Текст книги "Четвёртый"
Автор книги: Сергей Калашников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Следы от самолётных колёс видны долго, а только этой ночью прилетал двухмоторник и наделал свежих, да и я немного натоптал. Если хорошенько рассмотрят аэрофотоснимки, найдут.
– Они же не в воздухе плёнку проявляют и фотографии печатают, – рассудил Миша. – Значит, сколько-то времени у нас есть.
– До ночи всё равно управятся, и с проявкой, и с бомбёжкой и с переброской батальона, – пожала плечами Ольга.
– А вам обязательно нужен батальон? – как от кислого скривился лётчик. – Да на всю вашу компанию и отделения хватит.
– Отделения им мало. Они поротно работают, чтобы немцам как раз хватало на минимальное кладбище, – ухмыльнулся Лючикин. Он всё ещё был сердит на капитана и был рад возможности его потроллить.
– Зубоскалите, молокососы! – вызверился на нас старший по званию. – А у меня боевой приказ. И я просто обязан взлететь в ближайшее время, чтобы его исполнить, потому, что, уже через час здесь может начаться ад.
– Разведчик высоко, да и не станет он за вами гоняться, а в лесах и болотах у немцев зениток нет. Подойдите над рекой на бреющем. После вот этого поворота русла, что в двух километрах от цели, вас обнаружит прикрытие переправы, – ткнул я пальцем в излучину. – То есть всего за минуту окажетесь под мостом. Немцы, не успеют открыть огонь – вряд ли расчёты сидят у заряженных зениток со стволами, направленными на реку. Проскочите через просвет между рекой и настилом, сделаете полупетлю с полубочкой и сбросите бомбу. Всё, приказ выполнен. Потом, – я снова указал пальцем место на карте, – прилетаете сюда и садитесь прямо на дорогу. Мы вас или заберём с собой, или дозаправим, чтобы горючего хватило до линии фронта.
По мере того, как я излагал, лицо капитана делалось всё более и более безжизненным – словно он уходит в себя. Пока продолжалась эта прострация, мы подвесили бомбу под фюзеляж, долили бензина до полной заправки и вообще всё приготовили.
– Безумие какое-то, – буркнул лётчик, усевшись в кабину. – От винта!
Едва он улетел, мы принялись набивать будку грузовика остатками авиабензина и последней стокилограммовой бомбой – если прилетит заправляться – подвесим, чтобы сбросил по дороге домой на что-нибудь в районе линии фронта – вдруг хоть во что-то вражеское угодит! Погрузили мы и остальное, что имелось на этой базе – оружие, патроны, взрывчатку, продукты. С одной стороны, всё равно менять место. С другой, чтобы успеть на встречу с самолётом минут через сорок, нужно поторапливаться. Поэтому не мешкали – носились как угорелые.
Наконец выехали и помчались к тому месту, через которое возвращались после бегства, последовавшего за обстрелом пехотной колонны – это на пару десятков километров дальше от железки. Хорошо успели – видели посадку совершенно неповреждённого биплана примерно там, где и ожидали – на открытом месте посреди чистого поля, убранного, кстати. Крякнули, поднимая соточку, и приладили её в бомбодержатель. Оля уже пристроилась с канистрой у горловины самолетного бака и заливала горючее.
Возможно, авиаразведчик наблюдает за нами, фиксируя на фотоплёнку торопливые действия и суету непонятных людишек – мы торопимся.
– Я ещё раз туда же наведаюсь, – вдруг заявляет бородатый капитан. – Буду признателен, если дождётесь меня вот здесь, – на карту ложится крестик километрах в тридцати от нашего местоположения. – Или я вас – кто быстрее успеет, – и глаза у него слегка шальные.
Расспрашивать сейчас некогда – он явно что-то увидел сверху. И не может позволить себе потерю времени на разговоры – знаю я это состояние, когда тебя, словно волной несёт.
Проводили самолёт глазами, уже начиная движение. На этот раз дорога была незнакома, а карта, похоже, составлялась ещё царскими топографами, потому что приметы совпадали через три на четвёртую. К счастью, брод так и остался действующим, хотя вместо леса за ним потянулась старая гарь. Однако дорога сохранилась. По ней и добрались до точки рандеву.
Капитан разглядел нас с воздуха, сделал пару кругов, потом задал направление покачиванием крыльев и сел слева впереди за деревьями. Мы последовали за ним и по тележным колеям, раздвигая будкой смыкающиеся ветки, пробрались на поляну, которую плотно обступили высокие деревья. Тут и дожидался нас старина У-2 со счастливым пилотом под крылом.
– Две по сто в одну посуду, – приветствовал он нас.
Фимка поморщился, но полез в ранец, откуда достал бутылку коньяка. Он вообще-то ужасно запасливый и вечно что-нибудь заныкивает. Но, как ни странно, расстаётся со своими богатствами достаточно легко. Наверно, когда лямки ранца чересчур удручают натруженные плечи.
Мы вытащили котелки, разложили плиточку и принялись за стряпню – кто знает, когда удастся в другой раз перехватить горячего. Да, ёмкость с водой в кузове имеется. Не та, что с сапёрного грузовика, а одна из канистр связистов – она досталась нам пустой и чистой.
– Ну, товарищ капитан! – наконец взмолился Лючикин. – Расскажите, как слетали.
– Да ничего особенного, – с ленцой в голосе протянул лётчик. – Вышел к мосту, как Иван научил. Летел, разогнавшись на полную, чуть не задевая колёсами воду, и целился в опору. Думал, протаранить. Но потом сообразил, что, если не отпущу бомбу, она не сойдёт с предохранителя и может не взорваться. В общем, отпустил, но, кажется, рановато – она упала на воду и подскочила. Я сразу ручку на себя, чтобы с нею не столкнуться, да и перелетел через мост.
Взрыв слышал, но оглянуться не мог – выправлял машину. А когда лежал в вираже, увидел, что угодил куда-то так, что ферма шевельнулась. То, что в это время походил состав, я раньше не видел – ну, от переживаний вообще ни на что, кроме опоры не смотрел, а тут гляжу – вагоны перекосило с наездом друг на друга. То есть плотная такая пробка получилась примерно на две трети моста.
Потом, когда уже до вас добрался и заправился – на душе полегчало, решил повторить. Но тут уж зенитки не дремали – так плотно принялись стрелять, что пришлось отворачивать. И вдруг вижу, с недавно пристроенного ответвления на магистраль выволакивают железнодорожный кран. Вот его я и..., – посмотрев на Ольгу, рассказчик чуть "придержал вороных", – приложил со всего моего уважения. Не, ну у вас что, ни одной бомбы больше не припасено? Я тут чувствую себя, как охотник в зоопарке, а вы словно мешком ударенные.
– Потеряна база, аэродром, связь со своими и канал снабжения, – вздохнул я. – И всё – в одно действие.
– Мы живы и вооружены, – продолжил Миша.
– Вечером товарищ капитан улетит и весточку увезёт, – улыбнулась Ольга.
– А ещё в этой будке на колёсах имеется чертовски мощная рация, – добил Фимка.
– В то время, когда ни один из нас не знаком с азбукой Морзе и шифровальным делом, – развил тему я. – Ни волна, ни порядок связи с нашими не оговорены, а сама аппаратура ни разу не включалась. И антенны на крыше мы давно и успешно обломали о ветки – еще, когда первый раз смывались после разгрома пункта связи.
Капитан задумчиво взвесил на руке бутылку:
– А ничего будет, если я её увезу с собой? – спросил он неуверенно. – С вами, пионерами, пить было бы непедагогично, а в одиночку не хочется. Да и есть поверье, что сто граммов перед ночным полётом – не к добру.
Фимка махнул на него рукой, и все мы занялись только что намеченными делами. Если кто-то не понял, нужно было подготовить к работе радиоаппаратуру и придумать вариант шифрованной связи без использования азбуки Морзе. Ольге досталось чтение инструкций, что присутствовали в выдвижных ящиках, Миша полез на крышу оценивать вред, нанесённый антеннам, а я стал вспоминать про разные способы шифрования обычных текстовых сообщений – встречалось в фильмах много разного вроде "Юстас Алексу". Фимка? Да про него и говорить нечего – продолжил стряпать. А Лючикин занялся осмотром окрестностей, совмещая прогулку с охраной нашего временного расположения.
Проще всего было с антенной – она оказалась складной и получила повреждения именно в месте, препятствующем падению. Своего рода предохранитель от случайного повреждения при ударе спереди, сработавший почти штатно. Подпёрли палочкой, подтянули верёвочкой, разогнули пару трубок, и вся канитель.
С выключателями тоже разобрались – основная масса манипуляций ими была связана с питанием радиостанции от напряжения автомобильного аккумулятора, в то время, как требовались повышенное анодное и пониженное накальное – всё ведь сделано на лампах. Старый добрый умформер, то есть электромотор, который крутит вал генератора. Собственно, он и занимал значительную часть пространства под столиком, на котором смонтирована приемо-передающая радиостанция – назвать это довольно крупное сооружение рацией у меня язык не повернулся.
Выходить в эфир мы не стали, а вот послушать, что говорят другие, не поленились. Тут тебе и вещательные станции, и писк морзянки, и обмен на немецком. Нашли волну, где женский голос по-русски зачитывал цифры – не иначе какое-то оповещение для тех, кто знает шифр. Да, нам досталась станция, которую в моё время назвали бы или широкодиапазонной, или всеволновой. Слышали мы и Москву – я нарочно поскорее перестроился, потому что хороших новостей с фронтов ждать не приходилось, а унывать ребятам не надо. Хватит нам на всех и одной моей хандры.
Тем более, что в отношении предлагаемого порядка связи у меня получалась откровенная дичь. А тут ещё капитан со "свежей" идеей.
– Слушай, – говорит, – Ваня! А что, если я вместе с самолётом у тебя в группе останусь? Ты с ребятами мне цели будешь указывать, а я по ночам стану их бомбить?
Мысль, конечно, правильная, но бомб и горючего я где на него напасусь? Ведь именно по причине, что ради нескольких вылетов маленькой этажерки нужно посылать в такую даль серьёзный и очень ценный самолёт, руководство и не смогло воспользоваться этой идеей в должном масштабе – только ради моста расстарались. К тому же риск подобных полётов на оккупированную территорию тоже со счетов сбрасывать не следует.
Хотя, с целями никакой проблемы нет – немного терпения в точке, откуда виден хотя бы кусочек железной дороги, и вот тебе поезд – они как-то именно по этим самым железным дорогам и любят ездить. Причём, регулярно. Да и без наведения можно пролететь вдоль путей пару-тройку десятков километров – шанс встретить достойную бомбы цель очень хорошие.
Вот и получилось у меня одно расстройство, потому что человек абсолютно прав по-существу, но обеспечить ему снабжение даже самым необходимым минимумом я категорически не способен.
Глава 6. Курорт
День прошёл вяло. Нас, не то, чтобы колотило, но некоторый отходняк испытывали все. К тому же потеря цели – это тоже серьёзное испытание. В общем, признаки внутренних терзаний на лицах моих товарищей присутствовали в разной степени и в разные моменты. Только капитан вёл себя исключительно достойно – спал с двумя перерывами на приём пищи.
Он и подвёл итог, сообщив перед отправлением, что на эту площадку ночью сесть способен только парашютист, а он не самоубийца и больше сюда не прилетит.
– Так, а вы, почему её выбрали? – недоумённо вскинула свои красивые брови Ольга.
– Не выбирал я ничего, – пряча в планшет полученные от нас бумаги, ответил лётчик. – С трудом нашёл, потому что вокруг одни дремучие заросли.
Улетел он не в темноте, а в сумерках, потому что площадка эта не располагает к пилотированию вслепую. И ещё ушёл Лючикин. Сказал, что возвращается к старым местам базирования и рассчитывает, что мы дождемся его тут.
Тоска. До железки отсюда километров шестьдесят – то есть, понятно, что только на переход уйдёт дня два-три. Мы ведь не по дорогам шагаем, а крадёмся окольными путями. Слишком далеко от "рабочего" места удрали. Развеивать скуку принялась Ольга – нагрузила нас гимнастикой. Да так, что мы взмолились – все эти верчения попой и выгибания на мостик как-то чересчур для конкретных пацанов. Хотя тела – своё и других членов нашей группы, оценил высоко – спортивных ребят отобрали в диверсанты.
Но дело мы себе нашли – стали строить землянку. Не крошечную, каких уже наспех соорудили две штуки неподалеку от оставленного аэродрома, а добротную и не тесную. Наступивший сентябрь ещё не начал "радовать" нас дождями – было по-летнему тепло, потому мы и посбрасывали с себя лишнюю одежду. Ольга в майке выглядела – глаз не отвести. В том смысле, что мой взор постоянно на неё совершенно случайно наводился. Точнее, на выпуклости спереди – не велики и не малы, а как раз то, что надо. Она, конечно, надела бюстгальтер, о наличии которого можно было догадаться только по тому, что соски не проявились через тонкую трикотажную ткань.
Оставаться в дозоре, куда мы с парнями хотели её... ну... чтобы не мешалась, она отказалась наотрез, довольно ловко управляясь с таким классически мужским инструментом, как топор. Её глаза при этом не были заняты созерцанием разных там всяких привлекательностей, поэтому чужаков она обнаружила первой. Несколько мужчин в чёрном и один в сером явно направлялись к нам цепью, отчего мы мгновенно залегли и привели оружие в готовность – убегать, бросив такую драгоценность, как взрывчатка, никто даже не подумал.
– Один ко мне без оружия, остальные на месте, – крикнул я, как только расстояние позволило. Незнакомцы о чём-то перемолвились и не остановились – Фимка дал короткую очередь из пулемёта поверх их голов – вот теперь другое дело, сразу остановились и даже прилегли. Спустя минуту одетый в серое встал и начал приближаться,
– Наган в кобуру уберите, – негромко потребовал Миша, успевший отползти влево и выдвинуться вперёд.
Мужчина, а был он одет во френч из добротной ткани и брюки в тон, убрал оружие. Подойдя ко мне – единственному не замаскировавшемуся, он с недоумением посмотрел на брюки, обрезанные чуть выше колен – от постоянного ползания они напрочь протёрлись, и ставить заплаты уже было некуда, а для жаркого времени и тяжелого труда – нормальный прикид.
– Рот Фронт? – спросил этот полувоенный неуверенным голосом.
– Гитлер капут, – резонно согласился я. – Вы часом не зэков ведёте? – ходили в моё время разговоры про чёрные батальоны, составленные из осуждённых.
– Нет. Это обычные люди, прячущиеся в лесу от опасностей войны. Просто раньше они трудились на железной дороге, где форма и спецодежда, как правило, окрашены в цвета, на которых паровозная копоть не слишком заметна.
– И гуляют они исключительно с целью моциона, с трёхлинейками, поскольку лес, всё-таки. Вдруг зверь какой встретится, – согласно кивнул я. – Не откажите в любезности показать мне ваши документы.
Обычный паспорт поведал мне об имени и возрасте этого интеллигентного человека. Ещё я попросил партбилет – стаж не со времён Гражданской, но коммунистом он стал в возрасте двадцати восьми лет, то есть после прекращения членства в комсомоле.
– Не в райкоме работали? – задал я контрольный вопрос.
– В райкоме. В бухгалтерии.
– Чтобы между нами не возникло недопонимания, – приступил я к инструктажу, – здесь находится воинская часть Красной Армии, в расположение которой я вас допустить не могу, как не могу ознакомить ни с её составом, ни с решаемыми задачами.
– Пусть взрывчатку отдадут, – из-за дерева подсказала Ольга.
– А вам много надо?
– Всю несите.
– У вас несколько необычная форма, – вдруг сменил тему бухгалтер. Да, Ольга тоже в шортах и майке, как и я.
– О том, что руководство района не выполнило указание о расформировании ранее созданной партизанской базы, докладывать не буду, – поспешил я успокоить собеседника. Но тот не унимался:
– А вы тут в связи с прибытием пехотной дивизии для прочесывания леса от диверсантов?
Вот ведь неугомонный дядька – всё-то он желает знать.
– Не будем анализировать наших резонов, – попытался я как можно скорее его утихомирить и выпроводить, но не тут-то было:
– И вообще, юноша, раз вы так озабочены получением от нас взрывчатых веществ, то, несомненно, имеете представление об их использовании. Не откажите в любезности поделиться познаниями с моими товарищами.
Вот так вежливо и глубоко обоснованно он съел меня с потрохами – отказать в подобной просьбе решительно невозможно. Тем более, человеку, не расставшемуся с партбилетом, находясь в оккупации.
– Ладно, – тут же сдался я. Приводите курсантов через полтора часа. Сколько человек будет в учебной группе?
– Все семеро и будут. Те, что залегли после пулемётной очереди.
Я призадумался. Признать в том, что на нас надето, вражескую форму весьма затруднительно. Мы ведь даже не в характерных сапогах с короткими голенищами, а в ботинках. Да, в каждом ранце обязательно лежит пара с вложенными внутрь сапожной щёткой и баночкой ваксы. Поэтому скрыть факт ношения на работу одежды Вермахта, получится без особого труда. Расположение наше уже обнаружено, к классу диверсантов мы сами себя причислили, проявив интерес к тротилу. То есть – ничего ещё более секретного о себе мы не сообщим.
– Всё равно через полтора часа, – настоял на своём я. – Нам нужно составить учебный план и приготовить пособия.
– Хорошо, – кивнул бухгалтер и ушёл. А мы поспешили переодеться в штатское, спрятать в будке всё лишнее и разложить на брезенте то, что может потребоваться. Мы с Олей, как уже "засветившиеся" приняли на себя заботы о преподавании, а Ефим с Мишей спрятались, чтобы присматривать за нами и поглядывать по сторонам – мало ли каких сюрпризов можно ожидать от незнакомцев!
– О! У вас даже радиостанция имеется! – увидев антенны на крыше автомобильной будки, произнёс один из пришедших строем партизан.
– Давайте сразу договоримся – вы не видели нас, а мы – вас, – поспешил я прервать разговоры не по делу. – Рассаживайтесь кружком, да и приступим помолясь.
– Разве вы не комсомолец? – продолжил расспросы другой. Конечно, я ничего не ответил, а принялся втолковывать этим немолодым мужчинам то, чему меня относительно недавно научили товарищи. Вот, вроде и нехитрое дело, а тонкостей в нём воз и маленькая тележка. Кроме того имеется достаточно много разного рода взрывателей, обращаться с которыми нужно осмысленно. Урок получился насыщенным. Через некоторое время меня сменила Оля, а я вдруг призадумался – эта группа, скорее всего, связана с местным подпольем. Или не подпольем, но людьми имеющими подходы к разным всяким железнодорожным службам. А значит, имеет смысл рассказать им об угольных минах. То есть о тех, что выглядят, как кусок угля и, попав в паровозную топку, взрываются.
Вот о них я и поведал, когда подруга выдохлась и уступила "кафедру" мне.
– Поскольку тротил горит, если не инициирован капсюлем детонатором, то мину следует им снабдить, – вовремя подсказала моя "ассистентка". – Потом завернуть в чёрную бумагу, чтобы, если осыплется или отколется верхний слой, не сразу бросилась в глаза начинка. Ну и форму изделию следует придать неправильную, отрезав уголки или переплавив.... Пришлось переходить к теме выплавки взрывчатки из боеприпасов. Словом, быстро отделаться от учеников не получилось. К тому же люди они оказались не молодые – называли нас сынком и дочкой.
Ушли в сумерках и обещали послезавтра к полудню принести взрывчатки и несколько взрывателей, не похожих на те, что мы смогли им показать. Нас это устраивало, потому что Лючикина всё равно нужно дожидаться здесь.
– А зачем вам такая капитальная землянка? – на прощание спросил всё тот же бухгалтер. – Не зимовать же вы здесь собрались!
– Капитальная, потому что должна выдержать три зимы, а что мы собрались делать – не скажем, потому что не положено, – отрезал я.
– Может быть, поделитесь сведениями о положении на фронтах? – продолжил расспросы этот неуёмный. – Вы ведь слушаете радио.
– Сведения неутешительные. Собственно, то, что сообщают немцы – правда. Соврут они только, если скажут, что взяли Москву.
– Драпает Красная Армия – вздохнул один из дедов.
Я смолчал.
Только ушли партизаны – появился Лючикин. Шесть дней где-то пропадал.
– Немцев кругом много, – доложил он, не мешкая. – На всех дорогах посты, по лесам и полям сплошное прочёсывание. Я только и делал, что убегал и прятался. А больше рассказать-то и нечего. К местам, где спрятаны мотоциклы и другая машина я даже и не пытался подойти.
– Откуда ты про них знаешь, – удивился Фимка. Вернее, все удивились – он просто быстрее спросил. – Мы ведь ни тебе, ни старшине, ни лейтенанту их не показывали.
– По следам нашёл, – как о чём-то очевидном ответил ефрейтор. Впрочем, в фашистской форме он называется гефрайтор – мы же изучаем военно-уставную часть немецкого, чтобы при случае скосить за своих. Налегаем, конечно, на произношение – оно, оказывается, очень неплохо у Михаила, который учил этот язык в школе. Ефим тоже – так что в нашей команде один я начинаю с азов.
На другой день мы внимательно слушали радиопередачу, в которой приятный женский голос называет цифры и, иногда, произносит непонятные фразы. Точно в ожидаемое время у микрофона оказалась другая дикторша, которая произнесла несколько предложений на неизвестном языке – это заняло около минуты, по истечении которой Лючикин подключил наш передатчик и сказал ровно четыре слова на том же самом языке.
– Что она тебе сказала? – первым спросил нетерпеливый Фимка.
– Передала приветы от папы и дедушки. Попросила найти новый аэродром и хорошенько его замаскировать. Всё.
– А что ответил ты?
– Здравствуй, мама. Конец связи.
– Он был в эфире всего четыре секунды, – пояснил я. – За такое время запеленговать нас просто невозможно.
– Твои родители, они кто по национальности? – полюбопытствовала Оля.
– Мама у меня добрая и заботливая, а папа – геолог.
– Информация о национальности – большой секрет, – вмешался я. – Лучше об этом не знать.
– Но ты-то знаешь! – с упрёком в голосе надавил на меня Миша.
– Это случайность, что я догадался. А вообще-то лучше бы и мне не знать.
– Не, это же жуть какая-то! – восторженно воскликнул Фимка. – Ведь мы все могли догадаться, что у Лючикина должны быть родственники, с которыми он разговаривает на незнакомом для нас языке.
– Не должно быть в отсталом языке слова "аэродром" – вдруг спохватилась Ольга. – Вернее, оно, конечно, есть, но заимствованное, то есть звучит так же, как на русском.
– Язык не отсталый, – вступился за родную речь Лючикин. – Он просто другой. В нем существуют понятия, о которых вы даже не слышали.
– Европеоид птица гордая, – поддержал я эвенка. – Не пнёшь – не полетит. А слово "аэродром" можно заменить, например, на "длинная поляна".
– Ты на "бремя белого человека" намекнул? – смущённо спросила Оля. – Извини меня, пожалуйста, Лючикин. Не подумав, ляпнула.
Забота о поисках аэродрома серьёзно нас обеспокоила. Внимательнейшим образом, рассмотрев карты, мы нашли несколько мест, кажущихся подходящими, да вот веры в изделия топографов не было – имели случай убедиться в том, что многое на них устарело. Опять же – забота о маскировке. В общем, с одной стороны сам аэродром нужен, но хлопотать о его обслуживании... у нас тогда на основную деятельность времени не останется. Хотя, маленький самолёт, несущий во тьме ночной одну-единственную бомбу во многие разы эффективней, чем мы со всеми своими фугасами – он не станет мелочиться с уничтожением вагонов, груженных камнями, а выберет непременно целый состав. И подкрадётся незаметно, и скорости уравнять сможет. Да хоть в тендер паровоза попадёт или в любой вагон на выбор. Хотя, лучше жахнуть по рельсам перед локомотивом, потому что последствия крупной железнодорожной катастрофы устранять приходится долго, а это важно для нарушения снабжения.
Наконец, родилась идея – трудоустроить давешних людей в чёрном, чтобы и полосу в порядке содержали, и о маскировке позаботились. Не дело им в их-то годы красться к железной дороге с фугасом наперевес – это и нам, молодым, даётся с трудом, а уж им.... Тем более что частенько приходится убегать.
Но, как убедить в необходимости подобного шага партизан?
– Никого ни в чём убеждать не нужно, – развеял наши сомнения Лючикин. – Я передам в центр, а оттуда прикажут. Только сначала нужно дождаться, когда эта дивизия отсюда уберётся – ну не могут немцы бесконечно держать её в тылу. А потом – подобрать подходящую площадку.
Этим же вечером Миша, Ефим и ефрейтор ушли в сторону железной дороги, чтобы выяснить, продолжают фашисты нас ловить, или уже перестали и уехали. А в полдень пришли несуны от подпольщиков без взрывчатки, но с творогом и сметаной.
– Тротил нам теперь самим нужен, – сообщил тот из них, что старше возрастом. – А вы питаться должны хорошо. Молодые потому что, растёте ещё. И вот вам яблоки – кушайте с аппетитом. Кстати, бают, ушёл фашист из лесов, потому что от его стараний никакого толка нет – пока они за вами гоняются, взрывы на дороге продолжаются в точности так, как и раньше.
Вот так-то. Ничего мы не добились, а только ребят напрасно отпустили в такую-то даль. Зато получили мешок яблок, по которым, оказывается, сильно изголодались. Ещё капусты, моркови и свёклы – дядьки даже редьки принесли и солёных огурчиков. Видать, мы им глянулись.
Потом достраивали землянку, хотя вероятность вернуться в неё теперь, после обнаружения этого места партизанами, стала совсем ничтожной. Но уже не так много оставалось до того, чтобы закончить. Наконец, дождались возвращения разведчиков.
Операцию по нашим поискам фашисты свернули, и теперь по полям и лесам больше рассыпным строем не ходят. Мотоциклы они отыскали, грузовик тоже, но не нашли захоронок, что мы оборудовали во вкопанных в землю ящиках. То есть инструменты и кое-какая приятная мелочёвка сохранились. Как и минно-подрывные принадлежности, которые мы рядом с собой не держали.
А вот с аэродромом вышло неожиданно – никто его не бомбил, и вообще следов присутствия кого бы то ни было, не обнаружил даже многоопытный Лючикин. По всему выходило, что до него просто не успели дойти цепи, прочёсывающие местность. Что же касается результатов работы авиаразведчика, то ведь кроме гипотезы, высказанной капитаном, ничто не указывало на факт обнаружения этой посадочной полосы.
Мы ещё припомнили, что дело было с утра при низком солнце и длинных тенях, а пучки травы способствуют созданию целой кучи полосок на изображении, видимом сверху. Получается, что нам просто повезло. Или дело в том, что немцы не аэродром выискивали, а просматривали местность с целью обнаружения людей в малопосещаемых местах? Не знаю, потому что не понимаю в таких делах, но автомобили или заметные группы людей в окрестностях аэродрома не появлялись.
После доклада по радио о том, что старая хорошо зарекомендовавшая себя взлётно-посадочная полоса противником не обнаружена, нас обязали встретить на ней транспортник буквально этой же ночью – мы снова внаглянку катили на грузовике через оккупированную территорию, потому что иначе не успевали. Прилетевший борт доставил две тройки в маскхалатах, которые сразу ушли, и ещё троих мужчин в немецкой форме рядового состава, сообщивших, что остаются с нами. Среди них был тот самый старшина, про которого мы прекрасно знаем, что он майор Кирмасов по имени Георгий. Он выкатил к самолётной двери замотанный в брезентовые чехлы длинномер и спросил:
– Это ты, Ференц , ружьё просил? Получи и распишись.
Мы аккуратно сняли посылку на землю и отвезли её в укрытое от взглядов сверху место. Самолёт улетел, доставив нам обидно мало тротила – опять полсотни килограммов привезли. Противотанковое ружьё, которым нас осчастливили, оказалось мне незнакомо – вот не такой у него приклад, как я видел в кино. Да и колёса от мотоцикла смотрятся лишними, и дульный тормоз какой-то незнакомый.
В общем, это совершенно не то, чего ждал. Но, если снять эту штуку с колёс и поставить на сошки, то получается похоже на ожидаемое.
– Так, товарищ старшина, – обратился я к майору по старой памяти. – Скажите, хоть, как оно называется?
– Обыкновенно называется – противотанковое ружьё образца одна тысяча девять тридцать девятого года. Мы его еле выклянчили. Если бы не внимание, которое ваша группа привлекла к себе на самом верху – ни за что не достали бы.
– А, может быть что-нибудь поновее...? – заканючил я.
– Берите, что дают. В действующей армии и этого пока нет – перестаньте капризничать. Вы же сознательный... пионер. Должны понимать.
Делать нечего – надо учить матчасть.
Глава 7. Импровизации
За день мы наготовили фугасов, я поковырялся с очередной идеей взрывателя, а вечером двинулись к железке – на этот раз отошли к западу километров на тридцать, рассчитывая, что здесь лес вокруг путей ещё не вырублен. Так вот – он оказался вырублен. Движение поездов шло интенсивное, а подложить мину до наступления темноты даже и думать нечего, потому что коротенькие составы из паровоза, толкающего впереди платформу с камнями и ещё одну платформу с пулемётчиками, защищёнными мешками с песком – так и снуют.
Вот один из таких паровозиков я из этого самого противотанкового ружья прямо в котёл и продырявил пять раз – вес магазин истратил. Проехав с километр, сцепка остановилась, а тут следом настоящий поезд нагоняет и надрывается гудками на всю округу. Остановился, конечно, задолго до столкновения, но котёл паровоза под мои выстрелы пришёлся тютелька в тютельку. В нём я тоже сделал пять дырочек. А потом мы драпали, потому что немцев повылазило из вагонов видимо-невидимо. Поначалу-то казалось, что удержим их огнём из пулемёта и точными винтовочными выстрелами, но – не судьба. Команду смываться подал Фимка, а выполнили её не только мы, но и взрослые дяденьки – полуторапудовое противотанковое ружьё, четыре семикилограммовых фугаса и десятикилограммовый эмгач, когда нужно сматываться – большая помеха.
– Ерунда получается, дяденьки военные, – жаловалась Ольга, посматривая на наших незваных помощников. – Нам дяденьки железнодорожники рассказали, что ни один машинист не займёт перегон, если не получит жезла. Ну, штучки такой, которую выдаёт дежурный по станции. И на каждый перегон между разъёздами этот жезл один-единственный. То есть их не один, потому что если поезда идут следом друг за другом, то в пункте отправления жезл выскакивает из ящичка после того, как другой жезл, полученный от предыдущего поезда, в такую же коробочку вставят. Такая вот автоматика придумана ещё с незапамятных времён, с той поры, как изобрели электричество.
А тут, выходит, что фашисты эти же самые правила нарушают. А ведь они такие все из себя правильные и аккуратные. Что это за беспорядки?
– Бардак, – кивнул старшина. – Везде, где вы появляетесь, наступает одно только полное безобразие. Вот вы, товарищи, сержанты, обращаетесь друг к другу не по званиям, не по официально присвоенным вам кличкам, а упоминаете подлинные имена.
