на сей день?
ГУРАМИШВИЛИ. А, примерно 310-312. Много, но не круглый юбилей. Мы, горцы, живём долго. Хотелось бы, конечно, чтобы и стихи мои читали долго и с удовольствием.
ГОГОЛЬ. Солидно. А я, выходит, значительно моложе. Мне всего лишь 208. Тоже не кругло. Значит, я как младший писатель, могу нравоучения выслушать от Вас, уважаемый Давид Георгиевич? Извольте…
ГУРАМИШВИЛИ. Зачем так говоришь, генацвале? Нравоучения… какие нравоучения? Давай я тебе лучше подарок сделаю. Нужный! Вот ты чем пишешь? Разве чернилами писать удобно? Тем более, гусиным пером? Вымажешься весь, и всё! Вот я уже вижу чернильные пятна у тебя на руках… К тому же это медленно. Вах, на дворе 21-й век. Возьми вот шариковую ручку. (Даёт ручку.) Это гораздо удобнее.
(Гоголь пробует писать ручкой).
Ну, как? А ещё можно сочинять прямо на компьютере. Непосредственно. (Показывает клавиатуру.) Это вообще удобная штука. Я здесь в музее видел. Получается гораздо быстрее. Стучишь всеми пальцами по клавишам – шедевры сами собой получаются… и лирические, и исторические, и нравоучительные…
ГОГОЛЬ. Да, вот уж воистину, «век живи – век учись». Давайте, уважаемый Давид, я тоже попробую на компьютере… как это? (Берёт в руки клавиатуру, рассматривает её.)
ГУРАМИШВИЛИ. А что, батоно Николоз, как думаешь, читают современники наши произведения? (Открывает «Давитиани».) Или только пыль протирают с книг на полках? Цветы к памятнику возлагают, это да. А книги наши как? Открывают хотя бы иногда?
ГОГОЛЬ. Я надеюсь, что читают. Мои книги переведены на многие языки.
ГУРАМИШВИЛИ. Да, это правда, переведены. Мою тоже перевели. Хорошо. А вот извлечены ли уроки?! Мы ведь так старались писать о правде жизни…
ГОГОЛЬ. Не знаю. А что, есть современные новости? Как там, в народе?
ГУРАМИШВИЛИ. Да новостей-то, собственно, немного… всего одна. А именно – прав ты был, Николоз Васильевич, когда писал про дураков и дороги. Прямо как пророк, всё точно угадал. Прошло столько лет, а всё и сейчас на месте – и дураки, и дороги. Только дураки есть, а дорог нет. Всё как в прежние времена. Стабильность такая. Вот это слово только новое появилось…стабильность.
Но ты ведь писал на разные темы. Насчёт Сорочинской ярмарки – вот где ты удачно попал – большое мероприятие, сейчас действительно национального масштаба. Широко торгуют, весело, и именно на том месте, где ты указал. Выполняют потомки твои пожелания… в этом смысле.
ГОГОЛЬ. Это хорошо…
Коллаж авторских рисунков для фронтона музея Гурамишвили в Миргороде.
ГУРАМИШВИЛИ. А Ревизора своего ты, похоже, совсем впустую написал. Из этой книги нравоучения совсем не услышаны. Как брали взятки, так и продолжают брать. Только сейчас размеры стали покрупнее, и называют это другим новым словом – коррупция. Слова появились новые, а дела всё те же, старые.
ГОГОЛЬ. Вот оно как…
ГУРАМИШВИЛИ. А про твои Мёртвые души я уж совсем молчу… Современные махинаторы взяли на вооружение хитрые приёмчики твоего Чичикова. И называют это – бизнес. Твой Чичиков сейчас был бы похож на невинного шалунишку по сравнению с современными перед…перед-пири…перед-пиринимателями. Как ни старался ты вывести персонажи отрицательными, а они всё живут… и припеваючи. Оффшоры какие-то выдумали. Даже не могу понять, что это.
ГОГОЛЬ (удивлённо). Помилуйте, уважаемый Давид. Я в этом тоже не могу разобраться…
ГУРАМИШВИЛИ. А нет ли у тебя, коллега, в запасе какого-нибудь персонажа пострашнее? Чтоб напугать этих современных бесов! Может быть, пора уже снова вывести на сцену твоего Вия и, наконец, открыть ему «веки»?
ГОГОЛЬ. Не думаю, что это поможет. «Вий» уже есть в современной жизни и без нас. Им всех пугают. Некоторые… его… немножко боятся. Он… во всём виноват. Так приятнее думать.
ГУРАМИШВИЛИ. Тогда, значит, надо действовать нашим традиционным, испытанным методом – через смех.
ГОГОЛЬ (задумчиво). Получается, надо всё-таки переписать второй том Мёртвых душ. И не сжигать уж! Словечки эти, новые, вставить. И чтоб персонажи эти вышли ещё более смешными.
ГУРАМИШВИЛИ. Вот-вот. Может быть, через смех мы заставим их измениться! Как думаешь?
ГОГОЛЬ. Даже не знаю. А что более действенно – толстый сборник комедий или другая толстая книга, уголовный кодекс?
ГУРАМИШВИЛИ. Надо написать такие анекдоты, чтобы они рассказывали их сами про себя. Попробуем. Чем больше мы сами смеёмся над собой, тем меньше над нами будут смеяться другие. Вах! (В зал.) А вы как думаете, господа?!
2016 г.
