Текст книги " Смерти вопреки"

Автор книги: Сергей Коротков

Соавторы: Владимир Андрейченко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Ряд молниеносных и жестких манипуляций, прием, удар и… фанатик высвободился из захвата и плена. Отлетевший на три метра Никита чуть не лишился жизни. Все-таки тяжела рука, облаченная в кевлар экзоскелета!

Бастионовец оказался между выходом в цех и разведчиком, за спиной которого был спасительный путь. А значит, шанс на выживание. И оба поняли это.

Офицер-сектант дернулся к трупу с прутом в спине, а офицер спецназа схватил оброненный из набедренной кобуры врага пистолет «дезерт игл», одновременно направляя «марту» и открывая огонь. В груди сильно саднило сломанное ребро, плечо заплывало обширной гематомой. В одном кармане грязной «афганки» запылал «янтарь», пытаясь тут же помочь хозяину облегчить страдания и боль. Другой карман оттягивала трофейная граната. И еще посох-артефакт, который пригвоздил сектанта-часового к стене, не должен был попасть в руки фанатика.

– Сдохни, сдохни! – Никита выпустил всю обойму «марты», не причинив вреда отлично защищенному противнику. – Вот мля-я!

Тот поднял винтовку убитого собрата, но магазин ее оказался пуст после стрельбы на лестнице. Время на перезарядку было, но и разведчик не собирался сидеть просто так.

– Капец тебе, железяка! – майор вскинул «дезерт игл» и, стараясь класть все пули в одно уязвимое место, разрядил мощный пистолет.

Бастионовец, окутанный дымом из-за спины, припал на одно колено, машинально зажав раненую ногу. Смарт-датчики костюма среагировали моментально, вколов нужные инъекции и замораживая раны специальным криогеном.

– Вот урод, – Никита отбросил пистолеты, вынул гранату, сорвал кольцо и, не задумываясь, бросил ее в фанатика. Тот уже почти справился с магазином винтовки.

Майор отпрянул за угол, ударившись головой о сломанный косяк, его мат заглушил грохот разорвавшейся гранаты. Сноп дыма и искр вырвался из коридора. В пелене завесы послышался стон.

– Ага-а, тушенка, мля-я! Схавал игрушку? – Никита смело ринулся в дым, с трудом разбирая неясные очертания тел и предметов.

Он взялся обеими руками за черный посох, мгновенно ощутил прилив крови в ладонях, мурашки, побежавшие от кистей к плечам, к спинному мозгу и голове. Почувствовал единение с артефактом, его силу и податливость.

Легко выдернув посох из тела убитого, который тут же сполз по стене вниз, Никита взял единственное оружие наперевес и ринулся к шевелящейся груде металла. Покалеченный, но еще живой сектант пытался подняться, одновременно дергая за приклад исковерканный ГП-37. Рядом – изуродованное тело другого бастионовца. Арматурины в его спине уже нет.

Замахнувшись посохом, Никита увидел, как офицер сорвал агонизирующей рукой маску-респиратор, обнажая бледное небритое лицо, холодные синие глаза, такие неестественные и жутковатые, будто линзы в воспаленных глазах. Белок одного глаза покраснел из-за кровоизлияния, придав офицеру еще более ужасный вид.

Вдруг слева из дверного проема выросла фигура, словно огромный коршун вспорхнул.

– А-а, ты уже? – остановился Черный Сталкер. – Похвально. Хорошо сработал.

– Ага… есть такое, – майор, борясь с диким головокружением и оглушающей болью, переводил взгляд с него на полуживого сектанта и обратно.

– Спасибо, что освободил от «магнитуды». И вообще.

– Кушай на здоровье, – хриплым голосом, не чувствуя языка во рту, ответил Никита, про себя подумав, что аномалия, вероятно, разрядилась сама. И без Выброса, что странно. Хотя он и сам собирался освободить бывшего сержанта чуть позднее. И очень надеялся, что заслуженно. Еще перед уходом заметил взгляд Черного Сталкера: ожидающий, просящий, осмысленный. – На. Бери, Степан. Это твое. Твое! – сказал он, протянув посох настоящему владельцу, а сам сделал шаг назад, оперся спиной о покоцанную осколками стену.

– Благодарю, Никита! – Черный Сталкер попытался улыбнуться. Не вышло. Взял шест-артефакт с гравировкой по всей длине, провел ладонью, что-то шепча. Показалось Топоркову или нет, но, будто волна ветерка пробежала по одежде идола Зоны и по коридору. Снаружи послышались родные голоса, топот ног по железным ступенькам, бряцание оружия.

– Уходи прочь, – неожиданно промолвил Черный Сталкер, глядя на раненого офицера-сектанта, подставив острие посоха к его шее, к щели между шлемом и нагрудной защитой, – ты чужой в этом месте. Ты грязь Зоны. Ты опухоль на ее чреве, болезнь. Уходи-и в Зону, в ее…

– …Я не чужой… Я ее раб, я… не надо, Страж… Остановись! – залепетал бастионовец.

– Такие как ты изуродовали меня, пытали, глумились, опыты проводили, делая для себя послушную тварь…

– …Страж, не смей! Ты, как и мы, любишь Зону, ты ее…

– Замолчи, изгой. Умолкни навсегда! И не смей прикрываться Хозяйкой. Ты ее худшее творение. Уходи!

Черный Сталкер сделал небольшое усилие, и посох проткнул горло сектанта. Кровь не брызнула, не окропила тело, а побежала струйками под броню экзоскелета. Офицер вздрогнул и затих. Глаза его потухли. Будто искусственные.

Только сейчас Никита, отходя от увиденной сцены и услышанного диалога, заметил, что в коридоре светло. Мутный желтоватый свет лился из длинных люминесцентных ламп в потолке, большей частью побитых временем и взрывом.

Черный Сталкер оглянулся на разведчика. Их взгляды встретились. И тут оба ощутили всплеск энергии какого-то сверхъестественного уровня. Но прояснение, в котором оба оказались на эти мгновения, исчезло так же внезапно, как и появилось.

– Иди, Страж. Ступай. Береги Хозяйку как прежде, – прошептал Никита, – и впредь будь разборчивей, сержант.

– Есть, – гигант вздрогнул и, проходя мимо разведчика, прикоснулся к майору, – буду. Спасибо тебе, за все. Удачи и…ты знаешь… мы еще когда-нибудь встретимся.

– Прощай, Степан.

– Пока… майор.

Полы черного плаща шумно вспорхнули, слева в коридор ввалился родной, дорогой дружище Орк и кинулся к командиру, радостно матерясь. Никита устало улыбнулся, успел заметить исчезнувшую в том конце коридора черную фигуру, а затем утонул в крепких объятиях друга и боевого товарища. Оба застонали от боли в раненых руках, но продолжили тискать друг друга, всхлипывая и смеясь.

* * *

Неслыханная для этих мест гроза, отшумев и обильно полив землю, ушла на восток. Свинцовый фронт теперь мерцал и ухал далеко за пределами Зоны, взяв курс на Брянск, вселяя в жителей территории отчуждения недоумение и гадание по поводу симбиоза стихии и оболочки Купола. И их вполне мирного союза. За тридцать с лихвой лет никто не мог понять и ответить на простой вопрос: «Почему радиация, старожилы, мутанты и аномалии Зоны не выходят за ее пределы, не в состоянии проникнуть сквозь оболочку Купола, а любая стихия, будь то ливень, снегопад или ураган, может проходить сквозь этот анклав?». Загадка так и оставалась тайной, покрытой мраком, а люди все приходили и уходили, калечились, погибали. Страдали и радовались, хирели и выздоравливали, пропадали и обогащались, невзирая на дурную славу Хозяйки, враждебность местных группировок, негатив и опасности ее фауны и флоры.

И все-таки перли и перли в Зону, мечтая и желая. И Хозяйка, установив жесточайший контроль за этим мясом, до сих пор справлялась с такой ношей. До сих пор!

Но что-то произошло. Что-то случилось с ней. Какая-то таинственная и необузданная энергия глубоко под землей, внутри Разлома, клокотавшая и накопившаяся за треть века, по-видимому, собралась с духом и решила проявить себя. Все предыдущие Вспышки, раз в десять лет, являлись производными избыточной мощности недр, выплескиваясь наружу через особый проводник – разрушенный энергоблок аварийной АЭС. Ну, не могла энергия Земли, еще тогда, в восемьдесят шестом году, во время двухстороннего взрыва, излившаяся как в атмосферу, так и внутрь Приднепровской возвышенности, находиться в покое, копиться без побочных явлений. Мало было Разлому и затаенной в нем энергетической субстанции этих всплесков, разрядок, пшиков! Собралась, напряглась, приготовилась. Даже исчезла радиация, как и другие излучения и многие аномалии, прекратились Выбросы. А взамен эта сакральная янтра, супераномалия, начав разверзаться, хлынула по слабым местам чрева Земли: трещинам, порам, стыкам, сдвигам, горстам, грабенам. Энерготоки в виде плазменной субстанции устремились ручьями во все стороны, опутывая недра сетью горячих живых жилок. И конечности этой «Головы Горгоны» змеями подбирались уже к Запорожской, Хмельницкой, Ровенской, Чернобыльской АЭС, норовя ползти дальше, распространяя свои владения до пределов Каспия, Карелии, Кавказа и Урала. А на последнем находился известный АУТ – Атомный Уральский Треугольник, включающий Новоуральск, Маяк-51 и Белоярку. Там еще не ведали, что им грозит, и как близки к ним щупальца Армады – новорожденной сущности Земли.

А в Зоне шел две тысячи семнадцатый год. Может быть, последний год Мира Живых…

* * *

Похоронив Шофера в корпусе полигона К-II (Ахмада не смогли даже собрать), отряд перебрался в Бункер, расположился на отдых, стал латать экипировку, снарягу и «трехсотых».

Знания и лекарства Дока, лечебные свойства двух «янтарей» и общий позитив достижения цели, победы над сильным врагом и встречи с командиром – все это улучшило настроение и способствовало скорейшему выздоровлению раненых. А уж сколько было объятий, поцелуев, восклицаний и рассказов! Тепло и радостно приняли друг друга Истребитель и бойцы сводного отряда, взахлеб повествуя о событиях прошедшего года. Даже Орк прослезился, утирая влагу со смуглой небритой щеки и изредка трогая командира, будто, не веря, что он жив и реален.

Пока Роман, насытившийся пайком и напившийся водой прибывшей группы, занимался сборкой установки из деталей, доставленных отрядом, остальные, сгрудившись, делились впечатлениями и, забыв про субординацию, обнимали майора, тискали и от избытка чувств часто перебивали его. Короче, сопли, слезы, слюни и чепчики вверх!

Взгрустнули и замолчали, когда Никита поведал о Рогожине. Честно сознался, что сам застрелил того, кем стал ушедший из Бункера отчаявшийся полковник, не выдержавший голода и жажды. Радиация сделала свое дело, а Топорков – то, что исполнил бы любой на его месте. Было больно и тяжело осознавать это, еще хуже – понимать, что испытал и перенес в одиночестве Рогожин. Холод попытался объяснить, почему они не смогли прийти на помощь полковнику, сообщил, как пытались взять приступом АЭС, потеряв связь с Рогожиным, но сектанты оказались сильнее. Да и приказ командира в последней SMS четко запрещал всяческие попытки его освобождения.

Истребитель рассказал, как сам был близок к сумасшествию, обезвоживанию и неминуемой гибели. Да и его нездоровый вид вместе с уже третьей опустошенной фляжкой красноречиво говорил о перенесенных муках и страданиях. Товарищи благодарили командира за стремление помочь отряду, спасение их внезапным вмешательством в исход боя. Когда Никита вкратце рассказал о Черном Сталкере, как тот был прощен и отпущен, некоторые невольно заозирались. Сообщил про его помощь в цеху Станции, после чего бойцы вспомнили, как некто в черном искусно лавировал в темноте корпуса между завалами и аномалиями, между пулями спарки, невероятным образом порхая в метре над землей и отвлекая турель на себя. Метко брошенный им прут покончил с одним из сектантов, которого и видел Никита, схлестнувшись с офицером «Бастиона».

– Думаешь, после всего, что произошло там, на крыше НИИ, год назад, и вообще в Зоне за это время, можно ему доверять? – спросил Холод, приобнимая друга.

– Доверять? Ден, доверять нужно любому человеку, если он человек. Без веры в этой жизни не будет и самой жизни. Когда мы перестаем видеть друг в друге тепло души и крепкое надежное плечо товарища, исчезает и все остальное. А чтобы чувствовать это и беречь, нужно верить в себя, верить в тебя… в него… в нее, – Никита тыкал рукой с булькающей фляжкой в сидевших вокруг него людей, – и никакая сила не должна победить эту веру, эти глаза, души. Мы – команда! Мы – люди. И даже среди всего дерьма Зоны, да простит меня Хозяйка, которое и придумано ею, чтобы сломить человека, его волю, его кредо… среди всего этого мы выжили… выжили и те, кто давно топчет Зону, те, кто верит в настоящую дружбу, ценит ее и всегда готов прийти на помощь. Вы, сталкеры, сохранили человеческий образ! Никто, кроме вас, не знает настоящей цены дружбы, взаимовыручки, боли и жизни. Да, жизни! Вы умеете выживать в условиях, где любой смертный загнулся бы и пал. И при этом оставаться собою, оставаться Человеком. Эх-х… братцы… за вас, ексель-моксель! Спасибо, что вы есть! И спасибо Зоне, что умеет определять, кто есть кто, и учить настоящей мужской дружбе!

Никита поднял флягу на уровень лица, тряхнул ею, как рюмкой за столом, жадно отпил. Корсар, уперев локти в колени напротив майора, благодарно кивнул. Бодайбо полез за водкой, Орк с перебинтованной рукой понимающе помотал головой и глубоко выдохнул. Димон смахнул слезу, сжимая кулак лежащего Баллона, возле которого возился с аптечкой военврач.

Потом снова были разговоры, рассказы, смех, чоканья алюминиевыми кружками с «ОЗОНАвкой». Курили, шутили, делились наболевшим. Спустя час, настало время прощаться. Слово взял Корсар:

– То, что сделали сегодня вы все, включая героизм нашего поэта Семена, непримиримость Ахмада, смелость Шофера, отчаянное прикрытие Баллона и Димки, храбрость всех бойцов без исключения – это не забывается и ценится пуще всех других достоинств и поступков. Мы никогда не забудем тех, кто пал в Зоне, сражаясь бок о бок со сталкерами, искореняя зло и спасая товарищей. Это и Петро Тротил, и полковник Рогожин, и Фотон с Гошей, и Пыть-Ях с Полканом. Канули в неизвестность Подпол и Стас Ubivez, которые помогли нам всем, встречая опасность лицом к лицу. Спасибо вам всем, живым и погибшим! И я лично… хм… мы, сталкеры, клянемся, что доведем начатое вами дело до конца, будем достойно нести звание группировки и помнить заслуги и славу российского спецназа. Простите за пафос, но… – Корсар набрал побольше воздуха в легкие, играя желваками на мужественном лице, – мой респект вам, парни! Живите долго, служите достойно и не забывайте боевых товарищей по Зоне.

Бойцы и сталкеры топтались и громко вздыхали, силясь не пустить нюни и сдержать сентиментальные порывы. Холод, поборов тяжесть в груди, решил чуть развеять печальный момент:

– Ну и чего пригорюнились, братцы? Харэ пучиться и грузиться. Лучше скажите, у кого бумажка туалетная найдется? Хезать хочу, аж ягодки сводит.

Удалась шутка. Ухмылки, улыбки, смешки. Шепот.

– Вон, в углу наждачки лист, – ответил с юмором Зубоскал, – седьмой номер пойдет?

Теперь уже засмеялись все. И даже вечно угрюмый Аперкорт.

Никита хоть и попросил не устраивать долгих проводов и прощаний, но боевые товарищи никак не могли успокоиться, обнимаясь и целуясь. Растроганные скорым расставанием друзья боялись молчать, чтобы не сбить настрой, не ускорить разлуку.

Но этот момент настал.

Каждый ощущал тоску и тяжесть в сердце, разум отказывался принимать неминуемое. Фифа откровенно плакала, по очереди целуя каждого. Спецназовцы тоже обнимались со своими местными друзьями, бросали короткие утешительные реплики, крепко пожимали руки, собираясь возле установки. Теплые, добрые, родные лица: Корсар, Бродяга, Тагил, Бодайбо, Эскимо, Аперкорт, Зубоскал. И Кэп. Он принял решение остаться в Зоне, в «Пепле». Там, на Большой земле, в две тысячи седьмом году его ничто не держало. Грустный Семен Блок, теребящий бородку. Остальные боевые товарищи, и те, кто согласился пойти в этот опасный рейд для спасения офицера и проводов разведчиков.

Роман, наоборот, собрался со спецназом, хотя его уговаривали остаться. Он заверил всех, что ему некуда здесь идти, а в «НовоАльянс» он не хотел возвращаться. Да еще и со знаниями об изделии и его местонахождении. Это было вполне понятно, как и то, что Зоне он сейчас опасен и, откровенно говоря, не нужен. И обычно мнительный ученый объявил о твердом решении телепортироваться.

– После нашего… гм… убытия Корсар уничтожит установку, – сообщил всем Никита, – соответствующий инструктаж проведен, ЦУ даны. Нельзя изделие оставлять здесь! Ни Оку Зоны, ни «Бастиону», ни кому-либо еще. Не хер мост в другие миры оставлять. Сами, надеюсь, понимаете, разжевывать не буду. Корсар, на тебя вся надежа. Сделаешь?

– Не волнуйся, друже, сбацаю. Чин чином все будет. Ни одного болтика не останется. Орк оставил заряды.

– Хорошо. Спасибо. Токо мужики, сами не поджарьтесь. Очень прошу учесть дистанцию безопасности. Так. Путь отхода имеется? План есть?

– Командир, да все будет пучком. Выберемся, – отозвался Аперкорт, сидящий на катушке с обмоткой, – по туннелю нельзя, там Орк поработал, завалив сектантов сводами лаза.

– А фули мне на них таращиться было? Как пошла заваруха, так я и слупенил фанатиков с «осы». Щас хрен кто проберется сюда через этот путь! Полный абзац там, – осклабился в ухмылке здоровяк.

– Молорик, Орк. И воюешь дай боже каждому, и новые РПО сварганил… Красава! Поди на медаль наработал? А, боец? – улыбнулся сухими губами Истребитель и сморщился от рези вокруг рта.

– Я не против медальки. Завсегда пожалуйста.

– Уйдем поверху, – подытожил Корсар, – по тому ходу, где эти гаврики пролезли. Там, видать, служебные подсобки и выход на крышу, под свод Укрытия. Разберемся. Я квад вперед отправлю. Путь проверить. Чтобы сюрпризов больше не встретить. Да и не думаю, что сектантов куча там бродит. Положили их прилично. Если офицера с «двойкой» завалили, значит совсем худо в их конторе. Поди, где-то «единица» остался, лазит. Может, Око сторожит, и нос не высунет уже. Короче, разведка, за нас не беспокойся. Полюбасу свалим!

– Отлично, Корсар! Так держать, – Никита повернулся к Роману, мимикой спросил, как дела. Получив утвердительный кивок, снова повернулся к товарищам. – Ну что, друзья, не поминайте лихом. Когда-нибудь увидимся еще. Живыми и здоровыми. А теперь прощайте, братцы! И берегите себя. Вы хорошие парни. И я горжусь, что воевал здесь плечом к плечу с вами.

Он поднял руку, сжал кулак, жестом сопровождая сказанное, и присоединился к собравшимся возле разрисованной когда-то Мешковым стены товарищам. Присел на корточки, поправил на спине «вал», любезно доставленный вместе с остальной его снарягой Орком, надел шлем, застегнул лямку на подбородке и тронул плечо ученого. Тот мотнул головой и кивнул Кэпу, стоящему поодаль с кнопочным пультом. По команде Корсара все провожающие отошли в дальний угол, за стекло аквариумной лаборатории. Сталкеры смотрели на горстку разведчиков, провожая их в дальний и, вероятно, небезопасный путь. Угрюмые белые лица, красные глаза, дрожащие губы. Прощальные грустные взгляды. Такими сталкеры запомнились Никите.

Затем раздался шум набиравшей силу турбины, гул увеличился, треск в энергошкафу участился. Огромная труба установки с прикрепленной на ней спутниковой тарелкой дернулась, скрипя шарнирами и шипя пневмоприводом, повернулась к спецназовцам и уткнулась в их сторону. Леденящий душу и слух тончайший писк заполонил Бункер, переходя в иные, не воспринимаемые человеческим ухом частоты. Под сводом помещения и за стеной с встроенным в нее генератором раздался монотонный грохот, и Никита сжал руку Орка. Тот другой рукой схватил плечо Холода, который, в свою очередь, обхватил кисть Анжелы. Разведчики сдвинулись, сжались, прильнув друг к другу. Роман нажал дистанционный пульт в виде сотового телефона, откинул его к станине изделия и закрыл лицо ладонями.

Сначала тревожные лица сталкеров поплыли, потом их силуэты стали расползаться, картинка смазалась и… Большая голубая сфера поглотила девять человек, вобрав их внутрь себя. Оторвалась от пола, разнося в стороны электротоки, пыль, мелкий мусор. Огромный полупрозрачный светящийся шар завис на мгновение в метре от стены, заискрил, замигал. Красиво и волшебно, даже Кэп охнул от восторга и удивления, впечатавшись спиной в серверный шкаф с пультом в руках и извивающимся к установке проводом.

Невиданная доселе обитателями Зоны субстанция налилась фиолетовым цветом, застыла на миг и, лопнув, исчезла. Вместе с находящимися в ней людьми.

В Бункере сильно запахло озоном вперемешку с паленой проводкой, сквозняк пропал, а вместе с тем затихли все звуки. Наступила гробовая тишина, остановилось время, и стук нескольких сердец стал не таким частым. И только спустя минуты послышались облегченный выдох и хриплый прокуренный голос Зубоскала:

– Доброго полета вам, братва. Береги вас Зона!